Глава 6

По дороге в тюрьму у меня было достаточно времени подумать. Я сидел на скамейке в древнем тюремном автобусе, изнывая от летней жары и стараясь не задеть массивного заключенного Сан-Реландана рядом со мной, когда мы подпрыгивали на ухабах.

Меня подставили. Кайл — и, предположительно, Расс — руководили очень прибыльной операцией по отмыванию денег. Он купил себе прокурора из отдела по борьбе с организованной преступностью — Маркорло — и судью — Салдини. Он был неприкасаемым. Компания, вероятно, процветала бы вполне счастливо в течение многих лет или десятилетий, находясь под защитой его друзей в Сан-Реландо и вне пристального внимания США. Черт возьми, мы с Шерри могли бы продолжать работать там и богатеть годами, и никто из нас ни о чем не догадался бы.

За исключением того, что мне пришлось копать глубже. А потом, когда я что-то нашел, мне пришлось бежать к властям, как чертову стукачу. Если бы я просто пошел к Кайлу, он, вероятно, вмешался бы в мои дела или просто сказал бы мне молчать и заверил меня, что судебное преследование невозможно. Обратившись к властям, я вынудил провести расследование, и его друзья из Сан-Реланда начали действовать, чтобы защитить его. Я уже мог представить, как это будет выглядеть в прессе: оператор-мошенник, работающий в одиночку, действующий без ведома своей компании. Теперь, когда меня не стало и расследование закрыто, Кайл и Расс могли сразу вернуться к работе.

Было одно крошечное утешение: по крайней мере, теперь я знал, что происходит. Впервые с тех пор, как я встретила Кайла, и все осознал и понял, насколько он был злым.

Мой желудок скрутило, когда я подумал о том, что мне придется гнить в тюрьме двадцать лет. Я слышал несколько историй о тюремной системе Сан-Реландана. Большинство из них касались женщин-заключенных и того, как с ними обращались охранники-мужчины. Но вся система была пропитана коррупцией, и, как иностранец, я не собирался быть на правильной стороне этого.

И так оно и оказалось. Мы выехали в пустыню — Сан-Реландо держал свои тюрьмы подальше от посторонних глаз. Сама тюрьма представляла собой массивный, раскинувшийся комплекс из ослепительно белых каменных блоков. Когда нас выгнали из автобуса и я стоял там под палящим солнцем, мне почти показалось, что было бы облегчением попасть внутрь и укрыться от жары. И тут меня осенило, что, по всей вероятности, это будет последний раз, когда я увижу солнце за последние десятилетия. В поле зрения не было площадки для упражнений, и я слышал, что тюрьма простиралась далеко под землей. Я начал паниковать, когда меня подтолкнули к темному входу, солнце на моем лице внезапно показалось мне самой драгоценной вещью в мире.

Внутри мне приказали раздеться. Не в отдельной палате, а прямо там, в главном приемном коридоре, рядом с двадцатью другими заключенными. И охранники, и заключенные находили вид моего тощего, бледного тела очень забавным, особенно когда я снял шорты, чтобы показать свой член. Все мужчины Сан-Реландана были сложены как футболисты, с членами, как у лошади.

“Не волнуйся”, - сказал мне один из них на ломаном английском. “Ты будешь хорошей женой для кого-то”.

Я почувствовал, как страх пронзил меня насквозь. Боже, они были серьезны? Во мне не было ни капли гомосексуализма! Я слышал, что происходит в тюрьмах, особенно коррумпированных, но...

У меня не было времени больше думать об этом, потому что охранники надели латексные перчатки и обыскали наши рты... а затем, когда мы согнулись и схватились за лодыжки, наши задницы.

Мне дали оранжевый комбинезон, который был слишком велик, и пару ботинок, которые были слишком малы. А затем меня провели в огромное, гулкое пространство моего дома на следующие двадцать лет. "Лучшие годы моей жизни", - тупо подумал я. Мне было тридцать три. К тому времени, как я вышел, мне было бы пятьдесят три. Слишком стар, чтобы заводить семью. Слишком стар, чтобы найти работу. А как насчет Шерри? Будет ли она ждать меня? В течение двадцати лет?

Мне показали мою камеру, голую бетонную коробку без окон, койки на четверых мужчин... и больше ничего. По крайней мере, они поместили меня с другими преступниками - белыми воротничками, а не с кучкой тяжеловесов. Они смотрели на меня со смесью подозрения и отвращения, но, похоже, не собирались меня зарезать.

Тюремная жизнь, как я обнаружил, была довольно простой. Было несколько часов свободного времени, которые без двора для упражнений, по сути, сводились к тому, что я бродил по бесконечным коридорам, опустив голову и ни на кого не глядя. Блюда представляли собой коричневую кашу без запаха и вкуса с рисом или серую кашу без запаха и вкуса с рисом. Не было никаких признаков чего-либо, напоминающего овощ. Мы сидели за длинными столами под присмотром охранников и ели почти в тишине. Единственная разница между местными жителями и мной заключалась в том, что они разговаривали вполголоса, чтобы занять себя. Я сидел там, кипя от злости, думая о Кайле и о том, каким глупцом я был.

Это все, что я понял после первых нескольких часов. Это все, что будет на протяжении двадцати лет.

На второй день я встретил еще одного американца. Я не спрашивал, за что его посадили — я усвоил, что первое правило - не спрашивать. Он подтвердил многие истории, которые я слышал о женщинах в тюрьмах. Невероятно, но женщин содержали в одной и той же тюрьме, просто на другом этаже.

“У нас все не так уж плохо”, - сказал парень. “Женщины? Все охранники-мужчины. Обыскивают с раздеванием в любое время, когда им заблагорассудится, и полость рта тоже, так что, если ваша жена избита, какой—нибудь парень дважды в день засовывает пальцы в ее святая святых. Они наблюдают за ними все время — как они переодеваются, принимают душ...черт возьми, они даже берут плату с туристических групп за посещение женского этажа!”

Я в смятении покачал головой. Я был рад, что в тюрьме оказался я, а не Шерри.

“Тоже ходят слухи”, - сказал он мне, понизив голос. “Например, если охранникам понравится женщина? Ну, может быть, они наносят ей визит после отбоя. И они говорят, что некоторых из них — самых симпатичных — включили в ‘трудовую программу’. Торгуют ими как проститутками. А если какая-то женщина находится в системе и зарабатывает деньги тюремному надзирателю? Что ж, не думай, что она когда-нибудь выберется отсюда. Они выдвинут фальшивые обвинения или найдут наркотики в ее камере — черт возьми, они могут просто потерять ее в системе, и она исчезнет!”

Я уставился на него, разинув рот. Я не мог поверить, что такое возможно.

“Впрочем, это еще не самое худшее. Иногда богатые парни соглашаются реабилитировать заключенного в обществе — например, предоставить ему комнату и питание в обмен на выполнение работы по дому”.

Я кивнул. Это звучало не так уж плохо.

“Но что это такое на самом деле, так это рабство. Видите ли, какой-то богатый парень совершает экскурсию по тюрьме и видит какую-то женщину, которая ему нравится, и он в значительной степени покупает ее у государства. О, они обставляют это так, как будто он делает обществу одолжение, принимая ее. Но в своем особняке он наряжает ее так, как хочет, и заставляет ее мыть полы на коленях или сосать его член. И он решает, когда она будет реабилитирована, так что, если он захочет, он может держаться за нее вечно”.

Меня затошнило. Внезапно глянцевая кожура Сан-Реландо была снята для меня, и темная маслянистая коррозия внутри была отчетливо видна. Я был очень, очень рад, что они не бросили Шерри в тюрьму вместе со мной. Тюрьма была достаточно плоха, но идея быть проданным, по сути, превращенным в раба....

На третий день мне сказали, что у меня посетитель. Мое сердце воспарило. Когда я спешил по коридору в комнату для посетителей, мой разум был полон мечтаний о приходе Шерри, надушенной и красивой, с президентским помилованием, ради которого она трудилась день и ночь. Она бы обратилась в посольство США, связалась с CNN по поводу судебной ошибки, и Кайл и его сообщники были бы на пути в тюрьму! Они прибывали, рыдающие и сломленные, как раз в тот момент, когда меня выпускали на солнечный свет. Правительство Сан-Реландии, вероятно, даже компенсировало бы мне весь этот бардак—

Я, спотыкаясь, остановился, когда увидел, кто меня ждал. Это была не Шерри, это был Кайл.

Очень медленно я подошел и сел. Все посещения проводились в комнате для посетителей, за которой тщательно следили, чтобы заключенным не подсыпали наркотики. Каждый заключенный сидел в кабинке, отделенной от посетителя толстым листом закаленного стекла, который блокировал большую часть звуков. Разговор велся через старомодные телефонные трубки. Мы с Кайлом уставились друг на друга, когда поднимали их.

“Привет, Том”, - сказал он.

Я с отвращением почувствовал, что слезы покалывают мои глаза. “Ты сукин сын”, - прошипел я. “Я собираюсь убить тебя”.

Кайл поднял бровь и постучал по стеклу толщиной в дюйм. “Как?” - мягко спросил он.

“Я найму адвоката”, - сказал я ему. “Я добьюсь повторного открытия дела. Я прикажу расследовать дела Маркарло и Салдини.”

“На что ты будешь тратить деньги?” - спросил Кайл. “Государство конфисковало все ваши активы”.

Я замолчал.

Кайл наклонился вперед, просто для пущего эффекта. “Ты хочешь знать действительно забавную часть?” он спросил. “Как жертва преступления, моя компания фактически получила компенсацию за преступление от государства. Ты запятнал наше доброе имя...так что они действительно отдали мне твои наличные!” Он усмехнулся, в то время как горячий, бесполезный гнев закипал внутри меня.

“Ты не будешь...“ — начал я.

“”Мне это не сойдет с рук?" - сказал Кайл. “Это то, что ты собирался сказать? Мне это уже сошло с рук, придурок. Такие люди, как я, не попадают в тюрьму!”

Я уставился на него, гнев заполнял каждый последний кубический дюйм меня. Я дрожал и потел, моя рука сжимала телефонную трубку так сильно, что было больно. Но я ничего не мог поделать. Если бы я разозлился и разбил телефонную трубку о стекло, я знал, что она не разобьется — она была рассчитана на гораздо худшее. Все, что я получил бы, - это поездка в одиночную камеру. У него была вся власть, а у меня ее не было.

“Зачем ты пришел сюда?” - слабо спросил я. “Ты получил то, что хотел. Я заперт.”

Кайл нахмурился на меня. “Ты все испортил. Неплохо — мы уже снова на ногах, и в каком-то смысле теперь стало легче, потому что стукача закрыли - люди думают, что мы навели порядок в своем доме. Но ты был моим подчиненным. И это означает, что ты должен быть наказан”.

Теперь я нахмурился. Я оглядел голые тюремные стены.

Кайл уставился на меня. “О, Том. Ты же не думал, что это будет твоим наказанием, не так ли? Это то, что правительство делает с людьми. Я намного, намного хуже правительства”.

Я уставился на него. “Ты уже отнял у меня работу, мои деньги, мою жизнь...У меня ничего не осталось”.

“Ну, это просто показывает, как мало ты ценишь то, что должно быть самой ценной вещью в твоей жизни”.

Потребовалось несколько секунд, чтобы пенни упал. Затем я резко выпрямился на своем стуле. "нет!”

Он ухмыльнулся. “Это верно, Том. Я собираюсь взять Шерри.”

“Она пойдет в полицию! Она прикажет тебя арестовать!”

Он покачал головой. “О, Том. За кого ты меня принимаешь? Я не собираюсь втискиваться между этими сладкими бедрами. Все, что она делает, будет происходить по ее собственной воле”. Он говорил медленно и обдуманно в телефонную трубку. “Она собирается прыгнуть — прыгнуть — в мои объятия, Том. И она будет стонать, снова и снова, пока я буду трахать ее снова и снова”.

Я не дышал. Я клялся, что мое сердце перестало биться. “Она... Она не будет...“

“Она так и сделает, Том. У нее есть потребности. Вещи, которые, бьюсь об заклад, ты не мог ей дать, даже когда был там с ней. Но теперь ты здесь, а она в моем доме.”

Я чувствовал, как моя кровь замедляется и превращается в ледяную слякоть в моих венах. Она уже спала под его крышей. И я снова поместил ее туда! Я на самом деле умолял Кайла взять ее к себе!

Я решительно покачал головой. “Я скажу ей. Я скажу ей, что ты делаешь. Я скажу ей, что я знаю”.

Кайл бесстрастно уставился на меня. “Как? Я никогда не давал тебе номер своего дома. И знаешь, что я сделал сегодня утром? Я подарил Шерри совершенно новый мобильный телефон от имени компании с новым номером. Казалось, это самое меньшее, что я мог сделать в данных обстоятельствах. Я сказал, что передам тебе ее номер, но знаешь что? Я думаю, что могу просто забыть.” Он ухмыльнулся. “К тому времени, как ты поговоришь с ней, Том, будет слишком поздно”.

“Она все еще любит меня!” - сказал я в отчаянии. “Она не будет изменять мне!”

Кайл фыркнул от смеха. “Том, она думает, что ты виновен”.

Это откровение ударило меня, как пощечина, заставив замереть. Кайл снова рассмеялся над выражением моего лица. “Что, ты думал, она поверит тебе, несмотря ни на что? Ты подписал чертово признание, ради бога! Она опустошена! Она думает, что ты лгал ей все это время!”

Я сидел там, уставившись на него в абсолютном шоке.

Кайл поднялся на ноги. “Ну, мне лучше идти. Я пообещал Шерри, что вернусь к ужину. Она готовит какую-то пасту с креветками.

У меня заурчало в животе. Лингвини с морепродуктами - мое любимое! И она готовила это для него!

“Честно говоря, ” сказал Кайл, “ я не очень люблю морепродукты. Но я притворюсь, что это вкусно, и я буду по-настоящему мил и утешу бедную, одинокую Шерри, и, может быть, сегодня вечером я смогу хорошенько пощупать ее сиськи”.

Я больше не мог этого сдерживать. Я бросился к стеклу и закричал на него, колотя кулаками. Он сидел там и смеялся, и смеялся, и смеялся, пока не пришли два охранника, чтобы оттащить меня в одиночную камеру.