Мои чувства были противоречивы. Временами петля времени была душераздирающей, она могла заставить все казаться бессмысленным. Она была очень похожа на чистилище.

Но в каком-то смысле я был даже благодарен судьбе за то, что меня в нее поймали. Помимо очевидного – предотвращения миллионов смертей – я думал, что с другой стороны выхожу из нее лучше за счет накопленного опыта.

Я никогда долго не раздумывал, когда видел выход, но уже сомневался в том, чего бы мог достичь, если бы остался в петле времени чуть дольше. Петля была беспрецедентной возможностью для самосовершенствования, но только теперь, когда у меня было доказательство того, что она не бесконечна, я мог по-настоящему оценить все ее хорошие стороны.

Мне показалось, что я в миллионный раз размышляю о том, что такое петля времени на самом деле, как она работает. Я смирился с тем, что никогда не получу настоящих ответов. Связь с ядерным взрывом сначала навела меня на мысль, что петля имеет научное объяснение. Что высвобожденная страшная сила каким-то образом исказила время.

Но это объяснение было неудовлетворительным, не в последнюю очередь потому, что я был единственным, кто попал в нее, а ведь изначально я даже не был в зоне взрыва. Кроме того, это не объясняло, как я так «случайно» приобрел набор навыков и знакомых людей, обладающих уникальной квалификацией для решения этой проблемы.

Нет, более чем когда-либо я был убежден, что здесь задействован какой-то разум. Но кто или что руководило петлей? И, что не менее важно, почему именно я?

Я резко вышел из задумчивости. Были и более насущные проблемы.

Сун и Джулия уже сидели в Майбахе, и я быстро присоединился к ним. Я хотел, чтобы мы все были в бронетранспортере на случай, если в здание ворвется полиция. Нет смысла рисковать попасть под дружественный огонь, особенно теперь, когда я был уверен, что моя смерть станет окончательной.

Пока что, полиция просто окружила здание, но не будут же они вечно сидеть, сложа руки. Я предполагал, что они попытаются установить с террористами контакт. Позже я узнал от Ми-Сук, что первая порция полиции прибыла меньше чем через десять минут после моего звонка. Их встретили два тела, лежащие перед зданием с пробитыми головами. Это заставило их серьезно отнестись к моим сообщениям о вооруженных террористах с бомбой.

Им потребовался почти час, чтобы разложить все по полочкам. Улица снаружи была заполнена специальными контртеррористическими оперативными группами, спецназом, саперами и переговорщиками с заложниками. Я не знаю, какова стандартная реакция на эту ситуацию, но определенно не завидовал их работе. Мои собственные отношения с этими террористами научили меня, что они осуществили бы взрыв при первых же признаках присутствия полицейских. К счастью, я позаботился об этом.

Сун, Джулия и я напряженно использовали свои сотовые телефоны.

Сун разговаривал со своей сестрой в высотке через дорогу, приказывая ей бросить все оружие, которое она забрала у снайперской команды, и уйти куда-нибудь, чтобы дождаться полиции. Желательно на другой этаж, подальше от тел убитых ею мужчин. Мы все ожидали обостренного тношения полицейских, когда те вошли и обнаружили четверых гражданских лиц и одиннадцать трупов (19, если считать невинных, убитых террористами, когда те вошли в здание).

Джулия позвонила родителям, разбудила их и попросила обратиться к письмам, которые я им отправил, а после позвонила на теленовости. Она не сообщила тем никаких подробностей, только то, что на углу 57-й улицы и Парк-Авеню появилась террористическая угроза. Мы хотели быть уверенными, что СМИ знают о том, что происходит, если присутствие полиции уже их не предупредило.

Что касается меня, то первым делом я позвонил отцу во Флориду. Тот всегда вставал рано, а потому уже был на ногах.

– Привет, пап. Мне нужно, чтобы ты проверил свою электронную почту. Я тебе кое-что прислал.

– Это ведь не очередное видео с кошками? Я же говорил тебе, чтобы ты перестал посылать мне их, Сэм.

Я никогда не посылала отцу видео с кошками. Он просто подтрунивал. Это заставило меня улыбнуться, когда я подумал о шоке, который он получит, увидев видео то, что я ему послал.

– Что это? Похоже на какое-то экстремистское пропагандистское видео. Я не могу понять, о чем они говорят.

– Они говорят по-корейски. Если ты просмотришь все, то они иногда переходят на английский. Я послал тебе четыре видеофайла. Все они показывают одно и то же, но с разных сторон. Я хочу, чтобы в конечном итоге ты посмотрел все их, но прямо сейчас мне надо, чтобы ты начал с последних нескольких минут. Я подожду.

Пока он делал это, наступила пауза. Я слышал по телефону слабые звуки проигрываемого видео. Когда на нем распахнулась дверь, я услышал, как отец ахнул. После того как мой отец увидел, как его сын, торговец с Уолл-Стрит, убил троих мужчин, воцарилась напряженная тишина.

– Сэм... Сынок, что я только что посмотрел? Неужели это правда?

– Все по-настоящему, папа. Все, что я могу сейчас сказать, это то, что они были очень плохими парнями. Ты увидишь, когда посмотришь оставшуюся часть видео. Обещаю, что позже отвечу на все твои вопросы, но сейчас мне нужен Джим Уотли – страшный адвокат, а не Джим Уотли – мой отец.

Несмотря на то, что теперь он был на пенсии, мой отец был вредным сукиным сыном, когда дело доходило до защиты его клиентов. Я не мог и мечтать о лучшем защитнике, чтобы иметь его на своей стороне.

– Хорошо, – сказал мой Джим, его адвокатские инстинкты взяли верх. – Какие неприятности мы тут наблюдаем?

– Надеюсь, что никаких, – ответил я. – Здесь я абсолютно прав, но этот металлический ящик на видео – ядерная бомба. Полетят головы, и активно вмешаеся правительство. Мне нужно, чтобы ты убедился, что ни одно дерьмо, которое начнет летать, не упало на меня или моих друзей.

– Срань господня. Ядерная... – мой отец быстро оправился от шока и вернулся к делу. – Какие друзья? Кто еще в этом замешан?

– Джулия и еще парочка незнакомых тебе людей – Сун и Ми-Сук Кенджи.

– Послушай, – сказал я, прежде чем он успел задать еще какие-нибудь вопросы, – я сижу в здании, где было снято это видео, и жду, когда ворвется полиция. У меня нет времени на разговоры. Прямо сейчас мне необходимо, чтобы ты гарантировал, что это видео – в безопасности, где никто из правительства не сможет забрать его у нас. Пока есть видеодоказательства, я буду в безопасности от любой их реакции.

– Хорошо, я сделаю несколько копий и прослежу, чтобы они были в надежном месте. Я люблю тебя, сынок, будь осторожен.

– Я тоже тебя люблю, папа. Спасибо.

Мой следующий звонок был в полицию. Перед нападением мы все выключили телефоны. Полицейский диспетчер постоянно пытался связаться со мной, с тех пор как я воспользовался телефоном, чтобы сообщить о теракте.

Я позвонил и представился, дав диспетчеру частичное объяснение, сказав, что все террористы мертвы, семья посла в безопасности, а все мы ждем в машине, припаркованной в вестибюле. За исключением Ми-Сук, которая находится на другой стороне улицы.

Копам потребовалось около десяти минут, чтобы как можно точнее проверить мою версию. Они забрали Ми-Сук и принялись разглядывать тела снайпера и его наводчика. Они пытались дозвониться по разным телефонам в посольстве, пока им не ответил посол. Он подтвердил то, что я сказал диспетчеру.

В вестибюль ворвались человек двадцать в полной военной броне. Они разошлись в разные стороны, чтобы проверить здание. Один парень подошел к машине и жестом велел нам оставаться на месте.

***

За этим последовало несколько дней напряженного расследования. Сун и Ми-Сук все еще не знали, что бомба была ядерной. Мы с Джулией знали, но пока не делились этой информацией.

Присутствие иностранных террористов уже заставило правительственные учреждения кипеть. Когда саперы хорошенько разглядели бомбу... река Джи-мэнов превратилась в наводнение.

Напряженное внимание, которого я ожидал, стало реальностью.

Мне удалось снова поговорить с отцом, хотя ФБР, у которого был агент, наблюдавший за мной каждую секунду, решительно возражало. Они желали отрезать меня от остального мира до тех пор, пока не вытянут из меня все детали. Но мой предыдущий звонок заставил мяч катиться. Мой отец сжигал телефонные линии, требуя доступа ко мне.

Оборотной стороной было то, что адвокаты делали процесс собеседования состязательным. Наши интервьюеры перешли от скептицизма к подозрительности.

С другой стороны, мой отец связался с юридической фирмой в Нью-Йорке, и на каждом собеседовании все четверо из нас имели рядом с собой адвоката. И правительство не могло изолировать нас и допрашивать до бесконечности, что, как я подозревал, им не терпелось сделать. Мы проводили свои дни в отеле, проживая рядом с офисами ФБР, ради легкой доступности.

Нас попытались разлучить, но адвокаты этого не допустили. Мы готовы сотрудничать, но не хотим, чтобы с нами обращались как с преступниками. Так что, никаких допросов по целому дню и никакой изоляции от мира.

Несмотря на все мои планы, не было никакого способа организовать нападение на террористов так, чтобы совсем не вызвать подозрений. Кроме того, кое-что из того, что я делал, чтобы замести следы, оставляло следы, даже если те и скрывали истинные действия.

Несмотря на то, что мы придумали хлипкое оправдание тому, как узнали о террористическом заговоре, трудно было поверить в то, что четверо гражданских лиц в мгновение ока напали на одиннадцать вооруженных террористов. Перед тем как я вошел в здание, мы выключили камеры внутренней безопасности, так что, на пленку попало лишь то, как я ворвался в кабинет посла и вывел из строя последних троих северокорейцев.

Конечно, внезапная остановка видеотрансляции вызвала серьезные подозрения. Никто не верил, что то, что камеры перестали работать одновременно с началом нашего штурма, – совпадение. Все, произошедшее в комнате охраны, казалось им фальшивым.

Почему террорист, сидевший там, выключил камеры? До того он этого не делал.

Как я попал туда? Дверь можно было открыть только с помощью кода.

Почему северокорейца там застрелили, а потом ударили по голове?

Мои ответы были: «не знаю...», «дверь была открыта...», «я ударил его после того, как застрелил, не могу сказать почему, может быть, на адреналине».

Первый вопрос был тем, что на самом деле их беспокоил, потому что я не мог дать логического ответа. Я знал, что, выключение камер, после того как я вошел внутрь, вызовет подозрения. Просто не так много подозрений, как если бы полиция на самом деле видела, что мы сделали.

Соломинкой, которая сломала спину верблюду, была радиокодировка. Почему террористы, взяв с собой дорогие радиоприемники с шифрованием, вели переговоры по открытому каналу? К их сожалению, ФБР сняло отпечатки пальцев практически со всего, включая радиоприемники, и не нашло ни одного из наших отпечатков, потому что мы были осторожны. То, что они нашли, было подозрительными пятнами там, где мы воспользовались своими рубашками, чтобы повернуть циферблаты, и, что более важно, частичными отпечатками пальцев террористов.

Если террористы не воспользовались шифрованием на своих радиоприемниках, то почему их отпечатки пальцев были повсюду на шифровальных дисках? Сравнивая отпечатки с чистыми участками, все выглядело так, будто их стерли...

Если бы рядом с нами не было адвокатов, мы могли бы на какое-то время «исчезнуть».

Почти все вопросы были сосредоточены на мне.

Согласно нашей истории, Джулия и Сун все это время оставались в машине. Мы тщательно протерли все, к чему они прикасались снаружи машины. Джулия старалась как можно меньше трогать все в комнате охраны и вытирала за собой.

Так что, их истории были очень простыми. Перед ними ставили те же вопросы о том, что привело к нападению, но они могли отрицать, что знали о том, что происходило за пределами вестибюля здания.

Ми-Сук пришлось описать, что она делала в высотке, но она могла рассказать девяносто девять процентов этого правдиво. Единственное, что она скрывала, – это подстройка раций снайперской команды. Она даже могла признаться, что заранее знала, где они обосновались – мы сказали, что слышали, как они об этом говорили.

По предварительной договоренности, если кто-то из остальных сталкивался с вопросом, на который они не знали, как ответить, все ссылались на меня. У меня было гораздо больше времени, чтобы подумать обо всем, чем у них. Это был мой план. Мы выступили единым фронтом, сообщив властям, что штурм возглавил я.

Существовал некоторый скептицизм в отношении того, что торговец с Уолл-Стрит являлся движущей силой контртеррористической операции, но этому было достаточно доказательств.

Мои отпечатки пальцев были повсюду на руле машины, которая уничтожила охранника в вестибюле. Четверо террористов были убиты из одного и того же оружия. Мало того что на пистолете были мои отпечатки, так еще и только на мне, кроме Ми-Сук, остались следы от выстрелов.

И потом, конечно, было видео.

Видео было моим козырем, неопровержимым доказательством того, что я – на стороне ангелов. Никто не мог, посмотрев это видео, не покрыться холодным потом от того, как близко мы подошли к гибели миллионов. Северокорейцы недвусмысленно дали понять, что они совершают самоубийственную миссию, чтобы сжечь Манхэттен в праведном пламени.

Видео также вызвало мою первую угрозу тюремного заключения. Оно показало, как я подошел к ноутбуку террористов и остановил видеопоток.

Это их разозлило. Они тут же поворошили подо мной угли за то, что я даже прикоснулся к нему. Что, если вмешательство в него привело бы к взрыву ядерного оружия? Бла-бла-бла.

Когда их техники сказали им, что я воспользовался ноутбуком, чтобы скопировать и отправить эти видеофайлы... Срань господня!

Национальная безопасность пришла в ярость. Они немедленно потребовали доступ к облачному аккаунту, куда я их отправил, а также к почтовым аккаунтам моих и Джулии родителей. Они угрожали обвинить всех нас в измене, если мы не сдадим все копии. На самом деле, мой облачный аккаунт на следующий день вообще «исчез».

Я велел им перестать толочь воду в ступе.

Вопрос о том, могут ли они классифицировать материал, который у меня появился первым, был щекотливым с юридической точки зрения. Вероятно, они могли бы, в интересах национальной безопасности. Но в аду был бы холодный день, если бы когда-нибудь меня за это осудили.

Если бы я обнародовал видео, а я сказал им, что сделаю это, если они наебут меня, ни один суд присяжных в стране не осудил бы меня. Если они только попытаются обвинить меня, начнутся беспорядки.

Похоже, сделал свои отношения с правительством очень враждебными. И в какой-то степени так и было. Но на каждого «плохого копа», который пытался выжать из меня ответы, приходилась сотня «хороших копов», думавших, что я просто хожу по воде.

Наши интересы защищал мой отец, первым же рейсом вылетевший из Флориды, вместе с местной юридической фирмой, которую он нанял. Но, оглядываясь назад, полагаю, что все было бы и так хорошо. Нас окружали мужчины и женщины, которые работали или жили на Манхэттене и были буквально обязаны мне жизнью. Мы заслужили серьезное расположение. Я думаю, что все до единого крутые парни, которые нас допрашивали, прилетели из Вашингтона.

Наш отель выглядел как съезд правительства – ФБР, ЦРУ, АНБ, национальная безопасность, даже АТФ. Единственным негосударственным служащим, которого я видел, был начальник полиции Нью-Йорка. Мне кажется, ему позволили быть здесь только из вежливости. Все это событие было засекречено до чертиков.

Но поскольку почти все в нашем отеле имели высокий уровень допуска, большинство из них видели все или часть видео террористов.

– Почему все эти люди постоянно предлагают тебе жвачку? – спросила Джулия.

Я рассмеялся.

В первый день все правительственные агенты вели себя сдержанно, пытаясь понять, что произошло. После того как видео обошло всех, отношение к нам значительно потеплело.

Когда женщина из ЦРУ предложила мне жвачку, я не сразу понял. Это было странное предложение. Когда я отказался, она показательно поежилась, а ее партнер расхохотался. Потом, когда до меня дошло, я тоже засмеялся. С тех пор у меня был постоянный поток правительственных агентов, предлагающих мне жвачку.

Я объяснил Джулии свою «героическую» речь, которую произнес перед северокорейцами: «я пришел сюда жевать жвачку и надираю задницу... а у меня закончилась жвачка».

– Ты действительно так сказал? Зная, что это увидят люди? Да ты придурок.

Я только улыбнулся.

***

Кстати, о моей жене...

Неделя, которую мы провели в гостях у правительства, была для Джулии открытием глаз. В четверг вечером она легла спать с преданным мужем, а проснулась с равнодушным незнакомцем. Возможно, это было нечестно по отношению к ней, но я потратил четыре года, устанавливая дистанцию между нами, в то время как у нее такой возможности не было.

Я сказал ейчто знаю о ее романах, но не злюсь. На самом деле я больше не чувствовал себя расстроенным из-за этого. Как будто мир спал, пока я превращался в совершенно другого человека. Я провел в петле почти столько же лет, сколько и в браке.

Чтобы злиться на Джулию, мне пришлось бы погрузиться в эмоциональный омут, который давно иссяк.

Все это Джулию очень смущало. Я узнал о ее неверности, прочитал ее дневники, немного отомстил и продолжил жить дальше... и все это с ее точки зрения в течение одного дня.

Мы жили в одной комнате с двумя двуспальными кроватями. Мы существовали, скорее, как соседи по комнате, чем как муж и жена. Я был с ней сердечен, даже дружелюбен. Но это было и все.

Она очень хотела поговорить о наших отношениях, но я отложил разговор до тех пор, пока мы не закончим с Дядей Сэмом. Любой разговор о «нас» неизбежно включал бы разговор о петле. Я был слишком параноидален по поводу того, что правительство каким-то образом нас подслушивает, поэтому мы должны были держать наши разговоры безобидными.

Через неделю с нас было достаточно.

Мы сообщили через наших адвокатов, что правительство может провести еще одно собеседование, а затем мы отправимся домой. Папа сказал, что они немного повздорили, но руки у них были связаны. До сих пор мы с ними сотрудничали, но они не могли законно задерживать нас, если только не собирались задержать во имя национальной безопасности. Я ясно дал понять, что если они это сделают, то я опубликую видео. К этому моменту они понятия не имели, сколько копий было сделано и у кого они находятся. Даже я не знал, где все они, поскольку оставил это на отца.

Итак, я сидел один в конференц-зале для последнего интервью.

Отца со мной не было. Правительство запросило встречу один на один. Папа возражал, но я согласился. К этому моменту я уже изложил свою историю и не собирался ничего случайно раскрывать. Я надеялся, что мое сотрудничество запомнится, когда в тот день я выйду из отеля.

Кроме того, уже дали добро на то, чтобы Джулия, Сун и Ми-Сук ушли. Мне было любопытно, о чем конкретно они хотят меня спросить, и с кем я буду разговаривать. До этого момента все допросы проводились «командами» агентов.

В комнату вошел лысеющий мужчина в очках лет шестидесяти-семидесяти.

– Здравствуйте, мистер Уотли, я – генерал Брэдли Пемброк, в отставке. Я – советник президента по национальной безопасности. На этой неделе я наблюдал за вами и вашими спутниками. До того как вы уедете домой, я бы хотел с вами поговорить.

– Рад познакомиться с вами, генерал. Если вы следили за этим... процессом всю последнюю неделю, то я не знаю, что еще смогу вам сказать. Я чувствую себя так, словно меня выжали досуха.

Пемброк искоса взглянул на меня.

– Думаю, мы оба знаем, что это неправда. Мы, может быть, и утомили вас всеми нашими вопросами, но вы были менее чем откровенны в своих ответах.

Я не стал отрицать. В его голосе не было злости. Скорее, как у отца, чей сын разочаровал его. Мне пришлось побороть желание извиниться перед этим величественным джентльменом. Просто у него был властный вид, который требовал уважения.

– Ну, – сказал он, – как бы то ни было, я здесь не для того, чтобы пытаться вытянуть из вас что-то новое. Нет, я хотел бы поговорить о том, куда мы двинемся дальше. Какие у вас планы, мистер Уотли?

– Мои планы? Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

Вы в состоянии забыть все это? Вы оказали огромную услугу народу этой страны. По праву мы должны праздновать то, чего вы достигли. Но сделать это – значит подвергнуть страну и вас новой опасности.

Мой отец уже говорил мне об этом, но я хотел услышать это от авторитетного человека.

– Каким это образом я и вся страна могут подвергнуться опасности? – спросил я.

Пемброк сложил пальцы домиком и посмотрел на меня поверх них.

– Мы никогда не сможем раскрыть, насколько близки были к катастрофе. Никогда. По крайней мере, не в нашей жизни. Подумайте о страхе, охватившем страну после 11 сентября. Сколько времени прошло, прежде чем люди почувствовали себя в безопасности, чтобы летать или посещать большие мероприятия. Как отреагирует страна, если узнает, что террористическая организация сумела пронести ядерное оружие в центр Манхэттена?

Это был риторический вопрос, но я все равно ответил:

– Они сойдут с ума, мать их.

Пемброк слегка поморщился от моей ругани, и я почувствовал себя невежественным мужланом. Черт возьми, этот парень был хорош! Если бы я не был так осторожен, то раскрыл бы что-то, чтобы только попытаться не разочаровывать его. Он использовал свой облик дедушки как оружие.

– Да, – произнес он нараспев, – вполне. Начнется массовая истерия. Но не только это, еще и общественность потребует, чтобы кто-то ответил. Мы знаем, кто в конечном счете стоит за этим нападением...

– Северная Корея, – вскочил я.

– Он изобразил, будто запечатывает губы.

– Как я уже сказал, мы знаем, на ком лежит конечная ответственность. Будьте уверены, что эта провокация не останется без ответа. Но, если возможно, мы хотели бы вершить правосудие тактически точно. Катастрофа предотвращена, и поэтому у нас есть возможность избежать эскалации. Общественность потребовала бы открытого конфликта. Мы вполне можем оказаться втянутыми в полномасштабную войну. Гораздо лучше справиться со всем по-тихому.

Я ему поверил. Слух о том, что северокорейские террористы пытались взорвать ядерную бомбу на американской земле, привел бы страну в ярость. Трудно было представить себе что-либо меньшее, удовлетворяющее массы, чем война.

– Что касается вас, мистер Уотли, то, если ваша роль в недавних событиях станет широко известна, боюсь, будет поставлена под угрозу ваша личная безопасность.

– Как так?

– Вы станете великим героем... но и заманчивой мишенью. Некоторые из террористов происходят из страны, которая хорошо известна своими жестокими репрессиями и готовностью нанести удар через национальные границы. Кроме того, радикалы-террористы всех мастей будут рассматривать вас как дразнящую добычу. Герой, ворвавшийся, чтобы остановить террористический акт... Если бы этот человек встретил ужасный конец от рук еще одного экстремиста, по американскому моральному духу был бы нанесен серьезный удар. Вам придется взять на себя пожизненное обязательство по обеспечению личной безопасности.

Мой отец поднимал подобные вопросы. У Северной Кореи не было проблем с попытками покушения за пределами своих границ. Мы не подумали, что я стану мишенью и для других радикалов, но это имело смысл. Если бы я прославился тем, что убиваю террористов, то мог бы оказаться в списке смертников у всех экстремистских сект, которые ненавидят Америку...

Я посмотрел на Пемброка.

– У меня были кратковременные надежды на славу и богатство, но прошедшая неделя развеяла мои сомнения. Какова будет официальная версия?

– Нельзя отрицать, что произошедшее было сорванным террористическим актом. Но в связи с этим никогда не будут упоминаться имена вас и ваших спутников. А любой, кто выскажется о «ядерной» составляющей этого события, будет тихо предупрежден, а при необходимости и громко дискредитирован. Поскольку в вашем звонке в полицию упоминались террористы с бомбой, эта информация стала достоянием общественности. Все, кто входил в это здание, были государственными служащими. Полицию Нью-Йорка не пускали, пока место преступления не было зачищено. Таким образом, мы можем контролировать выход информации.

Он помолчал.

– Вы не назвали своего имени полицейскому диспетчеру, но позвонили со своего зарегистрированного мобильного. Это – проблема. Насколько мы можем судить, лишь несколько полицейских знают вашу личность. Мы сделали все возможное, чтобы скрыть эту информацию. Будет гораздо лучше для вас и для страны, если мы позволим миру поверить, что эта атака была сорвана правительственными силами.

– Значит, дядя Сэм собирается въехать сюда после всего и украсть всю славу? – спросил я с оттенком горечи.

Пемброк немного смутился.

– К сожалению, да. Не обижайтесь, мистер Уотли, но в сфере борьбы с терроризмом вы не являетесь кем-то значительным. Вы – гражданское лицо. Вы действовали мастерски, некоторые могут даже сказать подозрительно мастерски. Но вы никогда не вселите страх в сердца радикальных элементов мира. Они списали бы ваш успех на удачу.

Я нашел это слегка оскорбительным, но не смог придумать хороший контраргумент. Поэтому ограничился тем, что пукнул Пемброку ртом. Он выглядел потрясенным. Потом усмехнулся.

– Нет, – сказал он, – вы определенно не Джеймс Бонд. А мы хотим, чтобы все думали, что взрыв именно этой бомбы предотвратила команда высококвалифицированных правительственных оперативников. Если Северная Корея или кто-нибудь еще когда-нибудь узнает, как близко они подошли...

Он помолчал, давая мне заполнить пробел.

– Они немедленно попытаются еще раз.

– Вот именно. Мы не знаем, каким образом они забрались так далеко в этот раз. Это стало приоритетом для всех правоохранительных и разведывательных органов в Соединенных Штатах. Это также причина, по которой вы, кто должен был стать героем часа, получили такое резкое и невежливое обращение. Очевидно, что вы знаете больше, чем говорите. Мы пытаемся предотвратить вторую попытку, может быть, снова здесь, может быть, где-то еще. Все, что вы не раскрываете, потенциально может быть тем, что нам следует знать, чтобы спасти миллионы.

Я прочистил горло.

– Я на сто процентов уверен, что не знаю ничего, что могло бы рассказать вам, как они пронесли ядерную бомбу в страну. Я ничего не знаю об их передвижениях до того, как они добрались до посольства.

– Тогда откуда вы узнали, что они будут там? – спросил Пемброк.

– А я и не знал. Я просто оказался в нужном месте в нужное время, – решительно сказал я. Это был мой стандартный ответ, когда правительство обвиняло меня в предвидении.

Пемброк открыл, было, рот, чтобы возразить, но я оборвал его:

– После этого я поеду домой. Я понимаю, почему вы так отчаянно нуждаетесь в ответах, и желаю вам удачи в отслеживании передвижений террористов и предотвращении любых будущих нападений. Я хотел бы предложить вам гипотетическую ситуацию, если позволите.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Предположим, гипотетически, что я скрывал, как много мне известно и откуда. Что у меня было предварительное знание. Ну, опять же гипотетически, это предварительное знание являлось бы часами, а не днями. Вы смотрели все видео, генерал? Вы видели и слышали, что задумали эти северокорейцы?

– Да, видел и слышал, – ответил он.

– Как вы думаете, что случилось бы, если бы на это здание совершила налет шестая группа «морских котиков»?

– Вы хотите сказать, мистер Уотли, что вы каким-то образом более квалифицированы, чем морские котики?

– Нет-нет, – сказал я. – Я имею в виду не это. К настоящему времени вы уже знаете, как были расставлены все террористы. У четырех северокорейцев в двух местах были дистанционные детонаторы. И они поддерживали радиосвязь со всеми остальными террористами, рассредоточенными на разных этажах и даже в разных зданиях. Неужели котики застали бы врасплох их всех? Так быстро и тихо, что ни у кого из северокорейцев не было бы возможности взорвать эту бомбу?

Пемброк выглядел обеспокоенным, но защищал своих людей.

– Мистер Уотли, если уж вы, биржевой торговец, смогли это сделать, то уверяю вас, что американские военные более чем способны на это. Особенно с учетом тех предварительных знаний, которые у вас, похоже, были.

– О, но в этом-то и загвоздка, генерал Пемброк. Оглядываясь назад, зная то, что знаешь сейчас... Вы бы предприняли попытку нападения? На четырех фанатиков, которые держали пальцы на кнопке, вы бы рискнули войти в это здание? Помните, мы все еще говорим гипотетически.

Это привлекло его внимание. Он сделал паузу, чтобы серьезно обдумать вопрос.

– Нет... Нет, не думаю, что отдал бы такой приказ.

– А что бы вы тогда сделали? Как бы вы остановили их, если не могли рисковать прямым нападением?

– Моя первоочередная задача – вмешаться, прежде чем они доберутся сюда...

– Нет, – перебил я. – Возможно, вы бы проследили их передвижения. Я понятия не имею, где они провели ту пятницу, хотя предполагаю, что это было где-то в Нью-Йорке или его окрестностях. Вы не смогли бы добраться до них раньше, чем они достигнут населенного пункта. Вы не могли рисковать прямой атакой. Что бы вы сделали?

Пемброк раздраженно хмыкнул. Он был умным человеком и понял, к чему я клоню.

– Оглядываясь назад... если бы мы знали, насколько шаткой была ситуация... мы бы не вошли в здание и не попытались установить контакт. Мы бы выпустили несколько ракет «Хеллфайр» по этому зданию, пока оно не превратилось бы в груду обломков, а ядерное устройство – в искореженный кусок металлолома.

– Большой бы был сопутствующий ущерб от такого авиаудара? – спросил я.

– Нет, очень малый, если вообще бы был. С сегодняшним тактическим оружием мы могли бы сравнять это здание с землей до основания, не причинив вреда соседним участкам. Там было бы несколько летящих обломков, но так как улица перед зданием была почти пуста, травмы прохожих были бы минимальными.

– А что насчет семьи посла?

Пемброк приостановился.

– При таком раскладе семья господина Куна была бы несчастной жертвой, ради сохранения большего число жизней.

– Ну, вот, генерал, – сказал я. – У вас есть ответ, по крайней мере в этой гипотетической ситуации. Если бы я мог предупредить вас заранее, погибли бы еще трое невинных. А также – разрушение здания и еще больший кризис в области связей с общественностью, чем вы переживаете сейчас.

– Но что дало вам право принимать такие решения, мистер Уотли? Мы применили бы авиаудар только в том случае, если бы посчитали риск взрыва слишком высоким. Если правительство Соединенных Штатов не желает рисковать жизнями миллионов жителей Нью-Йорка, то кто дал право вам рисковать ими?

Я поднял руки, чтобы потереть лицо. Было еще рано, но разговор этот был утомительным.

– У меня нет хорошего ответа на этот вопрос, генерал Пемброк. Не такого, что имел бы для вас смысл. Я могу сказать только, что в этот день... я почувствовал, что нахожусь в уникальном положении, чтобы что-то с этим сделать. И сделал. Вот и все. Может быть, есть легион джи-менов, чья работа заключается в том, чтобы разгадывать мои действия, но лично я всегда считал игру «что, если» колоссальной тратой времени.

Пемброк вздохнул.

– Вы абсолютно уверены, что вам больше нечего сказать?

– Если бы я знал что-то, что поможет предотвратить новую атаку, я бы немедленно вам сказал. Но я не знаю.

Я встал, собираясь уходить.

– Итак, – сказал я. – Это все? Исчезну ли я снова в безвестности? Мне же не придется видеть кучку «ремонтников», разбивших лагерь в моем районе, не так ли?

– Нет, мистер Уотли. Никакого наблюдения. Не для протокола, я должен поблагодарить вас за то, что вы быстро сообразили с этим видео. Некоторые элементы попытались бы вас преследовать бесконечно, если бы не угроза того, что вы его опубликуете. Между нами говоря, вы правы. Если бы видео всплыло на поверхность, мы были бы бессильны преследовать вас за это. Но надеюсь, вы понимаете, что какой бы славы вы ни достигли, это бы стоило дорого, как вам самому, так и нации.

Честно говоря, мне было все равно. Я был просто счастлив, что время снова пришло в движение. Что я снова смогу начать жить по-настоящему. Но чувствовал, что должен немного поворчать, просто для вида.

– Я понимаю. И даже вижу в этом логику. Но это все равно удар в зубы: спасти так много жизней, не имея награды или признания. Это само по себе награда, я понимаю. Я чувствую себя хорошо от того, как все обернулось. Еще... У меня такое чувство, что правительство было бы так же радо избавиться от меня.

– Мне жаль, что вы так думаете, мистер Уотли, – сказал Пемброк, подавшись вперед. – Потому что, уверяю вас, народ очень благодарен вам за услугу. Более того, я уполномочен сообщить, что по прошествии некоторого времени вы и ваша жена вместе с Кэндзи будете приглашены на частную аудиенцию в Белый дом.

Это застало меня врасплох. Я тихо присвистнул. В данных обстоятельствах это имело смысл, но я все еще был поражен мыслью о встрече с президентом.

– И еще, – продолжил он, – вы и ваши спутники получите подарок. На следующие пять лет вам предоставлен мораторий на все налоги. Хотя, если кто-то из вас покинет штат, вам придется платить налоги в вашем новом штате. Мораторий распространяется только на федеральные налоги, налоги Нью-Йорка и Нью-Джерси. Но если вы переедете, мы сможем что-нибудь придумать.

– Ух, ты, – ошеломленно воскликнул я. Это был очень хороший подарок. Особенно если учесть, что, прежде чем вырваться из временной петли, я заработал на фондовом рынке более семи миллионов долларов. Думаю, федералы об этом еще не знают...

– Насколько я понимаю, в последнее время вы заработали немалую сумму. Совсем недавно.

Я только поднял брови в притворной невинности. Если правительство запросило мою банковскую информацию, то сделало это тайно, но я не был удивлен, что они обнаружили мое новое богатство. Я задавался вопросом, как это все выглядит с точки зрения постороннего. В четверг я ушел из клуба белых воротничков, будучи по уши в долгах... в пятницу став крутым бойцом кунг-фу, миллионером, бичом террористов...

– Я – Бэтмен, – прошептал я себе под нос.

Черт! Я совсем забыл, где нахожусь. Я посмотрел на генерала Пемброка. Он явно услышал меня, судя по едва скрываемому веселью на его лице. Я кашлянул и быстро вернул нас в нужное русло.

Я поблагодарил генерала за щедрый подарок от правительства. Больше никто не упоминал о моем новообретенном богатстве, хотя, оглядываясь назад, я уверен, что это только усилило облако подозрений вокруг меня. Мы поговорили еще несколько минут. Он дал мне визитку со своим номером на случай, если мне понадобится с ним связаться.

Потом мы устроили небольшую церемонию прощания, и я отправился домой.

В конце концов, благодарность Дяди Сэма перевесила его подозрения. В течение следующих недель со мной несколько раз связывались, чтобы прояснить для себя некоторые моменты. Иногда я мог быть полезен, иногда нет.

Моя роль в предотвращении теракта так и не стала достоянием общественности. Видео осталось невидимым для всего мира, хотя всю оставшуюся жизнь ко мне подходили случайные люди, чтобы предложить жвачку. В Нью-Йорке было большое разведывательное сообщество, и всякий раз, когда кто-нибудь из них узнавал меня, ко мне относились как к небольшой знаменитости.

По большей части, выйдя в тот день из отеля, я оставил события на 57-й и Парк-Авеню позади, став просто обычным гражданином.

Теперь мне предстояло вернуться домой и встретиться с женой.