Это был по настоящему хороший день. Все сложилось как нельзя лучше. В школе меня хвалили за примерное поведение и успеваемость. Антон Николаевич и мама после собрания пришли довольные и веселые. Все было как всегда, мы поужинали, смотрели телевизор. Не было и намека на то, что происходило вчера.

Спать я лег совершенно счастливый, специально пораньше, чтобы не мешать вечерним утехам отчима с мамой. Потушен большой свет, ночник выхватывает тени мебели и стен. Мама ушла на кухню мыться. В полумраке он подошел ко мне абсолютно голый и внезапно сдернул одеяло.

– Спать будешь в маминых трусах. Понял? Мразь такая. Немедленно одеть.

Мое сердце сразу тревожно забилось. Я у него на глазах снял плавки и быстро натянул кружевные трусики. Мой член снова сошел с ума, он вырос в считанные секунды. Антон Николаевич наблюдал за этим, не отдавая мне одеяло.

– Дайте одеяло, пожалуйста. А то мама увидит.

– Я думаю, что ты ей уже показывал всякое и дрочили вы наверняка вместе. Она вырастила пидара и негодяя.

Одеяло он мне швырнул только в момент, когда мама показалась в дверях. Не знаю, что она видела, но у меня ощущение, что она на все закрывает глаза. Он может меня бить, унижать, а ей все равно.

Сегодня они вели себя необычно шумно, особенно Антон Николаевич. Он практически не обращал внимания, что в комнате есть еще кто – то. Мама поначалу шикала, но затем поддалась общему настроению и постанывала при каждом поступательном движении. Я наслаждался шорохами, лег на живот и двигал легонько тазом. Какие прекрасные трусики как мне в них хорошо, их ткань нежно ласкали залупляющуюся от каждого движения головку. Я боялся кончить, поэтому часто останавливался, не давая плоти перейти в экстаз. Однако мой мозг так красочно рисовал мне разные картинки, что я мог бы кончить только от одних мыслей. Я закрываю глаза и вижу его член с мокрой от желания залупой, пульсирующий, приближающийся к моим губам. Я чувствую его аромат, ощущаю вкус выделений...

Они продолжали свои игры, меняли позы, слезали на пол. Антон Николаевич вообще разошелся, хлопал ладонями маму по ягодицам, называл шлюхой. Неужели ей такое нравится? Мне было жалко маму, и одновременно я хотел это слушать. Еще больше я бы хотел посмотреть, как член долбит влагалище моей мамы. О, как много я бы отдал хоть за миг увидеть это.

Шум траханья усилился, Антон Николаевич кончал. Он рычал и выл, он просто рвал свою жертву, он падал и падал на нее. Мама стонала и ухала, но остановиться не просила. Это был финал и вскоре они притихли. Наконец он отвалился, и мама побежала на кухню подмыть свое разгоряченное влагалище. Я сразу же замер притворившись спящим.

Он подошел ко мне в темноте и снова сдернул одеяло.

– Что ты притворяешься, пидар.

Тут же Антон Николаевич перевернул меня и схватил рукой за промежность. Он нащупал яйца, крепко сжал их и отпустил. У меня перехватило дух от боли, я тихо завыл. Тут же он нанес мне такую оплеуху, что у меня заложило в ухе. Я кряхтер, терпя боль, а он потешался.

– Ты шлюха, вся мокрая и у тебя опять стоит. Ты слышал, как я порол твою маму? Тварь такая.

Он схватил меня за волосы и развернул к себе. В мои губы уперся его орган, весь мокрый и липкий.

– Соси, вылижи кончину своей мамы, она вся текла как сучка. Тебе, наверное, не впервой пробовать ее соки, извращенец.

Его член еще сочился спермой. Мой рот наполнился ее вкусом, а вместе с ней и вкусом выделений пизды. Я сосал, пытаясь заглотнуть его глубже, обрабатывал головку язычком, очищал орган до основания, до самых яичек. Из паха несло потом и мускусом. Он двигал мне навстречу тазом, помогая заглатывать весь ствол. Член все же по чуть – чуть терял возбуждение, его напряжение ослабевало. Форму держала только залупа, она оставалась открытой, пережатой крайней плотью.

Каждую секунду могла войти мама и в свете окна увидеть происходящее, но его, похоже, вообще не волновала такая возможность. Он долбил мой рот, наслаждаясь полным входом и прикосновениями яиц к моему подбородку. У меня начало сводить скулы.

Скрипнула дверь, и я услышал, как зашла мама и улеглась на диван. У меня от ужаса зашумело в ушах, не ужели она не видит как он ебет меня в рот? Но Антона Николаевича уже было не остановить, он вошел в раж, его член снова начал расти.

Я был уже на грани, стыд и страх трансформированный в страстное вожделение полностью мной завладели. Я начал работать языком еще активнее. Мой язык стал эрогенной зоной. Я прикасался к его члену, а мой стволик чувствовал нежные невидимые прикосновения. В тазу пошла волна, я выгнул спину и легонько замычал. Мой член выталкивал сперму в кружева маминых трусиков. Он, конечно же, понял, что произошло.

– Ты уже хорошо сосешь. Теперь вылижи мою дырку, может и это тебе понравится. Ты будешь ее лизать, пока мой член не станет деревянным.

Он кинул меня на спину.

– Высунь язык, шлюха.

Он отдавал команды слишком громко. Я это понимал, и внутри у меня все просто сжималось. Что подумает моя мама?

Антон Николаевич руками раздвинул ягодицы и присел надо мной. Сначала по моему языку прошлись волосатые яйца, и вот я уткнулся в зловонное мерзкое место. Тут все заросло волосами и пахло засохшим калом. Почувствовал попадание, он ерзал по языку и губам, приподымался и садился на мой рот. Он просто трахал мой язык своей жопой. Дырочка постепенно расходилась и мой язык как буравчик сверлил ее глубже и глубже. Он начал стонать и откровенно получать удовольствие. Я уже не мог двигать губами, он садился мне на лицо все сильнее, пока я не начал задыхаться. Но тут он, наконец, приподнялся, его член стоял как кол и он даже не глянув на меня вновь направился на диван. Слабые протесты мамы, и вот он уже ее снова сношает как какую то куклу. Однотонность грубых движений длилась минут десять, он никак не мог кончить. Вот приостановился, и тут же мама взмолилась.

– Антоша сюда не надо, мне больно. Прошу тебя, ну не наааадо... Не спеши вводить.

Минутная заминка и он двигался с прежним темпераментом. На этот раз мама стонала громко, мне даже показалось что она всхлыпывает. По – моему ей не очень нравилось происходящее. Он кончал долго, вгоняя маме в промежность свой орган в бешенном ритме. В этот раз он рычал как зверь, а когда кончил, просто свалился на диван. Мама продолжала стонать, и из ее шепота я понял, что он ее драл в анус. Как же он смог там поместиться? Это просто невозможно. И так двигаться? Я был уверен, что мамина жопа разорвана. Она долго была на кухне. Я даже не дождался ее возвращения и заснул в полном изнеможении.

Жизнь после всего этого изменилась и потекла своим чередом. Постепенно я успокоился, престал переживать происходящее как потрясение. Фактически Антон Николаевич держал мою жизнь в своих руках. Он сделал из меня свою девку. Принес еще трое женских трусиков, и когда мама была на сутках, то я целый день вынужден ходить в женском белье.

Уже с самого утра, после ухода мамы, я был в томительном ожидании вечера. Его наступление всегда пугало и заставляло учащенно биться сердце.

После школы я мылся и начисто подбривал яички и член. Волоски еще не огрубели как на взрослых органах, но Антон Николаевич не терпел каких либо зарослей, чтобы мой стыд ничего не скрывало.

Я закрывался в туалете, намыливал промежность и тщательно сбривал даже самую незаметную поросль. Не могу передать силу того возбуждения, которое мной овладевало при этой подготовке. Сама интимная комната, унитаз, запахи возбуждали меня. Это место всеобщего оголения, мочеиспускания и испражнения. Я всегда мечтал подглядывать за этим. Я искал любые незаметные дырочки, исследовал окно выходящее из туалета в кухню, но все было тщетно.

В процессе бритья я иногда играл своим членом, слюнил головку, гладил ее, закатывал крайнюю плоть, ласкал яички, иногда доводил до оргазма, изливая семя прямо в унитаз. Вода уничтожала следы, а я расслабленный и довольный, шел в комнату, ожидая своего насильника.

Соседи по коммуналке никогда особо не досматривались к моим задержкам в туалете, либо странно – частым процедурам мытья на кухне. Там я закрывался на крючок и споласкивался перед каждой экзекуцией.

Однажды Паша застал меня при стирке женских трусиков, но промолчал и сделал вид, что не заметил. Меня это почему – то очень взволновало и даже просто воспоминания об этом эпизоде страшно возбуждали. Пугало, что соседи могли, что – либо заподозрить, но этот страх и в помине не мог сравниться с ужасом распространения слухов по школе. Это было просто не мыслимо.

Маша кроме здрасте ничего мне не говорила, была скромной и какой то даже запуганной. Она иногда болтала с мамой, а та потом все рассказывала Антону Николаевичу и хихикала вместе с ним над подробностями.

Вечером приходил Он. Я боялся даже смотреть ему в глаза и ждал своей участи. Сначала я облаченный в женское белье садился у его ног, мыл и массировал ему ступни. По ходу он тыкал мне их по очереди в лицо, и я их целовал и лизал пальчики. Это его очень заводило. Он говорил, что я его раб и должен повиноваться во всем. И я повиновался.

– Соси, шлюха!

Он любил не спеша, и долго. Сначала стоя на коленях. Я нежно брал губами его головку, облизывал ее, сосал крайнюю плоть, проникал под нее языком. Затем я губами оголял головку, сжимал ее во рту, лаская выход мочевого канала. Я слушал его довольные вздохи и пытался сделать еще приятнее своему мучителю. Ему нравилось, как я вылизываю яички, заглатываю их, ласкаю пальчиками.

Он сидел на диване, опершись спиной в подушку, закрыв глаза и издавая томные звуки при каждом удачном повороте моего язычка.

– Да, да, соси сука. Вылижи мои яйца, лижи, лижи их, блядь.