Рэй Эмерсон проводил свою невесту домой в ее квартиру на Стейт-стрит. Утверждается, что они жили в этой квартире вместе, как и в его, в районе Челси на Манхэттене. В каком-то смысле они действительно делили квартиры, но не кровати.

– Устала? – спросил Рэй у заметно уставшей Кэрри.

– Да, как бы хорошо ни планировал, всегда так много нужно сделать, и все эти детали, которые идут не так как надо, если за ними не следить, – ответила она.

– Твой парень – один из этих... деталей? – спросил он.

– Ты почти ревнуешь.

– Я беспокоюсь за тебя. Похоже, он очень увлечен своей женой. Она очень красивая женщина. Хотя в этом платье ты гораздо сексуальнее.

– Спасибо, не думала, что ты заметил.

– Он хорошо к тебе относится?

Рэй беспокоился о ней, и его беспокойство было искренним.

– Он хорош для меня, а под жесткой оболочкой он – добрый и нежный.

– Защищающий серийных убийц, – сказал Рэй, наливая себе немного скотча из бутылки, которую они держали в кухонном шкафу. Кэрри занялась приготовлением чашки травяного чая. Напитки должны были их расслабить после напряженного вечера. Кэрри позволила себе два бокала вина в течение вечера, а Рэй ограничился содовой.

То, что Кэрри возилась с чайником, дало ей время подумать.

– Я не знаю, где находится Джимми в деле серийного убийцы. Да, он боролся с проведением анализа ДНК, но в последующем аресте что-то не так. Он слишком умен, чтобы позволить своему клиенту так попасться... разве что?.. – сказала она, наливая чай.

– Ты что-то знаешь? – спросил Рэй.

– Нет, но подозреваю, что он имеет какое-то отношение к чулку, найденному в мусорном ведре.

– Каким образом?

– Не могу сказать, но подбросить его было бы на него похоже, – предположила она.

– Опасный ход, если поймают.

– Дерзкий – да, но насколько я знаю Джимми, он планирует не попадаться.

– Он похож на мужчину твоего типа.

– О, это так, но такие мужчины – слишком дорогая роскошь для женщин в моей профессии.

– Ты пытаешься убедить меня или себя?

– Может быть, обоих, – сказала она.

– Послушай, я хочу, чтобы ты знала: если тебе что-то понадобится из нашего соглашения, дай мне знать, – сказал Рэй.

Она знала, он был искренен. Кэрри поцеловала его в щеку и сказала:

– Ну, это будет не сегодня и не скоро. А сейчас мне нужно поспать.

***

Для них все началось очень странно. Джон Мартин был мастером по массовым искам. Этот наполовину еврейский, наполовину пурто-риканский адвокат, получив большие гонорары, купил себе место в Ассамблее в Бронксе. Джон Мартин, известный теперь как Хосе Мартин-Прес, прекратив активную юридическую практику, заполнял свое неполитическое время преподаванием в Йельском университете. Его семинар по массовым правонарушениям пользовался большой популярностью и был ограничен всего пятнадцатью счастливчиками в семестр.

Кэрри Уилсон была студенткой первого курса юридического факультета Йельского университета, занимавшего первое место в рейтинге юридических вузов страны. Она стремилась заполнить единственный факультатив, который у нее был на весенний семестр. Кэрри была отличной студенткой, с отличием окончила Уэлсли. Юридический колледж стал для нее отрезвляющим душем. Учебная работа была очень тяжелой, с напряженным графиком занятий и учебы по шестьдесят часов в неделю. С этим Кэрри могла мириться. Что она ненавидела, так это нравственный облик. Тот на две трети состоял из лицемерия и на одну треть из цинизма. Это – культура, воспитывавшая безнравственных выпускников, с одной стороны клеймя отсутствие совести, а с другой стремясь к еще большему материальному обеспечению.

В весеннем семестре она должна была пройти практику, помогать в бюро юридической помощи или в клинике по борьбе с бедностью, чтобы получить практический опыт и заставить юридический колледж выглядеть благодетелем, а не площадкой для подготовки общественных пиявок. Сокурсники Кэрри были полны решимости вести спор по делам и заниматься реальной работой. Кэрри хотела заниматься политикой, которая, как ни странно, была альтернативой социальной совести. Семинар Мартина-Преза дал ей возможность пообщаться с политиками, избегая при этом групповой практики, по крайней мере, в течение первого года.

Кэрри получила рекомендацию на семинар по массовым правонарушениям от своего профессора, который тоже был выпускником Уэллсли, но Кэрри все равно пришлось пройти собеседование, чтобы попасть в популярный класс, который вел высокий симпатичный и очень одинокий профессор. В роли проводящего кастинг интервьюера выступил Рэй Эмерсон, столь же красивый, хотя некоторые говорили, что смазливый, ассистент преподавателя достопочтенного Мартина Преза.

Рэй провел интервью с Кэрри в кафе юридического факультета. За чашечкой латте он провел собеседование, но в основном флиртовал с симпатичной студенткой первого курса. Кофе привело к свиданию, а затем и к другому. Кэрри, может, и закончила Уэлсли с отличием, но ее однополое образование не распространялось на мужчин. Она не была девственницей, потеряв невинность во время весенних каникул на острове Саут-Падре. Это было коротко, болезненно и одноразово. Вернувшись домой, она приложила все усилия, чтобы сделать следующий опыт более приятным, но ей не повезло.

Как бы Кэрри ни старалась, она постоянно встречалась с мерзавцами, бывшими всегда готовыми и думавшими только о своих членах. Спортсмены – самовлюбленные, а ботаники – влюбленные в свои технологии. Одна группа готова была изнасиловать на людях, а другая неумело шарахалась в темноте. Потом она встретила Рэя, джентльмена во всех смыслах этого слова. Он был веселым и относился к ней как к особенному человеку. Он был ласковым, но не сексуально агрессивным.

Кэрри встречалась с Рэем весь весенний семестр. Секса у них не было, но она была слишком наивна, чтобы беспокоиться. Рэй и член Ассамблеи организовали для нее стажировку на лето. В Олбани у нее была комната в общежитии университета на Вестерн Авеню. Ей платили небольшую зарплату за то, что она делала копии и сортировала почту для Комитета по образованию Ассамблеи. Также она помогала младшим сотрудникам Ассамблеи, у которых было мало персонала или не было его вообще.

Богатство Мартина-Преза уже сделало его влиятельным человеком. Рэй был правой рукой члена Ассамблеи. Их офис находился в здании законодательного собрания абстрактной архитектуры. В те дни верхние коридоры приобрели несколько обветшалый вид. Но Мартин-През переоборудовал свой внутренний кабинет в кабинет руководителя, отделанный кожей и твердым деревом. Кабинет Рэя был меньше, чем у его босса, но никто не видел члена ассамблеи, первым не приветствовавшего бы Рэя.

Из этого последнего правила было исключение. Кэрри для разнообразия приветствовали раньше.

Была третья неделя августа. За четыре недели до этого Законодательное собрание ушло на летние каникулы. Позднее окончание каникул – результат проблемы финансирования школ. Нью-Йорк придерживался заумного метода финансирования государственного образования, в основном за счет налогов на недвижимость. Штат предоставлял субсидии, но это вызвало серию судебных исков со стороны Нью-Йорка, которые штат проиграл, тем самым усугубив плохую систему.

Приспешники, работавшие в столице на Комитет по образованию Ассамблеи, наконец-то напечатали все различные материалы и подготовили их к следующей законодательной сессии. В последнюю пятницу своей стажировки Кэрри ушла пораньше. На следующей неделе ей предстояло вернуться к работе в юридическом колледже. Но сначала был шанс взять Рэя с собой на теплые летние выходные на озере Джордж. У них были запланированы выходные на большом озере в юго-восточном углу Адирондакских гор. Отчасти заповедник, отчасти пляжный городок, Лейк-Джордж был местом, где молодые люди могли отдохнуть и развеяться.

Лифт быстро доставил ее на десятый этаж пустого здания. Внешний офис члена Ассамблеи Мартина Преза был пуст. Стулья стояли плотно к столам, компьютеры выключены. Стук и поворот ручки показали, что кабинет Рэя тоже пуст. Она думала, посидеть и подождать его или позвонить ему на мобильный, когда услышала стон, доносившийся из внутреннего кабинета члена Ассамблеи. Хосе Мартин-През предположительно находился на Винограднике Марты со своей новой подружкой, моделью Эмой Клайн.

Возможно, Рэй занимается на тренажере Lifecycle, – подумала она. Член Ассамблеи в углу своего кабинета держал дорогой стационарный велосипед.

Приняв одно из худших решений в своей жизни, она решила заглянуть во внутренний кабинет. Там шла тренировка. Рэй склонился над столом ассамблеи. Сзади него стоял Джон/Хосе, вгоняя в задницу Рэя самый большой мужской член, который Кэрри когда-либо видела. Рэй был голым, кроме рубашки. Джон же просто спустил свои брюки. Одной рукой он оттягивал волосы Рэя, а другой сжимал гениталии молодого мужчины в жестоком захвате.

– Чья ты сучка? – Требовательно спросил Джон в ухо Рэю.

– Твоя, всегда твоя, – ответил Рэй.

Эти двое были так увлечены, что не заметили ни открывшейся двери, ни шока на лице молодой женщины, ни того, как она поспешно закрыла дверь.

Кэрри выбежала из кабинета. Шум захлопнувшейся входной двери потревожил пару во внутреннем офисе, но пока они отреагировали, она уже спустилась на пять этажей вниз по лестнице. Она не останавливалась, пока не достигла вестибюля здания, который часто был под видеонаблюдением. Войдя в этот огромный как жизнь вестибюль, она открыто расплакалась. Его нечеловеческие пропорции усугубляли ее горе. Это помещение, игравшее роль арабского дворца и многих футуристических интерьеров, стало холодным и безжалостным местом для молодой девушки, истекающей слезами о потерянной любви.

Она не знала, что влюбилась. Не обдумывала тщательно ход своей жизни. Поступила в юридический колледж, потому что это был ее следующий шаг. Она выбрала государственную службу вместо юридической практики, чтобы избежать черствости закона. Влюбилась в хорошего человека, чтобы спастись от гадов. И что теперь?

***

Эстер Марковиц была сенатором штата четырнадцать сроков. После тридцати с лишним лет работы в Ассамблее и Сенате штата, в течение которых она представляла свой район Ист-Сайд в Манхэттене, она готовилась к пенсии. Баллотироваться еще раз она не будет. Шакалы, претендующие на ее безопасное место демократа, уже начали оскорблять друг друга, а до первичных выборов оставалось еще больше года.

Эстер много раз участвовала в этих битвах, тренируя свои косточки в жестоком политическом мире Нью-Йорка. Но когда пришло время уходить, она почувствовала, что смягчается. Возможно, именно поэтому еврейская бабушка, бывшая альтер-эго жесткого политика, остановилась, увидев плачущую молодую женщину.

– Могу ли я помочь? – спросила Эстер у явно расстроенной Кэрри.

– Нет, помочь мне сейчас не может никто, – прошептала Кэрри, пытаясь вытереть слезы тыльной стороной кистей.

– О, глупости. Пойдемте, выпьем чашечку чая в моем кабинете. У меня очень красивый кабинет, результат многих лет, когда я говорила людям одно, а делала противоположное.

Эстер посмеялась над своей шуткой и взяла Кэрри под руку, ведя расстроенную девушку в свой уютный офис на четвертом этаже, женский офис, во всех отношениях отличавшийся от отделанного кожей офиса на десятом этаже, из которого недавно сбежала Кэрри. Там Эстер приготовила чай и дала салфетки, чтобы вытереть слезы Кэрри.

– Ты – та девушка, которую Рэй Эмерсон показывал всем. Не так ли? – спросила Эстер.

Кэрри только кивнула.

– Увидела или услышала то, что тебе не предназначалось.

Еще один кивок в ответ.

– О, боже, это как снова стать молодой и быть способной осознать такую боль, – сказала Эстер с легким вздохом.

Кэрри подняла голову и пристально посмотрела на женщину.

– Постарайся понять, дорогая. Привлекательный и богатый Джон Мартин может изменить свое имя на более латиноамериканское. Может участвовать в параде Пурто-Риканского дня, но не может признаться в своей нетрадиционной ориентации в округе, на шестьдесят процентов состоящем из афро– и латиноамериканцев.

– Я чувствую себя такой дурой. Я должна была догадаться.

– Вовсе нет. Мы, интеллигентные женщины, не привыкли иметь дело с мужчинами. Это что-то в генах, что говорит: «Лучшие в классе плохо ладят с парнями». Может быть, так Бог заботится о том, чтобы девушки из низов части получали свою долю.

– Вы сказали «мы».

– Мой первый муж – мистер Марковиц. Выдающийся риэлтор и брокер, ублажавший и потчевавший не очень красивую девушку, которая была лучшей выпускницей своего класса в колледже Куинс. Будучи старше меня на пятнадцать лет, он ошеломил меня. Мне понадобилось пять лет бездетного брака, чтобы узнать правду. Как вам такое? Но в свою защиту скажу, что, будучи хорошей еврейской девочкой, в брачную ночь я была девственницей, а он был так внимателен. Я действительно думала, что моя мама лгала мне о том, что такое брак. О, не то чтобы у нас не было полового акта, но он не доводился до конца, и никто из нас не получал от него особого удовольствия.

– НО? – спросила Кэрри, вспоминая услышанное.

Эстер понимающе улыбнулась:

– О, в конце концов, у нас появились дети – два мальчика и девочка. Только не в библейском смысле. Замечательная вещь в еврейской вере заключается в том, что только религия матери имеет значение. Еврейская мать – еврейский ребенок.

– Что вы этим хотите сказать?

– Что Джон или Хосе – или как он себя сегодня называет – богатый и влиятельный человек. Он может обеспечить ваше будущее, как мой муж, Генри Марковиц, обеспечил мое. Он оплатил мои ранние избирательные усилия. Провел меня в Ассамблею, а затем – в Сенат штата. Я была ему нужна.

Сорок лет назад все было совсем по-другому для «подобия» мужчины. Ты нужна Рэю и его боссу. Перестань плакать и сделайся полезной. Мир, в который ты стремишься попасть, суров. Выжми все из своего приятеля. Используй все преимущества, что появятся на твоем пути.

– А как же любовь?

– Ты должна ее искать, работать для нее и над ней. Генри Марковиц был хорошим и справедливым человеком, но я никогда его не любила. Не так, как своего второго мужа. Мне пришлось продолжать искать, пока я не нашла свою любовь. Это произошло не просто, как в фильмах.

– Своего Чарли я нашла через несколько лет после начала своей политической карьеры. Он был не очень привлекателен на вид, но все в нем было мужское. Хороший, крепкий, никогда не бьющий женщин мужчина, готовый отдать жизнь за свою семью. Да, в процессе поиска я перецеловала много лягушек. Кровать Чарли была не первой, в которой я спала вне брака, – сказала Эстер с немного отстраненным видом, вспоминая.

– Но как вы узнали, раз уже обманывались прежде?

– Это не было похоже на великую романтику. Был не весенний день, а убийственно жаркий августовский вечер, в который внезапно подул холодный бриз с океана. Мы сидели на скамейке в парке. Он обнял меня, и я просунула свою руку в его. Когда я почувствовала его грубую мужскую руку, это было словно в первый раз, но я знала, что больше никогда ее не отпущу.

– У нас было две девочки, близняшек. Это было непросто, и чтобы добиться зачатия мне понадобилась медицинская помощь. К тому времени я уже была в возрасте и на пять лет старше него. Я была далеко на последнем политическом уровне. Власть в своем собственном праве. К тому времени Генри был рад избавиться от меня. Времена изменились настолько, что люди все знали, но ничего не говорили.

– Не знаю, – вслух размышляла Кэрри.

– Подумайте об этом и не делайте ничего необдуманного. Рассмотрите свои возможности и не отказывайтесь ни от чего. Все, кто о вас говорил, говорили только хорошее. Те мелкие политические деятели на дне не могут вознаградить за то, что вы для них сделали, кроме как рассказать о вас другим. За короткое время вы создали себе хорошую репутацию – не разбрасывайтесь ею. Но мне пора идти, чтобы быть дома к закату. Сегодня пятница, и мне предстоит долгий путь.

С этими словами Эстер выпроводила Кэрри, но остановилась, чтобы обнять ее, когда они выходили из здания Законодательного собрания.

***

В общежитии университета, где она снимала комнату, ее ждал Рэймонд. У него был обеспокоенный вид. Он не мог знать наверняка, была ли это она во внешнем офисе, и что она могла видеть. Он одновременно надеялся и боялся, что это была она. Боялся ее реакции и надеялся, что в офисе была она, чтобы он мог предотвратить распространение того, что она знает.

Кэрри не заставила его потеть. К тому времени, когда пересекла Олбани и оказалась в университетском городке на Западной авеню, она решила принять совет Эстер. Рэй почувствовал облегчение, но был встревожен. Его преследовало чувство вины, и он был опечален тем, что потерял ее уважение. Кэрри отнеслась к нему спокойно, но, как умная девушка, дала понять, что для продолжения отношений необходима честность.

С Джоном/Хосе она разобралась по-другому. К тому времени, когда после инцидента Кэрри встретилась со старшим мужчиной, она уже подготовилась. У нее были факты об отношениях между двумя мужчинами, старшим доминантным и привлекательным молодым. Красивый молодой человек и его красивый старший партнер, лидер Ассамблеи и его помощник/любовник, подчинявшийся каждому приказу. Она знала, что в этих отношениях присутствуют нотки садомазохизма.

Уже не наивная девушка познакомилась с искусным Хосе Мартином-Пресом, спикером большинства в Ассамблее, и начала выдвигать свои условия, чтобы играть покровительственную женскую роль в бесполых отношениях. Это – не шантаж, – говорила она себе, – это – услуга на длительной основе за серию постоянных услуг.

Следом было обручальное кольцо. Скромное, но презентабельное, и переезд в офис губернатора на должность начального уровня с поддержкой, по мере того, как она поднималась все выше.

Кэрри никогда не оглядывалась назад. Она никогда не пойдет со своим Рэймондом к церковному алтарю, но ей это было не нужно и не хотелось. В офисе губернатора она добилась успеха, во многом благодаря собственным заслугам. Она была младшим помощником, но грозный губернатор Кинкейд полагался на нее все больше и больше. Ей удалось закончить Йельский юридический факультет с отличием и поступить на постоянную работу в штат губернатора. Жизнь была прекрасна. А потом появился Джеймс О'Рейли.

***

Сэмюэль Гил стучал кулаком по столу Фрэнка Томаса, бывшего окружного прокурора и известного адвоката.

– Я не могу в это поверить! Эти чулки явно подброшены. Я попал домой только потому, что этот некомпетентный О'Рейли сказал, что полиция прекратила обыскивать мой мусор и можно возвращаться.

Адвокат Томпсон был слегка озадачен:

– Хотите сказать, что намеренно избегали полиции.

– Да, вы глупый или не слушаете? В основном, я уехал из города, чтобы полиция не смогла получить мою ДНК. Человек в доме был детективом, работавшим на сестру О'Рейли. Все это было сделано ради того, чтобы не смогли получить мою ДНК.

– Ну, я не вижу, как это нам поможет. Вы сами отдали мусорные мешки сборщикам. Этот Дон Буоно говорит, что вы лично передали ему пакет, а его брат Энди поддерживает его.

– Как вы не понимаете, чулки подбросила полиция!

– Послушайте, это не суд, а слушание, чтобы определить, должны ли вы сдавать свою ДНК. Если не будет заявления от кого-то, что улика подброшена – ну, вас могут заставить сдать образец ДНК.

– Ну, так позвоните детективу, которого нанял О'Рейли. Он может сказать, что к мусору я не имею никакого отношения.

– Хорошо, как его зовут?

– Откуда мне знать? Спросите у О'Рейли.

– Он отказывается говорить со мной, ссылаясь на конфликт интересов.

– Тогда его сестру.

– Она утверждает, что ничего не знает о вашем деле.

– А вы не можете вызвать их в суд? Заставить их говорить?

– Да, но если я это сделаю, вам придется отказаться от привилегии «адвокат-клиент». Даже если сестра и не адвокат, она действовала под его контролем. Как только вы откажетесь от привилегии, станет известно все, что знают они. Не думаю, что нам это нужно...

***

Когда Сэмюэлю Гилу было предъявлено обвинение в Нью-Джерси, местная пресса освещала это дело так, будто это был местный суд. Джимми О'Рейли снова очернили, а для пущей убедительности взялись за Фокси Фицджеральда. Оба мужчины не сильно пострадали от дополнительной славы. К концу года Фицджеральд, вопреки всем ожиданиям, стал младшим партнером в своей фирме, а О'Рейли взял свою секретаршу на должность штатного адвоката, чтобы справиться с дополнительной работой.

Кэрри Уилсон могла лишь качать головой и удивляться любопытной природе профессии, на которую она училась, но по которой никогда не собиралась работать. Лучше сидеть в закутке в Капитолии, чем ориентироваться в этом безумном мире, где верх – это низ, а левое может быть правым, но никогда не правильным. Тем не менее, было неприятно видеть сидящего в ее маленьком кабинете Тони Греко, жалующегося на адвокатов.

– Шекспир прав, первым делом надо убить их всех.

– Не думаю, что эта фраза должна восприниматься всерьез, иначе бы ее не произносил злодей. Но скажи, что тебя особенно беспокоит сегодня.

– Она не хочет уходить от этого слизняка-мужа. Планирует завести от него ребенка.

– Я так понимаю, мы обсуждаем миссис Фицджеральд, планирующую завести детей со своим супругом. Как необычно. Понимаю, почему ты расстроен, – сказала Кэрри, изо всех сил стараясь подавить улыбку.

– Женщина меня любит, а я дважды больше мужчина, чем он. Не понимаю. У нее гораздо больше денег, чем у него, и ее отец настоял на брачном контракте. Почему она остается с ним? – ворчал Тони.

– Может быть, любит его, – сказала Кэрри и добавила, увидев, как Тони вздрогнул: – Ну, я просто допускаю такую возможность.

– Это то же, что тебе говорит О'Рейли? Что он любит свою жену, – сказал Тони с усмешкой в сторону человека, который нравился ему лишь немногим больше, чем Стивен Фицджеральд.

– Ему не нужно мне говорить. Он это показывает. Некоторые мужчины такие – они влюбляются и не могут освободиться, независимо от провокации, – сказала Кэрри. Но была великодушна. Она знала, что может выиграть бой с Симоной О'Рейли. Вопрос в том, стоит ли ей вступать в борьбу? Вторая леди уже собирала вещи для следующей поездки за границу. Это оставило бы ее Джимми свободным и непривязанным и знающим, что его жена будет спать в постели другого мужчины. Время пришло, но сможет ли она отказаться от того, что у нее есть? Джимми не примет ничего, кроме полной отдачи.

Кэрри задумалась над проблемой Тони. Женщина, которую он хочет, была удивительно красивым созданием, но с моралью уличной кошки. Сьюзен Синглтон Фицджеральд хотела иметь то, что имеет. Кэрри знала, что Синглтон и ее отец были твердыми союзниками босса Кэрри – губернатора. К желанию Тони примешивалась немалая доля амбиций. Но над его обычно здравым политическим умом довлело сексуальное влечение к этой женщине. Эта страсть делала его слепым, когда дело касалось Сьюзен.

– Что она нашла в нем? – почти скулил Тони.

– Тони, на этот вопрос простого ответа нет. Но ты должен признать, что у этого мужчины прекрасная внешность, а, нравится тебе это или нет, женщин привлекает его внешность.

Тони ушел неудовлетворенным, а Кэрри вернулась к текущему кризису. Губернатор получил срочный звонок от кардинала Нью-Йоркской епархии. Кардинал хотел с ним встретиться, и как можно скорее. Просьба была необычной, ведь до Рождества оставалось всего десять дней. Напряженное время для кардинала, а в этом году и для губернатора. Законодательное собрание еще не закончило работу, потому что законодателям требовалось принять законопроект о расходах, предусматривающий повышение зарплаты для них самих. Губернатор отказывался подписывать законопроект, если не будут приняты новые налоги.

Законодательное собрание зашло в тупик, а губернатор был нужен в Олбани. Кардинал настаивал на личной встрече в Нью-Йорке. Просьба была странной, но Кэрри было поручено сделать встречу возможной. Для этого требовалось использовать самолет штата. Использование мизерного воздушного флота штата всегда сопряжено с бумажной волокитой и ухищрениями. Чтобы покрыть поездку, Кэрри было необходимо урегулировать дела штата на Манхэттене. Иначе во время переговоров о повышении налогов оппозиция будет кричать о расточительстве.

***

Джимми О'Рейли веером разложил билеты в руке. Он подумал о том, сколько хлопот и затрат ему пришлось понести. Четыре билета на «Щелкунчика» в Линкольн-центре. Они были на вес золота. Он все спланировал. Они спланировали это вместе, Симона и он, как последний семейный праздник перед тем, как она вновь уедет.

Дочери Джимми были в восторге. Они так хотели посмотреть балет. Джимми совсем не интересовался балетом, но хотел быть там со своими дочерьми и женой. Несколько месяцев он работал над тем, чтобы сделать это Рождество особенным. Они с Симоной пришли к взаимопониманию, несовершенному компромиссу, который не устраивал ни ту, ни другого. Когда они в разлуке, у них – открытый брак. Но когда Симона возвращается домой, она должна быть его верной женой. Он же мог делать все, что ему заблагорассудится, если был осмотрителен. Когда Симона в отъезде, она не спрашивает, что делает он или с кем встречается. И сама держит его в неведении относительно своей сексуальной жизни.

Это было все, чего хотела Симона, но Джимми сохранил право встречаться с другими женщинами даже после того, как Симона возвращалась домой. Она знала, что это – скорее угроза, чем реальное условие. После губернаторского бала Джимми не спал с Кэрри. Тем не менее, Симона знала, что эта женщина поджидает его в преддверии Нового года. Симона заключила жесткую сделку со своим мужем, но вернула его. Они снова делили постель, и не только ради того, чтобы спать.

Соглашение распалось, едва успев начаться.

– Мне необходимо уехать. Важная встреча, – сказала она.

– Мы обещали твоим дочерям, или ты забыла? – сердито ответил он.

– Джимми, постарайся понять – на карту поставлены жизни. Я вернусь до Рождества.

– А как же «Щелкунчик»? Ты хочешь, чтобы девочки смотрели его только в сопровождении отца. Я думал, мы создаем воспоминания, которые останутся у них на всю жизнь. Теперь они будут помнить только то, что там не было их матери.

– Давай, сваливай вину на меня. Я – плохая жена, а теперь еще и плохая мать. Ну, может, и так, но я буду спать спокойно, зная, что сделала все, что смогла, чтобы спасти каждую жизнь, которую могла.

Он мог лишь ворчать в ответ, как обиженный ребенок:

– Хоть бы раз ты поставила свою семью на первое место.

– Это несправедливо, и ты это знаешь. Слушай, я поеду с вами в Нью-Йорк. Могу сесть на самолет из аэропорта Кеннеди в субботу утром. Потом ты отведешь девочек на балет во второй половине дня, как и планировалось.

В четверг они действительно поехали на поезде. В пятницу провели рождественский шопинг с девочками. Мать и дочери покупали одежду, а отец пытался выглядеть заинтересованным. Излишне виноватая мать потакала своим дочерям. Они осмотрели Тайм Сквер и съели поздний ужин в домашнем итальянском ресторане. Вернувшись в отель, уложили девочек в одну двуспальную кровать, пока мама с папой готовились лечь в другую.

Было уже около одиннадцати, когда в номере зазвонил телефон. Симона уже спала, готовясь к утреннему отъезду.

– Привет, Джимми, это Кэрри, – сказал голос в трубке.

– Кэрри, какого черта?

– Черт, это правильно. У меня было чертовски трудное время, чтобы выследить тебя. Не самая лучшая идея отключать свой мобильный.

Проверив свой телефон, он сказал:

– Я не выключал – батарейка сдохла.

– Хорошо, мне бы не хотелось думать, что ты меня избегаешь, – с некоторым сарказмом сказала женщина, которую он избегал.

– Прости, это должно быть важно. Что тебе нужно?

– Нам нужна та услуга, которую ты должен губернатору, – сказала она.

Что-то в том, как она это сказала, заставило по его позвоночнику пробежать холодку.

– Ты все еще здесь? – спросила она.

– Да, что нужно.

– Мне нужно, чтобы в течение двадцати минут ты вышел из скромного отеля, в котором остановился.

– Куртку надевать? В эту поездку я взял с собой только спортивную куртку.

– Надевай пижаму, если нужно, но через двадцать минут будь на улице. За тобой заедет городской автомобиль «Линкольн». Прости, но я должна повесить трубку, – сказала она.

Отель был небольшим и имел двойное назначение. Половина здания была полностью занята жильцами, обслуживающими тех, кто работает в Нью-Йорке, но живет в других местах. Поздним вечером вестибюль был маленьким и тихим, в нем работал один-единственный сотрудник. Он был молод и удивительно бодр и весел для позднего вечера.

Он поприветствовал Джимми взмахом руки и веселой улыбкой:

– За дверью ждет машина, – сказал служащий.

Проходя через двери, невозможно было не заметить Lincoln Town Car, сидящий у обочины Западной 45-й улицы. Street, или крупного и грозного пожилого мужчину, опирающегося на крыло.

– Мистер О'Рейли? – спросил он.

– Да, – ответил Джимми.

– Я – Дон Плезант, специальный помощник губернатора, – сказал он, открывая заднюю дверь.

Проводив Джимми на заднее сиденье, Плезант занял место спереди рядом с водителем, и городской автомобиль быстро выехал на улицу – улицу, столь же многолюдную ближе к полуночи, как и большинство мест в полдень.

Они выехали на Авеню и помчались в сторону центра города. Замедлились только для того, чтобы объехать Центральный парк. Доехав до Восточной 80-й улицы, через два квартала они повернули направо и остановились перед четырехэтажным домом.

Джимми ожидал, что его отвезут в офис губернатора в Вест-Сайде, но его привезли в Ист-Сайд, в двух кварталах от парка. Дон Плезант ввел его в дом, когда городская машина отъехала. Городская резиденция губернатора была на ступень ниже дворцовой: два дома из коричневого камня, соединенные вместе. Нижний этаж открывался в большой двойной салон с одной стороны и бальный зал с другой.

Дон направил его по широкой центральной лестнице на второй этаж и в небольшой верхний салон. В этой комнате ждал Эдвард Кинкейд, губернатор штата Нью-Йорк, со своей личной помощницей Кэрри Уилсон. Они сидели в креслах со спинками, расположенных под прямым углом друг к другу, вокруг небольшого овального стола. На столе лицом вниз лежал документ.

– Добрый вечер, мистер О'Рейли, – сказал губернатор. – И спасибо, что пришли.

– Мне напомнили, что я у вас в долгу, – сказал Джимми, глядя на Кэрри, не имевшую ни своего обычного самообладания, ни своей неизменной политической улыбки.

Дон вышел, закрыв за собой дверь, и в комнате остались только они трое.

– Да, но все равно спасибо. Не могли бы вы прочитать вот это? – сказал Кинкейд, указывая, что Джимми должен занять один из оставшихся стульев вокруг стола. Губернатор развернул документ и пододвинул его к Джимми.

Джимми начал быстро просматривать трехстраничный документ так, как учатся читать юристы, ища смысл между словами. Но... Джимми быстро прекратил сканирование, вернулся к началу документа и начал снова очень внимательно. Пока он читал, в комнате стояла гробовая тишина. Прошло целых двадцать минут, прежде чем кто-то заговорил.

Джимми положил документ обратно на стол лицевой стороной вниз, придвинул его обратно к губернатору и сказал:

– Я так понимаю, что вы верите в то, что написано в этом отчете, и он на самом деле пришел к вам от указанного адресата.

– Да, у меня есть высокая степень уверенности в том, что он точен, и на самом деле кардинал вручил его мне лично.

– Вы, должно быть, обеспокоены, – сказал Джимми.

Кинкейд улыбнулся:

– Очень мягкий способ определить мое нынешнее психическое состояние.

– Могу я спросить, что вы хотите от меня? – спросил Джимми.

– Я хочу, чтобы вы разобрались с этим. Сделайте так, чтобы это прошло.

– Зачем поручать это адвокату, которого вы едва знаете?

– Я рассуждаю просто. Вы знаете стороны. Кэрри полностью доверяет вам, и вы должны мне услугу, – сказал губернатор.

– Участие в подобном деле – это очень большая услуга. Я благодарен, что вы помогли моей жене, но...

– Я имел в виду не эту услугу, – сказал губернатор, когда Кэрри неловко сдвинулась с места.

Джимми вопросительно поднял одну бровь, и губернатор дал ответ.

– Полиция штата вряд ли является искусным следователем, но даже некомпетентный может наткнуться на правду. Вы очень ловко подменили своего клиента Сэмюэля Гила другим человеком, избежав тем самым случайного предоставления властям его ДНК.

– Но этот человек, что работает на вашу сестру, подложил в мусорное ведро чулки. Полиция подозревает это, но не допрашивала этого человека о том, кто дал ему чулки, и не будет допрашивать. Я позаботился о том, чтобы не было никакого расследования, кроме того, что уже было. Это и есть та услуга, о которой я говорю, адвокат О'Рейли.

– Понятно, шантаж.

– Нет, конечно же нет. Я не стану вас разоблачать. Я уважаю ваши действия. В данных обстоятельствах ваши действия были правильными и смелыми. Тем не менее, вы у меня в долгу, и мне, конечно, нужна ваша помощь, – сказал губернатор, указывая на документ.

– Понятно, – ответил Джимми и, протянув руку, взял документ, затем сложил его и положил во внутренний карман пиджака.

– Спасибо. Кэрри проводит вас обратно в отель, – сказал губернатор, вставая и подавая руку.

Поездка обратно в отель Джимми началась спокойно. Мужчина был погружен в свои мысли, а женщина во время езды украдкой бросала взгляды, пытаясь их прочесть. Они ехали в маленькой «Ауди», принадлежащем Рэю, которой она пользовалась, будучи в Сити.

– Он хороший человек, – сказала она тихим голосом, чуть больше, чем шепотом.

Джимми ничего не ответил, и она продолжила:

– Он был хорошим губернатором и принес большую пользу штату. Он может многое сделать для страны.

– Возможно, у него никогда не будет такой возможности, – сказал он.

– Ты должен ему помочь.

– Я могу сделать только это. Никогда нельзя полагаться на то, что что-то подобное останется в тайне.

Она с пониманием кивнула:

– Но ты сделаешь все возможное? – сказала она.

Он не ответил, а потом спросил:

– Тебе нравится балет «Щелкунчик»?

– Конечно, это совершенно замечательно, но билеты достать невозможно.

– У меня есть билеты. Завтра днем я веду своих дочерей. У нас есть свободный билет. Хочешь пойти?

Кэрри обдумала это приглашение и то, что оно могло означать:

– Да, а как их зовут? Ты никогда мне не говорил.

– Виктория, она старшая – ей девять, мы зовем ее Вики, а Элизабет – семь, мы зовем ее Бет.

– Во сколько мне с вами встретиться?

– Скажем, в полдень перед Линкольн-центром. Это даст нам час, чтобы найти свои места и устроиться до начала представления. Если мы немного опоздаем, пожалуйста, подожди. Мы отвезем мою жену в аэропорт на рейс в Париж в семь тридцать.

– Хорошо, я лучше отвезу вас обратно в отель. Чтобы успеть, тебе нужно будет встать пораньше.

***

Джимми и его дочери сопровождали Симону до ворот службы безопасности. В шесть утра очереди были длинными, но не безумными. Он смотрел, как его жена обнимает дочерей и обещает быть дома на Рождество. Позже он понизил их ожидания на тот случай, если мама не успеет вернуться к Санте. Затем обнял жену, поцеловал ее и пожелал счастливого пути.

Между мужем и женой многое изменилось. Семья осталась целой, но брак изменился. Он повел своих дочерей через аэропорт в зону такси и обратно – в Манхэттен, в отель. Он предложил им короткий завтрак, а после короткого сна одел для поездки в Линкольн-центр. Настроение девочек было хорошим, несмотря на отъезд матери.

Во время поездки на такси по городу к западной стороне Центрального парка и театру Дэвида Х. Коха он сказал дочерям, что они встретятся с его подругой. Сначала девочки не проявили никакого интереса, но когда появилась Кэрри, все изменилось. Она ждала с самого полудня у фонтана на театральной площади, наблюдая за каждым такси, высаживающим своих пассажиров. Нервничала и говорила себе, что надо взять себя в руки. Они – всего лишь маленькие девочки, а он – всего лишь ее нынешним партнер по постели.

Кэрри вытеснила из головы мысль о том, что Джимми тоже был соучастником готовящегося заговора. Не было никаких сомнений в том, что она станет помогать губернатору. Хранить его секреты и помогать ему было для нее больше, чем просто работа. Она была не только верна ему, она поверила в человека, которого надеялась привести в Белый дом. То, что Джимми согласился помочь, только укрепило ее веру в правоту их дела.

То, что ее чувства к Джимми были сильнее, чем она предполагала, теперь стало для нее очевидным. И вот, она ерзала, и нервы ее заходились под кожей при остановке каждого желтого такси. Потом подъехало их желтое такси, и из него вышел мужчина, вдруг показавшийся ей таким высоким и красивым. Он подвел к ней двух маленьких существ в платьях по сезону. Это были удивительно красивые маленькие девочки с рыжевато-светлыми волосами, стянутыми в большие хвосты. Когда они подошли ближе, она увидела, что у них сверкающие голубые глаза отца, но черты лица матери. Это – дочери Симоны О'Рейли, и в этом нельзя было ошибиться.

Джимми, улыбаясь, подошел к Кэрри, обняв девочек за плечи. Вики первой заметила, как Кэрри окинула ее ревнивым взглядом, пока ее отец представлял их. Девочки были настороже, как и женщина. Но встреча была важной. Теплое приветствие Кэрри было принято неуверенно. Хороший политический агент знала, что не стоит давить, а необходимо сохранять спокойствие и медленно продвигаться вперед.

– Что ж, пожалуй, нам пора войти, – сказал Джимми, чувствуя напряжение, но испытывая облегчение от того, что обе стороны оказывают друг другу спокойный, пусть и неохотный, прием.

Были куплены программки и маленькие конфеты. Они заняли свои места, расположив девочек между собой. Вики сидела рядом с Кэрри. Было предварительное обсуждение балета с использованием программы, и обе девочки были по-женски вовлечены Кэрри, что лишь косвенно включало Джимми. Напряжение спало, и к антракту женская половина вечеринки приняла друг друга и вместе ходила в туалет.

Вторая половина дня прошла с большим успехом. Кэрри и девочки наслаждались «Щелкунчиком» так, как был неспособен Джимми. Но его разум был спокоен, а мысли ясны, пока он наслаждался обществом своих дам. Он был в мире с самим собой. Работа отложена в сторону. Домашние проблемы казались ему совсем не проблемами.

Кэрри обратила внимание на улыбку мужчины, с которым была рядом. Это всколыхнуло в ней чувства, которые в ней уже поднимались. Она наслаждалась балетом и была опечалена, когда он закончился. Она наслаждалась общением с Вики и Бет и понимала, что им нравится быть с ней. Когда они встали, чтобы уходить, она обнаружила, что пристроилась рядом с Джимми. Она вложила свою руку в его, и ее охватило теплое чувство, когда он нежно сжал ее руку, а Вики взяла ее другую руку, в то время как маленькая Бет держалась за папу. Кэрри держала их за руки и не собиралась отпускать. Маленькая семья прошла через площадь и направилась к месту, где Кэрри припарковала «Ауди».

Скоро она откажется от машины Рэймонда и его квартиры в Челси. Он был ее прошлым. Ее будущее было неопределенным, но теперь, когда нашла его, она намеревалась за него держаться. Джимми посмотрел на нее и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Его жена может вернуться, но ее место будет занято.