Вспоминаю.

: её расширившиеся от боли глаза:

: её беспомощное мычание сквозь скотч:

: её растрёпанные золотые волосы, сбившиеся тогда в полный хаос из – за конвульсивных рывков головы из стороны в сторону:

Резко дёргаюсь всем телом на пластиковом макете, ощущая, как тугие струи липкой жидкости толчками покидают мой организм, ударившись при этом затылком о твёрдую панель позади.

Больно!. .

Причём не только в затылке, но и в заду.

Распахиваю глаза, мычу сквозь скотч уже сам, умоляюще глядя на Настю – как – никак внешне я свою часть соглашения выполнил. Златоволосая девушка в чёрном платье неспешно касается наманикюренным пальчиком одной из кнопок наклоненного ею набок моего же собственного телефона.

Странно, но я почему – то не слышу щелчка фотокамеры.

– Отличное видео.

Видео?. .

Боль мешает мне в достаточной мере осмыслить её слова. Дёргаюсь в оковах, пытаясь напомнить Насте о её обещании.

– В этот раз положение для съёмки мною было выбрано наиболее подходящее, – с лёгкой небрежностью, как бы отстраняясь заранее от любой похвалы, произносит она. – Вид сбоку, прекрасный обзор лица и почти всего тела, колышущийся позади включенный в сеть паяльник.

Она делает шаг вперёд.

– Красота, – улыбается Настя наизусть выученной мною трагично – торжествующей улыбкой. – Хоть размещай на YouTube.

Возможно, не будь на мне скотча и не поджаривай в настоящий момент раскалённая сталь мою прямую кишку, я бы и изрёк что – нибудь саркастическое вроде... "Удалят. Правила YouTube воспрещают публиковать там порнографию и снафф – видео". Однако липкая лента склеивает мой рот, а адская боль является отличным противоядием от сарказма.

Подойдя ко мне почти вплотную, Настя становится прямо передо мною – так, что я могу разглядеть до мельчайших чёрточек любую складку на её лице.

Вновь мычу.

– Чего ты стесняешься? – приторно – ласково спрашивает она. Рука её проскальзывает мне за спину, к торчащему из зада паяльнику; я замолкаю, глядя на Настю со страхом и надеждой. – Актёр из тебя вышел просто великолепный. И, если тебя смущает мысль о первой видеосъёмке, то съёмка эта была далеко не первой. Там, в комнате с деревянным штакетом, тоже была размещена видеокамера скрытого типа.

Настя склоняется ко мне.

– Кадры просто изумительные, – шепчет она мне прямо в ухо. – Особенно если обрезать конец и начало. Изверг – тиран, мучающий невинную девушку с помощью электроприбора.

Горло моё рождает то ли взвизг, то ли всхрип – это рука Насти, наконец сжалившейся надо мной, избавляет меня от паяльника.

Дышу тяжело и сипло.

Настя выпрямляется. В глазах её сияет тихое торжество.

– Между прочим, не так уж сильно раскалённого, даже в тебе, – лукаво добавляет она. – Твоё пыточное орудие было чуть по – другому настроено, но, так или иначе, чрезмерно оно накалиться не могло. Температуру в градусах называть не буду, чтобы тебя не шокировать, но, думаю, через пару дней или недель специальных притираний твоя попа заживёт. Хотя, – тут Настя хихикает, – пользоваться туалетом по – большому в эти дни я бы тебе не рекомендовала.

Наслаждаясь моим изрядно оторопевшим беспомощным видом, девушка в чёрном платье с явной насмешкой смотрит мне в глаза.

– Так – то, – произносит она коронную фразу Капитана Обвиуса. – У страха глаза велики. Особенно – у страха перед болью.

Изреча сей трюизм, измучившая меня особа – в мыслях для неё у меня не осталось сколь – либо печатных эпитетов – грациозно разворачивается к двери. Почти у порога оборачивается, тряхнув своими пшеничными волосами.

– Пойду переправлю полученную видеозапись подруге. Предыдущее шоу, кстати, с самого начала транслировалось на её компьютер через Интернет. Номер твоего телефона мы уже знаем, – Настя облизнулась, – так что, пробив по базе, сможем без труда установить о тебе и всё остальное.

Стоя у самого порога, касаясь боковой перекладины дверного косяка кончиками пальцев, она иронически косится на меня.

– Тебе ведь не хотелось бы, чтобы кто – нибудь из твоих знакомых получил сделанные снимки и видеоролики? – Голос Насти вкрадчиво опускается. – Кто – нибудь из знакомых или родственников?

Молчу.

Представлять себе эту унизительную картину нет ни желания, ни необходимости. Даже если бы мне и было что сказать, скотч по – прежнему прочно заклеивает мне рот.

Звонко рассмеявшись, Настя захлопывает дверь.

– Ну, как? Можешь идти?

С момента, когда Настя разомкнула последний браслет на моём измученном теле, отпустив при этом очередную колкую реплику, прошло минут пять.

Будучи весьма измождён и с трудом держась на ногах, я даже не попытался сомкнуть свои пальцы на её хрупкой шее – или осуществить любую иную из десятков кровожадных фантазий, роем переполнявших мой ум при пребывании во мне паяльника. Кроме того, Настя не сочла за труд поведать мне, что в этом случае произойдёт.

Ей ли, подругой ли, компромат будет пущен в ход.

По – любому.

– Я, кажется, задала вопрос.

Глаза девушки иронично поблескивают. Похоже, ей впервой наслаждаться властью над человекоподобным созданием.

Мы стоим на улице.

От обшарпанного подъезда дома старинной архитектуры нас пока отделяет лишь пара десятков шагов. Шаги эти – как и сделанные мною ранее после освобождения внутри квартиры – были преодолены весьма неуверенно, так что вопрос Насти неудивителен.

– Могу, – наконец неохотно раздвигаю губы я.

Стою, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь даже толком поднять глаза на Настю.

Мучительница моя перед выходом вновь сменила гардероб. Верх, внешне выглядящий как серовато – белая складчатая маечка – безрукавка – ну не разбираюсь я в названиях женской одежды, – и низ в виде короткой чёрной юбчонки.

Колготок на ней теперь нет – или они идеально телесного цвета? – что, в сочетании с исчезающе малой длиной юбочки, позволяет беспрепятственно любоваться изумительно длинными и ладненькими ножками.

Что и является одной из мешающих поднять взгляд причин.

– Нравится? – осведомляется Настя.

Губы её на миг приоткрываются, позволяя проскользнуть меж ними алому кончику языка.

Она превосходно видит моё состояние.

– Я, вроде бы, спросила. – Поймав мой взор, она с великодушным видом не спеша повторяет... – Тебе нравятся мои ноги?

– Да.

Нет, не быть мне сейчас никак точно Дизраэли или Цицероном. Да и охоты изощрять красноречие ради сей собеседницы тоже нет.

– Тогда полюбуйся ими.

Настя улыбается.

– Не стесняйся же. Изучи их взглядом. Можешь, – она вновь облизнула губы, – немного поиграть с собой.

Я моргаю, невольно окидывая взором округу.

Улица, на которой мы находимся, относится к старинным районам города и покрыта булыжчатой кладкой. Людей здесь в целом обитает не так уж и много, но тем не менее район достаточно населён.

В шагах тридцати от нас – песочница, в которой играют дети. На противоположной стороне улицы – несколько мужиков, несущих куда – то оконное стекло. На углу неподалёку – женщина почтенных лет, возможно – мамаша кого – то из детей в песочнице, о чём – то вполголоса беседующая с дворничихой.

– Смелей, – шепчет Настя.

Чуть переступив с ноги на ногу, она демонстрирует свои ножки в ещё более соблазнительном ракурсе.

Ей явно нравится ощущение власти. Ещё не зная толком, на что её употребить, она как будто бы импровизирует на ходу.

Я краснею.