Я слишком много думаю. Это у меня с детства – я была развитым не по годам ребенком, в голове которого самая простая вещь в потоке фантазий превращалась в нечто абсолютно другое. Моя мама часто повторяет одно семейное предание. Мне было лет десять, в тот день в школе мы говорили о глобальном потеплении, и после долгих размышлений, к обеду, я решила, что нам нужно срочно построить лодку, чтобы мы, наша собака, наши соседи и миссис Джонсон – учительница – спаслись во время потопа. Я даже сделала несколько рабочих набросков и отдала маме, чтобы она, не откладывая, начала подготовку, хотя моя чудесная мама показала мне картинку морского лайнера и сказала, что папа уже построил его и что корабль ждет нас в гавани.

Как ни грустно, но эти полеты фантазии с возрастом не прекратились. Приступы «обдумывания со всех сторон», заводившие меня в далекие дали, до сих пор случаются со мной. В три часа ночи, когда все нормальные люди спят и каждый шорох в темноте наводит ужас, все выглядит иначе и самые простые вещи внезапно становятся невероятно сложными. Я прокручивала все это в голове снова и снова, как в эротической книге под названием «Выбери себе приключение», окончание историй в которой характеризовалось разной степенью удовлетворенности. Мне больше всего нравилась та концовка, в которой тайно доминировал Джеймс, хотя ему неловко было показывать это, так что о его состоянии, которое не отличалось от моего, я догадывалась по множеству скрытых намеков: он то сжимал мою руку, то требовал мои трусики – ведь все это, несомненно, знак? Знак того, что мы все-таки определили свои роли: повелитель и подчиняющийся? Мне хотелось надеяться, что я не ошиблась и правильно истолковала эти знаки, которые сама выдумала, а значит, исходила из того, что он чувствует то же, что и я, и что он не сидит дома, ломая голову над тем, что делать с этими глубокими трусами фирмы M&S и как избавиться от этой откровенно чокнутой бабы, сунувшей их ему в руки. Боже, что он МОЖЕТ сделать с ними? Отдаст обратно? Или сначала постирает? О боже, какой из вариантов самый безнадежный? К кульминации моего сценария, в котором он отправил мои трусики почтой мне в офис и пакет вскрыл наш помощник редактора – ведь на нем не было отметки «лично в руки», – я дошла почти до исступления…

Все, что я могла сделать, – это встретиться с ним, прийти к нему домой и узнать, как все было на самом деле, по дороге пытаясь выбросить все дурное из головы, ни на что не надеясь и не сделав ничего такого, от чего мне пришлось бы месяцами прятаться с головой под одеялом.

Просто.

Угу. Держи карман шире.

Я начала оказывать услуги в надежде, что мне ответят тем же. Для этого я угостила нашего корреспондента из отдела преступлений грандиозным завтраком и вскружила ему голову россказнями (ладно, признаюсь, ложью во благо) о блистательных звездах, подарках, и, конечно же, не обошлось без бесплатного бара, чтобы упросить его пойти на презентацию книги вместо меня. В обед я привела в порядок брови и купила новое белье – я подумала, что было бы хорошо вынуть из сумочки что-то более сексуальное, чем те трусы, что я вручила Джеймсу, если все пойдет так, как я хотела. Конечно, я вела себя немного самоуверенно и почти по-детски, но не могла себе в этом отказать. В первый раз за долгое время я почувствовала, что собираюсь на свидание – не для того, чтобы провести время с другом и потом заняться сексом, а на настоящее свидание, которое, может, станет началом высоких и чистых отношений. Я испытывала странное чувство, которое выбивало меня из колеи, но было приятным. Черт, я даже подумывала, не купить ли новое платье, так как все, что было в моем гардеробе и что не подходило к брюкам, я уже столько раз надевала на свадьбы и крестины. В конце концов я решила ничего не покупать. Мне и так было неловко, и я не хотела испытывать волнений по поводу того, не слишком ли оголятся мои коленки, если мне вздумается сесть в кресло, поджав под себя ноги. Я была уверенна, готова и чувствовала что-то вроде нервной дрожи. А это значило, что время после обеда будет для меня ожиданием и одновременно пыткой. Но ожидание было для меня своего рода развлечением. Я вприпрыжку возвратилась с обеда, желая, чтобы быстрее наступил вечер.

Естественно, в мое отсутствие произошли невероятные события.

В отделе новостей я была новичком, и мне нечасто доверяли писать передовицы. И это понятно – мне давали возможность освоиться, чтобы выпускающим редакторам не пришлось переписывать за меня важные материалы. Сказывалось и то, что другие журналисты рьяно защищали свои контракты, а значит, и темы статей. Меня это не задевало – какое-то время я должна была уступать, пока другие не узнают, на что я способна. Я без возражений писала на те темы, которые получала, и старалась изо всех сил. Я создавала свой портфель контрактов, чтобы писать собственные темы.

Я и не подозревала, что небольшая работа, которую мне доверили, в сложившихся обстоятельствах создаст большие неудобства.

Когда я проскользнула за свой стол, Иан, выпускающий редактор, подозвал меня жестом. Направляясь к нему, я бросила взгляд на часы, чтобы проверить не затянулся ли мой обед. Нет – все было в порядке. Иан закончил говорить по телефону и положил трубку.

– Привет. Рад, что ты вернулась. Нам нужна твоя помощь на выезде.

Что? Вот черт. Но на самом деле это было неплохо. Если я смогу быстренько получить нужную информацию, мне удастся сбежать домой пораньше. Безнадежная оптимистка!

– Сотрудники Святого Луки организовали протест.

Я заморгала, сбитая с толку:

– Что?

– Начальная школа Святого Луки. Какого-то ребенка исключили из школы. Замешано местное начальство. Родители написали письмо, обвиняя учителей в чрезмерной жесткости, а еще в расизме. Сотрудники в ярости, а нескольким учителям грозит привлечение к ответственности. Возможно, зреет забастовка.

Пока он говорил, в моей голове завертелись различные варианты развития событий.

– А кто сообщил?

– Позвонивший нам предпочел остаться неизвестным.

– Понятно. Это родитель или учитель, желавший подтолкнуть совет к действию.

Иан улыбнулся.

– Ну, так разберись в этом – ведь ты должна как-то отрабатывать свою зарплату. Помнишь советника, у которого ты брала интервью на прошлой неделе? Он там начальник. Думаю, у тебя получится его разговорить.

– Ладно. Я созвонюсь с ним. Но если я пойду прямо сейчас, я смогу встретиться с директрисой тет-а-тет и успею послушать, что говорят по этому поводу родители.

– Действуй. Все, что мне от тебя надо, – это получить представление о том, что происходит. Перезвони мне, когда поймешь, что из этого получится.

Я отправилась на задание. Надежда провести вторую половину рабочего дня без особых занятий растворилась, как призрак. Хотя я начала испытывать прилив адреналина при мысли о том, что происходит в школе, да и времени оставалось все меньше. Мне следовало бы заранее отправить Джеймсу сообщение и предупредить его о том, что могу опоздать. Но пока я не оценила объема предстоящей работы, мне казалось, что не стоит понапрасну суетиться. К тому времени, как я впустую побеседовала с директрисой, по понятным причинам взвинченной, и мамочками, ожидавшими детей у ворот школы, мне стало ясно, что эта тема может появиться на первой странице газеты и что мне нужно вернуться в офис и все записать. Сидя в машине и ожидая, когда советник выйдет из дома, я отправила Джеймсу сообщение. Реально оценив ситуацию, я поняла, что никак не попаду к нему в семь. Прошу прощения. На работе завал. Не могли бы мы перенести встречу? Целую. Только через час, когда моя записная книжка пестрела заметками и мне удалось выбраться с места событий, я получила от него ответ.

Понятно. Захочешь встретиться – дай мне знать, когда у тебя появится свободный вечер. Черт. Я перечитала сообщение, которое отправила Джеймсу, и тут же поняла, что мое «перенести встречу» на час (ладно, реально – на два) для него могло значить, что я вообще ее отменила. Я начала набирать ответ, но получалось как-то натянуто. Я бросила телефон в сумочку и решила разобраться с этой ситуацией потом, когда закончу работу. Естественно, быстро проехать через город на машине в полшестого нереально. Когда я вернулась в офис и сделала все, что надо, я стала рассуждать, что, вероятно, это он отменил нашу встречу, или это я нечаянно отменила ее, или бог знает что произошло. Я почувствовала досаду оттого, что встреча не состоится, оттого, что ему, вероятно, нет до этого никакого дела; тон его сообщений был холодным по сравнению с теми, что я получила раньше. Я не хочу показаться т о й девушкой, которая анализирует тексты сообщений, подсчитывая в них количество знаков поцелуев. Но я не могла не заметить, что их число в течение дня заметно поубавилось.

Я пыталась позвонить ему из дома, но попала на автоответчик. Я оставила сообщение и прыгнула в ванну. Я очень устала, но это была не та усталость, которую я представляла себе в начале дня.

На следующий день я отправила ему письмо по электронке: мол, встретимся ли мы в конце недели. Ответ был уклончив… Я взяла на заметку этот опыт, продолжала жить дальше и упрятала гарнитур из бюстгальтера и трусиков в ящик с нижним бельем до лучших времен. Только, вероятно, не для него. Я расстроилась, но решила, что меня совсем не интересовала его сексуальная улыбка, сообразительность и галантность истинного кавалера, готового поделиться своим пальто.

С галантностью я переборщила. Я повторяла это себе снова и снова всю неделю, понимая, однако, что пытаюсь себя обмануть. В понедельник я сдалась и послала ему ссылку на статью из политического блога, которая, я была уверена, разозлит его добела.

Он ответил через несколько минут. Я представила, как он со злостью отстукивает длинные изречения на своем BlackBerry, и улыбнулась.

Я ответила спокойно, рассудительно, ни в чем не согласившись с тем, что сказал он. Так случалось каждый раз, когда мы обсуждали политику. Очень скоро мы опять перебрасывались ответами. Всякий раз, когда на мой телефон приходило какое-нибудь сообщение, по мне пробегала нервная дрожь, и я надеялась, что это был он. Во многих случаях я была права. В конце концов, когда наше обсуждение скатилось до обвинений его в деспотических замашках, с чем он категорически не согласился и назвал мои выступления бредом «кровожадного хиппи», пришло сообщение, которое заставило мое сердце забиться сильнее. Понимаю, что это не лучшая идея, но, может, ты заглянешь ко мне поужинать? О да. Это была ужасная идея. Хотя я не была уверена в том, что он думает то же самое. Отбросив всякие сомнения, я сразу согласилась. Мы оба могли быть идиотами. По крайней мере, я смогу посмотреть, к чему же все приведет.

Я очень плохо ориентируюсь на местности. Просто ужасно. То, что я ненавижу в себе больше всего, так это мое умение теряться. И это выводит меня из себя, делая абсолютно беспомощной. Бывали случаи, когда я терялась в доме у своих друзей.

Джеймс жил в другом конце города, в фешенебельном месте, которое я проезжала всего пару раз, и то по работе. Я решила, что отправлюсь туда на своей машине. И это показалось мне разумным, так как я могла уехать раньше или позже и не зависеть от общественного транспорта. Конечно, мое умение ориентироваться превратило мою поездку в кошмар, не говоря уже о том, что дом, в котором жил Джеймс, оказался столь эксклюзивным, что на нем не оказалось таблички с именем. Ко всему прочему, мой мозг был сконцентрирован на размышлениях о том, что произойдет, когда я попаду к нему. В какой-то мере я доверяла Джеймсу. Я знала о нем достаточно, чтобы успокоить свой безумный внутренний голос. Но я ни за что на свете не смогла бы выйти за него замуж. За Джеймса, которого настолько смутила пьяная девчонка, пытавшаяся вскружить ему голову, за Джеймса, который потребовал от меня мои трусики. За Джеймса, который считал, что мой вечерний визит – это ужасная идея. Каким же он был на самом деле? Во что я опять впуталась? И почему меня это так волнует, если мы принадлежим к разным мирам? Мое напряжение возросло, когда несколькими часами раньше я получила от него сообщение:

Есть кое-какие вопросы, над которыми я работаю. Не перестаю думать, что именно с тобой сегодня сделать. Целую.

Что бы это значило? Он говорил о грубых трюках, на которые уже намекал до того, как наша встреча была отменена школьным скандалом, или имел в виду игру «Эрудит», которой мы займем время после ужина? Откуда мне было знать! Все мои понятия о светских правилах были разбиты. Он сумел покорить меня всего несколькими поцелуями и перепиской. Мне не на что было надеяться.

Это поставило крест на моей послеобеденной работе – даже приложив все усилия, я не смогла сосредоточиться на планах горсовета! И поймала себя на том, что непрерывно размышляла над тем, что же он придумал. Это точно было что-то из сферы доминирования и подчинения, но не показалось ли мне это? А может, это я, хандрившая после опыта с Томасом, видела грубость там, где ее не было? Неужели я выставлю себя полной идиоткой? Я опять себя во что-то втянула и все же не могла отказаться от встречи. Это меня несказанно огорчало. Я точно мазохистка.

Попытка вернуть себе видимость какой-то уверенности ничем хорошим не закончилась. Я послала вопрос: «Что принести с собой» – имея в виду бутылку вина или десерт. Ответ заставил меня покраснеть.

Презервативы. Много презервативов. Целую.

О боже. То есть он-таки думал о сексе. Это обнадеживало. Скажу только, что наброски о планах совета так и не превратились в статью, которую я должна была написать после обеда. Однако я заметно оживилась, работая над ними.

Наконец я свернула на дорогу, которая, хотя я и не была в этом уверена, должна была привести к его дому, припарковала машину и поднялась наверх, туда, где я надеялась найти дверь его квартиры. Я позвонила, и, когда он спустился вниз, босой и улыбающийся, поняла, что улыбаюсь ему в ответ, несмотря на волнение. Я поднялась вверх по лестнице к его квартире. Я была так рассеянна, что прошла уже полпролета, когда он обернулся и сказал:

– Софи, нужно закрыть входную дверь.

Оп-ля. Я покраснела, сошла вниз и закрыла ее. Потом вернулась, стараясь сделать вид, что ничего не случилось. Спокойнее. Я знаю, в сложных ситуациях я иногда даже себя удивляю способностью собраться.

Мы вошли в квартиру, и он указал на гостиную. Я вошла и осмотрелась. Пользуясь возможностью оценить содержимое полок и весь беспорядок, я пыталась найти какие-нибудь подсказки, которые могли сообщить о нем дополнительную информацию. Вы подумали, что я вела себя как лазутчица? Нет – сказались мои журналистские замашки, хотя кое-кто полагает, что это одно и то же. Потом он откашлялся.

– Софи, закрой, пожалуйста, дверь.

Выполняя его просьбу, я дошла до середины комнаты и только тогда осознала, что делаю это инстинктивно. Я аккуратно закрыла дверь и повернулась, обнаружив, что он стоит сразу за мной, вторгаясь в мое личное пространство. Его руки охватили мою голову. Он наклонился ко мне и поцеловал. Я закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Тем, что он возвышался надо мной и сдерживал на месте, тем, как его язык вторгся в мой рот, а его руки, передвигаясь по моему телу, сжали мои ягодицы и притянули меня к нему. Он был самым высоким мужчиной, которого я когда-либо целовала, и – будучи достаточно высокой – я испытывала новизну, оказавшись на его фоне крошкой. Я почувствовала, что он с легкостью мог защитить или подавить меня, в зависимости от своих намерений. Он прервал поцелуй и погладил мои оголенные руки, которые от моего смущения покрылись мурашками. Он повел меня за руку в другую комнату. Значит, про подавление пока речи не идет. Меня охватило разочарование, которое исчезло, как только я почувствовала запах чеснока и розмарина, шедший из кухни. Хорошо, и с этим я справлюсь.

Мне нравится домашняя пища. Серьезно. С любовью приготовленный домашний обед мне дороже любых самых роскошных ресторанов. Так как я живу одна, то не забочусь о еде. Я пользуюсь блюдами быстрого приготовления, супами и хлопьями. Время от времени я изменяю своей привычке и готовлю. Но обычно бывает так: в середине процесса я настолько устаю от резки, фаршировки и жарки, что следующие три месяца ем только супы. Поэтому оказаться в компании с кем-то, кто умеет готовить, для меня всегда приятная неожиданность. Я сидела с бокалом вина на табурете, Джеймс суетился у плиты, нарезая овощи к мясу. Мы болтали о телевидении и о работе, он рассказал о предстоящем долгом уик-энде, который он и его сестра планировали вместе, чтобы поздравить родителей с золотой свадьбой. Мне было уютно, и я почувствовала, что расслабилась и нахожусь очень далеко от тех неистовых поцелуев, которыми он усыпал меня всего несколько минут назад. Смена темпа заставила меня уйти в оборону. Хотя я, как всегда, изо всех сил старалась показать, что меня ничто не беспокоит. Я старалась не трогать своих губ, чтобы понять, насколько они опухли. Обед был замечательный, компания подходящей, разговор интересный, но мои мысли были заняты сексом, и никогда раньше мужчина, поедавший бифштекс, не возбуждал меня так сильно. Наблюдая за тем, как он жует и глотает, я почувствовала сухость в горле. Я точно влюбилась, и мне следовало бы вернуться домой ради собственной безопасности. В какой-то момент мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать стучать пальцами по бокалу. Мое равновесие было нарушено. Когда мы собрали посуду и ко мне вернулась надежда, что мы опять начнем целоваться, я была похожа на кошку, танцующую на раскаленных углях. Аналогия оказалась очень уместной. У Джеймса жили два очень милых сиамских котенка, которые прыгали по квартире, подобно кошкам-ниндзя. Я была удивлена, когда увидела их:

– Где ты находишь время ухаживать за ними?

Теперь его вид показался мне глуповатым, поэтому я улыбнулась.

– За ними ухаживает приходящая женщина.

Я щелкнула языком:

– Понятно.

Я сидела на табурете, и один из котят отважился запрыгнуть ко мне на колени. Я начала возиться с ним и… почти забыла о Джеймсе. Вдруг он погладил меня по шее, играя со мной, как я с котенком. От его поглаживания по мне пробежала легкая дрожь. Я почувствовала наслаждение от того, что мое тело отозвалось на его – наконец-то! – прикосновение. Я застыла, не зная, что делать дальше. Я не хотела напугать его и вынудить остановиться. Я поняла, что мне очень хочется с ним переспать. Я хотела получить возможность исследовать его тело, попробовать удовлетворить то желание и напряжение, которые нарастали во мне со времени нашего знакомства.

Я гладила котенка, пристально смотря на его шерсть, слушая его урчание. А Джеймс, стоя сзади, поглаживал меня. Молчание продолжалось, тогда он обошел меня и встал напротив, взял котенка, нежно погладил его и прижал к щеке, потом опустил его на пол и взял меня за руку.

– Я думаю, нам пора покинуть их на ночь.

Мое горло опять пересохло, и волнение, одолевавшее меня последние несколько недель, превратилось в нервную дрожь, гораздо более сильную, чем я когда-либо ощущала. Как можно одновременно переживать и облегчение, и такую тревогу? Наконец-то это произойдет, что бы это ни было. Он провел меня в спальню, плотно закрыл за собой дверь, чтобы пушистые нарушители не проникли внутрь.

Мы двинулись к кровати и через секунду уже лежали на ней, переворачиваясь опять и опять, и каждый хотел оказаться сверху. Я расстегнула его рубашку. Мои руки гладили его рельефную грудь, и я наслаждалась тем, что могу задавать темп. Я провела руками вниз, расстегнула ремень и начала расстегивать его брюки, не отрываясь от его рта. Есть чувственное, эротическое совращение, но то, что было между нами, было дикой страстью, и ни я, ни он не могли больше сдерживаться. Он оторвался от моих губ на секунду, зашевелил бедрами, чтобы быстрее сбросить брюки, и надел презерватив. Тем временем я сняла трусики, а потом села на него. Сначала было тихо. Никаких движений. Только его глаза раскрылись шире – от внезапности, от того, что я была такой нетерпеливой, да кто знает отчего… – я же пыталась устроиться поудобнее, наслаждаясь ощущением его присутствия во мне после стольких дней, проведенных в мыслях об этом. Какое-то время мы оставались в такой позе, и только наше дыхание совершало движение от него ко мне. Вдруг он перестал сдерживаться. Его руки вцепились в мои бедра и начали их двигать вверх и вниз, требуя, чтобы я начала заниматься с ним сексом. Ну как тут сопротивляться? Я начала двигать бедрами, наклонилась, чтобы поцеловать его.

Не знаю, сколько времени мы двигались вперед и назад, наши руки ласкали наши тела, наши пальцы исследовали каждый сантиметр, наши рты соревновались в лучшем поцелуе, мы почти сцепились бедрами, но внезапно его рука, сжимавшая мою ягодицу, опустилась. За ту долю секунды, пока мой мозг фиксировал потерю, он ударил меня по половинке. Я застонала и покраснела, думая о том, догадывается ли он, как это меня возбуждает. Он повторил свой трюк. Удар был легким, игривым, но заставил мою кровь закипеть. Его руки передвигались, поглаживая мою грудь, пробегая пальцами по мягкой коже у краев бюстгальтера, а потом нырнули внутрь и высвободили ее. Он играл с моими сосками, нежно пощипывая, немного скручивая, с силой, которая не заставляла меня чувствовать резкую боль, но достаточной, чтобы ощутить волну наслаждения.

Я смотрела сверху вниз, наслаждаясь тем, что могла купаться в его взгляде. На секунду мои бедра замерли, так как я была очарована этим загадочным мужчиной и в буквальном смысле забыла, что я делала. Затем, заметив искру нетерпения в его глазах, я начала двигаться, перекатилась на спину, поддерживаемая его бедрами. Он схватил меня за запястья и начал двигаться в нужном ему темпе. По мере ускорения его движений я сильнее прижималась бедрами, побуждая его войти глубже. Я освободила свои руки от его захвата и начала пробегать пальцами по его спине, наслаждаясь тем, что мне удалось вызвать в нем дрожь, проведя вдоль позвоночника кончиками пальцев. Потом его пальцы оказались между нашими телами, нашли мой клитор и начали подталкивать к той точке возбуждения, когда сдержать себя уже невозможно. Я кончила, он последовал за мной, мы оба испытали напряжение, а затем расслабились, вторя друг другу. Он прижался к моей шее, оставил горячий поцелуй на ключице. Я задрожала. Он улыбнулся и стал покусывать то место, которое только что поцеловал. А я толкнула его в грудь пальцем.

– Ой!

Его смех оставил теплую волну на моей коже.

– Извини, постараюсь вести себя хорошо.

Я тоже засмеялась.

– Я очень в этом сомневаюсь.

– И правильно делаешь.

Мы немного полежали обнявшись. Тени в комнате становились длиннее. Приближалась ночь. Наше молчание не было неловким. Я не чувствовала необходимости говорить, но мой мозг активно работал, пытаясь разобраться в случившемся. Оценить очарование Джеймса в более широком контексте, понять его мотивы, возможность серьезных отношений (это начало отношений?), мои надежды на возврат к игре в доминирование и подчинение, на роман… Справедливо ли вообще что-то начинать с человеком, который может и не захотеть удовлетворить мои потребности? И не сумасшествие ли это – принимать какие-то решения, когда ты даже не знаешь, чего на самом деле хочет твой партнер? Нормально ли думать о мужчине, который только что трахнул тебя так, что даже кончики пальцев ног согнулись от напряжения, как о «партнере»? Когда мое смущение стало нарастать, я посмотрела на Джеймса – он спал. Я улыбнулась, и сердце мое немного сжалось. Во сне он казался таким юным и беззаботным. И это послужило поводом для своего рода умственной встряски. Все это может что-то значить. Но пока ничего не значит. Сон ребенка. Я попыталась отключить свой болтливый ум и насладиться блаженной истомой после оргазма. Вероятно, я тоже ненадолго заснула.

Когда я очнулась, в комнате было совсем темно. Джеймс все еще был рядом, но по слабому огоньку в темноте я поняла, что он проверял свой смартфон.

– Эй, привет.

Он повернулся ко мне.

– И тебе привет. Как спалось, хорошо?

Я кивнула и потянулась:

– Мммм. Н-да, спасибо. А ты как?

У него получилось изобразить небольшое смущение.

– Так я первый заснул? Как это на меня похоже.

Я засмеялась:

– Все в порядке.

Я слегка поцеловала его.

– Я восприняла это как знак того, что я тебя вымотала.

Он оставил на моих губах целомудренный поцелуй и пробормотал:

– Шалунья.

Затем он осторожно положил телефон на тумбочку и начал гладить меня по спине. Он поцеловал меня сильнее, и мы начали снова. Я улыбнулась, целуя его. Я бы точно могла к нему привыкнуть.

Он предложил остаться на ночь, и мне этого очень хотелось, но я не желала показаться бесцеремонной.

– Конечно то, что я сказал принести презервативы, не было намеком на бесцеремонность? – раздраженно спросил он, когда я начала собирать вещи.

Он проводил меня до машины в два часа ночи. После долгого поцелуя на ночь он сказал, чтобы я сообщила, когда доеду до дома. Я возразила – мол, ему следует немного поспать перед работой. Но он потребовал, чтобы я прислала сообщение.

Я вздохнула:

– Ладно. Но если ты не выспишься, я не виновата.

Он нагнулся ко мне через спущенное окно:

– Я обязательно обвиню тебя и твои соблазнительные манеры, – и поцеловал меня.

Я сделала знак рукой, чтобы он отошел, вполне уверенная в том, что, если я сдам назад и наеду ему на ногу, вечер будет испорчен.

– Ты это начал.

Отъезжая, я заметила в зеркало заднего вида, как он улыбался. Но мне показалось, что он был задумчив и гораздо менее беспечен, чем во сне.

В следующий раз мы встретились на ланче. Я собирала новости за неделю, поэтому планировать что-то на вечер было абсолютно бесполезно. К тому времени, как я выберусь с работы, все нормальные люди – особенно те, которые начинают ее рано утром и к которым принадлежал Джеймс, – будут подумывать, как бы быстрее оказаться в кровати. Вообще-то меня подмывало предложить Джеймсу зайти ко мне, чтобы провести время в постели. Но, честно говоря, хоть нам обоим и понравилось то, что произошло у него, продолжения еще не было. Я же не собиралась слишком выдавать себя – правда, если б он предложил мне это, я бы тут же примчалась к нему, захватив с собой сумку с вещами на ночь, ну и все прочее.

Ланч прошел довольно весело. Джеймс выбрал милую забегаловку у реки – мы отважились занять места за столиком на свежем воздухе, хотя большинство посетителей оставались внутри. Мы болтали о работе. Я рассказала ему о недавнем скандале между Ианом и обиженным читателем. Выступление было настолько грандиозным, что все замерли. Иан несколько раз повторил: «Прекратите материться, иначе я повешу трубку», – и в конце концов сделал это. Все зааплодировали. Повернувшись к нам, он сообщил, что звонила некто миссис Викерс, приходская советница, которая жаловалась на абсолютно безобидную статью с обзором спектакля «Звонки инспектору» деревенского драмкружка.

Джеймс сообщил некоторые детали подготовки к празднованию золотой свадьбы его родителей. Он и его сестра заказали коттедж в Корнуолле на выходные и большой обед в морском ресторане. Разговор о семье его заметно оживил. Мне было приятно испытывать чувства к мужчине, которому могут доставить радость такие милые вещи, как первые попытки его племянника заговорить.

– Моя сестра великолепная мать, а Джозеф – чудесный малыш, – сказал он. – У него сейчас стадия бормотания. Мне приходится кивать, будто я понимаю то, что он пытается сказать. А Эмили спокойно объясняет, что он только что попросил меня передать ему ложечку для йогурта. Я стараюсь не улыбаться, но все это похоже на несуразицу типа: «Почему ты лаешь, Лэсси? Малыш Тимми застрял в колодце?»

Я рассмеялась:

– Уверена, он вам еще покажет.

Джеймс сделал глоток и кивнул в знак согласия:

– Точно. Я постараюсь организовать футбольную команду, чтобы бегать с ним, когда мы все там соберемся. Да и вообще, кому нужны слова? Слова в наше время обесценились. Я знаю, я ужасна, но я сильно покраснела, когда неожиданно вспомнила о еще одной ситуации, в которой слова оказались абсолютно бесполезны. И потупилась, ожидая, когда пройдет румянец. Вдруг его рука оказалась на моей – подняв глаза, я увидела, что он мне улыбнулся.

Не знаю, успокоило или же разозлило меня то, что он так хорошо понял мое состояние.

Мы закончили ланч, и я оплатила счет до того, как это успел сделать Джеймс. Я почувствовала триумф, хотя и была удивлена тем, что для него это было непривычно. Он безуспешно сигналил официанту, чтобы тот вернулся. Но у последнего, очевидно, не было времени на такой вздор. Поэтому Джеймс опустил руку и поправил волосы.

– Спасибо за ланч. Это шикарный жест, но обычно за еду во время свидания плачу я.

Я показала ему язык.

– А кто сказал, что это свидание?

На долю секунды его лицо покраснело, сначала от смущения, а потом оттого, что он оказался сбит с толку. Но в конце концов Джеймс улыбнулся, вспомнив слова, которые сам мне сказал при нашей первой встрече:

– Вот как. Ваша взяла, мисс Морган.

Потом он хмыкнул:

– Теперь я понимаю, что при первой нашей встрече я мог показаться негодяем.

Я кивнула:

– Было немного. Но тебе удалось загладить вину. Ты можешь еще больше вырасти в моих глазах, если позволишь мне заплатить за ланч.

Он раздраженно покачал головой:

– Обычно у женщин не возникает проблем, когда плачу я.

Я постаралась не обращать внимания на тот укол, который возник от мысли, что в списке его побед было много женщин, которых он приглашал на ланч. Вместо этого я стала надевать шарф.

– Может, ты просто встречался не с теми женщинами.

Он бросил на меня оценивающий взгляд… и улыбнулся.

– Может, и так.

К тому времени, как я попала в офис, я решила стать более решительной. Наш долгий прощальный поцелуй у ресторана показался мне знаком того, что Джеймс заинтересован в чем- то более серьезном, чем дружба. Однако он отступил после того, как мы переспали. Он не был плейбоем – прямо говоря, он уже получил возможность забраться мне под юбку и тем не менее продолжал со мной общаться, поэтому я не беспокоилась. Но так как сказать прямо в лицо для меня было сложно, я решила, что обсудить секс в виртуальном пространстве будет менее конфузно. По крайней мере, тогда мне не придется смотреть ему в глаза. Я загрузила программу для отправки сообщений.

Софи: Хотела сказать спасибо за прекрасный ланч. Это надо повторить, когда вернешься из Женевы.

Не торопись с ответом. Мне нужно время, чтобы настроиться на обсуждение секса в чате. Я его спугнула. Ответ пришел через минуту.

Джеймс: Несомненно. Так как ты заплатила, мне нужно как-то отблагодарить тебя? Я тоже рад нашей встрече. Обязательно повторим.

Джеймс: P.S. Спасибо.

Джеймс: P.P.S. На тебе был потрясающий свитер.

Я улыбнулась. Ну, с такой болтовней с примесью флирта я могу справиться. Это даже забавно.

Софи: Тебе придется пережить историю с оплатой ланча. Не стоит сердиться.

Его ответ был быстрым, коротким и вызвал на моем лице улыбку полной идиотки.

Джеймс: А если я ХОЧУ сердиться?

Софи: Самое простое в этой ситуации для тебя, по-моему, – приступить к действиям. Не упустить момент!

Джеймс: А я думал, что хорошие парни так не поступают…

Я скривилась, внезапно вспомнив, что, несмотря на нашу совместимость и то, что он мне действительно очень нравился, в одном мы были совершенно разными. Поймите меня правильно, у меня нет ни времени, ни желания связываться с негодяями, но если ему и в голову не приходило, что можно быть чем-то средним, он точно мне не подходил.

Черт. Я написала ответ, но прежнее веселье исчезло из разговора.

Софи: Мне кажется, можно быть хорошим парнем и не быть занудой. Если есть уверенность, что действия будут одобрены, бояться нечего.

Софи: P.S. Если еще сомневаешься – они будут одобрены.

Джеймс: Но ты еще не видела, как я могу действовать. Мои действия могут испугать тебя. В этом предложении зазвучала надежда, хотя я и закатила глаза от мысли о том, что что-то может меня напугать.

Софи: Я уверена, что справлюсь со всем, что ты придумаешь.

Джеймс: Неужели? Моя выходка с трусиками смутила тебя, разве нет?

На самом деле я не была ошеломлена или рассержена. Не было никакого смущения, негодяй. Не знаю, насколько мое возмущение проявилась в моем сообщении.

Софи: Не думаю, что я хоть как-то смутилась.

Софи: Кроме того, ты мне должен новую пару трусиков.

На ответ понадобилось несколько минут. И звучал он менее игриво.

Джеймс: Ты растерялась. А когда ты отменила обед, я забеспокоился, что ты обиделась, а я перешел грань приличия.

Я была задета и немного сердилась на то, что он сомневался в моей честности. Черт, моя честность – моя временами появляющаяся грубость – была тем, из-за чего в основном я попадала в неприятности.

Софи: Нет, в тот вечер у меня действительно было много работы. Если б я решила, что не хочу с тобой встречаться, я бы так и сказала.

Он долго не отвечал. За это время я успела кончить статью, распечатать ее на принтере и вернуться к столу с чашкой чая. Я чувствовала, что мне надо еще что-то сказать, но не могла придумать, что написать, чтобы исправить ситуацию, если вообще что-то могло ее исправить.

Софи: Шутка с трусиками удалась. Это меня завело. Но с этим я справилась.

Затем мне пришла в голову мысль.

Софи: Если б я почувствовала смущение, или неловкость, или беспокойство и т. п., зачем мне было потом появляться у тебя?

Мой телефон завибрировал на краю стола.

Джеймс: Чтобы поужинать и поиграть с котятами?

Я улыбнулась. Прежде чем я придумала ответ, он переслал еще одно сообщение.

Джеймс: Так шутка с трусиками тебя завела – в смысле возбудила или в смысле заставила покраснеть до ушей?

От одной мысли про это меня бросило в жар.

Софи: Разве не может быть и то и другое?

Джеймс: Может. Только многие с этим не согласятся.

Софи: Думаю, в твоем лагере на этом фронте так и есть.

Джеймс: Любопытно. Я думал, что ты в моем лагере и на нескольких фронтах. Убегаю на совещание. Пока. Целую.

Разговор оставил меня в состоянии тревожного ожидания. Я знаю, что мне хотелось бы услышать. Стало зарождаться слабое чувство радости. Может, те знаки, которые мне удалось подсознательно собрать, надо понимать так, что Джеймсу нравится доминировать в сексе, а может, и иначе: вовлекать меня в те грязные и не совсем грязные игры, которых я так от него ждала, он не собирается. Готовься к худшему, а надейся на лучшее и т. п. Но ему точно удалось заставить меня ждать.

Наконец около девяти вечера я услышала знакомый сигнал сообщения.

Джеймс: Итак, кроме шутки с трусиками, было ли еще что-то, что тебя завело?

Я слегка улыбнулась, предвкушая финал нашего разговора, но я не торопилась, ожидая, когда он сам еще немного раскроется. Я не играла – просто, пока я точно не узнаю, как далеко готов зайти он, я не хотела рисковать и отпугивать его.

Софи: Звучит так, будто ты напрашиваешься на комплимент. Может, ты хотел еще о чем-то спросить?

Я представила, каким рассерженным он должен выглядеть после подобных обвинений. Это меня очень позабавило.

Джеймс: Как тебе мой шлепок?

Тут я по-настоящему улыбнулась. Значит, мои предположения относительно его намерений были верными. Я не смогла отказать себе в удовольствии еще немного его позлить.

Софи: Мне понравилось, хотя было не больно.

Своенравная? Я? Может быть – чуток. Мне было забавно.

Джеймс: А кто сказал, что я старался тебя ударить?

Вот от этого горло пересохло. Я не знала, как ответить. Прежде чем я собралась с мыслями, чтобы что-то написать, опять пришло сообщение.

Джеймс: Ты бы хотела, чтобы я ударил сильнее?

Я знала ответ. Я была уверена, что он тоже его знает. Но согласие, представленное сочетанием всего двух букв «д» и «а», обозначало гигантский шаг в неизвестное. Я еще не была готова к этому и уклонилась от прямого ответа.

Софи: Мне кажется, ты сказал, что хорошие парни так не поступают?

Джеймс: Мне кажется, ты сказала, что нудные парни так не поступают, но хорошим же можно?

Н-да… подорвалась на собственной мине.

Софи: Да.

Джеймс: Что – «да»? Хорошим парням можно или ты хочешь, чтобы я тебя ударил?

Мое волнение было сильным как никогда. Либо будет великолепно, либо произойдет ужасное недоразумение и я выставлю себя посмешищем. Я собралась с силами.

Софи: И то и другое.

Я уставилась на телефон, не зная, какой ответ мне хотелось бы получить. Я испытывала небольшую радость и была немного напугана мыслью о том, к чему все это может привести, если все так, как я надеюсь. Мне нужно было выдержать паузу – на случай, если это была просто болтовня. Но я не удержалась. Мое любопытство требовало удовлетворения.

Софи: Ты ХОЧЕШЬ сделать мне больно?

Я не почувствовала, что затаила дыхание, ожидая его ответ, пока не пришло сообщение. Я не уверена, что имела хоть малейшее представление о том, какой ответ мне хотелось получить.

Джеймс: Если ты интересуешься, садист ли я, то точно нет. Обычно нет. Причинять кому-то боль и испытывать возбуждение – это не про меня. Но экспериментировать с женщиной, готовой к подчинению и испытывающей от этого возбуждение, – это меня заводит, если ты поняла, о чем я. Мне нравится доводить такую женщину до экстаза, выходить за пределы разумного и слышать ее рыдания.

Софи: Поняла.

По крайней мере, мне показалось, что я поняла. Его упоминание слова «подчинение» наполнило меня надеждой. Но я не могла придумать, что еще сказать. Джеймс: Думаю, этого достаточно, ведь я еще плохо тебя знаю. Я закатила глаза. О да, он прав. Но обсуждать это с ним мне было неловко. С Томасом я не испытывала смущения, отчасти потому, что меня не особенно волновало то, что он про меня подумает, ведь я не собиралась ходить к нему на свидания. Я все понимала, но от этого мне не было легче.

Софи: Это на меня не похоже, но я не знаю, что ответить.

Джеймс: По-моему, это слабая попытка признать, что я привел тебя в замешательство.

Я улыбнулась, немного придя в себя.

Софи: Да, плохой вариант. Но тебе полагается награда за «привел в замешательство». Целый вечер мы обменивались сообщениям. Звучит глупо – я бы могла забежать к нему сразу после работы, и мы бы болтали точно так же. Наверное, мы оба чувствовали, что начать с разговоров на эту тему при личной встрече было бы неверно, так гораздо труднее признаться в скрытых желаниях, за которые другие могли бы нас с легкостью осудить. Теперь я понимала, что если мне было сложно рассказать парню о своем желании подчиниться, исполняя грязные и одновременно приятные нам двоим приказы, то ему было еще сложнее. Джеймс уже объяснил, что он боялся показаться женоненавистником, агрессором и т. п.

Мне было очень интересно обсуждать это с ним. Конечно, я обсуждала с Томасом его мотивы к доминированию. Но открывать для себя новую грань в Джеймсе, пытаясь сопоставить ее с трудолюбивым, умным, воспитанным мужчиной, которого я успела узнать, было необычно. У меня было много вопросов, и он ответил на все. Я начала с того, как долго он этим интересовался, – забавно, но с детства он был в восторге от старого мультфильма об опасных приключениях Пенелопы Питстоп. Ему нравилось, когда ее брали в плен и связывали, а мне это напомнило о сложностях девицы Мэрион – до вопроса о том, как у него рождались идеи по поводу того, что делать с подчиняющимися.

Джеймс: В большинстве случаев секс, даже в играх, подразумевающих доминирование и подчинение, может быть спонтанным. Секс может начаться как нечто обычное, но резкий удар или определенный взгляд способен изменить всю динамику, даже если после этого больше ничего не последует. Но я считаю, что в играх с доминированием и подчинением самый хороший секс бывает тогда, когда все тщательно спланировано. Иногда я подчиняюсь фантазиям, а иногда просто экспериментирую, но у меня всегда есть цель, которую я стараюсь достичь.

Если партнерша слишком дерзка и делает все, чтобы завести меня, получить все мое внимание и быть «наказанной», я стараюсь этому помешать. В таких случаях я связываю ее и оставляю в углу. Я не обращаю на нее внимания, пока она не поймет, что не может вертеть мною и получить то, чего хочет.

Джеймс: Вот другой сценарий. Партнерше тяжело высказать свои желания потому, что она либо смущается, либо чувствует себя недостаточно свободно. В таком случае она будет наказана за свое молчание и невыполнение приказа, и я вознагражу ее только за быстрый ответ.

Джеймс: Мне нравится составлять план и придерживаться его. Но мне также нужно уметь перестраиваться в зависимости от ситуации. Если я вижу, что партнерше будет не по силам то, что я от нее хочу, я принимаю новое решение. Что лучше: заставить ее выполнить мой приказ или отступить? У меня почти не было случаев, когда я вынуждал делать что-то, к чему партнерша оказывалась не готова. Но иногда мне кажется, что, возможно, я слишком рано отступил – не то чтобы я легко уступал, нет. Мне кажется, я ощущаю, когда партнерша хочет, чтобы я бросил ей вызов и провел через испытания.

У него было больше опыта, чем у меня. С одними женщинами отношения были достаточно долгими. С другими он развлекался. Он тоже пытался найти баланс между легкими связями и отношениями, способными перерасти в настоящие чувства. На все мои вопросы он отвечал обоснованно и разумно, даже на те, что заставляли меня затаить дыхание, когда я читала на них ответ.Джеймс: Я начал активно играть, когда стал регулярно заниматься сексом. Однажды я переспал с девушкой, которая заговорила о порке. Я и раньше про это думал, но не сразу воспользовался случаем, как тебе могло это показаться. Я превратился в мистера Рациональность и рассказал ей, что ее идея привлекательна и что такого рода трюки возбуждают меня, но я не затею игру, если она в этом сомневается. Она сказала, что готова, и, когда мы занялись сексом и она оказалась сверху, я ее легонько отшлепал. Она сказала, что ей понравилось, но что я мог бы ударить и посильнее. И я ударил. К тому времени, как мы оба кончили, ее ягодицы были красными, а моя рука страшно болела. Сначала я чувствовал неловкость – мои родители научили меня ни на кого не поднимать руку, – но ей это понравилось, и очень скоро я понял, что разница между этой игрой и насилием заключается в обоюдном согласии. Она позволила мне выпороть ее, привязать ее и т. д. Сила моего удара и все, что я делал с ней, зависело только от партнерши. Если в конце концов она просила остановиться (или использовала еще какой-нибудь условный знак), все тут же прекращалось. Мне нравится власть, контроль и сама игра. Меня привлекает сама психология игры – как заставить партнершу выполнять то, чего хочу я. Я могу держать партнершу в неведении, могу сбить с толку, застать врасплох на каждом этапе игры, так что единственный для нее выход – реагировать на то, что предлагаю я. Или же я могу заранее предупредить о своих намерениях и дать время все обдумать и таким образом вынудить партнершу терзаться и мучиться еще до того, как я вступил в игру. Все зависит от обстоятельств, в которых мне приходится добиваться от партнерши нужного мне результата.

Его откровения добавили мне смелости, и я не могла не задать вопрос.

Софи: Почему ты решил, что мне захочется выполнять то, что хочешь ты?

Его ответ ошеломил меня.

Джеймс: Мне показалось, я с самого начала уловил несколько знаков. Но после той ночи, когда ты отменила встречу, а потом после того, как ты отреагировала, когда мы занимались сексом и я схватил тебя за запястья, у меня появилось сомнение и я не стал торопить события. Но теперь я абсолютно уверен. Конечно, тебе захочется выполнять то, чего хочу я. Ведь это доставит мне удовольствие, а тебе хочется порадовать меня.

Я знала, что мой ответ покажется противоречивым, но мне было все равно.

Софи: Ох, неужели?

Джеймс: Ну-ну. Да, конечно. Я и сам ненавижу классифицировать партнерш – и не потому, что это не всегда срабатывает. Но в моем опыте с подчинением были женщины, как бы это лучше сказать, с напускной дерзостью, которые вели себя вызывающе, чтобы вызвать ответную реакцию. Им нравилось, когда я их подавлял и управлял ими, несмотря на их дерзость. И, хотя у тебя острый язычок, думаю, ты не такая. Вспомни случай в ресторане. Я не заставлял тебя отдавать мне трусики. Я просто предложил, а ты могла принять это или отказаться. Ты приняла вызов, чтобы доказать, что справишься. Ты хотела победить, но нелепость ситуации в том, что выиграл-то я. Тебе нравится, когда тебя подталкивают к выполнению чего-то сложного. Тебе доставляет удовольствие преодолевать препятствия. И в этом суть твоей игры.

Я почувствовала, что вот-вот выроню телефон. Он прав. Хотя я объяснила бы это иначе. И то, что он все понял, сумел определить склад моего ума, вызывало во мне и восхищение, и страх. Его слова были наполнены эротическим смыслом, пленяли и открывали возможности, о которых мне даже страшно было подумать. Но вместе с тем я ощущала, что это самый непредсказуемый мужчина, с которым я когда-либо общалась.

Нужно отдать ему должное. Он развеял самое сильное из моих предубеждений. Ведь то, что он называл наказанием, не было наказанием за плохое поведение. Он наказывал потому, что ему нравилось ощущать свою власть. Он понимал, что мне доставляет удовольствие испытывать боль – может показаться глупым, но именно это и успокоило меня. А еще то, что наши отношения не были похожи на игру, в которой опоздание на десять минут означало, что мне придется умолять сжалиться надо мной, что для меня всегда казалось отступлением от правил. В его словах прозвучало обещание не использовать всю силу. Очевидно, у нас были разные представления о силе, но мне было интересно, и я была более чем готова попробовать. Он улетел в Женеву на четыре дня. За это время мы довели друг друга до безумства своими вопросами, флиртом и ночной перепиской. Решив, что мы попробуем поиграть, мы попытались определить перспективы отношений. В одном из сообщений Джеймс написал: «Думаю, нам не стоит заключать никаких дурацких договоров». Но мы обсудили условные знаки, рамки нашей игры, сложные и не такие сложные трюки. Мы договорились, что я приеду к нему сразу, как только он вернется из командировки.

Тон нашей переписки, к моей радости, не изменился. Я не чувствовала никакого превосходства с его стороны, никакого пренебрежения в мой адрес. Ему по-прежнему были интересны мои мысли и мой опыт. Звучит глупо – это и впрямь оказалось большой глупостью! – но тогда я думала, что, несмотря на начало нашей игры, динамика развития нашей дружбы и отношений не изменилась.

Единственным исключением была игра в педантизм, которую мы затеяли после того, как я указала на его опечатку. (Глупо, конечно, но ничего не могу поделать с сидящим во мне неистребимым корректором.) Он в ответ ссылался на мою ошибку – которая, кстати, была оправдана жанром сообщения и поэтому была совершенно другого происхождения. А потом посыпались взаимные уколы, которые переросли в нечто. Каждый раз, когда я ошибалась или указывала на его ошибку, которая была исправлена позже, он прибавлял пять очков, за которые придется расплачиваться, когда он вернется. Каждый раз, когда он ошибался, а я это замечала первая, пять очков снимались с моего счета. Наша переписка в прямом смысле превратилась в словесную битву. Мы старались исправить ошибки до того, как другой их мог обнаружить. Было глупо, смешно и напоминало состязание дураков, в котором я почувствовала в себе силу справится с Джеймсом. Я была уверена, что, начав реальную игру, он не потянет меня в подвал и не станет там избивать. Все это время он был добрым, очаровательным, забавным человеком, ненавидящим неправильное употребление апострофов, чего и я терпеть не могла.