Когда мама вернулась из школы, на ее мальчишеском смуглом лице было сдержанное удовлетворение. Женское достоинство не давало волю распирающему ликованию, но внутри она упивалась новой ролью, новым молодым телом и открывающимися возможностями. В тот момент еще не хотелось думать, что эта метаморфоза навсегда поменяла ее с сыном местами. Увлеченная событиями дня, она даже не заметила, как при встрече раскраснелось лицо ее сына, не уловила стыдливости в его взгляде и сбивчивого дыхания.

Удивительным образом вечер маленькой семьи пошел в своем привычном русле, за ужином мать скупо рассказала в общих чертах о школьных делах, внушая спокойствие за эту сферу ответственности. Сама смена ролей уже казалась всего лишь временным затруднением, скорее неким приключением или расплатой за вчерашние недобрые слова. Борис слушал, с любопытством смотрел на самого себя, словно в зеркало и пребывал в том состоянии блаженства, когда человек стоит на пороге невероятного открытия после долгих выстраданных часов. В его голове уже мелькали образы, роились соблазны, усиливалось желание дальше изучать свое новое женское тело. Потому некая рассеянность сопутствовала незатихающей семейной беседе.

Мама, как могла, избегала пикантных тем, хоть и понимала, что ее тело теперь в полной власти незрелого сына. Однако вопросы гигиены, абсолютно чуждые беззаботному мальчишке-подростку, оставались каждодневной необходимостью и требовали особого научения. Было решено в этот вечер натопить баню, паренек взял на себя все заботы: пользуясь молодецкой энергичностью и сильным телом, натаскал воды, протопил печь и подготовил полотенца со сменным бельем. В последний момент Борис совершенно утратил самообладание, в его глазах угадывалась нерешительность, но знакомый теплый взгляд матери внушил необходимость этого вынужденного мероприятия.

Вдвоем, с полотенцами и чистым бельем в руках, они отправились в баню. Внутри уже было жарко натоплено, пар стелился под потолком, в предбаннике под наставительным взглядом матери Борис раздел свое женское тело, стащил трусы и обреченно вошел внутрь. Здесь было темно и уже одно это обстоятельство хоть немного облегчало участь, женщина присела на край деревянной лавки в самом дальнем углу и сложила руки на коленях. Груз предстоящего давил на грудь, не позволял поднять глаз, стыдливость заливала щеки. Когда мать в мальчишеском обличье вошла и плотно прикрыла дверь, сама ее непринужденность должна была облегчить положение, но женщина с разумом мальчишки не смогла совладать со своей стыдливой натурой.

Боря смотрел на свое тело со стороны и не переставал удивляться, трудно было решить щуплое оно или все-таки по-юному подтянутое. Позволь тестостерон прирастить хоть пару лишних килограмм молодого жирка, фигура бы выглядела куда старше и сильнее, по крайней мере, не такой костлявой.

— Борь, брось ты стесняться, - доверительно заговорила мать, - купаться же нужно, если хочешь, я могу отвернуться.

— Хорошо, лучше отвернись.

Освободившись частично от навязанного присутствия, женщина потянулась к мочалке, потом зачерпнула ковш теплой воды и обдала свое непривычно большое тело. Стараясь не прерывать мытья, сосредоточенно она глядела то на бадью, то на мочалку, опасаясь встретиться взглядом с матерью. Трудно было скрыть собственную заинтересованность в происходящем, вот и соски уже заметно затвердели, между ног стало влажно, но требовалось невозмутимо следовать общепринятой процедуре мытья. Борис водил вспененной мочалкой по телу, равномерно оделяя каждый участок своим вниманием, как бы ни хотелось сосредоточиться на одних только тяжелых грудях. Когда мочалка зацепилась за сосок, женщина с непривычки взвизгнула. Она подняла робко глаза - мальчишка стоял рядом и неотрывно смотрел в упор. Под его тяжелым взглядом Борис направил мочалку вниз живота, исполняя обязательную часть ритуала мытья, вся его ссутуленная женская фигура сейчас выражала унижение и покорность.

— Стой, - вдруг произнес парень, - там не надо!

Молодой человек энергично потянулся и достал с полки бело-розовый флакон, выдавил из дозатора на ладонь гель и вспенил его между ладоней.

— Там, - указал он пальцем, - надо интимным гелем… каждый день…

После этих слов паренек с видом человека, хорошо знакомого с процедурой, решительно подошел к женщине и как можно нежней просунул намыленную ладонь между мягких сомкнутых бедер. Она задрожала, склонилась грудью вперед и широко открыла рот, не способная сделать полный вдох. Ежедневная гигиеническая обязанность вызвала у Бориса бурю восторга, куда большую, чем пришлось испытать после первого мочеиспускания. Паренек аккуратно намылил влагалище взрослой женщины, потом внедрил ладонь между ягодиц и приятно потер.

— Сначала письку, - мать заметно смутилась от собственного мягкого предостережения, - потом попу намыливай и хорошенько смывай мыло, а то…

Голос паренька оборвался, на его глазах женщина рухнула на лавку и рефлекторно сжала бедра, пришлось выждать несколько минут, прежде, чем она отошла от беглой женственной дрожи и виновато взглянула снизу вверх. Смуглый мальчишка жестом показал раздвинуть коленки и поднес ковшик, теплая вода дополнила сильные ощущения внизу живота, Борис изнемогал и с трудом сдерживался от стона. Вдруг растерянные взгляды близких встретились и застыли на пахе мальчишки - крупный, исчерченный синими прожилками член напрягся до предела и крайняя плоть медленно сдвигалась, оголяя головку. Природа отметила его размером куда выше среднего для мальчишек этого возраста.

Борис стыдливо посмотрел, будто признавая вину за одолженную им родной матери оболочку. Та в ответ пожала плечами в знак малозначительности случившейся реакции и вдруг отвернулась. Даже при ее привычной невозмутимости эрекция была слишком ясным сигналом пересечения границ дозволенного между матерью и ее собственным отпрыском. Она стояла спиной к сыну и звучно дышала, раздувая щеки, чтобы таким элементарным способом снять напряжение. Незнакомое ранее ощущение внизу живота, сильное и всеобъемлющее, на мгновение помутило рассудок. Она даже признала, что оказалась перед сложным выбором: уступить нестерпимой мальчишеской потребности или вытерпеть нечеловеческое напряжение, чтобы пересилить зов природы.

Когда паренек снова повернулся к женщине, эрекция не ослабла, задеревеневший от притока крови орган утратил чувствительность, зато краска прилила к лицу так, что проявилась сквозь смуглость кожи. Прозрачная капля тянулась из прорези головки к полу на вязкой паутинке, она все прирастала и вытягивалась, но не рвалась - верный признак крайней степени возбуждения. В эту минуту Борис смотрел на свою мать полными сочувствия глазами, он даже изобразил характерное движение рукой в районе таза, лишь бы облегчить ее страдание, но тут былая твердость вернулась в ее выражение, она стряхнула непозволительную слабость и принялась отстраненно намыливаться. Смуглый мальчишка был не менее сосредоточен на своей мочалке, чем женщина четверть часа назад, как раз до того позорного момента, когда чужая рука намылила ее промежность, заставляя извиваться и корчиться от неописуемого наслаждения. Сейчас ей уже было все равно, вымытая женщина просто откинулась на стену и равнодушно наблюдала, как мальчишка намыливает свое подтянутое, загорелое тело.

— Помылся? Иди уже! - дрожащим голосом потребовал паренек, - дома меня подожди.

Борис послушно поднялся с полки и неверным шагом, опьяненный непривычной обстановкой и влажным воздухом, зашагал к выходу. Слабый свет уходящего солнца еще проникал в насыщенное парами пространство через прямоугольное маленькое окошко.

— Стой, Боря! - снова потребовал мальчишеский голос, на этот раз иной интонацией, - не шевелись!

Женщина испуганно замерла на месте.

— Ай-яй-яй, - с сожалением произнесла мать, - не помогает велотренажер, надо опять в спортзал записаться.

Паренек приблизился к женщине и присел в шаге от нее, откровенно разглядывая, прищурившись, ее зад и бедра. Он с недовольством обводил глазами пышные ляжки, с болью в сердце останавливался на неровностях намечающегося целлюлита и его руки невольно начали проводить по ягодицам.

— Сладкое, чтобы не ел без меня!

— Ма-а-м, - упрямо заканючил Борис, - я при чем?

Вдруг внимание Бори переключилось со слов на ощущения, поглаживание ладони снова вернуло приятную судорогу, в груди ощутился приятный трепет, он неумело прогнул спину и оттопырил попку навстречу прикосновениям.

— Мыло хорошо смыл? - требовательно спросила мама напоследок, - смотри, потом печь будет!

— Вода еще осталась? - с сомнением уточнил Борис, - давай еще раз смоем.

Паренек с крепким стояком прошел к бадье и вычерпнул со дна остатки остывающей воды, при каждом его шаге напряженный член упруго раскачивался как маятник. Помощник окатил женщину, хотел было проверить рукой, но вовремя отдернул ее, просто шлепком по пышному заду он отправил робкую женщину и сам закрыл за ней тяжелую, низкую дверь.

Женщина вышла из темного помещения и свежий воздух остудил ее распаренное тело, проник в легкие, отрезвил сознание. Чтобы справиться с неистово бьющимся сердцем, она глубоко дышала, вздымая пышную грудь и держась за стену. Накатившие чувства были слишком сильны для неискушенного подростка. В новых обстоятельствах изменившихся правил граница приличий где-то еще существовала, просто нужно было ее обнаружить. Голая женщина шаткой походкой дошла до лавки и рухнула мокрым телом возле стопки белья. Слабость и тяжесть тела настолько сковали движения, что Борис в состоянии тупого смирения и покорности смотрел в одну точку, разбухшая от влаги дверь медленно отворилась и в образовавшуюся щель он увидел самого себя.

Снова боль утраты рвала душу, произошедшее казалось катастрофой, было утрачено то, без чего настоящее счастье было теперь уже невозможно - собственное тело. В приоткрывшейся двери было видно смуглого паренька, он стоял, уперевшись ладонью в стену, и двигал рукой в районе паха. Он втягивал воздух сквозь зубы, мотал головой и раздувал ноздри. Накопленная животная страсть искала выхода, она требовала компенсации за минуты мучительного терпения и непокорности; теперь, больше не сдерживаемая взрослым разумом, торжествовала она над добродетельной женщиной.

На глазах Бориса его собственная мать отдавалась прихоти юного тела, вспышка слепого возбуждения в ее крови пересилила здравый смысл. Мальчишеские пальцы особенно нежно обхватили крупный, пронизанный пульсирующими венами ствол и лиловая головка набухла до предела, до блеска натянутой кожицы. Прозрачные капли выделялись одна за другой, сбегали вдоль паутинки и самим своим щекотным движением заставляли мальчишку извиваться, конвульсивно дергать бедрами. Вот, пальцы скользнули вдоль ствола и, надвигая крайнюю плоть, прикоснулись к ободку головки; раздалось шипение - от невыносимой сладости мать зафырчала, остановить процедуру теперь было выше ее сил, она все больше отдавалась охватившей животной страсти.

Чувственное любопытство заставило паренька прикоснуться к свисающим тяжелым яичкам, сжатие ладони принесло наслаждение, мальчишка задрал голову, его зрачки закатились от удовольствия. Завороженная зрелищем женщина теперь не сводила с него глаз, она потянулась ногой и бесстыдно толкнула дверь, Борис сам не предполагал, каким драгоценным даром раньше обладал в своем мальчишеском теле. Родная мать так умело управлялась с работой, что невольно притягивала взгляд, она неподдельно наслаждалась, не забывая при этом изображать для единственного зрителя свое подлинное искусство. Она даже обернулась на сына через плечо, одарила его мутным взглядом и невозмутимо продолжила двигать рукой, все дальше надвигая пальцы на чувствительную залупу.

— Оххххх, да-а-а, - стенал смуглый мальчишка, - кайфффф…

Очевидно, паренек был на подходе, он мелко трясся, рефлекторно толкал тазом и безостановочно сопел, звучно втягивая влажный воздух бани. Мать научилась наслаждаться новым телом не хуже, чем Борис ее женскими прелестями. Она вдруг стиснула зубы и задрожала, на ее лице выразилась неистовая борьба, выделились жилы на шее, а внутренние мускулы едва сдерживали в сосудах клокочущую лаву. Не прошло и трех мучительных секунд, как залп водянистого мутного семени выстрелил в бревенчатую стену, ослабевший напор еще несколько минут выталкивал сгустки, пока мальчишка бессильно стоял, оперевшись обеими руками в стену бани.