Впервые Кати́ ко мне в дом привёл её отец. Точнее не привёл, а затолкал пинками. Почти буквально. Я наблюдал за этой сценой из окна своего кабинета на втором этаже. Подъехала бричка, из которой вышел уже знакомый мне Пётр Иванович. Он обежал вокруг и подал руку дочери, приглашая её выйти. Однако, молодая особа не торопилась этого делать, видимо, включив «задний ход» в самый последний момент.

Ещё с минуту отец в чём-то бурно убеждал непокорное дитя, размахивая руками, периодически указывая пальцем куда-то в сторону церкви и притопывая ногами для пущей убедительности. В конце концов, девушка покинула бричку и даже сделала несколько шагов в сторону моего парадного крыльца. Потом несколько раз останавливалась, как бы надеясь вернуться в бричку, но всякий раз указующий перст отца упирался ей в спину и направлял на путь истинный – то есть ко мне на приём.

Как только они вошли в парадную дверь, я тотчас покинул кабинет и стал спускаться по лестнице, чтобы лично приветствовать посетителей. Кати́ была одета в длинное пышное платье нежно-голубого цвета, отделанное кружевами. Казалось, она пришла на приём не к доктору, а, как минимум, к иностранному послу.

На улице моросил мелкий дождь, и было свежо, поэтому на плечах у неё была меховая накидка с капюшоном, скрывавшая всё это время лицо. Лишь светло-русые волнистые локоны загадочно выглядывали из-под неё.

А когда Кати́ лёгким движением руки скинула с себя головной убор, мною овладело недоумение: я никак не мог понять, зачем Пётр Иванович привёл ко мне на приём свою младшую дочь. Он что, путает собственных дочерей?! Остолбенев, я замер на середине лестнице, оторопело глазея то на девушку, то на её отца...

— Здравствуйте, доктор! – бодро поздоровался мужчина, – Знакомьтесь, это наша Кати́! Она у нас красавица, не правда ли?

— Добрый день! – попытался я вести себя естественно, всё ещё не понимая, что к чему.

— Поздоровайся!.. – настойчиво прошипел он дочери, ухватив её за рукав.

— Здравствуй, Катюша! Прекрасно выглядишь в этом платье! – начал я наше общение с комплимента.

В ответ на это она коротко, украдкой взглянула на меня своими ярко-голубыми и снова уставилась в пол. Затем, наконец, выдернула из руки отца кончик рукава своего платья и тоже поздоровалась:

— Здрасьте... – голос её был негромким, но всё равно звонким, как колокольчик.

В следующую минуту оба посетителя передали в руки моего дворецкого Георгия верхнюю одежду, и мы втроём прошли в просторную горницу на первом этаже, где вчера и беседовали с Петром Ивановичем.

Мой мозг в это время судорожно перебирал варианты, сопоставлял факты и выдвигал гипотезы. Отец девушки был сейчас очевидно трезв и нормально соображал, так что перепутать дочь он никак не мог. Значит, дело было в чём-то другом, но в чём?!.

Мысль о розыгрыше я тоже сразу отбросил, поскольку шутить такими вещами, как жизнь и здоровье детей, у нас в народе непринято. Снова представил перед глазами потрёпанные бумажки с метриками, которые держал вчера в руках, произвёл в уме расчёты с датами и запутался окончательно – эта девушка едва ли соответствовала по возрасту даже Эле́н – младшей дочери Петра Ивановича... Но кто же она тогда, чёрт возьми, такая? И почему согласилась, когда он представил её, как свою Кати́?..

«Господа присяжные заседатели!..» – словно молния пронеслась у меня в голове реплика главного героя одного скандально известного романа русского классика, когда до меня вдруг дошло, в чём тут, скорее всего, дело.

В тот же миг я понял, почему вчера в конце разговора отец так задумчиво и неуверенно произнёс это слово – «Совершеннолетняя» – относительно своей дочери.

Я на чём свет стоит мысленно костерил себя за то, что вообще поддался соблазну согласиться работать с этим странным случаем. На мгновение даже стал продумывать план отступления, пытаясь на ходу изобрести пару веских причин, почему я не стану помогать Кати́.

Но то, с какой надеждой и благодарностью в голосе Пётр Иванович заканчивал вчера разговор со мной, тут же включило муки совести. Вспомнил я и про клятву, о которой сам же ему и рассказал.

Кроме того, заглянув в бирюзовую голубизну этих бездонных юных глаз, украдкой рассматривающих меня сейчас исподлобья сквозь волнистые локоны, я окончательно понял, что не прощу себе, если на моём месте окажется какой-нибудь шарлатан, который либо навредит этой девочке, либо попросту грязно воспользуется её беззащитностью, опять же, причинив в итоге страдания. Как бы то ни было, отступать было слишком поздно, да и не в моих это правилах – отступать перед трудностями!

В этих размышлениях я завис в молчании слишком надолго, чем немало смутил своих гостей, поскольку до сих пор даже не предложил им присесть.

— Чаю желаете? – нарушил тишину мой громогласный Георгий.

— Ах, да... было бы замечательно!.. с лимоном, если можно! – тут же отозвался Пётр Иванович.

— И Вам, барышня?.. – осведомился пожилой дворецкий.

— И мне. Но без лимона. И с сахаром, будьте добры! – попросила Кати́.

— А Вам как обычно... – утвердительно вопросил Георгий, кивнув в мою сторону.

— Да-да... Присаживайтесь, прошу вас, что же это я... – подал я, наконец, голос.

Дворецкий учтиво придвинул стул Петру Ивановичу, приглашая присесть. Я же поспешил сделать то же самое для дамы. Кати́, придерживая рукой пышный подол своего шикарного платья, невесомо плюхнулась на сиденье. Мне даже показалось, что она немного спружинила на всех этих кружевах и кринолине, настолько воздушным было это создание.

Рассадив гостей по одну сторону овального стола, Георгий направился готовить чай. Я же занял место напротив гостей.

— А отчего же только лимон и сахар?.. Кати́, скажи, ты ведь любишь варенье? – возвращал я контроль над ситуацией.

— Да, но предпочитаю вишнёвый конфитюр! – кокетливо уточнила гостья.

— А... Э... Георгий! Варенье тоже принеси! Вон то, вишнёвое, что без косточек! – прокричал я вслед удалившемуся дворецкому.

— Разумеется! – донеслось громким эхом откуда-то уже почти из самой кухни.

— А ты знаешь, что по-французски «confiture» – это и есть варенье? – сумничал было я.

— Bien sure, monsieur! (Конечно, сударь!, фр.) Я ведь изучаю французский!.. – парировала она.

— Да-да!.. Кати́ у нас большая умница! Языки эти, математики там всякие – всё на «раз-два»!..

— Вот как? Замечательно! Значит, мы с тобой быстро найдём общий язык. А какие книги ты любишь?

— Приключения люблю. Но в последнее время всё больше на любовные романы тянет, – непосредственно призналась девушка.

Пётр Иванович в этот момент почему-то нервно закашлялся.

— В самом деле? Я тоже очень люблю приключения! Например, я обожаю все книги Жюля Верна! Ты читала что-нибудь из его творчества?

В ответ Кати́ лишь нахмурила брови и покачала головой.

— А кто это? – удивилась она.

Только тут до меня дошло, что этому непревзойдённому мастеру слова предстоит родиться лишь через одиннадцать лет!

— А... это такой французский писатель... я его в оригинале в своё время почитывал... должно быть, его... так и не перевели на русский язык... – неуклюже выкручивался я.

Через пару секунд раздались мягкие, но увесистые шаги дворецкого, входящего в комнату.

— А вот и чай!.. – довольно констатировал Пётр Иванович.

— Ммм... с чабрецом! – зажмурилась от приятного запаха девчонка, смешно сморщив свой маленький носик.

Георгий нарочито галантно и с достоинством, как умел только он, выставлял на стол с большого подноса чашки с уже налитым чаем, сахарницу с кусками белого сахара и специальными щипцами. А также пиалы с вареньем и хрустальные розетки, куда это варенье полагалось раскладывать.

Девушка, умело воспользовавшись щипцами, отколола от большого куска маленький кусочек, поместила его в чайную ложку и чуть смочила чаем из своей чашки. Сахар тут же стал вбирать в себя тёмно-коричневый ароматный напиток, меняя свой цвет и становясь рыхлым.

Она с любопытством наблюдала за этим процессом. Когда весь кусочек равномерно пропитался чаем, она поднесла его на ложечке к своему рту и зачем-то понюхала. Затем, высунув розовый кончик языка, стала водить им по увлажнённому чаем кусочку сахара вверх-вниз, взад-вперёд и влево-вправо, пока тот окончательно не растаял.

А вот за этим процессом с любопытством наблюдал уже я. Боковым зрением, конечно же, продолжая вести разговоры на отвлечённые темы с её отцом. Когда её маленький язычок вылизал остатки сахара из чайной ложки, позабыв о манерах и осанке и сгорбившись над чашкой, она стала черпать понемногу остывающий чай и шумно схлёбывать его. Заедая чай вишнёвым вареньем и частенько косясь то в мою сторону, то на отца, Кати́ явно выжидала, кто же из нас первым сделает ей замечание.

Она так увлеклась, что непроизвольно стала болтать под столом обеими ногами и шумно чиркать туфелькой по полу, раскачиваясь на высоком стуле всем своим существом. А когда и на это не последовало замечаний, проказница скинула туфельку и вытянула вперёд правую ногу.

Сначала просто дотянулась ею до моего колена, а в следующую секунду под покровом длинной скатерти и вовсе положила кончик босой ножки на него сверху. Чтобы удержать стопу в таком положении, ей пришлось напрячь изо всех сил свои пальчики. Бровки на её лице от этого сложились крышечкой, а губы забавно сжались. Зато в глазах читалась довольная ухмылка от того, что задуманная шалость, всё же, удалась.

Зная, что она на меня сейчас смотрит, незаметно для Петра Ивановича, я чуть улыбнулся ей в ответ, но тут же вернул себе серьёзное выражение лица. Памятуя о вчерашних рассказах её папеньки, не нужно быть Нострадамусом, чтобы предположить, что следующая её шалость может оказаться куда более эпатажной, от которой покраснеет даже видавший виды советский огнетушитель!..

— Что ж, Кати́, полагаю, нам с тобой пора немного поговорить, так сказать, tête-à-tête (с глазу на глаз, фр.), чтобы поставить правильный диагноз и определить верное направление в лечении.

— Да-да, доченька... ступай же с доктором! И помни, что ты мне обещала! Ты же знаешь, как это важно! Иначе, сама понимаешь, неприятностей нам всем не избежать...

— Вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Всё будет хорошо. Обещаю, сегодня мы лишь побеседуем, максимум – проведём первичный осмотр. И обещаю Вам, никакой ртути или болезненных процедур!

Пётр Иванович кивнул в ответ и спешно встал из-за стола. Возникший из ниоткуда Георгий галантно подал ему плащ и потёртый картуз. Затем открыл парадную дверь и проводил до крыльца.

— Сейчас домой. А после вернись и жди сколько потребуется. – донеслось с улицы распоряжение извозчику.

Бричка со скрипом тронулась, а мы с Кати́ поднялись в мой кабинет. Я пропустил её вперёд, вошёл сам и тихонько прикрыл за собой дверь. Девушка тем временем уверенно проследовала прямо к моему письменному столу, что стоял у окна.