— Ну что, красавица, — растягивая слова, произнёс Артём, развалившись на старом кожаном диване. — Решайся. Сам же проиграл.

— Ребят, да ладно, — голос Семёна звучал жалобно, даже в его собственных ушах. — Я вам завтра отдам, честно. Стипендию получу.

— Завтра — это не сегодня, — отрезал Дима, щелкая зажигалкой. Его взгляд скользнул по тощей фигуре Семёна. — Условия были честные. Не можешь деньгами — отрабатывай. Или ты не мужик, слова не держишь?

— Я мужик! — вырвалось у Сёмы, но прозвучало это как писк.

— Мужик? — Влад, обычно самый тихий, флегматичный, вдруг усмехнулся. — Мужики по-твоему на слово наплевать могут? Нет, дружок. В этом мире всё по-честному. Раз проиграл — выполняй. А ставка была простая: проигравший на один вечер становится... нашей королевой. Так ведь, Артём?

Артём лишь кивнул, не сводя тяжёлого, оценивающего взгляда с Семёна. В углу комнаты, на спинке стула, уже лежала какая-то чёрная тряпка. Сёма только сейчас разглядел детали: чёрное платье с кружевными рукавами, а рядом — коробка из какого-то дешёвого секс-шопа.

— Я не буду это надевать, — прошептал Сёма, отступая к двери. Но путь уже перекрыл Дима, прислонившись к косяку.

— Будешь, — сказал Артём спокойно, даже лениво. — Или мы тебя сами оденем. А потом ещё и порешим, как с долгом быть. Думаешь, это кончится просто смехом? Нет, красавица. Это только начало.

Угроза в его голосе была настолько плотной и реальной, что ноги Сёмы стали ватными. Он оглядел лица друзей. Это были те, с кем он пил пиво после пар, тусил на даче, болтал о девчонках. Сейчас в этих лицах он видел лишь азартную, жестокую любопытность. Они смотрели на него как на объект, на игрушку.

— Влад, принеси ремень, — скомандовал Артём, не меняя позы.

Сердце Семёна упало куда-то в пятки. — За что?..

— За непослушание. И за то, что тянешь время. Надо сразу обозначить, кто здесь главный. А то наша красавица возомнит чего.

Влад исчез в соседней комнате и вернулся с широким, кожаным ремнём. Сёма помнил этот ремень — они как-то им чинили сломанную ножку у табурета.

— Животом на диван, — сказал Артём, наконец поднимаясь.

— Артём, да ну нахер, это же... — он не успел договорить. Дима и Влад схватили его каждый под руку. Сопротивление было бесполезным — он всегда был самым хилым в компании. Его резко развернули и пригнули к дивану, животом на прохладную кожу.

— Держи, — бросил Артём Диме, и тот прижал ладонью Сёмкину шею к дивану, не давая поднять голову. Влад заломил ему руки за спину. Сёма задышал часто-часто, уткнувшись лицом в кожу, пахнущую пылью и пивом.

Щёлкнула пряжка. Потом свист разрезаемого воздуха. И...

**ЖЖЖЖЖУУУУУХ!**

Белая, ослепительная вспышка боли в самом низу спины, чуть левее позвоночника. Сёма взвыл, но его крик приглушила обивка дивана. Тело дёрнулось в судороге.

— Молчи, сучка, — прозвучало над ухом. — Это всего лишь первая. Для затравки.

Второй удар пришёлся чуть ниже, перехлёстывая первый. Боль была жгучей, невыносимой. Слёзы брызнули из глаз сами. Он закричал, захлёбываясь, пытался вырваться, но железные хватки держали его на месте.

— Видишь, как нежно наша красавица реагирует, — усмехнулся кто-то. Голоса плыли над ним, как в бреду.

Третий удар. Четвёртый. Пятый. К десятому удару боль превратилась в сплошное пылающее море, в котором он тонул. Крики перешли в рыдания, в беззвучные всхлипы. Он перестал дёргаться, обмяк, покорно принимая каждый новый жгучий прилив. Унижение было горше боли. Его, взрослого парня, выпороли как щенка.

Удары прекратились. В комнате стояла тяжёлая тишина, нарушаемая только его прерывистыми, захлёбывающимися всхлипами.

— Ну что, петух, — голос Артёма прозвучал прямо над ним. — Готов быть послушным? Или добавить?

Сёма, не поднимая головы, мотнул ею, пытаясь сказать «нет». Получилось лишь невнятное мычание.

— Я не расслышал, — нарочито медленно сказал Артём.

— Нет... не надо... — выдавил Сёма, чувствуя, как по его щекам текут горячие слёзы, впитываясь в диван.

— «Нет, не надо, хозяин», — поправил его Дима, наконец ослабляя хватку на шее.

Сёма замолчал. Слово «хозяин» повисло в воздухе, липкое и отвратительное.

— Ладно, — Артём швырнул ремень на пол. — Теперь, моя прелесть, переодевайся. Сам. Покажи, как ты умеешь слушаться.

Его отпустили. Сёма с трудом поднялся. Каждое движение отзывалось огнём по пояснице. Он стоял, сгорбившись, не в силах выпрямиться, не в силах поднять глаза на друзей. Они смотрели на него, как зрители в цирке.

— Ну же, красавица, не стесняйся, — подал голос Влад.

Дрожащими руками Сёма стал расстёгивать свою футболку. Снял её.

— Ох, какой нежный, — проворковал Дима. — Прямо фарфоровый.

Сёма закрыл глаза, пытаясь отключиться. Расстегнул джинсы, стянул их вместе с трусами. Он стоял теперь полностью обнажённый, чувствуя холодок воздуха на коже и жар от взглядов, которые, казалось, оставляли на нём синяки.

— Теперь это, — Дима ткнул пальцем в сторону стула.

Сёма подошёл на автомате. Первым делом в руки попались чёрные кружевные стринги. Тонкая, скользкая ткань. Он наступил в них одной ногой, потом другой, с трудом натягивая на бёдра. Ткань врезалась в кожу, подчёркивая его худобу, неестественно обтягивая то, что всегда было скрыто.

— О, да у нашей сучки и формы ничего, — усмехнулся Влад.

Потом чулки. Сёма никогда не держал в руках ничего подобного. Он сел на стул, чтобы надеть их, чувствуя, как каждый его движением пристально следят. Шёлковая прохлада скользнула по ногам, подчёркивая их бледность. Подвязки. Он возился с ними, не понимая, как они крепятся, пока Артём не шагнул вперёд.

— Давай я, раз такая беспомощная, — его большие, грубые пальцы ловко защелкнули пряжки, прикосновение было холодным и стремительным. Пальцы скользнули по внутренней стороне бедра, и Сёма вздрогнул.

И наконец — платье. Чёрное, короткое, с глупым бантом на груди и этими дурацкими кружевными рукавами. Он натянул его на себя. Ткань была дешёвой, колючей. Платье сидело на нём мешковато на груди, но обтягивало бёдра. Он стоял, опустив руки, не зная, что с ними делать.

Наступила пауза. Потом Артём медленно, с явным удовольствием обошёл его кругом.

— Ну что, парни, как наша невеста? — спросил он.

— Прелесть, — выдохнул Дима. В его глазах горел неподдельный, дикий восторг. — Настоящая красавица. Только причёска не та.

Он схватил Сёмку за волосы — недлинные, но достаточно мягкие — и откинул его голову назад. — Надо бы тебе, петух, хвостик сделать. А пока... — Он другой рукой шлёпнул Сёмку по щеке, несильно, но унизительно. — Улыбнись, сучка.

Сёма попытался что-то сказать, но язык не слушался.

— Всё, хватит прелюдий, — Артём вернулся на диван и расстегнул ширинку. — Подойди сюда. На колени.

Комок в горле стал размером с яблоко. Сёма понимал, что будет дальше. Он замер.

— Я сказал, на колени! — голос Артёма грохнул, как выстрел.

Ноги сами понесли его. Он опустился на колени перед диваном, на колючий ковёр. Платье задралось, обнажив чулки и тонкую полоску стрингов. Перед его лицом оказалась открытая ширинка, а из неё — уже возбуждённый, внушительных размеров член.

— Ну, красавица, покажи, как ты умеешь угождать, — сказал Артём, закидывая ногу на ногу так, что его промежность оказалась ещё ближе. — Лижи. Сделай мне приятно.

Запах кожи, пота, мускуса ударил в нос. Сёма зажмурился. Нет. Он не может. Это...

— Дима, — позвал Артём, не глядя на Сёмку. — Напомни нашей пиздюшке, что бывает за непослушание.

Дима тут же оказался сзади, нагнулся, и его пальцы вцепились в горящие от ремня полосы на пояснице Сёмы. Сёма вскрикнул от свежей волны боли.

— ЛИЖИ! — рявкнул Артём.

И Сёма сломался. Всё внутри него рухнуло, оставив лишь пустую, послушную оболочку. Он высунул язык и коснулся им горячей кожи. Солёный, резкий вкус заполнил рот. Он повёл языком по длине, снизу вверх, как видел когда-то в порно.

— Вот так, умничка, — проворчал Артём, положив ладонь на его затылок. — Теперь бери в рот. Да аккуратнее, зубами не задевай, а то хуже будет.

Сёма открыл рот, губы дрожали. Он взял головку в рот. Она была горячей, пульсирующей. Он попытался сделать движение, как при минете, но у него ничего не получалось, он просто сидел с открытым ртом, чувствуя, как слюна стекает по подбородку.

— Работай, петух! — Дима снова дёрнул его за волосы. — Соси, как последняя шлюха!

Сёма задвигал головой, пытаясь имитировать сосание. Горло тут же сжалось, его начало рвать. Он подавился, откашлялся, слёзы снова потекли из глаз.

— Слабенький у нас педик, — усмехнулся Влад, наблюдая со своего стула. Он тоже расстегнул джинсы, и его рука двигалась у него в ширинке. — Ни хрена не умеет.

— Научится, — хрипло сказал Артём, двигая бёдрами, насаживая себя глубже на его лицо. — Глубже, сучка. Да, вот так.

Сёма давился, слезился, но продолжал. Его мир сузился до этого жгучего вкуса, до давящей тяжести на язык, до боли в пояснице и до хриплого дыхания над головой. Он стал инструментом, вещью. Мысли ушли. Остался только животный страх и желание, чтобы это поскорее кончилось.

Но конец был не близок. Артём, похоже, наслаждался властью и самим процессом. Он то ускорял движения, то замирал, заставляя Сёмку работать языком.

— О, смотрите, наш петух уже входит во вкус, — заметил Дима. Он наклонился и шлёпнул ладонью по обтянутой стрингами заднице Сёмы. — Ёмкая у тебя дырочка, красавица. Скоро и мы её опробуем.

От этих слов Сёму передёрнуло. Он попытался отстраниться, но рука Артёма на затылке была железной.

— Куда? — прошипел Артём. — Я тебя ещё не кончил. Всё глотай, понял? Всё до капли. Это твоя первая награда, шлюха.

И он, с низким стоном, начал кончать. Горячая, густая жидкость хлынула в горло Сёме. Он захлёбывался, пытался выплюнуть, но его держали, зажимая нос. Пришлось глотать, давясь и кашляя. Это было самое отвратительное, что он когда-либо чувствовал.

Артём наконец отпустил его. Сёма отполз на коленях, вытирая рот тыльной стороной руки, давясь и хрипя.

— Молодец, — сказал Артём, с удовлетворением застёгивая ширинку. — Теперь ты официально наш общий петух. Поздравляю. Дима, твой черёд. Что хочешь с ним сделать?

Дима уже стоял, сняв джинсы и трусы. Его возбуждение было очевидным. В глазах горел не просто азарт, а какая-то хищная, садистская радость.

— Я хочу посмотреть, как эта сучка будет выть, — сказал он просто. — На живот его. И платье мне задрать. Хочу видеть, во что я вхожу.

— Слышал, красавица? — Артём пнул Сёмку носком ботинка в бок. — Ложись. На живот. И не вздумай вырываться.

Сёма, всё ещё давясь отвратительным вкусом, пополз к центру комнаты. Он упал на живот на холодный линолеум. Чулки скользили. Кружева платья задрались ему на спину. Он лежал, уткнувшись лицом в пол, чувствуя, как его обнажённая, в стрингах, задница выставлена на всеобщее обозрение.

— Вот это вид, — присвистнул Влад. Он подошёл ближе, снимая на телефон. — Улыбнись в камеру, педик.

Дима опустился на колени между его ног. Сёма слышал его тяжёлое дыхание. Потом грубые пальцы вцепились в тонкую резинку его стрингов и резко стянули их вниз, до середины бёдер. Прохладный воздух коснулся самой интимной, никогда не открывавшейся взглядам части его тела. Он сжался, пытаясь сомкнуть ноги, но Дима коленями грубо раздвинул их.

— Шире, шлюха, — прорычал он. Что-то холодное и скользкое коснулось его промежности. Лубрикант из той же коробки. Пальцы Димы, грубые и нетерпеливые, стали наносить его, ледяными мазками втирая в то самое место. Сёма застонал, пытаясь отползти.

— Держи его, — бросил Дима.

Артём и Влад присели рядом, придавив его за плечи и поясницу. Теперь он был полностью обездвижен.

— Пожалуйста... не надо... — взмолился Сёма, его голос был сиплым, разбитым.

— Молчи, — отрезал Дима. — Всё, красавица, готовься. Принимай гостя.

Жёсткое, тупое давление в самом неподготовленном месте. Сёма взвыл. Это была не боль, а нечто большее — ощущение насильственного вторжения, разрыва, абсолютной профанации. Он кричал, уткнувшись лицом в пол, брыкаясь, но его держали.

— О, да, — с наслаждением прошептал Дима. — Тесно... горячо... Выдь, петух!

И он двинул бёдрами вперёд, проникая глубже. Белая молния боли пронзила Сёмку насквозь. Он завизжал, высоко и не своим голосом. Казалось, его разрывают пополам.

— Вот так, ори громче! — Дима начал двигаться, резко, грубо, без какого-либо ритма, только яростные, разрывающие толчки. Каждое движение отдавалось адской болью внизу живота, в спине, во всём теле. Сёма рыдал, захлёбывался, молил о пощаде, но его крики только распаляли Диму.

— Да, сучка, так тебе и надо! — он наклонялся, его горячее дыхание обжигало Сёмкино ухо. — Ты теперь наш общий петух! Наша игрушка! Будешь помнить этот день всегда!

Удары становились всё чаще, всё неистовее. Боль начала притупляться, переходя в какое-то оглушающее, шоковое состояние. Сёма лежал, безвольно раскинувшись, его тело тряслось в такт грубым толчкам. Он смотрел в одну точку на полу, чувствуя, как внутри него что-то ломается, умирает, превращается в грязную, покорную тряпку.

— О, да, сейчас кончу прямо в эту тугую попку! — закричал Дима и, с судорожным рывком, вогнал себя до предела. Сёма почувствовал внутри новый, горячий поток, смешивающийся с болью.

Дима вытащил его, с тяжёлым вздохом удовлетворения. Сёма лежал, не двигаясь. Из него что-то вытекало, пачкая чулки и пол.

— Ну что, красавица, понравилось? — Дима шлёпнул его по красной, воспалённой коже. — Теперь ты настоящий педик. Поздравляю.

Его отпустили. Сёма не мог пошевелиться. Он лежал, чувствуя, как боль накатывает новой, пульсирующей волной. Платье было задрано, стринги спущены, он был покрыт потом, слезами, спермой и лубрикантом. Полная картина разврата и унижения.

— Влад, твой черёд, — сказал Артём, снова усаживаясь на диван, как режиссёр, наблюдающий за спектаклем. — Чего хочешь?

Влад, который всё это время молча наблюдал и надрачивал, подошёл. В его глазах не было дикой жестокости Димы, но было холодное, расчётливое любопытство.

— Я хочу посмотреть ему в глаза, — тихо сказал Влад. — Переверни его.

Артём и Дима перевернули Сёмку на спину. Он не сопротивлялся. Его глаза были пустыми, стеклянными, слёзы высохли, оставив только грязные дорожки на щеках. Платье сползло, обнажив плоскую грудь.

— Подними ему ноги, — скомандовал Влад.

Ему подняли ноги, согнув в коленях, раздвинув их. Снова унизительная, открытая поза. Влад встал между них на колени. Он был уже готов. Он взял свой член, направил его к ещё не остывшему, растянутому и болезненному месту.

— Смотри на меня, петух, — приказал Влад. Его голос был спокоен, почти ласков, и от этого было ещё страшнее. — Смотри, как я тебя трахаю.

И он вошёл. Боль была уже знакомой, но от этого не менее острой. Сёма застонал, но не закрыл глаз. Он смотрел в холодные, оценивающие глаза Влада, который медленно, почти методично начал двигаться.

— Вот так, — говорил Влад, не отрывая взгляда. — Ты теперь не Сёма. Ты наша шлюха. Наша общая сучка. Запомни это. Каждый раз, когда ты будешь смотреть в зеркало, ты будешь видеть вот это. Себя под нами. Себя, принимающего наши хуи.

Влад не торопился. Он растягивал процесс, меняя угол, глубину, скорость. Он изучал реакции на его лице, как учёный изучает подопытного.

— Интересно, — сказал он наконец, учащая движения. — А если бы твои одногруппники видели тебя сейчас? Что бы они сказали? Что бы сказала твоя... ну, та, которая тебе нравится?.

Эти слова добили его окончательно. Сёма закрыл глаза, но Влад тут же шлёпнул его по щеке.

— Я сказал, смотри!

Пришлось открыть. Влад кончил, не меняя выражения лица, просто с лёгкой судорогой в уголке рта. Он вытащил и отошёл, вытираясь.

Сёма лежал, разбитый, опустошённый. Он думал, что всё кончено. Но Артём поднялся с дивана.

— Что, думал, на этом всё? — он усмехнулся. — Нет, красавица. Вечер только начался. Мы с тобой ещё много чего попробуем. Вставать будешь только тогда, когда мы все решим, что с тебя достаточно. А пока... — он потянулся к коробке. — У меня есть ещё кое-какие идеи.

Из коробки он достал пару наручников с мягкими манжетами и длинный, чёрный, изогнутый фаллоимитатор на ремне.

— Дима, Влад, — сказал Артём, и в его голосе зазвучала весёлая, безумная нотка. — Давайте пристегнем нашу невесту к батарее. А потом... потом мы поучим её, как надо правильно развлекать компанию. Со всеми отверстиями. И чтобы она сама просила ещё.

Сёма закрыл глаза. Конца не было видно. Только бесконечная, тёмная пучина унижения и боли, в которую он погружался всё глубже.

Я только начинаю писать — щупаю почву, стесняюсь.

Поэтому большая просьба: писать критику и пожелания в комментариях или в личные сообщения.Особенно буду рад читателям с высоким уровнем саморефлексии, которые понимают и могут объяснить, что именно и почему им нравится.