Her Master's Voice от NoTalentHack

******************************************

Моя сука – самая лучшая из тех, что я когда-либо мог надеяться получить в своей жизни. Грета чертовски умна, предана до мелочей, дружелюбна, защищает меня и быстро прибегает, когда я этого хочу. У нее также блестящая шерсть, ужасный запах изо рта, и она постоянно пускает слюни.

Я купил добермана, чтобы моя жена, Келси, была в безопасности, пока я в отъезде, но она не хотела помогать с дрессировкой, что была необходима Грете в возрасте щенка.

По совету дрессировщика все команды Грете отдавались на немецком, но ради Келси я научил ее нескольким простым командам на английском. Грета привязалась ко мне, а не к моей жене; она была моей, но присматривала за моей женой, пока я был в отъезде, потому что Келси – тоже моя. Так я думал.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что, когда я открывал дверь в наш дом, она терпеливо ожидала меня. То есть, Грета... Келси нигде не было видно. Я погладил ее по голове и был вознагражден любовным лизанием руки. Я так и не смог полностью избавить ее от этой привычки, но ведь у каждого из нас есть свои странности. Щенок-переросток жалобно заскулил – она всегда чувствовала, когда я напряжен.

– Все хорошо, девочка. Все хорошо.

Я надеялся, что так оно и есть. Надеялся, что так и будет.

Перед моим отъездом мы с Келси спорили. Не в первые, и даже не в первый раз именно по этому поводу. Когда встретились сразу после колледжа, мы долго и упорно обсуждали важные вопросы, прежде чем зайти слишком глубоко. На втором курсе она пережила тяжелое расставание, разрушившее ее доверие к мужчинам и их клятвам. Одним из вопросов, который мы обсуждали, был вопрос о детях. Оба согласились, что хотим их, но все восемь лет, прошедшие с момента нашей свадьбы она колебалась в этом вопросе.

Наконец, перед моей последней поездкой мы снова поспорили на эту тему. На этот раз, правда, перед моим отъездом мы помирились, и она сказала, что будет готова начать попытки завести детей, когда я вернусь. Но было что-то... что-то не то в том, как она это сказала. Используемые ею слова. Формулирование. Я не мог понять, что именно, но мне стало не по себе. И вернувшись, я понял, что Грета тоже встревожена, причем больше чем бы следовало, если просто отражать мое настроение. Ее покорная манера поведения не имела ничего общего с обычным поведением моей дурашливой, веслой девчонки.

Я услышал, как из гостиной зовет Келси:

– Мы здесь, Аарон.

Мы? В доме есть кто-то еще. Я понял, почему Грета на взводе. И почему я тоже. Когда в доме – посторонний, он чувствуется по-другому.

– Идем, девочка.

Мы завернули за угол от входа в гостиную и увидели Келси, сидящую на диване рядом с мужчиной, показавшимся мне странно знакомым. Она сидела на диване, и слишком близко к нему.

Когда я вошел, они встали, и он протянул мне руку.

– Жюльен Сент-Круа. Келси так много рассказывала мне о тебе, Аарон.

Теперь я понял: это – бывший мудак Келси, тот самый, что разбил ей сердце. Я принял его руку и обнаружил, что хватка у него крепкая; затем он попытался сделать ее более жесткой, пытаясь утвердить свое превосходство. Когда я впервые его увидел, он мне не понравился, а теперь я начал его презирать.

Он – высокий мужчина, почти на полголовы выше меня. Сияющая улыбка, созданная лучшими ортодонтами, которых только можно купить за деньги. Безукоризненно одетый в повседневную одежду, стоящую всей потогонной бригаде, изготовившей ее, десятилетней зарплаты. Мускулистое тело, отточенное на новейших тренажерах целым рядом личных тренеров. Светловолосый и загорелый, похожий на куклу Кена, с примерно таким же характером. Все в нем кричало о «незаслуженных, ничем не подтвержденных привилегиях». Он – все, что я ненавижу в людях, – богатый ребенок, родившийся на третьей базе и настаивающий на том, что он бьет трипл (когда отбивающий успевает добежать до третьей базы).

Я начал на домашней площадке с двумя страйками и нечестным судьей. Мои родители оба работали, но мы все равно нуждались в талонах на питание. Я отработал свой путь в колледже и был раздавлен студенческим долгом. Мускулатуру нарастил тяжелым трудом на ночной работе, а затем поддерживал ее с помощью свободных отягощений, которыми мог воспользоваться в спортивном центре. У него – показная мускулатура, объемная, но без особой силы. У меня же – настоящие мускулы, сила без лишнего веса.

Тиски из плоти и костей, сжимавшие руку Жюльена Сен-Круа, показали ему, что кое-что достигается исключительно упорным трудом. Говнюк стиснул зубы и сначала вырвался, потом сжал и разжал кулак, пытаясь прийти в себя.

– У тебя неплохая хватка, Аарон.

Между нами встала Келси, голос нервный:

– Аарон, как прошла твоя командировка?

Я на них посмотрел туда-сюда, потом на то, как она стоит. Она не пыталась остановить драку, не то чтобы. Ее позиция отражала ее приоритеты: она защищала его от меня, но не беспокоилась о том, что может сделать со мной он.

– Все было хорошо, пока я не пришел домой. Что здесь делает этот красавчик?

Он ощетинился, но Келси сказала:

– Давайте все успокоимся. Мы уже начали не с того, и нам нужно о многом поговорить.

Она предложила Жюльену сесть, а затем спросила:

– Не хочешь что-нибудь выпить, Аарон?

– Нет. Что значит «нам нужно о многом поговорить»?

Ее улыбка казалась вынужденной, за ней скрывалось беспокойство.

– Почему бы тебе не присесть, Аарон?

Не «милый». Не «детка». Обращаясь ко мне, Келси почти всегда называла мен так. Сегодня же, с тех пор как я вернулся домой, она ни разу не обратилась ко мне так. Мое раздражение переросло в тоскливое чувство.

Я – переговорщик. Моя работа требует понимания небольших изменений в том, как ведут себя и говорят люди, как они открываются или закрываются в зависимости от обстоятельств. Неспособность распознать эти изменения, означающие срыв сделки, может стоить моим работодателям миллионов. То, что я вижу здесь, похоже, будет стоить мне всей жизни.

– Как давно? – Иногда лучшая тактика – держать их в напряжении.

Келси выглядела потрясенной.

– Ч... что?

– Как давно ты трахаешься с ним? – Она вытаращила глаза. – По виду вам двоим уютно вместе. И хотя ты не сказала «нам нужно поговорить», это явно так. Когда я вошел, вы сидели слишком близко друг к другу. Ты сказала: «мы», в гостиной, а не «я». Вон тот Жюльен Говнюк Круа ведет себя агрессивно, с тех пор как открыл рот, и ты в ужасе, что я собираюсь его убить. Так, как давно ты с ним трахаешься?

Моя жена – пока что – начала говорить, но он перебил.

– С тех пор, как вы поженились. Ты ведь не знал, правда?

Я сохранял бесстрастное выражение лица, опускаясь в кресло, как человек, скрывающий рану в живот от ублюдка, который в него стрелял.

– Нет.

Я посмотрел на Келси и спросил:

– Почему? – Жюльен начал говорить, но я взглядом заставил его замолчать.

Келси села рядом с ним. Ну, конечно.

– Я... Мы любили друг друга, Аарон. Мы любили друг друга. Но Жюльен, ну, он закончил колледж на два года раньше меня и отправился искать свою судьбу. Хотел, чтобы я нашла кого-нибудь, кто бы обо мне заботился, пока он за мной не вернется. Ты... Ты был хорошим человеком. Я знала, что ты будешь оберегать меня, а я смогу сделать тебя счастливым.

– Значит, вся эта история насчет «дерьмового бывшего», это просто... что? Способ заставить меня желать тебя защитить? Быть для тебя белым рыцарем?

Она отвела взгляд.

– Я была на него зла. Это было не совсем... не совсем притворством. И я... разошлись во мнениях о том, как должен выглядеть наш брак; это было одной из причин, по которой он ушел. Ему требовалось освободиться от моих ожиданий, чтобы стать тем, кем он должен был стать. Но это всегда делалось с расчетом на то, что однажды он вернется.

Я повернулся к нему.

– Итак, сколько раз папе пришлось вносить за тебя залог, прежде чем ты обрел свое состояние?

Он открыл рот, и я сказал:

– Заткнись. Мне, собственно, плевать. Просто хочу, чтобы ты знал, что хоть один человек в этой комнате видит твою чушь насквозь.

Повернувшись к Келси, я сказал:

– И что? Я был твоим запасным аэродромом на случай, если он не вернется? Просто грел ему место? Какого хрена ты вышла за меня замуж?

– Я... Ты мне не безразличен, Аарон. Правда. Я люблю тебя. Ты был так... так добр ко мне. Такой любящий. Я знаю, что это тяжело, и мне жаль. Но то, что мы с Жюльеном разделяем... это настоящая любовь. Такая любовь, что бывает только раз в жизни. И ему требовалось быть уверенным, что я в безопасности и...

Я рассмеялся.

– Но не настолько, чтобы самому позаботиться о тебе. – Он сверкнул глазами. – Как, по-твоему, все должно было пройти, Кел? Ты думала, что я просто скажу: «О, иди и будь со своей второй половинкой»?

Келси посмотрела на свои руки, сцепленные на коленях.

– Я знаю, что по отношению к тебе это несправедливо, и сожалею об этом. Правда. Но я надеялась, что ты, возможно, пожелаешь нам добра. Я... я не собираюсь оставаться. Ты ничего не можешь сделать, чтобы это случилось. Так не мог бы ты хотя бы отпустить меня без ссоры? Мне и так тяжело...

В моем голосе прозвучало презрение. Маска профессионального переговорщика спала. Выигрывать было уже нечего, так зачем играть?

– Да иди ты нахуй, эгоцентричная пизда. Тебе тяжело? Ты трахалась со своим парнем из колледжа все то время, что мы женаты, все это время брак был фиктивным, а теперь я должен чувствовать вину из-за того, что злюсь на то, как со мной обращались? Черт, мы говорили о том, чтобы завести детей, пока я не уехал, и... – Я остановился, глядя то на одного, то на другого. – Вы – ублюдки.

Они неловко сдвинулись с места.

– Так вот почему это происходит сейчас. Что случилось: ты пришла к нему и сказала, что я на них настаиваю, и ему пора завязывать или уходить?

Она кивнула. Мне хотелось срезать самодовольное выражение с его лица мясницким ножом, пока она говорила.

– Я должна тебя за это поблагодарить, Аарон. Я могла бы позволить ему ускользнуть от меня, если бы ты не был столь настойчив. Но теперь...

Он взял ее руку в свою и театрально поцеловал.

– У нее будет счастливый конец с мужчиной, которого она всегда любила. Твоя отчаянная потребность в детях открыла мне глаза на то, насколько мне невыносима сама мысль о том, что их будешь воспитывать ты.

Он захихикал, жестоким смехом богатого засранца, привыкшего добиваться своего и тыкать людям в лицо.

– Воспитывать...?

Я встал, с яростью в сердце, готовый его убить. Грета переместилась из сидячего положения у моих ног в стоячее, ее тело напряглось, как стальной капкан, в ответ на мой гнев.

– Ты же не решала, рожать ли мне детей или уйти к нему? Ты решала, кто должен воспитывать ЕГО детей!

Он вскочил на ноги, готовый к бою, на его лице появилась усмешка.

– Да. И я решил, что не хочу, чтобы моих детей воспитывал какой-то бета-самец. Спасибо, что позаботился о Келси, как бы ни были скудны твои усилия, но дальше я могу все взять на себя.

Грубо подняв Келси на ноги, этот говнюк сказал:

– Мы уходим. Тебе остается... – он с сарказмом махнул рукой в сторону нашего дома, на который я копил и экономил, который купил, чтобы мы могли растить в нем своих детей, –.. . все это. Твое «богатство», каким бы оно ни было, ей не нужно. Это наш тебе подарок. Ты получишь все, кроме нее. Документы тебе вручат на работе в понедельник.

Я хотел его убить. Я хотел убить ее. Но знал... знал, что мне не победить. Конечно, я бы мог забить его до смерти. Легко. Он – бумажный тигр, и я хотел бы посмотреть, как он сгорит. Но знал, что за это меня посадят в тюрьму, а Келси не вернуть. Она никогда не вернется. Да я этого и не хотел, узнав все это.

– Убирайся.

Даже для меня это прозвучало избито.

Она посмотрела на него, на своего альфа-самца. Он победил. Он – ее прекрасный принц. А я – просто придурок, заботившийся о ней в течение десяти лет. И тут я увидел, увидел в ее взгляде то, чего просто не мог оставить без ответа и жить с собой: она его обожает.

Моя жена никогда, ни разу, даже на нашей свадьбе, не смотрела на меня с таким восторженным вниманием. Может быть, она меня и любила, но только как преданного домашнего питомца. Келси смотрела на меня, как на Грету. А на Жюльена – как на бога.

Они направились в фойе, она взирала на него, а он с усмешкой глядел на меня. Я на мгновение отпустил их, затем дважды постучал себя по бедру и последовал по пятам за Гретой. Они уже почти дошли до двери, когда я сказал:

– Подожди. Хочу сказать тебе еще пару слов, придурок.

Он повернулся ко мне, закатив глаза.

– Что еще? Господи! Ты проиграл, гаденыш! Победил лучший. Что ты можешь сказать такого, на что мне было бы не наплевать?

– Грета. – Моя единственная верная спутница навострила уши. Я указал на незваного гостя. – Тётен (убить, нем.).

Все произошло в один миг. Моя милая девочка превратилась в сорокапятикилограммовую машину для убийства, самонаводящуюся ракету, состоящую из мышц, сухожилий, когтей и зубов. Она была на полпути к Жюльену, прежде чем он начал реагировать, на его лице отразилась паника, когда он вскинул руки вверх. Я помчался к своей потрясенной жене, отставая от Греты на несколько шагов. Келси пыталась встать между Гретой и своим любовником, готовая отдать жизнь за свое загорелое божество.

Грета врезалась в этого говнюка, сбив его с ног. Келси кричала на Грету, чтобы та остановилась, и отступала назад, чтобы пнуть мою собаку, когда я схватил ее, повалив метафорическую суку на землю. Я весил килограмм на тридцать больше и имел огромное преимущество в силе. Какое-то время мы боролись, но с таким же успехом она могла быть тряпичной куклой. Через несколько секунд я повалил ее на колени, удерживая в железной хватке.

Келси должна видеть, как рушится ее кумир.

Я заставлю ее смотреть.

Этот говнюк совсем не умел драться. Ему никогда не приходилось защищаться от чего-то более опасного, нежели плохое канапе. Грета схватила его за горло, перегрызая его. Жюльен закричал. Келси закричала. Я хохотал как сумасшедший.

Его крики оборвались раньше, чем он сам, перейдя в булькающий вздох. Грета гордо стояла, держа в зубах неопределенный кусок плоти. Жюльен потянулся к нам с Келси, в его глазах был страх, он беззвучно умолял губами, которые уже не могли издавать звуки. Она не могла ему помочь. Не могла.

Из его трупа в последний раз вырывалось дыхание, в то время как Келси всхлипывала и причитала. Я прорычал:

– Грета. – Она недоуменно наклонила голову. – Идем.

С ее морды капала кровь, пока она рысью бежала к бьющейся Келси.

– Пожалуйста, Боже, пожалуйста, нет! Я этого не делала! Мы не делали этого, я люблю тебя, пожалуйста, не делай этого! Не надо, Аарон! Прости меня! Прости! Простиии!

Ее слова превратились в бессвязные крики паники, когда она отшатнулась от животного, что спало рядом с ней, когда я был в отъезде; того, кто по моей команде без колебаний загрыз ее любовника.

– Грета! – Моя вероломная жена выла и билась, умоляя пощадить ее. – Поцелуй мамочку.

Грета рванулась вперед и лизнула Келси в лицо, издавая радостные звуки. Я позволил своей бывшей возлюбленной упасть на пол и встал, достал телефон и позвонил в службу 911.

– В моем доме произошел несчастный случай. Злоумышленник убит.

Затем я подозвал к себе свою верную сучку и пошел в гостиную ждать.

Вскоре за мной последовала Келси, крича и бросаясь ругательствами. На ее щеках запеклась кровь от поцелуев Греты. Она была похожа на разрисованную куклу. Марионетку. Джуди, навсегда оставшуюся без своего Пунша.

– Тебе это не сойдет с рук, психопат! Я все расскажу! Я расскажу, что ты сделал! Ты – убийца, и получишь укол!

Я хихикал, вытирая морду Греты носовым платком.

– Это будет твоим словом против моего. Я вошел в дом через гараж. Увидел в своем доме крупного, мускулистого мужчину, которого не знал. Я знал, что моя жена здесь одна, и испугался за нашу жизнь. Мой пистолет – наверху, но собака, ждавшая меня у дверей гаража, была рядом. Я приказал ей атаковать. К сожалению, я не знал, что нарушителем был твой старый приятель по колледжу, пришедший в гости. Моя бедная, травмированная жена заранее не сказала мне об этом. Такая ужасная трагедия.

Она закричала:

– Ничего не выйдет! Я все расскажу, расскажу, что мы делали, скажу, что развожусь с тобой!

Я безмятежно улыбнулся.

– О, нет! Я узнал об этом лишь после, офицер. Она собиралась подать на меня в суд? О, какой шок. Конечно, гибель человека – это всегда трагедия, но вряд ли можно ожидать, что я буду оплакивать кого-то столь ужасного, не так ли?

Я громко рассмеялся, когда до нее дошло, что в лучшем случае она устроит цирк в прессе, который все равно не закончится для меня обвинительным приговором.

В моем голосе прозвучало мрачное, жестокое ликование, которого я не узнавал и которое не должно было мне понравиться.

– Но ты ведь будешь оплакивать его, не так ли, Кел? До конца своих дней, каждый раз закрывая глаза, ты будешь видеть, как любовь всей твоей жизни умоляет тебя спасти его, как он захлебывается собственной кровью, как в его глазах гаснет свет. Если бы ты только потрудилась выучить немецкое слово, означающее «стой!», то возможно, он был бы жив! Если бы только ты и он не решили относиться к другому мужчине как к домашнему животному, как к ресурсу, который можно использовать, может быть, он бы остался у тебя!

Она зарыдала:

– Ты – чудовище!

– О, Келси. Я такой, каким ты меня сделала. И ты, и он. Если я – чудовище, то кем же тогда являешься ты?

Я встал и погладил Грету по голове.

– Давай, милая! Кто хочет угощения? – Самая лучшая девочка в мире радостно рысила за мной, в то время как моя жена упала на колени и рыдала, борясь с осознанием того, что она больше никогда не услышит голос своего хозяина.