У адвоката, сами понимаете, режим работы свободный.

Поэтому после инфаркта и операции, Женька решил позволить себе отдохнуть. Ну а что? Деньги есть. Работа не волк...

Он, большей частью, сидел дома и много времени проводил с дочкой. Немного прогуливался по городку, врачи сказали - полезно.

Тут надо сказать ещё вот что:

Женька, он же не супермен, без страха и упёка. Совершённое преступление и постоянное, подспудное ожидание разоблачения, накладывает отпечаток на психику. Он стал замкнутым и угрюмым. Всё больше - молчал.

Если раньше он был открыт и прост, то теперь ему было что прятать от друзей, от коллег и, самое страшное, от дочери.

Часть его жизни ушла в темную и нечистую область.

Поначалу, он мучительно переживал ситуацию.

Как это вышло? Почему всё так погано? Он же много работал, создавал благополучие семье. И вот теперь, когда у него получился комфортабельный, сытый и безопасный мирок, всё рухнуло. А ведь он планировал завести ещё детей. Средства уже позволяли это сделать, не ущемляя себя ни в чём. И тут... Для чего жить непонятно.

В конце-концов он как-то успокоился. Не то, чтобы махнул на все рукой, смирился, или там ещё что. Он просто устал.

Инфаркт, высокие стрессовые нагрузки и тяжёлое осмысление ситуации в конце-концов выбили из него способность остро чувствовать. Он ничего не хотел, все желания пропали. Все "Хочу", исчезли. Только кое-что заменились на "Надо".

В воскресенье, Гусаков сидел на кухне перед ноутбуком и рассматривал старые фотографии, будто прощаясь с той, потерянной жизнью, полной радужных планов и надежд на светлое будущее.

Не было у него никакого светлого будущего. Его будущее - только в Машке. А личные мечты и планы о том, чтобы жить долго и "умереть в один день"...

Впрочем, насчет умереть, это вполне возможно. С такой супругой ласты завернуть, как дважды два.

Связь между ним и его женой, та связь, что грела и стимулировала его долгие годы, разорвана. Теперь каждый из них сам по себе.

Снова защемило сердце тоской от утраты.

— Даа парень... - сказал он сам себе, - праздники закончились. Впереди одни тоскливые будни. Одна у тебя теперь радость - дочка.

Зашли Маша с женой.

Яна села напротив, на диванчик.

Машенька подвинула табурет, уселась рядом с отцом, прижалась к плечу, тоже заинтересовано глядела на снимки.

— Подожди, пап... Вы тут такие красивые...

Она имела в виду их свадебную фотографию, где Женя и Яна стоят рука об руку на крыльце ЗАГСа. Действительно - красивая пара.

Неожиданно Мария спросила:

— Мам, вот я всё думаю - а если бы мы тебя тогда не нашли?

Родители поняли, о чём она.

Яна замерла, вопросительно и испугано глядя на мужа. А что он мог ответить ребёнку?

Момент истины, мать твою! Всё то, опасное и страшное, что они творили до сих пор, - ничто, по сравнению вот с этим простым вопросом, заданным их дитём. И на него надо отвечать. Никуда не денешься.

Маша перевела взгляд с матери на отца. И он рискнул:

— Было бы очень плохо, Машенька. С ней много чего нехорошего могли сделать... Но, в любом случае, всё было бы очень плохо.

— А зачем ты, - обратилась Мэри к Яне, - пошла в этот бассейн? Я не могу понять.

— Дочь... Я... Меня... Меня обманом туда затащили. Я не хотела туда идти, но меня... Обманули.

— Всё равно не понимаю... Если тебя там силой держали, тогда зачем ты с папкой дралась?

Яна растерянно открывала и закрывала рот.

— И зачем было изменять папке? Или тебя заставили? Я ничего не пойму...

Яна окончательно растерялась.

Женька попробовал исправить ситуацию:

— Доченька... Есть вещи, которые тебе пока будут непонятны, как бы мы их не объясняли.

Мэри обиделась:

— Я уже не ребёнок. Ясно?

Встала и, огорчённая, пошла к себе.

Янка сидела бледная и потная. Она испуганно посмотрела на мужа. Тот пожал плечами, развёл руки. Ну что, мол, я сделаю.

— Иди к ней, Яна. Иди.

— А что я ей скажу?

— Скажи, что любишь её.

Минут через двадцать Яна вернулась, прикрыла двери, тяжело села на диван. Видно было - сильно переживает. Судорожно вздохнула:

— Поговорили...

— Всё рассказала?

— Не всё, конечно. Зачем ребёнку травмировать психику.

— Про "казнь"?

— Нет. Сказала, что больше эти люди не смогут нам навредить... Что папка позаботился... Что мы с тобой об этом позаботились.

— Хорошо.

— Да чего уж хорошего... Я думала - в обморок упаду. До сих пор ноги ватные... Знаешь, что она мне сказала? Она сказала: - "Я хочу гордиться своей матерью. Но сейчас мне стыдно, что у меня такая мать."

— Мда. Большая уже девочка... Думаю, тебе следует стать образцовой матерью. А ещё - лучшей подругой.

— Я не представляю - как.

— Первым делом, уволься из этого гадюшника и займись дочерью.

— Хорошо. Я подумаю над этим.

— Подумаешь?... Подумаешь?!... Тут не надо думать, тут надо просто уходить, - надавил Гусаков.

— Женя, ну дай я годовую премию получу. И тогда сразу же уволюсь.

— Премия сколько?

— Месячный оклад. Тридцать тысяч на дороге не валяются.

Женька посмотрел на неё огорчённо и даже с жалостью.

— Из-за тридцатки ты рискуешь хорошим отношением с дочкой... Своей репутацией и, в конце-концов, своим здоровьем?

— А здоровьем-то почему?

— Потому, что ничего ещё не кончилось, - Женька горько покривился, - система ещё не сработала. А должна. Это неправильно. Система всегда срабатывает. Надо уволиться, Яна. Надо.

— Но... Там мои заработанные деньги. Почему я должна от них отказаться?

Муж смотрел на неё, как на неразумное дитятко.

— Просто потому, что там ты в опасности.

Янка искренне удивилась:

— Женя, но уже же всё... Всё уже нормально... Все эти... Они же больше не смогут нам напакостить. Всё кончилось.

Евгений устало вздохнул и закрыл ноутбук.

— Ну, ты, как ребёнок, честное слово. Пойми - ничего ещё не кончилось. Впереди у тебя серия домогательств. Единственный выход для тебя – сбежать от ситуации и спрятаться дома...

Яна недоуменно интересовалась:

— Да каких домогательств, Женя? Откуда они возьмутся?

У Гусакова от этого разговора заболела голова.

— Ты что, не понимаешь, что у тебя в администрации репутация шлюхи? Ты думаешь, Юрьев хранил твой позор в тайне? Ты думаешь, он не хвастался своей победой?... Ты серьёзно так думаешь?

— Мне кажется, ты не прав, - нахмурилась Яна. - Отношение ко мне после... Ну, после того... Нисколько не изменилось.

Да что ты будешь с ней делать! Женьке захотелось прилечь. Но...

— Дай-ка мне твой телефон, - потребовал он.

— Ну, на, - удивилась жена.

Женя нашёл номер Насти и запустил набор.

— Привет Янусик, я тебя слушаю.

Евгений включил громкую связь.

— Настя, привет, это я.

— Женя? - удивилась Настя, - а Янка где?

— Она тут, рядом. Я что хотел... Насть, скажи нам откровенно, какая репутация у Яны в коллективе?

Янкина подруга надолго замолчала.

Яна с диванчика попросила:

— Настя, скажи мне честно. Ты не думай, я не обижусь, если что.

Анастасия решилась:

— Репутация... После того, как ты уехала с Эдичкой... Нет, бабы тебя не осуждают. Не ты первая... Понимаешь - если раньше ты была... Чуть ли не святой в нашей компашке, то сейчас... Только ты не обижайся. Для меня ты как была подругой, так и осталась. Но вот остальные...

— То есть, для них я - шалава?

— Нет, ну не прямо уж "шалава", но...

— Ясно, - огорчилась Яна, - а что же ты мне раньше не сказала?

— Я думала ты и сама всё сообразила, - немного удивилась Настя. - Да если бы я тебе и сказала... Ну, и что бы ты сделала?

Яна промолчала.

— Ну, вот! А чего зря говорить, нервы мотать.

— Слышь, Насть, - вклинился Гусаков, - а что ты сегодня делаешь?

— Свободна, бля, как птичка.

— Приезжай в гости... Ян, ты за ней сгоняешь?

Янка покивала.

— Только после обеда, после обеда. Ага? - заторопилась Анастасия, - у меня тут стирка...

— Ну? И что ты об этом думаешь? - поинтересовался Гусаков.

Яна выглядела подавленной. Открытие истины - неприятная штука.

— Исправить я видимо уже ничего не смогу?... - полувопросом ответила жена.

— Такие ошибки, невозможно исправить.

— Знаешь, - горько пооткровенничала Яна, - я раньше, когда рассказывала бабам, как я... ну... живу. Они завидовали. Я-то считала это нормальным... А теперь... И деньги терять не хочется... Но уходить надо.

Женька успокоительно положил ладонь на её руку. Яна закрыла глаза и посидела так немного.

Наконец что-то решила.

— Знаешь что, я в конце года премию получу и сразу же уйду. Хорошо?

Женька покривился, но промолчал.

— Женя, я буду осторожна. Теперь я буду очень осторожна. Поверь - всё будет хорошо.

Яна внимательно посмотрела мужу в глаза.

— Женя, я, что ещё хочу сказать... Если ты будешь постоянно отталкивать меня, то у нас ничего не получится.

И, на его вопросительный взгляд, пояснила.

— Ты всё время: - "не трогай меня", "убери руки", "отойди"... Если так продолжать, то тогда действительно, лучше разойтись. Ты же не подпускаешь меня к себе.

— Хорошо. Учту. Только... Не старайся меня соблазнить. Не надо. От этого только хуже.

— Но, почему?!

— Понимаешь... - он постарался облечь свои ощущения в слова, - пытаясь все исправить при помощи секса... Ты ставишь меня в один ряд с этими твоими... Мне больно.

— Они не "мои", - вспыхнула Янка. - И что здесь плохого? Что плохого в том, что я хочу своего мужа? Что я хочу искупить свою вину?

— Я объясню... У меня возникает ощущение, что я становлюсь в очередь. Искупление измены сексом унизительно и оскорбительно.

Яна опустила глаза. Для неё открылась ещё одна неприятная истина.

Гусаков успокаивающе погладил её по руке.

— Яна, сейчас главное, чтобы мы не стали противниками, или даже врагами. Ты уж поверь, я тебе не враг. Не злись.

— Да я и не злюсь. Я просто устала.

Она действительно устало потёрла лицо.

Евгений уже не стал говорить о том, насколько он-то устал.

Посидели, помолчали каждый о своём. Потом Янка осторожно так упрекнула:

— Я вот что хочу спросить... Ты так много знаешь о жизни. Почему ты не предусмотрел той ситуации? Почему ты не научил меня, как жить? И сейчас, ты обвиняешь меня.

Женька слегка опешил.

— Я тебя не обвиняю. Согласен, я тоже виноват - пустил всё на самотек. Первое же столкновение с жизнью, а ты не готова... Но я тебя не обвиняю. Честно.

— Ну, да! А "дура", "тупая кобыла"... Это всё - ласковые прозвища...

Гусаков не знал, что на это ответить.

— И ещё, - Яна замялась... - я боюсь тебя.

— Почему? - поинтересовался Женька.

— Когда ты там... Когда убивал Кузнецова, ты улыбался. Страшно так улыбался. Как сумасшедший... Я тебя боюсь. Я рядом с тобой даже спать боюсь... Я понимаю, что если бы мы его не убили, он бы сосал из нас деньги всю жизнь. А так, мы еще и с доходом... Ты поступаешь правильно, но жестоко... Очень жестоко.

— Это ещё милосердно, Яна. Этих уродов надо воскресить и снова убить. И так несколько раз... Впрочем, чёрт с ними, чего в прошлом ковыряться. Я исправил твои ошибки, - он подчеркнул слово "твои". - Как мог, так и исправил. Но есть и третье виновное лицо. Что делать с ним?

— Ты меня имеешь в виду?

— Угу.

Яна печально и как-то обречённо посмотрела на мужа.

— Ты и меня убьёшь?

Тут спокойствие Евгению отказало. Он ошарашено разинул рот.

— А... Э... Ты что, с ума сошла?!

Янка грустно отвечала:

— Я уже не знаю, чего от тебя ожидать.

— Ну, не такого же!... Я просто поговорить думал... Решить проблему... Как-то всё развалилось. Что делать, чёрт его знает? Ты ничего не предлагаешь, у меня тоже никаких идей.

Жена обхватила его предплечья.

— Женя, я всё сделаю, ты только скажи... Ты же умный.

— Я хочу спросить кое-что.

— Просто - спросить?... Ну... Спрашивай, - пожала плечами Яна.

— Несколько вопросов. Только без обид. И только - правда.

— Хорошо.

— Скажи, Яна, за те двенадцать лет, что мы вместе, ты мне изменяла? Ну, кроме Юрьева и Кузнецова.

— Нет, Женя. Нет, - отвечала Яна. - До нашей встречи у меня было... После того, как я встретила тебя - нет. Я ведь с тобой была... Я была счастлива. Зачем мне ещё кто-то.

— Хорошо... А с Эдиком, у тебя сколько длился этот роман?

Яна усмехнулась.

— "Роман"? Какой к чёрту роман... Это было... Это было единственный раз. Если ты думаешь, что я... Нет, Женя. Это было один раз.

— Видишь ли... Ты Толика Убираева помнишь? Нет, не помнишь. Но он у нас на свадьбе был. Так вот, он работает с полиграфом. Ты знаешь, что это такое?

— Нет.

— Это прибор, который определяет - правду говорит человек, или врёт. Я хочу его пригласить и проверить тебя.

— А-а, - протянула Яна, - вон оно что. Ну, приглашай.

— Позволь, теперь я второй раз задам тебе те же вопросы. Я хочу сравнить ответы.

— Не надо, Женя. Ответы будут точно те же... А я тебя тоже смогу проверить на этом приборе?

— Да, конечно. Мне скрывать нечего. И тебе меня не в чем упрекнуть.

Помолчали, подумали. А потом Яна спросила:

— Женя, вот когда ты на мне женился, я ведь не девочкой тебе досталась. У меня были парни. И всё было нормально. Да и ты тогда тоже был далеко не девственник. А сейчас-то почему у нас так? Почему в постели-то всё так плохо?

— Я не знаю, - отвечал Евгений. - Если ты думаешь, что я наказываю тебя таким образом - нет! Нет ничего этого. И я бы рад всё исправить, но... Его, - он выразительно опустил глаза на ширинку, - Его же нельзя уговорить, или усовестить. Он не подчиняется приказам. Не обвиняй меня в злом умысле. Это надо говорить с Ним.

Яна грустно усмехнулась этой горькой шутке.

— Знаешь, - продолжал Женя, - у меня есть мизерная надежда на то, что всё можно починить. А иначе двенадцать лет жизни - в задницу. Это... Это обидно. Я подожду ещё. Немного. Может, ты придумаешь способ...

Закипел чайник.

Яна открыла дверь из кухни, крикнула:

— Мэри, чай будешь?!

— Нет!

— С зефиром!

— Да!

Попили чай. С зефиром. И Яна поехала за подругой.

* * *

Следующим утром Гусаков увёз Марию в школу, Яну и Настю на работу, а сам, купив в универсаме хлеба и молока, вернулся домой.

Почему именно он развозил «дам», а не Яна? Да потому, что вчера Янка и Анастасия назюзюкались до поросячьего визга.

С Женькиного разрешения, конечно. Он воспринимал эти редкие, надо сказать, посиделки - снисходительно, как невинные шалости детей.

"Дети" орали караоке до тех пор, пока снизу не пришла возмущённая соседка, Татьяна Николаевна. Нотариус.

Мария сидела у себя в спальне, за компьютером, с котёнком, уснувшим у неё на коленях. А Женя, позади неё, на диване, листал планшет.

Через двадцать минут относительной тишины в комнату ввалилась эта самая нотариус, довольно тучная дама, в сопровождении Яны и Насти, и объявила:

— Евгений Влади... ик... ирович! У нас тут белый танец намечает... ся. Дамы при... иглашают калаве... карале... Тьфу, б**дь! Ка-ва-леров...

И, по косяку, тихо сползла на пол.

Мария поморщилась:

— Блин. Дурдом.

Евгений, как санитар на поле боя, растащил женщин по местам дислокации, попил с Машей чаю, помыл посуду, тут и день закончился.

А на этот понедельник у Женьки был план - перепрятать деньги. Бог его знает, что там впереди. Может быть и обыск. А найденные деньги мигом превратятся в улики. И в процессе следствия, хоть миллионы, хоть миллиарды, в недрах нашего следственного аппарата обычно теряются мгновенно и бесследно.

Он завернул всё бабло в мусорные пакеты в несколько слоёв и засунул в рюкзак. И тут - звонок.

Игорь нервничал:

— Женя, привет. Спешу обрадовать - дело Бобровых мы просрали.

— На, мать его!... А как? Наташа что-то накосячила?

— Не. Это сам Бобров, придурок. Он пункт шесть-два оспариваемого договора нарушил. А теперь встал в позу - он, мол, нам заплатил и мы должны его, сука, чуть ли не на престол возвести. Истец, видимо, о нарушении знал заранее. А наш подзащитный, урод, бля, нас не уведомил.

— Игорь, верни ему деньги и пошли нахрен.

— Он уже хай поднял, у нас репутация рухнет. Посмотри, может ты что-то придумаешь.

— Хорошо. Я перезвоню.

С этим звонком Гусаков забыл, что ещё хотел сделать. Постоял в задумчивости, огляделся...

А-а, да! Пошел в спальню и выгреб всё Янкино золото и украшения. Свалил это дело в коробку из-под ботинок, обмотал скотчем, положил тоже в мусорный пакет, и запихал в рюкзак.

Когда Женька начал работать, он, после каждого выигранного судебного процесса, покупал жене какую-нибудь дорогую побрякушку. Ввёл, так сказать, в традицию. За двенадцать лет накопилось много...

Загрузил рюкзак в машину и покатил на дачу.

В дачном домике он не задержался.

Спустился в подполье, и засунул рюкзак под половицы. Да ещё и граблями затолкал его подальше к стене. Вдобавок присыпал землёй, так, чтобы нельзя было заметить.

И вернулся домой.

Посмотрел договор и позвонил Игорю.

— Игорь, я тут помозговал... Пункт шесть-два - ничтожен.

— Почему?

— Потому, что запрет на новый трудовой договор нарушает конституционное право на свободный труд. Мы объявим юридическую несостоятельность этого пункта. Если истец согласится признать ничтожным только его, то... То на этом, собственно, и всё. Суд мы выиграли... А если, на этом основании, признают недействительным весь договор, да ради Бога. Только пусть двести пятьдесят тысяч вернут нашему долбодятлу.

Игорь долго молчал. Потом хмыкнул:

— Я так и знал, что ты что-нибудь изобретёшь! Всё. Пишем апелляцию.

Через пять минут позвонила Наташа:

— Евгений Владимирович! Я ваша должница!

Женька отмахнулся:

— Да ладно...

Через несколько дней, числа так двадцать пятого, вечером, Яна вошла в спальню с вытянутым лицом и испуганными глазами.

— Послушай, Женя, а где деньги?

— Какие деньги?

— Ну, вот те, которые в кресле... И в комоде

— А зачем они тебе?

— Ну, как "зачем"? Они что - пропали? Ты их кому-то отдал?

— Нет, я их перепрятал. На всякий случай. И всё твое золото - тоже.

— И золото? Ты мне не доверяешь?

— Да, Яна. Увы, не доверяю. Я... Как бы это сказать... Я не уверен в твоей разумности. Но, самое главное, если будет обыск, деньги не найдут.

— Слушай, ну, даже если и обыск... Какое право кто-то имеет на наши деньги.

Женька посмеялся.

— Ты думаешь - чтобы украсть, нужно какое-то "право"?

* * *

Двадцать седьмого декабря Янка пришла домой задумчивая.

— Ты знаешь... Мне Виталий Тимурович предложил перейти к нему замом, - сообщила она мужу.

— Что за Виталий?

— Решетников. Директор департамента капитального строительства и земельных угодий.

— А чем он аргументировал это предложение?

— Да ничем, собственно. У меня ведь соответствующее образование и опыт...

— Ага. А вот скажи мне, у вас там что, нет людей с таким же образованием, но более опытных?

— Есть. Ольга Толобова, к примеру.

— Тогда почему ты?

— Да вот и я думаю: "Почему - я?".

— Может потому, что у тебя репутация шлюхи, а деду захотелось молоденького мясца. Сколько ему лет?

Янка взорвалась:

— Женя! Я не шлюха! Я не шлюха! И прекрати это!...

Потом посмотрела на мужа, поняла, что её истерика не к месту, и расстроенно плюхнулась на стул.

Женя был спокоен.

— Я и не говорю, что ты шлюха. Я говорю о твоей репутации. Раньше её не было, теперь она есть. Поэтому тебя интенсивно будут стремиться трахнуть.

Яна скуксилась.

— Женя, зачем ты говоришь гадости? Тебе доставляет удовольствие унижать меня?

Гусаков покривился, горько покрутил головой.

— Пошли на кухню. Садись.

Он тоже уселся, уже традиционно, напротив, за столом.

— Слушай внимательно. Слушаешь?

— Да слушаю-слушаю!

— Это первый звоночек. Система срабатывает. Впереди у тебя неприятности.

— О чём ты?

— Я говорю о... Хм... О многократном совокуплении с работниками администрации. Поздравляю тебя, золотце моё. Тебя собираются пустить по рукам.

Жена снова окрысилась:

— А чему ты радуешься?!

Странно было это утверждать глядя Женькину угрюмую рожу.

Женя поднял предостерегающе руку.

— Давай определимся. Или мы будем собачиться как два придурка, или будем трезво оценивать ситуацию и принимать меры. Радости тут никакой

— А что делать-то?

— Успокойся! Прежде всего, успокойся. А потом надо будет срочно увольняться.

— Да. Надо увольняться...

— Ну а чего ты тогда тянешь?

— Я не хочу. Мне трудно будет сидеть дома. Там, на работе, всё знакомо, привычные обязанности. Там такая сердечная обстановка... Люди чуткие...

— Я понимаю, Яна, хоть насчёт чуткости и сердечности - сомневаюсь. Но... Вот ты живешь... Ну, так, как считаешь правильным и нужным, и от тебя одни неприятности... Дочь тебя презирает. Я тебя... В общем, тоже, мягко говоря - не "боготворю". Так может начать жить по-другому, - Женя крутанул рукой, - может начать жить как-то наоборот. Может тогда и наше отношение к тебе изменится?

— Я ничего не понимаю. О чём ты говоришь?

— А ты начни думать. Может, поймёшь.

— Женя, ну я же не совсем дура. Я думаю... Но... Сидеть дома.

— Придумай что-нибудь. Мало ли интересных занятий. А хочешь, ко мне помощником иди.

Яна собиралась что-то сказать, но Гусаков перебил:

— Обрати внимание - я ничего тебе не приказываю и ничего не диктую. Мне не нужна рабыня, мне нужна женщина-друг. Которая меня не предаст. Но ты должна думать о нас с Машей. Если ты продолжишь работать в администрации, то... Короче, подсыпят тебе снова что-нибудь в пойло, и всё окончательно развалится. Я же не могу всю городскую власть на змеевиках перевешать?

— Ладно, - согласилась Яна, - после корпоратива уволюсь.

— Тебе вообще не следует ходить на корпоратив.

— Там премию в конвертах будут выдавать.

— Но ты же можешь получить её и после...

— Женя, мне тоже хочется иногда развеяться, побыть в обществе. Показать свои наряды.

— Вон оно что. А меня ты с собой не позовёшь?

— Нет, там же, как всегда, все будут без супругов. Только свои, из руководства города.

— Господи! Где же я так нагрешить-то успел?! Ладно, пошли ужинать. Зови ребёнка.

* * *

Чем ближе к новогодним праздникам, тем тревожнее становилось на душе у Евгения. Смутные подозрения начали оформляться в нехорошие мысли.

Тридцатого числа Янка, часов в пять, примчалась домой и начала в темпе прихорашиваться и наряжаться. Параллельно выдавала:

— Женя, ты меня сейчас отвезёшь в горсовет, а к десяти приедешь, заберёшь. Я как получу деньги, так сразу и уйду.

— Ты там, что - собираешься пить?

— Жень, - жена смотрела на него глазами кота из мультика, - один бокальчик шампанского.

— Рискуешь.

— Ну, Женечка, я тебя прошу - не нагнетай. Всё будет нормально.

— А вот это обязательно одевать?

Яна вертелась перед зеркалом в длинном, до полу, изумрудном платье, с глубоким декольте и разрезом до бедра.

— Женечка, это же вечернее платье. Где мне его носить, если не на светском вечере, на элитарном рауте...

Гусаков иронично покачал головой:

— В России не бывает элитарных раутов, только грязные, быдлоидные попойки. Контингент, знаешь ли, не тот.

— Тебе обязательно надо испортить мне настроение?

Женя не обратил внимания на её укор.

— Так. Слушай сюда. Я тебе сделал набор номера жестом. Да, да - в телефоне. Просто на экране нарисуешь тройку. На, попробуй.

Яна попробовала. На телефон мужа поступил вызов.

— Теперь одной рукой.

— Как?

— Большим пальцем черти.

Ещё один вызов.

— Ещё раз.

— Жень... Ну, хватит уже...

— Я сказал - ещё раз!

Отрепетировали до автоматизма, и Гусаков отвёз жену в центр.

Вот, задницей чуял неприятности. Но оставить жену дома, это значит обидеть её. Будет потом дуться месяц. Не мог он так поступить. Это как конфету отобрать у ребёнка.

Ситуация дебильная. Думается - многие в такую попадали: - Женщина засовывает голову в какую-нибудь жопу, а ты ничего не можешь сделать. Впрочем, нет, можешь. Но у тебя только два варианта, и оба кончаются дерьмом.

Евгений думал:

— Может у меня и правда паранойя? Может ничего и не случится? Может, пронесёт?

Хоть внутреннее напряжение нарастало, и он кишками чувствовал - нихрена не пронесёт.

Не пронесло.

В половине десятого Гусаков подъехал к зданию администрации. Ждал.

Без пятнадцати десять зазвонил телефон. Женька включил трубу. Секунд пять слушал хрипение и сопение, потом Янка вскрикнула:

— Уйди, тварь!

Гусаков рванул ко входу. Задолбился в массивную дверь.

Не спеша вышел охранник. Спросил через переговорное:

— Ну? Чего ломимся?

Женя, по возможности спокойно, объяснил:

— Мне надо жену забрать. Ей там плохо.

Женьку-то охрана знала.

— Позвоните ей, пусть выходит.

— Она уже не может выйти. Уже всё - готова.

Скандалить было совершенно непродуктивно, поэтому Евгений сдерживал эмоции. Главное тут было - войти.

Мужик понимающе усмехнулся.

— Ясненько. Ну, проходите.

Женька знал, где актовый зал, и помчался прямо туда.

Ворвался на пирушку злой как чёрт.

Картина Репина - "Не ждали". Вся тусовка замерла, открыв рты.

Женька рявкнул:

— Настя! Настя!

Подлетела Анастасия. Он прорычал:

— Где она?!

— Пошли, - засуетилась Настя, и потащила его через другую дверь в коридор.

Женька достал телефон, включил камеру, отдал Насте:

— Снимай!

Дорогу загородил какой-то дрищ.

— Вам туда нельзя!

Женька взял того за рожу, толкнул так, что мужик улетел к стене.

— С дороги, глиста!

Подошли к одной из дверей. Гусаков дёрнул створку - открыто. Резко вошёл. Настя привычно включила свет.

Поперёк офисного стола дрыгалась, пытаясь вырваться, расхристанная Янка, а над ней нависал здоровенный мужик, удерживая её одной рукой за горло, а другой шарил у неё между ног. Он обернулся на звук.

— Я же сказал, мать вашу, - не беспокоить!

Он был откровенно бухой. При этом рожа у него была ободрана знатно. Даже лучше, чем у Женьки.

Гусаков сократил дистанцию и со спины засадил ногой бугаю в пах. Насильник "ойкнул" и, потеряв равновесие, упал на карачки.

Женька добавил ещё по роже пинком, опрокинув и вырубив того окончательно.

Взял Янку на руки, как ребёнка, и понёс на выход. Декольте на ней было разорвано до пояса. Левая щека опухла, глаз заплыл, наливаясь синяком. Она уткнулась мужу в грудь, тряслась и всё повторяла:

— Женя... Женя прости... Женя...

Толпа сотрудников уже стояла в коридоре. Почти одни женщины. Смотрели испуганно, но с любопытством.

Тот мелкий дрищ завопил:

— Остановите его! Задержите!

Ага. Остановщик хренов. Помалкивал бы уж...

Вышли на морозное крыльцо. Настя следом несла шубу и сумочку, сама по-летнему, в одном платье.

Евгений свалил жену на сиденье. Забрал у Анастасии вещи и телефон.

— Спасибо Настя. Спасибо. Беги, а то простынешь.

Гусаков повёз жену в травмпункт на Карла Либкнехта. Это рядом. Бормотал под нос:

— Повеселилась, мать твою. Светская, бля, львица. Ох, Янка, что же ты творишь.

Яна пришла в себя, подняла голову.

— Мы куда?

— В больницу. Лежи, не шевелись.

— Женя, меня тошнит...

Женька остановил машину, сначала накрыл жену шубой, как покрывалом, потом обошёл, открыл пассажирскую дверцу.

— Блюй.

Янку вывернуло. На только что почищенный асфальт. На улице Ленина.

Ей видимо полегчало, и она снова откинулась на сиденье.

— Сотрясение мозга, - констатировал Гусаков.

Женька снова сел за руль, но что-то кольнуло сверху в ступню. Он включил свет в салоне, задрал ногу и посмотрел на ботинок.

— Да твою же мать!

— Что, Женя? - повернулась Янка.

— Зуб, блядь! Он меня что - за ботинок укусить пытался.

Он выдернул чужой зуб из взъёма и выкинул его в окно.

Яна замычала, сдерживая смех, но не выдержала - взорвалась истерическим хохотом.

— Прости, Женя, прости...

Она смеялась, придерживая опухшую щеку ладошкой. Стонала от боли, и снова хохотала.

— Вот ты ржёшь, как дура, а дело-то хреновое... Этот мудак будет мстить. Подло и гадко.

— Да он проспится и ему самому будет стыдно...

— Да ты что! Ему станет стыдно?! Ага... А вот скажи мне - он нормальный человек или говно собачье?

Янка промолчала, что тут скажешь.

— Снова придётся принимать превентивные меры.

— Ты его убьёшь?

— Яна! Он избил мою женщину! Как ты думаешь - что мне делать? Ты думаешь - ему надо всё простить?

Женя притормозил, прижался к обочине.

— Он тебе засадил?

— В смысле, - поморщилась от боли Яна.

— О, Господи! Он тебя трахнул?

— Нет. Я ему не позволила.

— Ну-ка дай я проверю... Подними подол...

— Женя! - возмутилась Янка, - Это гадко!

Гусаков зарычал:

— Я что сказал?!

— Да на, проверяй! - Яна, со психом, спустила трусики.

Гусаков действительно пальцем проверил, буркнул:

— Хм... Сухо...

Он достал влажную салфетку и вытер руку.

— А что вы там делали, пока я бежал тебя спасать? Это же - минут пять...

— "Что делали", "что делали"!... Дрались!!

Расстроенная Яна отвернулась от мужа к окну, уставившись в темноту.

В травмпункте у Яны не выявили ничего страшного. Ну, относительно, конечно. Кости целы, внутренности не повреждены. Несколько синяков на теле и лицо разбито. Сотрясение мозга. Рекомендовали покой, выписали кучу лекарств. Зафиксировали факт побоев.

Гусаков попросил аж три копии освидетельствования. С печатями. Заплатил врачу, - тот сделал. На случай внезапной потери документа в ходе следствия.

А следствие будет. Куда же от него денешься.

Домой вернулись уже в двенадцатом часу.

Маша не спала. Вышла в коридор.

— Привет мам. Что так долго...

И тут увидела мать. Она сморщилась, хотела заплакать, но сдержалась. Только спросила:

— Что? Опять?

Отец, снимая туфли, покивал:

— Опять, дочь. Опять.

Тут Янка взвилась:

— Что "опять"?! Что?!

Маша только махнула рукой и пошла к себе.

— Стой! - разорялась Яна, - Не смей уходить, когда с тобой мать разговаривает!

— Да пошла ты...

Янка возмущённо повернулась к мужу и...

Она отшатнулась от его перекошенного злобой лица.

— Оставь ребёнка в покое. Быстро, в ванну и спать, - прошипел мужик.

Яна как-то уменьшилась в размере, пригнулась и метнулась в ванную...

Женя жарил котлеты, намереваясь покормить дочку. С этим компьютером и социальными сетями ребёнок вечно забывал поесть. Хорошо, хоть уроки делала без напоминания. На улицу гулять не выгонишь. Думал:

— Надо ей щенка купить. Пусть выгуливает.

Тихонько зашла Яна. Прошептала:

— Жень, я есть хочу.

— Садись.

Ели, запивая какао, как любила Мария. Маша растерянно взглядывала на распухшее лицо матери и снова прятала глаза.

Яна не выдержала молчания:

— Женя, прости. Я не думала, что...

Он отмахнулся:

— Это твоё любимое занятие - не думать... Деньги получила?

— Да. Пятьдесят тысяч.

— Надо дочке новый компьютер купить... Самый лучший.

Мария распахнула глазищи:

— Что, правда, что-ли?

— Ну а чего.

И с горькой иронией:

— Деньги мать заработала.

Ребёнок тут же перестал хмуриться, растаял от счастья и заметно энергичней заработал вилкой.

Яна тихо предположила:

— Надо заявление написать, в суд. За побои и попытку... - она зыркнула в сторону дочери.

Гусаков отложил вилку.

— Ничего не надо.

На вопросительный взгляд жены, пояснил:

— Сейчас, по информации от медиков, заведут дело. Мы сделаем вид, что прощаем. А этот Валерий, или как его там, сам напишет заявление в прокуратуру. Я эту поганую породу знаю... Но тут типичная ошибка дилетантов - первыми начинать войну. Мы получим возможность ознакомиться с делом, и, исходя из того, что он нам предъявляет, будем строить защиту. Ну, по крайней мере, мы будем точно знать от чего и как отбиваться.

— Жень, и ты выиграешь этот суд? - осторожно спросила жена.

— Естественно. Я - Адвокат. А он - дерьмо.

— Он тоже наймёт адвоката.

Женька криво усмехнулся.

— Он, со своими эмоциями и апломбом, весь процесс завалит... Да и что я за юрист, если не могу защитить самого себя.

— Нет, вот как так можно? - удивлялась Яна, - Напасть на женщину... И это элита общества!

Я же объяснял, - напомнил Гусаков, - в России нет элит. Впрочем, у воров тоже своя элита.

— Но, хоть что-то святое должно быть...

— А как же, - ёрничал Гусаков, - вот он и есть святой, почти божество. А ты, ничтожество, посмела ему отказать!

И Маше:

— Кушай, доченька, кушай. Тебе ещё рано такое... Я потом тебя всему научу.

Хмуро посмотрел на Янку, не выдержал:

— Ну, у тебя и рожа... Нормально ты отдохнула. Ага, блин. Повеселилась и всё такое. Ох, Янка, что ты творишь... Ладно, не дуйся. Восприми это как хороший жизненный опыт. И вспомни, - я тебя предупреждал.

Нет, правда. Если так подумать: - запрети он жене идти на корпоратив, она всю жизнь бы ему это припоминала. А теперь она наоборот, постарается всё скорее забыть.

И ещё Женька подумал, что с некоторых пор просто манипулирует Янкой. Раньше бы рвал и метал, наделал бы глупостей... А теперь. Ну, получила по роже - нормально. Будет ей урок.

Он отнёсся к её трагедии даже с некоторой долей юмора. Ничего себе, мол, девка гульнула. Оторвалась по полной. Будет что вспомнить.

И ещё с удивлением и горечью обнаружил, что жалости к пострадавшей жене он не чувствует.

Когда жена и дочка улеглись, Евгений, на кухне, скачал видео-файл из телефона на ноутбук и просмотрел его. Съёмка довольно качественная. В принципе, всё видно, всё понятно. Настя молодец, спасибо ей.

Скинул файл на три флешки. Посидел, подумал, покривился и пошёл спать.