Он произносит "спокойной ночи" так, словно спрашивает, спать ли ему или в спальне меня ждать... ах, Эдик! Сын моего армейского друга – младшего сержанта Васи... я смотрю Эдику в глаза, и мне хочется думать, что он готов... и не просто готов, а он хочет, желает, ждёт продолжения секса со мной... а почему, собственно, так – именно так! – я не могу думать? Разве этот парень, который нравится мне всё больше и больше, не сказал сегодня, бесхитростно глядя мне в глаза, что я ему нравлюсь – нравлюсь тоже? Всем хочется любви – такой, как у Ромео и Джульетты... причём, такой любви хочется даже тем, кто пьесу автора восхитительных сонетов никогда не читал, – всем хочется любви – фантастической, всепоглощающей, неповторимой! Но разве согревающая душу искренняя, ничем не замутнённая симпатия – человеческая симпатия – недостаточна для того, чтобы почувствовать, что ты в этом мире не одинок?

– Спокойной ночи, Эдик, – говорю я. – Спи, если больше ничем заниматься не хочешь... а я посижу ещё немного.

Эдик, кивнув – улыбнувшись, выходит из кухни – гостиной, а я наливаю себе ещё рюмку – последнюю... а может быть, предпоследнюю, – я пью сегодня, совершенно не пьянея... Во вторник я улетаю в Европу – договариваться о продлении деловых контактов с европейскими партнёрами, а поскольку к предстоящим переговорам всё готово, всё просчитано и предусмотрено, я имею полное право чуть – чуть расслабиться, – глядя в лежащий передо мной дембельский альбом, я думаю об Эдике... "спи, если больше ничем заниматься не хочешь" – сказал я Эдику, и он в ответ на эти слова кивнул – улыбнулся... а что он должен был сделать в ответ? Сказать мне, что он сейчас хочет не спать, а трахаться? Может быть, хочет... а может – не хочет, – я думаю об Эдике, и поглупевшее моё сердце, как у мальчишки в весенних сумерках, жарко плавится от любви... "а на улице мальчик сопливый... воздух поджарен и сух... мальчик такой счастливый... ", – когда – то, в задроченной юности, я с удовольствием читал стихи, и вот какие – то строчки остались в памяти – какие – то строчки и даже строфы я помню до сих пор... "мальчик такой счастливый... " – кто б тогда мог подумать – предположить, что жизнь моя свяжется с бизнесом?. . Я думаю об Эдике, лежащем сейчас в моей постели, а с чуть пожелтевшей фотографии из незабытого прошлого на меня беспечно смотрит его будущий отец – младший сержант Вася, – моё прошлое и настоящее удивительным образом соединились, непредсказуемо переплелись – сплавились... и, глядя на фотографию чуть смазливого парня в сержантской форме, я невольно думаю о том, ч т о могло бы случиться – произойти, если б Эдик не поспешил мне сказать, что подобный альбом он уже видел... ведь мог же он, в этом не признаваясь, указать на фотографию своего отца? Мог... ещё как мог! – указать не в контексте поставленной мною задачи, а сделать это исключительно для того, чтоб узнать – услышать что – либо о своём отце из уст того, с кем вместе его отец когда – то служил... "он?" – мог бы спросить меня Эдик, и я, ни о чём не догадываясь, ничего не подозревая, ответил бы... я бы ответил утвердительно: "Да, Эдик, правильно... ты угадал! – сказал бы я. – Это и есть тот самый парень, с которым я классно трахался в армии... бонус твой!" Сказал бы я так, и – что было бы дальше? Сумел бы Эдик, услышав, что его отец и я когда – то были сексуальными партнёрами, сохранить хладнокровие? Я не знаю... я только знаю, Эдик, что нам обоим – и мне, и беззаботно смотрящему с фотографии парню в форме младшего сержанта, который тогда ещё не был твоим отцом – было во время совместной службы одинаково в кайф друг друга натягивать – трахать... это я, Эдик, знаю – во всех подробностях помню – точно!

Стоя под душем, я думаю о том, что за всё то время, что я трахаю Эдика, сам Эдик – за исключением дня сегодняшнего – ни разу не кончал в постели... то есть, всегда кончал я – трахал Эдика в зад, а потом Эдик с неизменной деликатностью тут же уходил в ванную, и... не имея возможности кончить в постели, поскольку я ему этого никогда не предлагал, он, вероятно, делал это здесь – в ванной комнате... вполне вероятно! Подставив мне зад – ублажив меня в постели, Эдик с целью разрядки уже здесь в одиночестве догонял сам себя посредством собственного кулака... разве это не свинство – с моей стороны? Все эти полгода наших сексуальных отношений я имел парня в зад, я использовал парня в качестве пассивного партнёра, трахая его на правах шефа – патрона – босса, и – не более того... разве это не свинство?. . Стоя под душем, я думаю о том, что теперь всё будет по – другому... да, по – другому! Я ему не шеф, не патрон и не босс... во всяком случае, здесь – у себя дома... я сегодня подставил Эдику зад, и Эдик с этой новой ролью прекрасно справился... да и как бы, интересно, он мог не справиться? Эдик, который мне нравится... впрочем, трахнуть парню парня – на это много ума не надо, и потому дело вовсе не в том, что Эдик меня трахнул – натянул в очко, а всё дело в том, к а к он это сделал, – стоя под душем, я думаю о том, что, имея деньги, можно купить практически всё: можно купить любое тело, женское или мужское – на свой вкус, можно купить за деньги чьё – то расположение, чью – то любовь, даже чью – то преданность... всё можно купить – всё имеет на рынке человеческих отношений свою цену! И при всём при этом есть нечто, что невозможно подделать, а потому нельзя ни продать, ни купить, – это "нечто" – искренность... не бытовая, ни к чему не обязывающая, и искренность глубинная, сакральная – она либо есть, либо её нет, и это всегда чувствуется, – Эдик не лезет из кожи вон, чтобы мне понравится, и мне это нравится... мне нравится Эдик – мой персональный водитель... сын младшего сержанта Васи, с которым я классно трахался, будучи в армии... кто б тогда мог о таком подумать – кто бы мог такое предположить!

Толик, Серёга, Валерка, Вася... все они, окунаясь в сладость однополого секса, были естественны и искренни, и потому все они – абсолютно нормальные пацаны!. . Серёга классно сосал... у Толика была обалденная задница... Валерка, не будучи геем, любил сосаться в губы... а у младшего сержанта Васи был более чем приличный член – здоровенный член, который он время от времени с удовольствием вставлял мне в зад... по – весеннему молодое, беспечно счастливое, навсегда ушедшее, но незабытое – незабываемое – время! Время моей армейской юности... и вот теперь – в совершенно другой жизни – у меня такое ощущение – чувство, что они, мои армейские друзья, удивительным образом соединилось в Эдике, – стоя под душем, я думаю о том, что у лежащего в спальне Эдика вполне приличный член, и обалденная попка, и он классно сосётся в губы, и классно сосёт член у меня... понятно, что все эти составляющие и важны, и существенны, и даже в какой – то мере необходимы для наслаждения сексом, но главное... главное, конечно же, не это, – я чувствую в Эдике ту самую – юную, ничем не замутнённую – искренность, какая была когда – то у всех нас, и это... именно это и есть по настоящему счёту – главное, – прошлое аукнулось в настоящем, и вот... стоя под душем, я с чувством совершенно молодого – радостного, упруго – напористого – удовольствия думаю об Эдике, и в душе моей жаром плавится чувство разгорающейся любви... у Эдика, правда, есть девушка Юля, с которой он строит серьёзные отношения, но она не была помехой до дня сегодняшнего и – мне хочется в это верить – не станет помехой в будущем, хотя... секс и любовь – парадигмы разные, и если с сексом нас – у меня и у Эдика – всё устаканилось – определилось, то что и как будет в том случае, если меня накроет любовь, я не знаю, – я не знаю, как Эдик станет делить себя между Юлей и мной... да и станет ли он это делать?

В спальне горит приглушенный золотистый свет, отчего кажется, что всё в комнате погружено в тёплое море чувственной нежности, – я вхожу в спальню, и первое, что мне бросается в глаза – это голая попка Эдика... чуть согнув ноги в коленях, Эдик лежит на кровати спиной ко мне – он лежит на боку, укрывшись наброшенным сверху покрывалом, но покрывало наполовину с него сползло, скомкалось – съехало, так что чуть оттопыренная в мою сторону голая попка почти вся на виду... я смотрю на две сочно – округлые, упруго – мягкие, юной спелостью налитые половинки – булочки обалденной, как сама юность, попки... все предыдущие разы, когда Эдик, подставив мне свою попку – удовлетворив моё сексуальное желание, оставался у меня до утра и мы спали вместе, он перед сном одевал трусы – плавки, так что каждый раз, просыпаясь по утрам, я снова их с Эдика снимал – стягивал, чтобы утром позаниматься с ним сексом так же, как я это делал накануне вечером, – всё это время мы спали вместе, спали в одной кровати, и при этом ни разу не спали голыми... а сегодня Эдик лёг спать без трусов, и я в этом вижу – чувствую некий знак, – я смотрю на желанную, золотисто – нежную попку Эдика, чувствуя, как член мой стремительно наливается, набухает горячей твёрдостью – как у мальчишки – подростка в пору его неуёмных желаний, когда эрекция неконтролируемо возникает лишь от одной жаркой мысли...

– Эдик... – тихо – едва слышно – шепчу я.

– Что? – отзывается Эдик после секундной паузы, и я чувствую – улавливаю обострившимся слухом, что голос его чуть напряжен.

– Ты не спишь? – спрашиваю я, словно то, что отозвавшийся Эдик спать не может, для меня не очевидно... в этом вопросе – "ты не спишь?" – нет никакой логики, но... что мне сейчас думать о логике! Спрашивая, я невольно перевожу взгляд с голой попки Эдика на его коротко подстриженный круглый затылок, наполовину утонувший в подушке.

– Нет, – отзывается Эдик. Он хочет повернуться ко мне лицом, но я, упреждая это его естественное движение, торопливо произношу:

– Не поворачивайся! Лежи так...

– Почему? – замерев – застыв, вопросительно шепчет Эдик, и теперь в его голосе я слышу мальчишеское недоумение.

– Потому что, Эдик, мне нравится так... – медленно шепчу – произношу я, смакуя каждое выдыхаемое слово... я говорю это, уже предвкушая, как сейчас я прижмусь к его попке губами... я любою тебя, Эдик!

Эдик не отзывается – он послушно лежит ко мне спиной, выставив из – под сбившегося покрывала голую попку, и... глядя на попку Эдика, я снимаю – сбрасываю с себя махровый халат... член мой стоит, – залупившись багрово – сочной головкой, мой напряженный член дыбится колом в золотистых сумерках моей любви...