|
|
Новые рассказы 79459 А в попку лучше 11688 +4 В первый раз 5148 +2 Ваши рассказы 4648 +5 Восемнадцать лет 3465 +3 Гетеросексуалы 9347 +3 Группа 13483 +2 Драма 2934 +1 Жена-шлюшка 2618 +3 Женомужчины 2074 +1 Зрелый возраст 1739 +2 Измена 12253 +4 Инцест 11948 +2 Классика 367 Куннилингус 3266 +4 Мастурбация 2253 Минет 13322 +3 Наблюдатели 8048 +4 Не порно 3079 +3 Остальное 1084 +1 Перевод 8049 +3 Пикап истории 725 По принуждению 10793 +3 Подчинение 7256 +5 Поэзия 1476 +1 Рассказы с фото 2521 +4 Романтика 5608 +1 Свингеры 2329 +1 Секс туризм 510 Сексwife & Cuckold 2498 +3 Служебный роман 2428 Случай 10180 +4 Странности 2728 +2 Студенты 3621 +6 Фантазии 3304 +1 Фантастика 2849 +1 Фемдом 1479 +4 Фетиш 3246 +8 Фотопост 787 Экзекуция 3234 +5 Эксклюзив 348 Эротика 1917 +1 Эротическая сказка 2518 +1 Юмористические 1532 +1 |
Барин Автор: Makedonsky Дата: 28 декабря 2019 Мастурбация, В первый раз, По принуждению, Пушистики
Барин только что проснулся, а верный камердинер его отца Трифон уже застыл вопросительным знаком у изголовья. — Тебе чего? – спросил барин и потянулся. Болело все тело. — Как доехали, ваше... э-э-э-э? — Зови меня Василий Львович. — Как доехали, Василий Львович? — Так себе. Весна, а снегу навалило... Пришлось карету, в коей выехал из Петербурга, бросить, купить в деревне розвальни об одну лошадь, а в санях соломы мало, всю спину отбил и яйца растрёс. — Прикажете одеваться, или завтрак в постелю подать? — Одеваться, умываться и завтракать в столовой! Подай халат, белье свежее и штаны какие-нибудь. — А на завтрак что подать прикажете? — А что мой батюшка покойный употреблял, то и подавай! Да шевелись, любезный! Пока Трифон бегал за одеждой, барин скинул ночную рубаху и, сидя на краю постели, задумчиво перебирал свое внушительное мужское достоинство – волосатые яйца, каждое с увесистый мужской кулак, и член длиною до середины бедра. Интересно, подумал Васенька, говорят, что мужчины растут до двадцати пяти, и эта штука тоже? Впрочем, и так хорошо. Васенька с удовольствием вспомнил свою последнюю знакомицу, холеную сорокадвухлетнюю княгиню Юшину, истосковавшуюся по мужчинам в браке с престарелым мужем, и член дернулся, наливаясь кровью. И мамочка была хороша, и дочка ее, Как они смотрели на его стоявший член, с каким обожанием! Когда Трифон вошел в спальню, освещенную ярким весенним солнцем, барин бурно кончал, изгибаясь и заливая потоками жирной спермы крашеные половицы. А он, как Лев Кириллович покойный, любвеобилен, подумал камердинер. — Ты... где... ходишь? – отдуваясь, с трудом сказал Васенька. Член опадал, выдавливая на пол последние капли. — Так это... Одёжу подбирали с ключницей, все новое хотели, неношеное... — Давай! И полотенце! А, впрочем, таз прикажи и воды. Хуй помою! — Нюшка! Воды барину, умываться! – крикнул Трифон. В спальню быстрыми шагами вошла красивая последней женской красотой тридцатипятилетняя ключница Анна в красном сарафане. При каждом шаге ее телеса колыхались, как бурные воды, а огромные груди грозились побегом из-под выреза белой льняной кофточки. Она несла фарфоровый кувшин с теплой водой, а на сгибе руки – чистые полотенца. Вслед за ней спешила молодая девушка с пустым тазом, нарядно одетая и лицом похожая на Анну. Увидев голого барина, она замерла и густо покраснела. Васенька встал и демонстративно оттянул с вялого члена крайнюю плоть, обнажив фиолетовую головку размером с очень крупную сливу. Лей! – приказал он Анне. Она лила воду из кувшина, нимало не смущаясь, а барин нарочито медленно полоскался в струе, то оттягивая крайнюю плоть, то надвигая ее обратно. Наконец он помыл член и велел девушке взять полотенце и насухо протереть своего «коня». Та робко, дрожащими руками обсушила барский член и покраснела еще больше. — Как звать? — Лукерья... Луша. — Хороша Луша! — Дочка моя, – промолвила Анна. — А я так и понял. Похожа! Обе и ты, Трифон, после завтрака покажете мне дом. А снег сойдет, посмотрим все поместье. После завтрака барин решил осмотреть дом, который был одноэтажным, но большим, с множеством комнат. Подавляющее большинство из них были нежилыми и не топились. Но одна комната привлекла внимание Васеньки. Она была заперта, но на двери красовалась большая картина, изображавшая коня с восставшим членом. — Это что? Камердинер крякнул. — Это конюшня – комната для наказаний. Там стоят две «кобылы», к ним привязывают провинившихся и порют. — А две-то «кобылы» зачем? Впрочем, войдем! Дородная Анна загремела ключами, подбирая нужный ключ. Наконец она нашла его, распахнула дверь и первой вошла в полутемный тамбур, вдоль стен которого стояли длинные лавки. Трифон пояснил: — Здесь наказуемых раздевали, и раздевались сами конюхи. — А это-то зачем? — Чтобы было удобнее. Давайте разденемся, потому что старый барин запрещал входить в конюшню в одежде кому бы то ни было. Они прошли в тамбур и принялись снимать одежду и складывать ее на лавки. Только Луша осталась стоять у входа, стыдливо закрыв лицо руками. Но в тамбур вошли два дюжих молодца и мигом исправили ситуацию, быстро сорвав с нее одежду. — А вот и конюхи! – сказал Трифон. – Это Иван и Петр. Конюхи поклонились барину и тоже молча, разделись: — Как прикажете наказать Лукерью за неповиновение? — За такое? Две-три палки, – ответил за барина Трифон. И словно извиняясь за торопливость, добавил: — Так старый барин бы сделал... Анна упала перед Васенькой на колени, колыхнувшись всем телом, и оказалась лицом на одном уровне с его оживающим членом. — Помилосердствуйте, – прошептала Анна. – Она же девушка. Она не выдержит три палки, кровью изойдет. Лучше меня! Васенька кивнул, мол, давай. Он только сейчас понял, что значат «три палки» в данном случае и был не против. Молчаливые конюхи с подъятыми членами стали деловито готовить «кобылу» к работе, привязывать веревки и укладывать ключницу на широкую доску. Сначала они уложили ее ничком, но барин недовольно покачал головой, он хотел видеть ее целиком – со всеми волосами, сиськами и письками. Конюхи подняли Анну и положили ее навзничь, привязали руки к ножкам «кобылы», а ноги задрали высоко, к плечам и тоже привязали. — Вот так лучше! – пробормотал барин, подходя ближе. Левой рукой он будоражил восставший член, а правой – жадно трогал ее огромные груди, свисавшие с двух сторон «кобылы», длинные, с полмизинца, соски, гладил круглый живот и выпуклый волосатый лобок, поросший темными кудрями. Маленький столбик клитора вылез из-под капюшона и призывно покраснел, наливаясь. Анна застонала, но барин вдруг отступил в сторону, и схватил за волосы Лушу. — Иди, соси мать! Она за тебя на муку сладкую пошла! Лушка замотала головой, прикрывая руками грудки и срам. — Она не хочет! – заорал барин на Лушу. – Тогда еще две палки! Трифон нагнулся к уху барина и прошептал: — Мы можем обоим дать похотного зелья. Нюшка станет более податливой, а девка загорится вся! Барин повернулся к Трифону: — Дай обоим! Трифон неведомо откуда достал флакон зеленого стекла, влил несколько капель в рот Анне, а барин запрокинул Луше голову и зажал нос. Девушка, задыхаясь, приоткрыла алые губы, и Трифон ловко влил пару капель в рот и ей. Барин оставил на время Лушу и снова занялся Анной. Он продолжал поглаживать ее тело, распростертое на «кобыле», а своим подъятым членом начал водить по ее гениталиям, прикасаясь то к набухшему похотнику, то к малым губам, то к входу во влагалище. Наконец зелье подействовало, и Анна, покраснев всем телом, закричала, закатив глаза: — Не мучьте меня! Дайте, дайте кончить! Барин удовлетворенно улыбнулся и, схватив Лушу, толкнул ее к матери. — Привяжите девку так, чтобы ее рот соприкасался с Нюркиным похотником! Что и было немедленно исполнено ловкими конюхами. — А ты, Лушка, будешь лизать! Зелье подействовало и на Лушу. Она вытаращила глаза и начала исступленно лизать промежность своей матери, заменяя умелость одержимостью. Наконец из красного и мокрого влагалища Анны вырвалась упругая струйка слизи, и она пронзительно закричала, пытаясь изогнуться, но веревки не дали ей этого сделать, врезаясь в тело. — Так! – удовлетворенно заметил барин. – Палка первая! Продолжим? К вечеру все «палки» кончились. Анна с влагалищем, залитым спермой обоих конюхов, Трифона и барина, блаженно ворочалась на дерюжке, снятая с «кобылы», и потерянно улыбалась, а ее дочь, истерзав свои нежные соски и губки, прильнула к теплому материнскому боку. Барин, идя по коридору в распахнутом халате, думал: «Интересно девки пляшут по четыре палки в ряд. Или подряд»... ...После вечернего чая барин заскучал. Сначала хотел просто подрочить, но потом передумал (ибо потянуло на свеженькое) и позвонил в колокольчик. Появился верный Трифон. — Что изволите? — Позови-ка Лукерью. — Сей момент! Неслышно ступая босыми ногами, появилась Луша с подсвечником в чуке в руке. Свеча трещала, а огонек качался от движения воздуха. Васенька отодвинулся от края постели. — Присядь-ка. Не спишь? Луша села. — Я читала. — Вот как? Ты читать умеешь? — Да. Старый барин научил. — А что читала? — «Ледяной дом» Лажечникова. — Нравится? — Очень. Жалко их... Две свечи: у изголовья барина и в руках у Луши – бросали на стены комнаты странные двойные тени. — Кого? — Мариорицу и Волынского. — А... Лушина свеча освещала ее лицо в выгодном ракурсе, делая его еще привлекательнее. — А тебе меня не жаль? — Жаль. Мне Вас жаль. — Вот как... А почему? — Вы такой молодой, а ни жены, ни деток нету... — А ты пошла бы за такого, как я? — Пошла бы, да только что пустое говорить, Вы – барин, а я – не вольна в своем выборе. — А давай помечтаем. — Давайте. — Допустим, у нас была свадьба, с венчанием, гостями, застольем. Настал вечер, такой как сейчас, гости разъехались, а мы остались одни. Ты, наверное, знаешь, что делают молодые в первую ночь? — Муж лишает девушку невинности. — А что такое невинность? — Это туда... это там... Ой, я... мне... неловко об этом говорить... — Вот как? А ты до сих пор еще девушка? — Да... — Тогда залезай под одеяло, мы сейчас это исправим. — Ой, нет, барин! Луша резко вскочила, выронила подсвечник, свеча покатилась и погасла. — Давай сама. Я ведь могу позвать Трифона, он тебя уложит и даст зелья. Но я хочу, чтобы ты была в своем разуме. Понимаешь? — Нет... Барин разозлился. — Трифон! Бесшумной тенью явился камердинер. — Сними с нее все и поставь у постели раком. Справишься? — А как же, барин! На том стоим! Трифон толкнул девушку, поставив ей ногу. Она качнулась и упала грудью на кровать, а Трифон сел ей на спину. - Так? — Почти. Барин медленно встал, достал из трюмо ножницы и не спеша разрезал Лушину рубашку снизу доверху. Открылись стройные ноги и округлая задница. — Красота! – промолвил Васенька, снимая халат. Его мощный член уже давно напряженно стоял, а на его конце повисла сверкающая капля. — Что тут у нас? – молвил барин, поднося свечу к лушиной промежности, покрытой рыжими кудрявыми волосами. Девушка засучила ногами, пытаясь вырваться, но Трифон, крикнув «стоять, Зорька!», похлопал Лушу по голой заднице и уселся плотнее. Девушка замерла, почуяв неизбежное. — Как думаешь, мне взять ее сразу или вводить член медленно? — Я бы сделал не спеша, больно девка хороша! — Да ты поэт, Трифон! Тот засмеялся. — Есть немного! Барин встал поудобнее и, приблизив член, подвигал головкой по волосам промежности. — Ах! – глухо сказала Луша из-под Трифона. — Так. Теперь внутрь! Было трудно бороться с желанием овладеть этой девушкой, просто и грубо задвинув ей член, но барин овладел собой, медленно погружая кол в девственную щелку. Войдя на полголовки, член уперся в преграду в виде плевы, и Луша, дернувшись, закричала. Васенька тут же вынул член и внимательно осмотрел его в неверном свете свечи. Крови не было. Тогда барин вставил девушке палец, который еле вошел в теснину. Девушка замолкла и затаила дыхание. Луша обладала плевой с крохотной дырочкой. Надо растягивать, решил барин. — Трифон, слезай с девки и пойди, собери дворню, мужиков десять. Да пусть разденутся в прихожей. И тонкую веревку прихвати. Трифон ловко соскочил с кровати и отправился за мужиками, а барин перевернул на спину замеревшую деву. — Что, больно тебе было? Она отрицательно покачала головой. — Немного. Что вы хотите со мной сделать? — Хочу помочь. Представь себе, что ты вышла замуж, и твой муж воткнет тебе громадный член. Боль будет адская, нестерпимая. Ты этого хочешь? — Нет. — И я не хочу. Сейчас придут мужики, я их обмеряю и поставлю в очередь по размеру членов, и они растянут тебя помаленьку. — Все сразу?!!! Глаза девушки в ужасе округлились. — Нет! – засмеялся барин. – По одному в ночь. Пришел Трифон, ведя за собой вереницу голых мужиков с подъятыми членами. — Трифон, ты что, им зелья дал? — Нет, конечно! – нагло усмехнулся Трифон. – Я рассказал, что они будут иметь девственницу. — Построй их по длине и толщине членов справа налево. Понял? Трифон кивнул: — Невелика задача. Я могу участвовать? — Конечно. Начинай. Трифон долго расставлял мужиков по размерам их дубинок, а когда он закончил, Васенька подивился разнообразию половых органов. Тут были и толстые, с три пальца, и потоньше, с два, и прямые, как копье, и гнутые, и кривые, но больше всего барину понравился юноша, почти мальчик, которого Трифон поставил номером первым. — Как зовут, сынок? – спросил барин, ухватив юношу за длинный и тонкий, с палец, член и вытащив его из строя. — Иван, – просто ответил юноша, кудрявый и светлый, как Аполлон, с ясными голубыми глазами. — Так, Иван, скажи, как понимаешь свою задачу? — Распечатать девушку. — Не совсем так. Ты должен войти в нее аккуратно, без боли, подвигать там, но не кончить в нее. Понял? — Невозможно, барин, – ответил Иван, подергивая членом. – Кажется, я готов кончить прямо сей секунд. — Ну, это поправимо! – засмеялся барин. – Трифон, возьми шпагат и перевяжи ему яйца и член, да покрепче. Трифон повиновался, и вскоре половые органы парня были накрепко связаны тонкой веревкой. Тонкий член налился венозной кровью, восстал еще более, и барин велел юноше ввести его во влагалище Луши. Во избежание резких движений Васенька придерживал постанывавшего Ваню за плечи. — Ну, как? Входит? — Очень плотно! — Так, вынимай! А ты, Трифон, возьми «деревянного» масла. Барин протянул руку. — Лей на ладонь! Медленными движениями Васенька смазал перевязанный член юноши, поглядывая на его лицо с закатившимися от удовольствия глазами. — Теперь вводи! Скажи, когда кончишь, понял? Ваня кивнул. Он очень медленно вдвинул член в разверстое влагалище Луши и, крякнув, протолкнул его внутрь. — Все, вошел, – доложил он. – Можно подвигать? — Медленно. Юноша начал движения внутри Луши, но вскоре закричал: — Ах, ох, кончаю! Барин схватил его за плечи и оторвал от девушки. Член юноши ритмично дергался, но спермы не было. Расчет барина оправдался. Ваня кончил внутрь себя. Поток молофьи раздвинул сфинктеры и устремился в мочевой пузырь. — Так, Трифон! Уведи всех отсюда, и выдай мужикам по рюмке водки. Спальня опустела. Барин улегся в постель и накрылся одеялом. Полежал несколько минут, но сон не шел, и Васенька принялся думать о приятном. Первым детским впечатлением для барчука были две низенькие собаки-дворняжки, намертво сцепившиеся в «замке» и стоявшие в позе «тяни-толкай». Окружившие их ребятишки тянули собак за уши, кидали в них камнями и палками, но собаки отчаянно визжали и не «расцеплялись», пока кто-то из взрослых не окатил их холодной водой. Кобель поскакал прочь, волоча по земле еще не совсем опавший член. Потом Васенька вспомнил развлечения своего отца, когда тот брал его, в свои походы по окрестностям. Особенно Васеньке запомнилась ночь накануне Ивана Купалы, когда парни и девки жгли костры, искали цветы папоротника и купались нагишом. Баре, конечно, в этих обрядах не участвовали, но наблюдали с удовольствием. Именно тогда Васенькин петушок впервые встал, и он дрочил его как большой, в кулаке, и даже обмочил ладонь. Зрелище было впечатляющим. Толпа молодых крестьян прыгала голыми через костер, их члены и яйца прыгали, а тяжелые налитые груди тряслись и прыгали тоже, я потом парни и девки яростно совокуплялись на примятой траве и шли купаться. Луна светила вовсю, и Васенька ясно видел этот разгул плоти. Особенно запомнился молодой паренек, который опрокинул девушку на спину, задрал ее ноги повыше и пронзал ее членом сверху вниз, приседая. «Стоит? – тогда спросил отец, - Тогда делай как я». Тятенька приспустил панталоны и обнажил могучий член. — Надо забрать его в кулак и обнажить головку, потом закрыть головку и тогда – хлоп-хлоп! И, яростно ощеряясь, старый барин задвигал кулаком. Но это продолжалось недолго, так как одна из девиц прибежала в кусты, где скрывались наблюдатели, и присела помочиться. Радостно зажурчала струйка, она привстала, и тут тятенька напал на нее, обхватив сзади. Девушка не сопротивлялась, наоборот, она приподняла пышный зад, чтобы Льву Кирилловичу было удобней войти в нее. Барин с хлюпаньем воткнул член и задвигался, похрюкивая и повизгивая, как кабан при случке. Тут-то Васенька и кончил первый раз в жизни, испытав все прелести оргазма. Промелькнули два года, и к Васеньке пришли регулярные поллюции. Причем такие обильные, что на ночь ему готовили две постели: в одну под утро он извергал семя, а в другой – досыпал. Тут-то и пригодился ему опыт, полученный в летнем лесу. Васенька уединялся в каком-нибудь чулане, доставал страждущего дружка и предавался удовольствию, поливая мешки с мукой спермой. И быть бы ему заядлым онанистом, если бы не дворовая девушка Аксинья, или Ксюша, как ласково называл ее отец. Он-то и «приставил» девушку к Васеньке, появившись в барчуковой спальне потным и тяжело дышащим в плотной связке паровоз-вагон. То есть впереди семенила Ксюша, а сзади к ней пристроился Кирилл Львович, представлявший вместе с ней чудесного кентавра. — Вот, – сказал барин, со вздохом вынимая член из девушки. – Тебе подарок. Владей! Тут Васенька обмишурился. Увидев обнаженную девушку пышных форм, да еще в такой пикантной позе, он бурно кончил прямо на нее и барина. Тот утерся и подмигнул наследнику, а девушка немедленно приступила к своим обязанностям, то есть захватила барчуков обмякший член в руку и заставила Васеньку кончить еще раз, продолжительно и бурно. «Ну, я пошел, - сказал отец и, крякнув, забрызгал Ксюшину спину своей кончей. С тех пор и вплоть до отъезда в Корпус Васенька «сбавлял напор» в своем юношеском организме, мужественно борясь с утренним стояком с помощью Аксиньи. Кадетский корпус встретил Васеньку настороженно. Он присматривался к барчуку, будущий офицер присматривался к кадетам. Василий Львович отметил для себя две крайности. На одной стоял грузинский князь Георгий, который отзывался на прозвище Гога, А на другой – тихий, устремленный внутрь себя Леонид, а, попросту, Лёня, или Лена. Почему Лена? Васенька узнал об этом в бане, куда ходили все кадеты. Гога был высоким стройным гибким юношей с богатой порослью черных кудрявых волос по всему телу, а особенно, возле длинного и тонкого члена в пять вершков длины, а Лена – рыжим, полным мальчиком без волос на теле и с коротким, в пол пальца членом, утопающим, к тому же в жирном лобке. Гога постоянно подтрунивал над Леной, говоря, например такое: — Сегодня в бане не женский день! Или: — Не нагибайся низко, Лена! В конце концов Леня взял металлическую шайку и, молча, ударил князя Гогу по голове. Тот выпучил глаза и уселся на пол, обильно залитого мыльной пеной. Гогу отливали холодной водой, а когда тот пришел в себя, то спросил: — Что это было? — Гроза. Правда, сначала гром, а потом – молния, пояснил Васенька, намекая на грохот железной шайки по черепу. — Ленька, это ты меня ударил? – завопил Гога. — Я, – спокойно ответил Леня. – Потому что ты – дурак. А дураков надо лечить. Хотя бы так. — Обиделся? Зря! – завопил Гога. – Я же любя! — Шут ты гороховый, – ответил Леня. – Иди, поцелую! Странная парочка, подумал Васенька, намыливая голову. Поистине, от любви до ненависти – один шаг. И все тянулось одинаково день за днем, пока в роте не появился новый старший офицер Гнобышев Валерий Леонидович. Он построил роту в полутемном коридоре, представился и предложил выбрать себе помощников из числа кадетов. — Поскольку я не знаю из вас никого, я предлагаю вам снять панталоны и обнажить свои члены. У кого будут самый длинный и самый толстый, тех и назначу. Строй кадетов замер в недоумении. Но делать нечего. Все кадеты в строю спустили светлые панталоны, и, оказалось, что самый длинный член был у князя Гоги, а самый толстый – у Васеньки. Но для того, чтобы это выяснить, рота добросовестно дрочила минут пять, и звук движений слился в один ритмический шум. Потом Гнобышев ухватил их за члены, как коней под узцы, вывел из строя и поставил рядом с собой. — Вот! – обрадовано заявил старший офицер. – Ты, чернявый, возглавишь первый взвод, а ты, блондин - второй! О чем старший офицер благополучно забыл на следующий день. И о разделении роты на взводы – тоже. — Озабоченный какой, что ли? – спросил сам себя князь Гога. — Или пьяница горчайший, – ответил сам себе Васенька. И, как оказалось впоследствии, оба были правы. Обучение в корпусе длилось и длилось, и Васенька затосковал. А тут Гога как-то вечером предложил: — Пойдем, потолкаемся? И показал телом и руками, как он будет толкать. — То есть, излить семя? — Да! Тут недавно повариха сменилась, старая забеременела, понимаешь... Он хихикнул. — Твоя работа? — Не знаю... К ней многие ходили, а к новой наш Гнобель наладился. — Новая повариха фигуристая хоть? — О, да! Очень фигуристая! Решили пойти вечером. Гога взял из тумбочки флакон с одеколоном и, сильно намочив чистую тряпку, сунул ее в карман. — Это еще зачем? — Понимаешь, эта повариха любит хорошие и сильные запахи. Кадеты говорят, сунешь ей тряпку и делай с ней что хочешь. К тому же это для нее – знак, что мы не чай пить пришли. В коридорах корпуса было пустынно, но был велик риск наткнуться на дежурного офицера, поэтому Гога предложил: — Пойдем по черной лестнице. — Так она заперта! — А у меня ключ есть! На черной лестнице было тихо, темно и пахло мышами. Пробираясь почти наощупь, кадеты спустились на два этажа и оказались в подвале. — Огонек видишь? – сказал Гога шепотом. – Это ее каморка. — Тогда кричи. — Анфиса, ты дома? — А, мальчики! Заходите! Открылась дверь, и темный абрис обозначил могучую, почти квадратную фигуру поварихи. — Да уж, фигура убийственная! – подумал Васенька и вошел в каморку вслед за князем Гогой. ... Хотя повариха Анфиса из всех музыкальных инструментов скорее всего напоминала деревянную колоду с отщепом, Вася и Гога сыграли на ней в «два смычка». Да, в анатомическом смысле Анфиса была на высоте. Огромные груди, качаясь в ритме движений, свисали на трясущийся, как желе, круглый живот, который, в свою очередь, наползал на лобок, поросший жестким, как проволока, густым волосом и почти скрывал его. Она, нюхая подаренную тряпку с одеколоном и наклонясь над Васенькой, казалось, забыла, что ее одновременно пронзают два немаленьких члена: один – Васенькин в привычном для барчука невидимом хлюпающем отверстии, а другой – в заднем проходе – принадлежал Гоге. — Ну, как девушка? – задыхаясь, спросил Гога. — Соответствует описанию! – ответил Васенька, отворачивая голову от струйки слюны, которой орошала его лицо Анфиса. Он уже выпустил в ее лоно один фонтан спермы и теперь нетерпеливо ожидал второго оргазма. То так и не дождался, потому что в темном углу кто-то завозился, и из угла на свет выбралась девушка и встала, прикрываясь руками, посмотрела и спряталась. Барчук повалил Анфису набок на широкий топчан, покрытый лоскутным одеялом, вытащил из нее член и замер. Вместе с поварихой со стоном повалился на топчан и Гога, едва не сломав член в заднем проходе, но извернувшись, он продолжал долбить Анфису в узкое отверстие... Было уже поздно, но Васенька никак не мог заснуть. Его занимала не дебелая повариха, а некая девушка из темного угла. Проворочавшись часа два, барчук разбудил князя Гогу. Тот еле продрал глаза. — Тебе чего, Львович? — В корпусе, кроме поварихи, еще женщины есть? — Тебе этой мало, да? – засмеялся сонный Гога. — Это дубовая колода с дуплом, а не женщина. Так еще есть? — Насколько мне известно, нет. А что? — Когда мы были у поварихи, мне показалось, что я видел девушку... молоденькую такую... — Слушай, не знаю... Надо будет у Гнобеля спросить. Спи давай, утро скоро! Перед занятиями Гога подошел к ротному, а Васенька наблюдал за ними издали. Вдруг к барчуку подошел Леня. За эти дни Васенька и Леня подружились, а Гога извинился за свое поведение. — Что-то князь перед ротным скачет? — Ты женщин любишь или как? — А как же! Худеньких люблю, стройных... Леня мечтательно закатил глаза, но в этот момент вернулся Гога. — О, Лена! Здравствуй, дорогая! — Что, князь, голова больше не болит? – ответил Леня. – Могу отоварить еще раз! — Ладно, ладно! Больше не буду так шутить! А по нашему вопросу, Львович, ответ положительный! Таинственная незнакомка – поварихина дочь. — Значит, не привиделось, – заметил Васенька. – Навестим дочурку? — Сегодня? — Конечно! А что откладывать? Только вот вдруг она – девственница? — Ну и что? Перестанет! Да, Гнобель сказал, она – немая, как Герасим. В общем, Му-му. Прозвонили на занятия, и любители наслаждений удалились в классы... ... После занятий троица уединилась за дровами. — Ну, что? Идем сегодня после отбоя? – спросил нетерпеливый по «женской части» Гога. — Идем! – ответил Васенька. — А она орать не будет? – спросил осторожный Леня. — Чудак ты, право! – хохотнул Гога. – Она же – немая! — Не скажи. Говорить она не может, а орать... — А у меня вот что есть! – похвастался Гога, показав друзьям пузырек из темного стекла. — Это что? — Капли Иноземцева. Обезболивающее. Чтобы немая не орала! ... Пока кадеты спускались по черной лестнице, князь Гога радостно потирал руки. — Эх, станцуем! – то и дело говорил он. — Лезгинку? – уточнял Васенька. — И лезгинку, и кабардинку! – хохотал тот. – И овечку, и козочку! Я вообще универсальный мужчина! Гога нес небольшой мешочек с бутылкой вина, рюмками и нехитрой закуской в виде куска сыра и нескольких кусков хлеба, а пузырек с каплями держал в кармане. — Сколько думаешь ей капель дать? – спросил Васенька князя. — Для легкого обезболивания – две. — Дай пять, – сказал Леня. – Матушка такие принимала от месячных болей. — Тогда десять, – решил князь. – Все-таки нас трое... Уговаривать девушку буду я. — А она красивая? – вдруг спросил Леня. — Это не важно, – пояснил барич. – Там темно. — А у девственниц кровь долго идет? – не унимался Леня. — Обычно недолго и не обильно, – ответил Гога. – Слушай, если боишься, иди спать. Правда, мы хотели тебя первым пустить... все, пришли! Анфиса, ты дома? Тук-тук! Анфисы дома не было. Гога постучал, и дверь открыла девушка. В руке она держала свечу. — Мама дома? Девушка помотала головой, что означало – мамы нет. Тогда Гога достал из сумки кусок сыра, и девушка, широко улыбнувшись, отошла от двери и показала рукой, заходите, мол. Сластолюбцы зашли. Девушка поставила свечу на стол и одернула старенькое платье, вероятно, из чьих-то обносков. Затем князь вынул бутылку вина и четыре стаканчика: три – поменьше, и один побольше – для «дамы» и быстро налил вино в стаканы. Тот, который побольше, Гога подал девушке. Она опять помотала головой, мол, не буду. Тогда князь отпил от своего стакана и сказал: — Пей, оно сладкое! Девушка с сомнением покачала головой, но вино попробовала, а затем, улыбнувшись, выпила все до дна. Через несколько минут она уже спала на столе... Князь Гога, не торопясь, обогнул стол, пошел к девушке и, схватив ее за волосы, откинул ее на стул. Затем расстегнул на ней ворот платья и запустил руку внутрь. — Докладываю, господа! Кроме платья, на ней ничего нет. Сиськи есть, маленькие, но крепкие, как зимние яблоки. Соски твердые, как виноградины! Приступим? — Ага, – хрипло ответил барич. – На постель потянем или на столе разложим? — На столе. – ответил за Гогу Леня. – Чего тянуть. Он уже скинул брюки, и его маленький пенис превратился в крепкий фаллос. Он померил его и показал Гоге расставленные большой и указательный пальцы: — О, одна пядь. Мало? — Во-первых, в самый раз, если ты не собираешься осеменять корову, а в девушке достанешь до матки и даже, если повезет, проникнешь внутрь нее. А во-вторых, господа, давайте разденемся. Без одежды будет намного приятнее, уверяю вас! Гога быстро разделся и, пожирая девушку глазами, гладил левой рукой кудри на груди, а правой – оглаживал увесистые яйца. — Ты – первый, Леонид. Приступай! Леня медленно подошел к девушке, бесстыдно раскинувшейся на столе, и погладил ее дрожащей рукой. Он начал с грудок, спустился на живот, зарылся пальцами в кудрявый волос на лобке, но вдруг, присев, недоуменно спросил: — А куда тут, господа? В щель? — Экий ты нескладный, Леонид. Первый раз, небось? — Ну, да... — Ладно, покажу. Львович, свети, дорогой! Князь присел рядом с Леней протянул руку к промежности девушки, а барчук взял свечу и принялся светить. — Вот смотри. Гога раздвинул мясистые губки, поросшие темными волосами. — Вот основная дырка, влагалище, видишь? Вот туда. А вот эта маленькая дырочка -- это писка. А вот это клитор... — Или похотник, – подсказал барич. — Точно! Клитор – аналог нашего члена. Эх, надо бы тебе попробовать себя на овце, что ли. У нас все мальчишки начинают с этого. Ну-ка... Он осторожно вставил мизинец в маленькое отверстие влагалища. — Так и знал, господа. Она – девственница! Палец с трудом проходит. Придется чем-то мазать... Он оглядел скромную обитель поварихи и ее дочери и, увидев иконостас в углу и горящую лампаду, обрадовался: — Там, где лампадка, там и масло! — Деревянное, – опять подсказал Васенька. — Правильно! Гога бесцеремонно пошарил за иконами и выхватил спрятанный пузырек с лампадным маслом. — Вот оно! Мажь скорей! — Что мазать? — Член! Наливай масло в руку и мажь! И вводи скорее, а то и мне неверпеж! Леонид открыл флакон с маслом, налил в ладонь несколько капель, понюхал масло и с сомнением посмотрел на товарищей по усладе. — Больше лей! – посоветовал Гога. – Мы ей потом ведро масла купим. И на промежность полей, на пизду, то есть. Ну же! Леонид послушался, быстрыми движениями натер свой жирно заблестевший, колообразно торчавший член, и раздвинув левой рукой волосатые губки, полил маслом и розовую дырочку. Его член хищно дернулся, раз, другой и закапал сверкающими в свете свечи каплями предэякулята. — Горячий парень! – шепнул Гога Васеньке, державшему свечу. – Спорим, он сейчас кончит? — Нет. Кончит, когда введет. Леонид, разбей! Но Леонид не слышал сластолюбцев. Он подвел подергивавшийся член к умасленному влагалищу и медленно утопил приап в девственную плоть. Девушка застонала во сне. — Что чувствуешь, Леонид? – спросил Гога. -- Как ТАМ? — Странно. Мягко и плотно одновременно. И очень узко! Но хорошо! — Ты подвигайся туда-сюда медленно и плавно. Еще лучше будет, слово дворянина! Леонид зашевелился и задвигал тазом, ощущая, как по члену перемещается тугое девственное кольцо. Он задвигался быстрее, потом еще быстрее, чувствуя, как нарастает сладостное ощущение скорого апофеоза. И вот он уже втыкал член в сладкую дырочку с бешеной скоростью, нимало не заботясь о сохранности чьей-то девственности. И вот оно, пришло! Чувство блаженства освобождения, и его член впрыснул первые струи молодого молочка, и Леонид, навалясь на девушку и охватив руками ее податливое тело, кажется, чувствовал, как трепещет член внутри нее, отдавая последние капли. Леонид вытащил обмякающий, но еще подергивающийся, член, и влагалище ответило ему глухим чмоканьем. Все! — Все, господа! Я кончил. Кто следующий? Гога не был привередлив. Попадись ему привлекательная дырка в заборе, поросшая мягким мхом, он бы и туда засунул длинный жилистый член, увитый сетью вен. Но наибольшее удовольствие ему доставляли безропотные козочки и овечки. Ну, и пастУшки тоже, разумеется. Одно время его интересовал вопрос, откуда в греческой мифологии появились сатиры, и он вовсю принялся экспериментировать, насилуя девственных козочек. Но поначалу у Гоги ничего не получалось. Он бегал за козами по лугу без штанов, но с торчащим членом, напоминая озабоченного сатира, а козы разбегались и издевательски блеяли из густых кустов. Старый пастух Васо, видя такие мучения юного князя, посоветовал сначала приманивать козу куском хлеба, затем привязывать выбранную «нимфу», накинув ей на рога веревочную петлю, и лишь потом приступать к осеменению, обильно смазав член каким-нибудь маслом. Васо с удовольствием наблюдал за Гогой, ощупывая свой вялый член, когда тот провел в жизнь свою идею первый раз. Коза отчаянно заблеяла, выронив недоеденный кусок хлеба, когда Гога воткнул ей под хвост свой длинный «нефритовый стержень». — До половины только входит! – пожаловался тогда пастуху Гога. А один раз к нему привязался маленький серый козленок, перепутавший мамину сиську с княжеским членом, когда Гога отдыхал после очередного осеменения, и стоял, прислонившись спиной к дереву в ожидании очередной эрекции. В результате сосунок был накормлен княжеской спермой, а Гога получил неслыханное удовольствие. Гога излил свое семя с достоинством и выдумкой, половину -- во влагалище, половину -- на кудрявый лобок, чмокнул, крякнул и уселся отдыхать. Подошла очередь Васеньки. Му-му все еще лежала в наркотическом сне, и он не спешил войти в девушку, обойдя ее кругом и любуясь ее юными прелестями. Хорошая девушка, подумал барич, сладкая девушка. Он погладил ее гладкую кожу, проведя одной рукой по грудкам с торчавшими сосками, а другой - по животу и кудрявому лобку. Его член давно налился темной кровью и томной силой и хищно подергивался, готовясь к вторжению. Барич присел, и его глаза оказались напротив ее влагалища, развороченного двумя немаленькими членами и сочащегося спермой, как смазкой. Васенька томно вздохнул, встал и приставил член к входу во влагалище, но тут Гога, наблюдавший за дверью, яростно зашептал ему на ухо: Сюда кто-то идет! Уходим, господа! Подхватив одежду, сластолюбцы устремились к выходу из каморки, толкая друг друга: — Господа! - заявил князь Гога после того, как любители невинных девушек вернулись в спальню. - Я, хотя князь и грузин, предлагаю вернуться, что называется, "к истокам". — А именно? - поинтересовался Васенька, укладываясь спать. - К Му-му? — Нет. К Му-му, думаю, через неделю. Я о лексиконе. Например, вместо того, чтобы говорить "ввести член внутрь", предлагаю говорить "выебать" : — Вместо слова "влагалище" говорить "пизда", - взбивая подушку, добавил Леонид. — А вместо "член" говорить "хуй"? - предложил барич. — Вот тут возможны вариации! - засмеялся Гога. - Лично у меня - член, и довольно красивый. Он извлек из панталон уставший за вечер член, обнажил головку и помахал им в воздухе. — Кто там ржет? - заорал ротный дядька Гнобышев, просунув в спальню лохматую голову. - Быстро спать, а то выебу! — Ну, вот, еще один голос за "простую" речь! - хихикнул Гога, укрываясь солдатским одеялом. - Спокойной ночи, господа! Засыпая, барич, вспомнил, как они мчались с одеждой под мышкой вверх по лестнице, размахивая членами, как лошади - хвостами, и то, как он тяжко "кончал" на бегу, разбрызгивая семя по грязным ступенькам. "Вспомнил" об этом и его член, дернувшись под казенным одеялом... Наутро Корпус гудел, как потревоженный улей. Гнобель, разыскивавший мать Му-му, обнаружил распятую на столе девушку и понял тревогу, но не удержался и сам изнасиловал ее в растянутое влагалище. Сделал он это крайне неаккуратно, порвав ее гимен в клочья, испугался крови и решил свалить все на неведомых "похитителей девственности" - то ли сектантов, то ли цыган, стоявших табором в поле неподалеку от Корпуса. Было назначено административное расследование, которое кончилось почти ничем. Поскольку Му-му и ее мать были из дворни одного из офицеров Корпуса графа Ухтомского, то по странному выводу следственной комиссии, виновным назначили именно его, повариху и ее дочь изгнали за разврат, а графа перевели на службу в другой, отдаленный Корпус. Все это Васенька узнал на съемной квартире у княгини Юшиной, где он проживал, не платя ни копейки, но усердно потчуя дородную княгиню и ее дочь сексуальными фантазиями. В Корпусе в то время разбушевалась какая-то кишечная хворь, и и кадетов временно распустили "по домам". Но, получив письмо о смерти тятеньки, Львович написал командиру Корпуса письмо с прошением об отчислении его из кадетов и уехал домой под благовидным предлогом: ...Неделя, отведенная Лушиному влагалищу на растяжение, прошла, и барин назначил смотрины на вечер в конюшне. Когда молчаливые конюхи ушли, Васенька остался один на один с Лушей, привязанной к "кобыле" враскорячку, то есть с выставленной на показ промежностью. Под задницу конюхи ей подложили подушку, и ее плоский лобок вздулся кудрявым холмом. Так, не совсем хорошо, подумал барин, и потребовал бритвенные принадлежности. Он нанес мыльную пену на заросли и на губках и теперь прикладывал к ним бритву так и эдак, чтобы не порезать нежную кожу. Наконец он приноровился и быстро справился с этим сложным заданием, убрав с тела Луши волосы, которые портили весь вид. Ополоснув ее гениталии водой, барин оценил свою работу, погладив девушку по холму Венеры и большим губам. Во время бритья Васенька сильно возбудился и с раздражением сорвал одежду, выпустив член на свободу, который запрыгал, как жеребенок, выпущенный их конюшни. Всю бритвенную процедуру Луша перенесла стойко, лишь покусывая губы, и только тогда, когда барин гладил ее по лобку, застонала тонким голосом, как раненый зайчик. О, кажется, ебательная неделя не прошла для девушки даром, подумал барин, пора и мне внести свою лепту. Он сунул большие пальцы рук и максимально раздвинул ими большие губы, открывая матово блестевшие розовым малые губки, а между ними - вожделенный вход в "пещеру любви". Туда и направил свой, набухший от ожидания член. Полголовки вошло без проблем, но затем член уткнулся в гимен, изрядно растянувшийся, но представлявший серьезную преграду для большого члена Васеньки. Он, крякнув от досады, потребовал маленький кусок сливочного масла и вдвинул его в сухое влагалище, подталкивая средним пальцем. Вот теперь хорошо, скользко, отметил Васенька, снова нацеливаясь членом в сладкую дырочку, потом нажал, и член проскочил в Лушино влагалище, как санки по льду на замерзшей реке. Девушка охнула и дернулась, но путы не дали ей двинуться, и барин овладел ею, как князь Гога козочкой-нимфой, То есть вдвинул член лишь наполовину, уперев головку в матку. "Ах, ах!" - вскрикнула Луша, и барин чуть вытащил член назад. И плотно, и скользко, и хорошо, подумал барин, начиная движения тазом. Сначала скупые, затем более частые и размашистые. Лушино влагалище изнутри напоминало толстую трубку с поперечными кольцами, и главным кольцом была девственная плева, растянутая дворней, но не порванная. Член барина заполнял эту трубку, но не помещался целиком, и иногда его головка упиралась в матку, и тогда Луша вскрикивала, как от близкого удара молнии. Барин, чувствуя приближение восторга, прекращал движения, а иногда совсем вытаскивал член и осматривал его на следы крови, но ее не было, и Васенька возобновлял движения с удвоенной энергией. Нажав сильнее, барин надавил головкой на матку, и член, густо покрытый маслом и смазкой, проскочил в глубину. Почувствовав это, Васенька замер, и Луша истошно закричала, а ее матка задергалась в оргазме. Барин тоже закричал и выплеснул сперму прямо в матку... Когда взаимные восторги кончились, расслабленный барин велел дюжим конюхам отвязать девушку и отнести в свою спальню, поскольку идти сама она не могла. Васенька твердо решил продолжить ее сладкие мучения, когда немного придет в себя: ...Луша, раскинувшись, лежала на барской постели, медленно приходя в себя после очередного Васенькиного вторжения в свое лоно, и бродила рассеянным взором по крашеному потолку и стенам. Над своей постелью барин велел повесить картину, изображавшую, как сатир насилует пойманную нимфу, подразумевая под сатиром себя, под беззащитной нимфой - Лушу. Она долго рассматривала изображение, а потом спросила: — А почему у него ноги волосатые? — Он сверху мужчина, а внизу - козел. Такие существа жили в древнегреческом лесу. Сказки, конечно... — А эта штука у него большая? — Конечно! Он же ёбарь. А еще у них были кентавры - кони, у которых вместо лошадиной головы было тело мужчины, а все остальное - как у жеребца. — Ох! - воскликнула Луша, представив себе такое существо. - У жеребца очень большой... — Член, - подсказал Васенька. — Да. А кентаврихи тоже были? — История об этом умалчивает. Вроде бы кентавры сожительствовали с обычными женщинами. — Ох! Как бы я хотела испытать такого кентавра! — Да хоть сейчас! Иго-го! - закричал барин, размахивая в воздухе членом. - А ну, вставай быстрее раком! Кентавр пришел! Кентавр - это я! (Продолжение следует) 177809 36 39884 134 19 +9.73 [37] Следующая часть Оцените этот рассказ: 360
Серебро
Комментарии 6
Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Makedonsky |
Все комментарии +171
ЧАТ +30
Форум +16
|
Проститутки Иркутска |
© 1997 - 2024 bestweapon.net
|