После недавнего события в бане Борис с мамой избегали повторять совместное мытье и какие бы то ни было обсуждения подобных вопросов. Что происходило, когда они оставались наедине с собой, оставалось загадкой, во всяком случае, каждый из них предпочитал не затрагивать подобных тем - слишком взрывоопасной была смесь, которая созрела в глубине их половозрелых организмов. Лишь изредка мать делала Боре замечания, когда тот забывался и неподотчетными движениями начинал в глубокой задумчивости прикасаться к своим новым богатствам - налитым грудям. Он мог бесконечно долго, сидя за столом, через халат сминать свисающие мягкие сиськи, подолгу не обращая внимания на сердитый взгляд смуглого паренька.

— Борис! Иди в комнату и одень лифчик! Сейчас же! - мама не выдержала порочной привычки сына.

— Я не буду больше, - в ответ скулил Боря, - в нем тесно и больно давит…Я правда, не буду больше…

Женщина смотрела через стол на паренька таким открытым, чистым взглядом, что становилось даже совестно за проявленную резкость - понятно, что это было чем-то невинным, обыденным, как, например, почесать затылок. Паренек в фартуке выключил газ, высыпал из сковороды по тарелкам жареную картошку, придвинул женщине тарелку с салатом и присел на соседний стул.

— Приятного аппетита, - добродушно произнес мальчишка с навыками заправского повара, - покушай и до завтра на кухню даже не подходи. Хорошо?

Женщина молча кивнула с полным ртом, пережевывая жареную картошку, она с нечеловеческим аппетитом опустошила тарелку и мольбой посмотрела на паренька.

— Нет, Боря, нет! - издевательски отказал смуглый мальчишка, - итак жужу наел мне…

Тут мать воздержалась от оскорбительных эпитетов и сочувственно отсыпала из своей тарелки ненасытному "растущему организму". 

Завтраки проходили порознь. Школьник тщательно пережевывал полезную, но скучную кашу и, прежде чем убежать в школу, подготавливал тарелку для сладко спящей женщины. Завидная гармония в семье - так могло показаться случайному очевидцу. Борис просыпался позже, потом, пренебрегая утренним туалетом, поглощал заботливо приготовленный завтрак и подолгу не мог заставить себя хотя бы расчесать длинные непослушные волосы. Поход в туалет долго оставался для него приятной процедурой, зато умывание и расчесывание заставляли возненавидеть его новое положение. Однако, в силу природы послушный ребенок, Борис все же выполнял эти каждодневные неприятные обязанности.

Вскоре он обнаружил, что каштановые волоски внизу живота подросли и даже закучерявились, выбиваясь из трусов. Это забавляло Бориса, он тайком запускал ладонь под резинку трусов и впивал пальцы в жесткие курчавые заросли. Пока еще он ограничивался такой нехитрой игрой, даже когда спускал перед зеркалом трусы до колен и разглядывал поросшую каштановую промежность, старался не прикасаться к чувствительным краям половой щелки, которая теперь скрылась в непролазных зарослях. Нет, Борис прекрасно понимал, какого рода наслаждение ему сулили даже самые легкие поглаживания, но он довольствовался пока имеющимися средствами, каждый раз откладывая самое сладкое на завтра.

Пока что он находил удовольствие в том, чтобы смотреть на свое отражение в зеркале, видеть, как руки скользят по бедрам, пальцы болезненно впиваются в объемистые груди. Он даже поворачивался спиной и разглядывал женский зад, с любопытством разводил пышные ягодицы и даже вульгарно наклонялся. В такие моменты становилось особенно тяжело сдержать порывы, влагалище начинало источать необычайно сладкий аромат, сочило прозрачный сок и заметно розовело. Но Борис сдерживался, начинал часто дышать, запахивал халат и неуклюже на ходу натягивал трусы. Слишком тяжелым грузом ложилась на него неведомая женская природа, непонятным образом доставшаяся от матери.

Взрослая женщина, заточенная в теле юноши, тем временем наслаждалась молодостью и скрытым превосходством в школьных стенах. Она с величайшим удовольствием погружалась в учебу и общественную деятельность, удивляла окружающих невиданной доселе эрудицией, начитанностью и лексиконом. Правда, порой молодое тело диктовало свои условия, тянуло против воли задерживать взгляд на одноклассницах и молодых учительницах, поощряя сговорчивость здоровой юношеской эрекцией. Да, несомненно, ей нравились красивые ножки девчонок, оголенные короткими юбочками, нравились их смазливые мордашки, не по годам развившиеся грудки.

— Боря! Боря, глухой что ли?!

Паренек отвел мечтательный взгляд от ореола, который свет, падавший из высокого окна, образовал в волосах блондинки-одноклассницы. Он встрепенулся и рассеяно посмотрел на требующего его внимания соседа по парте.

— Влюбился что ли? - шепнул лопоухий троечник.

— Не говори глупостей, просто симпатичная девочка, вот и все, - слова Бориса показались неожиданно рассудительными.

— Самсонов! Комаров! - вдруг раздался визг учительницы, - прекратите разговаривать!

Вдруг сосед по парте вступил в перебранку, он своей дерзостью подзадоривал весь класс, кривлялся и временами поглядывал на затаившегося сообщника. Запас его шуток постепенно иссяк, учительница уже не раз угрожающе хлопнула пятерней по парте, встала со стула со злобным выражением, а Борька все не приходил на помощь, устранившись от неравного поединка.

— Комаров! - истерично вскрикнула женщина, - вон из класса! А ты, Самсонов…ты остаешься после урока!

Класс затих - слишком угрожающими были слова учительницы, произнесенные холодным тоном и с характерными паузами. Троечник с олимпийским достоинством вышел из класса и напоследок бросил презрительный взгляд на своего товарища. Урок медленно подошел к концу и стало очевидно, что Борис в этом классе обладает репутацией далеко не самого образцового ученика. После звонка школьники гурьбой выбежали из класса, столпившись в дверях и сопровождая толкотню взаимными тычками.

— Борис, - наставительно начала учительница, - я думаю, если ты возьмешься за учебу…

— Елена Владимировна, - перебил ученик, - я возьмусь за нее обязательно, просто я раньше не знала… не знал…

Паренек смешался и потупил глаза, его заверения не казались убедительными и походили если не на бред, то на подлую издевку. Он стоял, беззвучно шевелил губами и смотрел на учительницу: не старая, она совершенно запустила себя, пренебрегая макияжем и хоть каким-нибудь стилем в одежде.

— Боря, - твердо продолжила учительница, - если ты не возьмешься за ум, то вместе с Комаровым вылетишь из школы, это я тебе обещаю.

Это было настоящее испытание для матери - слышать о собственном сыне подобные нелицеприятные речи, она закусила нижнюю губу и твердо решила уладить дело самым благоприятным образом, она и сама собиралась подтянуть учебу, осталось только заручиться поддержкой и пониманием педагогов. Борис Самсонов стоял и задумчиво смотрел на учительницу, в его глазах было такое глубокое понимание, какое не свойственно ветреным мальчишкам его возраста. Он обошел стул и положил ладони на плечи учительницы, нащупал сквозь толщу вязаной желто-серой кофты ее ключицы и мягко сжал.

— Самсонов! - воскликнула учительница и тут же обмякла.

Паренек со знанием дела сминал напряженные мускулы невзрачной, лишенной мужского внимания женщины, он оделял вниманием шею и плечи до тех пор, пока та совершенно не растаяла, а ее неубедительные протесты не захлебнулись в блаженных стонах.

— Елена Владимировна, - нашептывал ученик, - Боря обязательно подтянет учебу, только дайте ему шанс.

Ученик не позволял даме остыть, его движения так мастерски пленили ее, что оставалось только кивать и соглашаться со всем, что только ей говорилось. Мать Бориса по удивительной прихоти воображения вдруг ощутила новую для себя потребность - прикосновения к женскому телу, предваренные долгим разглядыванием девичьих прелестей, вызвали настойчивое желание, в брюках набряк внушительный бугор. В пустом классе учительница отдавалась ласковым рукам школьника, а он терся низом живота о спинку ее стула. Школа опустела и подобная проделка вполне могла остаться незамеченной.

— Боря-я-я, не надо, - учительница стонала, но не предприняла ни единой попытки избавиться от вездесущих мальчишеских пальцев.

Они уже сновали по груди, сжимали их сквозь жесткие чашечки лифчика, гладили живот и возбужденное сопение вперемежку с горячим дыханием прикасались к ее нежной шее. Матери незадачливого школьника уже нетерпелось применить свое орудие, хотелось достать его из штанов и продемонстрировать женщине, удивить ее размером, позволить ласкать его - все это было так ново и так возбуждало! Учительница двинула руками, но не для того, чтобы отстранить ученика, она сама расстегнула верхние пуговички платья, чтобы открыть доступ к потаенным участкам тела. Ее голос дрожал, она умоляла мальчишку не то продолжать ласку, не то помочь ей удержаться от соблазна.

Боря оттянул бюстгальтер вверх и приложил ладонь к освободившейся мягкой груди, он склонился, уперев подбородок в плечо женщины и тискал мягкие, как кули с теплым молоком сиськи. Белые со светло-алыми ареолами и маленькими сосочками, они вряд ли могли завлечь мужчину, но для матери Бориса это было нечто большее, она нежно ощупывала груди одну за другой, извлекая сладостные стоны учительницы. В изогнутой позе она получила возможность свободной рукой расстегнуть брюки и выпустить сдавленный теснотой член. Нестерпимо захотелось снова ощутить волшебное наслаждение, впервые испытанное в бане на глазах собственного сына, рука сама обхватила ствол и сдвинула кожицу.

— Леночка, - шептал ученик, - тебе хорошо?

— Оч-ч-ень, очень хорошо!

Школьник поднялся над разомлевшей учительницей и подступил сбоку, его упругий раскачивающийся штырь маячил возле ее щеки, заметно превосходя по длине женское плечико. Елена Владимировна обратила на Самсонова умоляющий взгляд, но встретив твердую настойчивость, манерно облизнула сухие губы и повернулась в пол-оборота. Она покорно приоткрыла губы и блестящая от натяжения головка ласково прикоснулась к ним без всякого принуждения, она скользила как по бархату вдоль губ вправо-влево, вправо-влево, вправо-влево, пока учительница сама не пожелала открыть рот.