Антон, мимолётно упомянув четыре имени, сам не знал, на какую волну он меня настроил... и не только не знал – он даже a priori знать об этом и не может, и не должен! А между тем... Толик, Серёга, Вася, Валерка – для меня это не просто четыре имени, соединённых вместе, а это для меня... Альбом оказывается там, где я, собственно, и предполагал, – лет n, если не больше, этот альбом не попадался мне на глаза, потому как даже при переезде на новую квартиру несколько коробок я за ненадобностью просто – напросто не открывал... Я переодеваюсь по – домашнему – в песочного цвета шорты и старую, но любимую светло – оранжевую рубашку, три года назад купленную в Бразилии... я достаю их бара початую бутылку мартини, приношу из холодильника в спальню кубики льда и пакет с осветлённым яблочным соком... а почему, собственно, нет?"Тупость, глупость, понты, показуха" – сказал отслуживший племянник, и он, наверное, прав... так ведь и тогда, когда служил я, в армии всё это было... разве что было меньше понтов, а всё остальное было в полном боекомплекте: и тупость, и глупость, и показуха... но разве об этом хочу я вспомнить сейчас – разве это осталось в моей памяти? Подъёмы, отбои, плац, полигон – семьсот тридцать дней в сапогах... и глупость, и тупость – всё это было, но всё это стёрлось, сгладилось, потускнело или вовсе забылось, напрочь выветрилось из памяти, а осталось в памяти незабываемо и нестираемо только это – Толик, Серёга, Вася, Валерка... парни, с которыми я служил, – они, и только они – моя память о службе...

"Память о службе" – именно так написал когда – то на первом листе альбома красивой вязью дивизионный писарь... черт, а имя этого писаря я забыл – звали его то ли Славиком, то ли Стасиком... впрочем, где – то в альбоме есть его фотография... всего фотографий в альбоме чуть больше сотни, и на каждой из них запечатлён какой – то миг моей службы – семьсот тридцать дней в сапогах... лето... осень... зима... весна... снова лето, – на чуть пожелтевших фотографиях – разные ракурсы, разные лица, разный фон... впрочем, лица повторяются, и кого – то я помню отлично, а кто – то в памяти потускнел и смазался, так что, глядя на иные фотографии, я с трудом вспоминаю имена тех, кто на этих фотографиях изображен, – не по своей воле оказавшиеся вместе, одинаково одетые, одинаково шагающие в одном строю, мы в то же время все были разные, и потому совершенно неудивительно, что, оказавшись под одной крышей, кто – то с кем – то сходился ближе – и тогда возникала дружба, именуемая армейской, а кто – то с кем – то просто рядом сосуществовал, находясь в одном подразделении, и не более того... по – разному складывались отношения между парнями даже одного призыва, а ведь было ещё деление на "салабонов", "молодых", "черпаков" и "стариков", и через все эти четыре ступени армейского возмужания неизбежно проходил каждый... но, листая страницы альбома, я думаю не об этом, потому как и это тоже забылось, – я думаю о другом: фотографий в альбоме чуть больше сотни, но среди них есть тринадцать, для меня самых ценных и дорогих, потому что с них, с этих тринадцати чуть пожелтевших квадратиков – прямоугольников на меня, как привет из армейской юности, смотрят они, пацаны одного со мной призыва – Толик, Валерка, Вася, Серёга... без них, без этих парней, армия для меня наверняка тоже стала бы такой же бездушной машиной – царством тупости, глупости и показухи – какой она стала для отслужившего племянника Антона... но! – служба моя была согрета дыханием четырёх парней, и потому – в отличие от Антона – мне есть что вспомнить, и не просто вспомнить, а вспомнить с ностальгически согревающей душу теплотой...

Каждый их этих парней был хорош по – своему... У Серёги, невысокого и коренастого, член был не очень большой, но при этом необыкновенно твёрдый, – сосать член Серёгин было не бог весть какое удовольствие, зато сам Серёга, не подозревая о том, сосал у меня отменно... у стройного, атлетически сложенного Толика была обалденная задница – небольшая, по – мужски аккуратная и вместе с тем сочная, словно налитый спелостью персик, с бархатисто – нежной на ощупь золотисто – молочной кожей, – в такую попочку было сладостно вдавливаться всем пахом, ощущая её упругую и вместе с тем мягкую – бархатисто – сочную – выпуклую округлость... грубоватый Валерка, не будучи геем, каждый раз перед трахом жадно, запойно сосался в губы, и делал он это так чувственно и так страстно, что у меня от Валеркиного сосания каждый раз пробегал по телу щекотливо – колкий сладкий озноб... и был еще Вася, малость смазливый парень в звании младшего сержанта, у которого был вполне приличный – очень даже приличный – член... словом, каждый их этих парней был хорош по – своему, и трах у меня со всеми четверыми, впервые познавшими в армии сладость однополого секса, был обоюдным и взаимным: они, наслаждаясь и кайфуя, периодически натягивали меня, а я, в свою очередь, с не меньшим наслаждением точно так же натягивал их, и при этом каждый из них, четверых сослуживцев, время от времени перепихивавшихся со мною в рот или в зад, думал – считал, что я это делаю лишь с ним одним – только с ним, и ни с кем больше, – каждый из четверых парней – партнёров был совершенно уверен, что он, и только он – он один! – является моим сексуальным партнёром...

Я, глоток за глотком отпивая мартини, неспешно всматриваюсь в фотографии тех, кто так великолепно скрасил время моей службы – семьсот тридцать дней в сапогах, как говорили мы в то время... вот бы о чём рассказать Антону, да только – никак нельзя... и нельзя, и не нужно, – он, Антон, совсем на другой волне... никогда он этого не узнает – того, чем памятна служба для меня! Но ведь как удивительно, как странно совпало: Толик, Серёга, Валерка, Вася... я, перелистывая страницы альбома, с чувством нахлынувшей грусти неспешно всматриваюсь в свою армейскую юность: на чуть пожелтевших снимках нам всем по девятнадцать – двадцать лет, а лица – совсем мальчишеские... мы присягали стране, которая исчезла, как Атлантида, – где вы все теперь, друзья – однополчане – по каким параллелям – меридианам разбросала вас непредсказуемая жизнь?

Толик, Серёга, Валерка, Вася... Собственно, на месте этих четверых, ставших для меня сексуальными партнёрами, могли оказаться любые другие пацаны, не лишенные некоторой фантазии, не отягощённые сексуальными комплексами – и тогда я имел бы секс не с Серёгой, Валеркой, Толиком и Васей, а с кем – то другим из сотни своих непосредственных сослуживцев, потому как в любом человеке самой природой изначально заложена некоторая предрасположенность к однополым контактам – отношениям, то есть в душе всякого человека, пребывающего в этом мире в номинации "натурал", всегда есть некая ниша, предназначенная для возможности отклонения от "натурального" пути, и если эта ниша у иных оказывается незаполненной, то это происходит вовсе не потому, что парни действительно невосприимчивы к однополому сексу, – незаполненность ниши всегда и везде означает лишь то, что парню на его магистральном пути не повстречался тот, кто смог бы его на какое – то время увлечь за собой по лунным дорогам к иным берегам... собственно, "на какое – то время" – это и есть суть тех, кого я сам для себя называю попутчиками. Серёга и Толик, Валерка и Вася были именно ими – такими попутчиками: однажды попробовав, испытав и познав упоительный кайф однополого секса, они затем снова, и снова, и снова – до самого дембеля – окунались в это естественное наслаждение, но, каждый раз испытав полноценный оргазм, погасив своё молодое томление, они опять возвращались к тому, что им было присуще по жизни в большей степени, – они, всецело мне отдаваясь и тут же меня имея сами, лишь на какой – то краткий миг исчезали в глубинах безоглядного наслаждения, а затем самым естественным образом вновь возвращались в более свойственный им гетеросексуальный мир, где все разговоры, мечты и планы сводились к женщинам и девчонкам... да, они были попутчиками – были обычными бисексуалами, и на их месте могли наверняка оказаться любые другие пацаны, но в силу разных случайностей оказались именно они – Вася, Валерка, Толик и Серёга, и я за всё время нашей совместной службы ни разу об этом не пожалел...

Глядя на фотографии – чувствуя нарастающее возбуждение, я вспоминаю, как впервые это случалось – произошло с Толиком, с Серёгой, с Валеркой, с Васей... а было, в общем – то, с каждым по – разному... с Серёгой, к примеру, я впервые сделал это, будучи в наряде – в карауле, причем первый раз у нас ограничился сексом исключительно оральным: поочерёдно садясь друг перед другом на корточки, мы отсосали друг у друга в половине четвёртого утра за приземистым зданием караульного помещения, причём всё это случилось – произошло не совсем спонтанно, потому что весь день накануне, то и дело оказываясь наедине, мы неустанно друг друга подкалывали – говорили друг другу что – то типа "хочешь соснуть?" и "я тебя выебу!"... это были грубо – шутливые, ни к чему не обязывающие слова – фразы, но, произносимые вслух, они смутно томили, сладко тревожили душу, и мы говорили друг другу эти возбуждающие слова снова и снова: глядя Серёги в глаза, я говорил ему "я тебя выебу", и Серёга, смакуя каждое слово, тут же мне отвечал "это я тебя выебу – я тебе вставлю в жопу", или Серёга, ещё до конца не веря в силу произносимых слов, мне говорил "ты у меня отсосешь", на что я ему без задержки и промедления отвечал "это ты отсосёшь у меня – ты у меня возьмёшь в ротик"... мы говорили всё это друг другу исключительно наедине – говорили напористо, весело, и я уже знал, чем это может закончиться, а Серёга, обещая мне вставить в зад или дать в рот, по причине отсутствия подобного опыта, а также в силу своей доминирующей "по жизни" гетеросексуальности до последнего не представлял со всей внятно осознаваемой отчетливостью, насколько всё это и просто, и реально – вне зависимости от преобладания в парадигме персональной сексуальной шкалы какой – либо доминантной ориентации... закончилась эта словесная мастурбация в половине четвертого утра – взаимным оральным сексом... и лишь спустя наделю – во время парко – хозяйственного дня – мы полноценно натянули – трахнули друг друга в очко, сделав это на пыльном матрасе в технической каптёрке... причем, на этом матрасе оказались характерные – шероховато – твёрдые – пятна – разводы, какие остаются от излитой мимо цели спермы, когда она, пропитав ткань, высыхает, превращаясь в утолщённые на ощупь желтовато – матовые или матово – молочные овалы – кругляши, так что, помнится, у меня невольно возникло не лишенное оснований подозрение, что на этом матрасе за время его существования упражнялись не мы одни...

А к Толику я подкатывался месяца два, если не больше: наши отношения за это время из никаких сделались дружескими, вполне доверительными, предполагающими некую взаимную теплоту, незаметно переходящую во взаимное тяготение друг к другу, и это тяготение – молодое, совершенно естественное в условиях однополого сосуществования – просто не могло не трансформироваться в такое же естественное желание, так что первое движение в плане сексуального сближения пришлось делать даже не мне, а сделал это сам Толик – сделал искренне, совершенно естественно, никак не соотнося свой порыв ни с понятием "ориентация", ни с прочей словесной шелухой, искажающей подлинную суть однополого тяготения, возникающего в силу самых разных причин даже у тех, у кого "по жизни" доминирующим устремлением является гетеросексуальность... и с Валеркой было примерно так же: к сексуальному сближению с Валеркой я шел исподволь, постепенно, Валеркину чувственность в свой адрес разогревал – взращивал ненавязчиво, для Валерки совершенно незаметно – словом, всё делал неспешно, но при этом вполне целенаправленно, так что когда Валерка для секса со мной созрел – когда я увидел – почувствовал его направленное в мой адрес томление – желание, мне оставалось лишь протянуть руку, чтоб привлечь Валерку к себе... что я и сделал – к обоюдному удовольствию...