14

Быть Господином – большая ответственность. Это становится очевидным, как только видишь, какое воздействие доминирование оказывает на человека.

Мириам – такая уверенная и весёлая на камеру – после шоу возвращалась к образу стыдливого подростка. Когда мы сблизились, она рассказала мне, что не раз обжигалась при знакомстве. Её предавали, разоблачали, перешёптывались за спиной. Незнакомые люди пялились на неё. Она шокировала, пугала, вызывала притворное сочувствие, нездоровый интерес. Парни искали в ней экзотики. И отношение к ней было соответствующее:

– Ты же парень. Знаешь, чего я хочу, а ломаешься, как баба.

Она, как магнит, притягивала к себе извращенцев. Чувствовала себя уродом, фриком, таким же извращенцем, которого за деньги показывают в интернете, которого богатые используют для своих утех. Она так привыкла к этой роли, смирилась с ней, что не представляла жизнь иначе. Она не умела зарабатывать деньги, могла только выставлять своё тело напоказ и продавать его. Она бы давно отрезала себе это вымя, если бы не страх остаться никому не нужной без средств к существованию. И ещё она боялась, что перестанет испытывать оргазм. Этот замкнутый круг загонял её в тупик одиночества.

Со мной она почувствовала себя женщиной. Желанной, красивой. Я, сам того не замечая, оказывал ей мелкие знаки внимания: пропускал вперёд, вызывался поднести сумку, если возникала такая необходимость, помогал снять куртку, иногда дарил ни к чему не обязывающие розочки, говорил комплименты, флиртовал, шутил – в общем инстинктивно делал всё то, что сам не воспринимал как ухаживания.

Она искала во мне защитника, который бы оградил её от жестокости мира, Хозяина, который бы позаботился о ней, принял бы решения, которых она так боялась, человека, который бы взял на себя вину и ответственность за то, что с ней происходит.

Когда этот тяжкий груз свалился с плеч Мириам, она словно расцвела. В это тяжело поверить, но она становилась собой, только когда входила в роль Рабыни. Именно в этот момент она по – настоящему освобождалась от оков страха и вины. Её фальшивая жизнь заканчивалась, как только она надевала ошейник, её настоящая жизнь полная свободы и безумной страсти начиналась, как только она становилась на колени перед Хозяином.

Всё это я осознал не сразу. Мириам ничего не скрывала, только высказывала опасения, что я брошу её, как только мне надоест с ней возиться. Я же, напротив, волновался, что не справлюсь с поставленной задачей. Я не умел причинять боль, унижать. С раннего детства я сам часто становился предметом насмешек и издевательств. Мне была противна сама мысль глумиться над кем – либо, тем более над Мириам.

Но, как оказалось, даже унижать можно испытывая любовь и уважение.

***

Через пару недель после болезни, которую Мириам подцепила в кинотеатре, произошёл примечательный случай, запустивший череду событий, навсегда изменивших нашу вялотекущую жизнь.

В то воскресенье перед шоу Мириам сразу вошла в роль Рабыни. Она хотела, чтобы я повелевал. Просто стимуляция трах – машиной, подключённой к интернету, не заводила её так сильно, как мысль о том, что я сижу в соседней комнате и руковожу процессом. Что это я управляю трах – машиной, разгоняя анальный стимулятор до десяти проникновений в секунду, я решаю, когда наступит оргазм.

– Господин хочет, чтобы я сегодня кончила? – Мириам стоит в коленно – локтевой позе, разогретая, готовая к путешествию в один конец.

Родни ушёл, я сам пристёгиваю трах – машину.

– Да. Не сразу, минут за пять до конца, – рассеянно поправляю ремешки, стягивающие круглую попу, убеждаясь, что они хорошо сидят.

– Ровно пять?

С сомнением смотрю на неё:

– А ты что, можешь ровно?

– Если прикажите.

Усмехаюсь:

– Ну хорошо. Давай ровно пять.

Возвращаюсь в операторскую, включаю камеры.

"Ровно пять!" – тихо смеюсь про себя, сдерживаясь, чтобы не заржать, как осёл.

Всё как обычно: разогрев, знакомство с игроками, весёлое общение, первые симптомы наступления оргазма – Мириам открывает рот, обнажая белоснежные зубы, морщится. Затем я постепенно отключаю фаллостимулятор, входим в анальный режим. Расслабленный полёт на высоте двух проникновений в секунду. Цена детская – всего 30 токенов за проникновение. В чате каждую минуту автоматически выводится оставшееся время. Игроки знают, что Мириам не спешит расставаться с оргазмом. Все ждут последних двух – трёх минут, когда всё и решится. Скорость с недавних пор привязана к оставшемуся времени – чем меньше времени, тем скорость выше. От меня мало что зависит, я слежу только за безопасностью и соблюдением правил. Если Мириам не кончит, то весь призовой фонд перейдёт на следующий раз. Джекпот как в настоящей лотереи. Собственно, сегодня третий такой случай. В прошлый раз Мириам не кончила, потому что я ей, видите ли, приказал. Тогда она меня точно так же спросила:

– Господин хочет?

– Нет, не хочу, – сердито буркнул я, думая, что от меня всё равно ничего не зависит.

А она и в самом деле не кончила, как народ ни старался. И я ходил всю неделю в раздумьи: может, она действительно не кончила, потому что я ей приказал? Две недели Мириам оставалась голодной, и в последние дни возбуждалась от любого прикосновения так, что я даже попросил её снимать ежа во время наших игр, чтобы она не орала, как мартовский кот.

Поэтому 300 тысяч токенов осталось с прошлого раза. Плюс 350 с этого, плюс ставки, плюс билеты, проданные после начала шоу. Итого почти миллион. Делим на десять – сто тысяч евро. Это и есть сумма выигрыша, которую сегодня заберёт счастливчик, угадавший момент наступления оргазма. Родни заработает тысяч сто – сто пятьдесят, владельцы сайта тысяч двадцать, Мириам десяточку, ну и я свои шестьдесят. Не тысяч, конечно, и даже не евро.

Но Мириам не торопится. Трах – машина повышает градус до трёх проникновений в секунду, а ей хоть бы хны. Улыбается, весело щебечет, временами закатывает глаза, судорожно сглатывая. За шесть минут до конца шоу наступает затишье перед бурей. Редкие токены вызывают 10 – 15 анальных стимуляций. Потом пауза секунд пять, и снова кто – нибудь вкинет сотню токенов. Все ждут момента, когда машина увеличит скорость проникновения. Тогда и шансы больше. Но тогда и максимальная ставка меньше.

Истекает двадцать четвёртая минута. Трах – машина застыла в ожидании новых токенов. Пять секунд тишины, десять, пятнадцать. В чате появляется сообщение: "5 minutes left".

В этот момент Мириам закрывает глаза, её ротик приоткрыт, она шевелит губами, как будто шепчет мантру или молится, и вдруг взрывается в презерватив, кончает с громким стоном так, что микрофон глохнет.

Мешочек наполняется заветной жидкостью и тяжело свисает, как намытое золото старателя. Народ в шоке, я под столом.

Мириам кончила без всякой стимуляции, просто лежала на пуфике, предоставленная сама себе и трах – машине. А последние тридцать секунд только себе. И вдруг взорвалась, как мина замедленного действия. Фитиль догорел, и она взорвалась.

В это тяжело поверить, но такое возможно. Если долго не кончать, а потом довести себя до точки невозврата, когда стоишь на самом краю, покачиваясь, отчаянно размахиваешь руками, выгибаешь тело, чтобы не упасть, делаешь это бесконечно долго, но потом всё – таки медленно, теперь уже безнадёжно, обречённо, заглядываешь в бездну, чтобы, уверенно оттолкнувшись, всё же нырнуть туда, то такое даже более чем возможно. Зрители понимают это, я тоже. Мы все стояли на этом обрыве не раз. Мы знаем, как приятно оттягивать момент падения, какое блаженство испытываешь, ныряя в пропасть. От этого падение Мириам кажется фантастикой. Она стояла у самого края, так долго размахивая руками, не делая шагу назад, но и не решаясь оттолкнуться для прыжка, а мы не могли даже догадываться об этом. Она ведь ничего не говорила! Лицо её лишь периодически искажалось в гримасе блаженства. Но теперь то мы точно знаем, в каком отчаянном положении она находилась как минимум полминуты.

Запускаю процедуру остановки шоу по протоколу "Джекпот". Снова истерика в чате, слова благодарности, слёзные просьбы выложить поскорее запись шоу для скачивания.

А у меня в голове свербит одна мысль: Мириам кончила ровно за пять минут до конца шоу, как и договаривались. Неужели она действительно контролирует наступление оргазма. Но как такое возможно?

Вспомнился наш первый разговор на эту тему, её неловкое признание.

Когда шоу закончилось, я выключил камеры и пошёл в студию. Мириам уже снимала с себя трах – машину. Я начал помогать ей.

– Ты сегодня всех очень удивила.

Она коварно улыбается, повиливая задом.

– Господин доволен?

Я не могу хвалить её. В нашей игре Господин должен вести себя сдержанно. Поэтому я просто ухмыляюсь. Потом говорю притворно строгим тоном:

– Так о чём ты думала сегодня во время шоу?

– О Вас, Господин.

– Обо мне?

– Да, Господин.

– Что обо мне?

Она молчит, с опаской косится на меня.

– Не знаю.

– Что "не знаю"?

– Думала о Вас.

Мы закончили с трах – машиной, и Мириам вся заляпанная смазкой в одних красных туфлях на шпильке сидит, передо мной, вызывающе откинувшись назад, свесив раздвинутые ноги с кровати. Обмякшее вымя неприлично сжалось, сиськи мерно колыхаются.

Собираю чёрную гриву в хвост, наматываю на кулак и оттягиваю назад. Её лицо задирается вверх, бесстыжие глаза всё так же улыбаются, смотрят на меня нагло, не моргая.

– Что думала? – произношу почти по слогам.

Её ротик приоткрывается, брови взлетают, она нервно сглатывает, моргает наконец.

– Что Господин целует меня.

– Вот так? – нежно целую её.

– Нет.

– А как?

– Там, – она косится вниз, облизывая губы.

У меня нет слов. Мириам кончает от одной мысли, что я сосу её член? Неужели ей мало того, что я к нему прикасаюсь?

Рука сама выпускает хвост волос. Хмурюсь, разглядывая сморщенное вымя. Оно свернулось в кожаный мешок и похоже на летучую мышь, спящую вверх ногами, сложив крылья.

– Надеть ежа, быстро.

Мириам озадачена. После оргазма от ежа мало толку. Она не спеша извлекает его из сумочки и упаковывает в него мышь, отдаёт мне ключик.

– Ложись.

Ложится на спину и по – женски раздвигает ноги передо мной, воткнув шпильки в покрывало. Ёж безучастно свисает к анусу. Груди распластались по грудной клетке. Попа Мириам похожа на две дыни, подложенные снизу вместо подушки. Дыни перекатываются, напрягаются. Мириам волнуется – что я задумал? Сочная щель между дынями разбита трах – машиной, залита смазкой. Сухой член без труда проскальзывает в горячее лоно, которое тут же обхватывает его и начинает сосать. Трахать Мириам после шоу – одно удовольствие. Она как разогретый пластилин, который мяли тысячи рук, готовили к работе, она – как глина в руках мастера, гипс, из которого мне предстоит слепить прекрасное творение.

Я не спешу ваять. Шпильки взлетают за спиной и цепляются в замок. Мириам расслабляется, получая удовольствие. Ёж трётся изнанкой, зажатый между нашими лобками. Розовая мышь мирно посапывает внутри.

Пора её будить!

Достаю член, вытираю салфеткой и сажусь верхом на лицо Мириам. Мой член смотрит в пупок, задирается по дуге после интенсивной работы, мне приходится выгнуть спину в пояснице, чтобы безболезненно войти в жадный ротик Мириам. Она засасывает меня, забывая об опасности.

Ёж лежит передо мной. Мышь по – прежнему мирно покоится внутри. Дорожка нежных поцелуев, которую я начинаю прокладывать по животику, явно указывает на пункт назначения. Мой взгляд прикован к мыши. Она удивлённо открывает глаза, расправляет крылья. Мириам стонет, замирает с членом во рту. Теперь она знает, какую пытку я ей приготовил. Но я беспощаден. Мои поцелуи вокруг ежа заставляют его дрожать. Мышь внутри проснулась, с ужасом осознаёт безвыходность положения в замкнутом пространстве. Ей некуда деваться, места в камере пыток становится всё меньше, ёж жадно раззявил зубастую пасть. Я подбираюсь всё ближе, мой язык уже скользит по лобку, возле самого хомута – наручника. Мириам гладко выбрита, но двухдневная щетинка даёт о себе знать. Шершавый мокрый язык встречается с наждачкой лобка. Мышь в отчаянии кидается на решётку с шипами, нанося себе увечья. Мириам жалостно мычит, оплакивая мышку. Ёж вгрызается в розовое мясо, дёргается, чавкая. Теперь наполненные ужасом глаза мыши приникли к решётке, выдавливаются из неё. Ёж распял её розовое тело по всей камере, растянул по стенкам, прибив тысячами гвоздей к решётке. Мой язык скользит по решётке, напоминая мышке о нашем свидании. Она судорожно дёргается внутри, безуспешно пытаясь вырваться. Мириам сочувственно рыдает. Наконец, мой язык достигает места, где голова мыши насадилась на острые шипы ради одного прикосновения к моему языку. Кончиком языка я нащупываю очертания глаз, носа, губ – мышка нежно попискивает сквозь железные прутья.

– Тебе нужно успокоиться и взять себя в руки! – шепчу я ей. – Ты не можешь всё время страдать из – за любви.

Она пищит, дёргаясь, причиняя себе ещё большую боль.

– Посмотри, как ты мучаешься из – за одного поцелуя! – беру клетку в обе руки, глажу распятое тельце мышки сквозь прутья.

Мириам согласно мычит: мышь не должна страдать из – за её ошибок. Дыни ходят ходуном подо мной, мой член превратился в обмылок, весь покрытый скользкими выделениями.

Видимо, призывы Хозяйки отрезвляют мышь, и она смиренно отступает от решётки. Я пытаюсь выманить её вперёд, соблазнительно целую мягкую ткань вокруг клетки, вылизываю её. Но это не помогает. Мышь стала ручной. Она слушается Хозяйку, а не меня. В следующий раз она послушно выползет, только когда ежа не будет рядом. Мириам, благодарно сосёт, торжествуя в душе. Мышь, наконец – то, послушалась её.

Я поднимаюсь. Моя работа здесь закончена: мышь приручена. Она больше не посмеет совать свой нос из клетки ради одного поцелуя. Она снова сложила крылья и уснула, болтаясь на прутьях вверх ногами.

Мириам садится на край кровати, я становлюсь напротив. Она умиротворённо работает головой, бесстрастно, но со всей отдачей. Так доярка доит корову: нежно, но целенаправленно, отточенными движениями сцеживая молоко. Гнедая кобыла забыла про свои желания, полностью подчинена моей воле. Её рот расслаблен, глаза закрыты.

Я беру её за подбородок:

– Смотри на меня.

Она открывает глаза и покорно смотрит вверх. В этом взгляде нет и намёка на неповиновение. Я фиксирую её голову и дальше двигаю бёдрами самостоятельно. Наши взгляды прикованы друг к другу.

– Ты будешь думать обо мне, только когда я разрешу. Понятно тебе?

Она кивает, её рот заполняется спермой. Я кончаю тихо, мягкими движениями, придерживая рот, чтобы ничего не вылилось.

– Не глотать!

Она сдерживается, выше запрокидывает голову. Заставляю её открыть рот и смотреть на меня вверх. Наши глаза снова встречаются.

– Будешь глотать, только когда я прикажу. Понятно?

Она кивает. Я вожу пальцем по губам, долго поправляю волосы, вытираю щёки от слюны. Другой рукой поглаживаю горло, следя за тем, чтобы она не глотала.

Наконец, закрываю ей рот.

– Глотай.

Горло напрягается, передёргивается, подпрыгивает вверх, вниз. Два, три раза. В следующий момент Мириам открывает рот и высовывает язык.

Я одобрительно улыбаюсь краешком губ, киваю.

– Теперь отдыхай.

15

"Мириам кончает от мысли, а не от стимуляции", – не выходило у меня из головы. Я с удивлением вспоминал многолетний опыт мастурбации. То, что лежало на поверхности, что было так очевидно, стало настоящим откровением в один прекрасный момент.

Во время секса с Викой – девушкой, с которой я продолжал вяло встречаться, – я часто представлял себя с Мириам, чтобы побыстрее кончить, и наоборот – мог, например, представить себе мусорный контейнер, – чтобы задержать наступление оргазма.

Бросить Вику мне не хватало смелости, изменять ей – совести. Я так запутался: страх стать гомиком отошёл на второй план, теперь я боялся, что о моей связи к Мириам узнают друзья, родители. Мне хотелось жить нормальной жизнью, а не стыдиться и постоянно бояться разоблачения. Кроме того, в обозримом будущем мне хотелось серьёзных отношений. Я готов был жениться по любви, но с Мириам возникала куча вопросов.

После университета я сразу получил повестку в армию. Родни обещал помочь, но медкомиссию всё равно надо было пройти.

Вот в таком положении – две девушки, одна любимая, другая – не очень, и та, что любимая – не то, чтобы девушка, и отношения с ней не то, чтобы очень, плюс стрёмная работа с официальным распределением на госпредприятии, где я числился, как мёртвая душа, плюс армия и медкомиссия, плюс Родни, у которого свои интересы на Мириам и меня, – вот как – то так я и сидел в своей операторской, как курица – наседка на крокодильих яйцах, когда однажды раздался звонок от Ани. Она, хлюпая носом, попросила приехать, и я тут же помчался к ней.

***

Аня была не одна. Дверь открыла долговязая крашеная блондинка с короткой стрижкой изящно растрёпанных пышных волос, зачёсанных на бок. Она окинула меня враждебным блеском холодных буро – зелёных глаз:

– Вы Виктор? – я кивнул. – Проходите.

Девушка сложила руки на груди и стояла так, прислонившись к стене выгнутой, как у лебедя, спиной, критично рассматривая меня, пока я разувался. Оценивала, наверное, мою чёрную выцветшую куртку и пыльные поцарапанные ботинки.

Это была девушка чуть постарше меня, очень стильная во всех отношениях. С красивым личиком, слишком ровным для естественного золотым загаром кожи. Она могла бы сойти за молодую хозяйку салона красоты. Ассиметричная чёлка, похожая на хвост петуха, элегантно подчёркивала овал лица, частично прикрывая его.

Она была худая, как доска, горделиво – осанистая, но при этом отлично сложена, как куколка. Белая кофточка обтягивала холмики грудей и закачанную железную талию. Чёрные брюки клеш как влитые сидели на прочных широких бёдрах. В паху зиял маленький треугольник, не смотря на то, что девушка стояла плотно скрестив ноги. Когда мы пошли в зал, я снова имел возможность оценить её железный перекачанный зад, не костлявый, как у вешалок, но залитый в один свинцовый играющий мускул.

Аня лежала зарёванная в постели в спальне. Огромный чёрный фингал светился под её левым глазом.

"Всё из – за моей трусости! – кольнула мысль. – Если бы только я рассказал ей про Мириам раньше".

– Вы уже познакомились? – Аня попыталась выдавить виноватую улыбку. – Нет?

Она представила мне Сандру как лучшую подругу. Та раздражённо кивнула в ответ на моё приветствие и сразу вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Я удивлённо проводил её взглядом и вернулся к Ане:

– Это Родни тебя ударил, да?

Она задумалась, прежде чем ответить неуверенным кивком головы. Мы молчали, разглядывая друг друга. Я вспоминал, как она нежно оттолкнула меня пять лет назад. Можно сказать, пожертвовала тогда собой.

– Да, – словно проснувшись от полудрёмы, сказала она. И потом продолжила: – Витя, я тебя давно хотела спросить, ты в последнее время ничего странного за Родни не замечал?

Она смотрела на меня большими испуганными глазами, как будто догадывалась обо всём. И даже больше: знала, что я что – то скрываю.

– Мы сейчас работаем над одним проектом... – начал я издалека. – Это отнимает много энергии, нервов, – столько фальши было в моём голосе, я сам себе стал противен.

Я не вдавался в подробности. Трусливо оправдывал агрессию Родни, упирая на то, что он много работает, сильно устаёт. Избегал смотреть Ане в глаза, чтобы не выдать себя. Она бы сразу обо всём догадалась.

Аня знала, как Родни зарабатывает деньги, но в её представлении речь шла только о женских моделях, таких как безграмотная стриптизёрша Лиза, невинно мастурбирующая перед камерой. Наверное, моя попытка примирить их с Родни умилила её. Она попросила сесть рядом на кровать, нашла мою руку.

– Знаешь, Родни хочет, чтобы я была с ним активной. Понимаешь, о чём я?

Я кивнул. Я давно подозревал, что он не просто так разминает вымя Мириам перед шоу.

– Я с тринадцати лет на таблетках. В последнее время вообще не было эрекции. Раньше его всё устраивало, но теперь он стал каким – то не таким.

– Думаешь, он поэтому тебя ударил?

Она хмыкнула, откинула одеяло и легла на бок. Потянула маечку вверх и приспустила тонкую материю розовых трусиков, обнажив огромное чёрное пятно на бедре, желтеющее по бокам.

– Ты не можешь просто уйти от него? – от обиды мой голос сорвался на хрип.

Она посмотрела на меня задумчиво:

– Нет. Не думаю. Он обещал оплатить операцию по смене пола. Но теперь хочет, чтобы я прекратила гормонотерапию, – она уже накрылась одеялом и снова взяла меня за руку. – Я совсем запуталась, ничего не понимаю, – Аня тяжело вздохнула.

Странно, но в тот момент я чувствовал себя точно так же.

"Наверное, есть какая – то связь между нами", – думал я.

– Сколько стоит операция?

Её лицо озарила светлая улыбка.

– Зачем тебе?

– Ну сколько?

Она опять задумалась, улетела куда – то в мыслях. А потом проснулась, чтобы нервно протараторить:

– Знаешь, иногда мне кажется, что операция ничего не изменит, что будет только хуже. Многие девочки теряют чувствительность, родить я всё равно не смогу. Кем я стану? Особью неопределённого пола? Бесплодной женщиной? Подстилкой с дыркой? Ты бы женился на такой "женщине"? Никогда не прощу себе тот первый обман. Никогда! Не хочу больше никого обманывать! Не хочу! – она нервно сжимает кулачки, её распухшие глаза мечут искры.

Я сглатываю. Она винит себя точно так же, как Мириам. Когда – то давно я нечаянно нанёс Ане психологическую травму, которая, зарубцевавшись, как снежный ком, обросла виной в её сознании.

– Да.

– Что да? – она забыла, о чём спрашивала.

– Я бы женился на тебе.

Аня смотрит на меня широко открытыми глазами, по её щекам бегут слёзы.

– Витя...

Наклоняюсь и обнимаю её. Она прижимается всем телом, продолжая реветь. Мои руки неуклюже скользят по её спине. Тонкая маечка задирается, топорщится, руки натыкаются на нежную полоску кожи в том самом месте, где чернеет синяк. Растрёпанные вялые волосы Ани отдают теплом. Её влажное лицо трётся о щеку.

Неожиданно Аня жадно присасывается к подбородку и покрывает шею поцелуями.

– Аня... – у меня ещё есть время остановить её, но нет сил сопротивляться. Я устал как и она: от постоянной беготни, сложных отношений, чувства вины.

Аня лихорадочно стягивает с меня рубашку, едва не вырывая пуговицы с корнями. Её ротик скользит по груди вниз к животу, язычок заскакивает в пупок, пальцы возятся ширинкой. Наконец, она стягивает джинсы вместе с трусами и с жадностью тигрицы накидывается на предательски торчащий член.

– Такой твёрдый, большой – шепчет она, на секунду оторвавшись, зажав основание в руке и с восторгом созерцая Восемнадцать сантиметров по – утреннему застывшей стали.

С фингалом под глазом, зарёванная, но счастливая, она выглядит очаровательно. Столько нежности в её прикосновениях, страсти. Стягиваю с неё трусики, пока она делает минет. Безвольно болтающийся пенис похож на молочную соску. Восьмилетние пацанчики бегают с такими по бане. Соска смешно болтается в такт с движениями головы, шлёпается о лобок, отскакивает, дрожит, как верёвочка – какие – то пять сантиметров вытянутой в мизинец кожи, сморщенной на конце. Яички втянулись и сжались, остался только этот хвостик от лопнувшего шарика. Кожа в паховой области вся отбелена, видны лишь следы от загара. На припухлых грудках маленькие белые треугольники с размытыми краями соединены тонкими полосками завязок. Те же белые треугольники, но побольше, красуются спереди и сзади на бёдрах. За пять лет её зад стал шире, мягче, груди налились соком, теперь они свисают и трясутся в такт с телом. Она утратила всё, что связывало её с мальчиковым детством, превратилась в принцессу – лебедь с детской соской между ног.

Я выползаю из – под Ани. Мне не нужно переворачивать её, она сама подставляется. Смазка с малиновым запахом у неё тут же рядом в прикроватной тумбочке. Медленно вхожу в неё сзади, прибивая к кровати. Сфинктер смешно причмокивает, хлюпает. От этого звука нам обоим становится весело. Я ускоряю темп и напор, чтобы вызвать ещё больший чмок – хлюп. Выхожу целиком, разгоняюсь и влетаю по самые яйца.

– Чмок, – яйца шлёпаются в отполированное блюдце под самым анусом. – Хлюп, – теперь это звучит возбуждающе.

– Да, вот так, трахни меня сильнее, – стонет Аня. Она подпрыгивает мне навстречу, выгибает спину, шире раздвигая бёдра, тянется за поцелуем, задирая голову вверх.

Я многому научился с Мириам. Сворачиваю волосы в хвост, вколачивая член в пухлый зад. Сажусь за ней на корточки и начинаю обрушиваться сверху: хлюп – чмок, хлюп – чмок.

– Ещё, ещё, не останавливайся, – исступлённо шепчет она. – Трахай меня, милый. Сильнее.

Когда она в последний раз трахалась? Год назад, два? Родни не сразу стал таким. Он требует от неё невозможного: с такой пипеткой она даже женщину не сможет трахнуть, не то, что кабана Родни. Или сможет?

Переворачиваю её на спину и вхожу в горячее малиновое месиво. Любопытство сводит меня с ума. Двумя пальцами аккуратно выворачиваю соску наизнанку, разглядывая бледно – фиолетовую влажную головку. Писюн, как клей – карандаш, безучастно катается по лобку, подрагивая, как вода в стакане во время землетрясения.

Неужели она совсем не возбуждается? Кто скажет, что это мальчик, пусть первый бросит в меня камень.

Любопытство свело меня с ума...

Я полностью втягиваю соску в рот. Она, как дождевой червяк: становится длиннее и тоньше, когда тянешь, отпускаю её – и она возвращается в исходную форму. Очень мягкая, укутанная в тонкую нежную кожицу, как желатиновый палец, она извивается, гнётся пополам. Оттягиваю кожицу к основанию, оголяя головку, и начинаю интенсивно сосать.

Чёрт возьми, Аня, ты должна сегодня хотя бы возбудиться!

Она вцепилась растопыренными пальцами мне в волосы, смотрит вниз испуганно, неуверенно, по – женски, как богомол, сложив ножки, оттягивая носочки в стороны. Её глаза полны ужаса: наверняка, думает, что я стал таким, как Родни, и захочу большего от её эрекции. Ей некуда деваться: соска наливается кровью, вытягивается, становится упругой, но по – прежнему легко гнётся и прячется в кожу.

– Так – то лучше! Теперь сама, – возвращаюсь к малиновому варенью. Моя поворёшка такая же железная, как и была.

Аня, улыбаясь, берётся за дело. Всё – таки, когда она возбуждена и мастурбирует, трахать её намного приятнее. Анус ожил, удовольствие на её лице ничем не скроешь.

– Скажешь, когда будешь кончать. Хорошо? – лично я уже готов, но нужно подождать. Я мог бы не кончать вечно, как Мириам.

Мы продолжаем игру, пока Аня доводит себя до кондиции. Есть что – то общее в том, как мои девочки мастурбируют: им нужно две руки, одна придерживает ломкое основание, другая по – женски трёт головку открытой ладонью, как клитор, прижимая её к лобку.

Аня старается, кряхтит. Я почти замер над ней, её анус сжимается всё сильнее, затягиваясь в резиновый узел. Она, не отрываясь, смотрит мне в глаза. Испытывающе, уверенно.

"Мы кончаем от мысли, а не от стимуляции", – вспоминаю я.

Наклоняюсь и нежно целую её. Мой язык по – хозяйски глубоко проникает ей в рот. В этот момент принцесса – лебедь выгибает спину дугой и бурно кончает подо мной. Ритмичные сокращения ануса ни с чем не спутаешь. Я взрываюсь, вслед за ней, забывая обстоятельства места и времени, погружаясь в одну мысль, звенящую в голове громко и отупляюще чётко:

– Я люблю тебя, люблю! Слышишь? Лю – блю!

16

Я вышел от Ани в ещё большем замешательстве, чем я был, когда ехал к ней. Сразу вспомнились мудрые слова Экзюпери:

"Мы в ответе за тех, кого приручили".

Вика, Мириам, теперь Аня – перед каждой из них я был в ответе, но делать с этим решительно ничего не хотелось.

Мне всегда не везло с девчонками. Им нравились хамоватые, наглые ребята, которые везде суют нос. Такие, как Родни: напористые, лидеры. А мне доставались объедки с царского стола: девочки – перебежчицы, уставшие, ищущие любви, а не силы. Даже Вика начала встречаться со мной, когда мой статус неожиданно подрос. До этого она встречалась с одним мажором, который замучил её приступами ревности.

"Она уж точно достойна лучшего, – думал я. – Изменяю ей фактически с мусорным контейнером".

Вот такие невесёлые мысли посещали меня, пока я ехал домой. И самое ужасное: мне абсолютно не хотелось что – либо менять.

"Да гори оно ясным пламенем! Будь, что будет, как – нибудь само рассосётся!" – думал я.

Неожиданно вспомнил нежные посасывания Ани и растянулся в дурацкой улыбке на весь автобус. Член в джинсах оживился на минутку, но вскоре опять поник.

Во всяком случае Мириам не имела ко мне претензий. Она продолжала встречаться с Родни и, предполагалось, что я тоже имею право жить другой жизнью. Может, она поэтому предложила столь изощрённые отношения? Чтобы не возникало чувства ответственности? Хотя куда уж изощрённее...

Вика не строила на меня далеко идущих планов. Казалось, она встречается со мной только для того, чтобы потрахаться и выйти в свет с красивым мальчиком.

У Ани была связь с Родни. Выходило, что я пользовался его девочками за его же спиной. Он, как немощный альфа – самец, отходил от стада, и тут из – за кустов выскакивал я – активный бета – кобель – пристраивался к его самочкам: одной, второй.

Выходило так же, что я по – прежнему один, и нет в моей жизни надёжной опоры, той верной и единственной, которая бы позаботилась обо мне в трудную минуту.

"И Аня с Родни не по своей воле встречается, – вспомнил я, – а ради денег на операцию".

Деньги, деньги... Каждый день через мои руки проходили десятки тысяч евро, а я по – прежнему зарабатывал жалкую тысячу в месяц. Неплохо для вчерашнего студента, но совсем ерунда, если не хочешь ни от кого зависеть.

"Вот если бы у меня было много денег, – думал я. – Я бы вырвал Аню и Мириам из рабства, и втроём мы бы удрали в Сан – Паулу", – мне почему – то казалось, что это и есть тот единственный рай на земле, где к транссексуалкам и мужчинам, которые их любят, относятся благосклонно, как ко всем влюблённым.

Я вышел из автобуса и брёл по пустынному тротуару в сторону метро, мечтая о жизни в Сан – Паулу. До метро оставалось метров двести, и я как раз переходил выезд со двора, когда неожиданно из – за спины, со стороны улицы, послышался резкий визг колёс и быстро приближающийся шум мотора. Я только успел оглянуться и прыгнуть в сторону. В следующий момент мощный удар бампера отбросил меня на тротуар. Я ударился плечом, головой, покатился по асфальту. В глазах потемнело, небо закружилось над головой и куда – то исчезло.

***

Картинка медленно, как на фотографии, проявляется перед глазами. Я лежу на боку, рассматривая заброшенную детскую площадку под пожелтевшими клёнами: ржавая горка, разобранная песочница, качели с лужей. Мимо с включённой мигалкой проносится машина ДПС.

Интересно, что там произошло? Поднимаюсь на колени, встаю, отряхиваюсь. Иду, шатаясь, во двор за мигалкой. Посмотрю хоть издалека, что за цирк.

Гаишники зажали джип в тупике и пытаются вытряхнуть водителя из машины. Упрямый козёл ни в какую не хочет вылезать. Газует, надеется ещё, наверное, что удастся удрать. Наконец, они вскрывают боковую дверь и за шиворот вытаскивают незадачливого водилу через пассажирское сиденье. Два амбала с резиновыми дубинками выволакивают брыкающееся тело из авто, выворачивают руки, кладут на копот, надевают наручники.

Странно, но кажется, я уже где – то видел эту задницу. По – женски широкая, но уж очень спортивная: одни мускулы, как у кобылы.

Гаишники отрывают девушку от капота, тащат к себе в машину. И тут я замечаю перекошенное лицо и сбившуюся, до боли знакомую, чёлку.

"Да ведь это Сандра! – мелькает мысль. – Как она тут очутилась?"

Подхожу ближе, рассматривая через стекло поникшее лицо Сандры. Гаишник, сидящий спереди, за рулём, поворачивает голову в мою сторону, выходит и идёт ко мне.

– Мы вызвали скорую. Как вы себя чувствуете? – на его усатом холёном лице читается озабоченность.

– Нормально, – на самом деле у меня раскалывается голова и ужасно ломит плечо. Левая рука висит в кармане, как на перевязи.

– Мне нужно записать ваши координаты, – говорит он, доставая блокнот.

– Зачем?

Он удивлённо поднимает глаза.

– Нам понадобятся ваши показания, чтобы предъявить обвинение.

– Я ничего не видел. А что она сделала? – вот козёл, а? Меня же ещё пытается втянуть в это дело в качестве свидетеля. Совсем оборзели!

Гаишник теперь уже растерянно пялится на меня.

– Она же вас сбила только что. Умышленно, судя по всему. Вы что – нибудь помните?

Я что – нибудь помню? Эта новость, как гром среди ясного неба, повергает меня в ступор. Я туплю секунд десять, но мозги у меня отбило не окончательно:

– Да... – начинаю издалека. – Мы с ней поругались сегодня. Это моя жена – Сандра. Отпустите её, пожалуйста, – начинаю канючить, как нашкодивший ученик, вызванный к директору в кабинет. – Я сам виноват, это она из ревности, решила мне отомстить. Я ей изменил, вот она и разозлилась. Она же любит меня, поэтому так. И я её люблю, ну оступился раз, сами понимаете, с кем не бывает. Вы её не наказывайте, пожалуйста, – всё это я вывожу плаксивым испуганным голосом.

Гаишник смотрит на меня хмуро. Выражение лица меняется с сочувственного на злое.

– А если бы она случайного прохожего задавила? – он быстро входит в роль директора школы. Видно, так просто от него не отделаешься.

– Она же только меня. Я ведь один был. И давить она не собиралась, только припугнуть. В состоянии аффекта, понимаете? Видите, со мной всё в порядке, и ей тоже неприятности ни к чему, – я туповато улыбаюсь, как могу.

Он ничего не говорит. Возвращается в машину, долго совещается с напарником. Наконец, оборачивается, снимает наручники с Сандры, говорит ей что – то. Ей два раза повторять не надо: она, как белка, выскакивает из машины.

Гаишники нервно газуют задним ходом, разворачиваются и уезжают со двора.

Я подхожу к Сандре, она стоит в коротком синем пуховике, тех же чёрных брюках клеш, остроносых сапожках. Потирает запястья, поправляет волосы.

– Муж? – в её насмешливом взгляде нет и доли благодарности. Наоборот, она как будто злится на меня за причинённые неприятности. Сандра чуть пониже меня ростом, но смотрит всё равно что сверху. Буро – зелёные глаза полные ненависти презрительно сверлят меня насквозь. Мне не хочется думать о ней плохо:

– Можешь отвезти меня в больницу? – я чувствую лёгкое головокружение, сейчас не время для разборок. И с рукой надо что – то делать.

Она критично окидывает меня взглядом:

– А сам что, не дойдёшь?

Разворачиваюсь и медленно бреду вдоль бордюра. Держусь изо всех сил, чтобы не упасть.

Всё – таки, она сука, эта Сандра! Каких свет не видывал. Зачем я только полез её спасать? Пускай бы сидела сейчас в обезьяннике.

– Витя, постой! – она догоняет меня. Её голос наполнен испугом, виной и ещё чем – то материнским. – У тебя кровь. Я думала, ты прикалываешься. Боже, что я наделала... – хватает меня за руку, тянет за собой назад к машине, достаёт откуда – то платочек, прикладывает к затылку.

Неожиданно я почувствовал, как тёплые липкие капли крови щекочут шею, скатываясь по затылку за воротник. До этого мне казалось, что я в полном порядке.

Сандра утопила педаль газа, джип сорвался с места и полетел по улицам города. И пока мы ехали, она что – то взволнованно щебетала, а я почти не слушал её. В машине было тепло и уютно, и мне вдруг ужасно захотелось спать.

В таком полусонном состоянии она и доставила меня в 9 – ую клиническую больницу.

***

В больнице мне поставили неутешительный диагноз: лёгкое сотрясение мозга, плюс перелом ключицы. Гипс накладывать не стали, класть в стационар тоже. Следующую неделю я провалялся в постели. Когда вставал, левую руку носил в повязке, спать приходилось на спине. По – прежнему кружилась голова, подташнивало, и во всём теле чувствовалась слабость.

Сандра взялась ухаживать за мной. Уж не знаю, то ли угрызения совести её заели, то ли она испугалась, что я всё расскажу Ане. Забрала у меня ключи без спросу и приходила, как к себе домой. Приносила продукты, грела пиццу в микроволновке, ставила чай. Я уже не боялся, что она захочет меня кокнуть. Отравить, например. Хотя повар из неё был никудышный, зато трепаться она была мастерица. Сядет в кресло с чашкой кофе, – мне она всегда чай с ромашкой заваривала – ноги задерёт и сидит так целый час, рассказывает, какой она себе коттеджик на Минском море присмотрела. Я почти угадал её вид деятельности. Сандра владела фитнес – клубом, сама вела занятия по шейпингу, там же познакомилась с Родни и Аней.

Во время нашего общения, хотя говорила в основном она, выяснилось, что у неё к Ане не просто дружба, а самая настоящая любовь. Во всяком случае, Сандра мне периодически намекала, что я сам виноват в том, что произошло. Якобы, это я сначала бросил Аню, а потом нарисовался ниоткуда и воспользовался её беспомощностью.

– Зачем она тебе? Ты же не любишь её, – Сандра как обычно пила свой кофе в кресле напротив, когда у нас состоялся этот разговор. – Аня готова из – за тебя под нож лечь, а ты хоть раз звонил ей, чтобы спросить, как дела?

Я задумался.

"Действительно, – думал я. – Ведь я никогда первым не звонил ей. Никогда! С тех самых пор, как мы расстались пять лет назад. И даже тогда она тянулась ко мне больше, чем я к ней".

– Она живёт с Родни, чего я буду на рожон лезть, – хмуро ответил я.

Сандра покачала головой.

– А Родни живёт с ней?

Я не нашёлся, что ответить. Сандра была права хотя бы в одном: мне нравилось пользоваться удачно подвернувшимися случаями и катиться по жизни, не думая о последствиях. Эта эгоистичная бизнес – вумен открыла мне глаза, показав, что можно и нужно плыть против течения, когда хочешь чего – то достичь. Может быть, именно поэтому я и решился действовать, когда пришло время.

5403   1 37057  62   +6.16 [10] Следующая часть

Транссексуалы