ЧЕСТНОЕ ОКТЯБРЯТСКОЕ ИЛИ, «ПОСОБИЕ ПО ИЗУЧЕНИЮ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА»

Акт. 5

Зал немного меньше, чем в школе. По центру ринг, вкусивший не мало бойцовской крови. Почти вплотную скамейки для наблюдений и отдыха. Длинные, коричневые, изъёрзанные, с ободранной местами краской. Поодаль, наборы многокомпонентных гантелей и даже венгерский, постоянно кем-то занятый, тренажёр для мышц. Пространство вдоль стен, достаточное для спарингов или групповой пробежки. И вечный запах пота, от взмокших тел.

— Бьёшь, и уклоняешься, бьёшь и уклоняешься, - Сергей Петрович аккуратно маневрировал рядом с Алёшкой. – Давай, делай!

— И левой, в голову?

— Да, верно.

Пританцевал вокруг тренера. Резко провёл как учили, но не достиг контакта.

— Я думал, Вы уклоняетесь под правую руку. Но выглядит больше, как движение головой. А потом идёт левый боковой.

— Уклоняешься, уходишь с линии, а после, делаешь вот так. Подходишь ближе. Попробуй скрутить корпус. И не забывай держать руки у лица, как до этого...

Алёшка повторил, как запомнил.

— Уже лучше. Давай джеп! Бей джепом. Законтри. Если бьёшь джепом, то только два раза подряд. А если бьёшь одним, тогда прилетит в ответ. Никогда не бей один...

Алёшка долбал жизнь по нескольким фронтам. Его женщины учили, что направление развития лучше выбрать одно и постоянно шуровать в одну точку. Преуспеть в чём-то единственном.

Так, не получалось, ибо всегда цепь событий подтягивала и заставляла тренировать другие направления. В дружбе со взрослыми, улетает детская чепуха, и всё быстрее. Ни так, конечно, как на войне, в смоге порохового дыма и сырости тянущей из-под земли. В мирное время проще, но тоже есть цели и нужно шагать, идти к ним, не взирая ни на что. Иначе, потеряешь уважение к самому себе. И потеряешь женщин. Своих любимых и опытных сук... Этого Алёшка боялся сильнее всего.

Он любил своих извращуг, и обязан стать лучшим, чтобы сильнее, забористее старших и опытных мужиков. Ни одна, ни вторая и мысли чтобы не допускала расстаться.

Светлана Григорьевна и тётя Кристина давали ему не только превосходный секс. Мудрость советов, двух взрослых женщин вела по жизни. С бестолковыми сверстниками, лазающими по заборам и деревьям, играющими вокруг домов, какой ныне интерес?

И за год, он стал выше, старше, злее. А ещё, великодушнее. Одно подтягивало другое. Всему причиной слабый пол.

Для Татьяны Васильевны, он почти сразу выдвинулся в фавориты. Заглянуть ей в мысли, Алёшка попыток не делал. Боялся испортить всё раньше срока. Выжидал с главным подкатом. Временил, позволяя рост. Да и учительница смотрела на него ни как на сексуального партнёра. Бедная, затюканная, и целомудренная училка немецкого... Он сумел просчитать её потребности. Перекрыть их возможно, только наступив на собственное горло, и смело шагнуть вперёд.

Травили Татьяну Васильевну многие. В почти каждом классе собирались мерзавцы, кто доводил недавно окончившую институт преподавалку до истерики.

С другой стороны, претензии коллектива и директора.

— Ты не можешь управиться с классом! – добивали свои же учителя.

Оставаясь наедине, Татьяна Васильевна плакала от безысходности, терпела и не понимала выхода. Ещё имелась вера в хорошее, доброе и чистое. Где-то живут нормальные люди, кто примет, оценит её как надо...

Он стал бы одним из этих подонков, если тётя Кристина в самом начале не раскрыла на суть дел глаза.

В группе продлённого дня ребята подобрались шумные, но обстоятельства притушили удаль.

Тут учились.

Воля чувствам лишь в перерывах. Иначе, хана! Исторгнут и на второй год. Это край, ручка.

Для Алёшки, случай особый. Он сам тут, добровольно.

Попутно, стал подтягивать и общую успеваемость. По точным дисциплинам, за стремление, и защиту коллеги, ему негласно пока, натягивали проходной балл.

Несколько раз вступился за Татьяну Васильевну на уроках в чужих классах.

— Вы мешаете мне учиться! – осадил он и полез на конфликт к разбойникам из четвёртого, сложного «Г». Ему было хотели настучать прямо в классе, но успокоились, придержались до конца урока.

Татьяна Васильевна встала между сторонами, как германский миротворец.

Силы оказались не равны. Это выяснили уже после уроков. За то, что вступился, огрёб до синяков и порванной формы. То первый случай:

— Ну, ты что тут бля тявкаешь мелкота?

— А хули вы, её трогаете? – выдержал напор, не испугался Алёшка.

— Влюбился что ли?

Он ударил за это первым. Не сильно. Противник оказался проворнее. Сбоку зарядили в ухо, удачно отвлекли и быстро добили. Четверо, против одного младшего на два года.

Всё тут-же, после урока, рядом с классом.

Услышала конфликт, успела вовремя. Спугнула мерзавцев. Завела его в пустой класс. Внимательно и близко рассмотрела распухшую щёку и крепко подбитый глаз.

Сглотнула. Из-за неё только что, впервые в жизни случилась драка.

Не понимала, что сказать. И Алёшка просто смотрел в ответ. Также прямо и выразительно. Потом, тронул зубы. На месте. И слегка улыбнулся.

- Das tut mir leid! — (Мне жаль!). – сказала в сердцах тихо, скорее для себя.

— Zum Teufel... — (К чёрту)... - ответил Алёшка.

У Татьяны Васильевны от удивления, блеснули глаза. Уровень совсем не школьной программы: как в историях про жительницу Берлина, Монику, или Шрайбикуса из Лейпцига.

— Gehen wir ins Sanitätszimmer. - (Пошли в медкабинет).

— Nicht nötig, ich schaffe das selbst. - (Не надо, я сам).

Развернулся. Вышел.

Что это было? Мальчишка проявил знания немецкого на высоком уровне. Как? Откуда? Она последовала за ним. Посмотрела, как угрюмо подволакивая портфель, захромал и свернул за угол, на путь в кабинет медика.

Алёшка чувствовал себя героем. Да, он огрёб, как и предрекала тётя Кристина. Но достиг первой цели. Даже двух! Заявил о себе, как защитнике. И удивил реальным знанием. Упёртость шла на пользу:

В свободное время штурмовал по началу, только учебники, а затем переключился на переводы журналов „Für Dich“. Находил деньги и покупал в киосках. Это лучше, чем книги в библиотеке, потому что, свой журнал можно чирикать пометками, а ещё в каждом номере находилась эротическая фотография с молодой женщиной. Иногда на снимках видна кучерявая шерсть между красивых ног, а не только груди разных размеров и форм. Бывало, он шёл в подвал, где имелось место в грубо сколоченной из досок секции, с семейными вещами и запасом брикета. Учил предмет, и маструбировал на немецкую красотку из свежего номера. Старался разглядеть в них девиц одного племени со своей училкой, а иногда представлял в компании со взрослыми сучками фабрики «Красного Знамени».

По немецкому подтянулся весьма хорошо. Секрет успеха в дисциплине и порядке. После школы отдыхал, делал уроки, уходил в подвал заниматься немецким. Своей комнаты, приватного пространства в квартире не имелось. По выходным, встречи с тётей Кристиной и Светланой Григорьевной, когда совпадёт.

Настало время учиться воевать.

***

Сергей Петрович не довольно скорчил мину.

— Нет, не так! Он будет уходить. Он будет знать, видишь? Делай наклон. Колени у тебя на что? Не только голова, но и ноги. Меняешь уровень красиво. Когда подходишь, уходи ниже.

— Двойной джеп. В левый боковой, правый прямой. – Яростно и технично Алёшка провел серию.

— Только постарайся сломать ритм.

Теперь, немецкий добавился и в транспорт по дороге до кружка по боксу, и обратно. Ему разрешили ходить, когда захочешь, а не только во время регулярных занятий. Спаринг-партнёра, в такие дни никто не гарантировал. Со здоровыми мужиками, категории ни те.

Учителя в замешательстве, как из раздолбая, с дневником полным неудов, Алёшка резко взялся за ум.

Это внеклассные занятия по немецкому языку помогают, с твёрдостью объяснял он.

Верили.

Потому-что, иным не объяснишь. Заслуги приписали Татьяне Васильевне:

— Нашла ключик. Не безнадёжна, выходит. Старайся с другими.

Она не могла понять говорит ли ей директор серьёзно или тонко подтрунивает над молодым преподавателем. Но с мальчишкой получалось и правда неплохо.

Отдушина, неожиданный спасательный круг, в бушующем океане. Нить надежды, что всё ещё как-то может быть лучше.

Сентябрь 1983-го, третий класс.

Период больших надежд.

Свободное владение немецким. Мог бы работать гидом. Хорошо поставленный в боксе удар и первые победы на районных соревнованиях. Знание приёмов дзюдо. Он выбрал, конечно, бокс. Но мог в классе опрокинуть любого.

Постучали. И сразу открыли дверь. Вошла завуч. Строгая, крашенная блондинка в очках.

— Романов Алексей. Выйдите из класса. С учебниками.

Движок ёкнул. Пока собирался, пока шёл, сердце сбилось с привычного ритма.

Что там ещё? Лена загадочно посмотрела в след.

Главное, не ссать. Зашли сразу к директору в кабинет.

Там классная, капитан в милицейской форме, естественно, директор, почему-то ещё председатель комсомольской организации школы. Следом затворил дверь завуч. Всё! Ловушка схлопнулась, как и само время.

— Ага, ты? – улыбнулся офицер. – Помнишь меня?

Алёшка узнал. Ну, точно! Павел Деревянко из Чкаловского!

— Так точно! – бодро в голосе.

Немного отлегло.

— Ну, тем лучше. Тогда, сразу к делу! У меня тут общественная работа. Про ЮДМ слышал?

— Нет.

— Юные друзья милиции. Вот ты же, милиционером год назад стать хотел.

— Хотел. – Алёшка заробел при таком количестве ответственного народа.

— Вот! Как понимаешь, в Стране сейчас всё не просто: борьба за дисциплину, поиск тунеядцев.

И правда всё так. К примеру, проверяли билеты даже на дневных сеансах. Могли запросто проконтролировать, почему кинозритель не на рабочем месте. При Юрии Андропове гайки в стране подзатянули.

— У нас в школе организована ячейка ЮДМ. Ну, почти организована, - вступила в разговор нетерпеливая Алёна с комсомольским значком. – Нужно хотя-бы два человека. Я, первая.

— В общем, мы тут пока ты не пришёл, обсуждали кандидатуры, - поддержала директор. Работа интересная. Можно даже совместное участие с дружинниками проводить. Если родители согласие дадут. Но это, потом. А у тебя, Алексей смотри, как всё хорошо получается: по успеваемости ты подтянулся, немецкий хорошо знаешь, на бокс ходишь. За справедливость всегда стоишь. Решили тебя пригласить. Хоть ты ещё в третьем классе.

— Я согласен! – мальчуган не раздумывал долго. Ух! Оказывается, вот в чём дело. Отлёг давящий груз.

— Вот и прекрасно! Собираемся по четвергам вечером, у нас в зале РОВД. Знаешь, адрес?

— Где наша милиция, знают все.

— К семи вечера, нормально тебе?

— Временами. У нас по боксу в четверг тоже, но не только в четверг. Думаю, тренер отпустит.

Павел Деревянко, успевший за год подрасти в звании, крепко пожал руку.

— Мне пора! Заявление подпиши. От вашей школы, с Алёной тогда приходите. А там, посмотрим, как развить вашу ячейку.

Вышел.

— Слушай, Алексей, - продолжила директор, - тут у нас в школе, тебе внеклассная работа будет. Ты же, хорошо немецким владеешь, верно?

— Учительница, Татьяна Васильевна не жаловалась.

— Вот, и молодец! Знаешь, вот про Татьяну Васильевну... – выдержал лёгкую паузу. - Ты бы не мог ей помогать иногда в шумных классах?

— Это как? – не сразу сообразил Алёшка.

— Ну, бывает же так, что кричат много, Татьяна Васильевна голос срывает, на дисциплину отвлекается. А ты не мог бы в это время... Ну, в это время, как хорошо знающий немецкий, просто помочь объяснить задание?

— Могу, конечно! – Ура! Ликовало сердце! Неужели всё как нужно? Они пригласили его тихомирить легально классы. И предлог неплохой. Совпало с ЮДМ, и результатами по боксу.

А вдруг? Вдруг они догадались, что люблю эту немецкую породистую сучку? Вдруг поняли, что хочу её трахать? А и пусть догадались, если так. Им же на руку...

Руководство и правда нашло выход. Детей бить нельзя. Сами передерутся. И защитить коллегу нужно. Поддержать своих.

— А тебе, мы в учёбе посодействуем. Если где нужно, подтянем оценки. Ведь, правда, Лариса Ильинишна? – обратилась директор к классухе.

— Ну, конечно подтянем и поможем! – одобрила торопливо жирная и беспокойная бабушка.

***

— Бьёшь и уклоняешься! Бьёшь и уклоняешься! Уклоны используют для перехода. Удар, уклон...

Она вела лишь пионерские классы, и их третий. Старшие классы проявляли совесть, но ими занималась пожилая, блокадница, Фрида Францовна.

Изгнать из помещения не могли. Всё чаще старались тихой сапой нагадить. Однажды, он избил ученика прямо тут, в классе, за то, что пытался сорвать урок.

На разборки за школу, ходил без страха. За нами - правда. Я в ЮДМ!

Неожиданно появились сторонники. Особенно, среди девчонок, кто поддерживал словами бесстрашного парня, и стыдил невежд.

Татьяна Васильевна безмолвно приняла помощь от мальчишки, нередко идущего с разукрашенной синяками физиономией. Испытывала внутренний стыд.

С группировкой из пятого «Г», было так:

— Ты что опять сюда? – выпендрился лидер.

— Может, мне знаний не хватает в немецком.

— Знаний не хватает, фашист? Будут тебе после уроков знания! Придёшь за школу.

— Приду. А сейчас ты тихо заткнулся и учишь урок. Или вышел вон! – в голосе твёрдость.

— Хулиган заробел. Смолчал, прикусив язык. На уроке много свидетелей.

После уроков, ждали все четверо. Завернул к ним уверенно, без страха.

Расчёт был, как всегда на массу.

— И что, опять как трусы, толпой? – презрительно хмыкнул.

— Давай, один на один! – главный забияка выдвинулся на него, но не успел закрыться.

Бьёшь и уклоняешься! Бьёшь и уклоняешься! Уклоны используют для перехода. Удар, уклон...

Офанатело навтыкал пацану из пятого «Г». Остальные просто смотрели. Даже, если победить, то получишь отпор. А в такой победе нет смысла. Давят слабых, кто трусит дать сдачу.

* * *

Она стояла, развернувшись спиной так, чтобы скорее увидеть приближение автобуса. Длинный бежевый плащ, непокрытая голова, волны тёмно-русых прядей, по спине, чуть ниже плеч, хорошие чулки, простецкие полусапожки. В руке заурядная сумочка и пакет, наверное, с тетрадками для проверки заданий. Маршрут до общаги он изучил давно. Всегда погружённая в мысли, она старалась не замечать людей вокруг, и проследить не составляло труда. Никогда, и ни разу, её никто не встретил из школы. Вот и сейчас, одна.

— Татьяна Васильевна! - Увидел на остановке, вроде случайно.

Она вздрогнула, будто разбудили. Повернулась.

— О, Романов, guten Abend (добрый вечер)! И ты тоже здесь. – Она искренне улыбнулась славному мальчику, доброму помощнику, нередко огребавшему за неё в прошлом, и берегущего, по-рыцарски честь.

На остановке, ещё с десяток людей. Никто на них внимание не обращал. Место полнилось безразличием.

— Здравствуйте! А вы домой едите?

— Да, Алексей. Ой, вернее, не совсем. – Она продолжала улыбаться, смотреть на него с теплотой и признательностью. – Я ведь ни одна живу. В общежитии. Жилплощадь только через два года получу. Если в школе продержусь.

— Продержитесь. Почему, нет?

— Кто знает. Были мысли уйти. Трудное место.

— Теперь, всё легче.

— Теперь... Спасибо тебе, Алёша! Ты здорово мне помогаешь.

— Я рад это сделать для любимой учительницы.

При этих словах, он заметил, как проскочила искра в её взгляде.

— Ой, а вот и автобус! Спасибо тебе ещё раз! – она быстро, как-то неожиданно для Алёшки обняла его. – У меня новости есть! Завтра в школе подойдёшь, расскажу. Всё, пока!

Занесла ногу на первую ступеньку. Не посмотрела, как изнутри показался запоздалый пассажир, желающий выйти.

— Какие новости? Я с вами тогда. – Быстро нашёлся Алексей. – И разрешите Вас немного проводить. Взялся рукой за отвисшую сумку.

Она нерешительно позволила помочь.

— А, ну в конце года, городская спартакиада по немецкому. Это среди учащихся средних школ. Мы можем занять первое место. Это же очень важно. - Втиснулись в салон. Сидячего места, конечно не досталось в такой час.

— Городская спартакиада! – Алёшка подыграл, будто новость услышал впервые.

— Да и шансы у тебя очень высокие! Ты же за год язык в совершенстве освоил почти. Лучше владеешь, чем Вероника Петрова из девятого. А ведь она с родителями четыре года прожила в ГДР.

— Вы так думаете?

— Да, я точно знаю! Если победим, тебе путёвка в жизнь! Да и мне тоже! Победителей обещали отправить в Лейпциг, Берлин, Карл-Маркс-Штадт. Всего, две недели почти. Представляешь? Германия на почти две недели! – В эту минуту, она была такой живой и счастливой.

— Вы точно этого хотите, Татьяна Васильевна? – нотки сомнения.

— Ну, конечно же! Как там здорово! Эта архитектура; Берлин, Трептов парк!

— А какие задания?

— А никто знать не может сейчас. Но ты справишься, я верю. А вообще, как обычно: диктант, сочинение, краткий диалог. Ой, слушай! Я ведь ещё в гастроном должна заехать. В холодильнике пустота. Да и в магазинах мяса... - она осеклась. Говорить про дефицит продуктов, в общественных местах не хорошо. Не принято такое.

— Поедем. Я помогу донести.

— Да что ты! У тебя же своих дел сколько есть. Итак, в школе мне здорово помогаешь.

Алёша вдруг, неожиданно взял её за тоненькую руку. Холодная, его гораздо теплее. Сжал мягко кисть.

— Ты... - посмотрела на него как-то по-особому, будто гнала греховные мысли. Давно не траханая пизда, отозвалась на прикосновение. – Я хотела сказать, что ты... За тобой, смотрю девчонки в школе увиваются теперь. И даже из четвёртого класса кто-то. Нравятся тебе уже?

— Ленка, соседка по парте прохода не даёт. Мы ведь живём неподалёку. Она других не подпускает. Но так, может быть. Не понимаю, что они во мне находят.

— Ну, ты смелый. – Понизила голос, чтобы слышали, как можно меньше. Приблизилась к уху. – помогаешь многим. С комсомольским отрядом в дружине. А ещё, немецкий твой...

Он неожиданно положил вторую руку ей спереди на бедро. Чуть выше колена.

— Ухватиться некуда. Можно я за Вас, Татьяна Васильевна? – задышал так близко от живота.

— Можно... - сказала на автомате. Огляделась. Места поручней на самом деле имелись.

В другом дело, - проскочила догадка. Ехать не далеко, и они вышли за остановку, чтобы попасть за продуктами. Им повезло купить не мытую картошку, пачку сливочного масла и всем известный мягкий батон, за восемнадцать копеек. Выкинули сосиски, мгновенно собрав очередь. Не успели...

— Вот, мы скоро уже дойдём. Жаль, ко мне тебя на пустят. Напоила бы чаем. Картошку отварили бы. У нас посторонних нельзя. Даже деток.

— Я уже давно мужчина.

Она засмеялась.

— Ну, конечно мужчина! Кто же сомневается? Галантный, смелый. Настоящий кавалер. Меня в обиду отдать не хочешь.

Теперь они шли только вдвоём. Никто не мог помешать.

— Это ни просто так, Таня. – Он решился форсировать, назвал нежно по имени, как учила тётя Кристина. – Я и немецкий только из-за тебя выучил, и боксом стал заниматься, чтобы защитить.

— Ты что? – она опешила. Встала будто вкопанная. Сумка с тетрадями выскользнула на усыпанный жёлтыми листьями асфальт. – Догадки пёрли наружу сермяжной правдой.

— Таня, я Вас очень люблю.

У неё защемило соски. Кровь стукнула к голове. Повело. Шаг в сторону.

— Да как ты... Алёша! Ты что? Ты правда, всё из-за меня? Глупыш, это пройдёт. Ты же мальчишка совсем. Разница знаешь какая? Тринадцать лет примерно.

— Мне всё равно. И я давно не мальчик. И постарше трахал. А кого, не скажу никогда и никому.

— Да что ты говоришь такое? – Она хотела бы его отчитать, стать внезапно школьным моралистом, но как ругать своего ангела-спасителя? Таня стояла сейчас и выслушивала от мальчишки, от которого зависела полностью. Вот, даже со спартакиадой той, и поездкой за границу, где была лишь раз, с дружеским визитом, перед выпуском института.

— Знаешь, как я поднимал свой язык, по мимо учебников? – Он перешёл на чистый немецкий, - Журналы переводил. «Für Dich», там в каждом номере картинка с женщиной. Мне надоело елозить свой писюн по подвалам, я хочу тебя, дорогая моя Танюша.

— О, мой боже! – она поддержала немецкую речь, - Как ты можешь? Я пожалуюсь на тебя! Лицо заливало краской, а пиздёнку соком.

— Нет, не пожалуешься. Не сможешь. Тогда всё пропадёт.

— Что это, всё пропадёт? – но она хорошо поняла о чём речь. Вся моральная поддержка исчезнет. Это в лучшем варианте. А если Романов сам превратится в одного из тех подонков, что нередко срывают уроки? Да ещё, прекрасно владеющий немецким языком... Если начнёт мстить???

— Так, что ты хочешь, Алёша? – она понимала, как крепко сидит на крючке, у того наглого мальчугана.

— Я хочу, чтобы мы поехали в ГДР вместе! Для этого, выиграем спартакиаду.. Я сделаю это для тебя, Татьяна Васильевна.

— И...?

— И ты будешь делать всё, что я тебе скажу...

— Да как-ты... А если я вызову родителей? – она сопротивлялась напору до конца, но не ёбанная давненько душа визжала, носилась по телу из края в край, мечтая прыгнуть в соседнее, маленькое тело и слиться с ним хоть на час. Мальчишка заводил.

— У меня дневник дома. Сходить?

— Постой! Дай, прийти в себя! – мольба, жалость.

Он молчал. Татьяна отдышалась немного. Подняла тетрадки. Сумку с продуктами удерживал Алексей.

— Меня за это накажут. Ты не понимаешь? Я очень хочу мужчину. Давно хочу! Как бы ты знал, я нуждаюсь в сильном плече. Но вокруг суета: школа, общага, сон, школа, общага, сон. Проверки ещё эти... Как белка в колесе! – На глаза проступили крупные, прозрачные градины.

— Я понимаю. Мне тоже не легко. Я просто люблю и добиваюсь тебя так долго. И никто не накажет.

— Почему так уверен?

Она выдала согласие, не понимая это сама. Началась торговля за безопасность. Основную битву он уже выиграл.

— Мы никому не расскажем. Вот, почему.

Татьяна посмотрела вокруг. На снующие по дороге машины. Идущих вдалеке людей.

— И мы, поедем в ГДР. – также твёрдо поставила роспись о капитуляции она. – Набрала полную грудь. Решилась. Поверила рыцарю.

— Не мальчик, говоришь?

— Не мальчик. Таня, поставь там у себя картошку и поедем ко мне.

— Ты что, с ума сошёл? Куда? Домой?

— Есть место. – уклончиво. Посмотрел на потрескавшийся асфальт под ногами. – У меня есть немного на такси.

Она подчинилась. Выскочила из женского общежития назад. Нервная, растрёпанная. Проголосовали. Остановился жёлтый, как лимон «Москвич», ни такси.

— Куда?

Правила конспирации. Алёша назвал адрес от дома неподалёку. Сунул трёшку. В дороге молчали.

— Таня, иди за мной. Не показывай, что знаешь.

Она не стала задавать вопросы. Сделала как велели.

Ещё совсем недавно, Татьяна Васильевна в тайне, души не чаяла в своём любимце-ученике. Говорила, что бывают, хоть и редко, хорошие понимающие дети. А теперь, подчинилась капризам, и идёт зависимо вслед.

Алёшка тронул деревянную дверь в подъезд. Та, отозвалась скрипучей пружиной, отварила проход. Никто их, конечно, никогда на замок не закрывал. Ниже, лестница в подвал. Она и нужна. Сунул руку в карман, вытянул привычные ключи. Появилась Татьяна Васильевна. Он дал знак спускаться. Возбуждённая училка, заметно нервничала.

Закрыли за собой также, на ключ. Тут тихо, и прохладно. Пахнет перепрелостью и грибком. Даже приятный такой запах. Прошли двумя коридорами. Каждый с крепкой дверью, и под собственный ключ. Когда-то здесь были квартиры.

— Ты что, решил меня трахнуть в этой грязи?

— В этот раз, да. Только сегодня. Потом, я найду место лучше.

— Понимаешь, как здорово мы рискуем?

— Понимаю. Здесь пыльно, но безопасно, Татьяна Васильевна.

Наконец, он завёл её в свой угол, в помещение с грубо струганой дощатой калиткой. Дверью назвать тяжело. Между полотном стены, солидные щели.

— Осторожнее! Занозы не насади. Раздевайся.

Она послушно, вывернула пуговицы плаща. Два старых, стула. У одного кем-то отломана спинка, так что, скорее не стул, а табурет. Шкаф, полки, узкий, верстак, со стопкой немецких журналов и макулатурных газет, учебник, тетрадки в девяносто шесть листов. Зелёный, армейский ящик из-под снарядов, сектор с брикетной крошкой. Банки с вареньем. Не малую часть пространства занимал его красный велосипед «Орлёнок» с почему-то, зелёными покрышками.

— Я как-то представляла всё иначе. – голос дрогнул, почти в слезу.

— Романтический ужин при свечах?

Она не смогла ответить.

Алёшка обхватил её за талию опытными руками. По телу Тани пробежался лёгкий озноб. Стал выворачивать её из платья. Позволил рукам подлезть под низ. В тишине, откуда-то сверху, от мутного окна доносились шаги и звуки города.

— Я грязная. Я не мылась же.

— Ничего. Я не брезгливый.

Перед ней в полутьме тусклой ламы, стоял маленький, взрослый мужик. Принялся растирать попу, прижимать к себе. Тане двадцать пять. В его объятиях, была самой юной из всех женщин. Вульгарно запустил немытую руку в трусы.

Она расставила ноги шире, отдалась его ласкам. Такая невысокая, миниатюрная даже. С не потерявшими красоту и форму грудями минус второго размера. Ощущать училку, казалось необычным. Качественно по-другому, нежели раздавшуюся тётю Кристину или жилистую, костлявую Светлану Григорьевну. Это трудно рассказать словами: тело мягче, податливее... Он ждал этого момента больше года! Поменял ради него себя, обменял детскую душонку, на закалённую, возмужавшую интеллектом и боями.

Ткнулся в волосатую промежность. Утопил язык, знал где. Пиздёночка молодой училки, отозвалась кислым вкусом не подмытых выделений. Чуть не вывернуло.

— Я предупреждала, - поняла в чём дело. Голос прерывистый, мгновенно возбуждённый. В общаге, маструбировать с толком, выдавалось редко. Её соседка возвращалась и уходила почти в одно с Таней время.

Он поднялся, поспешно расстегнул сшитый по выкройкам лифчик. Впился губами в грудь.

— Ах, мой фашист! Немецкий боксёр... - запричитала всё также на профильном, почти про себя Таня. Назвала по кличке, придуманной врагами в школе.

— Я твой Эрнст Тельман... - Вернул ей назад, вспоминая, как со вниманием и уважением произносила Татьяна Васильевна, в рамках школьной программы имя героя. – А ты, почти как Клара Цеткин... Твоим именем могли бы назвать завод...

Она ахнула. Прижала к себе, и схватилась за ключицу. Распустила когти, поцарапала спину. Грязная рука, мальчишки, вошла в сладкую вагину на три пальца. Без труда затем и четвёртый пристроил. Быстро заходил, раздрачивая неподготовленную вонючку.

Таня застонала. Фантазиями и представить не могла, что её будет трахать собственный, пусть и способный ученик из младших классов. Алёшка хотел, чтобы та кончила в первый раз только от его руки и пальцев. Ему нравилось так. Потом, даст в рот. Пусть подчинённая немка высосет его партизана, и лишь потом, он поставит её раком, а может и не поменяет позу, заставив придерживать хуй в вонючей дырке. И наконец, кончит сам.

Татьяна извивалась, обтирая задницей старый, засохший было, солидол с грязного верстака. Иголочки побежали по телу. Блаженное чувство. Не выдержав, глубоко, заорала, выливая на этого маленького шантажиста, на ублюдка накопившийся за недели сквирт.

— А-а-а-а-а!!!! Пидорааас, маленький! Двоечник ебаный! – грязь полезла из воспитанного и всегда сдержанного рта. Она перестала контролировать своего внутреннего сквернослова.

И в этот момент, по окну настойчиво и нервно застучали!

От страха оба дёрнулись, оба чуть не потеряли сознание.

Алёшка чуть не обоссался от неожиданности, застигнутый врасплох.

Через мутное, не мытое с начала Блокады, где с внутренней стороны даже сохранились выцветшая перекрестица из бумаги, чтобы не разлетелось от бомбёжки, на них глядела Ленка!

Выследила зараза! Она щурилась, пытаясь рассмотреть их лица.

— Открывай гад! Кого ты чпокаешь там, скотина! Скотина, скотина!!! – истерила покатываясь слезами.

— Это что, боже мой!? Схватилась за одежду Татьяна Васильевна.

— Это Лена. Я сам не понимаю, как... Застучала нас мелкая сучка!

— Это конец! Я же говорила! – разрыдалась, уткнувшись в запачканное платице.

— Тихо! Без паники! Лица твоего она видеть толком не могла. С улицы не разглядишь. Но держать там её нельзя. Привлекает внимание. Ты вот что, Таня, тот вон мешок из-под брикета. Быстро себе на голову, и так и стой! Отвернись сейчас от окна, а потом повернёшься жопой, когда войдёт.

— Сейчас, подожди! Оденусь дай. – Крикнул, в надежде, что Ленка услышит. Та перестала орать. Приготовилась к заходу и скандалу с конкуренткой за внимание и любовь.

Алёшка судорожно застёгивал штаны, заправляя не опавший член.

— Ты только молчи! А то по голосу узнает.

Униженная фракциями крошки грязного торфа, на в голове, и на теле, Татьяна Васильевна стояла как живой манекен. Боясь своей ученицы, девочки из третьего класса, которая реально способна пустить её неосторожную жизнь под откос и загнать в остроги ГУЛАГа Соловецких островов, воспетых запрещённым диссидентом.

***

Выскочил через все двери в подъезд. Разъярённая подружка по парте стояла уже тут, прикрывая путь отступлений.

— Где она? Где эта блядь! Я должна видеть, эту гадину! Почему, Алёша? Фашист ты недобитый! Почему, а? –Ленка была прекрасна в гневе, но мальчишка не мог оценить такого сейчас.

Просто, втянул её внутрь и поспешил сразу закрыть за собой.

— Как ты нас...

— Домой зашла в гости. А дедушка сказал, что нет тебя. Но посмотри, мол в подвале. Через окошко. Если там, то будет свет.

— Ну, блядь...

Повёл лазутчика по лабиринту коридоров.

Лена сжимала кулачки, желая отмутузить конкурентку. Была готова даже отпинать ногами, но не представляла, увидеть сучку значительно старше себя. Это было понятно по формам развитой, хоть и не крупной груди, по волосатости пиздёнки.

— Кто это она? Блядь из старших классов? – Лена старалась представить лицо, укрытое за брикетовой «паранджой». - Это та, что увивалась к тебе, после драки за школой, а?

Таня, подавляя панику, выносливо стояла к ней в полубок.

— Ну тише ты! Чего истеришь, Лена? Почему нет?

— Потому, что нет! Ты же мой! Слышишь, мой друг! Я хочу, чтобы принадлежал только мне! Давно уже хочу и мечтаю о своём парне. И ты что в благодарность, а? Повёлся за шалавой из девятых классов? Почему, эта старуха, а ни я, Лёша?

— Ну, Лена! Мы же просто друзьями всегда были...

— Друзьями, да! А теперь ты мацаешь эту проблядь! Я всё в школе расскажу и своей маме! Она в дом тебя больше к нам не пустит никогда! – Заревела, опускаясь на колени Лена.

— Да стой же ты! Хочешь, чтобы я тебя вместо неё трахнул?

— Да-аааа! Заорала спонтанная блодинка.

— Ты ведь маленькая ещё!

— Да нихуя, я не маленькая! Ты ведь не знаешь, что я каждую ночь теперь на тебя письку ласкаю...

Таню от таких признаний опять стало трясти. Но старалась держаться не подав голос.

Алёшка, схватил Ленку за плечи.

— Так, а ну-ка тихо! Ладно, будешь моей, если никому не скажешь. И если успокоишься тут же.

— Да? А она?

— Это потом решим.

— Нет, я хочу сейчас! – Заныла ровесница.

— Ладно. Будете обе со мной.

— Не-е-е-т!

— А как я её брошу, а? Есть идеи?

— Ну... - затянула, ища ответ.

— Вот! Ладно, это всё потом...

— А ты будешь моим парнем? Моим мальчиком, а не этой пробляди опытной, Алёшка? Я устала себя ублажать по ночам, пока мама не видит и не знает...

— Леночка... - Он схватил её за волосы, страстно прижал этот большой, как рот тёти Кристины, к губам. – При таких обстоятельствах...

Татьяна Васильевна стояла, боясь шевелиться. Улавливала реальность звуками на слух. Моля лишь о том, чтобы её не распознала несдержанная девчонка.

— Алёшка! Никому тебя не отдам!

— Но ты должна меня слушаться. Исполнять все мои приказы, поняла малявка, мокрощелка недоразвитая?

— Да, хорошо! Только будешь тогда моим парнем! И чтобы все в школе это знали!

— Ну, может тебя ещё на парте там трахнуть?

— Ну... - задумалась на миг. Взыграли чувства. – Ну, нет. А то, маме расскажут и вообще из школы выгонят.

— То-то же... Мы будем скрытно. Ты ведь и так моя подружка. Все это знают. Давай тогда, не будем в школе дразнить гусей. Накормим их тут хотя-бы....

— Поняла, ты...? – Ленка дерзко обратилась к живому манекену, и вытащила выдразнивая язык, - М-м-м-м-ы-ы-ы-ы

Поиграла ладонями у виска, на манер слоновьих ушей.

Таня привыкла к свету, и видела теперь очертания сквозь мелкую рябь фактуры грязной мешковины. Не ответила. Мальчишка что-нибудь придумает. Пусть и потом. Уже не хотелось потерять этого героя.

— Соси тогда давай! – Алёшка схватил по обыкновению Кристиниу дочь за белоснежные волосы, потянул вниз.

— А-а-а-й! Что ты делаешь? Мне же больно!

— Ты обещала слушаться.

— Да, но... - договорить не успела.

Алёшкин штурмовик-осадник, стоял перед вратами с частоколом молодых и не расшатанных зубов.

— Только нежно...

Она с готовностью замотала в ответ головой, мол, нежно, да.

Вытащила язык, дотронулась, коснулась.

— Солёный...

— А что ты хотела? Я в душ не ходил сегодня. Тут, только вот так.

Она впустила мерзавца и тут-же постаралась сжать ловушку.

— А-а-а-й! Ты что Ленка!? Так нельзя! Давай аккуратно, соси, а не грызи.

Девочка заулыбалась своими большими, голубыми глазюками.

— Не говори только никому! Или мама твоя меня того...

— Я не дура! А вот эта старшеклассница, пусть за нами смотрит. Разреши ей снять мешок.

— Нет, я стесняюсь. – Соврал Лёшка.

Пошёл в ритмичные движения тазом, будто хулахуп закрутил. Ленка быстро постигала азы.

Зачмокала, допуска не слишком большой пенис поближе к горлу. Потом, отстранилась, задирая вверх куртёнку.

— Вот подружки обзавидуются!

— Даже не смей дура! Сука опущенная, тогда это всем расскажу про тебя, ясно?

— Ясно, - опять закивала быстро головой. – Прости тогда.

Скользнула себе рукой в трусы.

— Мамы, когда дома не будет, давай у меня. Там удобнее.

— Там видно станет. - Алёшка не церемонясь, продел руку на грудь. Но тщетно. Абсолютно плоская. Женственность ещё не пробудилась в Ленке с этой части. Лифчика, она естественно, не носила.

— Щекотно мне. Что трогаешь там?

— Ой, ты дитё! – вздохнул Алёшка, взглянул печально на училку немецкого.

Лена, осовилась, приноровилась.

— Нравиться?

— Очень! – промычала старательно, как только могла с набитым ртом.

— А теперь давай... - мальчишка хотел было предложить трахнуть её девственную письку, ну или продырявить жопу. Однако, в таких условиях рвать Лене целку, и уж тем более, тянуть попку не безопасно. – Давай вот что! Отлижешь у Тани.

Училка вздрогнула. И не понять, от того, что услышала имя, и стала на шаг ближе к фиаско, или от мысли, что сейчас её писечку начнёт лизать маленькая шлюшка с четвёртой парты...

Развернулась, отставила медленно ногу на обломанный стул. Лена, балдея от счастья, направила язычок в мало знакомую промежность. Видела такое у мамы, но та не за что бы не одобрила такой близкий интерес. Тут, всё было новым.

— Давай, Ленка! Разберёшься.

Та, обхватила свою преподавательницу пальчиками за ляхи.

— Вот, сучка! Думаешь, если в девятом, то всё тебе можно? – Опять показала язык.

Таню пробрала дрожь, вибрация слова. Обняла Ленку за голову, потащила к себе.

— Покажи ей там язык! – указал юный боксёр.

Прильнул к отклячившейся маленькой попке. Скользнул орально.

— Фу, Ленка! Ты что, попу так плохо вытирала? Газету хорошо размягчать нужно. Прошелушить. Ты как маленькая, точно!

Та, не могла дать ответ, потонув в удовольствии взрослой, хоть и не знавшей родов, но волосатой и униженной пизды.

Переборов брезгливость, Алёшка заходил язычком, снимая остатки Ленкиного кала. Подружка потекла. Обильная смазка чуть ли не полилась тягучим мёдом. Подумать только! Он отлизывает сейчас ей дырки, а в первом классе, катали игрушечную коляску с Ленкиной куклой и играли в настоящую семью!

Пальцы сунуть не решался. Вдруг грязь, и как тогда потом...

Ах, какая эта прелесть, маленькая Ленкина попочка! Такая гладенькая, и лёгкая. Как колышется, как вздрагивает от прикосновений её спинка! Вот уж, не ожидал такого подарка! Сучки подвалили к оргазму почти одновременно. Первой старшая. Мелкая достигла, догнала, усиливая гонку под финиш. Как-то почувствовала этот момент. Погожим, от поколений нутром, чуйкой матушки природы. Первый оргазм, достигнутый вместе, пришедший ни от хуя, но языка, разразил её в рёв, в плач, что сдержать никто не волен. Да и кто противостоять готов, этой неуёмной ебической силе?

Алёшка с силой шлёпнул По Ленкиной девственной, и чувственной шелковистой коже.

— Ай! – прогнулась в ответ.

— Давайте будем так! Сейчас, обе по стульям! Живо!

Скомандовал твёрдо, что Ленку вбил азарт и радость подчиниться.

Таня, сделала это скорее из-за страха разоблачения. Опустили попки на космическую, звёздную пыль, довоенной и треснутой обивки.

— Готовы? Сейчас Таня, я тебе надрежу слегка мешок. Не бойся, не зацеплю. – Он вытащил древний, подёрнутый ржавчиной нож из ящика инструментов. Оттянул на себя просторный и подгнивший временем материал. Проткнул насквозь, расширив в диаметре так, чтобы вмять туда после своего представителя, своего ебливого дипломата.

Таня засуетилась, занервничала было вначале. Убежать бы, скрыться, но как? Куда?

— Сосать у меня обе. По очереди.

Сунул прежде в Татьянин мешок. Хуй с готовностью встретила теплота и гостеприимство немецкого языка. Заиграл там, будто Waffen-maschine!

Наслаждение невероятное! Ебёшь в мешок, и понимаешь, что инкогнито, твоя ныне безмолвная и любимая училка-предметница. Пора бы дать и Лене, да так не хочет его отпускать Татьяна Васильевна. Преодолел лёгкое сопротивление и отдал на время любительнице поточить о него свою гильотинку белых, не познавших кариес зубок. Голова у девицы легче, подвижнее, мобильнее. Запустил руки в белые, прутья волос.

Ленка довольная, блаженная! Опять, почти смеётся. Так чередую несколько раз оба рта. Отступившая было на время волна оргазма подступает вновь. Я накидываю струю то на мешок, в район дыры, то прямо заливаю глаза, нос, губы молодой, неразвитой сучке.

— А теперь, Лена, вылижи этот грязный мешок и не вздумай тянуть с головы!

Она беспрекословно стала собирать с него не только быстро впитывающуюся белесую кончу, но и брикетную пыль.

Замычала в страсти.

Таня, схватила её в страстном поцелуе, прижала голову, и попыталась сунуть в дырочку язык так, чтобы потом отыскать Ленкин рот. Та и не думала сопротивляться. Прильнула к сиськам, принялась разминать красиво сложенную, курносую грудь. Скользнула рукой, к обслюнявленной и вонючей кончалке...

— Собираемся, девочки! На первый раз достаточно! Ленка, одевайся. Пойдём, я провожу тебя домой. Как уйдём, Таня, ты можешь снять мешок, одеться и ехать к себе. Закрой тут всё, и потом я заберу ключи. Всё понятно?

Она кивнула мокрой дырочкой в мешке страсти.

Всё ещё ждала, пока мы не покинем с Ленкой подвал удовольствий. К прелости, подмешался запах секса.

Татьяна Васильевна, кроя себя последним матом, спешно оделась, и разбираясь с замками и светом, покинула мой славный штаб.

Уже летом, 1983-го мы посетили делегацией победителей ГДР. Рискуя быть уличёнными КГБ и Штази, даже занимались там сексом в номерах. Только осторожно и не проронив не слова на возможную запись чутких микрофонов и надёжных магнитофонных лент. Подвальный опыт, хорошо прокачал умение, держать свой язык за зубами.

Иногда, молчание, это не только золото, но и просто удовольствие от жизни, распущенности и ветреной свободы.

Товарищи!

Убедительно прошу вас отметить ранжированием (кликни на звёздочки!) мою работу и труд в комментариях. Поднять рейтинг также по силам. Конструктивная критика, придётся в помощь. То малое, чем можете дать обратную энергию и связь.

Понравился рассказ? Не пропусти обновления автора! Подпишись на меня!

Начало работы ищите здесь: https://bestweapon.in/post_99133

На момент написания рассказа, всем героям уже давно за восемнадцать лет. Время действия: осень 1983 года.