В тот день в аэропорту я был за два часа, и у меня было время подумать. Мое прощание с Кристин было горько-сладким. Мы обменялись адресами и многими теплыми объятиями, зная, что не увидимся в ближайшее время, если вообще увидимся когда-нибудь. Ни она, ни я не рассматривали другого как потенциального долгосрочного партнера, просто — как порт в шторм. Но связь, которая между нами образовалась,, была очень реальной — не просто сексуальной, но радующей теплотой и взаимопониманием. Мне очень повезло, что я провел с ней хоть сколько-то времени.

Конечно, мое свидание с Кристин также повлияло и на мои чувства к Марианне в тот момент. Эта короткая связь вписалось в шаблон, который я начал две-три недели назад: проявлять активность в выяснении того, что мне нужно, а затем делать это, а не просто страдать как пассивная жертва предательства моей жены. Хотя я и не стремился делать этого, но обнаружил, что я все еще был привлекательным мужчиной для женщины и все еще вполне способен быть удовлетворяющим и захватывающим любовником. Дело не в том, что я всерьез сомневался в этом, но боль от измены Марианны, безусловно пробила серьезную дыру в моей уверенности.

Она сказала, что ее роман не имел ничего общего со мной или с моей любовью. Она сказала, что полностью любит меня и что наша совместная сексуальная жизнь была для нее захватывающей и приятной. Очень приятно слышать, и очень трудно верить, когда слова приходят от жены, что только что призналась в восьмимесячном трахе с кем-то еще!

Но Кристин встретилась и понравилась мне, хотела быть со мной, и была очень возбуждена и удовлетворена мной сексуально. Я не мог сомневаться в этом — я знал, что это правда, и это было прекрасно. В некотором смысле, мое время с ней вернуло мне кое-что из того, что выявленная измена Марианны украла у меня.

Я связался по мобильному телефону с Андреа и Стивом в Кливленде. На мой звонок ответила Андреа и сказала, что они оба в субботу обедали с Марианной. По словам Андреа, у моей жены было довольно угнетенное, подавленное настроение, хотя они добились некоторого успеха, подбодряя ее.

— Я думаю, что твой «роман» с Кэрри действительно поедает ее, Том, — продолжила Андреа. — Вообще-то, в хорошем смысле. Одна из причин — это то, что она очень ревнивая, и боится, что ты влюбишься в Кэрри, или просто, что с новой любовницей тебе будет легче ее бросить.

— Но помимо этого, ее ощущения в отношении тебя с Кэрри помогли ей намного лучше понять, какую невероятную обиду и предательство по отношению к себе чувствуешь ты. Она может видеть, что ты, должно быть, мучаешься с ней, вместе с Эдди, так же, как она с тобой и Кэрри. Очевидно, что ты должен страдать от боли, сомневаться в ее любви, точно так же, как твое участие в романе с Кэрри заставляет ее беспокоиться о твоей любви к ней. И она видит, что тебе было гораздо хуже, потому что ты был обманут стопроцентно. Так что, не знаю, о чем думаешь ты, Том, но я бы посоветовала тебе еще подержать ее в курсе твоих с Кэрри отношений. Но это только я — психолог-любитель! — смеялась она. — В любом случае, как ты?

— Со мной на самом деле все очень хорошо, — ответил я. — Я неожиданно хорошо провел время на этой встрече в Атланте, и кажется, что ситуация немного улучшается. То, что ты рассказала мне о Марианне, также является обнадеживающей новостью. Спасибо, что продолжаете дружить с нами обоими — и спасибо вам также за то, что сохранили мой секрет.

— Не за что, Том, — ответила Андреа. — Мы со Стивом были бы очень счастливы, если вы с Марианной смогли все уладить. Мы оба помним, какой замечательный брак... Прости, Том, может, мне не стоит заканчивать это предложение?

— Все в порядке, Андреа. Я знаю: «какой замечательный брак у нас был». Я не думаю, что у нас когда-нибудь снова будет такой брак — я не понимаю, как это возможно, или, по крайней мере, не на годы. Но возможность собрать достаточно частей, чтобы остаться в браке, похоже, имеет смысл.

— О, Том, теперь ты начинаешь казаться несчастным. Извини, что сказала не то!

— Нет, Андреа, это не твоя вина. Время от времени я, похоже, становлюсь слишком оптимистичным. Тогда все что нужно, это немного подумать, чтобы понять, насколько серьезной будет эта проблема. Мне лучше быть реалистичным касательно этого.

Мы закончили звонок, и через минуту я позвонил домой Марианне.

— Привет, дорогая, это я, звоню из Атланты.

— Привет, Том! — Марианна, казалось, была рада услышать от меня. — Как ты, и как прошла встреча?

— Встреча была неплохой. Я немного устал, но это — обычное дело. Послушай: что ты думаешь о нашей встрече завтра вечером дома? Я хотел бы быть там, чтобы мы могли вместе поговорить с детьми, посокльку я пропустил последние два телефонных разговора в понедельник вечером. И мы могли бы поговорить еще. Я знаю, что наши разговоры, кажется, не оставляют никого из нас таким уж счастливым, но думаю, что нам надо их продолжить.

— Это было бы хорошо, Том. Можно... можно я приготовлю для нас ужин?

Я думал об этом. Раньше я отказывался от ее готовки, но сам дважды готовил для нее обед в квартире.

— Хорошо, это будет здорово. Как насчет того, чтобы я приехал в семь?

— Отлично. Ты знаешь... — она поколебалась, затем начала снова. — Ты знаешь, я действительно скучаю по тебе, Том, — продолжила она более тихо. — Я действительно хочу, чтобы ты вернулся домой.

Я подождал минуту, пытаясь глубоко дышать. Её высказывание, которое привело меня обратно в ярость — «я был бы дома, если бы ты не трахалась с Эдди за моей спиной, черт возьми!»

— Я знаю, Марианна, — наконец, сказал я. — Я хотел бы добраться до того момента, когда мой приход домой покажется правильным, но мы еще не пришли к этому.

— Хорошо, дорогой, — кротко сказала она. Затем добавила: — Я с нетерпением жду встречи с тобой завтра.

— Я тоже, — сказал я. — До свидания, Марианна.

***

Когда в понедельник я прибыл в дом, то не был удивлен, увидев, что Марианна расстаралась. Она тепло поприветствовала меня у двери, надев наряд, который, как она знала, мне нравился. Я мог видеть, что она накрыла стол в столовой, а не на кухне, и увидел подсвечники со свежими свечами, а также бутылку вина, которое нам нравилось.

Я осторожно, но твердо сказал:

— Марианна, мне не нравится то, что ты имеешь в виду. Извини, но сегодня вечером не будет ужина при свечах и с вином. — Я отнес вино и подсвечники обратно на кухню.

Она выглядела обиженной, но ничего не сказала. Я продолжил:

— На самом деле, я принес шесть упаковок Рингнеса. Это норвежское пиво, которое я попробовал в Атланте, и оно отличное. Надеюсь, тебе оно тоже понравится. — Это была маленькая личная шутка, только для меня. Рингнес был тем пивом, с которым меня познакомила Кристин.

Дети занимали большую чсть моих мыслей, особенно потому, что я не разговаривал с ними несколько недель. Я нашел время, чтобы отправить им веселую открытку из Атланты. За восхитительным ужином, который приготовила Марианна, я спросил об их письмах домой, и Марианна рассказала, что они делали в лагере. Оба отлично провели время, и я мог с уверенностью поставить на то, что они не сильно беспокоиились о том, чем занимались их родители.

Я сказал:

— Марианна, у нас есть еще несколько недель, но очевидно, нам придется решить, что мы скажем детям, когда они вернутся из лагеря, если я не буду здесь жить.

Она выглядела пораженной.

— Том, на самом деле я думала... ну, я, конечно, надеялась, что ты вернешься раньше.

— Марианна, — твердо сказала я, — ты изменяла мне в течение ВОСЬМИ МЕСЯЦЕВ. Ты действительно ожидаешь, что я справлюсь с этим в течение нескольких недель?

Она молчала, и я сказал:

— У нас есть время до тридцатого августа — это около трех недель. Если я все еще буду в апартаментах, очевидно, нам нужно будет как-то объяснить им ситуацию. Если же вернусь домой, но буду спать в гостевой комнате, возможно, мы сможем просто сказать, что у одного из нас проблемы со сном. Ну, не знаю, типа у папы ночью кашель, который не дает маме спать, что-то в этом роде.

Марианна продолжала выглядеть очень несчастной. Наконец, она сказала:

— Ну, я знаю, что мы преследуем одну и ту же цель: не расстраивать детей, если сможем этого избежать.

Я кивнул и сказал:

— Да, я уверен, что когда придет время, мы вместе сможем выбрать лучшее.

После обеда каждый из нас взял по параллельной трубке, и мы позвонили детям, которые были рады поговорить с нами, но были не слишком взволнованы. Очевидно, они были счастливы и заняты в лагере, у них было много друзей, и они не возражали поговорить с нами в течение нескольких минут, но затем стремились вернуться к своей деятельности. Учитывая, насколько тяжелой была ситуация для меня и Марианны, это было облегчением.

Когда мы повесили трубки, я вернулся к столу и помог Марианне помыть посуду, а затем мы вместе убрались. Я не забыл поблагодарить ее за хороший ужин, а потом сказал:

— Марианна, могу ли я спросить тебя кое о чем... ну, как ты устраивала все с детьми, когда проводила ночи у Эдди?

По моему изменившемуся тону она могла понять, что грядут серьезные вопросы, поэтому не выглядела ошеломленной и с готовностью ответила:

— Я поняла, что должна была объяснить это раньше. Раз или два они ночевали у своих друзей, а однажды была школьная поездка в лагерь на природе, куда оба уехали на три дня. Все остальные ночи они проводили у моих родителей, которые, как ты знаешь, любят, чтобы те у них гостили. Со мной всегда был мобильный телефон, но проблем не возникало. Это было не так часто, Том, может быть, в целом раз шесть.

Я только кивнул. Потом очень тихо спросил:

— Марианна, а как ты могла позволить ему называть себя «Анни»?

Она только покачала головой.

— На этот вопрос, Том, я не знаю ответа. Я знаю, что это ужасно и непростительно, но так же, как и все, что я делала. — Она не смотрела на меня. — Эдди однажды спросил меня о... тебе и мне... в постели. Что мы делали, и так далее. Я ничего ему не сказала, не стала об этом говорить, поэтому он спустил все на тормозах. Затем, в другой раз он спросил меня, как ты меня называешь, и я не задумываясь, сказала: «иногда он называет меня Анни». Эдди не сразу начал использовать это имя со мной, но, может быть, примерно через неделю начал так меня называть.

Я захолодел от гнева.

— И ты позволила ему?

— Сначала я сказала, чтобы он прекратил, но он этого не сделал. И я... мне нет оправдания, Том, я... просто прекратила бороться с ним из-за этого. Казалось, оно того не стоило. Возможно, это было все та же моя заблуждающаяся мысль, что ты никогда не узнаешь об этом, о чем-либо из этого, так что же это меняло?

Мне пришлось на мгновение сжать зубы. Это была действительно одна из худших частей предательства. Моё любимое имя для неё, вылетающее изо рта этого ублюдка!

Я подождал, затем продолжил, думая, что мой следующий вопрос может застать ее врасплох:

— Марианна, ты все еще видишься с Эдди?

— Нет! — сразу же ответила она и продолжила с жаром: — Том, я тебе уже говорила!... — Затем она слегка откинулась со вздохом. — Извини, ты, вероятно, задаешься вопросом, почему должен верить всему, что я тебе говорю. Но нет, Том. Все, что я могу сказать, — это правда. Я закончила с Эдди, и я покончила с изменой тебе. Навсегда.

Я нажал:

— У тебя был какой-нибудь контакт с ним, после того как я проиграл тебе ту запись о вас вместе?

— Как я уже ранее говорила тебе, на следующий день я ему позвонила и недвусмысленно сказала, что наша связь закончена. С тех пор, да, я однажды общалась с ним. Я выбросила этот дешевый сотовый телефон, так что таким образом он со мной связаться не мог. В конце прошлой недели он позвонил мне домой, в надежде, что мы сможем встретиться. Я еще раз сказала ему, просто и ясно, чтобы он перестал мне звонить. Если он позвонит мне еще, я просто повешу трубку.

То, что я знал, а Марианна нет — по крайней мере, я никогда ей об этом не рассказывал — так это то, что по всему дому все еще работали устройства для прослушивания. На следующий день я собирался их проверить.

Она посмотрела на меня:

— Том, могу я сказать тебе кое-что прямо перед тем, как ты задашь следующий вопрос? Я начала встречаться с психотерапевтом. Я ходила один раз на прошлой неделе, и мое следующее назначение будет завтра. Я, вероятно, буду навещать ее дважды в неделю.

— Ты хочешь мне об этом рассказать? — спросил я.

— Да, если ты не против. Я перечитывала список, который ты оставил мне, тот, в котором ты перечислил то, что чувствуешь по поводу моего... прелюбодеяния. И до меня начало доходить, что я... — она на мгновение остановилась, а затем продолжила: —. .. что женщина, которая действует так, что причиняет столько боли мужчине, которого, по ее словам, она обожает... ну, с ней что-то не так.

Она смотрела на меня со слезами на глазах.

— Я имею в виду, что женщина, которая замужем за таким прекрасным и любящим мужчиной как ты, — каким же я должна быть эгоистичным монстром, чтобы сделать то, что сделала?

— Я уже говорила тебе, что этот роман не имеет ничего общего с тобой, с нашими отношениями. Но теперь вижу, что это совершенно неверно — посмотри, что я натворила! Я позволила... позволила Эдди называть меня твоим любимым моим именем. У меня были часы секса с ним за день до нашей годовщины свадьбы! Я не порвала с ним, даже когда поняла, что ты меня подозреваешь.

— Таким образом, я поняла, что должно быть... что-то во мне, что я просто не понимаю, и что мне нужна помощь, чтобы это понять. Это... мне очень трудно сказать. Я поняла, что независимо от того, останемся мы вместе, и... даже если ты бросишь меня... — теперь она заплакала, — даже если ты бросишь меня, я должна понять, что я сделала с тобой... и с собой. Потому что в любом случае мне придется прожить всю оставшуюся жизнь с тем, что я натворила.

Она положила голову на руки и тихо плакала. Казалось, она закончила то, что хотела сказать, и через минуту заговорил я:

— Марианна, это звучит как хорошее решение. Я надеюсь, что это будет полезно, и надеюсь, что ты расскажешь мне о том, что узнаешь, когда будешь готова.

Она кивнула, все еще плача, но не посмотрела на меня. Я тихо сказал:

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Она покачала головой.

— Нет, у меня есть еще кое-что, что я бы хотела тебе сказать. Просто дай мне минуту. — Через некоторое время она подняла глаза, улыбнулась сквозь слезы и встала. — Я только умоюсь, и сейчас же вернусь.

Я думал о том, что только что сказала мне Марианна. Это вызвало те же вопросы, которые были у меня, а именно: то, что она сделала со мной и с нашим браком, казалось необъяснимым. Я думал, что у нас был крепкий и любящий брак, и она сказала, что тоже думает так. Но как тогда она могла сделать то, что сделала? Для меня это просто не имело смысла, а теперь это стало бессмысленным и для Марианны. Так что, то, что она искала помощи, должно быть хорошо. Я не знал, поможет ли то, что она узнает в терапии, простить ее. Но по крайней мере, было бы легче понять, что она сделала.

Когда Марианна вернулась, она опять начала контролировать ситуацию.

— Том, мне нужно поговорить с тобой о тебе и Кэрри. Мне жаль, что я убежала из твоей квартиры на прошлой неделе, но прислушиваясь к твоей истории о... тебе и ей... мне просто стало не по себе. То, что я чувствую по этому поводу, во-первых: испуг. Я в любом случае боюсь, что ты решишь оставить меня, развестись со мной. Бог знает, никто тебя не обвинит! И тот факт, что в твоей жизни у тебя есть эта... любящая, сексуальная, страстная, красивая молодая женщина... ну, имея ее, тебе будет легче уйти навсегда. Но также я понимаю, что ничего не могу с этим поделать. Даже после всего лишь одного сеанса терапии я признаю, что единственный, кто может решить, бросишь ли ты меня, это ты.

— В некотором смысле — и, может быть, это больной, извращенный способ — твой роман с Кэрри может быть для меня даже полезен. Мысль о том, что ты близок с кем-то еще, просто разрывает меня, Том. В своих мыслях я вижу, как ты касаешься, лаская, занимаясь с ней любовью, так же как ты привык это делать со мной, или шепча ей на ухо слова любви, как ты делал это мне, и я с трудом могу даже встать. Мне кажется, что кто-то ударил меня под дых. Но всякий раз, когда у меня возникают эти чувства, я знаю — действительно ЗНАЮ — через что моя измена провела тебя. Мой нос всегда утыкается в ту боль, что я причинила тебе. Во всяком случае, в кое-что из этого — я избавлена от муки твоей измены за моей спиной. — Она с сожалением улыбнулась мне. — Может быть, я все еще отделываюсь слишком легко, а?

— Но я переживаю сравнение ее со мной. Она красивее, лучше как любовница, удовлетворяет ли она тебя больше, чем я? На прошлой неделе, когда ты рассказывал мне о своей первой ночи с ней, это звучало так возбуждающе, что я была в полном отчаянии. Как я могу когда-либо конкурировать с ней, в тридцать девять лет, после шестнадцати лет брака? А потом я увидела, что тебе пришлось столкнуться и со всеми этими чувствами. Плюс тот факт, что ты ничего не сделал, чтобы заслужить их. По крайней мере, у меня есть утешение знать, что я заслуживаю того, что ты делаешь!

Она на мгновение остановилась.

— Я не знаю, есть ли для меня какой-то смысл в сегодняшнем вечере, Том. Между нами такой огромный разрыв, и я — та, кто его сделал. Пару недель назад ты сказал, что мы должны продолжать говорить, несмотря на то, что наши разговоры оставляют нас обоих довольно несчастными. Тогда я этого не понимала, но теперь понимаю. Надеюсь, что... надеюсь, что ты будешь продолжать разговаривать со мной. Я не знаю, как исправить то, что я сделала. На самом деле, я вижу, что просто не могу восполнить это — не полностью. Возможно, даже и не близко. Но я собираюсь сделать все, что смогу, только попробуй. Я сказала тебе это две недели назад, Том: я сделаю АБСОЛЮТНО ВСЕ, если это поможет улучшить ситуацию. И я полностью отвечаю за свои слова.

Марианна откинулась на спинку стула — она выглядела истощенной. И волнующейся. Ну, у нее наверняка была причина быть такой! Мое собственное настроение, которое менялось, когда я находился с ней, от сочувствия до полной ледяной ярости, сбивало меня с толку, и я уверен, что она могла чувствовать это, просто наблюдая за моим лицом. В одну минуту я хотел обнять ее, успокаивая поглаживанием руки, а в следующую — представить, как избиваю ее, когда она сжимается в ужасе от моих ударов.

Люди, которые говорят, что иметь дело с изменяющей женой легко: «просто выбросить ее задницу!» полны дерьма. Они, вероятно, никогда не были в такой ситуации, и не знают, каково это изнутри. Шестнадцать лет любви, счастья и доверия, двое детей, которых мы оба обожаем, — это не ничто. Чистая ярость может чувствовать себя прекрасно, от этого адреналин, и я, конечно, это знал. Но, может быть, через два месяца вы живете в маленькой меблированной квартире, уставившись на стены, одинокий и подавленный, удивляясь, почему вы так далеки от людей, которые для вас важнее всего.

С другой стороны — а всегда есть другая сторона — вы не можете просто вернуться в гнездо, в котором находится ваша жена. Вы можете почистить его, вы можете проветрить и купить новые ковры и новую мебель, но это будет очень долго, пока не выветрится запах. И нет смысла пытаться спешить или преуменьшать, насколько это больно.

Я поднял глаза от своих мыслей и понял, что Марианна смотрит на меня.

— Что, Том? Ты можешь сказать мне, о чем ты думаешь?

Я вздохнул.

— Пара моментов, Марианна. Я очень рад, что ты начала терапию, и рад тому, что ты только что сказала обо мне и Кэрри. Я не знаю, что с нами будет, но уверен, что мне пришлось бы уйти, если бы я почувствовал, что ты не пытаешься понять, что переживаю я. С другой стороны, кое-что из того, что ты сказала обо мне и Кэрри, также верно. Наличие ее в моей жизни напоминает мне, что я все еще привлекателен, что я могу уйти от тебя и не быть в одиночестве в течение оставшихся дней. Быть с ней сексуально немного облегчает боль, когда я думаю о вас вместе с Эдди.

— И связь, которую я чувствую с ней, неизбежно влияет на связь, которую я чувствую с тобой. — В тот момент я думал о Кристин, хотя и не говорил об этом Марианне. — Было бы неправдой сказать, что это не имело никакого значения — как раз когда я заставил тебя признать, что ваша связь с Эдди повлияла на твои отношения со мной. С Кэрри я отдыхаю. Мы не просто ложимся вместе спать, мы также разговариваем, готовим обед и прижимаемся друг к другу. Этим удовлетворяется большая часть моей потребности в близости с другим человеком. Поэтому, конечно, это означает, что моя потребность в тебе становится меньше.

— Прямо сейчас я думаю, что это хорошо, необходимо, потому что я все еще так обижен и зол на тебя. Нет способа, которым ты могла бы удовлетворить эту нужду во мне, никоим образом, я бы не позволил тебе. Но давай посмотрим правде в глаза, Марианна — у тебя была эта эмоциональная близость с Эдди в течение МЕСЯЦЕВ, и это означало, что ты была не так близка со мной. Частичка твоего сердца была не моей, а его.

Не удивительно, что Марианна опять тихо заплакала.

— Я никогда не любила его, Том. Клянусь тебе. Так не было никогда. Ты можешь подумать, что я еще худший монстр, когда говорю это, но я приходила домой после... встречи с ним, и любила тебя, и с нетерпением ждала встречи с тобой, чтобы заняться с тобой любовью. Я не чувствовала себя словно: «Вау, это весело, я обманываю своего мужа, смотри, что мне сходит с рук». Это было больше похоже на «Вау, это было хорошо», как будто это был массаж или что-то вроде хорошей тренировки в спортзале! «И теперь я с нетерпением жду возможности вернуться к своему любящему мужу». Это очень плохо? Я не знаю. В некотором смысле, я не понимаю, я относила роман к совершенно другой категории. Я выходила в него из своей жизни, а затем возвращалась обратно в свою жизнь. Может быть, это заставляет меня походить на типичного мужчину, который якобы может отделить секс от любви. Может быть, это значит, что я совершенно облажалась, Том, я не знаю. — Она говорила быстро, почти отчаянно. — Но что бы это ни значило для меня, то, что я тебе говорю, — это правда.

Мы несколько минут сидели в тишине.

— Ты меня любишь, Том? — тихо задала вопрос Марианна, не глядя на меня.

— Да, Марианна. Вот что и делает все трудным. Если бы я не любил тебя, и если бы не дети, было бы легко уйти. Очень больно, но легко. Но я люблю тебя и хочу вернуть наш счастливый брак. Тот, который был полон любви и доверия, где мы всем делились. На самом деле, проблема в том, что каждый раз, когда я думаю об этом, я понимаю, что НИКОГДА не смогу вернуть этот брак — лучшее, на что я могу надеяться, это какая-то половинная версия его. И потом я полон гнева на тебя, что забрала у меня этот счастливый брак.

— Я знаю это, Том, — сказала она. — И даже я не понимаю, как ты можешь простить меня. Я не могу представить, как бы я смогла простить тебя, если бы все было наоборот.

Мы помолчали еще несколько минут. Потом я сказал:

— Я ухожу, Марианна. Спасибо за ужин. Я скоро опять поговорю с тобой.

Я протянул руку, чтобы сжать ее руку, а она одарила меня грустной, мужественной улыбкой.

***

На следующий день во время обеда я пошел в дом и проверил магнитофоны, которые все еще были спрятаны на чердаке. Я принес записи обратно в свою квартиру и прослушал их в тот вечер, задаваясь вопросом, найду ли что-нибудь ужасное. Я вспомнил, что участники переговоров по контролю над вооружениями говорили: «Доверяй, но проверяй». Это заставило меня смеяться — я совсем не доверял, поэтому мне действительно пришлось проверять!

К моему облегчению, записи были обычными. Я слышал, как Марианна звонила по телефону, касательно своей работы, или разговаривала по телефону со своими родителями или Андреа. Было несколько звонков ее психотерапевту, доктору Бреннер, о назначении встреч. Похоже, посетителей дома не было.

На магнитофоне в спальне я нашел телефонный звонок от Эдди, о котором мне сказала Марианна. Он было кратким, и все так, как она описала.

«Привет?... Эдди, зачем ты звонишь?... Нет, послушай меня. Мы закончили, и я не хочу больше с тобой разговаривать... Нет, остановись! Ты звонил мне, а я не собираюсь тебя видеть или опять с тобой разговаривать. Это ясно?... Нет! Если ты позвонишь мне снова, я просто повешу трубку. Пока, Эдди!»

Я услышал, как на телефон твердо положили трубку, а затем через мгновение голос Марианны заговорил сам с собой.

«Черт!» — сказала она. — «Черт-черт-черт». — А потом, через мгновение: «О чем, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, я думала?»

Два дня спустя Марианна позвонила мне и сказала, что Эдди звонил еще два раза.

— Я повесила трубку, Том, но мне не нравится, когда он пристает ко мне, — сказала она. Она звучала расстроено. Я сказал, что буду сразу после работы.

Когда я добрался до дома, то сразу сказал:

— Марианна, мне пора кое-что узнать об Эдди. Я думал, что он — наименьшая из наших проблем, но ошибался.

— Я скажу тебе все, что ты хочешь знать, Том, — сразу сказала она.

— Хорошо, как его полное имя, где он живет, где работает?

— Его зовут Эдди Карлсон. У него есть квартира в здании на четырнадцатой и Хейвен — это шестиэтажное здание, а его квартира находится на четвертом этаже. Он работает менеджером в магазине «фото за час» под названием Кольерс, в торговом центре города.

— Как он смог так легко уходить, чтобы встретиться с тобой в середине дня? — спросил я ее.

— У него в магазине всегда есть по крайней мере еще один человек — помощник менеджера или клерк, который может его подменить.

— Хорошо, Марианна. Пожалуйста, оставь ему сообщение завтра, в течение дня. Скажи, что хочешь, чтобы он прекратил звонить домой, и что ты встретишься с ним на следующий день в двенадцать часов в Бисконте. Это — бар на девятой и Стивенсон.

Она выглядела обеспокоенной.

— Почему ты хочешь, чтобы я это сделала, Том? Я больше не хочу его видеть, никогда!

— Поверь мне, после этого у нас с Эдди проблем не будет. Я тоже буду там. — И я объяснил, что имею в виду.

Двумя днями позже мы были в Бисконте в двенадцать часов. Марианна сидела в кабинете, а я находился метрах в девяти, сидя в баре. Когда вошел Эдди, он подошел прямо к Марианне и попытался поцеловать ее, но она уклонилась от поцелуя, и он сел в кабинете напротив нее. Я встал и подошел к ним. Когда я подошел, то услышал, как он говорит:

— Анни, я так ужасно рад тебя снова видеть! Я был... — Затем он поднял голову и увидел меня.

Марианна встала из кабинета, а я плавно опустился на ее место, напротив Эдди.

— Эдди, это — мой муж Том. Он хочет тебе кое-что сказать. — Не говоря ни слова, Марианна вышла и села в баре.

Лицо Эдди выражало смесь раздражения и тревоги. Он выглядел молодым, лет на тридцать, и совсем не располагающим. Полагаю, он был красив, если хорошо подумать, но немного меньше ростом и худее меня.

Его рука была протянута через стол к Марианне, и я быстро схватил его предплечье правой рукой и крепко сжал. Он попытался оттащить его назад, но я неуклонно сжимал его все сильнее и сильнее, пока ему не стало больно.

— Просто оставь свою руку здесь, Эдди. Будь хорошим мальчиком. — Я говорил спокойно, сохраняя свое лицо без выражения.

Он не знал, стоит ли попробовать неповиноваться или выказать уважение, поэтому начал первым, хотя ему и не удалось сделать это достаточно успешно.

— Значит, это — «любящий муж», да? — усмехнулся он, хотя я видел в его глазах страх. — Пришел, чтобы присоединиться к вечеринке?

Я не ответил, просто смотрел ему в глаза, не двигаясь. Он попытался не отводить взгляд, но через минуту не смог смотреть мне в лицо и нервно двинул глазами, оглядывая бар. Я все еще держал его за руку, все еще причиняя небольшую боль. Затем заговорил, сохраняя в голосе спокойствие:

— Эдди, в прошлом Марианна хотела проводить с тобой время. Это было ее решение. Но теперь она этого не хочет, а ты не понял. Так что, теперь это — мое дело. Ты ведь знаешь, чем я зарабатываю на жизнь, верно, Эдди? Я — инженер. В своей работе я много общаюсь с ребятами из строительного бизнеса. Джентльменами с такими именами, как Дино и Винни. Ты успеваешь за мной? У меня был разговор с парой этих джентльменов. Я спросил их, как бы они решили проблему любовника, который побеспокоил одну из их жен, и который не понял того, что он больше не нужен?

Эдди слушал, теперь не двигая мышцами. Удерживая моей правой рукое его руку, я сунул левую в карман и вытащил двадцатитрехсантиметровый зубчатый нож, который положил на стол между нами.

— Мои друзья сразу договорились о том, как будут обращаться с любовником — они отрезали бы ему член и яйца, а затем сунули ему в рот. Может быть, также, рот зашили. Единственное, в чем они не пришли к согласию, был вид ножа для использования. Но трое из четырех сказали, что этот зубчатый нож отлично подойдет. Неаккуратный, но эффективный.

Эдди даже не притворялся, что не слушает. Он совсем побледнел, а на верхней губе выступил пот.

— Мои друзья также сказали, что будут рады помочь в «моей ситуации», если я решу, что нужна какая-либо помощь. Я сказал, что дам им знать.

Я подождал еще минуту, все еще глядя на Эдди, затем закончил:

— Эдди, ты больше не будешь звонить Марианне. Ты не будешь видеться с Марианной, разговаривать с ней, думать о ней. Даже быть в радиусе ста метров от Марианны. Если когда-либо ты попадешь с ней в одно то же место, то повернешься и быстро уйдешь в противоположном направлении. Ты понял это, верно, Эдди? — Он кивнул, не сводя с меня глаз.

— Я хотел бы услышать, как ты это скажешь, Эдди...

Недолго думая, он сказал:

— Да. Да. Я понял.

Я больше не говорил, просто отпустил его руку. Потерев ее другой рукой, он быстро поднялся на ноги, не глядя на меня или нож, и вышел из бара. Он прошел мимо Марианны, где она сидела, не глядя на нее.

Я положил нож в карман и вернулся к Марианне.

— Не пора ли нам пообедать? — спросил я. Она посмотрела на меня и кивнула, улыбаясь. На ее лице было странное выражение: какая-то смесь смущения, облегчения, удовольствия и гордости.

Обед был расслабленным и приятным. У меня было еще одно дело, чтобы обсудить, и я сразу поднял его.

— Марианна, нам нужно поговорить о Сьюзен. И Джеке.

— Я думала об этом, Том, и тоже хотела тебе сказать. Весной Сьюзен и Джек вместе уехали из Кливленда, я думаю, что сейчас они живут в Теннесси. Мы с ней перестали быть подругами после той ночи... Они подставили меня, чтобы я снова увиделась с Эдди. Я имею в виду, я виновата в том, что сделала, но... скажем так, я не думаю, что у нее в душе были мои наилучшие интересы. В любом случае, она уехала — они оба уехали.

***

Следующие две недели августа прошли быстро и без происшествий. Мы с Марианной говорили, по крайней мере через день. Иногда у нас были короткие, обычные телефонные звонки, в другое время я приходил домой на ужин или она приходила ко мне в квартиру, и мы продолжали наши мучительные разговоры. Мы также возобновили нашу привычку бегать по утрам. Я приезжал два или три раза в неделю, мы вместе бегали, затем принимали душ (по очереди) и вместе завтракали. Это было приятно, и мы обнаружили, что можем говорить о рутинных вещах — в основном о детях и нашей работе — без активизации злосчастных эмоций.

Она мимоходом упомянула, что ее терапия очень ей помогла, но, казалось, не была готова рассказать мне детали, поэтому я не стал на нее давить. Без долгих разговоров она предположила, что я все еще регулярно встречаюсь с Кэрри, и я позволил ей продолжать в это верить. На самом деле, я часто думал о Кристин. Однажды, по максимуму, я вообразил с ней долгосрочные отношения. Чаще всего осознавая, что это — просто фантазия, я позволял себе переживать и наслаждаться нашим временем вместе. Она так много сделала, чтобы начать мое исцеление, и я надеялся, что помог ей, пусть хотя бы вдвое меньше.

Не сказав ни слова Марианне, каждые пару дней я продолжал проверять записывающие устройства в доме. Там не было ничего, кроме обычных звонков по работе или члены семьи. Однажды я надеялся, что смогу забрать рекордеры, но еще не был готов это сделать.

В прошлую среду в августе я спросил Марианну, можем ли мы поговорить после нашей утреннего пробежки на следующий день — надо ли ей спешить на работу? Она сказала, что нет, и мы решили оставить это время.

Когда оба приняли душ и сидели за яйцами с кофе, я сказал:

— Марианна, в воскресенье мы должны забрать детей, поэтому я хотел бы поговорить о порядке проживания. — Она кивнула, чтобы я продолжал, выглядя серьезно.

— Вот что я думаю, — продолжил я. — Я хотел бы вернуться домой по нескольким причинам. Но хочу сразу прояснить, что этот шаг значит для меня, а что нет. И хочу, чтобы ты также рассказала о том, что чувствуешь.

Она одарила меня осторожной, но возбужденной улыбкой.

— Том, я буду... Я буду очень рада, когда ты вернешься домой.

Я пошел дальше:

— Я не хочу быть вдали от детей, сидеть один в квартире и удивляться, почему я не с ними. Кроме того, я не хочу пугать их без необходимости. Если мы с тобой разводимся, мне придется с этим смириться, но в то же время я хотел бы действовать так, будто между нами все в порядке. Но мое возвращение не означает, что на самом деле все в порядке, как ты должна знать. Мы не занимались любовью с тех пор как... я все узнал, и я не готов спать с тобой в нашей спальне. — Она выглядела пораженной, но только кивнула. Поэтому я подумал, что перенесу их оборудование Нинтендо в гостиную, а свой компьютер и вещи для работы положу в гостевой комнате. Там уже есть односпальная кровать. порно рассказы Я могу им сказать, что мой график работы изменился, что у меня много проектов, над которыми мне нужно работать поздно вечером, и что я буду часто спать в гостевой комнате, чтобы не беспокоить тебя.

Она опять кивнула.

— Кажется, все в порядке, Том. Думаю, они поверят в это, не слишком задумываясь.

— Хорошо. Я перевезу свои вещи обратно в течение следующих нескольких дней, так что, к воскресенью все в доме будет готово. — Мне нравилось видеть, что Марианна продолжает улыбаться. Затем ее улыбка внезапно погасла.

— Том, что это... что означает твое возвращение домой... касательно тебя с Кэрри?

— Я все еще встречаюсь с ней, Марианна. Но я никогда не приведу ее сюда. Мы с ней просто время от времени организуем встречи в течение дня.

Я снова задавался вопросом о мудрости расширения моего вымышленного романа и о том, не настало ли время рассказать Марианне правду.

Не существует плана, как быть мужем, чья жена изменила — точно так же, как нет плана того, как быть хорошим мужем или хорошим отцом. Просто надо изо всех сил стараться в каждый момент делать то, что кажется наилучшим. И на данный момент казалось, что лучше всего продолжить мой «роман» с Кэрри. Позже я найду подходящее время, чтобы рассказать Марианне всю историю.

***

Наша поездка в лагерь за детьми была приятной, и наше воссоединение с ними было очень эмоциональным. Мы оба скучали по ним как сумасшедшие — возможно, даже больше, чем они по нам — и угроза того, что наш брак оказался на грани разрыва, еще больше порадовала нас видеть их обоих, обнимать их и слушать их истории о парусном спорте, о новых друзьях и походах с ночевкой.

После того как мы вернулись домой и выгрузили их вещи, они помчались в гостевую комнату, ища свои видеоигры. Я последовал за ними и очень небрежно объяснил мой новый график работы, и что Нинтендо теперь будет в гостиной. Без малейшего колебания они направились обратно по коридору. Эта новая договоренность их не обеспокоила!

Наши первые несколько недель нового учебного года были сладкими. Мы с Марианной наслаждались радостью вновь стать семьей. Мы не только скучали по детям, но и ее роман гораздо меньше влиял на наши роли отца и матери, чем на роли мужа и жены. Быть родителями вместе, как и раньше, было легко и естественно, без спотыкания об эмоциональные раны.

Но наша жизнь как семейной пары все еще была тяжелой. Хотя повседневные занятия часто были очень приятными, все, что имело отношение к эмоциональной или сексуальной близости, ощущалось как минное поле. Малейший неверный шаг вынес бы боль прямо на поверхность. Даже если Марианна готовила особенно вкусную еду, или была одета в одежду, которую я любил, или казалась чрезмерно внимательной, я задавался вопросом, были ли ее действия приятными и любящими в отношении меня, или она просто пытались загладить свою вину.

Однажды Марианна схватила меня за руку и поднесла ко рту, чтобы поцеловать ее в тыльную часть, как делала это много раз в прошлом. Все, что я мог сделать, это вздрогнуть, вспоминая, как она это сделала в тот день, когда мы отправились на озеро Форбс — в тот день, когда я противостоял ей по поводу трусиков-стрингов, и она солгала мне в лицо.

Казалось, что этих болезненных моментов были десятки, и время не сильно повлияло на то, чтобы сделать их меньше или заставить легче принять их. Я решил поговорить с Марианной, о том, о чем долго думал.

***

Я выбрал воскресенье, когда оба ребенка ушли на день с друзьями, и спросил Марианну, не могли бы мы в полдень устроить пикник у озера Форбс. Она удивленно посмотрела на меня — мы не были там все лето, с первого дня, когда я узнал о ее романе. Должно быть, она сразу поняла, что я имел в виду что-то серьезное.

— Хорошо, Том, — нерешительно сказала она. Она увидела мою улыбку, и я сказал:

— Я подумал, что это будет хорошим местом для разговора. — Это заставило ее еще больше занервничать, но она согласилась пойти.

Когда мы добрались до озера, то расстелили одеяло и пообедали, ни о чем не разговаривая. Марианна ждала, когда упадет какая-то бомба, и ей явно было не по себе. Наконец она сказала:

— Я знаю, что грядет что-то большое, Том. Ты можешь просто сказать мне? Ожидание слишком тяжело.

— Хорошо, — сказал я. — Вот что. С тех пор как я узнал о твоем романе, я злился, что наш брак, каким я его знал и любил, закончился навсегда. Я хотел его вернуть — легкое доверие, которое мы имели друг к другу, близость к тому, чтобы быть единственным любовниками друг у друга — но я знал, что никогда не смогу вернуть его назад. Ну, я еще не горюю, но я принял тот факт, что этот брак мертв. Брак, который у нас с тобой был, мертв, и теперь у нас единственный выбор — иметь другой брак или не иметь брака вообще.

Она смотрела на меня очень серьезно. Она могла видеть, что это не было «прощай, я ухожу», но все еще не знала, куда я направляюсь.

— Это почти как когда умерла моя мать, Марианна, когда я еще учился в колледже. Я плакал, я огорчился, я хотел ее вернуть. Я хотел, чтобы моя жизнь была такой же, какой была до того, как она заболела. Но, конечно, этого случиться не могло. И в конце концов, я нашел способ, чтобы жизнь была полна счастья, но без нее.

— Наш старый брак точно так же мёртв. Я не могу смотреть на тебя и видеть верную жену, которая у меня была в течение шестнадцати лет, женщину, которая никогда ни в чем мне не лгала. И ты не можешь смотреть на меня и видеть мужчину, который тоже был тебе верен. — Я подумал о Кристине, зная в то же время, что Марианна думает о Кэрри. — Я хочу, чтобы мы были вместе. Я хочу, чтобы ты была моей женой. Я хочу опять заниматься с тобой любовью. Но все будет иначе, и, возможно, поначалу будет больно. Когда мы будем заниматься любовью, у нас не будет радости от той близости, которая была только друг для друга. С нами в комнате будут другие люди, с которыми мы были близки и с кем занимались сексом.

— Когда я целую тебя или прикасаюсь к тебе, когда я — внутри тебя, я услышу слова и звуки, которые ты издавала с Эдди, и увижу в уме то, что, как я знаю, ты делала с ним. Это не весело, но это — реальность. И я знаю, что ты тоже с этим столкнешься. — Я отвел взгляд от нее, глядя на озеро. — Но единственный путь вперед, который я вижу, — это в любом случае заниматься любовью — и в любом случае быть мужем и женой. Мы либо преуспеем в нашем новом браке, либо нет. Но наш старый брак исчез. Он мертв, как моя мать.

Была тишина. У Марианны на лице были слезы. Я представляю, что она чувствовала, что «да, наш старый брак мертв, и я — та, кто его убила». Я этого не говорил, но это было ясно обоим.

— Том, я знаю, что ты прав. Мы с доктором Бреннер говорили о той же проблеме, хотя и не теми же словами. Как ты выразился, отчаянно трудно отказаться от этого «старого брака», особенно зная, что я — причина нашей потери. — Она вытерла слезы. — Думаю, я все еще цепляюсь за надежду, на самом деле за фантазию о том, что так или иначе мы сможем вернуть это доверие. Но я вижу, что ты прав. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Я посмотрел на нее с легкой улыбкой.

— Думаю, нам нужно сделать три вещи. Во-первых, мы должны перестать притворяться. Я думаю, что мы оба танцуем вокруг всех чувствительных предметов, всех болезненных моментов, в надежде, что если мы их не заметим, они исчезнут, но это не сработает. Когда на днях ты схватила мою руку и поцеловала ее в тыльную часть, как ты иногда это делала раньше, это напомнило мне, что ты делала это в последний раз здесь, на озере, в день, когда я узнал о твоем романе на стороне. И это больно, до сумасшествия!

Я увидел ее выражение удивления и печали, затем она кивнула. Я продолжил.

— Но нам просто придется с этим справиться. Полагаю, мне придется просто сказать: «Я помню, когда ты в последний раз это делала — это было на озере Форбс, в июле». И тогда мы оба узнаем. И что-то изменится — возможно, ты откажешься от этого жеста и найдешь другой. Или ты будешь делать тот же самый старый жест с особым взглядом на меня, который говорит: «Да, мы оба знаем, почему этот жест причиняет боль, но он также передает мою любовь к тебе, и мы оба понимаем, почему я все равно это делаю».

Марианна кивнула, а затем спросила:

— Какие еще две вещи, Том?

— Одной из них является то, что я хочу, чтобы мы снова занялись любовью. Боюсь, что это будет странно, возможно даже поначалу ужасно, хотя я надеюсь, что нет. Но я хочу, чтобы мы начали.

Она почти застенчиво улыбнулась мне и сказала:

— Я тоже этого очень хочу. Я очень скучаю по тебе... очень!

— И последнее: я хочу, чтобы мы уехали на неделю, может быть, в октябре? Мы можем попросить твоих родителей остаться в доме и побыть с детьми. Они всегда любят это делать. Я бы хотел, чтобы мы это сделали, уехав куда-нибудь, где красиво, тепло, есть пляж, и где-то, где мы никогда раньше не были. И я хочу, чтобы ты купила новую одежду. Новую одежду для ношения днем и вечером, новые купальники, и в особенности, новые ночные рубашки и нижнее белье. Я не хочу напоминаний о прошлом отпуске. Давай попробуем сделать несколько приятных новых воспоминаний.

— Мне нравится идея, Том! — Влажные глаза Марианны сияли, теперь от счастья. — Я чувствую, что ты предлагаешь мне больше, чем я заслуживаю, намного больше, и я не собираюсь отказываться от этого! Позволь мне проверить в офисе расписание обоих, и мы сможем выбрать неделю прямо сейчас. И конечно, я не откажусь от шоппинга!

Потом она более серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Но ты ничего не сказал во всем этом о своем гневе, дорогой. Мы оба знаем, что ты все еще злишься — бывают моменты, когда это почти скатывается с тебя, как волна. Это страшно.

— Да, ты права. У меня все еще есть такие моменты, и вероятно, будут еще долго, хотя думаю, что они становятся менее частыми. На самом деле, есть еще одна маленькая вещь, которую я должен сказать, Марианна.

Я посмотрел прямо на нее.

— Ты можешь чувствовать, что это совершенно не нужно, но мне требуется сказать это для МЕНЯ, если не для тебя. Я изо всех сил пытаюсь научиться снова доверять тебе. В наилучших обстоятельствах это займет некоторое время. Но если ты когда-нибудь предашь мое доверие опять, даже один раз, если ты когда-нибудь снова изменишь мне или солжешь — мы закончили. — Я начал немного дрожать, чувствуя, как мой гнев вспыхнул во мне. — Я молча выйду за дверь, и не вернусь, чтобы дать тебе возможность объясниться. Люди говорят «изменивший однажды, будет изменять всегда». Я не знаю, правда ли это. Надеюсь, что в отношении тебя это неправда. Но если это... ну, я надеюсь, я ясно дал понять, что я к этому чувствую.

Я сидел неподвижно, позволяя гневу снова отступить, и вздохнул. Затем сказал:

— Мне просто нужно было сказать тебе это. Извини.

Марианна медленно подошла ко мне и взяла мою руку, наблюдая за моим лицом, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Затем сказала:

— Я в долгу перед тобой за честность и верность. И я подвела тебя однажды... долгое время. Но я не повторю эту ошибку снова, если ты останешься со мной. И я сделаю все что смогу, что бы ты ни попросил, чтобы вернуть к себе доверие. Тебе не нужно говорить мне «извини», Том. Все, о чем ты действительно просишь, — это то, что ты должен был от меня иметь все время.

Мы спокойно посидели там еще несколько минут, Марианна держала меня за руку. Затем я сказал ей:

— Я думал сплавать через озеро и обратно, но если бы мы сели в машину и поехали домой, у нас было бы несколько часов уединения, прежде чем домой вернутся дети.

Марианна улыбнулась и сказала:

— Я голосую за уединение!

***

Заниматься любовью с Марианной в тот воскресный полдень в нашей спальне было и чудесно, и странно. Мы делали все очень медленно, очень осознанно, словно говоря друг другу: «Да, мы помним, что произошло — неверность, призраки других любовников в комнате — но мы все равно будем наслаждаться этим».

Мы оба, казалось, чувствовали, что не должны торопиться, поэтому наша прелюдия длилась долго. У меня было много болезненных моментов — у меня в голове были образы Марианны и Эдди, и я должен был смотреть сквозь них, а не игнорировать их. Хуже всего для меня было, когда она лежала передо мной на спине, в возбуждении и улыбаясь, а я был над ней в готовности войти. Она была с ним такая же, открытая, возбужденная, улыбающаяся, жаждущая, чтобы он трахнул ее.

У меня перехватило дыхание, и я на мгновение заколебался. Улыбка Марианны исчезла, когда она увидела мое недовольство. Но у меня не было выбора, кроме как продолжать. «Это — мой новый брак», сказал я себе. Я попытался улыбнуться в ответ, а затем мы оба вздохнули от удовольствия, когда я скользнул в ее горячую влажность. Она была полностью готова, и это было хорошо...

Наша связь была такой же медленной, как и наша прелюдия. Я хотел прочувствовать каждый момент и каждое ощущение. Я продолжал менять темп и глубину, по-разному двигая бедрами, ускоряясь и замедляясь. Мы все время смотрели друг на друга, пытаясь, я думаю, успокоить друг друга: «Да, это ТЫ, с кем я здесь, это ТЫ, с кем я хочу это делать!».

В конце концов, я позволил себе лечь на Марианну, уткнувшись лицом в ее шею, и заскользил быстрее и сильнее, позволяя удовольствию и возрастающей потребности в разрядке захватить меня. Я почувствовал, как ее руки сжали мои плечи, слышал ее ритмичные вздохи в ответ на каждый толчок, и с содроганием выплеснулся в нее...

Через минуту я соскользнул с нее в сторону, и мы лежали рядом, держась друг за друга и глядя друг на друга. Больше не было улыбок, момент был очень серьезным. Это было настолько далеко от нашего игривого, беззаботного занятия любовью в старые времена, насколько только возможно. Это было больше похоже на ритуал, некий обряд, в котором была доля боли. Если это звучит мистически, пусть так и будет — так оно и было.

Не улыбаясь, Марианна положила руку мне на щеку и сказала:

— Спасибо, Том. Я очень тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — сказал я. Потом мы обнялись и оба плакали.

***

На выходных, после того как мы опять занялись любовью, мы пригласили Стива и Андреа на субботний ужин. Это был первый раз, когда мы все четверо были вместе, после того как я узнал о романе Марианны. Я видел Стива и Андреа несколько раз, а Марианна один или два раза; но думаю, что ей было слишком стыдно, чтобы опять насладиться мыслью о том, что мы все можем общаться.

И в течение первых нескольких минут все было напряженно. Я думаю, что мы все поняли, что основными правилами было «не говорить о браке Тома и Марианны». Так что, сначала мы говорили о тривиальных вещах, пока не вступило в силу наше чувство удовольствия в обществе друг друга. Это были два наших любимых человека. Они давно знали нас и волновались о нас обоих. Они были веселые и умные. Мы много смеялись и хорошо проводили время. Я даже заметил, что Стив подсел на Рингнес, мое новое любимое пиво!

В какой-то момент женщины пошли внутрь, чтобы присмотреть за десертом, и Стив тихо сказал мне:

— Все выглядит лучше, Том. — Я кивнул.

— Долгий путь, но мы добиваемся прогресса. Позволь мне еще раз поблагодарить тебя и Андреа, Стив, в сотый раз. Вы, ребята, были потрясающими. Вы были для меня настоящими друзьями, но без вырезания из картины Марианны. Большое вам спасибо.

Он выглядел немного смущенным из-за моих чувств, и в шутку сказал:

— Как там говорят: «Для чего нужны друзья?»

***

В течение следующих нескольких недель мы постепенно вернулись к регулярному сексу. Это было не так здорово, честно говоря. Мы все еще были очень серьезными, осторожными, такими же застенчивыми, как два человека, которые занимались любовным обучающим видео. Мы доставляли друг другу удовольствие, у нас были оргазмы, мы наслаждались ими — но мы не приблизились к тому, чтобы найти неослабевающую радость, которую когда-то получали друг от друга.

Отчасти, должно быть, в голове Марианны был образ Кэрри, но больше всего я думаю, что мы с Марианной боялись одного и того же: моего гнева. Именно в постели мой гнев по поводу ее романа был самым острым, и хотя я никогда ничего не предпринимал при этом чувстве, оно часто присутствовало. Если она брала мой член в рот, я слышал, как она говорит Эдди: «Боже, он такой большой, такой твердый и такой красивый! Дай мне пососать», и мои кулаки сжимались.

Если я ложился на нее, наслаждаясь ее стонами и движениями бедер, когда она толкалась мне навстречу, я слышал, как она говорила: «О, Эдди, никто не трахает меня так, как ты!»

Если я проскальзывал в нее, в миссионерской позе или сзади, моей любимой позе, я слышал, как она нетерпеливо говорит ему: «Я хочу, чтобы твой прекрасный член был внутри меня». И я должен был это терпеть, я должен был продолжать. Потому что альтернатива состояла в том, чтобы вытащить из нее свой собственный член и выйти из комнаты.

Однажды ночью, после того как мы занимались любовью, я лежал на спине, опираясь на подушки и глядя в никуда, Марианна посмотрела на меня и сказала:

— Том. Мне очень жаль, что ты слышал, как я говорила с Эдди. Я могу извиняться всю оставшуюся жизнь, и знаю, что этого никогда не будет достаточно. Но ТЫ — лучший любовник, какого я когда-либо имела. Это ТВОИ руки, которые я хочу, чтобы были вокруг меня, ТВОЕ тело, которое я хочу иметь рядом с моим, и ТВОЙ прекрасный член, который я хочу чувствовать внутри себя. Мне просто очень, очень жаль...

Она замолчала и прижалась ко мне. Я обнял ее, поглаживая. С некоторыми моментами просто невозможно разобраться словами.

***

В середине октября мы с Марианной отправились в недельное путешествие в Сент-Томас на Карибах. Она купила много новой одежды. Я надеялся, что в новых вещах появилось и новое белье, потому что мне нравилось видеть ее в обтягивающей, прозрачной или просто слишком короткой пижаме; но она скрывала свои новые покупки, пока мы не добрались до острова.

Я продолжал проверять записывающие устройства в доме, по крайней мере два раза в неделю. Теперь они были в основном наполнены звуками детей, но время от времени были звонки Марианне или от нее, и я тщательно прослушивал их, со всем вниманием. Сначала я почти затаивал дыхание, не зная, что могу услышать. Но с течением недель мне становилось все легче и легче расслабляться, и я никогда не слышал ничего, что меня бы обеспокоило.

Также пару раз я проверил ее сумочку и машину, когда ее не было рядом, чтобы посмотреть, не появился ли одноразовый сотовый телефон, но тщетно. И звонки на ее обычный сотовый телефон, которые я мог проверить в ежемесячном счете, были обычными.

Означало ли это, что Марианна больше мне не изменяла? Нет. Но отсутствие доказательств было, конечно, лучше, чем наоборот! И она очень хорошо знала, что поставлено на карту. Если бы, несмотря на все что произошло, она не захотела или не смогла быть мне верной, наш брак был бы окончен.

В самолете до Сент-Томаса мы чувствовали себя близкими и романтичными, и я решил сделать ей «подарок», когда мы туда приедем, то, о чем я некоторое время думал. Мы зарегистрировались, переоделись и сразу же поужинали в великолепном ресторане на балконе под открытым небом с видом на Карибы. Марианна выглядела потрясающе в новых шелковых штанах, так что не только мои, но и взгляды всех остальных мужчин были сосредоточены на ней.

Во время ужина я с большим удовольствием просто смотрел на нее. Ее прекрасные глаза, полные блеска, сияние ее волос, ее прекрасные руки, изящная походка. Все это казалось мне чудом. Находясь вдали от дома, очевидно, мне было легче ее оценить.

Заканчивая десерт и ожидая счета, я сказал:

— Я хотел бы тебе кое-что сказать. Думаю, ты посчитаешь, что это — хорошая новость.

Она широко улыбнулась и сказала:

— Мне всегда нравятся хорошие новости! Что это?

Улыбнувшись ей в ответ, я сказал:

— Я перестал встречаться с Кэрри.

Ее лицо прошло через удивительную серию выражений, продолжавшихся всего мгновение. Сюрприз, радость, забота, настороженный оптимизм.

— Я думаю, это отличная новость, Том! Можешь ли ты... сказать мне немного больше?

— Я понял, что пришло время остановиться. Мы с тобой пытаемся заключить «новый брак», и ты имеешь полное право рассчитывать на мою полную приверженность ему, так же, как я ожидаю твою. И, конечно, есть и другая вещь. Ты знаешь, что Эдди все еще появляется в моих мыслях, когда мы — в постели. И Кэрри, несомненно, — в твоих мыслях. По крайней мере теперь, это может быть в прошедшем времени.

Марианна еще не выглядела полностью убежденной.

— И как... как она к этому отнеслась?

— Кэрри все время знала, в чем заключается моя ситуация, и я был честен с ней. Честно говоря, она может почувствовать облегчение. Есть парень, которого она очень заинтересовала, кто, по ее мнению, собирается пригласить ее к себе, но она пока не соглашалась. Я не знаю, как она могла справиться с этим, пока встречалась со мной. Это облегчит ей жизнь. И еще одно, Марианна. Точно так же ты должна понимать, когда я говорю, что с ней все кончено, я имею в виду — окончательно. Постоянно. Я больше не увижу ее, и ты можешь мне в этом поверить.

На этот раз улыбка окончательно осталась на ее лице, расширяясь, в то время как она смотрела на меня.

— Спасибо, что сказал мне об этом, Том. Слушай, ты не против грубого поведения в элегантном месте?

По ее тону я мог сказать, что она шутит, поэтому просто ответил:

— Вовсе нет. Что ты имеешь в виду?

— Ну, этот ресторан и обстановка такие милые. Надеюсь, ты не против, если я просто наклонюсь над столом и...

Она наклонилась, так, что между нашими лицами осталось сантиметров десять, и тихо сказала:

— Я бы хотела отвести тебя обратно в комнату и трахнуть до потери сознания!

Я откинулся назад, смеясь.

— Это БЫЛО грубо! Но полагаю, что в этот раз я готов заставить тебя кончать бесконечно — пока не выдохнешься...

Мы быстро оплатили счет и поспешили выйти.

***

Неделя в Сент-Томасе была отличной, и секс был, в основном, отличным. Конец моего «романа» с Кэрри, безусловно, помог, но думаю, что главное было — находиться вдалеке и наедине.

Дети у семейных пар забирают много энергии — не то чтобы при этом не было бонусов! Но весь день в Сент-Томасе нам приходилось думать только друг о друге. И мы были далеки от всего, что напоминало нам о беспокойном недавнем прошлом. Оно все еще было с нами, но казалось намного менее настоящим и намного менее важным.

Мы занимались любовью почти каждый день, а пару раз и дважды. Это показалось довольно хорошим для пары около сорока лет. Все всегда было приятно, и дважды мы были действительно безумны друг с другом (я уверен, что немного помогли также тропическая погода и потребление алкоголя). Но даже больше, чем наслаждение этими двумя безудержными сексуальными сессиями как таковыми, я был счастлив и рад, что мы опять смогли достичь такого уровня свободы друг с другом.

Мне также понравилось, что Марианна несколько раз проявляла в сексе инициативу, как в тот первый вечер после обеда, когда она набросилась на меня. Знание того, что иногда мы занимаемся сексом потому, что очень хочет ОНА (хотя, конечно, и я тоже), было для меня возбуждающим.

Когда мы летели домой, то были более загорелыми, более расслабленными, более счастливыми и безусловно, более оптимистичными в отношении нашего брака. Марианна держала меня за руку весь полет, а когда мы почти прилетели, она тихо спросила:

— Том? Как ты думаешь, ты готов вернуться в нашу спальню? Я была бы так рада, если бы ты это сделал!

Я кивнул ей, улыбаясь, и она взволнованно поцеловала меня со слезами на щеках.

***

Примерно через две недели после нашего возвращения у меня был еще один кошмар. Время от времени они у меня бывали, с тех пор как я узнал о романе Марианны, иногда раза два в неделю, иногда гораздо реже. Они всегда были о Марианне, и некоторые были плохими, некоторые не такими уж плохими. Этот был просто убийцей.

Во сне я лежал позади Марианны в постели, лаская ее грудь, целуя ее шею, нашептывая ей. Она лежала счастливая и томная, с закрытыми глазами, постепенно становясь все более возбужденной, тихо стонала. Мои руки двигались к ее киске, и когда я погладил ее клитор, она начала двигать бедрами навстречу мне. Она подняла верхнюю ногу, и мой твердый член толкнулся между ее ног. Затем она опять опустила ногу, и я терся своим членом взад-вперед по губам ее киски. Мои руки вернулись к ее груди, и я ущипнул ее за соски. Она все больше и больше возбуждалась, тяжело дыша, скользя бедрами взад и вперед. Затем повернула голову, ее глаза все еще были закрыты, и сказала: «Давай, Эдди! Воткни эту прекрасную штуку в меня!»

Когда я в шоке отшатнулся от нее, она открыла глаза и посмотрела на меня. Вздрогнув оттого, что это был я, она закричала: «Где Эдди?!» И внезапно в комнате появился голый Эдди. Он забрался на кровать и одним толчком вошел в нее, заставив ее вскрикнуть от удовольствия. Вскоре они дико трахались, игнорируя меня так, будто меня там и не было.

По какой-то причине я не мог двигаться. Я просто сидел, застыв в полуметре от них на кровати, не в силах вмешаться. Когда я, наконец, смог двигать руками, то начал хватать Эдди, чтобы оттащить его от нее, но Марианна посмотрела на меня и сказала: «Нет, Том, остановись! Мне нужен Эдди, чтобы кончить!» Затем она закрыла глаза и опять стала трахаться с ним как сумасшедшая.

Я услышал ужасный стонущий звук, похожий на рев раненого животного, а затем меня затрясло... Меня разбудила Марианна, и я попыталась вырваться из сна и посмотреть на нее.

— Том, с тобой все в порядке? Это был кошмар? Я просто посмотрел на нее, сбитый с толку, весь в поту, моя ярость и ужас угасали очень медленно. Часы показывали 3:25. Я потряс головой, пытаясь очистить ее. Наконец, я смог говорить и сказал:

— Извини, Марианна. Это был кошмар. Дай мне минуту.

Она пошла в ванную и вернулась с мокрой тряпкой для мытья посуды, которой аккуратно вытирала мое лицо и затылок. Затем она взбила подушки и заставила меня лечь обратно. Я думаю, что я все еще тяжело дышал, и, должно быть, выглядел сам не свой.

— Извини, — сказал я снова.

— Тссс, — ответила Марианна. — Это был просто сон. Теперь все прошло, я здесь, с тобой.

Я не хотел рассказывать ей об этом, но подумал, что она в любом случае могла угадать общую тему — я рассказывал ей о некоторых из моих предыдущих кошмаров. Она лежала на мне, положив голову мне на грудь. Через несколько минут я начал успокаиваться, и в конце концов, мы опять погрузились в сон.

***

В середине декабря мы пошли на большую рождественскую вечеринку, которую каждый год проводят наши друзья Алек и Диана. Алек в прошлом был моим коллегой по работе, и наши дети были примерно одного возраста с их детьми, поэтому мы знали их много лет. Это была большая вечеринка, шестьдесят-восемьдесят человек. Мы увидели Стива и Андреа и пообщались с ними и со многими знакомыми нам друзьями.

Вечеринка была официальной — черный галстук для мужчин и вечернее платье для женщин. Марианна надела черное платье-футляр с лямками-спагетти, с одной аквамариновой подвеской и соответствующими аквамариновыми серьгами. Ее волосы были уложены, открывая прекрасную шею. Она выглядела невероятно. Очевидно, я не объективен, но на вечеринке не было женщины, которая выглядела бы вполовину от ее соблазнительности.

В течение части вечера мы оставались вместе, разговаривали и смеялись с друзьями. Но с разгаром вечера мы, естественно, расстались, разговоры потянули нас в разные стороны. Было много выпивки, и все стало намного более расслабленным. Несколько стратегически навешанных кусочков омелы использовались некоторыми мужчинами в качестве удобного оправдания, чтобы целовать жен других людей, среди общего смеха. Я увидел парня по имени Марти, которого мы с Марианной случайно знали, он загнал ее в угол под омелой, поцеловал и обнял всем телом, его руки рыскали по ней, после чего она, смеясь, оттолкнула его.

В предыдущие годы эта вечеринка иногда становилась довольно шумной, с дикими танцами и даже парами, спаривавшимися (не со своими супругами), используя одну из многих отдаленных спален в большом доме. Имея это в виду, я старался держать Марианну на виду как можно больше. Но я застрял на несколько минут в политическом споре и потерял ее из виду.

Я как раз подумал, что мне нужно ее увидеть, когда услышал шум в гостиной, какие-то повышенные голоса, а затем из гостиной выбежала Марианна и прямиком подошла ко мне, побледневшая и потрясенная.

— Том, пожалуйста, давай просто уйдем сейчас? — сказала она напряженно. Я спросил, что случилось, но она, не отвечая, потянула меня ко входной двери. Я быстро пожал руку нашему хозяину, поблагодарил его за вечеринку, и мы взяли наши пальто и уехали.

В машине я опять спросил, что случилось, но она крепко прижалась к моей руке и сказала:

— Все в порядке, Том. Просто отвези меня домой, и я все объясню. — Она действительно выглядела расстроенной.

Когда мы добрались до дома, и я заплатил няне, я отвел ее в гостиную, налил нам по чуть-чуть бренди и сел рядом с ней на диван, держа ее за руку и нежно поглаживая. Она проглотила немного бренди, вздрогнула, а затем, казалось, немного успокоилась. Наконец, она начала говорить:

— Я хорошо проводила время, как мы всегда это делаем у Алека с Дианой. Ты знаешь, что после того как немного выпьют, все становятся довольно игривыми, но все было не хуже чем обычно. И тут этот парень, которого я раньше не знала, его зовут Малкольм — я думаю, что он работает с Дианой — он на полном серьезе стал ко мне приставать. Он и раньше говорил и флиртовал со мной, но все было безобидно, обычные комплименты моему платью или тому, как аквамарин оттеняет глаза. Знаешь — ничего страшного, и нетрудно справиться.

— Но позже ему удалось оттеснить меня от группы, в которой мы разговаривали, и вывести в угол гостиной. Флирт стал слишком агрессивным. Он говорил мне, что я — самая красивая женщина, которую он когда-либо видел, и мой муж не мог бы ценить меня так же сильно, как и он. Если бы я только дала ему шанс, он мог бы показать мне такие удовольствия, о которых я никогда раньше и не мечтала. И он гладил меня по плечу и стоял слишком близко, говоря мне на ухо. Потом взял меня за руку и повел по коридору к спальням.

— Я испугалась, что ты можешь войти в комнату, Том, и поймешь все неправильно! Я яростно рванулась от него. Сначала я не могла освободиться, и никто больше не замечал того, что происходит. Поэтому я закричала: «Отпусти меня! Я НЕ пойду с тобой!» А тут повернулась группа людей и уставилась на нас, и он меня отпустил, а я выбежала из комнаты, в то время как люди пытались следовать за мной или помочь мне.

Она вздохнула спокойнее, а я просто крепко обнял ее, поглаживая по волосам. Наконец, я сказал:

— Извини, дорогая. Хотел бы я быть ближе — меня просто поймали посреди спора между Биллом и Леонардом, а ты знаешь, что они из себя представляют, едва начинают.

Потом я сказал:

— Ты боялась, что он действительно... затащит тебя в комнату и изнасилует? Или ты боялась, что я увижу вас двоих и неправильно пойму, что происходит?

— Я не думаю, что он бы изнасиловал меня, Том. Он определенно был слишком напористым, но я уже бывала в таких ситуациях, и несколько твердых «нет» справились бы с этой задачей. А если нет, так — каблук-шпилька, твердо врезающийся сверху в его ботинок. Но я очень боялась того, что ты мог увидеть, и что ты мог бы подумать. Я не хочу, чтобы у тебя были малейшие сомнения во мне КОГДА-ЛИБО, и терпеть не могу находиться в таком положении, чтобы ты или кто-то еще могли сделать неверный вывод. Прежде чем я позволю этому случиться, я лучше перестану ходить на вечеринки.

Я улыбнулся ей, крепко обнял и мягко поцеловал ее в ароматные волосы, напевая прямо в них — возможно, какую-то дурацкую рождественскую песню, я не слишком оригинален в музыке. Ее история сделала меня счастливым, бог знает почему.

— Я люблю тебя, — сказал я, — и мне жаль, что так случилось. Ты — очень красивая женщина, и сегодня выглядишь так невероятно, что для меня загадка, почему НЕ ВСЯКИЙ мужчина на вечеринке флиртует с тобой. Я не думаю, что нам требуется прекращать ходить на вечеринки. Мы далеки от того места, где были прошлым летом, и до тех пор, пока ты справляешься с флиртом, я буду рад дать тебе возможность справляться. Я не собираюсь сбегать из-за того, что какой-то придурок слегка возбужден, но я рад, что ты думаешь о моих чувствах.

Она вздохнула и расслабилась в моих объятиях, став теперь уже явно спокойнее.

— А сейчас, — сказал я, вставая и осторожно поднимая ее на ноги, — не могла бы ты дать мне ранний рождественский подарок? Я бы хотел поднять тебя наверх и раздеть, начиная с сережек и заканчивая чем угодно, что может найтись под этим красивым платьем!

Она засмеялась, поцеловала меня и сказала:

— С Рождеством, Том!

***

Чуть ранее Нового года я понял, что Марианна заметно, хотя и постепенно, изменила свое поведение и отношении меня.

Она всегда была чувствительной и щедрой — и до, и после романа — но за те месяцы, что я узнал об Эдди, я часто чувствовал ее осторожность по отношению ко мне. Она казалась очень настороженной, предположительно обеспокоенной моими вспышками гнева, но это еще не все. Я думаю, что она также была полна вины и угрызениями совести.

Много раз, когда мы были вместе, она, казалось, искала способ сделать для меня все, чтобы искупить то, что натворила. Как бы глупо это ни звучало, это было похоже на то, как будто меня обслуживает чрезмерно активный официант. Просто хочется сказать парню, чтобы он расслабился, принес мой ужин, а затем оставил в покое, не спрашивая меня каждые две минуты, все ли в порядке!

Но теперь это происходило все реже и реже. Она, казалось, больше верила, что я не собираюсь уходить, если у нас будут небольшие разногласия. Ее улыбки были такими же теплыми, как и всегда, но глаза выглядели менее обеспокоенными, и она казалась менее напряженной.

Я был, конечно, рад этому. Я не хотел иметь в женах «миссис Мне очень жаль», и я не смог бы долго жить с ней. Вся идея нашего «нового брака» означала, что мы оставляем позади прощения и примирения, со временем переходя к другой версии семейного счастья. Возможно, новое отношение Марианны означало, что мы туда добрались.

***

Утром в конце января Марианна вошла в спальню, где я надевал свою одежду для бега.

— Том, как ты отнесешься к тому, что сегодня утром мы вместо бега просто прогуляемся? Я хотела бы поговорить с тобой о некоторых вещах.

Она выглядела серьезной, и я сказал:

— Конечно, Марианна. Давай оденемся потеплее и можем идти.

Когда мы вышли на улицу, от нашего дыхания на холодном воздухе шел пар, и она сказала:

— Я многое узнала во время моей терапии с доктором Бреннер, и просто пришло время рассказать тебе кое о о чем... Я хочу, чтобы ты знал, Том, что это все не из-за моих оправданий. Измена тебе была неправильной, а я сделала это, и мне ненавистно то, что я сделала. Но я начинаю лучше понимать, почему я это сделала.

— Хорошо, Марианна, — все, что я сказал, не желая ее перебивать.

— Ну, — сказала она, — я уверена, ты будешь шокирован, узнав, что многое из этого связано с моими родителями. — Она закатила глаза. — Такое клише, верно? Дело всегда в родителях. Но в моем случае это действительно кажется правдой.

Конечно, я уже немало знал о родителях Марианны. В течение многих лет у них был ужасный брак. Ее отец был великим бабником, почти никогда без любовницы или череды одноразовых перепихов. В какой-то момент он даже ушел из дома в квартиру с подругой. Когда через несколько месяцев эти отношения закончились, он вернулся домой, даже не извинившись.

Мать Марианны и сама Марианна сильно пострадали от его неверности и отсутствия заботы о своих чувствах. Я никогда не понимал, как или почему ее мать мирилась с этим, вместо того чтобы выбросить ублюдка из своей жизни.

Интересно, что в последующие годы отношения изменились. Когда Марианна подросла, ее отец успокоился, перестал гоняться за юбками и стал более любящим и надежным мужем. Все это было после того, как Марианна уже вышла из семьи, но с тех пор брак стал намного крепче, и теперь они были замечательными бабушкой и дедушкой для наших детей.

— Я много говорила с доктором Бреннер о браке моих родителей и о том, что мой папа трахался на стороне. Как и у каждого ребенка, единственным браком, о котором я много знала, был брак моих родителей, так что, к счастью или к несчастью, это было мое представление о том, каким должен быть брак. Теперь я вижу, что, несмотря на то, что я обожала тебя и доверяла тебе, Том, на каком-то подсознательном уровне я ожидала, что меня обидят и изменят так же, как и моей матери. Я боялась отдавать нашей совместной жизни мою полную, абсолютную приверженность... потому что было бы так глубоко больно, если бы ты это предал. Конечно, ты никогда этого не делал! Ты никогда не был таким придурком, каким был мой отец, когда я росла. Но этот страх всегда находился у меня в голове.

— Опять же, это не оправдание! Но похоже, что моя измена была выражением моего собственного страха полностью посвятить себя нашим отношениям и полностью доверять тебе. И раньше это не произошло, может быть просто потому, что я люблю тебя так сильно, и потому, что ты всегда заставлял меня чувствовать, что я могу тебе доверять. Но мое убеждение, что ты меня предашь, каким-то образом выдернуло коврик из-под моих ног, было тем, с чем я всегда боролась, хотя в действительности об этом и не знала.

— В этом есть еще один сумасшедший аспект, который я хочу упомянуть. Как это ни парадоксально, и хотя я никогда бы не хотела этого сознательно, мое поведение привело к тому, что ты также изменил мне. Поэтому то, чего я больше всего боялась, превратилось в самосбывающееся провидение: из страха, что ты предашь мое доверие к тебе, я сделала нечто настолько ужасное, что, в конце концов, ты это сделал, даже если это было сделано открыто, и даже если тебя к этому привело исключительно мое поведение.

Она была серьезна, целеустремленна, быстро шагала, рассказывая все это мне. Они с терапевтом, должно быть, много раз обсуждали эти идеи, потому что те были совершенно ясны в уме Марианны, и она объяснила их так, что я сразу понял.

Но я не знал, что она хотела бы, чтобы я ответил, поэтому мы некоторое время шли молча. Затем она заговорила опять:

— Тебе не нужно ничего конкретно делать, Том, или даже говорить что-нибудь. Мое понимание этих вещей действительно помогло мне. Я стала более спокойной, менее несчастной. Может быть, все меньше и меньше чувствуя вину.

— Я действительно заметил кое-что из этого, — сказал я. — Я не знаю, когда это началось, возможно, несколько недель назад, но ты казалась более расслабленной, когда мы вместе — и это было здорово. — Я улыбнулся ей. — Я рад, что терапия помогает, Марианна. То, что ты говоришь о браке твоих родителей, безусловно, имеет для меня смысл. Мне хочется, чтобы я знал о твоих чувствах, чтобы я мог посмотреть тебе в глаза и сказать: «Ты можешь доверять мне, Марианна, я — не твой отец». Но я знаю, что это не сработает.

Она сжала мою руку.

— Нет, я бы хотела, чтобы это произошло. Вместо этого нам пришлось пройти через все это... все это дерьмо, чтобы я начала понимать.

Внезапно она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза.

— Мне очень жаль, Том, — серьезно сказала она.

— Я знаю, Марианна, — ответила я с такой же серьезностью. После долгого молчания я улыбнулся ей, и мы продолжили нашу прогулку на морозе.

***

Где-то в марте, когда тянулась тоскливая зимняя погода, я почувствовал себя неловко. Я до сих пор не знаю, что меня поразило — произошло ли что-то на самом деле, или я обнаружил в воздухе вирус подозрения — но я начал беспокоиться о преданности Марианны.

«У нас все хорошо», — подумал я. Я, конечно, чувствовал себя лучше по поводу нашего брака, и она казалась очень счастливой от нашей большей близости. Ее терапия продолжала помогать ей. Так какой смутный инстинкт заставил меня заволноваться?

Я проверял скрытые в доме регистраторы примерно два раза в неделю. Теперь я проверял их через день. Я подложил записывающее устройство обратно в отсек для запасного колеса в машине Марианны, где под передним сидением было спрятано подслушивающее устройство, а в ее сумочке — еще одно. Я проверял их каждый день.

Я внимательно начал слушать, когда она каждый день описывала свою деятельность на работе, пытаясь выявить несоответствия. Иногда я звонил ей в офис, и если ее там не было, то обязательно в тот вечер за ужином спрашивал, чем она занималась, когда я звонил.

Два раза, когда она заранее говорила мне, что у нее есть различные деловые поручения за пределами офиса, я фактически парковался на улице рядом с ее служебной парковкой и преследовал ее машину по городу в течение нескольких часов.

Результат всех этих новых подозрений, беспокойств и расследований был ровно нулевым. Там не было ни намека на какое-либо неподобающее поведение со стороны моей жены. Однако, как любил говорить мой профессор в колледже, «отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия».

В конце концов, я же знал, что Марианна изменяла мне с Эдди в течение восьми месяцев без того, чтобы я ее уличил. Теперь я был гораздо более подозрительным, но это не означало, что она просто не была намного осторожнее!

Приблизительно после трех недель этого я почувствовал себя подавленным и расстроенным. Я нашел только то, что и надеялся найти: ничего, но мне казалось, что я чувствую себя скорее хуже, чем лучше. Я не хотел говорить об этом с Марианной, поэтому однажды вытащил на длинный обед Стива и рассказал ему, чем занимаюсь.

Благослови его сердце, Стив не смеялся надо мной. Он внимательно слушал, выглядел серьезным, и не пролил свет на мои страхи.

— Я знаю, что это не может быть забавным, Том, но хорошая новость в том, что ты ничего не нашел. Андреа на днях видела Марианну, и сказала мне, что Марианна продолжает рассказывать о том, как хорошо у вас обоих все идет. Она сказала, что Марианна казалась счастливее, чем была в течение долгого времени.

— Я знаю, что это несколько иррационально, Стив. У меня нет ни единого клочка чего-либо, на чем можно было бы основывать свои подозрения. Но я продолжаю вспоминать, какой я был дурак в первый раз. Марианна чертовски умна!

— Том, я — твой друг, и я, честно говоря, не знаю, что тебе сказать. Думаю, имеет смысл продолжать быть настороже, но мне жаль, что твои подозрения сводят тебя с ума. Могу ли я что-нибудь сделать?

Я вздохнул:

— Думаю, просто выслушивай время от времени как я ругаюсь. Так или иначе, мне придется пережить этот этап.

Моя гиперподозрительность длилась еще неделю или около того, потом постепенно отступила, как небольшая температура, возвращающаяся к нормальной. Я реже проверял записывающие устройства и перестал задавать Марианне наводящие вопросы — короче, я расслабился. Мои заботы никуда не исчезали, но опять стали терпимыми.

***

С приближением лета Марианна заговорила о том, что мы можем сделать, когда дети опять отправятся в лагерь.

— Том, как ты относишься к отпуску, которого мы никогда не делали раньше? Поход в Скалистых горах или где-нибудь в Канаде? Может быть, остановимся в национальном парке?

Мне идея понравилась, в том числе и по другим причинам, потому что я все еще стремился, чтобы мы делали что-то новое, то, что не имело никакой возможности укусить воспоминаниями со времен нашего брака до выявления супружеской измены.

Мы пошли дальше и забронировали домик на озере Росс в Национальном парке Северные каскады в Вашингтоне, и провели несколько счастливых часов, читая путеводители и выискивая информацию в Интернете, чтобы узнать больше о том, что увидим.

На следующий день, после того как высадили детей в лагере, мы вылетели в Сиэтл, где взяли напрокат машину и направились в парк. Мы нашли деревенский двухкомнатный коттедж с неописуемым видом, укрытый в лесу, с видом на озеро с блестящими белыми снежными горами вдали.

Каждый день этой недели мы находили что-то новое, что нас радовало. Занятиями любовью мы не пренебрегали, но было так много мероприятий на свежем воздухе, которые манили нас, что в некоторые дни мы приходили домой слишком измученными (но счастливыми!), чтобы сделать что-то большее, чем просто прижаться друг к другу в своей не первой свежести кровати королевского размера. Мы путешествовали пешком, мы арендовали каноэ и исследовали озеро, мы загорали, мы опять немного путешествовали, мы готовили стейки на временном очаге, который сами соорудили, и расслаблялись, часами читая вместе или просто лежа на солнце.

Однажды мне захотелось приключения, и я уговорил Марианну позволить мне трахнуть ее где-нибудь на дереве, глубоко в пустом лесу. Дерево стояло на крошечной поляне с ветвями, расположенными вдоль ствола, почти как ступеньки лестницы. Я уговорил Марианну, хихикая как сумасшедший, снять свои шорты и устроиться на крепкой ветке примерно в трех метрах от земли. Затем я встал перед ней, обнаженный ниже пояса, на ветке примерно на метр ниже, доводя свой возбужденный член до нужной крепости.

Нам приходилось крепко обнимать друг друга за плечи, чтобы не упасть на землю, и это было не так уж и удобно, но зато чертовски

весело. Положение было слишком неудобным для диких оргазмов, но мы не торопились и наслаждались «нахождением вовне», чувствуя, как ветер охлаждает наши обнаженные части тела, когда мы начали это. Ближе к концу наш трах начал расслабленно колебать ветки, на которых мы стояли, увеличивая уровень опасности приключения.

— Ну, это будет история, которую мы расскажем, когда вернемся, — сказал я с улыбкой, после того как мы кончили, и устало цеплялись друг за друга.

— Кому? — ответила она. — Детям? — Мы оба рассмеялись. — Кому мы можем об этом рассказать?

— Ну, по крайней мере, Стиву и Андреа, — сказал я. — Разве они не сделали это однажды в Санфиш посреди озера в Нью-Гемпшире? Это, по крайней мере, такая же хорошая история, как и та. Подожди, Марианна! Пока не спускайся — я хочу сфотографировать тебя обнаженной на этом дереве.

Она засмеялась и быстро натянула шорты, прежде чем я смог сделать фото. Вместо этого я получил снимок прекрасной женщины, более или менее одетой, стоящей на ветке дерева, широко улыбающейся в камеру и вытягивающей вверх средний палец своей правой руки.

***

Утром нашего предпоследнего дня я очень рано выскользнул из постели, натянул легкий свитер и вышел на улицу, чтобы насладиться прохладным воздухом и приглушенным светом сразу после рассвета. Я сидел на крыльце, смотрел на озеро и думал о том, что хочу сказать Марианне.

В течение нескольких недель я планировал, что эта поездка будет временем, чтобы рассказать ей правду о Кэрри — что не было ни Кэрри, ни долгого романа, просто недолгая двухдневная встреча с молодой женщиной на конференции прошлым летом.

Я снова и снова размышлял о том, как поднять эту щекотливую тему, как сказать Марианне, что я обманул ее, НЕ имея романа. «Дорогая», — думал я начать, — «у меня есть кое-что важное, что я могу тебе сказать. Это на самом деле хорошая новость, но поначалу все может звучать не так. На самом деле, ты можешь разозлиться на меня — ты можешь чувствовать, что я тебя предал, но когда ты подумаешь об этом, я надеюсь, ты согласишься со мной, что все хорошо».

Я представил ее лицо, когда расскажу ей: полный шок, растерянность, а затем, возможно, нарастающий гнев. Может быть, она отчитает меня, а потом гневно уйдет, чтобы некоторое время побыть одной. Через час или два она вернется, готовая добродушно пожаловаться мне на то, что я ее обманул, и поблагодарить за то, что не отомстил ей за ее роман одним из своих.

Но что, если все пойдет не так? Пока я сидел там, в свете раннего утра, мой план рассказать правду все меньше и меньше казался хорошей идеей. Я мог бы также представить себе гораздо более яростную реакцию: «Ты хочешь сказать, что неделями заставлял меня страдать, в течение МЕСЯЦЕВ, с видениями тебя и этой сладострастной женщины, прижимающихся друг к другу в твоем номере, имеющих дикий акробатический секс, с которым я никогда не могла бы конкурировать — и все это была выдумка? Ты — ублюдок! Что за чертовский садизм по отношению к той, кого, как ты говоришь, любишь?»

«Все эти месяцы», — слышал я продолжение Марианны, — «когда я мучилась из-за тебя с Кэрри и напоминала себе, что это была моя собственная вина, я винила себя, а ты, наверное, просто посмеивался про себя, как легко это должно было поменяться ролями! Ты — бесчувственный, мстительный ЧЛЕН! И после всего этого у тебя еще есть смелость не доверять МНЕ? Ну, что ж, чувак! Все, что ты мне сегодня сказал, показывает, что это я не могу доверять ТЕБЕ!»

И потом она уйдет в лес; но когда вернется, могут наступить часы или даже дни гневного молчания.

Никто не хочет играть дурака. Я узнал об этом с лихвой, когда меня впервые потрясло знание о супружеской измене Марианны. С тех пор мы вернулись с края пропасти, от возможного конца нашего брака. Мы делали все медленно, мучительно, с большим трудом. Зачем мне ставить все это под угрозу, признавшись во лжи, которая, несомненно, принесла больше пользы, чем вреда?

Жизнь была грязной и непредсказуемой. Симметрия долгосрочной истории Марианны и моей фиктивной долгосрочной истории не была запланирована. Наоборот, я выдумал Кэрри как способ заставить Марианну понять боль, с которой я находился, после того как узнал о ней с Эдди. Это достигло своей цели. Я знал, что это сильно навредило Марианне, но также помогло восстановить баланс в наших отношениях. Я даже думаю, что мой «роман» помог Марианне начать прощать себя за то, что она сделала, быстрее, чем было бы возможно в противном случае.

Я больше не видел причины, не позволяющей своей тайной лжи быть похороненной.

Пока я сидел, размышляя, скрипнула сетчатая дверь, и через мгновение я почувствовал, как руки Марианны обвились вокруг моей шеи, когда она поцеловала меня в макушку и пробормотала в мои волосы:

— Доброе утро, милый!

Я потянулся назад и притянул ее к себе на колени, где она прижалась головой к моей шее. Мы качались взад-вперед несколько минут, наслаждаясь тишиной и ощущением друг друга.

— Значит, поговорим сегодня? — спросила она меня.

Я удивленно посмотрел на нее.

— О чем?

Посмотрев прямо на меня, она сказала:

— О чем бы ты ни планировал со мной поговорить. — Удивленная моим выражением полного шока, а мой рот, должно быть, на самом деле приоткрылся, она продолжила: — Я знаю тебя довольно хорошо, Том. Последнюю пару дней ты был все более и более задумчив, даже отвлечен. В твоей голове что-то варится, и полагаю, что сегодня или завтра ты будешь готов рассказать мне об этом.

Я просто рассмеялся, качая головой над чувствительностью и интуицией моей жены, тем, что я ценил годами, но что исчезло на некоторое время в конце ее романа.

— Ты — просто нечто, ты знаешь это? И да, мне есть что сказать, и это — тот самый момент. Давай спустимся и постоим у озера.

Рука об руку, улыбаясь, мы вместе спустились по тропинке к кромке воды.

Я повернул ее к себе лицом, и мы стояли на расстоянии полуметра, держа друг друга за руки, глядя друг другу в глаза.

— Вот что я должен сказать, Марианна. Прошедший год был самым тяжелым в нашем браке. Но мы здесь — все еще вместе. Следующий год будет намного лучше, а через год — еще лучше. Мы вместе прошли через ад, и я хочу быть с тобой в браке до конца своей жизни.

Я замолчал. Ее глаза наполнились слезами, и она не могла говорить. Вместо этого мы обнялись. Она полностью отдалась своим телом мне, вытянув руки над моими плечами и позволив им болтаться за моей спиной — объятие, означавшее: «Я полностью открыта для тебя, я полностью твоя». Это был жест нашего прошлого, который я ценил.

Мои собственные глаза внезапно наполнились слезами, и через минуту она их увидела, когда слегка отодвинулась и посмотрела на меня.

— Я люблю тебя, Томас Карт, — сказала она.

— И я люблю тебя, миссис Карт, — ответил я.