Едва троица пассажиров скрылась за дверью, четвёртый пришёл в себя.

— Командир, я тоже на месте. Вот тебе бонус, — он протянул бомбиле купюру, — и можешь ехать.

Поднявшись на тринадцатый этаж, Павел прошёл налево до конца и дважды кратко, интеллигентненько так, нажал кнопку звонка. Послышались шаги, дверь распахнулась.

— Павел? Добрый вечер, — ровным учительским тоном поздоровалась женщина. — А где Вениамин?

— Он это... задерживается... наверное, к Гале отправился, — после сегодняшнего эксцесса Павел не ожидал от неё спокойствия и растерялся. — Добрый... вечер, Изабелла Марковна. Вы позволите... войти?

— Войди, сделай милость... — она посторонилась. — С чем пожаловал? Тебя можно поздравить с лёгким паром? А почему ты трезвый?

Венино предупреждение о неразглашении сыграло роль: Пашка сжал волю в кулак и подносил к губам стакан, едва пригубливая, имея в виду сегодня же расставить все точки над «Ё» в смысле Астролябии. Сыграть перед друзьями вусмерть пьяного было легко: ещё учась в театральном, он и не такое изображал.

— Да мы и не пили почти. У ребят дела наклёвывались, так что ограничились пивом, — покривил он душой.

— А девушки?

— Да будет вам, Изабелла Марковна! Правда, что ли, верите, будто бани без проституток не бывает?

— Ну, извини, извини. Я ведь женщина, всяким слухам верю... Если бы не учила вас, оболтусов, астрономии, поверила б, что Земля плоская, — развела она руками. — Так что тебя привело ко мне в столь поздний час?

— Уж и поздний... Половина десятого всего, — пробормотал Павел, судорожно соображая, как себя вести. Венина тётушка была спокойна, как удав, будто не она днём сверкала голой жопой перед бывшим учеником. Ни один из заготовленных сценариев не годился в этой ситуации, и он решил, что честность — лучшая политика.

— Я хотел извиниться за сегодняшнюю безобразную выходку...

— То есть?

— Ну... помните, вы были... э-э-э... несколько возбуждены... не владели собой? А когда нагнулись за трус... за очками, я чуть не изнасиловал вас...

— Чаю хочешь, Паша? — перебила учительница невозмутимым тоном, глядя, впрочем, куда-то в сторону.

— Если угостите, с удовольствием!

— За чаем и поговорим. Проходи, садись. Можешь не разуваться.

Хозяйка устроила натуральную чайную церемонию: делала всё с преувеличенной тщательностью, будто важнейшее дело в жизни. Она ни разу не повернула головы в сторону сидящего за столом Павла и не произнесла ни слова. Домашний костюм из тонкой, отливающей шёлковым блеском ткани — лёгкая блузка и просторные штаны — подчёркивал достоинства фигуры при движениях. Лёгкий наклон, и блузка натягивается под весом грудей, а штаны облегают попу так, что становится ясно — под ними больше ничего нет. «Естественно, — подумал Пашка, украдкой поправляя вставший член, — зачем обременять себя лишним бельём, если никого не ждёшь. Но... я-то уже здесь! И если я ей сегодня не вдую, то буду последним лохом!»

— Широков, — обратилась по фамилии учительница, садясь напротив, — ты руки мыть собираешься?

— Зачем, Изабелла Марковна? Я прямо из бани, — чтобы не светить стояком, попытался отмазаться Пашка, — чист, как младенец.

— Выгоню из класса! Ну-ка, марш!

Пашка пошёл к мойке неестественной походкой, стараясь не поворачиваться к хозяйке фасадом. Но шила в мешке не утаишь! Особенно на обратном пути, как ни прикрывайся руками.

— Это что, на меня? — хмыкнула она. Сарказм не замаскировал живого интереса. — Ну давай, пришёл извиняться, так извиняйся.

В парадигме избранной политики Пашка начал:

— На вас, Изабелла Марковна. И давно! С первого вашего урока. Извините, ради бога, но...

— Что — но? Договаривай. А я по ходу решу, принять извинения или нет, — она посмотрела в глаза. — От твоей искренности зависит.

И Павел выложил всё. Как она ему понравилась, как после безуспешной борьбы со стояком в дни, когда в расписании стояла астрономия, стал надевать тугие плавки, тесные джинсы и вместо привычной короткой куртки — пиджак.

— Действительно... — кивнула учительница, — ты всегда отвечал у доски, застёгнутый на все пуговицы. — И добавила с усмешкой: — Сегодня на тебе пиджака нет. Как изворачиваться будешь?

— А можно, я не буду изворачиваться? — шагнул в бездну Павел.

Блестящие серые глаза напротив отразили, кроме присущей вековой печали, смятение и — одновременно — облегчение. Бездна, похоже, была готова к гостеприимству.

— Можно, Паша...

Басни — не пища для соловья, вспомнил гость, пересел и, секунду помедлив, приобнял Изабеллу Марковну за талию. Она не отстранилась, хотя по напрягшемуся телу прошла крупная дрожь. Наглея, Пашка проехался рукой вверх, до массивного мяча груди. Учительница вздохнула с каким-то истеричным всхлипом. В Пашкину ладонь упёрся вмиг затвердевший столбик соска. Он погладил его, потом прихватил пальцами и стал покручивать туда-сюда.

— Нет, нет, оставь!.. Как хорошо... Что ты творишь?.. Ещё, пожалуйста... Не останавливайся... Ой, мама!.. Я больше не могу!..

Женская рука скользнула вниз. Скосив глаза, Павел видел, как кисть ёрзает вверх-вниз под переливающейся тонкой тканью штанов. Повеяло женским возбуждением. Развивая успех, гость коснулся губами приоткрытых мягких губ... и ощутил ответный поцелуй. Эрекция стала нестерпимой, член буквально рвал шорты. Астролябию вдруг встряхнуло, у неё вырвался негромкий протяжный стон. Она обмякла, и если бы не мужская рука на талии (в смысле, на сиське), упала бы лицом в чашку.

— Широков, ты что творишь? С ума сошёл?! Отпусти меня немедленно! — прошипела Изабелла Марковна и осмысленно посмотрела на Павла.

До неё дошёл смысл происходящего: она выдернула из штанов руку и густо покраснела. Павел поймал её запястье, поднес, преодолевая сопротивление, к губам и поцеловал мокрые скользкие пальцы, а потом облизал — медленно, один за другим, пристально глядя в глаза.

— Ты чокнутый, Широков? Я ведь не была в душе...

«Опаньки! Астролябия оговорилась по Фрейду! — подумал Пашка. — Вперёд, гусары, шашки наголо!»

— Чудесно! — прошептал он, касаясь губами уха, отчего женщину пробила дрожь. — Вы невозможно вкусная! И пахнете... как днём... собой...

С ушка поцелуи перешли на шею, и — ниже, ниже, в ложбинку между упругими грудями. Изабелла Марковна опять полезла в штаны. Послышались стоны. Осторожно, вкрадчиво Павел забрался под резинку пояса, потолкался с женскими пальцами и «отжал» изрядный участок сочно хлюпающей... киски? Пожалуй, что нет, не киски, а самой настоящей, мокрой пизды! Нырнул в скользкое ущелье, потом поднялся выше, туда, где сходятся лепестки губ, коснулся горячего и твердого... бугорка? Ага, щас! Бугра! С фалангу пальца, не меньше!

Тональность стонов изменилась на целую октаву. Они стали ниже. И громче. Изабелла Марковна подалась вверх тазом, стараясь посильней прижиматься клитором к пальцам. И с готовностью приподняла над стулом зад, когда Павел взялся снимать с неё штаны.

— Сядьте на стол... — прохрипел он.

Встав на колени, развёл в стороны круглые женские коленки и с удовольствием обозрел вожделенное естество. Прикоснулся губами к нежной коже на бедре, двинулся, покрывая внутреннюю сторону поцелуями, от колена туда, где раскрылись половинки сочной женской ватрушки с торчащим налитым клитором.

Пашка нагнетал обстановку, нарочито медленно приближаясь к цели. И цель сама приблизилась: подалась навстречу губам. Сама! Язык оказался в сочной глубине.

— Боже мой!.. — женские руки с силой вдавили Пашкину голову в хлюпающую промежность.

Клитор словно вибрировал под языком, а владелица с каждым прикосновением возносилась всё выше, туда, где и находится нирвана. Нирвана оказалась совсем близко: Изабелла Марковна кончила, содрогаясь так, что стол заходил ходуном. Не успев толком отойти от оргазма, она захотела ещё. Павел еле-еле успел хватануть воздуха, потому что через секунду был впечатан физиономией в мокрое, горячее и скользкое.

Изабелла Марковна кончала бы и кончала, но партнёр сдулся: язык и губы перестали слушаться!

Учительнице по-прежнему хотелось. Её пальцы заняли место онемевшего языка

Павел потянул молнию, чтобы извлечь свой стоящий колом «ultima ratio». Решительное движение бёдрами, и член без препон въехал в до упора в предусмотренное природой место.

Поймав удивлённый взгляд, Пашка ухмыльнулся и начал обратное движение. Ан не тут-то было! Сомкнувшиеся за спиной ноги предотвратили преждевременное поползновение. Изабелле Марковне хотелось полнее насладиться ощущением толстого и теплого члена в себе.

Когда позволено было двигаться, эффект превзошёл все ожидания! Медленные фрикции продолжались всего несколько секунд, по инициативе Астролябии превратившись в отчаянные толчки, рывки и удары. Все кончилось сумасшедшим обоюдным оргазмом и струями спермы, залившими не только глубины сокращающегося влагалища, но и окрестности: взлохмаченные кудряшки, обширную попу, живот... Со стола закапало...

Не прошло и пары минут, как послышалась мольба:

— Паша, мальчик мой... я ещё хочу!

Изабелла Марковна нашарила не успевший сдуться член, и, стиснув скользкий ствол, решительно направила в себя. Павел задрал её блузку и впился в твердый горячий сосок губами. Развратно-поступательные движения повернули процесс вспять: эрекция подскочила до максимума. На радостях Пашка увеличил размах. И тут стол, не выдержав интенсивности надругательств, затрещал. Во избежание катастрофы парочка срочно эвакуировалась и заняла позицию: спинка стула — хозяйка — гость. Он слегка надавил на спину, чтобы женская попа задралась повыше. Изабелла Марковна опёрлась о спинку стула и прогнулась в пояснице. Член, чиркнув головкой между половинками скользкой от любовного коктейля попы, нырнул в горячие глубины на всю длину. Учительница чуть-чуть постояла, плотно прижавшись задом к Павлу, чтобы он всей поверхностью органа ощутил её богатый внутренний мир, и стала размашисто насаживаться на него. Амплитуда и мощь рывков вынудили Пашку покрепче ухватиться за выскальзывающую из рук задницу, чтобы ненароком не улететь прочь от очередного могучего толчка!

«Ах! Ахх! А-а-а! О-о-о-о!!!» — женское тело забилось в конвульсиях, от сладострастного крика закачалась низко висящая люстра. А Пашка, извергаясь в пульсирующую глубину, подумал, что после этих сказочных оргазмов Астролябия никуда от него не денется.

Действительность оказалась куда менее радужной.

Возвратясь из душа, Изабелла Марковна отвергла новые притязания бывшего ученика.

— Приведи себя в порядок, Широков. И сядем, наконец, пить чай...

За чаем Павел услышал, что Изабелле Марковне их спонтанный секс понравился, но это ничего не значит.

— Ты, Широков, воспользовался моей сегодняшней слабостью... Даже не так... Это я, увидев вечером на пороге, использовала тебя для разрядки. Спасибо за доставленное удовольствие. На этом всё. Пей чай...

— Хочу спросить, — тусклым голосом начал Павел, — почему вы не замужем? Такая эффектная женщина...

— А это, Паша, тебя совершенно не касается!

Послышался звук открываемого замка, перешёптывание в прихожей, и в кухню вошёл Вениамин — под ручку с фигуристой блондинкой.

— О... Пашка... привет... Тёть Бела, знакомься, это моя Варя!..