Дома я ел суп и был настолько рад, тому, что со мной произошло, что каждая фибра души прыгала и бегала по коже.

Даже страшная, заплесневелая обстановка дома не могла сломать мой "чудо-настрой". Я теперь не девственник, подумать только.

— А чего ты такой довольный и рот до ушей ? У тебя "пиневмония" ? Аль, врешь мне ? — спрашивала уставшая мама, попивая окрошку.

— Да ничего, думаю вот на врача поступать, мне тётя Надя обо всем рассказала и о поступлении и историях различных, как она в Можайске людей спасала. — Начал я восторженно

— Людей ? да у этой суки аристократской веры нет. Все эти интелегенты паршивые, наш народ и повели на войну, где отец твой, а ты радуешься и к ним хочешь — Злобно приговаривала мама. — Крестьянин ты, Максимка, им и подохнешь, как я, зачем судьбёнку свою смущать ? — спрашивала мама, убирая со старого дощатого стола тарелки на печь.

Мне было плевать, что говорила мама и я просто пошёл к Надежде.

— Куда это ты ? Вечер на улице хоть бы, траву покосил, смутьян !

— Траву ? Трава не чирий — подождёт с некоторой злобой произнес я и пошёл на улицу.

В деревне пели старички, напиваясь самогоном, кутили бабы и бегала разная детвора, попрашаиничать.

Скот табунами отправили обратно по стойлам на фоне кровавого заката, а по радио Левитан рассказывал про вновь захваченный город нашей армией.

Я знал, где живёт Надежда Владимировна, но боялся идти к ней, хотл после её признания кто угодно мог бы сказать "иду к своей жене".

Однако идти с пустыми руками было попросту не красиво, поэтому я забежал к Салтыковичу, чтобы взять в долг цветы и банку сгущёнки.

Я зашёл в его грубо обструганный, маленький домишко с полусгнившей дверью. Зайдя, увидел краснощёкого Салтыковича, попивающего самогон. Рядом сидели его собутыльники курили и пили, нахваливая Салтыковича за его праведность, за верность народу, за "гражданскую" в которой, он был за казаков, но об этом умалчивал.

На столе стоял ржавый самовар, рядом целая кастрюля с супом. Там же, стоял целый ковш с маленькими помидорчиками и огурчиками. На печи, которая стояла напротив койки Салтыковича, расположилась разная утварь, а также его "картины" которые, он рисовал.

Да, он был художником и за это его ещё больше любил наш представитель деревни Шуляк, называя его "Кровью советского народа". "Вот он ! Пример советского, народного художника !" И именно этот народный художник ставил на счётчик всё население и вместе со своими собутыльниками-шестерками собирал сливки с баб или слабых стариков. Мужчин, которых он раньше боялся не было и некому было дать отпор ему.

Вот уже четыре года, Салтыкович, буквально, стал "коршуном"пролетая и запугивая и так запуганных баб, которые не просто без боя отдадут все свои ресурсы, но сочтут это за благо. Как же ! Помочь Салтыковичу !

Вобщем, Салтыкович стал руками председателя сельсовета. Председатель отдавал крепкий алкоголь и разные продукты с тушёнкой и папиросами на которые всегда был спрос, а Салтыкович запугивал "буйных" стариков не желающих работать, участвовать в разных социалистических гонках по урожаю, заставлял народ делать то, что нужно для правильного "социалистического строя".

Домик Салтыковича был небольшой, и комнат соответственно было мало. В первой было что-то похожее на умывачную, во второй жил он.

Там была его постель, стоявшая в углу, а под ней лежали десятки испорченных солений, которые он прятал, чтобы не делиться, а когда они стали не нужны, то как самый "лучший" друг раздовал эти подарки всем подряд.

— Покосишь мне тогда весь околоток, понял ? — сказал гордилевый "мироед" Салтыкович, попивая самогон вместе с собутыльниками. Он был ярким типом кулака, да-да, именно с ними боролся Сталин, однако он пошёл на компромисс с системой и даёт долю власти, а власть за это что ему сделает? Да ничего! Такие вот хозяйственные "ироды" как раз на руку. Несомненно, у нас социализм, но когда дело доходит до хозяйственных отношений и до "выгодности", то в дело вступает весь рыночный аппарат, даже в самых левых, коммунистических странах.

Неофициально. "Мы же друзья, я тебе а ты мне, никакого мошенничества"— говорил Салтыкович, а потом накидывал ворох обязанностей или требовал "свою частину", мол взял так и отдай, не в молельне же!

Я не знал тогда о всех этих хитросплетениях и повёлся на его саблезубую улыбку, он потом, сука, мне испорченную сгущёнку засахаренную и цветочки подгнившие.

— На тебе баночку медовой сгухи ! Армейская ! Её и на хлеб и на ломоть булки сахареной и ух как вкусно будет. — говорил Салтыкович, покуривая папиросы с Ленином.

— Что-то она битая какая-то, есть другая ?

Друзья собутыльники тут же рассмеялись и произнесли как один "Нахал"

Салтыкович успокоил их пыл, а мне сказал

— Парень, ты говоришь что сгущёнка плохая ? Так ? — начал он

— Нет, просто...просто побитая же, я же не говорил что плохая, но. ..— начал заикаясь

— "Побитая" ? То есть сейчас идёт война, люди с голоду пухнут, хлеб из целлюлозы жрут, потому что другого нету, а я сейчас, сахарную изготовленную народом нашим сгущенку даю и тебе не нравится? Да?

— Да я же не говорил так, я не это имел виду ! — кричал я видя как Салтыкович закуривает сигарету.

— Да ты чего кричишь то ? Я же тебя не бью, так ведь мужики? — спросил Салтыкович осматривая, соглашающихся мужиков. — Ты лучше, молодчик скажи, тебе зачем вообще сгущенка нужна. Матерь заболела шо ли ? Иль другая причина?

Я знал, что скажи ему сейчас про Надежду и про нас тут же расскажут всей деревне, а её нарекут "любительницей детей"

— Просто никогда не ел Сгущёнку вот и всё — напряжено смеясь, сказал я.

Салтыкович не отлип от меня и начал снова водить по адскому кругу из вопросов.

— То есть ты хочешь пожрать сгухщенки в одно табло, приходишь ко мне говоришь, дай мол, Епифантий Петрович мне сгущёнки, я тебе её даю — указывал он указательным пальцем вместе с сигаретой на себя— Я даю тебе качественную советскую сгущёнку, сделанную из молока наших коров, переработанную нашими людьми—трудягами которые для войнов наших святых её делают, а тебе она не нравится ? Я так тебя понял ?

"Тебе бы вместо Гегеля работы по логике писать" — думал я про себя.

Делать было нечего, тогда и я согласился

Салтыкович опешил, но ничего не сказал, в отличие от друзей его которые, тут же взбеленились.

— Тут два варианта, родной. Либо ты врёшь мне сейчас и сгущёнку ты понесешь к кому нибудь, к примеру, врачихе нашей новомодной, сучке, либо же ты паскудёныш сучий, который ни мать свою ни ценит, ни отца на фронте, ни народ свой, который кровь проливает за тебя и за нас, хлебом нас кормит. Как ты думаешь, деревня не осудит тебя ? Что будет если я расскажу всем, что тебе советская власть не нравится ? Власть которая тебя охраняет, греет, кормит и поит. Мамой тут же дяденьки в синих погонах займутся.— говорил хитро, курящий Салтыкович.

—Нет, ты, конечно, может просто придумал и сказал не подумав. Бывает ! Ты расскажи нам правду лучше, не прикидывайся, мы же свои все !

Я не мог ничего говорить и даже понять как я вообще угодил в такую ловушку. Что вообще сейчас произошло ?

— Это для мамы — сказал я

— Да ? — подняв бровь, спросил Салтыкович — Так чего ты сразу то не сказал ? Кого ей сгущёнку то одну, давай ей целый корзину продуктов по-свойски дам ? Она баба хорошая, мне помогала вместе с тобой.Потом мне ваших свинюшек тройку дадите и говядинке стуженой на подкорм друзьям, так ?

Да чего мы тут болтаем, пошли к ней ! — произнес Салтыкович и его друзья тут де встали

— Стойте ! Это не для мамы.

— Для кого же ?

— Для Надежды Владимировна

Салтыкович заулыбался, а товарищи его пуще прежнего стали горланить.

— Ты спишь шо-ли с ней ? — спрашивал старик у меня

— Да, нет. Просто приятное женщине хочу сделать, она ведь меня от болезни спасает

— Понятно. Ты смотри, если она своей пиздёнкой на твой Nлетниий хуй садиться я всё мамки расскажу. Бабы сейчас голодные, всех юношей развращают, а эта блядь интелегентская и тем более ебаться хочет. Только вот вместо нормальных мужиков, меня на пример, она выбрала тебя, неопытного глупого шпендика, которым покрутит-покрутит и дальше поедет, ты же не думаешь, что она здесь на долго?

— В любом случае, Надежда Владимировна никогда такое не сделает! — настойчиво сказал я

Салтыкович бросил сигарету и проронил :

— Ну тогда вали отсюда, а то уже ночь, вдруг тебя ещё какая нибудь баба трахнет — ха-ха-ха — смеясь с мужиками начинал Старик

М вот, когда вроде бы всё устаканилось, я начал уходить из этого треклятого дома с обруеваемой ненавистью на подлого старика, как вдруг:

— Эй, Максимка !

— Что ?

Салтыкович быстро спрыгнул с печи и взял водку, дорогие Серьги в изящной шкатулке и сказал:

— А Давай ты, пока мне траву покосишь, а я так и быть пойду ща тебя к Надьке и ей отдам подарки, скажу мол: "От Максимки !" Вы же с ней не трахаетесь же ?

— Нет ! — громко сказал я

— Ну вот, ты тут пока за подарки долг отдаешь, а мы ей поможем в "любви женской", так мужики ?

— ДА ! — кричали остолопы встав со стульев

— А то баба уже четвертый год мучаеться без члена, а мы ей "по-соседски" поможем, тем более нас много, ей хуев точно хватит, да и я если честно, который день на её задницу упругую посматриваю. Она же егозистая, в постели, наверное, ух ! — пошло рассказывал о своих мечтах Салтыкович, попивая водку. — Кароче фронт работы я покажу, подарки твои отдам, так что не переживай.

— Да, не переживай — сказал кто-то из его толпы — Баба в наших руках будет, ну точнее в членах

— ХА-ХА-ХА — Смеялись мужики, выходящие из дома.

В голове промелькнуло "Что же я наделал?!!!!"