– Дёргая и отпуская цепь, натягивая и ослабляя, довести её: почти до самого предела напряжения. Почти к самому кульминационному мигу: Натянув цепь вновь, дразня с бешеной силой её плоть: сорвать с глаз девушки повязку. Позволив ей увидеть, – я облизнул губы, – что она находится и находилась большую часть всего этого времени прямо перед открытым окном, с широко распахнутыми шторами. Продолжая при этом поддразнивать её плоть: не внемля её широко распахнутым глазам и стоящим в них слезам:

Я замолчал, спохватившись. Всё, теперь она точно посчитает меня психопатом.

Рука Насти в моей ладони вспотела.

– Прости, – поспешно сказал я.

– Скажи, – внезапно произнесла она после некоторого молчания, не отвечая ни словом на попытку принесения извинений. – А ты бы мог: то есть, ты бы хотел: ну: – Она сбилась и вновь на непродолжительное время замолчала. Кажется, даже чуть – чуть покраснев, хотя лёгкий румянец и без того выглядел постоянно присутствующим на её щеках. – Сделать это со мной?

Я посмотрел на Настю, красивую девушку, пылающую стыдливо – сладкой пунцовой и идущую чуть впереди меня.

Представил себе её нагой и в цепях:

– Очень.

Сжав слегка напоследок мою ладонь, Настя выудила свою руку из моей и развернулась к обшарпанной коричневой двери заброшенного подъезда. Судя по архитектуре, здание, которому принадлежал подъезд, было явно старинным, но его не реставрировали по меньшей мере со времён Петра.

Пальчик Насти коснулся нескольких кнопок кодового замка.

Квартира на третьем этаже, куда меня привела моя проводница, также носила все черты старинной архитектуры с вытекающими отсюда последствиями в виде высоких потолков и просторных хорошо освещённых комнат. Судя по тому, как Настя замерла тревожно на миг у порога и как привольно пригласила меня внутрь несколькими мгновениями спустя, квартира эта отчасти принадлежала её родителям, но родители её в настоящий момент благополучно отсутствовали.

Первая же из комнат, где мы оказались, показалась мне похожей на оранжерею.

Столько в этой комнате было дневного света – хотя и проходящего через разнообразные виды хранящего приватность полупрозрачного тюля на окнах. Столько в этой комнате стояло на полу, на столах и даже на паре стульев горшков с растениями.

Причём растения были крупными.

Настя встала прямо перед горшком с растением, показавшимся мне похожим на крапиву. Косвенно подтвердив мою догадку, она дотронулась пальчиком до одного из его острых листиков и сразу же отдёрнула пальчик.

Повернулась ко мне, со всё той же полустыдливой – полунаслаждающейся улыбкой и тем же румянцем на щеках.

Я непроизвольно окинул её взглядом с головы до ног.

Её светлые волосы. Её чёрное кружевное платье с белым передником и белыми рукавами, цветовой гаммой своей почему – то чуть напоминающее о школе. Её туго обтянутые золотистыми колготками бёдра.

Её колени, только что занятно – искушающим образом пододвинутые ею одно к другому.

Её ступни в ажурных босоножках.

Настя застенчиво улыбалась, ожидая окончания осмотра.

Застенчиво ли?

– Знаешь, – тихо произнесла она, – чем я люблю иногда заниматься тут, в этой комнате?

В её и без того сложной улыбке, содержащей смущение и странное удовольствие сразу, как будто появилось нечто третье, острая ирония или самоирония над самою собой, рассказывающей практически незнакомому человеку подобные вещи.

Саморазоблачительное наслаждение мазохистки?

– Я подхожу к кусту крапивы и низко нагибаюсь над ним, практически обступив горшок ногами с разных сторон. – Признавшись в этом, Настя облизнула губы. – Приподняв выше платье, я сажусь на корточки, так, чтобы острые листики крапивы чуть – чуть щекотали мои коленки, щекотали: внутреннюю поверхность бёдер. Иногда, наклонившись ближе, я почти обнимаю её стебли коленями: бёдрами: чуть выпрямляюсь и тут же снова нагибаюсь, ощущая, как жгучие шипы царапают: почти вонзаются: в мою кожу:

Рот мой невольно приоткрылся.

– Тебя: на этом: ловили когда – нибудь? – пересохшими губами спросил я.

Сам не знаю, почему. Может быть, потому что на миг её рассказа мне самому вдруг захотелось оказаться среди ловцов.

Настя едва заметно с той же улыбкой покачала головой.

– Нет. Мне, – она ещё более снизила голос, – иногда самой хотелось: чтобы меня: застукали. Пару раз я: специально: оставляла дверь открытой. Обнимая коленями стебель крапивы: говоря себе, что его флюиды сводят меня с ума и я: сделаю всё, чего эти флюиды от меня потребуют.

Последние слова девушка передо мной почти что прошептала. Я поймал себя на том, что практически не дышу.

– Один раз я, – призналась Настя, почему – то едва заметно прищурившись, – даже расстегнула спереди платье: и почти легла: обнажённой кожей: на обжигающие пламенные стебли. Кончики листьев вызывали дикую боль в сосках, а касания шипов в нижней части стеблей жгли нестерпимым огнём между ног, – Настя сглотнула слюну. – Я полуприседала и полувыпрямлялась, едва удерживаясь от того, чтобы не сдавить бёдра, зажав между ними до хруста искушающий стебель: осознавая при этом, что если кто – то войдёт – мне конец.

Настя немного помолчала, зардевшись.

– Мысль эта просто по – ненормальному завела меня: и я: целиком: сбросила с себя платье. Прижалась к колючим стеблям, обхватила их бёдрами: как шлюха, как сумасшедшая, как ведьма, обхватывающая бёдрами помело: застонала так, что мой стон, по идее, должен был быть слышен на всю квартиру, мысленно уже видя, в каком обличье меня обнаружат: но никто так ничего тогда и не обнаружил.

Стоящая передо мной девушка перевела дух, явно заведясь от своего собственного рассказа.

И эту – то девушку я хотел удивить скучной фантазией о цепях?

Невероятно.

– Тебя действительно требуется наказывать. – Я не отводил от неё взгляда. – Чтобы воспитать Благородную Даму, необходима физическая боль.

Это я просто процитировал один из её вопросов на интернет – сайте, придав ему утвердительную форму.

Но Настя кивнула.

Чуть переступив с ноги на ногу, так что одно из её восхитительных бёдер, обтянутых золотистыми колготками, слегка потёрлось об другое.

Глядя на них, я невольно представил себе, как задираю подол её и без того не слишком длинного чёрного платья ещё выше, обнажая эти великолепные бёдра до самого конца и спустив вниз тончайшую материю золотистых колготок, после чего прохожусь по ним занозистым пучком крапивы.

Следом представилось, как пук в моей руке чуть поворачивается и без всяких скидок на снисхождение и на медицинские резоны входит отвесно в пещерку меж её бёдер.

Как можно сильнее.

– Мне необходима боль.

Взгляд Насти был прям, а почти неугасимая улыбка на лице стала вдруг особо напряжённой, утрированной, словно девушка сознавалась на этот раз в чём – то особенно нелицеприятном.

Стоит ли мне пытаться скрыть от её бдительных глаз бугор на собственных брюках?

Нет, определённо нет.

– Мне необходима власть. Чья – то властная рука, которую нельзя было бы ни о чём умолить. Рука, которую нельзя было бы остановить.

Она неотрывно смотрела на меня.

– Рука, которой можно верить.