Комментарии ЧАТ ТОП рейтинга ТОП 300

стрелкаНовые рассказы 79459

стрелкаА в попку лучше 11688 +4

стрелкаВ первый раз 5148 +2

стрелкаВаши рассказы 4648 +5

стрелкаВосемнадцать лет 3465 +3

стрелкаГетеросексуалы 9347 +3

стрелкаГруппа 13483 +2

стрелкаДрама 2934 +1

стрелкаЖена-шлюшка 2618 +3

стрелкаЖеномужчины 2074 +1

стрелкаЗрелый возраст 1739 +2

стрелкаИзмена 12253 +4

стрелкаИнцест 11948 +2

стрелкаКлассика 367

стрелкаКуннилингус 3266 +4

стрелкаМастурбация 2253

стрелкаМинет 13322 +3

стрелкаНаблюдатели 8048 +4

стрелкаНе порно 3079 +3

стрелкаОстальное 1084 +1

стрелкаПеревод 8049 +3

стрелкаПикап истории 725

стрелкаПо принуждению 10793 +3

стрелкаПодчинение 7256 +5

стрелкаПоэзия 1476 +1

стрелкаРассказы с фото 2521 +4

стрелкаРомантика 5608 +1

стрелкаСвингеры 2329 +1

стрелкаСекс туризм 510

стрелкаСексwife & Cuckold 2498 +3

стрелкаСлужебный роман 2428

стрелкаСлучай 10180 +4

стрелкаСтранности 2728 +2

стрелкаСтуденты 3621 +6

стрелкаФантазии 3304 +1

стрелкаФантастика 2849 +1

стрелкаФемдом 1479 +4

стрелкаФетиш 3246 +8

стрелкаФотопост 787

стрелкаЭкзекуция 3234 +5

стрелкаЭксклюзив 348

стрелкаЭротика 1917 +1

стрелкаЭротическая сказка 2518 +1

стрелкаЮмористические 1532 +1

Барин

Автор: Makedonsky

Дата: 28 декабря 2019

Мастурбация, В первый раз, По принуждению, Пушистики

  • Шрифт:

Картинка к рассказу

Барин только что проснулся, а верный камердинер его отца Трифон уже застыл вопросительным знаком у изголовья.

— Тебе чего? – спросил барин и потянулся. Болело все тело.

— Как доехали, ваше... э-э-э-э?

— Зови меня Василий Львович.

— Как доехали, Василий Львович?

— Так себе. Весна, а снегу навалило... Пришлось карету, в коей выехал из Петербурга, бросить, купить в деревне розвальни об одну лошадь, а в санях соломы мало, всю спину отбил и яйца растрёс.

— Прикажете одеваться, или завтрак в постелю подать?

— Одеваться, умываться и завтракать в столовой! Подай халат, белье свежее и штаны какие-нибудь.

— А на завтрак что подать прикажете?

— А что мой батюшка покойный употреблял, то и подавай! Да шевелись, любезный!

Пока Трифон бегал за одеждой, барин скинул ночную рубаху и, сидя на краю постели, задумчиво перебирал свое внушительное мужское достоинство – волосатые яйца, каждое с увесистый мужской кулак, и член длиною до середины бедра. Интересно, подумал Васенька, говорят, что мужчины растут до двадцати пяти, и эта штука тоже? Впрочем, и так хорошо. Васенька с удовольствием вспомнил свою последнюю знакомицу, холеную сорокадвухлетнюю княгиню Юшину, истосковавшуюся по мужчинам в браке с престарелым мужем, и член дернулся, наливаясь кровью. И мамочка была хороша, и дочка ее, Как они смотрели на его стоявший член, с каким обожанием!

Когда Трифон вошел в спальню, освещенную ярким весенним солнцем, барин бурно кончал, изгибаясь и заливая потоками жирной спермы крашеные половицы. А он, как Лев Кириллович покойный, любвеобилен, подумал камердинер.

— Ты... где... ходишь? – отдуваясь, с трудом сказал Васенька.

Член опадал, выдавливая на пол последние капли.

— Так это... Одёжу подбирали с ключницей, все новое хотели, неношеное...

— Давай! И полотенце! А, впрочем, таз прикажи и воды. Хуй помою!

— Нюшка! Воды барину, умываться! – крикнул Трифон.

В спальню быстрыми шагами вошла красивая последней женской красотой тридцатипятилетняя ключница Анна в красном сарафане. При каждом шаге ее телеса колыхались, как бурные воды, а огромные груди грозились побегом из-под выреза белой льняной кофточки. Она несла фарфоровый кувшин с теплой водой, а на сгибе руки – чистые полотенца. Вслед за ней спешила молодая девушка с пустым тазом, нарядно одетая и лицом похожая на Анну. Увидев голого барина, она замерла и густо покраснела. Васенька встал и демонстративно оттянул с вялого члена крайнюю плоть, обнажив фиолетовую головку размером с очень крупную сливу.

Лей! – приказал он Анне.

Она лила воду из кувшина, нимало не смущаясь, а барин нарочито медленно полоскался в струе, то оттягивая крайнюю плоть, то надвигая ее обратно. Наконец он помыл член и велел девушке взять полотенце и насухо протереть своего «коня». Та робко, дрожащими руками обсушила барский член и покраснела еще больше.

— Как звать?

— Лукерья... Луша.

— Хороша Луша!

— Дочка моя, – промолвила Анна.

— А я так и понял. Похожа! Обе и ты, Трифон, после завтрака покажете мне дом. А снег сойдет, посмотрим все поместье.

После завтрака барин решил осмотреть дом, который был одноэтажным, но большим, с множеством комнат. Подавляющее большинство из них были нежилыми и не топились. Но одна комната привлекла внимание Васеньки. Она была заперта, но на двери красовалась большая картина, изображавшая коня с восставшим членом.

— Это что?

Камердинер крякнул.

— Это конюшня – комната для наказаний. Там стоят две «кобылы», к ним привязывают провинившихся и порют.

— А две-то «кобылы» зачем? Впрочем, войдем!

Дородная Анна загремела ключами, подбирая нужный ключ. Наконец она нашла его, распахнула дверь и первой вошла в полутемный тамбур, вдоль стен которого стояли длинные лавки. Трифон пояснил:

— Здесь наказуемых раздевали, и раздевались сами конюхи.

— А это-то зачем?

— Чтобы было удобнее. Давайте разденемся, потому что старый барин запрещал входить в конюшню в одежде кому бы то ни было.

Они прошли в тамбур и принялись снимать одежду и складывать ее на лавки. Только Луша осталась стоять у входа, стыдливо закрыв лицо руками. Но в тамбур вошли два дюжих молодца и мигом исправили ситуацию, быстро сорвав с нее одежду.

— А вот и конюхи! – сказал Трифон. – Это Иван и Петр.

Конюхи поклонились барину и тоже молча, разделись:

— Как прикажете наказать Лукерью за неповиновение?

— За такое? Две-три палки, – ответил за барина Трифон.

И словно извиняясь за торопливость, добавил:

— Так старый барин бы сделал...

Анна упала перед Васенькой на колени, колыхнувшись всем телом, и оказалась лицом на одном уровне с его оживающим членом.

— Помилосердствуйте, – прошептала Анна. – Она же девушка. Она не выдержит три палки, кровью изойдет. Лучше меня!

Васенька кивнул, мол, давай. Он только сейчас понял, что значат «три палки» в данном случае и был не против. Молчаливые конюхи с подъятыми членами стали деловито готовить «кобылу» к работе, привязывать веревки и укладывать ключницу на широкую доску. Сначала они уложили ее ничком, но барин недовольно покачал головой, он хотел видеть ее целиком – со всеми волосами, сиськами и письками. Конюхи подняли Анну и положили ее навзничь, привязали руки к ножкам «кобылы», а ноги задрали высоко, к плечам и тоже привязали.

— Вот так лучше! – пробормотал барин, подходя ближе.

Левой рукой он будоражил восставший член, а правой – жадно трогал ее огромные груди, свисавшие с двух сторон «кобылы», длинные, с полмизинца, соски, гладил круглый живот и выпуклый волосатый лобок, поросший темными кудрями. Маленький столбик клитора вылез из-под капюшона и призывно покраснел, наливаясь. Анна застонала, но барин вдруг отступил в сторону, и схватил за волосы Лушу.

— Иди, соси мать! Она за тебя на муку сладкую пошла!

Лушка замотала головой, прикрывая руками грудки и срам.

— Она не хочет! – заорал барин на Лушу. – Тогда еще две палки!

Трифон нагнулся к уху барина и прошептал:

— Мы можем обоим дать похотного зелья. Нюшка станет более податливой, а девка загорится вся!

Барин повернулся к Трифону:

— Дай обоим!

Трифон неведомо откуда достал флакон зеленого стекла, влил несколько капель в рот Анне, а барин запрокинул Луше голову и зажал нос. Девушка, задыхаясь, приоткрыла алые губы, и Трифон ловко влил пару капель в рот и ей.

Барин оставил на время Лушу и снова занялся Анной. Он продолжал поглаживать ее тело, распростертое на «кобыле», а своим подъятым членом начал водить по ее гениталиям, прикасаясь то к набухшему похотнику, то к малым губам, то к входу во влагалище. Наконец зелье подействовало, и Анна, покраснев всем телом, закричала, закатив глаза:

— Не мучьте меня! Дайте, дайте кончить!

Барин удовлетворенно улыбнулся и, схватив Лушу, толкнул ее к матери.

— Привяжите девку так, чтобы ее рот соприкасался с Нюркиным похотником!

Что и было немедленно исполнено ловкими конюхами.

— А ты, Лушка, будешь лизать!

Зелье подействовало и на Лушу. Она вытаращила глаза и начала исступленно лизать промежность своей матери, заменяя умелость одержимостью. Наконец из красного и мокрого влагалища Анны вырвалась упругая струйка слизи, и она пронзительно закричала, пытаясь изогнуться, но веревки не дали ей этого сделать, врезаясь в тело.

— Так! – удовлетворенно заметил барин. – Палка первая! Продолжим?

К вечеру все «палки» кончились. Анна с влагалищем, залитым спермой обоих конюхов, Трифона и барина, блаженно ворочалась на дерюжке, снятая с «кобылы», и потерянно улыбалась, а ее дочь, истерзав свои нежные соски и губки, прильнула к теплому материнскому боку. Барин, идя по коридору в распахнутом халате, думал: «Интересно девки пляшут по четыре палки в ряд. Или подряд»...

...После вечернего чая барин заскучал. Сначала хотел просто подрочить, но потом передумал (ибо потянуло на свеженькое) и позвонил в колокольчик. Появился верный Трифон.

— Что изволите?

— Позови-ка Лукерью.

— Сей момент!

Неслышно ступая босыми ногами, появилась Луша с подсвечником в чуке в руке. Свеча трещала, а огонек качался от движения воздуха.

Васенька отодвинулся от края постели.

— Присядь-ка. Не спишь?

Луша села.

— Я читала.

— Вот как? Ты читать умеешь?

— Да. Старый барин научил.

— А что читала?

— «Ледяной дом» Лажечникова.

— Нравится?

— Очень. Жалко их...

Две свечи: у изголовья барина и в руках у Луши – бросали на стены комнаты странные двойные тени.

— Кого?

— Мариорицу и Волынского.

— А...

Лушина свеча освещала ее лицо в выгодном ракурсе, делая его еще привлекательнее.

— А тебе меня не жаль?

— Жаль. Мне Вас жаль.

— Вот как... А почему?

— Вы такой молодой, а ни жены, ни деток нету...

— А ты пошла бы за такого, как я?

— Пошла бы, да только что пустое говорить, Вы – барин, а я – не вольна в своем выборе.

— А давай помечтаем.

— Давайте.

— Допустим, у нас была свадьба, с венчанием, гостями, застольем. Настал вечер, такой как сейчас, гости разъехались, а мы остались одни. Ты, наверное, знаешь, что делают молодые в первую ночь?

— Муж лишает девушку невинности.

— А что такое невинность?

— Это туда... это там... Ой, я... мне... неловко об этом говорить...

— Вот как? А ты до сих пор еще девушка?

— Да...

— Тогда залезай под одеяло, мы сейчас это исправим.

— Ой, нет, барин!

Луша резко вскочила, выронила подсвечник, свеча покатилась и погасла.

— Давай сама. Я ведь могу позвать Трифона, он тебя уложит и даст зелья.

Но я хочу, чтобы ты была в своем разуме. Понимаешь?

— Нет...

Барин разозлился.

— Трифон!

Бесшумной тенью явился камердинер.

— Сними с нее все и поставь у постели раком. Справишься?

— А как же, барин! На том стоим!

Трифон толкнул девушку, поставив ей ногу. Она качнулась и упала грудью на кровать, а Трифон сел ей на спину. - Так?

— Почти.

Барин медленно встал, достал из трюмо ножницы и не спеша разрезал Лушину рубашку снизу доверху. Открылись стройные ноги и округлая задница.

— Красота! – промолвил Васенька, снимая халат. Его мощный член уже давно напряженно стоял, а на его конце повисла сверкающая капля.

— Что тут у нас? – молвил барин, поднося свечу к лушиной промежности, покрытой рыжими кудрявыми волосами. Девушка засучила ногами, пытаясь вырваться, но Трифон, крикнув «стоять, Зорька!», похлопал Лушу по голой заднице и уселся плотнее. Девушка замерла, почуяв неизбежное.

— Как думаешь, мне взять ее сразу или вводить член медленно?

— Я бы сделал не спеша, больно девка хороша!

— Да ты поэт, Трифон!

Тот засмеялся.

— Есть немного!

Барин встал поудобнее и, приблизив член, подвигал головкой по волосам промежности.

— Ах! – глухо сказала Луша из-под Трифона.

— Так. Теперь внутрь!

Было трудно бороться с желанием овладеть этой девушкой, просто и грубо задвинув ей член, но барин овладел собой, медленно погружая кол в девственную щелку. Войдя на полголовки, член уперся в преграду в виде плевы, и Луша, дернувшись, закричала. Васенька тут же вынул член и внимательно осмотрел его в неверном свете свечи. Крови не было. Тогда барин вставил девушке палец, который еле вошел в теснину. Девушка замолкла и затаила дыхание. Луша обладала плевой с крохотной дырочкой. Надо растягивать, решил барин.

— Трифон, слезай с девки и пойди, собери дворню, мужиков десять. Да пусть разденутся в прихожей. И тонкую веревку прихвати.

Трифон ловко соскочил с кровати и отправился за мужиками, а барин перевернул на спину замеревшую деву.

— Что, больно тебе было?

Она отрицательно покачала головой.

— Немного. Что вы хотите со мной сделать?

— Хочу помочь. Представь себе, что ты вышла замуж, и твой муж воткнет тебе громадный член. Боль будет адская, нестерпимая. Ты этого хочешь?

— Нет.

— И я не хочу. Сейчас придут мужики, я их обмеряю и поставлю в очередь по размеру членов, и они растянут тебя помаленьку.

— Все сразу?!!!

Глаза девушки в ужасе округлились.

— Нет! – засмеялся барин. – По одному в ночь.

Пришел Трифон, ведя за собой вереницу голых мужиков с подъятыми членами.

— Трифон, ты что, им зелья дал?

— Нет, конечно! – нагло усмехнулся Трифон. – Я рассказал, что они будут иметь девственницу.

— Построй их по длине и толщине членов справа налево. Понял?

Трифон кивнул:

— Невелика задача. Я могу участвовать?

— Конечно. Начинай.

Трифон долго расставлял мужиков по размерам их дубинок, а когда он закончил, Васенька подивился разнообразию половых органов. Тут были и толстые, с три пальца, и потоньше, с два, и прямые, как копье, и гнутые, и кривые, но больше всего барину понравился юноша, почти мальчик, которого Трифон поставил номером первым.

— Как зовут, сынок? – спросил барин, ухватив юношу за длинный и тонкий, с палец, член и вытащив его из строя.

— Иван, – просто ответил юноша, кудрявый и светлый, как Аполлон, с ясными голубыми глазами.

— Так, Иван, скажи, как понимаешь свою задачу?

— Распечатать девушку.

— Не совсем так. Ты должен войти в нее аккуратно, без боли, подвигать там, но не кончить в нее. Понял?

— Невозможно, барин, – ответил Иван, подергивая членом. – Кажется, я готов кончить прямо сей секунд.

— Ну, это поправимо! – засмеялся барин. – Трифон, возьми шпагат и перевяжи ему яйца и член, да покрепче.

Трифон повиновался, и вскоре половые органы парня были накрепко связаны тонкой веревкой. Тонкий член налился венозной кровью, восстал еще более, и барин велел юноше ввести его во влагалище Луши. Во избежание резких движений Васенька придерживал постанывавшего Ваню за плечи.

— Ну, как? Входит?

— Очень плотно!

— Так, вынимай! А ты, Трифон, возьми «деревянного» масла.

Барин протянул руку.

— Лей на ладонь!

Медленными движениями Васенька смазал перевязанный член юноши, поглядывая на его лицо с закатившимися от удовольствия глазами.

— Теперь вводи! Скажи, когда кончишь, понял?

Ваня кивнул. Он очень медленно вдвинул член в разверстое влагалище Луши и, крякнув, протолкнул его внутрь.

— Все, вошел, – доложил он. – Можно подвигать?

— Медленно.

Юноша начал движения внутри Луши, но вскоре закричал:

— Ах, ох, кончаю!

Барин схватил его за плечи и оторвал от девушки. Член юноши ритмично дергался, но спермы не было. Расчет барина оправдался. Ваня кончил внутрь себя. Поток молофьи раздвинул сфинктеры и устремился в мочевой пузырь.

— Так, Трифон! Уведи всех отсюда, и выдай мужикам по рюмке водки.

Спальня опустела. Барин улегся в постель и накрылся одеялом. Полежал несколько минут, но сон не шел, и Васенька принялся думать о приятном. Первым детским впечатлением для барчука были две низенькие собаки-дворняжки, намертво сцепившиеся в «замке» и стоявшие в позе «тяни-толкай». Окружившие их ребятишки тянули собак за уши, кидали в них камнями и палками, но собаки отчаянно визжали и не «расцеплялись», пока кто-то из взрослых не окатил их холодной водой. Кобель поскакал прочь, волоча по земле еще не совсем опавший член. Потом Васенька вспомнил развлечения своего отца, когда тот брал его, в свои походы по окрестностям. Особенно Васеньке запомнилась ночь накануне Ивана Купалы, когда парни и девки жгли костры, искали цветы папоротника и купались нагишом. Баре, конечно, в этих обрядах не участвовали, но наблюдали с удовольствием. Именно тогда Васенькин петушок впервые встал, и он дрочил его как большой, в кулаке, и даже обмочил ладонь. Зрелище было впечатляющим. Толпа молодых крестьян прыгала голыми через костер, их члены и яйца прыгали, а тяжелые налитые груди тряслись и прыгали тоже, я потом парни и девки яростно совокуплялись на примятой траве и шли купаться. Луна светила вовсю, и Васенька ясно видел этот разгул плоти. Особенно запомнился молодой паренек, который опрокинул девушку на спину, задрал ее ноги повыше и пронзал ее членом сверху вниз, приседая. «Стоит? – тогда спросил отец, - Тогда делай как я». Тятенька приспустил панталоны и обнажил могучий член.

— Надо забрать его в кулак и обнажить головку, потом закрыть головку и тогда – хлоп-хлоп!

И, яростно ощеряясь, старый барин задвигал кулаком. Но это продолжалось недолго, так как одна из девиц прибежала в кусты, где скрывались наблюдатели, и присела помочиться. Радостно зажурчала струйка, она привстала, и тут тятенька напал на нее, обхватив сзади. Девушка не сопротивлялась, наоборот, она приподняла пышный зад, чтобы Льву Кирилловичу было удобней войти в нее. Барин с хлюпаньем воткнул член и задвигался, похрюкивая и повизгивая, как кабан при случке. Тут-то Васенька и кончил первый раз в жизни, испытав все прелести оргазма.

Промелькнули два года, и к Васеньке пришли регулярные поллюции. Причем такие обильные, что на ночь ему готовили две постели: в одну под утро он извергал семя, а в другой – досыпал. Тут-то и пригодился ему опыт, полученный в летнем лесу. Васенька уединялся в каком-нибудь чулане, доставал страждущего дружка и предавался удовольствию, поливая мешки с мукой спермой. И быть бы ему заядлым онанистом, если бы не дворовая девушка Аксинья, или Ксюша, как ласково называл ее отец. Он-то и «приставил» девушку к Васеньке, появившись в барчуковой спальне потным и тяжело дышащим в плотной связке паровоз-вагон. То есть впереди семенила Ксюша, а сзади к ней пристроился Кирилл Львович, представлявший вместе с ней чудесного кентавра.

— Вот, – сказал барин, со вздохом вынимая член из девушки. – Тебе подарок. Владей!

Тут Васенька обмишурился. Увидев обнаженную девушку пышных форм, да еще в такой пикантной позе, он бурно кончил прямо на нее и барина. Тот утерся и подмигнул наследнику, а девушка немедленно приступила к своим обязанностям, то есть захватила барчуков обмякший член в руку и заставила Васеньку кончить еще раз, продолжительно и бурно. «Ну, я пошел, - сказал отец и, крякнув, забрызгал Ксюшину спину своей кончей. С тех пор и вплоть до отъезда в Корпус Васенька «сбавлял напор» в своем юношеском организме, мужественно борясь с утренним стояком с помощью Аксиньи.

Кадетский корпус встретил Васеньку настороженно. Он присматривался к барчуку, будущий офицер присматривался к кадетам. Василий Львович отметил для себя две крайности. На одной стоял грузинский князь Георгий, который отзывался на прозвище Гога, А на другой – тихий, устремленный внутрь себя Леонид, а, попросту, Лёня, или Лена. Почему Лена? Васенька узнал об этом в бане, куда ходили все кадеты. Гога был высоким стройным гибким юношей с богатой порослью черных кудрявых волос по всему телу, а особенно, возле длинного и тонкого члена в пять вершков длины, а Лена – рыжим, полным мальчиком без волос на теле и с коротким, в пол пальца членом, утопающим, к тому же в жирном лобке. Гога постоянно подтрунивал над Леной, говоря, например такое:

— Сегодня в бане не женский день!

Или:

— Не нагибайся низко, Лена!

В конце концов Леня взял металлическую шайку и, молча, ударил князя Гогу по голове. Тот выпучил глаза и уселся на пол, обильно залитого мыльной пеной. Гогу отливали холодной водой, а когда тот пришел в себя, то спросил:

— Что это было?

— Гроза. Правда, сначала гром, а потом – молния, пояснил Васенька, намекая на грохот железной шайки по черепу.

— Ленька, это ты меня ударил? – завопил Гога.

— Я, – спокойно ответил Леня. – Потому что ты – дурак. А дураков надо лечить. Хотя бы так.

— Обиделся? Зря! – завопил Гога. – Я же любя!

— Шут ты гороховый, – ответил Леня. – Иди, поцелую!

Странная парочка, подумал Васенька, намыливая голову. Поистине, от любви до ненависти – один шаг.

И все тянулось одинаково день за днем, пока в роте не появился новый старший офицер Гнобышев Валерий Леонидович. Он построил роту в полутемном коридоре, представился и предложил выбрать себе помощников из числа кадетов.

— Поскольку я не знаю из вас никого, я предлагаю вам снять панталоны и обнажить свои члены. У кого будут самый длинный и самый толстый, тех и назначу.

Строй кадетов замер в недоумении. Но делать нечего. Все кадеты в строю спустили светлые панталоны, и, оказалось, что самый длинный член был у князя Гоги, а самый толстый – у Васеньки. Но для того, чтобы это выяснить, рота добросовестно дрочила минут пять, и звук движений слился в один ритмический шум. Потом Гнобышев ухватил их за члены, как коней под узцы, вывел из строя и поставил рядом с собой.

— Вот! – обрадовано заявил старший офицер. – Ты, чернявый, возглавишь первый взвод, а ты, блондин - второй!

О чем старший офицер благополучно забыл на следующий день. И о разделении роты на взводы – тоже.

— Озабоченный какой, что ли? – спросил сам себя князь Гога.

— Или пьяница горчайший, – ответил сам себе Васенька.

И, как оказалось впоследствии, оба были правы.

Обучение в корпусе длилось и длилось, и Васенька затосковал. А тут Гога как-то вечером предложил:

— Пойдем, потолкаемся?

И показал телом и руками, как он будет толкать.

— То есть, излить семя?

— Да! Тут недавно повариха сменилась, старая забеременела, понимаешь...

Он хихикнул.

— Твоя работа?

— Не знаю... К ней многие ходили, а к новой наш Гнобель наладился.

— Новая повариха фигуристая хоть?

— О, да! Очень фигуристая!

Решили пойти вечером. Гога взял из тумбочки флакон с одеколоном и, сильно намочив чистую тряпку, сунул ее в карман.

— Это еще зачем?

— Понимаешь, эта повариха любит хорошие и сильные запахи. Кадеты говорят, сунешь ей тряпку и делай с ней что хочешь. К тому же это для нее – знак, что мы не чай пить пришли.

В коридорах корпуса было пустынно, но был велик риск наткнуться на дежурного офицера, поэтому Гога предложил:

— Пойдем по черной лестнице.

— Так она заперта!

— А у меня ключ есть!

На черной лестнице было тихо, темно и пахло мышами. Пробираясь почти наощупь, кадеты спустились на два этажа и оказались в подвале.

— Огонек видишь? – сказал Гога шепотом. – Это ее каморка.

— Тогда кричи.

— Анфиса, ты дома?

— А, мальчики! Заходите!

Открылась дверь, и темный абрис обозначил могучую, почти квадратную фигуру поварихи.

— Да уж, фигура убийственная! – подумал Васенька и вошел в каморку вслед за князем Гогой.

... Хотя повариха Анфиса из всех музыкальных инструментов скорее всего напоминала деревянную колоду с отщепом, Вася и Гога сыграли на ней в «два смычка». Да, в анатомическом смысле Анфиса была на высоте. Огромные груди, качаясь в ритме движений, свисали на трясущийся, как желе, круглый живот, который, в свою очередь, наползал на лобок, поросший жестким, как проволока, густым волосом и почти скрывал его. Она, нюхая подаренную тряпку с одеколоном и наклонясь над Васенькой, казалось, забыла, что ее одновременно пронзают два немаленьких члена: один – Васенькин в привычном для барчука невидимом хлюпающем отверстии, а другой – в заднем проходе – принадлежал Гоге.

— Ну, как девушка? – задыхаясь, спросил Гога.

— Соответствует описанию! – ответил Васенька, отворачивая голову от струйки слюны, которой орошала его лицо Анфиса. Он уже выпустил в ее лоно один фонтан спермы и теперь нетерпеливо ожидал второго оргазма. То так и не дождался, потому что в темном углу кто-то завозился, и из угла на свет выбралась девушка и встала, прикрываясь руками, посмотрела и спряталась. Барчук повалил Анфису набок на широкий топчан, покрытый лоскутным одеялом, вытащил из нее член и замер. Вместе с поварихой со стоном повалился на топчан и Гога, едва не сломав член в заднем проходе, но извернувшись, он продолжал долбить Анфису в узкое отверстие...

Было уже поздно, но Васенька никак не мог заснуть. Его занимала не дебелая повариха, а некая девушка из темного угла. Проворочавшись часа два, барчук разбудил князя Гогу. Тот еле продрал глаза.

— Тебе чего, Львович?

— В корпусе, кроме поварихи, еще женщины есть?

— Тебе этой мало, да? – засмеялся сонный Гога.

— Это дубовая колода с дуплом, а не женщина. Так еще есть?

— Насколько мне известно, нет. А что?

— Когда мы были у поварихи, мне показалось, что я видел девушку... молоденькую такую...

— Слушай, не знаю... Надо будет у Гнобеля спросить. Спи давай, утро скоро!

Перед занятиями Гога подошел к ротному, а Васенька наблюдал за ними издали. Вдруг к барчуку подошел Леня. За эти дни Васенька и Леня подружились, а Гога извинился за свое поведение.

— Что-то князь перед ротным скачет?

— Ты женщин любишь или как?

— А как же! Худеньких люблю, стройных...

Леня мечтательно закатил глаза, но в этот момент вернулся Гога.

— О, Лена! Здравствуй, дорогая!

— Что, князь, голова больше не болит? – ответил Леня. – Могу отоварить еще раз!

— Ладно, ладно! Больше не буду так шутить! А по нашему вопросу, Львович, ответ положительный! Таинственная незнакомка – поварихина дочь.

— Значит, не привиделось, – заметил Васенька. – Навестим дочурку?

— Сегодня?

— Конечно! А что откладывать? Только вот вдруг она – девственница?

— Ну и что? Перестанет! Да, Гнобель сказал, она – немая, как Герасим. В общем, Му-му.

Прозвонили на занятия, и любители наслаждений удалились в классы...

... После занятий троица уединилась за дровами.

— Ну, что? Идем сегодня после отбоя? – спросил нетерпеливый по «женской части» Гога.

— Идем! – ответил Васенька.

— А она орать не будет? – спросил осторожный Леня.

— Чудак ты, право! – хохотнул Гога. – Она же – немая!

— Не скажи. Говорить она не может, а орать...

— А у меня вот что есть! – похвастался Гога, показав друзьям пузырек из темного стекла.

— Это что?

— Капли Иноземцева. Обезболивающее. Чтобы немая не орала!

... Пока кадеты спускались по черной лестнице, князь Гога радостно потирал руки.

— Эх, станцуем! – то и дело говорил он.

— Лезгинку? – уточнял Васенька.

— И лезгинку, и кабардинку! – хохотал тот. – И овечку, и козочку! Я вообще универсальный мужчина!

Гога нес небольшой мешочек с бутылкой вина, рюмками и нехитрой закуской в виде куска сыра и нескольких кусков хлеба, а пузырек с каплями держал в кармане.

— Сколько думаешь ей капель дать? – спросил Васенька князя.

— Для легкого обезболивания – две.

— Дай пять, – сказал Леня. – Матушка такие принимала от месячных болей.

— Тогда десять, – решил князь. – Все-таки нас трое... Уговаривать девушку буду я.

— А она красивая? – вдруг спросил Леня.

— Это не важно, – пояснил барич. – Там темно.

— А у девственниц кровь долго идет? – не унимался Леня.

— Обычно недолго и не обильно, – ответил Гога. – Слушай, если боишься, иди спать. Правда, мы хотели тебя первым пустить... все, пришли! Анфиса, ты дома? Тук-тук!

Анфисы дома не было. Гога постучал, и дверь открыла девушка. В руке она держала свечу.

— Мама дома?

Девушка помотала головой, что означало – мамы нет. Тогда Гога достал из сумки кусок сыра, и девушка, широко улыбнувшись, отошла от двери и показала рукой, заходите, мол. Сластолюбцы зашли. Девушка поставила свечу на стол и одернула старенькое платье, вероятно, из чьих-то обносков. Затем князь вынул бутылку вина и четыре стаканчика: три – поменьше, и один побольше – для «дамы» и быстро налил вино в стаканы. Тот, который побольше, Гога подал девушке. Она опять помотала головой, мол, не буду. Тогда князь отпил от своего стакана и сказал:

— Пей, оно сладкое!

Девушка с сомнением покачала головой, но вино попробовала, а затем, улыбнувшись, выпила все до дна. Через несколько минут она уже спала на столе...

Князь Гога, не торопясь, обогнул стол, пошел к девушке и, схватив ее за волосы, откинул ее на стул. Затем расстегнул на ней ворот платья и запустил руку внутрь.

— Докладываю, господа! Кроме платья, на ней ничего нет. Сиськи есть, маленькие, но крепкие, как зимние яблоки. Соски твердые, как виноградины! Приступим?

— Ага, – хрипло ответил барич. – На постель потянем или на столе разложим?

— На столе. – ответил за Гогу Леня. – Чего тянуть.

Он уже скинул брюки, и его маленький пенис превратился в крепкий фаллос. Он померил его и показал Гоге расставленные большой и указательный пальцы:

— О, одна пядь. Мало?

— Во-первых, в самый раз, если ты не собираешься осеменять корову, а в девушке достанешь до матки и даже, если повезет, проникнешь внутрь нее. А во-вторых, господа, давайте разденемся. Без одежды будет намного приятнее, уверяю вас!

Гога быстро разделся и, пожирая девушку глазами, гладил левой рукой кудри на груди, а правой – оглаживал увесистые яйца.

— Ты – первый, Леонид. Приступай!

Леня медленно подошел к девушке, бесстыдно раскинувшейся на столе, и погладил ее дрожащей рукой. Он начал с грудок, спустился на живот, зарылся пальцами в кудрявый волос на лобке, но вдруг, присев, недоуменно спросил:

— А куда тут, господа? В щель?

— Экий ты нескладный, Леонид. Первый раз, небось?

— Ну, да...

— Ладно, покажу. Львович, свети, дорогой!

Князь присел рядом с Леней протянул руку к промежности девушки, а барчук взял свечу и принялся светить.

— Вот смотри.

Гога раздвинул мясистые губки, поросшие темными волосами.

— Вот основная дырка, влагалище, видишь? Вот туда. А вот эта маленькая дырочка -- это писка. А вот это клитор...

— Или похотник, – подсказал барич.

— Точно! Клитор – аналог нашего члена. Эх, надо бы тебе попробовать себя на овце, что ли. У нас все мальчишки начинают с этого. Ну-ка...

Он осторожно вставил мизинец в маленькое отверстие влагалища.

— Так и знал, господа. Она – девственница! Палец с трудом проходит. Придется чем-то мазать...

Он оглядел скромную обитель поварихи и ее дочери и, увидев иконостас в углу и горящую лампаду, обрадовался:

— Там, где лампадка, там и масло!

— Деревянное, – опять подсказал Васенька.

— Правильно!

Гога бесцеремонно пошарил за иконами и выхватил спрятанный пузырек с лампадным маслом.

— Вот оно! Мажь скорей!

— Что мазать?

— Член! Наливай масло в руку и мажь! И вводи скорее, а то и мне неверпеж!

Леонид открыл флакон с маслом, налил в ладонь несколько капель, понюхал масло и с сомнением посмотрел на товарищей по усладе.

— Больше лей! – посоветовал Гога. – Мы ей потом ведро масла купим. И на промежность полей, на пизду, то есть. Ну же!

Леонид послушался, быстрыми движениями натер свой жирно заблестевший, колообразно торчавший член, и раздвинув левой рукой волосатые губки, полил маслом и розовую дырочку. Его член хищно дернулся, раз, другой и закапал сверкающими в свете свечи каплями предэякулята.

— Горячий парень! – шепнул Гога Васеньке, державшему свечу. – Спорим, он сейчас кончит?

— Нет. Кончит, когда введет. Леонид, разбей!

Но Леонид не слышал сластолюбцев. Он подвел подергивавшийся член к умасленному влагалищу и медленно утопил приап в девственную плоть. Девушка застонала во сне.

— Что чувствуешь, Леонид? – спросил Гога. -- Как ТАМ?

— Странно. Мягко и плотно одновременно. И очень узко! Но хорошо!

— Ты подвигайся туда-сюда медленно и плавно. Еще лучше будет, слово дворянина!

Леонид зашевелился и задвигал тазом, ощущая, как по члену перемещается тугое девственное кольцо. Он задвигался быстрее, потом еще быстрее, чувствуя, как нарастает сладостное ощущение скорого апофеоза. И вот он уже втыкал член в сладкую дырочку с бешеной скоростью, нимало не заботясь о сохранности чьей-то девственности. И вот оно, пришло! Чувство блаженства освобождения, и его член впрыснул первые струи молодого молочка, и Леонид, навалясь на девушку и охватив руками ее податливое тело, кажется, чувствовал, как трепещет член внутри нее, отдавая последние капли.

Леонид вытащил обмякающий, но еще подергивающийся, член, и влагалище ответило ему глухим чмоканьем. Все!

— Все, господа! Я кончил. Кто следующий?

Гога не был привередлив. Попадись ему привлекательная дырка в заборе, поросшая мягким мхом, он бы и туда засунул длинный жилистый член, увитый сетью вен. Но наибольшее удовольствие ему доставляли безропотные козочки и овечки. Ну, и пастУшки тоже, разумеется. Одно время его интересовал вопрос, откуда в греческой мифологии появились сатиры, и он вовсю принялся экспериментировать, насилуя девственных козочек. Но поначалу у Гоги ничего не получалось. Он бегал за козами по лугу без штанов, но с торчащим членом, напоминая озабоченного сатира, а козы разбегались и издевательски блеяли из густых кустов. Старый пастух Васо, видя такие мучения юного князя, посоветовал сначала приманивать козу куском хлеба, затем привязывать выбранную «нимфу», накинув ей на рога веревочную петлю, и лишь потом приступать к осеменению, обильно смазав член каким-нибудь маслом. Васо с удовольствием наблюдал за Гогой, ощупывая свой вялый член, когда тот провел в жизнь свою идею первый раз. Коза отчаянно заблеяла, выронив недоеденный кусок хлеба, когда Гога воткнул ей под хвост свой длинный «нефритовый стержень».

— До половины только входит! – пожаловался тогда пастуху Гога.

А один раз к нему привязался маленький серый козленок, перепутавший мамину сиську с княжеским членом, когда Гога отдыхал после очередного осеменения, и стоял, прислонившись спиной к дереву в ожидании очередной эрекции. В результате сосунок был накормлен княжеской спермой, а Гога получил неслыханное удовольствие.

Гога излил свое семя с достоинством и выдумкой, половину -- во влагалище, половину -- на кудрявый лобок, чмокнул, крякнул и уселся отдыхать. Подошла очередь Васеньки. Му-му все еще лежала в наркотическом сне, и он не спешил войти в девушку, обойдя ее кругом и любуясь ее юными прелестями. Хорошая девушка, подумал барич, сладкая девушка. Он погладил ее гладкую кожу, проведя одной рукой по грудкам с торчавшими сосками, а другой - по животу и кудрявому лобку. Его член давно налился темной кровью и томной силой и хищно подергивался, готовясь к вторжению. Барич присел, и его глаза оказались напротив ее влагалища, развороченного двумя немаленькими членами и сочащегося спермой, как смазкой. Васенька томно вздохнул, встал и приставил член к входу во влагалище, но тут Гога, наблюдавший за дверью, яростно зашептал ему на ухо:

Сюда кто-то идет! Уходим, господа!

Подхватив одежду, сластолюбцы устремились к выходу из каморки, толкая друг друга:

— Господа! - заявил князь Гога после того, как любители невинных девушек вернулись в спальню. - Я, хотя князь и грузин, предлагаю вернуться, что называется, "к истокам".

— А именно? - поинтересовался Васенька, укладываясь спать. - К Му-му?

— Нет. К Му-му, думаю, через неделю. Я о лексиконе. Например, вместо того, чтобы говорить "ввести член внутрь", предлагаю говорить "выебать" :

— Вместо слова "влагалище" говорить "пизда", - взбивая подушку, добавил Леонид.

— А вместо "член" говорить "хуй"? - предложил барич.

— Вот тут возможны вариации! - засмеялся Гога. - Лично у меня - член, и довольно красивый.

Он извлек из панталон уставший за вечер член, обнажил головку и помахал им в воздухе.

— Кто там ржет? - заорал ротный дядька Гнобышев, просунув в спальню лохматую голову. - Быстро спать, а то выебу!

— Ну, вот, еще один голос за "простую" речь! - хихикнул Гога, укрываясь солдатским одеялом. - Спокойной ночи, господа!

Засыпая, барич, вспомнил, как они мчались с одеждой под мышкой вверх по лестнице, размахивая членами, как лошади - хвостами, и то, как он тяжко "кончал" на бегу, разбрызгивая семя по грязным ступенькам. "Вспомнил" об этом и его член, дернувшись под казенным одеялом...

Наутро Корпус гудел, как потревоженный улей. Гнобель, разыскивавший мать Му-му, обнаружил распятую на столе девушку и понял тревогу, но не удержался и сам изнасиловал ее в растянутое влагалище. Сделал он это крайне неаккуратно, порвав ее гимен в клочья, испугался крови и решил свалить все на неведомых "похитителей девственности" - то ли сектантов, то ли цыган, стоявших табором в поле неподалеку от Корпуса. Было назначено административное расследование, которое кончилось почти ничем. Поскольку Му-му и ее мать были из дворни одного из офицеров Корпуса графа Ухтомского, то по странному выводу следственной комиссии, виновным назначили именно его, повариху и ее дочь изгнали за разврат, а графа перевели на службу в другой, отдаленный Корпус. Все это Васенька узнал на съемной квартире у княгини Юшиной, где он проживал, не платя ни копейки, но усердно потчуя дородную княгиню и ее дочь сексуальными фантазиями. В Корпусе в то время разбушевалась какая-то кишечная хворь, и и кадетов временно распустили "по домам". Но, получив письмо о смерти тятеньки, Львович написал командиру Корпуса письмо с прошением об отчислении его из кадетов и уехал домой под благовидным предлогом:

...Неделя, отведенная Лушиному влагалищу на растяжение, прошла, и барин назначил смотрины на вечер в конюшне. Когда молчаливые конюхи ушли, Васенька остался один на один с Лушей, привязанной к "кобыле" враскорячку, то есть с выставленной на показ промежностью. Под задницу конюхи ей подложили подушку, и ее плоский лобок вздулся кудрявым холмом. Так, не совсем хорошо, подумал барин, и потребовал бритвенные принадлежности. Он нанес мыльную пену на заросли и на губках и теперь прикладывал к ним бритву так и эдак, чтобы не порезать нежную кожу. Наконец он приноровился и быстро справился с этим сложным заданием, убрав с тела Луши волосы, которые портили весь вид. Ополоснув ее гениталии водой, барин оценил свою работу, погладив девушку по холму Венеры и большим губам. Во время бритья Васенька сильно возбудился и с раздражением сорвал одежду, выпустив член на свободу, который запрыгал, как жеребенок, выпущенный их конюшни.

Всю бритвенную процедуру Луша перенесла стойко, лишь покусывая губы, и только тогда, когда барин гладил ее по лобку, застонала тонким голосом, как раненый зайчик. О, кажется, ебательная неделя не прошла для девушки даром, подумал барин, пора и мне внести свою лепту. Он сунул большие пальцы рук и максимально раздвинул ими большие губы, открывая матово блестевшие розовым малые губки, а между ними - вожделенный вход в "пещеру любви". Туда и направил свой, набухший от ожидания член. Полголовки вошло без проблем, но затем член уткнулся в гимен, изрядно растянувшийся, но представлявший серьезную преграду для большого члена Васеньки.

Он, крякнув от досады, потребовал маленький кусок сливочного масла и вдвинул его в сухое влагалище, подталкивая средним пальцем. Вот теперь хорошо, скользко, отметил Васенька, снова нацеливаясь членом в сладкую дырочку, потом нажал, и член проскочил в Лушино влагалище, как санки по льду на замерзшей реке. Девушка охнула и дернулась, но путы не дали ей двинуться, и барин овладел ею, как князь Гога козочкой-нимфой, То есть вдвинул член лишь наполовину, уперев головку в матку. "Ах, ах!" - вскрикнула Луша, и барин чуть вытащил член назад. И плотно, и скользко, и хорошо, подумал барин, начиная движения тазом. Сначала скупые, затем более частые и размашистые. Лушино влагалище изнутри напоминало толстую трубку с поперечными кольцами, и главным кольцом была девственная плева, растянутая дворней, но не порванная.

Член барина заполнял эту трубку, но не помещался целиком, и иногда его головка упиралась в матку, и тогда Луша вскрикивала, как от близкого удара молнии. Барин, чувствуя приближение восторга, прекращал движения, а иногда совсем вытаскивал член и осматривал его на следы крови, но ее не было, и Васенька возобновлял движения с удвоенной энергией. Нажав сильнее, барин надавил головкой на матку, и член, густо покрытый маслом и смазкой, проскочил в глубину. Почувствовав это, Васенька замер, и Луша истошно закричала, а ее матка задергалась в оргазме. Барин тоже закричал и выплеснул сперму прямо в матку...

Когда взаимные восторги кончились, расслабленный барин велел дюжим конюхам отвязать девушку и отнести в свою спальню, поскольку идти сама она не могла. Васенька твердо решил продолжить ее сладкие мучения, когда немного придет в себя:

...Луша, раскинувшись, лежала на барской постели, медленно приходя в себя после очередного Васенькиного вторжения в свое лоно, и бродила рассеянным взором по крашеному потолку и стенам. Над своей постелью барин велел повесить картину, изображавшую, как сатир насилует пойманную нимфу, подразумевая под сатиром себя, под беззащитной нимфой - Лушу. Она долго рассматривала изображение, а потом спросила:

— А почему у него ноги волосатые?

— Он сверху мужчина, а внизу - козел. Такие существа жили в древнегреческом лесу. Сказки, конечно...

— А эта штука у него большая?

— Конечно! Он же ёбарь. А еще у них были кентавры - кони, у которых вместо лошадиной головы было тело мужчины, а все остальное - как у жеребца.

— Ох! - воскликнула Луша, представив себе такое существо. - У жеребца очень большой...

— Член, - подсказал Васенька.

— Да. А кентаврихи тоже были?

— История об этом умалчивает. Вроде бы кентавры сожительствовали с обычными женщинами.

— Ох! Как бы я хотела испытать такого кентавра!

— Да хоть сейчас! Иго-го! - закричал барин, размахивая в воздухе членом. - А ну, вставай быстрее раком! Кентавр пришел! Кентавр - это я!

(Продолжение следует)


177809   36 39884  134   19 Рейтинг +9.73 [37] Следующая часть

В избранное
  • Пожаловаться на рассказ

    * Поле обязательное к заполнению
  • вопрос-каптча

Оцените этот рассказ: 360

Серебро
360
Последние оценки: ifvfy 10 U-lysses 10 kondrat71kz@gmail.com 10 vitex 10 ViktorRu 10 StevenLy 10 фаг 10 SerVladSof 10 АКМ 10 Юджин 10 iosh 10 Turin 10 isamohvalov 10 mkv1 10 ts.anuar 10 fokys1112 10 uramogila 10
Комментарии 6
  • %CD%E0%F4%E0%ED%DF
    28.12.2019 23:54
    К барину было принято обращаться Ваша Милость. Ежели он был княжеского достоинства то Ваше Сиятельство.
    По имени отчеству обращались к хозяину только доверенные слуги.

    Ответить 3

  • %EA%EE%ED%F1%F2%E0%ED%F2%E8%ED
    29.12.2019 01:38
    классный рассказ. моя тема. старина девственные козочки и сатиры . кадеты с обильным семяотделением!

    Ответить 1

  • serp
    Мужчина serp 248
    15.02.2020 06:00
    Отличный рассказ в отменном антураже русской деревни 18 века!👍

    Ответить 1

  • Makedonsky
    15.02.2020 08:49
    Благодарствую!!!

    Ответить 12

  • OWOD
    OWOD 2
    08.03.2021 12:38
    Что тут писАть? НАДО ЧИТАТЬ И ПЕРЕЧИТЫВАТЬ. ВОСХИТИТЕЛЬНО!👍

    Ответить 1

  • Makedonsky
    08.03.2021 13:20
    Благодарю! У "Барина" есть продолжение!

    Ответить 12

Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий

Последние рассказы автора Makedonsky

стрелкаЧАТ +30