*— Видишь? — он дышал ей в шею, его голос был приглушен ее пылающей кожей. — А я всего лишь прикоснулся. Что же будет, если я… — он резко выдернул руку и, почти грубо, прижал ладонь к самому центру ее промежности, через ткань шорт. Джейн задохнулась в сдавленном похотливом стоне. Ее тело выгнулось, полностью отдаваясь на волю его руки.

— …пойду дальше?*

Ладонь Коула, нагло прижатая к ее промежности, обжигала даже сквозь ткань пижамных шорт. Тело Джейн выгнулось совершенно независимо от ее воли, прижимаясь к его ладони.

Горло сжал спазм тошноты, но внизу живота пульсировало предательское тепло. Она пыталась кричать от ярости, но тело отвечало лишь порочными вибрациями.

— Я тебя убью! — выдохнула она, яростно дергаясь в его хватке, пытаясь оттолкнуть его, выкрутить запястья. Коул даже не дрогнул. Ее борьба была жалкой, беспомощной, как трепет мошки в паутине. — Отпусти, тварь!

Он лишь сильнее прижал ее бедрами к столешнице, угрожающе нависая над ней.

— Успокойся, истеричка, — он злобно фыркнул, свободная рука скользнула с бедра на живот, ладонь по-хозяйски забралась под футболку и легла на горячую, влажную кожу. —Меня уже достали твои вечные концерты. Может, тебя просто надо хорошенько вытрахать, чтобы ты, наконец, заткнулась?

— Не трогай меня! — ее голос сорвался на визг, но оборвался, когда его пальцы впились в мышцы живота властно спускаясь к краю шорт.

Она снова попыталась вырваться, но ее тело, напрягаясь для борьбы, лишь сильнее терлось о его пах. Она вся горела. Лицо, шея, грудь — все пылало румянцем стыда. А между ног сочилось так, что ткань ее шортиков потемнела от влаги.

— Ага, конечно, — он язвительно рассмеялся, скользнул пальцами под резинку шорт, коснувшись лобка. Джейн вздрогнула, как от удара. — Тебя лихорадит, Доу. Твое тело просто сходит с ума по мужским рукам.

— Это не так... — простонала она, зажмурившись. Ее таз мелко подрагивал, следуя за щекотными движениями его пальцев.

— Вранье, — отрезал он, и его тон сменился с насмешливого на жесткий, почти деловой. — Хватит ломаться. Тебе нужно, чтобы тебя прижали и не оставили выбора. Чтобы было больно, грубо и жестко. Признайся. Скажи: «Трахни меня, Коул».

— Ни за что...

Джейн пыталась сжать ноги, но его бедра надежно фиксировали ее в раскрытом положении. Сопротивляться становилось невыносимо трудно. Каждая клетка ее тела, отравленная таблетками, кричала о капитуляции. Разум затягивало густым туманом. Джейн чувствовала жар его кожи, запах мужского пота, грубую ткань футболки и невыносимое, пульсирующее напряжение между ног лишь нарастало.

— Признайся, и все кончится. Получишь то, о чем твое тело умоляет, — он наклонился и горячими губами провел по шее, заставив ее содрогнуться. Пальцы, все еще находясь под тканью, надавили на бугорок клитора.

Джейн вскрикнула, ее ноги задрожали. Еще секунда — и она кончит вот так, унизительно, даже без стимуляции.

— Нет... Пожалуйста… — это был уже не протест, а мольба.

— Признайся, Джейн, — его тон не терпел возражений. Он снова надавил, уже жестче. Сознание Джейн поплыло от наслаждения. — Скажи это.

Ее воля, и так висевшая на волоске, ломалась с тихим хрустом. Стыд был таким всепоглощающим, что уже почти не чувствовался. Оставалась только животная, неумолимая потребность.

— Хорошо... — слово вырвалось сдавленным, чужим шепотом.

Он замер.

— Что «хорошо», Джейн? — в его голосе не было ни капли насмешки. Теперь он был абсолютно серьезен.

Она сделала глубокий, прерывистый вдох. Глаза щипало от стыда и ярости к самой себе.

— Трахни меня... — прошептала она, глядя поверх его плеча. — Просто... сделай это.

Тишина, повисшая после этих слов, оглушала. Ее капитуляция, грязная и неотвратимая, витала в спертом воздухе кухни.

В тот же миг что-то в Коуле переменилось. Маска циничного насмешника исчезла, обнажив голую, первобытную похоть. Ухмылка сползла с лица, сменившись оскалом. В глазах вспыхнул огонь, в котором не осталось ничего человеческого. Он словно слетел с катушек, превратившись в зверя, учуявшего добычу.

— Вот теперь мы договорились, — голос прозвучал сипло и низко, словно рык.

Он отпустил ее запястья. Прежде чем она успела опомниться, его руки вцепились в подол футболки и рванули в стороны. Хлопок рвущейся ткани, и вот она уже сидит перед ним до пояса голая. Ее упругая грудь, с темными, затвердевшими от возбуждения и страха сосками, подрагивала в такт ее нервному дыханию.

Коул откинулся назад, его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по ней.

— Ого... — прохрипел он с неприкрытым удивлением. — А сиськи у тебя... ничего. Я думал, под этими дебильными балахонами ты как щепка. Ан нет... — он сжал ее грудь ладонью, наминая мягкую, податливую плоть. Джейн ахнула. — Есть что потерзать. — его большой палец грубо провел по соску, сжал. — Чувствительные, да?

Он не стал ждать ответа. Он наклонился и взял сосок в рот. Губы сомкнулись вокруг ареолы, горячий язык жадно облизывал, а зубы сдавили напряженный бугорок. Острая и сладкая боль пронзила ее, заставив глухо застонать. Мысли расползлись, оставив только ощущения: жаркий, мокрый рот на ее груди, грубые руки, сковывающие ее тело, и все нарастающее, невыносимое возбуждение внизу живота.

Он переключился на другую грудь, кусая и засасывая уже с большей яростью. Джейн металась под ним, ее стоны становились все громче, беспомощнее. Она уже не пыталась бороться. Ее проклятое жаждущее тело полностью захватило контроль.

— Коул... — ее голос был хриплым и чужим. — Хватит…

— Молчи, — бросил он, отрываясь от ее груди. Его губы блестели от слюны. — Ты уже сказала все, что от тебя требовалось.

Его руки рванулись к ее шортам. Он стянул их и замер, растерявшись на секунду. Коул глядел на нежную кожу бедер и смуглый треугольник между ними, а потом хрипло рассмеялся.

— Боже мой... Без трусиков. — его глаза сверкнули торжеством и сарказмом. — Так ты, выходит, давно готовая? Маленькая, похотливая шлюшка.

— Заткнись... — простонала она, пытаясь прикрыться руками, но он отшвырнул ее ладони прочь.

— Ага, сейчас, — он схватил ее, посадил на край столешницы. Ладони впились в ее колени, с силой раздвинули их. Коул встал между ее расставленных ног, притянув Джейн к самому краю, так что она едва держалась.

Он провел сверху вниз по ее щели, от вздувшегося клитора к самому входу, собирая влагу. Джейн дернулась, как от удара кнутом. Коул с наслаждением демонстративно растирал ее смазку между своих пальцев.

— Лгунья ты, Доу. Самая настоящая лгунья.

Он скользнул по половым губам, раздвигая их, обнажая нежную, розовую, налитую плоть. Он с наслаждением размазал соки по клитору, медленно водя по нему подушечками пальцев. Джейн застонала, ее бедра затряслись, пытаясь уйти, но в итоге лишь сильнее прижались к его руке, требуя большего.

— Нравится? Да? — он рыкнул ей в ухо, ускоряя движения. — Говори, нравится?

Она молчала, кусая губу, и он резко провел ногтем по нежной плоти.

Джейн взвыла, тело затряслось в конвульсиях адской, доводящей до исступления судороги.

— Упрямая сука, — прошипел он.

Одной рукой он схватил ее за волосы у затылка и резко оттянул голову назад, заставляя выгнуть шею. Она смотрела на него снизу-вверх, и он любовался ее лицом — алым, искаженным гримасой наслаждения и стыда, с полуприкрытыми, влажными глазами и раздувающимися ноздрями.

— Какая же ты грязная, — в его голосе снова зазвучала знакомая насмешка, но теперь приправленная хриплым возбуждением.

Его наглые пальцы без предупреждения вошли в нее. Она была невероятно напряженной и обжигающе влажной внутри. Внутренние мышцы судорожно сжались вокруг него, и он хрипло рассмеялся.

— О да... Вот это объятия. Вцепилась как псина в кость.

Он начал двигать пальцами, медленно и глубоко, растягивая ее, наполняя. Звук был влажным, неприлично пошлым. Джейн не могла сдержать стонов. Они рвались из ее горла, громкие и похабные. Она вцепилась в его плечи, боясь рухнуть.

Коул сжал ее волосы на затылке сильнее, притягивая ее лицо к своему, его дыхание смешалось с ее рыданиями и стонами. Он захватил ее в безжалостный поцелуй. Он кусал ее губы, проник языком в рот, заполняя ее, лишая последних остатков воли и перекрывая дыхание.

Он добавил третий палец. Боль от растяжения была острой, почти разрывающей, но ее крик заглох в его рту. Легкие спазмировали, ей не хватало воздуха, но Коул не давал ей возможности вдохнуть. Он толкался языком в ее рот с тем же ритмом, с которым его пальцы долбили ее влагалище. Она не могла отстраниться, не могла дышать, могла только чувствовать — жгучую боль в коже головы, сладкое растяжение внутри, вкус его слюны и властные толчки его языка.

Ее тело затряслось, но он не давал ей уйти в ощущения, продолжая жестко трахать ее пальцами.

Судороги стали слишком сильными, слишком частыми. Ее бедра свело, пальцы на ногах болезненно сжались. Разум отключился. Мысли превратились в белый шум. Не было ни стыда, ни ненависти —только это всесокрушающее ощущение, эта черная дыра, в которую ее затягивало.

Коул оторвался от ее рта, позволив ей дышать.

Зрение затянулось молочно-белой пеленой. Тело выгнулось в немой судороге, захлестнутое волной оргазма такой силы, что ей показалось, будто она распадается на части. Внутри все сжалось и разрядилось огненными бесконечными спазмами, смывающими весь стыд, оставляя только первобытное, животное облегчение.

Когда судороги стали стихать, она обмякла, как тряпичная кукла, тяжело и безжизненно раскинувшись на столе. Дыхание было хриплым и прерывистым, веки налились свинцом. Где-то на краю сознания она почувствовала, как он вынимает пальцы и методично размазывает влагу по ее бедру.

Но прежде чем она успела хоть как-то осознать свое унижение или прийти в себя, его тень снова наклонилась над ней. Сиплый голос прозвучал у самого уха, пробиваясь сквозь туман в ее сознании.

— Хорошая разминка. Но я еще даже не начал.

Коул отступил, потянулся к пряжке ремня. Джейн с ужасом и мазохистским любопытством наблюдала, как он расстегивает штаны.

— Не думал, что мой день сложится так интересно, — его голос срывался от натуги и возбуждения. Он стянул джинсы и боксеры.

Его член, огромный, напряженный и уже смазанный собственной влагой, пружинисто высвободился. Он был внушительным, почти пугающим, с толстой веной, пульсирующей по всей длине.

Джейн невольно ахнула, ее взгляд прилип к его плоти. Страх и желание сдавили горло.

Коул с театральной медлительностью разорвал упаковку презерватива и уверенно раскатал его по всей длине. Этот простой, бытовой жест в данной обстановке казался самым развратным из всего, что происходило.

— Что, испугалась? — он довольно усмехнулся, поймав ее взгляд.

Прежде чем она успела что-то сказать, он поднял ее ослабшее тело и перевернул, как куклу. Мир закружился, ее согнули пополам, прижимая грудь к грязной столешнице. Ее ягодицы были подняты в воздух, а самая сокровенная, трепещущая плоть была полностью открыта перед ним. Поза была животной, унизительной, выставляющей напоказ весь ее стыд.

— Отличный вид, — прошептал он сзади, его ладони легли на ягодицы, грубо сжимая и разминая их.

Палец провел сверху вниз по ее щели, от клитора к анусу, собирая ее соки. Он повторил движение, медленнее, наслаждаясь каждой секундой.

Затем раздвинул ее половые губы, обнажая набухший, пульсирующий от чувствительности клитор и темно-розовый, ждущий вход во влагалище. Он водил подушечками пальцев по краям, дразня, но не входя, заставляя ее скулить.

Коул отстранился и Джейн почувствовала, как к ее влагалищу прижалось что-то другое. Что-то большое, горячее и гораздо более твердое. Головка его члена. Она подрагивала у самого входа, угрожающе огромная. Он медленно поводил ею вверх-вниз, смазывая себя ее соками. Каждое движение заставляло ее стонать — от ужаса и от невыносимого возбуждения.

— Нравится? — Самодовольство Коула было таким осязаемым, что его можно было резать ножом. Тогда Джейн почувствовала нечто, от чего ее кровь буквально застыла в жилах. Скользкая головка члена уперлась не туда. Член ткнулся в ее крохотное, девственное, нетронутое заднее отверстие. Он надавил чуть сильнее, просто чтобы продемонстрировать намерение. — Думаешь, туда влезет? Или порву тебя нахуй?

— Нет! — она закричала, пытаясь встать, вырваться, но он пригвоздил ее обратно к столу своей мощной рукой. — Только не туда!

— А что такое? — голос был притворно-невинным, но в нем слышалось дикое возбуждение. Он продолжал водить членом по межъягодичной складке, дразня и пугая одновременно. — Тут очень горячо и тесно. Наверное, невероятно тесно.

— Нет… — выдавила она, и в ее голосе был настоящий, животный ужас. — Коул, нет…

— Почему нет? — он продолжал свои садистские игры, тычась то в одно отверстие, то в другое, заставляя ее содрогаться каждый раз, когда головка касалась ее ануса. Каждое прикосновение туда было ударом тока — шокирующим, пугающим и, к ее вечному стыду, зажигающим какую-то новую, запретную искру глубоко внутри. — Боишься, что будет больно? Или боишься, что понравится? — он надавил на колечко ее ануса еще сильнее, почти входя, и она вскрикнула от боли и предчувствия. —Выбирай, Доу. Или я начну в одной дырке, а закончу в другой.

— Не… не говори так...

— А как говорить? — он с наслаждением водил членом по ее щели, размазывая влагу, которая обильно сочилась из нее. Каждое прикосновение головки к ее клитору заставляло ее вздрагивать и скулить. — Что у тебя там мокро, горячо и ждет моего члена? Так лучше?

Член уперся во влагалище, ее мышцы сами собой разжались, готовые принять его. Ее тело умоляло об этом. Но он снова отвел его назад, к анусу, угрожающе надавив.

— Я... я... — она рыдала, униженная до самого основания, зажатая между двумя видами позора. Один был желанным, другой — нет. Но ее тело, развращенное таблетками и его ласками, откликалось на обе угрозы диким, неконтролируемым жаром.

Он наклонился, прижимаясь к ее спине всей грудью.

— Проси, как следует, — его голос сорвался. Он больше не издевался. Он требовал. — Или я выберу за тебя. И поверь, мне нравится слушать, как девчонки плачут.

Она металась под ним, ее бедра двигались сами по себе, пытаясь поймать его член именно туда, куда нужно, но он был безжалостен, уворачиваясь, продолжая свои похабные маневры. Он снова ткнулся во влагалище, зайдя чуть глубже, и она застонала, ее бедра сами пошли ему навстречу. Но он снова отступил.

— Пожалуйста! — выдохнула она, прижимаясь лбом к холодной столешнице. — Войди уже...

— Что? Не расслышал, — он снова ткнулся головкой, едва не входя, заставляя ее тело сжаться в ожидании. — Куда? — он сместился, и тупой, твердый наконечник уперся в колечко ее ануса, нажимая с такой силой, что у нее перехватило дыхание от паники. — Сюда?

— Влагалище! — закричала она, теряя последние остатки гордости. — Трахни меня во влагалище, Коул, пожалуйста!

Прозвучавшее «пожалуйста», казалось, доставило ему особенное удовольствие. Он издал короткий, торжествующий смешок.

— Ну, раз ты так вежливо попросила...

Он отвел член от ее задницы. Джейн почувствовала, как твердая головка снова уперлась в ее отчаянно жаждущий вход. Он надавил. Медленно растягивая ее, заполняя собой каждую частичку ее существа.

Это было вторжение, растянувшееся на вечность. Толстая, пульсирующая головка раздвигала ее податливые складки, заполняя до самого предела. Звук был влажным, приглушенным, похожим на чавканье — самый постыдный звук, который она когда-либо слышала.

— Боже… — вырвалось у нее, когда он заполнил ее полностью. Она чувствовала каждую прожилку, каждую пульсацию. Он был так глубоко, что, казалось, касался самого ее нутра.

Коул замер, его дыхание было тяжелым и горячим у нее на спине.

— Тесно, — простонал он с наслаждением. — Черт возьми, Доу, как же тесно.

Он вытянул почти весь свой член, оставив внутри лишь самый кончик, заставляя ее ныть от разочарования и пустоты. Бедра инстинктивно потянулись за ним, пытаясь вернуть его обратно, но он крепко сжал ее талию.

— А? Хочешь обратно? — саркастически прошипел он и, не дожидаясь ответа, резко засадил в нее, одним мощным толчком, выбивая из ее легких стон, похожий на рыдание. Стол с грохотом стукнулся о стену.

Он трахал ее серией коротких, резких толчков, каждый из которых заставлял ее вздрагивать и издавать придушенные вопли. Столешница скрипела и билась о стену в такт его яростным движениям.

— Нравится? — он дышал ей в ухо, его голос был хриплым от напряжения. — Нравится, когда я ебу тебя так?

Она могла только кивать, прижимаясь лбом к холодной столешнице. Ее тело было одним сплошным нервом, натянутым до предела.

Его зубы впились в ее плечо, чуть ниже шеи. Боль от укуса вспыхнула остро и ярко, и тут же растворилась в волне сладкого огня. Он потянул ее за волосы, запрокидывая ее голову назад, проходя на этот раз еще глубже.

Он снова замедлился, водил членом внутри нее, неглубоко, дразняще, натирая ту самую точку, от которой у нее темнело в глазах. Джейн стонала, ее ноги дрожали.

— Какая ты громкая, — он недовольно пробурчал. Рука грубо сдавила ей рот. Ладонь пахла потом и ее соками. — Заткнись. Хочешь, чтобы вся общага сбежалась на твои вопли?

Но она не могла молчать. Ее тело рвалось к оргазму, который Коул так безжалостно оттягивал.

Джейн зажмурилась, слезы текли по щекам. Это было слишком. Слишком унизительно, слишком пошло. И слишком желанно. Его ладонь, затыкающая ее рот, стала мокрой от слюны. В отчаянии она стиснула зубы, кусая его ладонь.

Коул резко выдохнул, от боли и возбуждения. Его толчки стали глубже, жестче, словно в наказание.

— Да, кусай, сука, — прошипел он с наслаждением.

Она кусала его ладонь, впиваясь зубами в жесткую кожу.

Коул издал низкий, животный рык и с новой силой вогнал в нее член, уже по-настоящему, до самого основания. Звук шлепка кожи о кожу, чавкающие звуки и их хриплое дыхание наполнили кухню похабной симфонией.

Его зубы впились в ее нежное плечо. Боль была острой и яркой, смешиваясь с наслаждением, превращаясь во что-то третье, извращенное и порочное. Звонкий хлопок по ее ягодице отозвался жгучим румянцем на коже. Унижение пронзило ее, и тут же отозвалось волной сладкого огня, ударившей прямо в клитор.

— Ах ты, маленькая шлюха… тебе нравится, когда больно? — он хрипло дышал ей в ухо, не прекращая своих яростных толчков. Его собственная выдержка таяла, он был на грани.

Одной рукой он продолжал зажимать ее рот, другой — снова хлестнул по ягодице. Звук шлепка оглушил, кожа горела. Ее тело сжималось вокруг его члена, выжимая из него низкий, похотливый стон.

— Да… вот так… — его слова рвались, он уже почти не контролировал себя. Он хлестал ее, каждый удар был сладким унижением и приближал ее к краю быстрее, чем любая ласка.

Он убрал руку ото рта, схватил ее за талию и потащил выше, на стол, наваливаясь на нее. Теперь каждый его толчок бил прямо, заставляя ее клитор тереться о стол. Она кричала громко и отчаянно.

— Пожалуйста… — выдохнула она, не в силах больше это терпеть. — Пожалуйста, Коул…

— Что «пожалуйста»? — он наклонился над ней, его грудь прилипла к ее спине. — Ты хочешь кончить?

— Да! — закричала она, и это было чистейшей правдой. Ее гордость, ее стыд — все было сожжено в этом огне. — Да, пожалуйста, я хочу кончить!

Тяжелое, мускулистое предплечье легло ей на горло, а ладонь вцепилась в плечо, замыкая шею в жесткий захват. Он сжал.

Джейн ахнула, но звук застрял, не в силах пробиться через сдавленное горло. Воздух перекрыло. Острая паника затмила все остальное. Она забилась, пытаясь вырваться, но он лишь сильнее вдавил ее в столешницу. В ушах звенело, в глазах плыли темные пятна.

Лишив ее дыхания, он начал трахать ее с новой, животной яростью. Толчки стали глубже, резче, почти выворачивающими. Каждый удар таза о ее ягодицы отзывался гулким, влажным шлепком, член двигался с порочным чавкающим звуком.

И в этой агонии, в этом белом шуме нарастающей гипоксии, ее возбуждение взметнулось до небес. Лишенная воздуха, она могла чувствовать только это — невыносимое, животное трение члена внутри нее, потное, дрожащее тело, пригвождающее ее к столу.

Он прижался губами к ее виску, к щеке, кусая и облизывая соленую кожу.

Оргазм накатил не волной, а болезненной судорогой. Беззвучный крик застрял в пережатом горле. В тот миг, когда тело выгнулось в немом блаженстве, Коул отпустил ее горло. Воздух ворвался в легкие обжигающим вихрем, смешавшись с конвульсиями, — и она закричала, захлебываясь кашлем, слезами и наслаждением, полностью обмякнув под ним.

Чувствуя, как Джейн сжимает его, Коул издал низкий, надрывный стон. Его контроль рухнул. Он вжал ее в стол, его движения стали короткими, хаотичными. Его толчки потеряли ритм, превратившись в финальные, исступленные рывки.

— А-а-ах, тварь…

На смену напряжению пришла волна экстаза. Глухой стон вырвался из его груди, когда наслаждение прокатилось по жилам, сметая всё на своём пути и оставляя лишь пустоту. Он кончал с надрывным облегчением, остатками сил вжимая ее в стол. Его тело обмякло на ней, а лицо утонуло в мокрых каштановых волосах, пока последние судороги наслаждения выжимали из него остатки сил.

Тишину на кухне нарушали только их хриплые, тяжелые вздохи, постепенно приходившие в норму. Джейн лежала грудью на холодной, липкой от пота столешнице, не в силах пошевелиться. Казалось, из нее вынули все кости, все сухожилия, оставив лишь влажную, дрожащую плоть. Веки были свинцовыми. Она чувствовала каждую клеточку своего тела — растянутую, использованную, помеченную его укусами и прикосновениями.

Коул с глухим стоном отстранился от нее. Его тело с мокрым шлепком отделилось от ее кожи, оставив странную пустоту и холодок на ее спине. Он пошатываясь встал, мышцы дрожали от перенапряжения. Не глядя на нее, он снял презерватив, переполненный и тяжелый, и, не целясь, швырнул его в мусорное ведро в углу. Попал.

Он наклонился, с трудом натянул боксеры, затем джинсы. Поднял с пола мятую футболку и натянул на голову. Ткань прилипла к мокрой спине.

Его взгляд упал на Джейн. Она все так же лежала без движения, ее спина и плечи были покрыты алыми крапинами его укусов и царапин. На истерзанных ягодицах проступали красные пятна от его шлепков.

Коул устало фыркнул, и в этом звуке не было насмешки, скорее — некое фаталистическое признание. Он подобрал с пола ее пижамные шорты.

— Подними ногу, — его голос был ленивым и уставшим.

Она не реагировала. Коул присел, обхватил ее за лодыжку, заставив согнуть колено, и натянул на нее штанину, другую. Движения были практичными почти заботливыми.

Потом он взял ее под мышки и оторвал от столешницы. Она повисла на его руках, абсолютно безвольная, ноги подкосились. Если бы он отпустил, она рухнула бы на пол. Он удержал ее, перевернул и прижал к себе, давая время найти опору. Джейн бессильно повисла у него на груди.

Одной рукой он поправил ее растрепанные волосы, откинул мокрые пряди с ее лица. Его взгляд скользнул вниз, по ее обнаженному торсу, изучая последствия их буйства: искусанные соски, багровые засосы на ключицах, кровавые следы своих зубов на нежной коже плеч. Он ничего не сказал, лишь провел большим пальцем по одному из укусов, смахнув капельку засохшей крови.

Осторожно, чтобы она не упала, он прислонил ее к краю стола. Отошел и подхватил свою толстовку, которую небрежно скинул в самом начале. Кажется, миллион лет назад. Он встряхнул ее и вернулся к Джейн.

— Руки, — скомандовал он.

Джейн бессознательно подняла ослабевшие руки, и он, как нянька, надел на нее толстовку. Теплая, мягкая ткань укутала ее, скрыв от глаз все синяки, всю ее наготу, все унижение. Толстовка свисала почти до колен, длинные рукава закрывали кисти. Коул поправил ворот. Это был не жест нежности, а что-то более примитивное, почти животное — укрыть свою самку после случки.

Джейн обняла себя, втянув голову в плечи, словно пытаясь стать меньше, спрятаться в этом коконе из чужой, но внезапно спасительной одежды.

Коул сжал ее плечи ненадолго, почти по-братски.

— Вернешь потом, — бросил он, и его голос снова обрел знакомые нотки сарказма, но теперь они звучали приглушенно, устало.

Он сделал шаг назад, оценивая ее.

— Довести до комнаты?

Джейн медленно, с трудом покачала головой, отводя взгляд. Ей было невыносимо смотреть на него. Невыносимо оставаться здесь на секунду дольше. Она оттолкнулась от стола и, утыкая взгляд в пол, засеменила к выходу. Ее ноги едва слушались, походка была шаткой и неуверенной. Она пошатнулась на пороге, но не упала, и скрылась в темноте коридора.

Коул смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом коридора. Он подошел к раковине, рванул кран и сунул голову под ледяную струю.

1171   82 24327  7   2  +10 [11]