Необходимое предисловие.

Большое спасибо Вовану Сидоровичу за то, что натолкнул на мысль. Отношения с тёщей - тема не новая, но захотелось исследовать границы устойчивости тёщ и зятей.

***

С английским у Сашки со школьных лет не было проблем. Наоборот, он владел языком вполне прилично для выпускника средней школы. А всё почему? А всё потому, что с учителями везло с самого начала.

Вдруг бац! — и инглиш превратился в проблему. Нет, Сашка не забыл язык. И не обленился. И не отупел. Он женился...

Квартира, где новобрачные вили любовное гнёздышко, стала настоящим серпентарием, хотя и с одной-единственной гадюкой. Или гюрзой... После свадьбы дорогая тёща, она же завкафедрой иностранных языков, настояла на совместном проживании. Мол, нечего тратить скромный студенческий бюджет на съёмное жильё у чёрта на рогах, когда пустуют огромные квадратные метры в центре города в «сталинке», оставшейся от деда-профессора. И под присмотром, мол, неразумные дети будут! Пока она не решит, что молодые созрели для самостоятельной жизни.

Сашка ни неразумным, ни дитём не был. Срочная за плечами. В погранвойсках! Это вам не фиги воробьям показывать! А вот Дашка — та да... Со штормовыми ветрами в башке... Вибрации эоловой арфы в её голове порождали сногсшибательные мысли.

...Утро буднего дня. Все трое собираются в институт. Саня, не растерявший армейских навыков, успевает в ванную первым. Через пять минут туда втискивается Дашка и отводит от намыленной щеки руку мужа с опасной бритвой.

— Даш, ты чего?

Трофейную бритву с рукояткой из пожелтевшей слоновой кости, в изящном кожаном футляре, отделанном изнутри пронзительно синим шёлком, Сашка нашёл в вещах покойного деда-фронтовика. Тиснение на футляре и гравировка на лезвии были одинаковые: надпись WALD SOLINGEN и орёл со змеёй в когтях. Пролив не так уж много крови, Саня овладел искусством бритья этим жутким инструментом и вовсю понтовался перед соседями по общаге. Переехав в профессорские хоромы, прихватил раритет с собой.

— Сашка, я придумала! — Даша сбрасывает халатик и демонстрирует изрядно заросшую «блядскую дорожку». — Давай, ты мне всё это сбреешь, а? Хочу, чтобы вообще! Чтобы как у девочки!

— Ты это... Дашунь... Давай вечером? Сейчас времени нет... — Сашка проглотил слюну. Медовый месяц ещё не кончился, поэтому скрыть под трусами истинные намерения не удалось.

— Ну вижу же! Ты не против, чтобы сейчас! — Дашка присела и одним движением спустила с мужа трусы. Звонко чмокнула налившуюся багрянцем головку.

— Это он не против, — уточнил Саня.

— А ты?

— А что я? Я — как он...

Взобравшись на стиральную машину, Даша развела ноги и погладила наманикюренным пальчиком блестящую мордочку клитора, выглянувшего из-под капюшончика посмотреть, что это тут затевается?

— Ну, чего застыл, Сашка? Не тяни, приступай. Раньше начнём, раньше кончим!

— Ох, Дашуня, тебе бы только кончить!

Александр опустился на колени, чтобы придать процессу максимальную эргономичность. От любимой пи сечки, раскрывшейся в томительном ожидании, повеяло наркотическим дурманом. Удержаться от нежных поцелуев Сашка не смог.

— М-м-м... Са-а-аш... Как хорошо... — Дашуня придавила его голову поплотнее. — Да... и язычком так... Поглубже!

Бритьё грозило кончиться, не начавшись: Дашка дорвалась до сладенького. Саня сгрёб волю в кулак.

— Сначала дело сделаем... — прохрипел с усилием. — Слушай, да тут и гель не нужен! Вся мокрая и скользкая... И вку-у-усная!

Однако в размазывании геля была своя прелесть. Сначала по приговорённой к уничтожению дорожке, потом по окрестностям, включая лепестки губок. Непередаваемые ощущения! Член налился до звона, аж в коренных зубах отдалось! Сейчас бы вогнать его в Дашку одним ударом и, подхватив под попку, натягивать девчонку, пока та не заорёт, извиваясь в оргазме, звонко извещая окрестности, как ей хорошо!

— Дашка, сейчас замри! — борясь с неистовым желанием, Сашка поднёс лезвие к нежной плоти. — Не дёргайся...

Закусив губу, Даша застыла и старалась не дышать, когда ощущала прикосновение отточенной стали и слышала... нет, скорее, чувствовала кожей характерное похрустывание срезаемых волосков.

Кончив процедуру, Сашка чмокнул гладенький девчачий лобок и хмыкнул:

— От него кровопролитиев ждали, а он письку побрил!

После чего подвёл багровую тугую головку вплотную к розовым губкам, мазнул по ним пару раз и подался вперёд. Под Дашиной попкой за время бритья натекла изрядная лужица любовного нектара, отчего мужские руки легко двигали её вперёд-назад в противофазе толчкам члена.

Уже послышалось тоненькое «и-и-и-и!». Звук нарастал, обогащаясь гармониками. Вот-вот должно было грянуть исступлённое фортиссимо!

И тут открывается дверь! И в проёме немым укором застывает дорогая тёща Ольга Романовна. В ожидании доступа в ванную она полчаса изнуряла себя на велотренажёре.

Ольга Романовна, профессорская внучка, профессорская дочка и в недалёком прошлом профессорская жена, от партии дочери была не в восторге: какой-то парень из рабочей семьи, да ещё после армии, да ещё из другого города... Нет, не таким виделось Ольге Романовне счастье родной кровиночки! Однако все её варианты пошли густым лесом. Зная норов Даши, завкафедрой терпела, стиснув зубы. Избранника дочери она именовала не иначе, как студент Гордеев, а вне институтских стен — исключительно Александром. И по выходным при встречах с зятем надевала на лицо стандартную улыбку. Для преподавателя английского сделать «чи-и-из» — пара пустяков. Простодушный Сашка принимал этот вежливо-издевательский оскал за чистую монету, а Даша упрекала Ольгу Романовну:

— Ну мам... От твоей улыбки повеситься охота!..

Пойманные на месте совокупления дети убрались, наконец, к себе. Тёща, потная от физической нагрузки и увиденного, вошла в ванную и заперла дверь. Вокруг стоял густой запах свежего секса с перебивающей всё остальное ноткой спермы. А перед глазами женщины неотвязно стоял внушительный член зятя, под аккомпанемент сладострастных воплей извергающий струи этой самой спермы на лицо, груди и живот её любимой доченьки.

Сдирая мокрое трико с подтянутой, спортивной фигуры, Ольга Романовна отметила, что в промежности ткань была — хоть выжимай! Независимо от отношения к Александру, организм среагировал на обстоятельства естественным образом. Не отдавая себе отчёта в действиях, она сняла головку с душа и направила струю на клитор. Десятка секунд хватило, чтобы колени её подогнулись от наслаждения. Разрядка вышла спринтерская и столь мощная, что Ольге Романовне пришлось опереться спиной о стенку. Обессилев в оргазме, она сползла на дно ванны и долго сидела, касаясь коленями ушей, в удивлении и прострации.

«Я хочу отведать хуя. Я хочу хуя... Я хочу этого хуя! — тупо вертелось в голове. — Этого хуя? Я хочу ЭТОГО хуя? Да... Выходит, хочу. Хочу именно ЭТОГО хуя! — призналась она себе и поднялась на ноги. — Но так никогда не будет. Ни-ког-да!»

Говорят, лишняя соломинка ломает хребет верблюду. Увиденное и пережитое Ольгой Романовной стало целым бревном, с хрустом раздавившим её прежнюю философию, а заодно и объективность преподавателя.

С этого дня студент Гордеев был обречён. Кафедра иностранных языков превратилась для Александра в Голгофу, где с него заживо снимали шкуру. За то, за что другим ставилась оценка «отлично», ему лепили убогий «трояк».

Сорокалетняя женщина без мужчины — это катастрофа. Если она хороша собой, обладает фигурой двадцатипятилетней, да вдобавок противоречивым и упрямым, стервозным характером, то катастрофа вдвойне. В первую очередь для себя самой. Веничка Ерофеев утверждал, что стервозность — высшая и последняя стадия блядовитости. Её же стервозность проистекала от бессмысленного целомудрия...

Стараясь дома не сталкиваться с зятем, по крайней мере, свести контакты к неизбежному минимуму, Ольга Романовна, тем не менее, с болезненным интересом наблюдала, как обмениваются нежностями молодые, как Александр гладит или шлёпает Дашу по попке, после чего они чаще всего удаляются в свою комнату. И тогда начинается самое ужасное, прямо таки гестаповское издевательство — приглушённые, но вполне различимые звуки любовной игры, нарастающие вздохи и стоны, а затем Дашкины звонкие оргастические крики и утробное рычание кончающего Александра! Под эту сексуальную полифонию услужливая память непременно воскрешает обонятельное ощущение, и фантомный запах спермы переполняет ноздри!

Проклиная себя, Ольга Романовна обязательно дослушивала эту ораторию до финального крещендо, потом взбиралась на велотренажёр и исступлённо крутила педали. Крутила до полного изнеможения, чтобы еле-еле добрести до ванной на подгибающихся ногах, а потом рухнуть в постель...

Иногда расчёт сил оказывался неточным. Тогда струя воды, направленная под нужным углом на верхнюю часть вульвы, вносила коррективу в состояние одинокой женщины...