Дьявол – религиозно-мифический персонаж: верховный демон хаоса и зла, властелин преисподней, подстрекатель к свершению греха в любом его виде.

Даже не представляю, по каким же критериям и стандартам меня выделили из толпы трое отпрысков из богатеньких. Выделили и прилипли. Вчера золотые мальчики мне сигналили из бентли, махали холёными ручками и ехали с черепашьей скоростью прямо за мной в аккурат. Предлагали побыть проституткой. Типа, им в удовольствие, ну и я заработаю. Я пыталась ускорить шаги, старалась не обращать внимание, но их назойливые улюлюканья напрягали, выносили мозг и ввергали меня в диссонанс. У входа в подъезд они отвяли, поленившись вылезти из машины, а сегодня? Сегодня один внезапно вырос у меня на пути. Он молча схватил меня за руку и потащил к припаркованной на обочине чёртовой бентли. Я дёрнулась, попытавшись вырваться.

— Отвали, я буду кричать.

Но тут нарисовались остальные двое из ларца. Перед глазами поплыло, когда один прижал мне к лицу платок, смоченный резко пахнущей жидкостью, а второй ухватил сзади за руки. Погружаясь в отключку, я успела подумать о том и заодно пожалеть, что когда-то на этой безлюдной тропе что-то подобное должно было обязательно случиться, и не хер было по ней шататься, сокращая дорогу всего лишь на десять минут. А в них ли всё дело, в минутах? В благоразумии дело. А там, где беснуется нечисть, о благоразумии можно забыть. Это я после уже поняла.

Очнувшись, я некоторое время приходила в себя. Я возлежала на широкой тахте без верхней одежды в комнате белым потолком (с правом на надежду). Окна задрапированы, от светильника ниспадал матовый свет. Голова гудела, во рту ощущался сладковатый привкус.

Вскоре заявились мои мучители. Один с початой бутылкой какого-то импортного пойла картинно расшаркался.

— О прекрасная незнакомка! Вы всё же соизволили посетить нашу холостяцкую берлогу. Как эротично вы смотритесь. Не желаете виски?

Я отпрянула, сжавшись в комочек.

— О-о, мадемуазель меня настолько презирает, что не желает ни пить, ни общаться! Ну подожди, потаскуха, ща я тебе устрою ночь варфоломеевскую.

Троица резво набросилась на меня, срывая на мне остатки одежды. Я вырывалась, кусалась, брыкалась. Один из парней уселся на меня верхом и залепил сразу три пощёчины подряд, отчего я сразу обмякла. Между ног в моё лоно уже проникало нечто тёплое, скользкое, твёрдое. Я вскрикнула. Однако боль стала сменяться блаженством. Блаженство пульсировало по нарастающей, дразнило, оно почему-то делало меня покорной, согласной на всё, наполняло мне душу страстью и похотью. Второй мой случайный любовник мягко сминал мои груди, а я пыталась до рук этих наглых дотянуться губами. Я томно стонала, рассыпаясь во всех благодарностях, пока мой рот не заполнила ещё одна головка огромного пениса. Я приняла её, обхватив плотно губами, поступательными движениями вбирая её в себя, стараясь поместить во рту целиком. Не поместится – в горло продвину. По самую мошонку. Жадно её языком приласкаю со членом во рту. Пусть видят уменье моё. Пусть чувствуют всеми клеточками тело моё. Пускай испытают огонь моей блядской любви. Пусть это свершается бесконечно. Пусть мозг мой пронзают блаженные искорки, пусть. Но разум наставлял: нет! Ты не должна поддаваться низменному порыву. Остынь, став тряпкой холодной, сожмись и не двигайся. Стань пнём, иль бревном. Вот увидишь, через минуту страсть их потухнет. Но тело-то требовало – да! Берите меня во все дырки, они же елеем текут. Они чешутся и зудят от безумной той похоти, что наделил нас сам дьявол. И мальчики дружно, на совесть, трудились.

Один подсунулся мне под спину и затащил на свою грудь. Второй навалился сверху. Они устроили из меня бутерброд, засадив в мои дырочки сразу два пениса. Это ужасно. Нет, это было прекрасно! Внизу живота прямо жгло от желания, а движение сразу двух поршней высекало искры безумного пламени топки любовной. Третий фаллос жил у меня во рту. Взрывы оргазмов следовали один за другим, я трепыхалась, как выброшенный на берег карась. Я получала плевки и пощёчины, лицо заливала сперма, а я требовала ещё и ещё. Мальчики деловито переговаривались по ходу прелюбодейства.

— Засунь ей свой хер в рот по самые яйца.

— Давай, не стесняйся, она уже растянулась, как презерватив.

— И пальцами носик ей зажми. Пусть сосёт и не дышит, нехватка воздуха сильнее возбуждает.

— А она так не сдохнет?

— А ты контролируй. Дай чуть-чуть подышать, и снова зажми. Ну а сдохнет, ночью вывезем к речке и скинем в воду. Пусть рыбы с раками потом её трахают.

Поганые речи меня испепеляли. Страх смерти? И он возбуждал. Да пусть! Нет ничего прекраснее смерти от этой любви.

— Убейте меня медленно. Задушите меня своими членами. Утопите в сперме. Я хочу. Я хочу вас всех сразу, и много.

— Так кто же тебе отказывает?

Потные тела тёрлись об меня ритмично, они обволакивали желанно, а я им навстречу, всем угодить стремясь. Так сколько же может оно продолжаться. Усталость верх всё одно возымеет.

Она возымела. Кончается всё. И парни выдохлись. Завернув мня в одеяло, они закинули моё растерзанное тело на заднее сиденье и привезли на то самое место, откуда похитили.

Один из ребят засунул мне за каким-то образом уцелевшие на мне трусики несколько стодолларовых банкнот и фамильярно похлопал по щеке.

— Молодец, пятёрка с плюсом. Приходи завтра сюда же. Получишь ещё удовольствий на тонну.

Они развернулись и уехали, вышвырнув из окна к моим ногам мою сумочку. А я, как Мария Магдалена, плелась по пустынной дороге босиком в сторону дома, разве что не посыпав голову пеплом. Из содержимого сумочки ничего не пропало. Открыв ключом дверь, я прошлёпала в комнату и грязная, голая, со слипшимися волосами, вся вымазанная в липкую сперму, так и упала на диван, погрузившись в глубокий с кошмарами сон.

А снилась мне добрая бабушка с деревянной клюкой.

— Что, доченька, не везёт?

— Не везёт, бабушка.

— Но ты же получила то, о чём втайне мечтала? И зелёной капусты подкинули. Аль не права я?

— Не права, бабушка. Не такого я счастья хотела. Любви я хотела, не похоти пополам с развратом.

— Отомстить хочешь?

— А как? Они богачи, у них судьи на зарплате сидят.

— Ты не выбрасывай трусики, которые на тебе сохранились. Зашей их в наволочку, чтобы получилось наподобие куколки, и отправляйся в полночь во поле чистое. Выкопай ямку и куколку в неё положи, а перед этим трижды иголкой проткни. Обсыпь сушняком и сожги. При этом трижды скажи: кто со мной насилие сотворил, отправляйся по ту сторону света.

— Ты издеваешься надо мной?

— Я? Когда проснёшься, в зеркало глянь. На лбу ты увидишь печать моего поцелуя.

С этими словами бабушка вдруг чудесным образом превратилась в дивной красы деву, которая обняв меня мягкими ручками за лицо, прикоснулась полными губами ко лбу. Её глас зажурчал ручейком.

— Помни, дороги назад не будет. В таковых делах половины нет. Или делаешь, или прощаешь.

На этом я пробудилась.