«Мириам кончает от мысли, а не от стимуляции», — не выходило у меня из головы. Я с удивлением вспоминал многолетний опыт мастурбации. То, что лежало на поверхности, что было так очевидно, стало настоящим откровением в один прекрасный момент.

Во время секса с Викой — девушкой, с которой я продолжал вяло встречаться, — я часто представлял себя с Мириам, чтобы побыстрее кончить, и наоборот — мог, например, представить себе мусорный контейнер, — чтобы задержать наступление оргазма.

Бросить Вику мне не хватало смелости, изменять ей — совести. Я так запутался: страх стать гомиком отошёл на второй план, теперь я боялся, что о моей связи к Мириам узнают друзья, родители. Мне хотелось жить нормальной жизнью, а не стыдится и постоянно боятся разоблачения. Кроме того, в обозримом будущем мне хотелось серьёзных отношений. Я готов был жениться по любви, но с Мириам возникала куча вопросов.

После университета я сразу получил повестку в армию. Родни обещал помочь, но медкомиссию всё равно надо было пройти.

Вот в таком положении — две девушки, одна любимая, другая — не очень, и та, что любимая — не то, чтобы девушка, и отношения с ней не то, чтобы очень, плюс стрёмная работа с официальным распределением на госпредприятии, где я числился, как мёртвая душа, плюс армия и медкомиссия, плюс Родни, у которого свои интересы на Мириам и меня, — вот как-то так я и сидел в своей операторской, как курица-наседка на крокодильих яйцах, когда однажды раздался звонок от Ани. Она, хлюпая носом, попросила приехать, и я тут же помчался к ней.

***

Аня была не одна. Дверь открыла долговязая крашеная блондинка с короткой стрижкой изящно растрёпанных пышных волос, зачёсанных на бок. Она окинула меня враждебным блеском холодных буро-зелёных глаз:

— Вы Виктор? — я кивнул. — Проходите.

Девушка сложила руки на груди и стояла так, прислонившись к стене выгнутой, как у лебедя, спиной, критично рассматривая меня, пока я разувался. Оценивала, наверное, мою чёрную выцветшую куртку и пыльные поцарапанные ботинки.

Это была девушка чуть постарше меня, очень стильная во всех отношениях. С красивым личиком, слишком ровным для естественного золотым загаром кожи. Она могла бы сойти за молодую хозяйку салона красоты. Ассиметричная чёлка, похожая на хвост петуха, элегантно подчёркивала овал лица, частично прикрывая его.

Она была худая, как доска, горделиво-осанистая, но при этом отлично сложена, как куколка. Белая кофточка обтягивала холмики грудей и закачанную железную талию. Чёрные брюки клеш как влитые сидели на прочных широких бёдрах. В паху зиял маленький треугольник, не смотря на то, что девушка стояла плотно скрестив ноги. Когда мы пошли в зал, я снова имел возможность оценить её железный перекачанный зад, не костлявый, как у вешалок, но залитый в один свинцовый играющий мускул.

Аня лежала зарёванная в постели в спальне. Огромный чёрный фингал светился под её левым глазом.

«Всё из-за моей трусости! — кольнула мысль. — Если бы только я рассказал ей про Мириам раньше».

— Вы уже познакомились? — Аня попыталась выдавить виноватую улыбку. — Нет?

Она представила мне Сандру как лучшую подругу. Та раздражённо кивнула в ответ на моё приветствие и сразу вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Я удивлённо проводил её взглядом и вернулся к Ане:

— Это Родни тебя ударил, да?

Она задумалась, прежде чем ответить неуверенным кивком головы. Мы молчали, разглядывая друг друга. Я вспоминал, как она нежно оттолкнула меня пять лет назад. Можно сказать, пожертвовала тогда собой.

— Да, — словно проснувшись от полудрёмы, сказала она: — Витя, я тебя давно хотела спросить, ты в последнее время ничего странного за Родни не замечал?

Она смотрела на меня большими испуганными глазами, как будто догадывалась обо всём. И даже больше: знала, что я что-то скрываю.

— Мы сейчас работаем над одним проектом... — начал я издалека. — Это отнимает много энергии, нервов, — столько фальши было в моём голосе, я сам себе стал противен.

Я не вдавался в подробности. Трусливо оправдывал агрессию Родни, упирая на то, что он много работает, сильно устаёт. Избегал смотреть в глаза Ане, чтобы не выдать себя. Она бы сразу обо всём догадалась.

Аня знала, как Родни зарабатывает деньги, но в её представлении речь шла только о женских моделях, таких как безграмотная стриптизёрша Лиза, невинно мастурбирующих перед камерой. Наверное, моя попытка примирить их с Родни умилила её. Она попросила сесть рядом на кровать, нашла мою руку.

— Знаешь, Родни хочет, чтобы я была с ним активной. Понимаешь, о чём я?

Я кивнул. Я давно подозревал, что он не просто так разминает вымя Мириам перед шоу.

— Я с тринадцати лет на таблетках. В последнее время вообще не было эрекции. Раньше его всё устраивало, но теперь он стал каким-то другим.

— Думаешь, он поэтому тебя ударил?

Она хмыкнула, откинула одеяло и легла на бок. Потянула маечку вверх и приспустила тонкую материю розовых трусиков, обнажив огромное чёрное пятно на бедре, желтеющее по бокам.

— Ты не можешь просто уйти от него? — от обиды мой голос сорвался на хрип.

Она посмотрела на меня задумчиво:

— Нет. Не думаю. Он обещал оплатить операцию по смене пола. Но теперь хочет, чтобы я прекратила гормонотерапию, — она уже накрылась одеялом и снова взяла меня за руку. — Я совсем запуталась, ничего не понимаю, — Аня тяжело вздохнула.

Странно, но в тот момент я чувствовал себя точно так же.

«Наверное, есть какая-то связь между нами», — думал я.

— Сколько стоит операция?

Её лицо озарила светлая улыбка.

— Зачем тебе?

— Ну сколько?

Она опять задумалась, улетела куда-то в мыслях. А потом проснулась, чтобы нервно протараторить:

— Знаешь, иногда мне кажется, что операция ничего не изменит, что будет только хуже. Многие девочки теряют чувствительность, родить я всё равно не смогу. Кем я стану? Особью неопределённого пола? Бесплодной женщиной? Подстилкой с дыркой? Ты бы женился на такой «женщине»? Никогда не прощу себе тот первый обман. Никогда! Не хочу больше никого обманывать! Не хочу! — она нервно сжимает кулачки, её распухшие глаза мечут искры.

Я сглатываю. Она винит себя точно так же, как Мириам. Когда-то давно я нечаянно нанёс Ане психологическую травму, которая, зарубцевавшись, как снежный ком, обросла виной в её сознании.

— Да.

— Что да? — она забыла, о чём спрашивала.

— Я бы женился на тебе.

Аня смотрит на меня широко открытыми глазами, по её щекам бегут слёзы.

— Витя...

Наклоняюсь и обнимаю её. Она прижимается всем телом, продолжая реветь. Мои руки неуклюже скользят по её спине. Тонкая маечка задирается, топорщится, руки натыкаются на нежную полоску кожи в том самом месте, где чернеет синяк. Растрёпанные вялые волосы Ани отдают теплом. Её влажное лицо трётся о щеку.

Неожиданно Аня жадно присасывается к подбородку и покрывает шею поцелуями.

— Аня... — у меня ещё есть время остановить её, но нет сил сопротивляться. Я устал как и она: от постоянной беготни, сложных отношений, чувства вины.

Аня лихорадочно стягивает с меня рубашку, едва не вырывая пуговицы с корнями. Её ротик скользит по груди вниз к животу, язычок заскакивает в пупок, пальцы возятся ширинкой. Наконец, она стягивает джинсы вместе с трусами и с жадностью тигрицы накидывается на предательски торчащий член.

— Такой твёрдый, большой — шепчет она, на секунду оторвавшись, зажав основание в руке и с восторгом созерцая восемнадцать сантиметров по-утреннему застывшей стали.

С фингалом под глазом, зарёванная, но счастливая, она выглядит очаровательно. Столько нежности в её прикосновениях, страсти. Стягиваю с неё трусики, пока она делает минет. Безвольно

болтающийся пенис похож на молочную соску. Восьмилетние пацанчики бегают с такими по бане. Соска смешно болтается в такт с движениями головы, шлёпается о лобок, отскакивает, дрожит, как верёвочка — какие-то пять сантиметров вытянутой в мизинец кожи, сморщенной на конце. Яички втянулись и сжались, остался только этот хвостик от лопнувшего шарика. Кожа в паховой области вся отбелена, видны лишь следы от загара. На припухлых грудках маленькие белые треугольники с размытыми краями, соединённые тонкими полосками завязок. Те же белые треугольники, но побольше, красуются спереди и сзади на бёдрах. За пять лет её зад стал шире, мягче, груди налились соком, теперь они свисают и трясутся в такт с телом. Она утратила всё, что связывало её с мальчиковым детством, превратилась в принцессу-лебедь с детской соской между ног.

Я выползаю из-под Ани. Мне не нужно переворачивать её, она сама подставляется. Смазка у неё тут же рядом в прикроватной тумбочке. Медленно вхожу в неё сзади, прибивая к кровати. Сфинктер смешно причмокивает, хлюпает. От этого звука нам обоим становится весело. Я ускоряю темп и напор, чтобы вызвать ещё больший чмок-хлюп. Выхожу целиком, разгоняюсь и влетаю по самые яйца.

— Чмок, — яйца шлёпаются в отполированное блюдце под самым анусом. — Хлюп, — теперь это звучит возбуждающе.

— Да, вот так, трахни меня сильнее, — стонет Аня. Она подпрыгивает мне навстречу, выгибает спину, шире раздвигая бёдра, тянется за поцелуем, задирая голову вверх.

Я многому научился с Мириам. Сворачиваю волосы в хвост, вколачивая член в пухлый зад. Сажусь за ней на корточки и начинаю обрушиваться сверху: хлюп-чмок, хлюп-чмок.

— Ещё, ещё, не останавливайся, — исступлённо шепчет она. — Трахай меня, милый. Сильнее.

Когда она в последний раз трахалась? Год назад, два? Родни не сразу стал таким. Он требует от неё невозможного: с такой пипеткой она даже женщину не сможет трахнуть, не то, что кабана Родни. Или сможет?

Переворачиваю её на спину и вхожу в горячее малиновое месиво. Любопытство сводит меня с ума. Двумя пальцами аккуратно выворачиваю соску наизнанку, разглядывая бледно-фиолетовую влажную головку. Писюн, как клей-карандаш, безучастно катается по лобку, подрагивая, как вода в стакане во время землетрясения.

Неужели она совсем не возбуждается? Кто скажет, что это мальчик, пусть первый бросит в меня камень.

Любопытство свело меня с ума...

Я полностью втягиваю соску в рот. Она, как дождевой червяк: становится длиннее и тоньше, когда тянешь, отпускаю её — и она возвращается в исходную форму. Очень мягкая, укутанная в тонкую нежную кожицу, как желатиновый палец, она извивается, гнётся пополам. Оттягиваю кожицу к основанию, оголяя головку, и начинаю интенсивно сосать.

Чёрт возьми, Аня, ты должна сегодня хотя бы возбудиться!

Она вцепилась растопыренными пальцами мне в волосы, смотрит вниз испуганно, неуверенно, по-женски, как богомол, сложив ножки, оттягивая носочки в стороны. Её глаза полны ужаса: наверняка, думает, что я стал таким, как Родни, и захочу большего от её эрекции. Ей некуда деваться: соска наливается кровью, вытягивается, становится упругой, но по-прежнему легко гнётся и прячется в кожу.

— Так-то лучше! Теперь сама, — возвращаюсь к малиновому варенью. Моя поворёшка такая же железная, как и была.

Аня, улыбаясь, берётся за дело. Всё-таки, когда она возбуждена и мастурбирует, трахать её намного приятнее. Анус ожил, удовольствие на её лице ничем не скроешь.

— Скажешь, когда будешь кончать. Хорошо? — лично я уже готов, но нужно подождать. Я мог бы не кончать вечно, как Мириам.

Мы продолжаем игру, пока Аня доводит себя до кондиции. Есть что-то общее в том, как мои девочки делают это: им нужно две руки, одна придерживает ломкое основание, другая по-женски трёт головку открытой ладонью, как клитор, прижимая её к лобку.

Аня старается, кряхтит. Я почти замер над ней, её анус сжимается всё сильнее, затягиваясь в резиновый узел. Она, не отрываясь, смотрит мне в глаза. Испытывающе, уверенно.

«Мы кончаем от мысли, а не от стимуляции», — вспоминаю я.

Наклоняюсь и нежно целую её. Мой язык по-хозяйски глубоко проникает ей в рот. В этот момент принцесса-лебедь выгибает спину дугой и бурно кончает подо мной. Ритмичные сокращения ануса ни с чем не спутаешь. Я взрываюсь, вслед за ней, забывая обстоятельства места и времени, погружаясь в одну мысль, звенящую в голове громко и отупляюще чётко:

— Я люблю тебя, люблю! Слышишь? Лю-блю!