Вечером собрались ужинать, а тут Настя пришла. Раздеваясь в прихожей, обижалась:

— До вас добраться, как до северного полюса...

— Так ты бы позвонила, я бы за тобой приехала, - удивлялась Янка.

— Ай, - отмахнулась Анастасия, - не хотела беспокоить.

Сели за стол, поставили бутылочку хорошего вина, начали ужинать. Настя рассказывала новости.

Решетникова убрали, по "собственному желанию". Липкин ходит тише воды. Вежливый такой.

Из женщин никого не уволили. А Ольга Толобова пошла на повышение. Теперь она, вместо Решетникова, директор департамента капитального строительства. Принимает дела.

— Наши бабы что-то шушукаются и скрытничают. А мне ничего не говорят. Засранки, - жаловалась Настя.

Ну, что сказать? Первая часть драмы окончилась благополучно.

* * *

Состояние Гусакова в тот момент было, прямо сказать, - не блестящее, но мстить надо.

Первым делом поговорил с женой. Не знакомы ли ей те бандитские рожи, которые пытались его "наказать". Они же явно связаны с Решетниковым.

Он ещё раз укорил Яну, за то, что она не сняла драку на телефон. Та только виновато опустила глаза. А что она могла сказать?

У неё и так на висках седина пробилась. Тридцать лет женщине, уже седая. Видимо, после Машиного проклятья, Янка сильно переживала. Ходила по квартире тихо, как привидение, и почти не разговаривала.

Гусаков пытался один раз выйти на разговор, но... Жена отмолчалась.

Короче - Женька думал не долго. Он сел за компьютер и скачал программу составления фоторобота. И весь вечер, на пару с женой складывали в кучу глаза, носы и губы, пока не получился портрет, более-менее похожий на мужика с наганом.

Яна подтвердила:

— Да, это он. Точно - он.

Женя узнал этого мужика. Вспомнил, где его видел.

Полез в старые, добрые одноклассники, на страницу Решетникова Виталика. И действительно! Это сын Витали, от первой жены. Такой же, как папа, - кругломордый. Решетников Сергей Витальевич. Уже кое-что.

На сайте ФНС России, в списке предпринимателей, обнаружил этого говнюка. Он, оказывается предприниматель... ИП, если быть точным.

Ага, предприниматель с наганом. Финансовый, блин, гений.

А по ИНН мальчика Серёжи, выяснилось, что он руководитель и владелец бара "Камелёк", что на той же улице Либкнехта.

Женя, кряхтя как старый дед, залез в свой "Pilot" и поехал в центр, посмотреть - что это за "Камелёк" такой...

Обычный пивной бар. С залом, столов на двенадцать, и вынесенной верандой на пять столиков, по причине зимы не работающей.

Входить в помещение не стал. Так... Посмотрел из машины и уехал домой. По дороге обдумывая план действий. И придумал!

По здравому рассуждению, молодой парень, можно сказать - мажор, имеет небольшую банду и владеет баром. Вывод?

Вот "как пить дать" ребята, по вечерам, зависают в этом "Камельке". Надо было проверить.

И он проверил. Съездил к десяти часам и постоял на парковке, понаблюдал...

Да. В половине одиннадцатого подъехала гоп-компания на "Крузере", ввалилась в зал и начала "культурно отдыхать". Пять рыл сидели за столом, выпивали, говорили о чём-то. Примерно, раз в полчаса, выходили на крыльцо покурить. Как там Янка говорила - "светский вечер", мать бы их.

Гусаков внимательно осмотрел территорию. Камера наблюдения висела только в одном месте, над фотостудией. И вообще переулок слабо освещён и мало проходим. Место очень удобное для его замысла.

Дома, ещё посидел над картой, намечая маршруты, стоянки и пути отхода.

На другой день, первым делом он, через весь город, попёрся в магазинчик карнавальных костюмов. Ему нужна была накладная борода. Да и усы бы не помешали... Купил и то и другое. Плюс специальный клей для крепления этих аксессуаров на рожу.

Ох, господи! Чем приходится заниматься!

Дома обстриг ножницами лишние лохматости, превратив роскошную седую бороду в чеховскую бородку и элегантные усики.

Позвал Яну.

— Посмотри, пожалуйста, на меня.

Та охнула от неожиданности:

— Женя. Зачем ты...

— Яна, просто скажи - это смотрится естественно?

— Да. Как живые.

— Спасибо.

Потом, уже в наклеенных фальшивках и в старом полушубке, поехал на Заозёрную в магазин "Красное и белое", купил большую двухлитровую бутылку коньяка "Квинт Монте Чоко", в красивой коробке и литровую бутыль спирта "Royal". Естественно - в магазине попал под камеры. Да и покупка неординарная. Поэтому шифровался.

После обеда сгонял на Третий разъезд. Там он знал одну маленькую контору, магазинчик химпрепаратов. Купил литровую бутылку бромадиолона. Рядом же, в аптеке приобрёл шприц на 150 миллилитров и упаковку резиновых перчаток.

Вывез всё это дело на дачу и там похимичил с коньяком. Профессор, бля, Мориарти, доморощенный. Получилась жуткая смесь.

Упаковал всё аккуратно в коробку и протёр её ваткой со спиртом - удалил отпечатки пальцев.

Приехал домой, злой и угрюмый. Попил чаю с бутербродами и завалился спать, хоть и семи ещё не было.

Устал.

В четверг занимался тем, что учился падать. Пока Маша была в школе, он часа три падал в коридоре с пакетом, наполовину наполненным продуктами. На самом верху лежала пустая бутылка.

Он падал так, чтобы продукты высыпались из тары. Одну бутылку разбил. Потом долго и тщательно пылесосил линолеум.

В конце-концов Женька решил, что достаточно подготовился и пригласил к разговору Яну, которая смотрела на его тренировку с некоторым испугом.

Объяснил ей задачу: - Подвезти его на Либкнехта; постоять на парковке до нужного момента; как только Женька скроется за углом, выждать десять минут и выехать на Партизанскую; подобрать там мужа и, через Спартаковскую, уехать домой... Всё. Больше ничего объяснять не стал.

Тем же вечером, дождались, когда дочка уснёт и выдвинулись. Только телефоны заглушили и оставили дома.

Женька напялил своё старое теплое, длинное пальто и вязаную шапочку балаклаву.

На место добрались к одиннадцати. Настроились на несколько дней ожидания, но всё получилось в первый же вечер.

Как только беззаботная компания вышла на крыльцо покурить, Женя выбрался из машины и тихо закрыл дверцу. Кивнул ободряюще Яне и, слегка присев, похромал по тротуару.

Проходя мимо крыльца, Гусаков неожиданно споткнулся и грохнулся на брусчатку. Из пакета вылетело всё содержимое.

Он, кряхтя, поднялся и начал собирать разлетевшиеся продукты. Парни бросились ему помогать. Свалили всё в пакет, отряхнули страдальца. Женька шепеляво шептал:

— Спасибо, деточки. Спасибо.

Ухватив пакет поудобней, он почесал, всё так же прихрамывая, дальше. Мужички вернулись на крыльцо.

Когда Женька завернул за угол, Серёжа Решетников презрительно сказал:

— Старый придурок... Ну, что, орлы, пошли коньячком побалуемся, - и продемонстрировал друзьям коробку "Квинта".

Команда радостно заржала и втянулась в помещение.

* * *

В пятницу, с утра, Гусаков сел за компьютер и накатал исковое о расторжении брака. Собрал все сопутствующие документы и уехал под напряженным взглядом жены. Сделал нотариально заверенные копии, оплатил пошлину в "сбере" и увёз всё к мировому судье на Затонскую.

А потом пришла из школы Мария и безапелляционно заявила:

— Так. Папа, мы сейчас едем на каток, на Королёва.

— Дочь, да я же только из гипса.

— Там будут все "наши". А я буду смотреть на тебя, и такая: - Мой папка только из гипса вылез, а катается как чемпион... Классно?

— Классно, классно. Поехали.

А в субботу с самого утра примчалась тёща. Наводила в квартире порядок, так, как она себе его представляет. Готовила обед. Демонстрировала свою хозяйственность и нужность.

Пообедали, подождали, когда Мария уйдёт к себе, и Татьяна Алексеевна начала:

— Женя, Яна сказала, что ты подал на развод...

— Она правильно сказала.

— А в чём дело? Что случилось?

Гусаков посмотрел на Янку осуждающе - мать-то зачем в это втягивать.

А тёща не унималась:

— Ну ладно, она в чём-то ошиблась, сделала что-то не так, но это же не повод... А ребёнок? Вы о ребёнке подумали?

Татьяна расходилась, не остановишь:

— Женя, даже если она провинилась, ты должен её простить. Она просто не подумала... Ну... Она же не изменила тебе!

Женька с горечью отвернулся к окну, Янка опустила голову.

Татьяна посмотрела на одного, на другого, и удивлённо спросила:

— Что? Изменила?

Опять никакого ответа.

Тёща ошарашено повернулась к дочери:

— Яна, ты с ума сошла? Нет. Подождите. Я не верю...

— Мама, - попросил Евгений, - не надо вам в это дело лезть. Мы сами разберёмся.

— Вы уже "разобрались", - вспыхнула Таня. - Семью разваливаете! Зачем?! Двенадцать лет! Двенадцать лет жили нормально... И что теперь?

— Теперь мы разведёмся. Так надо, мама. Это необходимо.

— Женечка, ну прости ты её.

— Я-то её прощу. Но она уже не может остановиться. Жить рядом с ней стало опасно. Рядом с ней опасно находиться ребенку.

Татьяна Алексеевна удивлённо посмотрела на Янку.

— Яна, что ты такое натворила?...

Женя вышел в спальню, принёс ноутбук.

Яна посмотрела на него взглядом полным тоски, но ничего не сказала.

Гусаков нашёл нужный эпизод, включил, повернул экраном к тёще.

После слов ребёнка: "Мама, пойдем домой! Пожалуйста! Пойдём!", остановил воспроизведение.

Таня прошептала:

— Боже... Маша... Она там... Она же тебя ненавидит...

— Понимаете, мама... - объяснял зять, - смысла нет сохранять этот брак. Он развалился. И она же, - он кивнул на Янку, - не успокоится. Я боюсь, что запас её подлостей не исчерпан... Всё было прекрасно. Дом полная чаша, счастье, взаимопонимание. И вдруг она как с цепи сорвалась. Не догуляла в молодости, что ли...

— Но... Она... Я... - не находила что сказать Таня.

А Женька продолжал жаловаться:

— Знаете, мама, хочется уюта, спокойствия, милых, тёплых отношений. Вместо этого - пьянки, позор, блядство, инфаркт, импотенция, судилище, избиение, перестрелка, ободранная рожа, расстроенный ребёнок, презирающий свою мать. Зачем мне всё это?... Хорошо, хоть как-то ухитрился живым остаться... И вот скажите мне мама: - а нужна ли мне такая жена? Мама! Нужна мне жена, которую я постоянно вытаскиваю из-под каких-то поганых, мерзких, пьяных мужиков?

Яна ответила с укоризной:

— Постоянно? Не надо! Это было всего два раза!

— Думаешь - это тебя оправдывает? Мне лично вот так хватило.

Таня ткнула пальцем в ноутбук:

— То есть... Это ещё не всё?...

Женя только безнадёжно махнул рукой. И повернулся к жене:

— Сначала ты, поверив каким-то уродам, не поговорив со мной, со своим любящим мужем, побежала трахаться... Потом я тебя попросил не ходить на этот грёбанный кооператив. Попросил! Ты ушла туда, назло мне... Потом я тебе уже приказал - сесть в машину. Приказал! Ты проигнорировала мой приказ... То есть, ты откровенно меня игнорируешь. Как я ещё могу дать тебе понять, что так со мной поступать нельзя? Как?

Яна подалась к нему:

— Женя не надо развода. Я все поняла.

— Хорошо. Расскажи, - что ты поняла?

— Что твои просьбы надо выполнять. Что приказы надо выполнять.

— Ладно.

Женька пододвинул ноут и включил секундомер.

— Упала на пол! Быстро!

— Женя... - заметалась Янка, - Ну, тут же мама... Нелепость какая... Зачем ты...

Гусаков устало вздохнул.

— Увы, ты ничего не поняла. Это был твой последний шанс... Ладно. Пошёл я спать.

— Женя! Постой! Я легла! Я уже на полу! Не уходи! Поговори со мной!

Евгений вернулся. Яна лежала на полу кухни, сложив руки на груди как покойник.

— Вставай, - разрешил он.

Яна поднялась с пола и села на место.

— Понимаешь, Яна... Там, на Менделеева, когда меня убивали, мне надо было две секунды, чтобы вытащить травмат. Всего две секунды! Ты их мне не дала. Ты их у меня отняла.

Он повернул компьютер к жене.

— Сейчас, от приказа до исполнения прошло тридцать шесть секунд. За это время меня могли убить восемнадцать раз. На самом деле - ты ничего не поняла. Поэтому - развод. Это единственный выход из ситуации.

И ушёл в спальню.

Он разделся и лёг под одеяло. Слушал, засыпая, как на кухне тёща выговаривала дочери:

— Яна! Ты что, не могла ему уступить? Тебе что, так трудно было лечь на пол? Я его сегодня помыла.

— Мам, не начинай. Мне и так плохо.

— Яна! - не унималась Таня, - Он! Твой! Муж!... И он!... Он!... Он нормальный! Тебе, дуре, достался нормальный мужик! Ты не разбрасывайся, давай! Ишь ты! Гордая какая! Иди, проси прощения!

— Он запретил.

— Что "запретил"?

— Просить прощения запретил.

— Дочь! - зашипела Татьяна, - Ты что, не знаешь, как просить у мужика прощения? Тут слова не нужны.

— Мама, он мне запретил.

— Он запретил тебе что?... Спать с ним?

— Да.

— И давно это у вас?

— С октября. С того момента...

Тут Женька уснул.

* * *

В воскресенье с утра, поговорив с женой, сели в машину и поехали по женщинам, которые свидетельствовали против Решетникова. Ко всем, кроме Ольги Соловец. Янка на неё обиделась. Да и Женя не горел желанием встречаться с этой особой.

Отдали всем ещё по пятьдесят тысяч, поговорили. Расстались полными и окончательными подругами.

Прокатались целый день. Янка была покорной и услужливой.

Да! Ещё одна новость. Женщины сообщили. У Решетникова сын умер. И вся его компания тоже. В пятницу утром нашли их на Яковлева, в машине. Точнее - трое в машине, двое рядом с ней. Вся машина облёванная. Отравились чем-то. Народ говорит - палёной водкой.

Виталий с горя пьёт.

Вечером позвонил Игорь. И сразу к делу:

— Привет, Гусаков. Мне тут Юрьева звонила, просила тебя подъехать к ней на фирму. У меня такое впечатление, что она тебя переманить от нас хочет. Надеюсь, ты не бросишь старых друзей.

— Хе, - поехидничал Женька, - всё зависит от сумм, Игорёк. Диктуй, куда ехать...

На вопросительный взгляд Янки, ответил:

— Юрьева зовёт на работу. Предлагает оклад двести кусков.

— Согласишься?

— Посмотрю на место, на условия и вообще...

На следующий день Гусаков поехал на улицу Заводскую в Еленину "ООО".

Ну, что сказать... Автопарк - ворота, проходная, боксы, котельная, склады. Небольшая двухэтажная конторка.

Охрана позвонила "куда надо" и пропустила машину на территорию.

В управлении поднялся на второй этаж. Пробегающая девочка, с кучей документов в руках, указала кабинет директора.

— Ты мог бы и позвонить, - укорила Юрьева, - просто, дать мне услышать твой голос.

Женька оправдывался:

— Я был сильно занят.

Елена недолго думала. Она быстренько сделала выводы:

— Ты был сильно занят? А Решетников сынишка умер? Очень интересно...

— Лена, ты делаешь неверные заключения...

— Ну, да... Ну, да.

Юрьева встала.

— Поехали ко мне. Разговор не простой.

Они вышли в приёмную, Елена Михайловна отдала несколько распоряжений секретарше, и Гусаков повёз её домой на Масленникова. Маршрут знакомый.

Конечно же, Женя понимал, зачем они приехали в Ленину роскошную квартиру. Но отказываться от чего бы то ни было, не хотел. Да уже и не мог. Он больше четырёх месяцев не прикасался к женщине. Поэтому, при виде обтянутых тугой юбкой ягодиц, поднимающейся перед ним по лестнице Елены, его начало потряхивать.

В коридоре Юрьева указала:

— Вон тапочки.

Повернулась к Евгению и попала в капкан его рук.

Они набросились друг на друга, как одержимые. Тискали друг-друга и яростно целовались, стукаясь зубами.

Женя провел рукой по внутренней стороне бедра женщины от колена до паха. Промежность была мокрой и липкой. Он сжал её легонько, и Лена забилась, заахала в припадке оргазма.

— Золотая моя, это сколько же у тебя мужика не было?

— Долго, - прохрипела в ответ Юрьева.

Глаза у неё помутнели, взгляд расфокусировался. Она тяжело дышала, прижимаясь к Женьке, обхватив его что было сил. Её потряхивало.

Это он уже видел. Было у него такое. Сейчас Елена просто потеряла голову от желания.

Такое сымитировать нельзя. Женщина впадает в такое состояние только с любимым, желанным человеком, которому она готова отдать всё, в том числе и всю себя. Это большая жертва и большое доверие.

А для мужика это большая честь и большая ответственность. Если, конечно, это мужик, а не быдло поганое.

Он поднял её на руки и понес в спальню. Посадил на кровать и начал целовать её лицо.

Она помогала ему снять брюки, торопясь и дрожа от нетерпения. Извлекла игрушку и завсхлипывала:

— Господи... Господи...

Терлась о его одеревеневший инструмент лицом, как кошка.

Женя аккуратно пытался повалить её на постель, но она засопротивлялась:

— Нет-нет. Тебе нельзя. Я сама. Я всё сама...

Повалила его на кровать, Окончательно освободила от брюк и трусов. Лихорадочно стащила с себя гетры с трусиками. Только с одной ноги. Сочла, что этого достаточно. Перешагнула через лежащего мужика и, со вздохом облегчения, плавно опустилась на мужское достоинство.

Ни тому, ни другому не понадобилось много времени, чтобы одновременно взорваться кульминацией наслаждения.

Лена свалилась с Гусакова и, тяжело дыша, лежала на животе в позе бегуна. Юбка скаталась валиком на поясе, блузка расстёгнута. Гетры и белые трикотажные штанишки болтались на одном бедре. Бюстгальтер задран по шею. Женька хорошенько потискал её груди.

Эта бесстыдная поза, с откровенно выставленными ягодицами и промежностью, взвинтили его вожделение. Он встал на колени и потянул Леночку за талию. Та покорно встала на четвереньки. Повернула голову к любовнику:

— Поцелуй.

Евгений наклонился и прососался к её губам. Через минуту жарких лобзаний Лена оторвалась от Гусакова и скомандовала:

— Давай!

Тот пристроился к попке, и замер. Он любовался, задом женщины, как произведением искусства. У Янки бедра были поуже, да и не любила она такой позы. А Ленины круглые булки хотелось тискать, гладить, ну хотя бы просто трогать.

Он и трогал. Везде. Не переставая колотиться о партнёршу.

Лена подмахивала невпопад.

Женькин галстук болтался и выглядел неуместно, елозя по круглым, кремовым от загара ягодицам роскошной женщины. Он снял эту тряпку и бросил не кресло к брюкам.

Наконец Елена застонала с мычанием, низко, почти басом. Забилась в конвульсиях. Кончила третий раз.

Извернулась, упав на спину, упёрла стеклянный взгляд в потолок.

Женя позвал:

— Леночка...

Та никак не прореагировала. Выпала из реальности.

Такое может быть только после долгого воздержания.

И, видимо, женщина и правда серьёзно влюбилась. Это обрушилось на неё как лавина. Вон как её бедную колбасит.

Она лежала, отдыхая, теперь уже на спине, бесстыже разбросав ноги, расхристанная, с перекошенной и задранной одеждой. И бездумная улыбка сияла на её лице.

Гусаков наклонился и опять начал целовать её глаза, губы... Лена встрепенулась:

— Женя... Женя... Я всё для тебя... Я всё тебе отдам. Ты мне нужен. Что ты со мной сделал? Я тебя во сне вижу, как ты меня любишь.

Женька, молча, ласкал её шею, груди...

Леночка приподнялась:

— Я сейчас. Я сейчас. Пойду, помоюсь. И тебя помою.

Посбрасывала с себя всё, раздела Евгения и потащила его в душевую.

Пока мылись, она постоянно смотрела на него. Глаз не отводила.

— Ты что, Леночка?

— Что?... Мне просто нравится смотреть на тебя.

— У тебя пожрать-то есть что?

— Сейчас, всё будет.

Они сидели голышом на кухне. Женя метал тефтели с вермишелью, а Лена попивала вино из широкого бокала. Дорогое, кстати, вино. Шато Сен-Мишель. И пила она это изысканное вино тоже изыскано. Вот вроде ничего особенного, просто женщина понемногу отхлёбывает спиртное, но как у неё это получалось... Словами не высказать. Это видеть надо.

Женька не выдержал, спросил:

— Лена, ты знаешь, что ты чудо расчудесное?

Та счастливо тихонько посмеивалась.

— Почему я тебя раньше не встретил? Лет двенадцать назад.

— Двенадцать лет назад у меня было двое детей, и я ходила с пузом, ждала третьего. А ещё у меня был разорённый автопарк строительной техники и куча работников - пьяных мужиков. Я крутилась, как белка в колесе. Разрывалась между работой и детьми.

— А где у тебя дети?

— Дети... Руслан в Гарварде, Диана в Кембридже психологию учит, младший, Костик, здесь, в кадетском училище. Он у меня в прадеда - вояка.

— А старшему твоему сколько...

Елена задумчиво улыбнулась.

— Русланчику в августе двадцать один исполнилось.

— Дак, а тебе сколько?

— Сорок два. Я старуха.

Женька отложил вилку, вытер салфеткой рот и переместился к Елене на диван. Он целовал шарики её сосков, приговаривая.

— Ах, какая миленькая старушка.

Щекотнул её бочок.

— Какая симпатичненькая старушка.

Лена взвизгнула, пыталась вскочить, Женька не дал. Придавил её, покусывая за бока.

— Какая сладенькая старушка.

Они возились на диванчике как подростки, пока Юрьева, возбудившись от такой игры, не задышала тяжело, и впилась поцелуем в Гусакова...

И опять они оказались в спальне.

Женька умело демонстрировал Леночке навыки владения языком и пальцами. И два раза довёл её до беспамятства.

Она лежала, целовала его лицо, а в глазах стояли слёзы.

— Лен, ты что?

— Ты никогда не станешь моим... У тебя жена...

— Вчера подал на развод.

Лена удивлённо распахнула глаза, подняла брови.

— А дочка?

— Дочка останется со мной.

Тут Лена оторвала от него взгляд и задумалась.

— Женя. В случае чего... Я хорошая мать. Правда.

— Давай пока ничего не загадывать.

Они прощались, целуясь в коридоре у входной двери.

— А давай ещё разок, - заигрывала Юрьева, - прямо здесь.

— Лен, если я отважусь на "ещё разок", то сдохну. Пожалей, не губи безвинную душу.

— Жень, не пропадай. Не бросай меня.

Женька ничего не ответил, чмокнул Леночку в нос и ушёл.

* * *

Вернулся домой поздно. В одиннадцатом часу.

Яна стояла в коридоре, скрестив руки на груди, прислонясь к вешалке.

— Ты всё это время был у Юрьевой?

— Да.

И на её молчаливо вопросительный взгляд, в продолжение, подтвердил:

— Да.

Яна всё поняла. Помолчала. Потом спросила:

— Ужинать будешь?

— Нет.

— Ну, да. Тебя же там покормили...

И ушла.

На кухне грохнуло. Женька, не снимая пальто, испуганно влетел.

Посреди кухни, на полу валялась кастрюля с голубцами. Половина содержимого разметалось по линолеуму. Дверцы кухонного гарнитура уделаны соусом.

Яна стояла лицом к плите и плакала.

— Яночка, что случилось? Ты не ошпарилась, не ушиблась?

Жена повернулась к нему с зарёванным лицом:

— Ты всё испортил!

— Господи! Что всё?

— Все наши отношения!

Женя удивился:

— А у нас осталось что-то неиспорченное?

— Моя любовь. Она осталась. Неиспорченной. А теперь...

Гусаков немного разозлился.

— Извини, а в чём выражается твоя любовь. Ты мне изменяешь, потому что безумно меня любишь?

— Я тебе не изменяю.

— Ладно. Иди спать. Это пустой разговор.

Яна скорбно удалилась в спальню. А Женька, окончательно переодевшись в домашнее, начал наводить порядок на кухне.

Вошла Мария.

— Привет. Что за грохот был?

— Мать кастрюлю уронила. Голубцы будешь? Тут ещё два осталось.

— Ты их с полу, что ли подобрал?

— Нет, солнышко. Как я могу тебя кормить голубцами с пола.

— Нет, пап. Не хочу. Пойду спать.

* * *

Гусаков, передохнув пару дней, начал подготовку к устранению старшего Решетникова. Тот, уволившись из администрации города, устроился на работу в сельхозакадемию. Кем он там - Женя не интересовался.

Янку не подключал, не хотел лишний раз нервировать. Сорвётся ещё, упаси Господь.

Сначала пришлось ещё пару дней ждать, когда безутешный отец, наконец, выйдет из запоя. Бедняга сидел дома и заливал горе водочкой. Только жену гонял в магазин. Как будто у неё не такое же горе.

В академии отнеслись с пониманием - беда у человека. Хотя "человек" и раньше мимо рта стопарь не проносил. Не от печали, так от радости. Для таких, повод найти не проблема. Но Женьке-то спешить некуда.

Потом ещё четыре дня ездил за Виталей, отслеживая его постоянные маршруты. Да и в интернете собирал и анализировал информацию.

Наконец сложился конкретный план.

Определилось место, где можно провернуть задуманное. Тихий переулок Малиновского по которому Виталик регулярно проезжал, возвращаясь домой. С одной стороны улочки шёл забор какого-то заводика, с другой, за теплотрассой, стоял кленовый и ольховый лесок с густым подлеском, примерно с гектар размером. В одном месте трубы подняты аркой, зачем - непонятно. Но проехать можно. А чуть дальше, лесной массив упирался в короткую улочку поперёк Малиновского, заполненную частным сектором и гаражами.

Женька сел на кухне с кружкой какао и стал набрасывать список действий и того, что нужно купить. Всё это скрупулёзно-продуманно, как перед адвокатской защитой в суде... Так же, как в истории с Колей Кузнецовым и с Сергеем.

Замысел, честно сказать, был громоздким и хлопотным. Но ничего другого в голову не пришло.

Весь следующий день занимался поездками на заправки.

Яна сидела дома, выходила только в "Магнит" за продуктами. Всё остальное время валялась на тахте и читала какой-то роман.

Евгений купил в пяти разных хозяйственных магазинах десяток пластиковых канистр по двадцать литров, в которые под завязку, за четыре поездки на АЗС, слил бензин из бака Пилота. Они заполнили весь багажник его внедорожника. В салоне стоял запах бензина, но куда денешься, - надо.

В тот же день, точнее - в ночь, скатался на выбранное место. Выключив фары долго юзгался между стволов ольхи и клёнов, забираясь подальше от дороги. Выходил из машины, проваливаясь по колено в снег, определялся с направлением, снова двигался, оставляя колею.

Наконец, метрах в пятидесяти от асфальта, нашёл неплохую полянку. Повытаскивал канистры и попрятал их в снегу, справа и слева от машины.

Пятясь, выкатился на дорогу. Вся проторенная колея в лесочке представляла собой букву "Z". Прямо проскочить никак не получилось. Ну и ладно. Не в гонках же участвовать.

На следующий день мотался по магазинам.

В "хозяйственном" приобрёл три бельевые верёвки, две упаковки свечей и десяток пластиковых пищевых контейнеров. Слил ещё десять литров горючего и расфасовал их по "полторашкам".

После выехал на дачу и провёл несколько экспериментов. Задача была проста - зажечь топливо спустя некоторое время, после того как "палач", прости Господи, покинет место казни.

Он приклеивал разогретым парафином огрызок свечи ко дну пластикового контейнера, заливал это дело бензином и поджигал свечку. Расчёт был на то, что свеча, сгорая, через определённое время прикоснётся пламенем к топливу.

Получилось несколько по-иному. Свечной парафин растворялся в бензине и через три - три с половиной минуты столбик горящей свечи падал в жидкость.

То есть - на то, чтобы уйти с места казни у Гусакова было три минуты. Нормально!

А ещё он съездил на барахолку и купил валенки. В штиблетах шариться по глубокому снегу ему не понравилось.

В обед посидел с Яной на кухне, объяснил порядок её действий, в процессе операции.

Да, так и сказал - " операция". Штирлиц, мать его. Вместо того, чтобы нормально жить, спокойно работать, любить жену, воспитывать ребёнка, приходилось заниматься всякой хернёй. О-хо-хо... Спасибо "любимой" супруге.

Одиннадцатого числа, вечером, Гусаков поговорил с Марией. Попросил её побыть дома одной некоторое время.

Но тут Яна заупрямилась.

— Я не поеду с тобой. Я больше не хочу в этом участвовать. Я устала.

Женька расстроился и разозлился. Он уволок жену в спальню, закрыл дверь и совестил:

— Ага. Значит, мужа калечить, подставлять под гопоту ты не устала? Нажираться на корпоративах ты не устала? Таскаться по сомнительным пьянкам, наплевав на просьбы мужа, ты не устала?

— Я не нажиралась на корпоративе!

Гусаков устал, честно говоря. Устал воевать с разными тварями, а тут ещё и эта... Он постоял перед Янкой, закрыв глаза и решился:

— Хорошо. Просто отлично... Собирай чемоданы. Тебе пора переезжать к маме.

Яна заплакала.

— Женя. Ну, пожалей ты меня. Мне плохо, мне страшно. У меня руки трясутся. Я, как подумаю, меня тошнить начинает. Не втягивай меня в это.

Гусаков попробовал ещё раз:

— Ты, по тупости своей, не понимаешь ситуации. Вот смотри...

Он сел на кровать и похлопал ладошкой рядом. Янка послушно присела на краешек.

— Сынок Решетникова с гоп-компанией избил человека. То есть - меня. А через две недели он отравился вместе с этой самой компанией. Пять трупов. Как ты думаешь, кого Виталя обвинит в смерти сына? А?

— Но ведь доказательств нет.

— Ты уверена, что ему нужны доказательства?

Яна тяжело молчала.

— Он попытается в ответ навредить мне. Но это всё херня. А если он попытается наказать тебя?

Жена удивлённо вскинула на него глаза.

— Но и это всё херня, - продолжал Гусаков, - у нас ведь есть Машка. А если он на неё нападёт? Ты не подумала?... Вот ёб*ет ему в голову с похмелюги - "ребёнка за ребёнка". Как думаешь, - он способен на такое?

Яна сидела с каменным лицом. Мда... Озадачил он её. Продолжал:

— Послушай, я не профессиональный убийца и не супергерой. мне тяжело и страшно. Мне тоже не хочется ничего такого делать. Но вариантов нет. Нет альтернативы. Или - так, или - мотать из города, и начать все сначала, практически с нуля.

— Может правда, - уедем куда-нибудь? - тихо спросила Яна.

— Нет никакой гарантии, что ты и там не накосячишь. Нам, что теперь - мотаться по всей стране?... Поэтому мы будем делать неприятные и опасные вещи, иначе наша жизнь превратится в кошмар.

— Так она и так - сплошной кошмар.

— Будет ещё хуже. Короче... Или ты мне помогаешь, или я сделаю всё сам, но ты уходишь из дома. Но знай - дороги назад не будет.

Яна тихо всхлипывала, ладошкой вытирая со щёк слёзы. Женька подсел ближе, обнял за плечи.

— Яна, это последнее дело. Больше врагов не осталось... Давай сделаем это, и всё. Будем отдыхать. Поедем на Кипр, на Мальту или на Мадагаскар. Да куда хочешь. Ну?

Он профессионально ломал Янкину психику, обрабатывал её по системе "хороший и плохой полицейский". Причём и тем и другим был он сам.

— Хорошо, - согласилась Яна, - Но обещай мне, что это последний раз. Я больше не выдержу этих смертей.

— Обещаю - это последний раз. Если ещё подобное случится, клянусь - никого убивать не буду... Я просто тебя выгоню, к такой-то матери, и всё. Будешь расхлёбывать сама, как хочешь. Никаких смертей. Ну? Успокоилась?

— И ещё... Жень. Не надо развода. Я тебя умоляю...

— Ладно. Там посмотрим.

И они поехали.

Раз пять Гусаковы сопровождали Решетникова неудачно.

Первый раз он вернулся домой рано. По светлому времени.

Второй - не поехал по привычному пути, а крутанулся по Заозёрной, мимо намеченного места.

Потом два дня ездил удачно - поздно, по темноте, как обычно это и делал. Но каждый раз в тот момент по переулку проезжало много машин, куча свидетелей.

Пятый день ехал домой не один. С женщиной. С женой, как определила Яна.

Только на шестой раз все получилось, как задумано.

И погодка была, как ни странно, походящая - буран, низкие тёмный тучи, видимость метров десять-пятнадцать. А ведь это начало марта, почти весна. Но вот... Подфартило.

Смертничек рулил не спеша. Домой не торопился.

Женя обогнал его в нужном месте, подрезал и остановился вплотную перед капотом. Выскочил из машины, подбежал к водительской стороне Виталиного "Чероки" и распахнул дверцу.

Виталий презрительно бросил через губу:

— Ну и чё ты, бля?!

Гусаков, первым делом, пшикнул тому из баллончика по глазам. А когда приговорённый склонился к рулю, закрыв ладонями лицо, Женька приложился как следует к его шее электрошокером.

Бедолага выключился.

Гусаков закинул рюкзак в салон, сдвинул бессознательную тушку на пассажирское сиденье, сам сел на водительское. Мигнул аварийкой, и Яна, уже сидящая за рулём Пилота, уехала.

Чероки, с выключенными фарами, свернул в лесок, выписывая по уже наезженному букву "Z". Правым бортом цепанул за ствол. Да и хрен с ним, не на продажу...

Остановился в приглянувшемся месте.

Первым делом основательно прикрутил верёвками Виталика к сиденью. Зафиксировал руки и ноги. Примотал голову его же шарфом к подголовнику. Кляп не стал вставлять, хотел немного поговорить. Ну, так... Число по-человечески поиздеваться. Душа просила поглумиться, как ей откажешь.

Пока выкапывал канистры и загружал их в салон, Решетников очнулся. Пытался пошевелиться, матерился сквозь шарф, как через глушитель. Орал:

— Эй! Ты! Ты, бля, кто?! Чё те надо?!

Евгений работал молча.

Виталий бухтел через кашне:

— Ты мне руки перетянул, я их не чувствую.

— Они тебе больше не понадобятся...

— В смысле?

Тут директор департамента принюхался.

— Это чё? Это бензин? Э-э! Мужик! Ты чё удумал? Ты чё? Совсем что-ли? Слышь, мужик, так нельзя. Если чё... Тебя же всё равно найдут...

Женька молча работал.

Виталя, наконец, понял, с кем имеет дело, и всерьёз заволновался.

— Так ты это... Ты Янкин муж? Слушай, ну, я ошибся. Облажался. Пьяный был. Ну, прости. Нельзя же так... И суд... Я это сгоряча. На этих... На эмоциях. Мужик, я же не со зла...

Евгений догрузил последнюю пару канистр. Постоял, подумал и полез Витальке за пазуху. Достал портмоне. Извлёк небольшую пачку денег, засунул себе в карман.

— Да! Бери всё! - засуетился Виталик, - Кольца... Часы. Золотые... Цепочка с крестиком, шестьдесят тысяч отдал... Бери всё. У меня много денег...

Решетников торопился, лихорадочно выговаривал слова через шарф:

— Я тебе дам... Я тебе полмиллиарда дам.

Женька спокойно раскладывал на заднем сиденье пищевые контейнеры и ставил в них свечи.

— Я тебе миллиард дам. Мужик. Это большие деньги. Тебе хватит надолго. Мужик, не надо так. Не бери грех на душу.

Евгений вытаскивал из рюкзака полторашки с горючим и раскладывал их вокруг коробок со свечами.

— Мужик, открой багажник. Там кейс. Там деньги. Не знаю сколько. Где-то миллион. Возьми их. Возьми. Только не убивай. Ну, зачем тебе это?

Женя нашёл кейс, открыл. Среди деловых бумаг три пачки пятитысячных купюр в банковской упаковке.

Он засунул добычу в карман. Уведомил Решетникова:

— Полтора миллиона.

— Ну, вот! Забирай. Забирай. И развяжи меня. Я клянусь. Я ничего против тебя... Я буду молчать...

Гусаков закончил подготовку. Рюкзак забросил в салон. Подошёл к "водителю".

— Ты как-то в суде, помнишь, поинтересовался - что я могу с тобой сделать. Сейчас покажу... Тебе понравится.

— Я понял! Я всё понял. Больше никогда... Богом клянусь - никогда.

В темноте, да ещё при такой погоде, лиц не разобрать, но понятно, что Гусаков смотрел на жертву.

— Знаешь, - задумчиво сказал он, - есть такая греческая богиня - Геката. Что-то мне вспомнилось... Мало кто знает, но она ещё и богиня мучительной смерти. Забавно, правда?

Он вышел из задумчивости и деловито сообщил:

— В общем, так. Я тут загрузил тебе десять канистр с бензином, по двадцать литров. Мы с тобой сейчас устроим пикник. Ты будешь шашлыком.

В салоне завоняло мочой, Виталик только невнятно повторял:

— Не надо, мужик. Мужик, не надо.

Женя огорчился:

— Какое ничтожество.

Закрыл водительскую дверь. Из одной полторашки наполнил контейнеры и вытащил зажигалку. Аккуратно зажёг свечи, захлопнул заднюю дверку и побрёл сквозь буран, по колено в снегу, к дороге. Решетников глухо орал внутри:

— Помогите! Помогите!

По дороге, мотались машины, которые обозначались в метельной круговерти только лучами света. Женька, лёжа за снежным отвалом, выждал, пока переулок очистился и перебежал на другую сторону.

За гаражами он присел на заснеженную лавочку и немного передохнул. Сердце, зараза!

Когда сердцебиение улеглось, он встал в темноте, за стенкой гаража, и наблюдал за оставленным "Чероки". Ждал недолго. Вдали, меж стволов, мелькнул огонёк. Закладка сработала.

Через пару минут донёсся далёкий хруст разбитого стекла. Лопнуло от жара окно. И сразу пламя, хватанув кислорода, загуляло ярче, веселей.

Ещё через несколько минут огонь резко взметнулся и загудел, став заметным издалека и освещая низкие тучи. Пары закипевшего бензина разорвали первую канистру.

Женя развернулся и, пошёл вглубь жилого сектора. На одной из стоянок его ждала жена в родном "Пилоте".

Домой добрались без приключений.

Правда по дороге остановились у стоящих около асфальта мусорных контейнеров и забросили в них валенки, балаклаву и пальто, провонявшее бензином. А дома сразу все, что на Женьке, отправили в стиральную машину.

Гусаков помыл с мылом упаковки с деньгами и положил их в комод. В ящик с двойным дном. Помылся и сам.

Вышел в халате из ванной, нашёл на кухне Янку, посмотрел внимательно в лицо.

— Как ты?

— Вроде, нормально, - пожала плечиками та.

— Страхи закончились?

— Не знаю, Жень. Я вот сейчас думаю о том, что там... Что ты Решетникова уничтожил... И ничего. Как будто меня это не касается.

— Ну и отлично. Оно действительно тебя не касается. Ты вообще дома сидела, ничего не видела, ничего не знаешь. И спасибо тебе, Яна. Ты уж прости, что приходится вот так...

Янка неожиданно порывисто обхватила мужа, потерлась о его грудь щекой по-кошачьи.

— Ладно, Женя. Всё уже закончилось.

— Да, закончилось, пойду спать. Вымотался как собака.

Ушёл в спальню, упал на кровать и выключился.