Меня зовут Марк. Сейчас я руковожу небольшой организацией со штатом десять человек, занимаюсь тем, что люблю, и могу назвать себя состоявшимся человеком. Но эта история началась десять лет назад, когда я был не руководителем, а студентом второго курса строительного института. Мне только-только исполнилось двадцать, и мне казалось, что я что-то понимаю в этой жизни. Это, конечно, была иллюзия, но иллюзия полезная - она давала смелость.

Город тогда был для меня огромным, шумным и бесконечно многообещающим полем для маневра. Родители жили в селе, в трехстах километрах отсюда, и их жизнь с ее размеренным, предсказуемым укладом казалась мне из другой галактики. Они иногда отправляли мне через знакомых посылки, банки солений, домашнюю колбасу, носки, связанные бабушкой. Эти посылки были теплыми приветами из детства, но я уже не принадлежал тому миру. Город захватил меня целиком - своим ритмом, своими возможностями, своим холодным бетонным дыханием.

В институте я был, как ни странно, на хорошем счету. Не отличником, конечно, но способным, с хваткой. Мои мозги были настроены не на абстрактные формулы сопротивления материалов, а на конкретные задачи, как перекрыть пролет, как рассчитать нагрузку, как сделать так, чтобы не текло и не падало. Преподаватели, многие из которых сами прошли через практику, иногда закрывали глаза на мои частые отсутствия. Пока мои однокурсники корпели над конспектами, я уже вовсю практиковался. У меня была бригада.

Сколотил я ее из друзей и знакомых, Дима, с которым учились в одной школе в райцентре; Андрей, парень из общежития, сильный, как бык, и молчаливый; Гриша, уже отслуживший, знавший толк в инструменте; и, конечно, Серёга. Сергей Петрович, хотя все звали его просто Серёгой, был старше нас лет на десять. Он уже успел и в армии отслужить, и на «северах» побывать, и в тюрьме, по слухам, немного посидел за какую-то драку. На стройках он был как рыба в воде, а в жизни как удав в курятнике, уверенный, нагловатый, с непробиваемым чувством юмора и неиссякаемыми историями о женщинах.

Мы брались за всё, за что могли неплохо заплатить, кровля, фундаменты, помощь при монтаже оборудования в новых магазинах или офисах. Работали со всеми наравне. Я, как организатор, искал заказы, договаривался, закупал материал, но и лопату в руки брал, и шифер подавал, и гвозди забивал. Юный возраст давал мне карт-бланш, право на ошибку, на эксперимент, на дерзость. Мы не боялись браться за сложные задачи, потому что не до конца понимали, насколько они сложны. Эта благословенная глупость часто выручала.

Деньги... Мысли о них были постоянным фоном молодости. Деньги означали независимость от родителей, возможность снять комнату получше, купить нормальные ботинки, которые не промокают, посидеть в пиццерии, а не питаться одним дошираком в общаге. Деньги были осязаемым мерилом успеха, доказательством того, что я чего-то стою здесь, в этом большом городе.

Но были и другие мысли. О девушках. И вот тут мой карт-бланш заканчивался. Мой уверенный внутренний стержень, способный выдержать прессинг прораба или недовольство заказчика, превращался в шаткую тростинку при виде любой симпатичной особы.

Я мог часами спорить о преимуществах битумной черепицы перед металлочерепицей, мог найти подход к самому угрюмому водителю бетоновоза, но как только передо мной появлялась девушка, мой язык, предательски тяжелея, будто наливаясь свинцом, замирал и отказывался повиноваться. В голове проносились десятки остроумных фраз, но из горла вырывалось лишь нечто невразумительное, косноязычное и нелепое. Девочки смотрели на меня с недоумением, потом с усмешкой, и уходили. А я оставался, сгорая от стыда и ненависти к себе.

Внешне я тоже не был подарком. Худой, поджарый, как гончая, со светлыми, коротко стриженными волосами и ушами, которые, как мне казалось, слегка оттопыривались. Я не был уродом, но и красавцем - тем, к кому девушки оборачиваются на улице - не был точно. Одевался просто, практично, рабочие штаны, футболки, толстовка. Не до стиля было.

И была у меня тайна. Большая, постыдная, глубоко спрятанная. К своим двадцати годам я ни разу не целовался с девушкой. Ни разу. Не говоря уже о чем-то большем. Это было моим личным адом. В коллективе, среди своих, я мастерски изображал понимающий кивок, весело смеялся похабным шуткам Серёги, который с упоением рассказывал, как трахнул очередную красавицу. Я боялся, что они почувствуют мою неопытность, мою ущербность. Это сделало бы меня мальчишкой в их глазах, лишило бы того уважения, которое я с таким трудом зарабатывал на объектах.

Жизнь моя текла по двум параллельным руслам, уверенное, мужское, пахнущее цементом и потом на стройках и в институтских аудиториях, где я говорил дело и беспомощное, подростковое, полное тоски и неловкости - в мире отношений. До того дня, когда всё переплелось.

Это случилось в конце лета. Серёга праздновал день рождения. Не дома в городе, а на своем садовом участке в товариществе «Рассвет», километрах в двадцати от города. Пригласил всю нашу бригаду и соседей по саду. Я ехал туда на электричке с легким чувством долга. Не особо любил такие посиделки, но Серёга был своим, отказаться нельзя.

Его участок был образцовым, ровные грядки с луком и морковью соседствовали с разобранным мотоциклом под брезентом, а ухоженная яблоня с кучей песка для будущих строительных экспериментов. Стол накрыли прямо во дворе, под большим старым тополем. Было шумно, пахло шашлыком, пивом и свежескошенной травой.

Я отдал Серёге подарок хороший мультитул, выпил за его здоровье, пообщался с ребятами. И вот, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в персиковые тона, я увидел её.

Она вышла из дома соседей, аккуратного домика с голубыми ставнями. Держала в руках тарелку с каким-то пирогом. И мир будто споткнулся и замер.

Светлые, почти льняные волосы, собранные в небрежный хвост, из которого выбивались тонкие пряди. Зелёные, огромные глаза, как два изумрудных озера. Детское, невинное личико с легким веснушками на носу и улыбкой, которая, казалось, освещала всё вокруг. На ней было простое ситцевое платье в цветочек, но на ней оно выглядело лучше, чем самый дорогой вечерний наряд.

Это была Лера. Дочь соседей.

Я застыл, чувствуя, как привычная паника начинает сковывать горло. Но в этот раз было что-то иное. Страх смешивался с таким острым, таким болезненным желанием быть рядом, что я едва дышал. Мое сердце, этот нелепый насос, работавший до сих пор исключительно для перекачки крови к мышцам на стройке, вдруг забилось с такой силой, что я услышал его стук в висках.

«Всё, - промелькнула мысль. - Оно украдено. Нагло, без спроса, навсегда».

Я собрал все силы, до которых смог дотянуться. Подошел к столу, налил себе полстакана водки, не для веселья, а для храбрости, как рыцарь перед боем. Опрокинул. Теплая волна разлилась по телу, притупив острие страха, но не заглушив трепет. И пошел.

Подходя, я заметил, как она о чем-то смеется с подругой, и этот смех был похож на звон хрустальных колокольчиков. Она обернулась, увидела меня. Её глаза, эти изумрудные озера, встретились с моими. В них не было ни насмешки, ни скуки. Лишь тихий, доброжелательный интерес.

— Привет, - выдавил я из себя, и голос, к моему удивлению, не сорвался в фальцет. - Я Марк. Друг Серёги.

Она улыбнулась, и у неё появились ямочки на щеках.

— Привет. Я Лера.

И всё. Больше мой мозг, обычно такой изворотливый в решении практических задач, не выдал ни единой связной мысли. Пространство между нами наполнилось тишиной, которая, однако, не была неловкой. Она просто была.

— Может... погуляем? - наконец, выпалил я, уже заранее ненавидя эту банальность.

И она согласилась. Просто так. Кивнула и сказала: «Давай».

Мы пошли прочь от шума застолья, по дорожкам садового товарищества. Было уже почти темно, в воздухе витала прохлада и запах влажной земли. Зажигались первые звезды. Мы шли, и я, к своему изумлению, начал говорить. Сначала сбивчиво, о том о сём, об институте, о городе. Потом всё свободнее. Я рассказал, как мы с ребятами перекрыли крышу магазину, и нас чуть не смыло внезапным ливнем. Она смеялась, и её смех не был насмешкой. Это был смех участия, сопереживания.

Она училась на втором курсе медицинского университета. Хотела быть педиатром, потому что обожала детей. Снимала в городе трёхкомнатную квартиру с двумя подругами, тоже студентками. Говорила она тихо, вдумчиво, и её зелёные глаза в полумраке казались бездонными. В них была какая-то детская чистота, наивность, которая не имела ничего общего с глупостью. И самое удивительное, что мне с ней было легко. Я не искал умных слов, не пытался казаться тем, кем не был. Я был просто Марком, студентом-строителем, работающим с бригадой. И этого оказалось достаточно для её внимания, для её улыбки.

Мы сделали круг и снова приближались к освещенному окнами домику Серёги. Я уже предвкушал мучительные поиски темы для продолжения разговора завтра, мысленно составлял в голове схему, как бы случайно оказаться здесь снова.

— Марк, - тихо сказала она, останавливаясь.

Я обернулся. Она стояла, залитая серебристым светом луны, выглянувшей из-за туч. И затем она сделала шаг навстречу, обняла меня за шею и поцеловала.

Это был мой первый поцелуй.

В нём не было страсти Серёгиных рассказов. Не было жадности, пошлости. Это был легкий, нежный, чуть неуверенный прикосновение мягких, чуть прохладных губ к моим. Но для меня это был взрыв. Вселенная свернулась в точку, а затем развернулась вновь, уже другой, цветной, звучной, наполненной смыслом. В этом поцелуе длиной в несколько секунд уместилось всё, чего я был лишен двадцать лет. Принятие. Нежность. Желание.

Она отстранилась, посмотрела мне в глаза, снова улыбнулась своими ямочками и прошептала:

— Давай встретимся в городе? Я дам тебе свой номер.

Я только кивал, не в силах вымолвить ни слова. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть и остаться здесь, с ней.

В ту ночь я остался у Серёги. Не из-за выпитого, а потому что электрички уже не ходили, а вызывать такси не хотелось. Всё внутри пело и ликовало. Я был влюблен. По-настоящему, без памяти, с той юношеской безоглядностью, когда кажется, что встретил не просто девушку, а свою судьбу, вторую половину, ответ на все вопросы.

Мне постелили на раскладном диване на застекленной, но неотапливаемой веранде. Было душновато, пахло старым деревом, краской и яблоками. Я лежал, уставившись в потолок, и представлял нашу с Лерой жизнь. Вот мы закончим институты. Я построю собственный дом, не какой-нибудь, а особенный, прочный и уютный. Она будет лечить детей. У нас будут свои мальчик и девочка. Я даже имена им придумывал, смешные и прекрасные одновременно. Я видел, как мы стареем вместе, как сидим на скамейке.

От этих сладких грёз не хотелось спать. Я встал и открыл окно. В веранду ворвалась прохлада и целый оркестр ночных звуков. Откуда-то издалека, с озера, доносилось мерное кваканье лягушек. В траве неутомимо стрекотали сверчки. Шелестели листья. И был еще один звук. Глухой, ритмичный, причмокивающий. Периодически к нему примешивалось не то кряхтенье, не то стон.

«Интересно, - подумал я. - Кто бы это? Может, еж? Или птица какая, тетерев?»

Звук доносился, как мне показалось, с соседнего участка, того самого, где жила Лера. Мне захотелось разглядеть его источник. Я прислонился к оконному косяку, вглядываясь в лунную мглу, прорезаемую черными силуэтами яблонь и вишен. Ничего не было видно. Но звук не утихал, а наоборот, становился интенсивнее, громче, обретал какую-то странную, почти человеческую выразительность.

И вот, я явственно услышал мужской стон. Низкий, удовлетворенный. Потом сдавленный смех. Через несколько минут из-за густых кустов вишни, разделявших участки, показалась женская фигура. Она быстро, почти крадучись, прошла в сторону соседнего дома. Луна освещала её спину, силуэт. Стройная, с хвостиком волос. Очень похожая на Леру.

«Бред, - тут же отмел я эту мысль. - Теперь мне везде мерещится она. Просто соседка какая-то, её мать, наверное».

В голове, еще возбужденной от поцелуя и выпитого, всплыли похабные истории Серёги. Он любил хвастаться своими победами, часто над замужними женщинами, над соседками. Мне всегда казалось, что он много привирает, приукрашает. Но сейчас, услышав эти звуки и увидев эту фигуру, я вдруг подумал, а что, если нет? Что если он действительно такой неугомонный и неразборчивый? Возможно, сейчас он давал в рот соседке, матери Леры. Женщина та была не старая, лет сорока пяти, но и не красавица, простая, работящая. «Видимо, Серёга ничем и никем не брезгует, - с оттенком брезгливости подумал я. - Ну и ну».

В этот момент скрипнула дверь. Я быстро шмыгнул на диван и притворился спящим. Мимо, грузной, усталой походкой прошел сам Серёга. От него пахло потом, алкоголем и чем-то ещё, сладковатым, женским. Он тяжело вздохнул, прошел в дом, и вскоре донесся звук храпа.

А я долго лежал с открытыми глазами, смешивая в голове сладкие грёзы о Лере и неприятный, липкий осадок от ночной сцены. Но грёзы перевесили. Я думал о ней, о её поцелуе, о наших будущих встречах, и постепенно странные звуки сада отступили, растворились в предрассветном тумане.

Мы встретились в городе через несколько дней. Я позвонил ей, договорился о встрече у фонтана в центре. Шел туда, как на экзамен, перебирая в голове темы для разговора, стараясь выглядеть максимально нормально в своих единственных хороших джинсах и чистой рубашке.

Она пришла вовремя. В легком летнем платье, с той же небрежной прической. Увидев меня, улыбнулась, и весь мой заранее подготовленный план рухнул. Мы просто пошли куда-то, и снова было легко. Сходили в кино на какой-то легкомысленный комедийный боевик, больше смотрели друг на друга, чем на экран. Потом я проводил её до дома.

— Заходи, - сказала она, останавливаясь у подъезда старого, но солидного кирпичного дома. - Познакомлю с подругами.

Меня охватила паника. Одна Лера это одно. Три девушки в замкнутом пространстве это уже испытание на прочность для моего косноязычия. Но отказаться было нельзя.

Квартира была просторной, с высокими потолками, но обстановка была типично студенческой, смесь старой мебели от родителей, дешевого ширпотреба и книжных завалов. В гостиной нас встретили две девушки. Катя - высокая, спортивная брюнетка с умными, немного насмешливыми глазами. И Вера - круглолицая, улыбчивая, в очках, похожая на милого учёного хомячка.

— Это Марк, - представила меня Лера, и в её голосе прозвучала легкая, смущенная гордость.

— О-о-о! Так вот он какой, твой таинственный строитель! - с улыбкой протянула Катя, оглядывая меня с ног до головы.

Вера дружелюбно кивнула.

Мне хотелось провалиться сквозь пол. Все мои навыки общения испарились. Я стоял, как истукан, бормоча что-то невразумительное вроде «привет» и «да». Я кивал на их вопросы, улыбался неестественной, застывшей улыбкой и чувствовал, как пот проступает на спине под рубашкой. Они переглядывались, и в их взглядах я читал не злорадство, а скорее веселое недоумение: «И это тот, кого наша Лера выбрала?»

Лера, видя мой дискомфорт, попыталась меня выручить, но это только усиливало напряжение. Я пробыл там, как мне показалось, вечность, на самом деле минут двадцать. Потом извинился, сославшись на ранний подъем на объект, и с облегчением вырвался на улицу.

Несмотря на этот провал, наши встречи продолжились. Мы виделись всё чаще. Я провожал её от института, мы гуляли в парке, сидели в уютных, недорогих кафешках, когда начинались осенние холода. Я научился немного расслабляться в её обществе. Когда мы были одни, мой язык снова начинал слушаться. Я рассказывал ей о своих планах, о том, как видел будущее. Она слушала внимательно, задавала вопросы, и в её глазах я видел не насмешку, а интерес и поддержку.

Мы стали парой. Без громких слов, без официальных статусов. Просто мы были вместе. И для меня это было чудом.

Но был один вопрос, который висел между нами тяжелым, неозвученным грузом. Вопрос секса. Я, двадцатилетний девственник, понятия не имел, как к нему подступиться. Лера казалась такой невинной, чистой, почти святой в моих глазах. Сама мысль заговорить с ней об этом казалась кощунственной, способной разрушить хрупкое волшебство наших отношений. Она никогда не давала повода, никогда не намекала. Её прикосновения были нежными, но целомудренными. Поцелуи страстными, но в рамках приличия.

А время шло. Наступила осень, за ней зима. Приближалась сессия, а с ней и Новый год. Мы с головой ушли в учебу, в хвосты, в зачеты. Виделись редко, по телефону говорили скупо, оба уставшие.

И однажды, в один из тех редких дней, когда мы выкроили время для прогулки по заснеженному парку, я не выдержал. Накопившееся напряжение, страх, желание - всё это вырвалось наруху в форме нелепейшего, дурацкого вопроса.

— Лера, а как ты относишься к сексу?

Я произнес это, глядя себе под ноги, на утоптанный снег. Готов был тут же, на месте, испариться, раствориться в морозном воздухе. Какая же это была идиотская формулировка! Не «я тебя хочу» или «давай будем ближе», а этот дурацкий, отстраненный, почти социологический опрос.

Она засмеялась. Звонко, беззлобно, но от этого мне стало только хуже.

— Ха-ха-ха, Марк, ну ты чего? Девушкам нельзя задавать такие вопросы напрямую!

— Прости... - пробормотал я, чувствуя, как краснею до корней волос. Всё кончено. Я всё испортил. Я - деревенщина, неуч, не знающий, как общаться с женщинами.

Но затем она сделала шаг ко мне, взяла за руку. Её пальцы были холодными.

— Я не против, - тихо, почти шепотом сказала она, глядя куда-то мимо меня. - Только давай чуть позже. Когда будет время. Когда всё успокоится.

И мир, только что рухнувший в тартарары, мгновенно восстановился, засиял новыми, еще более яркими красками. Я был не просто счастлив. Я был на седьмом небе. У меня скоро будет секс! С Лерой! С самой прекрасной девушкой на свете!

Я обнял её, закружил в снежной пыли, и она смеялась, прижимаясь ко мне. В тот момент я был готов на всё ради неё. Я был самым сильным, самым удачливым, самым любимым человеком на планете.

Слова Леры стали для меня навязчивой мелодией, звучавшей в голове днем и ночью. «Я не против... чуть позже». Это «позже» я мысленно привязал к Новому году. Что может быть романтичнее, чем начать новый этап жизни в самую волшебную ночь? Я строил планы, снять номер в какой-нибудь недорогой, но уютной гостинице, украсить его гирляндами, подготовить всё как в кино. Но для этого нужны были деньги, и я с удвоенной энергией бросился на подработки, вкалывая даже в те дни, когда у других уже начинались праздничные каникулы.

Однако планы стали рушиться почти сразу. Лера сообщила, что на Новый год должна поехать к родителям. Мать настаивала, чтобы семья встречала праздник вместе. Она извинялась, говорила, что очень хотела бы остаться со мной, но не может ослушаться. В её голосе слышалась неподдельная досада, и я, разумеется, поверил. Как же иначе? Моя Лера, невинная и чистая, не могла бы лгать.

Я остался в городе один. Мои ребята разъехались по своим семьям. Родители звонили из села, приглашали, но ехать за триста километров на пару дней казалось бессмысленной суетой. Я сидел в своей съемной комнатушке и чувствовал себя самым одиноким человеком во Вселенной. Праздничный город за окном, сверкающий огнями и полный смеха, только подчеркивал мою ненужность.

И тут, словно ангел-хранитель, на выручку пришел Серёга. Он позвонил часов в девять вечера 31 декабря.

— Маркос! Ты где пропадаешь? Сидишь, сопли жуёшь? Едь к нам! Народу полно, выпить есть, закусить - море! Скучно не будет!

Голос его был хриплым, веселым, из заднего плана доносился гул голосов и музыка. Отказываться не имело смысла. Лучше шумная компания, чем четырёх стен тоска. Я наскоро оделся и поехал.

Серёга снимал трёшку на окраине города. Когда я вошел, дым стоял коромыслом. В квартире было человек пятнадцать - в основном наша бригада: Гриша, Дима, Андрей, еще несколько знакомых Серёгиных приятелей, более старшего возраста. Было шумно, пьяно и по-домашнему беспорядочно. Меня встретили радостными воплями, вручили стопку. Я выпил, чувствуя, как алкоголь разливается теплом, притупляя острые углы одиночества.

Сидели за столом, болтали, вспоминали прошедший год, строили планы на будущий. Но к полуночи, когда бой курантов отзвучал и первые тосты были произнесены, началась знакомая мужская скука. Выпито много, говорить уже не о чем, а праздник должен продолжаться.

И тут Серёга, явно перебравший, с блестящими, маслянистыми глазами, взял в руки телефон.

— Мужики! Сидим тут, киснем! А знаю я одно местечко... Там девчонки, студентки-медички, молоденькие, красивые. Одни сидят, скучают. Звонил им - говорят, заезжайте! Народу у них маловато. Так что кто не трус - поехали веселиться!

Общий гул одобрения. Мужики, разомлевшие от выпивки и однообразия, оживились. «Давай, Серёг!», «Веди!», «Что ж мы ждем!». Меня, трезвее других, эта идея откровенно смутила. Какие-то незнакомые девушки... Но мысль о том, чтобы вернуться в свою пустую комнату, была еще неприятнее. К тому же, я был предан Лере. Я просто поеду посидеть в компании, посмотреть. Ничего такого.

Вызвать такси на всех оказалось проблемой - Новый год. Решили идти пешком. Девчонки, по словам Серёги, жили недалеко, в паре кварталов. Погода стояла морозная, звездная. Мы вывалились на улицу - громкая, нестройная ватага. Серёга, войдя в раж, нахлобучил на голову какую-то дурацкую маску зайца с длинными ушами, которая валялась у него в прихожей. Он дурачился, мычал, прыгал, кричал «С Новым годом!» редким прохожим.

Дорога действительно была знакомой. Слишком знакомой. С каждым шагом во мне нарастало тревожное предчувствие. Мы поворачивали на её улицу. Подходили к её дому. Моё сердце начало бешено колотиться. «Не может быть, - твердил я себе. - Она же у родителей. Она сказала. Её подруги тоже, наверное, уехали».

Мы остановились у парадной. Тот самый подъезд. Тот самый дом. Ледяной ком подкатил к горлу. На всякий случай, движимый каким-то смутным, животным инстинктом самосохранения, я, смеясь, сдернул с Серёги дурацкую маску зайца и надел на себя. Она пахла потом и табаком, ограничивала обзор, но зато скрывала моё лицо.

— Щас, мужики! - рявкнул Серёга и нажал на домофон.

Мозг лихорадочно соображал: «Сейчас дверь откроет Катя или Вера, я тихо уйду, они меня не узнают в маске...»

Дверь открылась. И на пороге, в блестящем новогоднем колпаке, с бокалом шампанского в руке, стояла она. Лера.

Она была немного пьяна. Щёки горели румянцем, глаза блестели мокрым, веселым блеском. Увидев нашу ораву, она радостно рассмеялась.

И тут Серёга, не долго думая, шагнул вперед, обхватил её за талию, приподнял, сжав своими грубыми лапищами её попу сквозь тонкую ткань платья, и громко чмокнул в щёку.

— С Новым годом, красавица! Небось, соскучилась по мужикам?

Она не оттолкнула его. Не рассердилась. Она громко засмеялась, обняла его за шею и крикнула в квартиру: «Девочки! Гости пришли!»

Внутри у меня всё рухнуло и превратилось в мелкую, колкую пыль. Обида, боль, унижение, непонимание - всё смешалось в один ядовитый коктейль. Меня обманули. Она сказала, что уедет. Она целовала меня, говорила о «чуть позже», а сама... с Серёгой? Старым, грубым, похабником Серёгой? Это было неприятно. Это было отвратительно.

Но вместе с отвращением пришло и другое чувство. Грязное, стыдное, непонятное. Интерес. Любопытство. Я стоял в маске, и меня не узнали. Я мог наблюдать. Я мог увидеть, какая она на самом деле. И это желание - увидеть правду, какой бы горькой она ни была, - оказалось сильнее желания сбежать.

Мы ввалились в квартиру. В гостиной, за большим столом, уставленным пустыми бутылками, салатами и конфетами, сидели Катя, Вера и еще одна незнакомая мне девушка. Все они были в состоянии сильного подпития. Увидев нас, они обрадовались с той преувеличенной, пьяной радостью, когда гости это просто новые лица, способные разбавить затянувшееся веселье.

«Заходите! Садитесь! Вы где пропадали?» - кричали они.

Нас было шесть мужчин. Я сел в углу, стараясь быть как можно незаметнее. Остальные, как по команде, расселись, прижав к себе девушек. Серёга усадил Леру себе на колени, не выпуская её из объятий. Его руки, грубые, со сбитыми костяшками, свободно бродили по её телу, то обнимут за талию, то потреплют за хвостик волос, то притянут её лицо к своему для поцелуя.

И она не сопротивлялась. Она сама прижималась к нему, смеялась его похабным шуткам, шептала что-то на ухо. Её рука лежала у него на бедре, а потом... потом я увидел, как её пальцы скользнули выше, к паху, и легонько сжали его через ткань брюк. Серёга довольно хмыкнул.

Я сидел в маске зайца и смотрел на этот ужас. Мой мир, построенный за последние месяцы, мир невинной любви и светлых планов, рассыпался на глазах, превращаясь в гротескный, пошлый фарс. Остальные мужчины, воодушевленные примером Серёги, тоже не теряли времени. Гриша сидел с незнакомой девушкой, его рука уже засунула ей под свитер. Даже молчаливый Андрей что-то бормотал на ухо Кате, а она, хихикая, позволяла ему гладить свою ногу под столом.

Я впервые видел Леру такой. Раскрепощенной, доступной, пьяной и похотливой. Её детское, невинное личико теперь выражало не чистоту, а развращенную игривость. Её зелёные глаза, смотревшие на меня с любовью, теперь блестели мутным огнем желания, направленным на моего друга.

Из обрывков пьяных разговоров я понял суть. Встречали они Новый год действительно с одногруппниками. Но те перепили, начали скандалить и драться. Девчонкам еле удалось их выпроводить, пока они не разнесли половину квартиры. Оставшись одни, они скучали и, когда позвонил Серёга, обрадовались. «Мужики-то лучше, они веселее!» - крикнула кто-то.

Рюмки наполнялись снова и снова. Все смеялись, поздравляли друг друга. Я, чтобы не выделяться, тоже пригубил. Я должен был сохранять хоть какую-то ясность мысли в этом кошмаре.

— Кто курить? - вдруг поднялся Гриша.

— Я, - моментально отозвался я. Мне отчаянно нужен был воздух. Выход. Пауза.

Мы вышли на балкон. Ледяной воздух обжег легкие, протрезвил на секунду. Я стоял, затягиваясь, и смотрел на темные окна соседних домов, усеянные разноцветными гирляндами. «Вот и всё, - думал я. - Всё потеряно. Столько времени, столько встреч, прогулок, разговоров... А она... Что она нашла в нём? Он же старый, грубый, необразованный».

Гриша что-то говорил о работе, о планах, но я не слышал. В голове стучала одна мысль: уйти. Просто развернуться и уйти. Но что-то держало. Какое-то жуткое, мазохистское желание досмотреть этот спектакль до конца. Узнать, насколько глубоко падение.

Когда мы вернулись, за столом оставались только Вера, ждавшая Гришу, и незнакомая девушка, которая теперь сидела у мужчины на коленях, и они целовались, не обращая ни на кого внимания.

— О! Зайчик вернулся! - крикнула Вера, указывая на меня. - А мы тут желания загадывали!

— Да? - выдавил я из-под маски.

— Ага! Я вот - закончить сессию без троек. А Лера... - Вера захихикала, подмигнула. - Лера замуж собралась! Ха-ха-ха! Загадала себе мужа на Новый год!

Кровь застыла в жилах.

— А что... есть у неё кто? - спросил я, и голос прозвучал чужим, глухим.

— Да, ходит тут один, студентик. Робкий такой. Ха-ха-ха! Пока её тут Серёга... - Вера понизила голос до конфиденциального шёпота, но её пьяную речь было слышно по всей комнате. - А тот думает, она у родителей! Ха-ха-ха-ха!

Мне стало физически плохо. Точно. Она говорила обо мне. «Робкий такой студентик». И они все знали. Они все смеялись надо мной за моей спиной. Лера, Катя, Вера. Они обсуждали меня, этого наивного дурака, который верит в сказку. Желание уйти стало нестерпимым. Но ноги не слушались.

Я встал и, шатаясь - уже не притворяясь, - пошел в сторону туалета. Дверь была закрыта. Занято. Я постоял в коридоре, опершись лбом о прохладную стену. Справа была кухня. Свет в ней не горел, но её освещал яркий уличный фонарь, пробивавшийся сквозь незанавешенное окно.

И я увидел их.

В серебристо-сизом свете, падающем с улицы, они были похожи на живую скульптуру, на грязную картину. Лера стояла на коленях посреди кухни. Перед ней, расставив ноги, боком ко мне, стоял Серёга. Его силуэт был грузным, мощным. А она... Её светлая голова ритмично двигалась у него между ног. Я не видел деталей, но силуэт его члена, который она взяла в рот, был огромным, толстым. Её челюсти были растянуты до предела. Её руки лежали на его ягодицах, впиваясь пальцами в ткань брюк.

Звуки. Те самые звуки, что я слышал той летней ночью в саду. Глухое причмокивание, влажное чавканье, прерывистое, тяжелое дыхание Серёги. Теперь не оставалось сомнений. Тогда, в саду, это была она. Не её мать. Она, моя невинная Лерочка, сосала у себя на даче у соседа. Возможно, не в первый и не в последний раз.

Я замер, прикованный к месту этим отвратительным, гипнотическим зрелищем. Во мне боролись омерзение, дикая боль и... что-то ещё. Что-то тёмное, низменное, запретное. Я чувствовал, как по телу разливается жар, как кровь приливает к паху. Я возбудился. От этой картины. От её унижения, от его власти над ней. От её похотливой, рабской готовности.

— Не спеши, - прохрипел Серёга, положив руку на её голову. - Пойдем в комнату. Хочу тебя потрахать как следует.

Она что-то невнятно пробормотала, встала, поправила платье. И тут она повернулась и увидела меня, стоящего в темноте коридора. На её лице не было ни смущения, ни испуга. Только пьяная, развратная улыбка. Она подошла ко мне, протянула руку и потрогала мою маску зайца за длинное ухо.

— Зайчик-попрыгайчик! - пропищала она детским, издевательским голоском. - Ты чего тут стоишь? Иди веселись!

Потом она повернулась и, взяв Серёгу за руку, повела его в одну из комнат, скорее всего, свою. Дверь закрылась.

Из туалета вышла Катя. Она мельком взглянула на меня, ничего не поняла и, пошатываясь, пошла в гостиную. Я механически зашел в туалет, щелкнул замком.

Меня трясло. Лицо под маской было мокрым от пота. Я прислонился к кафельной стене, дыша прерывисто, как после долгого бега. В голове гудело. Картинка с кухни стояла перед глазами, яркая, обжигающая. И моё тело, предательское тело, отзывалось на неё похотью.

Стоны. Из-за стены, из комнаты Леры, донеслись тихие, но отчетливые стоны. Женские. Её. Это был точно её голос. Но не тот, которым она говорила со мной. Это был хриплый, страстный, захлебывающийся стон удовольствия.

Я не выдержал. Всё, что во мне копилось все эти двадцать лет, нереализованное желание, злоба, обида, боль, грязное возбуждение - вырвалось наружу. Я расстегнул ширинку, достал свой член. Он был твердым, пульсирующим. Он казался мне маленьким, жалким по сравнению с тем монстром, что я видел у Серёги. Я сжал его в кулак и начал дрочить. Жестко, быстро, почти со злостью.

В голове проносились обрывки картин: её лицо, смотрящее на меня с интересом в саду, её поцелуй, её рука на паху Серёги за столом, её растянутые губы на его члене, её стоны сейчас, за стеной. Я представлял, как Серёга, этот грубый животное, владеет ею, как входит в неё своим толстым поршнем, как она кричит от удовольствия.

Кончил я быстро, судорожно, в унитаз. Тело обмякло, на смену животному возбуждению пришла тошнотворная пустота и стыд. Я ужасный. Я такой же грязный, как они все. Я только что дрочил, слушая, как мой друг трахает девушку, в которую я был влюблен.

Я умылся, поправил одежду, надел обратно маску. Отражение в зеркале было жутким: из прорезей маски смотрели чужие, пустые глаза. Я вышел.

В гостиной было пусто. Из комнаты Леры по-прежнему доносились приглушенные звуки. Я подошел к столу, налил полную стопку водки из первой попавшейся бутылки и залпом выпил. Огонь обжёг горло, разлился по желудку. Я сел и замер, слушая. Теперь я различал не только её стоны, но и тяжёлое сопение Серёги, скрип кровати, его негромкие, похабные команды: «Давай... Глубже... Вот так».

Так началась моя история. Привет читатель я Марк, парень девушка которого сейчас отдается в соседней комнате взрослому дяде. Этот день стал началом моей новой и интересной жизни. Не только моей, но и моей будущей жены Леры.

Хочу начать писать длинную история на новогодние праздники. История о настоящей любви и слабой на передок девушке. Если вам нравится начало и вы хотите продолжения поддержите рассказ оценкой. А я постараюсь не дать вам заскучать в эти праздники.