Я не хочу этого делать, совсем не хочу. За последний год я провел, наверное, две дюжины или больше презентаций и лекций, но все еще не привык к этому. В животе скребутся кошки, пока я иду через Embankment Gardens по направлению к Savoy Place.

– Доброе утро, Майкл, – говорю я, добравшись до места назначения. Майкл Фарадей ничего не говорит: статуи – они такие. Он просто стоит и смотрит на сады и реку.

– Ты не видел симпатичную молодую леди? Рост около мера семидесяти трех, длинные темные волосы, обычно собранные в хвост, высокие скулы, фигура, за которую можно умереть, но скрытая под брюками и свободным свитером?

– Нет, не думаю. Она опоздает, они всегда опаздывают, не так ли.

У нас с Майклом завязались кое-какие отношения. Он тихий, всегда дает мне возможность высказаться, и да, он – мой герой. Ни один визит в Лондон не обходится без короткого разговора с Майклом. Сегодня я – у него в гостях, в Институте инженерных технологий, в качестве приглашенного спикера. Я просто хочу, чтобы приехала Лорен. Она точно знает, когда начинать видео и менять слайды, не требуя, чтобы я говорил ей. Не хочу инструктировать кого-то еще.

– Надеюсь, она не опоздала на поезд, – говорю я. Статуя молчит.

Мои мысли нарушает цокот туфель на каблуках позади меня. Я поворачиваюсь, а там – она, в синем юбочном костюме и на высоких каблуках.

– У тебя – ноги!

– О, ты заметил. Я показываю их только по особым случаям, а ты говорил, что мне необходимо слегка принарядиться.

Она покрутилась вокруг меня.

– Ну, и как я выгляжу?

Я посмотрел на статую.

– Майкл, что думаешь?

Я сделал паузу, прежде чем снова повернуться к ней.

– Майкл считает, что ты выглядишь просто великолепно.

– А а считаешь ты?

– Ты справишься. Пойдем, нам необходимо убедиться, что все готово, и я познакомлю тебя с несколькими людьми.

Она переплетает свою руку с моей, и мы поворачиваем к главному входу. Я протягиваю руку, чтобы погладить ногу статуи.

– Пожелай мне удачи, – говорю я Майклу, когда мы направляемся к ступеням.

– Удачи!

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Позади меня никого нет, все идут по своим делам.

– И что теперь? – спрашивает Лорен?

– Ты слышала? Кто-то сказал «удачи!».

– Теперь я начинаю переживать. Разговаривать со статуями – это одно, а когда они отвечают – совсем другое. Я слышала лишь шум транспорта. В лаборатории об этом лучше не говорить. Еще подумают, что ты на самом деле сошел с ума.

Мы поднимаемся по ступенькам, я придерживаю для нее дверь, и когда она просовывает свою руку через мою, я чувствую на себе восхищенные взгляды. Я знаю, о чем они думают, глядя на меня. «Грязный удачливый ублюдок, и как ему удалось ее заполучить? Либо он неприлично богат, либо у него огромный инструмент».

В свое время у меня были бы такие же мысли. Конечно, они ошибаются, мы просто работаем вместе, мы – друзья, но вместе не спим. В тридцать два года она чуть менее чем в два раза младше меня. Она – замечательная девушка, и однажды сделает кого-то очень счастливым, но не меня. Она захочет детей, но я это уже проходил. Может быть, это эгоистично, но в пятьдесят лет у меня нет желания делать это снова.

О да, у меня есть дети, два мальчика, Росс и Джейми. Не вините меня, имена выбирала моя жена. Она у меня тоже есть, то есть жена, хотя сейчас мы редко видимся. Прошло пять лет, с тех пор как мы расстались; теперь мальчики делят время посещения между нами. Два года назад Росс женился, и это был последний раз, когда я ее видел. Поговорить у нас возможности не было.

Что это, комитет по приему гостей? Трое из них стоят между нами и лекционным залом. Я узнаю того, кто стоит посередине, это – Томас Хорн, президент института. Когда он протягивает мне руку, я замечаю вспышки фотокамер. Это то, к чему за последний год мне пришлось привыкнуть. Это не папарацци: эти парни обычно приходят из журналов. Они не навязчивы, но иногда хочется, чтобы их там не было.

– Мистер Флетчер, добро пожаловать в институт.

Мне не хотелось бы разочаровывать его, но я являюсь членом клуба уже двадцать пять лет и бывал здесь несколько раз. В те дни не было комитета по приему. Удивительно, как много значит появление на телевидении.

Он представляет двух своих помощников, затем рассказывает им обо мне.

– Мистер Флетчер – человек, сделавший бионическую руку, показанную на прошлой неделе в Technospot.

– Нет, мистер Хорн, руку сделали в Mumford Labs. Уверяю, это была командная работа.

– Да, конечно, но вы – лидер этой команды.

– Да, но каждый из нас играет свою роль. Вот доктор Стокбридж – наша волшебница-механик. Она в равной степени заслуживает любой похвалы.

Их лица принимают шокированное выражение, когда Лорен подает им руку, и после рукопожатий и обмена любезностями мы проходим в лекционный зал.

– Ты сделал это специально, нравится смущать старую гвардию, не так ли?

– Они это заслужили. Они должны понимать, что такое отношение как у них, останавливает девушек, приходящих в инженерные вузы.

– Ну, раз уж мы – такая хорошая команда, может быть, принесешь нам обоим по чашечке кофе, пока я буду осматривать помещения?

Должен признать, что работа с Лорен имеет свои преимущества. Одно из них выявилось при наблюдении за тем, как она поднимается на сцену. Ее юбка задралась, обнажив ноги, и когда она наклонилась вперед, та натянулась на ее заднице. Я вздохнул: какой-нибудь счастливчик получит в свои руки эту великолепную попу.

Я отправляюсь на поиски кофе. Оглянувшись на Лорен, я вспомнил, чего не хватает в моей жизни. Я скучаю по компании дома; если Лорен считает, что разговаривать со статуями плохо, то, что она скажет о разговорах с тостером и чайником?

Я скучаю ночью по ощущению женщины в своей постели, по утреннему прикосновению к мягкой шелковистой коже, по утренним поцелуям. О да, секс – это хорошо, но его я и так могу получить. Боже мой, когда я в последний раз был в Бостоне, Шивон чуть меня не убила. То, чего эта девушка не знает о сексе, не стоит и знать. Люди говорят, что американцы в восторге от английского акцента, но эта девушка даже хотела, чтобы я говорил, пока лизал ее. Проблема в том, что мы не могли быть вместе без дикой животной страсти, а это не то, чего мне не хватает...

Я возвращаюсь в лекционный зал с двумя чашками кофе.

Пока возвращаюсь, прибывают делегаты, а я сижу в первом ряду и наблюдаю, как Лорен все готовит.

Каково это – просыпаться рядом с ней по утрам? Я представляю, что она будет более мягкой, более нежной, чем Шивон.

Несомненно, какой-нибудь счастливчик скоро об этом узнает. Конечно, я сам виноват в том, что чувствую себя так. У меня есть жена. Она каждый год присылает мне открытки на день рождения, приглашает провести с ней и семьей Рождество; по какой-то странной причине она даже отмечает годовщину нашей свадьбы. Она готова принять меня обратно в любое время, мальчики говорят об этом, но я не могу заставить себя это проверить.

У нее был роман с человеком, контролировавшим большую часть ее финансирования. В то время как я надрывался, чтобы обеспечить ей поддержку, необходимую для раскрытия ее потенциала, она уделяла все свободное время другому мужчине. Я так и не дал ей возможности объясниться. Да и какие могут быть объяснения? Я не сказал ей, что то, что я узнал, способствовало моей аварии. Даже не сказал, что был парализован ниже пояса; ей пришлось узнать об этом от моего босса. Мне не нужна была ее жалость; я не хотел, чтобы она приходила ко мне, ради облегчения своей вины.

Я отправился в университет, в своем инвалидном кресле, и начал защищать докторскую диссертацию. Когда появился Мамфорд, я отодвинул докторскую на второй план. Врачи и консультанты говорили мне, что ноги должны вернуться. Однако я – инженер, а мы работаем с наихудшими сценариями. Я был очень удивлен, когда ко мне вернулись ощущения, а мышцы начали делать что-то без приказа. Через пятнадцать месяцев после аварии я снова начал ходить. Год физиотерапии спустя никто бы не поверил, что у меня были проблемы.

– Где мой латте с обезжиренным молоком? – спрашивает она, усаживаясь на сиденье рядом с моим. Я протягиваю руку к сиденью с другой стороны, беру ее чашку и передаю ей.

– Боюсь, что это – просто белый кофе.

Она задирает сыой нос.

– Считай, что тебе повезло, что у тебя есть фильтрованный кофе, когда начала сюда приходить, здесь был только растворимый.

Она берет кофе и отпивает глоток. Второй глоток говорит мне, что он приемлемый.

– Когда наша очередь, босс?

– Последняя перед обедом. Лучшая позиция.

– Значит, нам придется немного подождать.

– Около полутора часов. Сначала будут представлены несколько интересных докладов, просто откинься и наслаждайся ими.

***

И вот наша очередь. Мы с Лорен выходим на сцену. Мой доклад посвящен разработанной нами системе управления. Однако из опыта я знаю, что по каждому аспекту нашего создания конечностей нам будут задавать вопросы. Я делаю доклад, а Лорен запускает видео. Некоторые люди в аудитории понимают, насколько сложны эти вещи. Когда мы показываем, как наш испытуемый держит бокал с вином в своей бионической руке и наклоняет его, чтобы сделать глоток, я слышу несколько звучных вздохов.

Я описываю многоуровневую систему управления и рассказываю о том, как решаются различные проблемы, а затем все заканчивается, и нам начинают задавать вопросы. Я вижу, что Лорен на самом деле глубоко погружена в это все, поскольку она отвечает на вопросы о распределении веса и передаче мощности. Затем последовал вопрос, который меня удивил.

– Почему вы бросили преподавание?

На мгновение я ошеломлен, но потом прихожу в себя.

– Потому что был ужасным учителем. Чтобы хорошо преподавать, нужен особый человек, а я не такой как я.

Первая фраза вызывает у аудитории смех, но вскоре они успокаиваются.

– Вы были не так уж плохи, благодаря вам я поступил в университет и теперь – здесь.

– Простите, здесь темновато, сэр. Как вас зовут?

– Дэниел Рейнольдс

– Ах, да, я тебя помню, Дэниел; может быть, мы могли бы поболтать за обедом?

Ведущий говорит, что сейчас будет последний вопрос, и по громкой связи звучит ее голос:

– Доктор Флетчер. Это доктор Флетчер, не так ли?

Откуда она это взяла? Я не присутствовал на церемонии и почти никому не представлялся.

– Да, собственно говоря, но это не имеет значения.

Лицо Лорен приняло удивленное выражение.

Даже через систему громкой связи я смог узнать ее голос.

– Что заставило вас признать поражение в проекте?

Я понимаю значение этого вопроса, даже если зрители и не понимают. Впервые я затруднялся с ответом. Мне на помощь пришла Лорен и выхватила микрофон.

– Он никогда не признает поражения. Просто отступает и ждет, когда ситуация изменится.

Вопрошающая возвращается для последней попытки.

– Что же должно случиться, чтобы вы вернулись к проекту, который ранее забросили?

– Как сказала доктор Стокбридж, мы ждем, пока кое-что изменится. Регулярно пересматриваем проекты, как активные, так и неактивные. Если меняется что-то, что делает проект жизнеспособным, мы возобновляем его. Иногда член команды может показать нам, что мы были неправы, отложив его на полку,

Ведущий объявляет, что обед подан, и аудитория уходит. Я поворачиваюсь и вижу, как Лорен бросает на меня любопытный взгляд.

– Доктор Флетчер? Когда ты собирался сказать мне, то есть нам?

– Не хотел поднимать шума. Люди могут подумать, что я пытаюсь конкурировать.

– Не будь глупцом, в Мамфорде никому нет дела до такого. Я рада, что ты его закончил, но мне любопытно, почему.

– Ненавижу недосказанность, а люди в Америке решили, что это придаст лекциям более высокий статус. На самом деле ничего особенного.

– Похоже, для кого-то это было важно. Кто эта женщина?

– Моя жена. По какой-то причине она хочет, чтобы я понял, что она за мной следит.

– Твоя жена; и ты не знал, что она будет здесь?

– Мы отдалились друг от друга, я думаю, это – то самое слово. Не понимаю, как она сюда попала. Это мероприятие должно быть закрытым, только для членов клуба и их гостей.

– Она устроила на тебя засаду, не так ли?

Я киваю и чувствую ее руку на своей талии.

– Мы могли бы ее переиграть, отправившись на обед.

– Нет, мы должны провести время за обедом, общаясь.

Лорен заканчивает собирать свои вещи, затем берет меня под руку.

– Пойдем, доктор Флетчер, пообедаем.

– Мы выходим в главный зал, а затем в столовую, где накрыт роскошный шведский стол. Лорен идет впереди меня, добавляя кое-что в свою тарелку. Я чувствую, что за моей спиной кто-то есть, поэтому не удивляюсь, когда слышу голос:

– Ошибаетесь. Вы были отличным учителем. Если бы не вы, я, возможно, отправился бы в зону боевых действий. Вместо этого я посещаю подобные мероприятия за счет компании.

– Эээ, ну, ты был единственным Дэниелом, и кто может сказать, что я был прав?

– Но вы были правы. Сначала получи диплом, – говорили вы, – а потом сможешь стать офицером. И я получил диплом. Я узнал так много, что понял, что больше не хочу служить на флоте. Я хотел проектировать вещи, создавать новые системы. Вы знали, что так и случится.

– Ты приписываешь мне больше заслуг, чем я заслуживаю. Я видел, как на тебя влияли вызовы. Я знал, что между твоими ушами есть кое-что мощное. Тебе просто требовалось очнуться и осознать это.

Он мне улыбается.

– Самый мощный компьютер в мире.

Он вспомнил, что я говорил им в начале каждого курса. Я хлопаю Лорен по плечу, и она поворачивается к нам лицом.

– Лорен, хочу представить тебе Дэниела Рейнольдса, одного из моих студентов со времен моей преподавательской деятельности. Дэн, это – доктор Стокбридж, моя коллега из лаборатории Мамфорд.

Лорен протягивает руку, и Дэниел пожимает ее. Он одаривает меня понимающей улыбкой.

– Собирался спросить, не хотите ли выпить пива сегодня вечером, но, полагаю, у вас есть дела поважнее.

– Я уверен, что сегодня вечером мы с удовольствием выпьем с тобой пива, не так ли, Лорен?

– Только если сможем начать в «Савое», я хочу иметь возможность говорить, что ела в отеле «Савой». Я не скажу, что это были только закуски в баре.

Дэниел рассмеялся и сразу же согласился. Когда он уходит, чтобы вернуться к своему обеду, передо мной стоит она и выглядит так же хорошо, как я помню. Она немного прибавила в весе, но только в тех двух местах, где это выглядит лучше всего. Я стою и рассматриваю ее. Ее прическа идеальна, макияж – в самый раз. На ней бледно-зеленый юбочный костюм, который демонстрирует ее ноги. Я всегда восхищался ее ногами.

– Хорошо выглядишь, Джон.

– Ты и сама выглядишь не так уж плохо.

Какое-то время мы молча стоим и смотрим друг на друга.

– Что ты здесь делаешь, Кэролайн?

– Пришла повидаться с тобой. Подумала, что если попрошу тебя лично и предупрежу заранее, в этом году ты сможешь провести Рождество с нами.

Лорен пожимает мне руку.

– Лорен, это – Кэролайн, она...

–.. .его жена, – объявила Кэролайн. – Я – его жена.

Для меня это звучит как вызов. Она смотрит на Лорен, ожидая, что ответит та. Она не разочарована.

– О, так это ты.

– И что это значит?

– Таинственная жена, о которой все знают, но никто никогда не видит, в том числе и Джон.

Признаюсь, реакция Лорен застала меня врасплох. Обычно она оказывает на меня успокаивающее влияние, но сейчас, кажется, готова к драке.

– Если позволите, дамы, я закончу с представлениями.

– Кэролайн, это – моя подруга и коллега доктор Лорен Стокбридж.

Лорен улавливает мой тон голоса. Она извиняется и покидает нас. Я смотрю на Кэролайн, и на мгновение на меня нахлынули все старые желания. Даже сейчас, спустя пять лет, я все еще хочу обхватить ее руками и обнять. Возможно, именно по этой причине я отгородился от нее на все это время. Я борюсь с желанием обнять ее и пытаюсь снова успокоиться.

– Чего тебе от меня надо, Кэролайн?

– На самом деле мне нужен только ты, но сейчас я согласна на возможность поговорить. Мы ведь так и не поговорили по-настоящему.

Вокруг начинают собираться люди. В наши дни такое случается часто. С тех пор как СМИ заинтересовались моей рукой, я редко успеваю закончить обед, все хотят со мной поговорить,

– Не здесь и не сейчас, Кэролайн, как насчет вечера, может, мы смогли бы поужинать или что-то в этом роде?

Ее лицо озаряется, как раньше, когда мы только поженились.

– Это было бы прекрасно, спасибо.

– ОК. Встретимся в баре отеля «Савой» около полседьмого.

Она протягивает руку и гладит меня по руке.

– Спасибо, Джон, с нетерпением буду ждать.

Ее глаза говорят, что она имеет в виду именно это. Она поворачивается и уходит.

– Доктор Флетчер? – говорит мужчина, стоящий у моего левого плеча.

Все, началось, мне повезет, если я съем большую часть еды на своей тарелке. В другом конце зала Лорен разговаривает с молодым человеком, которого я не узнаю. Она замечает мой взгляд и закатывает глаза. О, боже, еще один молодой человек зря тратит свое время.

***

Я допил вино и съел половину еды на своей тарелке, когда нас опять позвали на послеобеденные презентации. Я нахожу свое место, и рядом со мной на сиденье опускается Лорен.

– Она не задержалась, а я думала, вам есть о чем поговорить.

– Есть, но здесь не то место. Прости. В качестве благодарности я планировал пригласить тебя куда-нибудь сегодня вечером, но теперь вместо тебя возьму Кэролайн.

Она кладет свою руку поверх моей. Ее прикосновение так приятно. Ее рука не такая мягкая, как у большинства женщин. Ее руки, хотя и мягче чем мужские, – все же руки, пользующиеся инструментами. Но важна не мягкость, а нежность, которую она передает, что заставляет меня положить свою вторую руку на ее.

– Не могу сказать, что я не разочарован. Я надеялся, что мы сможем провести здесь вечер. Я не так часто бываю в Лондоне, а тебе нужно чаще выходить в свет.

– Что касается этого, она – твоя жена, и нравится тебе это или нет, ты должен что-то к ней чувствовать, иначе вы бы уже развелись.

Я повернулся и посмотрел ей в глаза.

– Такая мудрая голова на таких молодых плечах.

– Если бы ты знал, какие конфликты случаются в моей голове, то так бы не говорил. Просто легче понять, как правильно поступить, когда сам в этом не участвуешь.

– Спасибо, – говорю я, похлопывая ее по руке, прежде чем вернуть свое внимание на сцену.

Она не убирает руку, просто оставляет меня на несколько мгновений в задумчивости.

– Джон, ты ведь знаешь, что я всегда рядом, не так ли? В любое время, в любом месте, стоит только позвать.

Я снова похлопываю ее по руке.

– Что бы я делал без тебя?

– То же самое, что делаешь сейчас, только с кем-то другим.

Мы молчим, когда начинается первая послеобеденная презентация. Я чувствую себя виноватым за то, что не уделил презентации все свое внимание. Прочитаю доклады позже. Мои мысли заняты Кэролайн. Может ли Лорен быть права? Люблю ли я ее до сих пор? По этой ли причине я не развелся с ней? Я всегда говорил себе, что меня это не должно беспокоить, что у меня нет времени. Когда я увидел ее сегодня, все вернулось, я на реально хотел ее обнять. Одно могу сказать точно: мне нужно разобраться со своими чувствами.

***

На сегодня мероприятие закончено. Мы с Лорен возвращаемся в отель. Она поднимается в свой номер, а я разговариваю с консьержем. После душа и переодевания в более повседневную одежду я снова спускаюсь в фойе и опять говорю с консьержем.

Двери лифта открываются, и выходит Лорен в сверкающем серебристом коктейльном платье чуть выше колен, открывающем небольшое декольте. Ее волосы больше не стянуты в хвост, а рассыпаются по плечам при ходьбе. Через руку она несет темно-зеленый плащ. Не будет преувеличением сказать, что от одного ее вида у меня перехватывает дыхание.

– Вау! Ну, то есть, просто Вау! Если ты пыталась заставить меня пожалеть сегодня вечером о том, что я тебя бросил, то у тебя это отлично получилось.

Она подходит и хватает меня за руку.

– Ты меня не бросал. У нас же не было свидания. Просто я подумала, что мы можем куда-нибудь сходить, и одела это платье.

– Ну, я уверен, что в баре «Савой» ты не будешь неуместной. Позволь помочь тебе с пальто.

Я держу ее пальто открытым и помогаю ей надеть его. Она поворачивается и берет мои руки в свои.

– Будь осторожен сегодня вечером, Джон. Сегодня она устроила на тебя засаду, застала тебя в таком месте, где ты не хотел бы, чтобы она устроила скандал. Не делай того, чего тебе бы не хотелось.

Она отпускает мои руки и обращает внимание на воротник рубашки и пиджак.

– Просто сделай так, чтобы не дать ей ничего из того, что не хочешь.

Она застегивает мой пиджак и удивляет меня, целуя в щеку.

– Зачем это?

– Просто чтобы напомнить, что я всегда рядом.

Она гладит меня по груди, затем поворачивается и переплетает свою руку с моей. Мы пересекаем Стрэнд и направляемся к «Савой».

Кэролайн уже там, потягивает апельсиновый сок. Она кажется удивленной, когда я появляюсь с Лорен. Она вглядывается в каждую деталь внешности молодой женщины. На ее лице появляется выражение разочарования.

– О, прости, я не знала, что мы идем группой.

– Не волнуйся, Кэролайн, я думаю, у него есть план, но он не сказал мне, в чем он заключается.

– Все прояснится, когда придет Дэниел.

Когда он приходит, одетый в джинсы и пуховик, то выглядит слегка смущенным.

– Я ожидал, что мы пойдем в паб вдвоем. Теперь я чувствую себя немного не в своей тарелке.

Я заказываю для него пиво и излагаю свой план:

– Дэн, я надеюсь, ты окажешь мне услугу. Лорен всегда хотела посмотреть «Короля Льва», и я планировал взять ее с собой. Однако возникли другие обстоятельства, и мне пришлось изменить свои планы, поэтому я подумал, не будешь ли ты столь любезен сопроводить ее в театр?

– Ну, да, наверное, но как же?..

Лорен хихикает, а Дэниел начинает краснеть, но вскоре вновь обретает самообладание. Он смотрит на Лорен, сидящую на барном стуле, скрестив ноги.

– Простите, то есть, я с удовольствием, просто был немного удивлен, вот и все.

Я поймал ее взгляд.

– Ты не против? – шепчу я ей.

Она кивает в ответ и шепчет:

– Он очень милый.

Надеюсь, Дэниел этого не слышал, ни один мужчина не захочет, чтобы его считали милым.

Я передаю Лорен кредитную карту компании.

– Возьмите себе что-нибудь поесть. Ваши билеты в кассе; просто назови мое имя.

Когда они уходят, Кэролайн подталкивает меня.

– Она у тебя хорошо обучена, ее разочарование почти не заметно.

– Не понимаю, о чем ты. Она хотела посмотреть «Короля Льва», и теперь идет туда с ровесником.

Кэролайн покачала головой.

– Так, что будем делать?

– Мы допьем наши напитки и пойдем в театр Святого Мартина на «Мышеловку».

– Звучит неплохо.

– Я так понимаю, ты бы предпочла посмотреть «Короля Льва»?

– Ну, да, но «Мышеловка» – тоже хорошо.

– Хорошо, потому что это то, что было доступно в кратчайшие сроки. Консьерж дал мне список, я выбрал «Мышеловку».

– Все в порядке, Джон. Уверена, что «Мышеловка» нас устроит.

– Хорошо, а теперь, прежде чем мы пойдем, у меня есть вопрос, который не дает мне покоя весь день. Как ты попала на семинар, ведь он должен был быть только для членов клуба?

– Я пришла как гость Дэниела.

– Ты – с Дэниелом? Конечно же нет?

– Боже правый, нет! Он пришел в дом, искал тебя. Мы разговорились, он сказал, что ты будешь выступать с докладом, и я попросила его пригласить меня. О, Джон, я так рада, что пришла. Я увидела тебя на сцене, когда все ловили каждое твое слово, я была так горда. Хотела вскочить и сказать всем: «Это мой муж!». Потом меня осенило: я больше не имею права так говорить, и мгновенно перешла от восторга к страданию.

– Ну, я – все еще твой муж, если только ты не развелась со мной без моего ведома. Хотя знаешь, могла бы, меня не было достаточно долго.

– Ты ведь знаешь меня. Я не верю в развод. Даже если ты разведёшься со мной, я всё равно останусь твоей женой. Мы связали себя обязательствами на всю жизнь, и для меня это означает именно жизнь.

Мы обязались исключить всех остальных. Тебе не составило труда его нарушить.

Она вздрагивает.

– На какое-то время я сбилась с пути. Я начала верить, что я – такая фантастическая, как все мне говорили. Я приложила столько усилий, чтобы добиться успеха во всем, что почувствовала себя вправе наслаждаться собой.

– И не подумала, что можешь наслаждаться со мной?

– Все было не так, Джон. Я знаю, это трудно понять, но проводя все свое время на работе, я чувствовала себя виноватой, наслаждаясь с тобой. Мне казалось, что я не должна быть там, что должна работать, пытаться собрать проект воедино. Все эти люди зависели от меня.

– Но это не мешало тебе наслаждаться с Дьюи.

– Нет, не мешало, но тут он проявил смекалку: он сделал так, будто я работаю на проект. Это началось с ужинов, на которых присутствовали люди, финансирующие такие проекты как наш, так что, это было похоже на обеспечение финансирования. Конечно, через пару недель потенциальные спонсоры перестали приходить, но мы, все же, получили несколько грантов. Когда это начало происходить, он сказал, что все это – его заслуга. Я чувствовала, что чем-то ему обязана. Все это было очень тонко, но я чувствовала давление. Когда он попросил меня поехать с ним в Лондон, я почувствовала, что обязана ему.

– То есть ты была обязана ему своим телом. Ты ведь знаешь, кем стала, не так ли?

– Не надо, Джон, пожалуйста. Я проходила через это столько раз, и ты не сможешь заставить меня чувствовать себя еще хуже, чем чувствую уже. Секс не был для меня чем-то особенным, это была цена, которую я заплатила за небольшое удовольствие, удовольствие, которое я должна была получать с тобой.

– Если все началось так невинно, почему ты не рассказала мужу об этих уютных ужинах с потенциальными спонсорами? Если уж на то пошло, ты могла бы даже пригласить его.

На ее глаза наворачиваются слезы. У нее было пять лет, чтобы отрепетировать все это, а она все еще не может сделать это без слез. Она делает глубокий вдох и пытается взять себя в руки.

– Не знаю, я проходила через это раз за разом и до сих пор не могу найти ответа на этот вопрос, а хотелось бы. Как будто работа и дом – это два разных мира, и в рабочем мире тебя не было.

Меня не было, – думал я. – Я был, когда ей нужно было набрать членов Комитета, чтобы заменить тех, кто бросил проект на произвол судьбы. Я был, когда ей нужно было на кого-то опереться. Конечно, ее знания были гораздо более тонкими, чем мои, но она использовала именно мои идеи. Я ее устраивал.

Пока она достает салфетку и протирает глаза, я смотрю на часы.

– Бери пальто, занавес поднимается в семь тридцать; нам нужно торопиться.

Она берет пальто, и я помогаю ей надеть его. На выходе из «Савоя» консьерж предлагает вызвать для нас такси, но я отказываюсь. В такую сухую ночь как эта, лучший способ добраться из «Савоя» на другую сторону Ковент-Гарден – это пройтись пешком.

Мы отправляемся обратно по Стрэнду. Она берет меня под руку, когда мы переходим дорогу, и не хочет отпускать. Понимая, что на своих высоких каблуках она не выдержит моего обычного темпа, я ограничиваюсь неспешной прогулкой.

– Я беспокоилась, что ты никогда не сможешь этого делать: имею в виду, ходить вот так.

– Как и я. Мне пришлось поверить врачам.

– Почему ты скрыл это от меня? Я была опустошена, узнав, что ты – в инвалидном кресле. Мне было очень больно знать, что ты предпочитаешь зависеть от незнакомцев, а не от меня.

– Не хотел, чтобы ты суетилась вокруг меня из чувства вины или жалости. Если бы ты узнала, потребовалось бы присутствие полиции, чтобы удержать тебя вдали от меня.

– Это было бы не из чувства вины или жалости. Ну, возможно, частично из чувства вины, но в основном, из-за любви. Неужели так трудно поверить, что я люблю тебя?

– Когда-то, Кэролайн, да. Тем вечером ты меня уничтожила. Когда парамедик сказал, что они собираются сделать, чтобы вытащить меня из машины, я сказал, чтобы он не беспокоился.

Она ахает и останавливается, разворачивая меня, чтобы я посмотрел на нее. Она смотрит глубоко в мои глаза.

– Боже мой, ты это серьезно, не так ли? Ты действительно хотел умереть?

– В то время казалось, что это решит все проблемы. Мне бы не пришлось разбираться с ситуацией, а ты была бы свободна, чтобы быть с Дьюи.

– Я уже говорила тебе, я никогда не хотела его. Думаешь, я была бы сейчас здесь, если бы хотела кого-то другого?

Она обхватывает меня руками и крепко прижимается ко мне, ее голова лежит у меня на груди. Шум транспорта заглушает ее слова. Мне кажется, она плачет. Она отпускает меня и отступает. Я вижу черные линии на ее щеках от потеков туши. Она достает из сумки салфетку и вытирает глаза. Я отбираю ее у нее и вытираю черные следы с ее щек.

– Думаю, пока нам лучше об этом не говорить. Может быть, после театра, а?

Я улыбаюсь ей, и она пытается улыбнуться в ответ. Мы идем дальше, входим в Ковент-Гарден и пересекаем его. Она указывает на большое грандиозное здание, освещенное на фоне ночного неба.

– Что это за место?

– Королевский оперный театр, – говорю я. А сам думаю: Странно, что Дьюи не водил тебя туда.

– Очень впечатляюще.

– Если думаешь, что здание впечатляюще снаружи, тебе стоит увидеть его изнутри. Несколько месяцев назад я присутствовал на одном мероприятии. Мамфорд решил, что лаборатория должна иметь представителя, и это выпало мне.

Она прижимается к моей руке, как будто я произвел на нее какое-то впечатление. Мы идем в театр, и я забираю свои билеты за десять минут до занавеса.

– Я должна найти дамскую комнату, мне нужно сделать кое-какие текущие ремонтные работы.

Она оставляет меня в фойе, и я убиваю время, оглядываясь по сторонам в ожидании ее возвращения. Она всегда любила сувениры с походов в театр, поэтому покупаю ей программку. Когда она возвращается, до занавеса остается две минуты. Она видит программку, и ее лицо озаряется. Она целует меня в щеку, и мы спешим в театр. Люди ворчат, что им приходится вставать, чтобы мы могли пройти. Когда доходим до своих мест, свет в зале гаснет.

Мы садимся, и я кладу руку на подлокотник. Она накрывает мою руку своей и сжимает ее. Когда на сцене загорается свет, я смотрю на нее. Как будто вернулся на десять лет назад: до Дьюи и до того, как ее работа забрала ее у меня. Мы – счастливая семейная пара, наслаждающаяся вечером в театре.

Глядя на нее, я чувствую тепло в груди и понимаю, что больше ничего не болит. Я помню, как она поставила свою работу выше нас, ее роман с Дьюи, даже тот вечер, когда я, наконец, понял, что происходит. Да, я помню все это, но это уже не причиняет большей боли, чем та труба, что прошла сквозь мои внутренности. Я могу говорить об этом без желания стошнить или разрыдаться. То, что я чувствую, когда смотрю на нее сейчас, – это привязанность.

Она ловит мой взгляд и улыбается, прежде чем я переключаю свое внимание на спектакль.

***

К тому моменту, когда в зале зажигается свет для антракта, мы оба погружены в свои мысли. Я предлагаю ей пробиться к бару.

– Нет, спасибо, Джон, лучше посижу и поговорю, если ты не против?

– Отлично, о чем хочешь поговорить?

– Давай начнем с разговора о тебе. Как ты себя чувствуешь?

– Ну, знаешь, как на качелях: то вниз, то вверх. Вниз, когда думал, что никогда не встану с инвалидного кресла; но университет оказался ко мне добр. Благодаря моему опыту работы на производстве и преподаванию мне дали работу по руководству лабораториями и курсами. Потом были мои исследования; именно так я вошел в контакт с Мамфордом. Мне сказали, что я могу работать на них неполный рабочий день и трудиться над докторской диссертацией. Я проработал у них всего шесть месяцев, когда ко мне вернулась чувствительность в ногах.

– Они, должно быть, о тебе высокого мнения, если ты можешь делать все это за их счет.

– Расходы на питание для Дэниела и Лорен и наши номера в гостинице – за их счет, за все остальное плачу я. Сейчас у меня зарплата не лектора.

– Неужели в протезировании так много денег?

– Рука и ходячий экзоскелет нужны в основном для того, чтобы привлечь внимание общественности. Это привлекает внимание к Мамфорду, а исследования финансируются людьми, которые приглашают вас в Королевский оперный театр. Они заработают на них деньги, но их основной бизнес – системы управления. У меня отличный контракт, он позволяет мне ездить в лекционные туры и получать большую часть гонораров. Рука спровоцировала рост спроса и там. В этом году я провел шесть недель в Америке.

– А что насчет твоей личной жизни? Счастлив ли ты, есть ли в твоей жизни кто-то, кто делает тебя счастливым?

Я мог бы догадаться, что это случится. Что мне сказать ей? Что я счастлив как свинья в дерьме? Или сказать правду, что трачу все свое время на работу, чтобы не проводить время в пустом доме? Я решаю пойти на компромисс.

– Да, я счастлив, хотя времени на личную жизнь у меня нет. Нет, сейчас в моей жизни нет никого особенного. Были несколько женщин, но ни с одной я не захотел завязать отношений.

– Даже с доктором Стокбридж?

– Боже правый, нет! Что натолкнуло тебя на эту мысль?

– Вы казались такими близкими, и хотя хорошо это скрывает, она была разочарована, когда ты сказал ей о сегодняшних планах.

– Мы – друзья и коллеги. Я достаточно стар, чтобы быть ее отцом, сегодня вечером она будет гораздо счастливее с Дэниелом.

Мне лучше сменить тему, иначе я скажу ей, что сейчас получаю больше секса, чем пять лет назад.

– А ты, Кэролайн? Правительственный инспектор, как мне сказали. И как тебе это нравится?

– Никак. Меня просят проверять, делают ли в детских садах и яслях то, что я не считаю правильным. Потом в отчетах я должна доказать точку зрения инспекции. Как можно доказать недоказуемое?

– Так зачем было соглашаться на эту работу?

– Ну, ты был прав, Комитет просто сделал мне выговор, но все уже не было по-прежнему. Когда Роджера уволили, не было никакой огласки, но слухи об этом распространились. Люди, что раньше были друзьями, перестали звонить, потом до меня дошли слухи, что я бросила тебя, потому что ты стал калекой. Я просто хотела уйти, работать с людьми, которые меня не знают. Мне предложили работу инспектора, и я согласилась. Теперь я знаю, что чувствовал ты, выполняя работу, которую ненавидел.

– Надеюсь, ты не обвиняешь меня в распространении слухов? Я никому ничего не рассказывал.

Она берет мою руку в обе свои и целует тыльную сторону моих пальцев.

– Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Это не в твоем стиле – таиться в тени и шептать в восприимчивые уши. Если бы ты хотел что-то сказать, то убедился бы, что я знаю, что это ты. О, нет, скорее всего, это была секретарша в мэрии. Так обычно все и начинается. В любом случае, теперь все позади.

– И что теперь ты собираешься делать?

– Это часть того, о чем я хотела с тобой поговорить. Мне предложили новую работу, заместителя главы Службы по делам детей.

– Тебе не требуется мое согласие, Кэролайн. Соглашайся, это даст тебе шанс действительно что-то изменить, а мало что может быть хуже, чем работа, которую ненавидишь.

– Ну, мне требуется твое согласие. Понимаешь, работа находится в Кембридже, мы будем почти соседями. Я не соглашусь, если ты сочтешь это неудобным.

– Соглашайся, Кэролайн, кроме работы я не так уж много времени провожу в Кембридже.

Ее голос падает чуть больше, чем до шепота, как будто она боится высказать то, что хочет:

– Я надеялась, что если соглашусь на эту работу, ты станешь проводить в Кембридже больше времени.

Да, я вижу, что это так и есть. Я ожидал, что она озвучит это гораздо раньше и будет более прямолинейной. Она ждала ответа, который на данном этапе игры я не хочу ей давать. Сейчас я не знаю, что чувствую. Я хочу ее, каждый раз, когда на нее смотрю. Хочу просыпаться рядом с кем-то. Хочу быть с кем-то по вечерам и выходным. Хочу, чтобы было с кем поговорить за столом за завтраком.

Я хочу сказать ей, что мне бы этого очень хотелось, но не делаю этого. Вместо этого делаю вид, что не услышал ее. Звонок из бара сообщает, что представление возобновится через пять минут. Люди возвращаются на свои места, разговоры заканчиваются, и мы усаживаемся на вторую половину спектакля.

***

После оваций выходит актерский состав и просит нас не раскрывать другим, кто был убийца, после чего мы уходим.

– По дороге есть очень хорошая пиццерия; мы можем зайти и перекусить.

– Я с удовольствием.

До пиццерии всего пять минут ходьбы, и вскоре мы уже сидим и делаем заказ. Кэролайн зачарованно смотрит, как повар крутит над головой тесто для пиццы.

– Похоже, ты хорошо знаешь Вест-Энд; я впечатлена.

– За последние три года я бывал здесь довольно часто, и у меня никогда не было проблем с запоминанием географии.

Приносят наше вино, и предлагают мне опробовать. Официант наливает каждому из нас по бокалу. Кэролайн поднимает свой бокал и предлагает тост.

– За лучшие времена.

– За это я выпью, – говорю я, и мы чокаемся.

– Итак, Кэролайн, ты спрашивала меня о моей личной жизни, а как у тебя? В твоей жизни есть кто-то особенный?

– Был, но я прогнала его пять лет назад. С того дня жду, когда он вернется. У меня были периоды сомнений и отчаяния. Времена, когда я думала, что этого никогда не случится. В эти периоды я позволяла себе развлекаться с представителями противоположного пола. Но никогда не было никого особенного, никого, кого я могла бы взять к себе в постель.

Приносят еду, и она удивляет ее. Пиццу можно купить по всему миру, и для многих людей пицца – это пицца, но существует большой разрыв между лучшей и средней. Это – одна из лучших, и она впечатлена. Пока едим, мы разговариваем. Я знаю, что это причинит ей боль, но мне нужно рассказать ей о женщинах в моей жизни.

– Я не могу утверждать то же что и ты, я не жил последние пять лет как монах. Меня удивило, как много женщин были счастливы оказаться со мной в постели.

Я поднимаю левую руку вверх, показывая обручальное кольцо, которое все еще на пальце.

– Для некоторых женщин это не так уж много значит.

Это было необдуманно, я не хотел ее обидеть, но вижу, что ей все равно больно.

Мы заканчиваем трапезу, и нам приносят кофе, хорошую итальянскую смесь. Обычно это означает конец вечера, и я начинаю свою речь о завершении свидания.

– Ну, Кэролайн, это был удивительно приятный вечер, но...

Она протягивает руку и накрывает ею мою.

– Пойдем со мной в мой отель. Я хочу тебе кое-что показать.

Прежде чем ответить, я не могу удержаться от легкого хихиканья:

– Ты реально думаешь, что это хорошая идея? Разве я не видел все, что ты можешь предложить?

– Я говорю серьезно, я привезла кое-что с собой и очень хочу, чтобы ты это увидел. Пожалуйста, Джон, пойдем со мной. Тебе не обязательно оставаться, я просто хочу тебе это показать.

Мы поймали такси и поехали в ее отель. Отель «Ибис», немного спартанский, но вполне комфортабельный.

В ее гостиничном номере я сижу на кровати, пока она роется в чемодане. Она передает мне альбом и садится рядом. Ее юбка задралась, демонстрируя ноги. Я улыбаюсь, заметив, что на ней чулки. Открываю альбом, и на первой странице обнаруживаю сюрприз. Это фотография меня в моем инвалидном кресле, которое толкает через университетский городок привлекательная молодая женщина.

– Это – университетский городок. Кто ее сделал?

– Я. Когда Боб сказал, что тебя отпустили, потому что сделать твою лабораторию удобной для инвалидных колясок слишком дорого, я была в шоке. Как только узнала твой адрес, сразу поехала поговорить с тобой. Я собиралась умолять тебя вернуть меня в твою жизнь. Надеялась, что когда поймешь, что тебе кто-то нужен, ты впустишь меня обратно. Но приехав, я обнаружила, что у тебя уже есть вся необходимая поддержка. Она была одной из твоих маленьких причуд?

– Нет! Я все еще был слишком зол для чего-то подобного. Стыдно сказать, но в тот момент я был довольно неприятен большинству девушек.

– Она выглядит счастливой.

Я снова смотрю на фотографию.

– Ах, да, это – Эми, одна из самых настойчивых. Она хотела исправить ущерб, который нанесла мне какая-то женщина. Я плохо с ней обращался, принимал любую помощь, которую она предлагала, но ничего не давал взамен. Теперь недоумеваю: если ты проделала весь этот путь, чтобы навестить меня, почему ушла, не сделав этого?

– Посмотри на нее, она молода и красива. Как я могу с ней соперничать? Посмотри на себя. Вы оба так счастливы. Мои нервы подвели меня, и я увидела, что не нужна тебе. Я проплакала почти всю дорогу домой.

Я перевернул страницу, а там были две страницы статьи, которую я написал для ИЭТ. В итоге она стала частью моей диссертации, но была опубликована отдельно. Там была фотография, где я сижу на стуле в мантии.

– Где это?

– В соборе... Ты был там на церемонии вручения дипломов.

Она права; администраторы надавили на меня, чтобы я присутствовал. Думали, что то, что у них есть сотрудники-инвалиды, покажет их в хорошем свете.

– Ты была там?

– Нет, купила диск с записью церемонии, и Росс скопировал из него эту фотографию.

После этого я нашел фотографии с сайта Мамфорд. Пролистав ее альбом, я увидел, что в нем хранится подробная информация обо всем, чего я достиг за последние пять лет. На последней странице была моя фотография с Джо Бринсли, докладчицы из Technospot.

– Она такая же красивая в реальной жизни, без макияжа?

– Я бы сказал, что красивее, у нее приятная естественная красота, и она – хорошая компания.

– Ты выходил с ней куда-нибудь?

– Да, после записи мы вместе поужинали. Она показалась мне очень дружелюбной и веселой. Хотя и не в моем вкусе.

Она толкнула локтем мою руку.

– Да ладно. Я знаю, что она счастлива в браке с Юэном Гриффитсом. Не думаю, что у тебя много шансов против международного игрока в регби.

– Как я уже говорил, для некоторых женщин обручальное кольцо мало что значит.

– О боже, ты не знал?

– Нет, не знал; я не могу поступить так с кем-то еще, только потому, что кто-то поступил так со мной. Мне все равно, если она утверждает, что у нее открытый брак.

Ее глаза сказали мне, что она задета моими словами. Я чувствую себя виноватым; не подумал об этом, прежде чем сказать. Обняв ее за плечи, я прижал ее к себе.

– Что заставило тебя сделать все это? – спросил я, глядя в альбом.

– Странным образом это заставило меня чувствовать себя ближе к тебе. Как будто я разделяла с тобой кое-что из этого.

– Если ты так отчаянно хотела быть со мной, почему так долго ждала?

– Я пыталась сделать это на свадьбе два года назад, но ты сбежал. Как только закончились речи, ты сбежал так быстро.

– Мне нужно было успеть на самолет.

– Это то, что ты говоришь, но уверена, что ты мог бы задержаться на свадьбе своего сына.

– Я так и сделал, но мой рейс отменили, и единственное, что было доступно, это вечер субботы.

– Значит, ты не пытались меня избегать.

– Нет! Скажу честно, я не хотел тебя видеть, но скрыться не пытался. В девять утра у меня была встреча по обмену информацией с нашим партнером в Бостоне.

Она слезает с кровати и целует меня в щеку, в то время как я сижу, глядя в альбом.

– Мне нужно в ванную.

Она исчезает в ванной комнате. Я совершенно ошеломлен количеством вещей в ее альбоме. Откуда у нее все это? Она что, шпионила за мной? Я обращаюсь к ней с вопросом, но она не отвечает, и я понимаю, что она, вероятно, меня не слышит.

Дверь в ванную открывается, и я оборачиваюсь. Ее появление застает меня врасплох. Опираясь одной рукой на дверной косяк, а другой – на бедро, она стоит в дверном проеме. На ней красный тедди – кружевной вариант слитного купальника, настолько прозрачный, что хорошо видны темные круги ее ареол и выдающиеся соски. Из темного треугольника видны ее аккуратно подстриженные лобковые волосы. Маленький Джон тут же вскакивает.