Это было два года назад, и с тех пор мы не оглядывались назад. Поначалу у нас были проблемы; нам обоим требовалось преодолеть проблемы с доверием. Ее проблемы возникли из-за того, что она сбежала из жестокой семьи. А мои – от недоверия ко всем, особенно к женщинам. Она с самого начала, казалось, доверяла мне до определенного момента, но на то, чтобы преодолеть этот начальный уровень, ушли недели. Прошел почти месяц, прежде чем я перестал спрашивать ее, не хочет ли она пойти своим путем, начиная с соседнего города. Это стало началом нашей первой ссоры.

Все начиналось достаточно невинно. Мы везли несколько рулонов бумаги в Вайоминг, и когда приближались к границе штата, я вспомнил, что она говорила мне изначально, и, чтобы начать разговор, спросил:

– Нет ли какого-то конкретного место, где ты хочешь, чтобы я высадил тебя в Вайоминге?

– Я могу выйти там, где ты захочешь меня оставить, – тихо сказала она.

Я посмотрел на нее и впервые с тех пор, как мы были вместе, увидел, что она плачет. Я почувствовал себя ослом и больше не стал об этом говорить. В первый раз, когда мы остановились в Вайоминге, я заметил, что она достала из машины свой рюкзак. Она делала это только тогда, когда мы были в местах, где есть прачечная, поэтому понял, что что-то случилось. Я видел, как она разговаривает с каким-то жутким толстяком, а тот смотрит на нее и улыбается. Они повернули к его машине, и я увидел, как она вздрогнула, когда он ее обнял. Я бросил вещи, которые вынимал, и подошел к ним как раз перед тем, как они сели в его машину.

– Если ты не уберешь от нее свои гребаные руки, я тебя убью, – прорычал я на него сквозь крепко стиснутые зубы.

– Чувак, она сама подошла ко мне, – заныл он. – Если не хочешь, чтобы твоя дочь каталась со мной, просто скажи, и я уйду.

– Я – не его дочь, – улыбнулась Ева. – Я – его девушка, но он хочет меня бросить.

Он сел в свою машину и выехал с парковки.

– Зачем ты прогнал мою гребаную машину, если так сильно хочешь, чтобы я ушла, – огрызнулась Эви, набросившись на меня после того, как парень уехал.

– Ты сказала, что хочешь поехать в Вайоминг, мы – в гребаном Вайоминге, – огрызнулся я в ответ.

– Ну, ты сделал свою работу, доставил нас сюда, так что я просто ухожу, чтобы тебе больше не пришлось меня терпеть, раз уж я для тебя такая обуза, – сказала она.

– Разве я сказал, что ты чертова обуза? – спросил я.

– У вас какие-то проблемы? – спросил патрульный из штата, подошедший к нам, в то время как мы кричали друг на друга.

– Никаких проблем, офицер, – сказал я.

– Можете поспорить на свою задницу, что проблема есть, – сказала она. – Он прогнал мою гребаную тачку.

– Ладно, ребята, могу я посмотреть документы? – сказал полицейский.

Я достал свои водительские права и протянул ему, Эви сделала то же самое. Он поблагодарил нас и посмотрел на карточки.

– Вам сорок лет, сэр, а вашей дочери двадцать один, так что, технически вы оба взрослые. Я знаю, что это тяжело, сэр, но иногда мы должны позволить нашим детям принимать собственные решения. В двадцать один год, по закону, если она хочет уйти с кем-то, вы не можете ее остановить. Но вы, юная леди, должны слушаться своего отца, он явно заботится о вас и просто не хочет, чтобы вы пострадали, – сказал полицейский. – Хорошего дня и постарайтесь не ругаться, здесь территория, где могут быть дети.

Больше минуты мы просто стояли и смотрели друг на друга, никто из нас не говорил.

– Почему ты его прогнал? – спросила она.

– Потому что он был жутким, и смотрел на тебя так, будто бы голоден, а ты – чертов бифштекс, – огрызнулся я. – И потому что ты вообще-то не хотела ехать с ним. Я видел, как ты скривилась, когда он тебя обнял.

– Почему тебя это волнует? Ты же с самого начала хотел избавиться от меня, – огрызнулась она. – Если я хочу оказаться там, где никому не нужна, я просто возвращаюсь домой автостопом. – Итак, мы здесь, в Вайоминге, чаши весов уравновешены. Ты сделал свое доброе дело. Увидимся.

– Тащи свою маленькую задницу обратно в грузовик, – огрызнулся я. – Я скажу тебе, когда ты сможешь уехать.

– О, правда? – огрызнулась она.

– Да, – твердо сказал я в ответ.

– Ну, пап, – сказала она, смеясь. – ты кое-что сделал неправильно.

– Что именно? – спросил я, улыбаясь ей в ответ.

– Моя задница не маленькая, и почему ты продолжаешь о ней говорить?

Я молча сидел с открытым ртом, уже месяц я не упоминал о ее заднице.

***

После этого некоторое время все шло относительно гладко, за это время мы привыкли друг к другу и даже начали немного флиртовать. Эви определенно флиртовала, но только со мной. Когда бы мы ни останавливались, она всегда следила за тем, чтобы быть одетой с головы до ног. Думаю, время, проведенное в дороге в одиночестве, научило ее быть как можно менее заметной и не пытаться привлечь к себе внимание.

У меня было несколько друзей в местах, куда я часто ездил, и в конце концов нам пришлось внести некоторые коррективы. В Тусоне была официантка Сара. Первый раз мы с Эви были там, когда путешествовали вместе уже около четырех месяцев. На тот момент мы с Эви еще ни разу не прикасались друг к другу. Я имею в виду не секс, имею в виду, что мы никогда не вступали в физический контакт каким-либо образом. Тот урод в Вайоминге имел с ней больше контакта, чем я.

Сара увидела, как я выхожу из грузовика и захожу в ее закусочную, и бросилась меня обнимать.

Затем быстро поцеловала меня и спросила, что я хочу заказать, как раз, когда за стол села Эви. Они осмотрели друг друга с ног до головы и просто принялись за дело.

– Чейз, ты не говорил, что у тебя есть дочь, – сказала Сара, пытаясь разобраться в ситуации.

– Чейз, я не знала, что тебе нравятся старушки, – огрызнулась Эви. – Я – не больше его гребаная дочь, чем ты – бабушка. Ты пытаешься поцеловать всех мужчин в этой дыре или только моего?

– Эви, успокойся, Сара – моя старая подруга, – быстро сказал я, удивляясь, как все так скоро вышло из-под контроля.

– Еда здесь отличная, давай просто перекусим и вернемся в дорогу. Насколько помню, это ты захотела остановиться, – весело сказал я.

Сара попыталась прийти в себя и ушла, после того как я сказала ей, что принести Эви. После того как Сара передала наш заказ шеф-повару, она села за стойку. Эви ушла в дамскую комнату и попросила меня включить на музыкальном автомате песню.

– Какую песню? – спросил я, недоумевая, потому что мы никогда не говорили о музыке.

– Просто поставь что-нибудь, что мне понравится, – сказала она. – Тебе нужно начать изучать то, что нравится мне.

Я подошел к музыкальному автомату, задаваясь вопросом, что, черт возьми, она имеет в виду. Музыкальный автомат был одним из тех современных, что проигрывают mp3. Я пробыл там не больше минуты, когда ко мне подошла Сара, положила руку на плечо и провела ею по моей спине. Я до сих пор не помню, было ли это больше, чем просто дружеское прикосновение, потому что все закончилось так быстро, со всеми летающими стеклами и криками. Эви вышла из дамской комнаты, увидела, как Сара подошла ко мне и положила на меня руку, и просто схватила ближайшую вещь, которую увидела. Это оказался гаечный ключ, который положил на стол один из клиентов. Гаечный ключ ударился о музыкальный автомат в нескольких сантиметрах от головы Сары, а за ним последовала Эви. Сара, вероятно, превосходила Эви примерно килограммов на двадцать, но Эви была в ярости и направлялась в нашу сторону.

Я перехватил ее, подхватив за талию и отведя к грузовику. После чго вернулся в ресторан, чтобы забрать нашу еду и заплатить хозяину за стекло в передней части его музыкального автомата.

– В эту дыру мы больше никогда не вернемся, – огрызнулась Эви, когда я вывел грузовик на дорогу.

– Но еда там хорошая, – сказал я, пытаясь сменить тему.

– В следующий раз, когда эта сука дотронется до тебя рукой, я брошу в нее не только гаечный ключ, – огрызнулась Эви, забирая пакет с едой и выбрасывая его в окно.

Затем она протянула руку и положила свою на мою, пока я переключал передачи. Прикосновение ее руки было первым, когда я прикоснулся к другому человеку почти за год. И это скрепило связь между нами. Я не знаю, когда это началось, но в тот момент понял, что между мной и Эви что-то происходит. Я вспомнил ее слова, сказанные Саре. Сначала это прошло мимо меня. Она сказала: «Ты целуешь всех мужчин здесь или только моего?»

Когда это я стал ее?

– Мне жаль, Чейз, – сказала она, снова коснувшись моей руки.

– Не так жаль, как будет, – ответил я. – Ты выбросила нашу еду в окно, так что, следующие двести миль нам придется жить на картофельных чипсах.

***

Даже после того инцидента прошло больше года, прежде чем мы действительно занялись сексом. В течение нескольких месяцев мы периодически спали вместе на спальном месте, прежде чем это случилось. Мы пережидали снежную бурю в Огайо. В целях безопасности дороги были закрыты. Мы поиграли в несколько видеоигр и послушали музыку, прежде чем я сказал Эви, что собираюсь немного вздремнуть, чтобы, когда дороги откроются, смог вести машину дольше, чтобы попытаться доставить нас куда-нибудь поближе к расписанию. Мы лежали рядом друг с другом на спальном месте. На мне были джинсы и фланелевая рубашка, на Эви – тренировочные штаны и футболка. Внутри грузовика мы всегда поддерживали тепло и уют. Я проснулся в середине сна, потому что мне приснилось, что кто-то лижет мою шею.

Проснувшись, я обнаружил, что это не сон. Эви сняла свои кофты и сидела рядом со мной в одних трусиках и футболке. Она очень нежно лизала мою шею, а потом, увидев, что я проснулся, начала ласкать мои губы. Затем, даря мне маленькие поцелуи, она начала пытаться расстегнуть мои брюки.

– Эви... – начал я.

– Ш-ш-ш, – сказала она. – Не испогань все.

Она стянула с меня штаны до конца, прихватив с ними и боксеры. Затем забралась на меня и начала по-настоящему целовать. Стянула эти крошечные трусики и села на меня. Мне сорок лет, и я уже несколько раз побывал в этом квартале. Даже был женат, но никогда не испытывал ничего подобного тому, что почувствовал, когда впервые вошел в Эви. Это было самое горячее и самое тугое влагалище, в котором я когда-либо побывал, но оно было таким влажным, что я легко вошел в нее. Я почти кончил, когда она впервые опустилась на меня. Я начал двигать бедрами, но она удержала меня.

– Подожди, дедушка, ты больше, чем все, что было здесь, так что, тебе придется дать мне немного времени, чтобы привыкнуть к этой штуке, – сказала она.

Затем, очень медленно она начала делать маленькие круги бедрами, каждый из которых посылал волны удовольствия от моего члена вверх по позвоночнику. Сначала она ничего не говорила, но потом я начал слышать от нее небольшие звуки. Просто тихие маленькие охи и ахи, которые становились все громче и громче. Потом она просто посмотрела на меня с написанным на лице вожделением и сказала:

– Чейз, переверни меня и трахни.

И я сделал это. Не знаю, как долго мы этим занимались, но тут проехала снегоуборочная машина и расчистила дорогу на многие мили, а мы ее не заметили. Я узнал от Билла, что здание, куда мы должны были доставить товар, из-за бури закрыто, так что, мы бы все равно не смогли доставить товар. В итоге мы отправились в отель, чтобы принять душ и впервые оказались в одной постели. Эви, выйдя из душа, завернувшись в полотенце, подошла и села рядом со мной. Она обхватила меня руками и поцеловала.

– Это был лучший подарок на мой день рождения, – серьезно сказала она.

Я не знал, что ответить, поэтому промолчал. Позже в тот же день мы пошли в торговый центр. Ходили из магазина в магазин, покупая ей все, на что она положила глаз. Когда выходили из одного из магазинов, у Евы открылся рот. Она сказала пожилой женщине за прилавком, чтобы та прекратила выписывать товар.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, – сказала она. – Мне не нужно ничего из этого дерьма.

– Эви, я не пытаюсь от тебя избавиться, – рассмеялся я.

– О, тогда еще хуже, – сказала она. – Ты уже сделал мне подарок сегодня утром, а теперь пытаешься всучить кучу дерьма и забрать его обратно.

– Эви, о чем, черт возьми, ты говоришь? – спросил я.

Старушка за прилавком спросила:

– Что же он подарил вам сегодня утром?

Эви просто наклонилась к женщине, а затем похлопала по моему члену через штаны.

– Сегодня утром он подарил мне это, – ухмыльнулась она. – А теперь пытается заменить это какой-то одеждой и прочим дерьмом.

– На это я бы тоже не пошла, – сказала женщина. – вам лучше убедиться, что он не пытается отдать его какой-нибудь другой девушке.

***

Мои мысли пронеслись сквозь месяцы, превратившиеся в два года, что мы с Эви были вместе. Грузовик проехал несколько миль. Мы только что пересекли Мичиган, когда Эви слезла со спального места и забралась обратно на свое сиденье.

– Черт возьми, Чейз, – огрызнулась она. – Из-за тебя я пропустила целых два штата.

– Мы проедем их на обратном пути, – тихо сказал я.

У Эви была задача, чтобы мы трахнулись в каждом штате. Поэтому каждый раз, когда проезжали через штат, в котором еще не были, мы должны были должным образом окрестить его. Наверное, у меня было много забот, потому что мне и впрямь нравилось отмечать нашу территорию в каждом новом штате, так же как и ей.

– Если бы мы остановились, нас наверняка снова завалило бы снегом, а твой день рождения будет только через пару месяцев, – сказал я ей.

– Мы все равно, наверное, слегка опоздаем, – сказала она. – Нам осталось проехать около семидесяти пяти миль, а снег уже начался. Нам повезет, если скорость будет около тридцати пяти миль в час.

Эви попала в точку, и мы проезжали через большие ворота перед «Тенистыми акрами» через два с небольшим часа. Я проехал на грузовике через территорию к главному зданию и заехал сзади на небольшую погрузочную площадку. Выехал и задвинул трейлер так легко, будто делал это каждый день. Даже Эви была впечатлена, поскольку не знала, что я делаю это каждый день в течение уже длительного времени.

– Черт побери, приятель, ты – самый лучший дальнобойщик, что у нас здесь был, – сказал чей-то голос.

– Ты въехал задним ходом в этот док, как чертов профессионал. Давай я позову ребят, и мы тебя разгрузим, – сказал он, заходя обратно в здание.

– Чейз, не собираемся ли мы выйти и размять ноги? – спросила Эви.

– Можешь, если хочешь, а я просто посижу здесь, поиграю в игры на твоем iPad и, может быть, проверю почту, – нервно сказал я.

Снег падал все гуще, и ожидалось, что на подходе будет еще как минимум пятнадцать-двадцать сантиметров. Я слышал, как бригада грузчиков отпирает двери трейлера и начинает вынимать груз.

Эви спрыгнула с грузовика и пошарилась вокруг. Вернулась она через несколько минут и сказала:

– Можешь выходить, милый, они разгружают грузовик, но используют ручные домкраты для поддонов. Мы пробудем здесь как минимум пару часов, а может, и больше.

Я неохотно слез и остался возле грузовика, волосы на моем затылке встали дыбом, и я ждал неизбежного.

– Эй, дальнобойщик, – начал голос, которого я не слышал почти три года, – дороги закрываются, и наш директор сказала, чтобы я предложила тебе комнату на ночь. Можешь отдохнуть, а бригада пусть не торопится разгружать твою машину.

– Все в порядке, мы в порядке, – огрызнулся я.

– Чейз, ты грубишь, – сказала Эви. – Конечно, мы возьмем комнату.

Затем, понизив голос, она сказала:

– Чейз, мы не занимались этим в гостиничном номере в Мичигане, а это место такое же большое, как гребаный отель. Кроме того, я думаю, пока мы здесь, нам стоит размять что-нибудь кроме ног.

Сразу же после слов девушки у Малькольма возникло забавное чувство. Он подошел, чтобы посмотреть на мужчину, но тот стоял спиной к Малкольму.

– Ты – просто прелесть, – сказал Малкольм Эви, взяв ее за руку. Почти мгновенно я преодолел расстояние между нами и впечатал старика в стену.

– Держи свои гребаные руки подальше от нее, Мал, – прорычал я. Услышав шум, прибежала пара охранников. Я настороженно посмотрел на них, но не отпустил Малкольма.

– Чейз, приятель, ты делаешь мне больно, я уже не так молод, как раньше, – закричал Малкольм.

– Чейз, милый, отпусти его, – сказала Эви, – он всего лишь хотел пожать мне руку. Он старый и безобидный.

– Отпустите его, мистер, – сказал первый охранник.

– Или наймешь полицейского? – усмехнулся я. – У тебя нет пистолета, черт, у тебя даже дубинки нет. Ты уверен, что семь пятьдесят в час, которые ты получаешь, стоят этого?

Охранник посмотрел на Чейза и задумался.

– Иди и приведи Энн, – бросил он своему напарнику.

Вот дерьмо, – подумал я, отпустил Мэла и направился к кабине своего грузовика.

Малкольм потирал шею, где Чейз схватил его.

– Чейз, куда ты? – спросил он.

Малкольм искренне не понимал, что здесь происходит. В последний раз, когда он видел Чейза, они были лучшими друзьями. Мэл считал Чейза своим сыном. Все это не имело для него смысла. Но чудо, о котором молился Малкольм, свершилось.

– Эви, садись в грузовик, мы отцепим его, а завтра вернемся за трейлером, – крикнул я.

– Чейз, дороги слишком плохие, – сказал Малкольм.

Я почти добежал, еще пара метров, и я бы добрался до грузовика. Еще несколько секунд, и я был бы в безопасности кабины, и всего этого, того самого, чего я боялся, с тех пор как Билл сказал мне, где находится место назначения, можно было бы избежать. Этого также можно было бы избежать, если бы я не схватил Малкольма, но я не собирался позволить этому старому ублюдку снова выйти сухим из воды.

Эви тоже направилась к грузовику, она не знала, что происходит, но если ее мужчина сказал садиться в грузовик, она села в него.

Энн Беннетт добралась до погрузочной платформы через несколько мгновений после того, как услышала, что какой-то сумасшедший водитель грузовика врезал Малкольма в стену. Мало что теперь вызывало у нее такую реакцию. Некоторые думали, что она просто потеряла желание жить, но известие об опасности, грозящей человеку, который был не просто одним из ее постояльцев, заставило Энн вздрогнуть. Малкольм был ее другом, и был им уже давно, еще до того как ее бросил муж. В те времена, когда они вдвоем вкладывали все силы в то, чтобы сделать сумеречные годы для своих подопечных полнее и счастливее. В те времена, когда не было ничего, что бы они не сделали для людей, о которых заботились. Людей, чьи собственные дети отправляли их в такие места, потому что у них не было ни времени, ни интереса, чтобы позаботиться о них самим.

Когда Энн увидела крупного мужчину на платформе, она поняла, почему ее вызвали сотрудники службы безопасности. Он был крупным, но в нем было что-то знакомое. Едва встав на платформу, она узнала его, и ее мозг начал давать сбои. Этого не может быть!

Она закричала, когда ее разум проверил то, что говорили глаза:

– Чейз!!!

Она побежала к нему так быстро, как только могла, ничто не должно было стоять между ними.

Ничто и не стояло, кроме одной вздорной брюнетки с прокуренным голосом.

– Подожди, бабушка, откуда ты знаешь Чейза? – сказала Эви, предостерегающе протягивая руку.

– Чейз, кто эта маленькая девочка? – спросила Энн.

– Та самая маленькая девочка, которая отлупит твою старую толстую задницу, если ты еще раз назовешь меня маленькой девочкой, – огрызнулась Эви.

Энн попыталась обойти Эви, но девочка мешала ей, как бы она ни двигалась.

– Чейз, почему ты пытался причинить вред Мэлу, он был тебе как отец. Почему ты бросил нас? Где, черт возьми, ты был? – спросила Энн.

Я просто повернулся и холодно посмотрел на нее.

– Да, точно, – огрызнулся я. – Каким же, блядь, отцом он тоже был. Просто не хотел, чтобы он трогал своими грязными руками Эви. То, что моя последняя женщина оказалась шлюхой-изменщицей, не значит, что и Эви такая же.

– Эту он, блядь, не сможет заполучить. Я сначала засыплю землей его старую задницу, и всех остальных старых ублюдков тоже. На этот раз я не уйду, – заорал я.

На шум и крики пришло больше сотрудников и много жителей. Те, кто пробыл здесь некоторое время, как персонал, так и постояльцы, сразу же узнали меня и уставились, как на воскресшего из мертвых.

– Может быть, нам стоит перенести это в какое-нибудь более уединенное место, – предложил Малкольм. – Вам двоим, наверное, стоит поговорить.

– Он никуда не пойдет наедине с этой старой шлюхой, – прошипела Эви.

– Чейз, снег все еще падает, и дороги будут расчищены не раньше завтрашнего утра, – сказала Энн. Ее мысли все еще были заняты внезапным появлением мужа. Ей было все равно, почему он бросил ее, или где был, или со сколькими женщинами спал, важно только то, что он вернулся к ней домой. И она не позволила бы ему снова покинуть ее без жестокой борьбы. Вся ее взрослая жизнь прошла в любви к этому человеку, и эта веснушчатая бродяжка со смоляными волосами ни за что не отнимет его у нее.

– Почему бы нам не подготовить комнаты для тебя и твоей подруги...?

– Комната и девочка, – огрызнулась Эви, прерывая ее.

– О чем ты сейчас болтаешь? – спросила Энн.

– Ты сказала комнаты, бабушка Мозес, – огрызнулась Эви. – Нам нужна только одна комната. И я – не его гребаный друг... ну, может быть, я и его гребаный друг, потому что мы много трахаемся, но я – его девушка. А ты кто, блядь, такая?

– Я – его жена, – огрызнулась Энн.

На некоторое время все притихли. Эви ошеломленно молчала. Я был зол как никогда, и снова открылись старые раны. Малкольм был потрясен моим внезапным возвращением домой, а Энн пыталась понять, что она может сделать, чтобы удержать меня здесь, и почему я вообще уехал.

***

Час спустя мы вчетвером были в комнате, которую нам выделила Энн. Мы с Малкольмом сели за стол напротив друг друга. Энн села рядом со мной. Казалось, она старалась подойти ко мне как можно ближе. Она еще не прикасалась ко мне, но было неизбежно, что попытается, и вероятно, скоро. Чтобы предотвратить резню, которая, скорее всего, разразится, когда это случится, я встал и пошел через комнату туда, где нервно вышагивала по полу Эви.

Я положил руки ей на плечи и толкнул ее на кровать.

– Эви, тебе не стоит нервничать, – сказал я. – Я боялся приехать сюда, но теперь, когда мы здесь, мы можем покончить с этим, чтобы двигаться дальше.

– Но я не хочу жить дальше без тебя, – ныла она. – Чейз, я...

– Не волнуйся, – сказал я, прерывая ее. – Все будет хорошо.

– Ты был прав. Мы должны были остаться в этом долбаном грузовике. Один только тягач весит более восьми тонн. Снег мог нас лишь замедлить. Мы могли бы съехать с дороги и переждать, как делаем всегда, – сказала она.

– В следующий раз, Эви, – сказал я, ласково убирая волосы с ее глаз.

– А будет ли следующий раз? – спросила она, поймав мою руку и держа ее.

Прежде чем я успел ответить, кто-то постучал в дверь, а затем вошел. Это была пожилая женщина с планшетом для записей. В ее каштановых волосах была седина, а улыбка излучала здоровье и счастье.

Она подошла к нам, взяла за руку меня и Эви и подвела нас к столу, за которым сидели Энн и Малькольм.

– Я – Берта Маккинни, – сказала она, – психиатр. Не то чтобы кто-то из вас сумасшедший, но Энн попросила меня вести это собрание, чтобы попытаться сохранить позитивный настрой.

– Кто-нибудь здесь возражает против моего присутствия? – спросила она.

– Зачем нам вообще нужно это проклятое собрание? – спросила Эви. – Почему бы вам, ребята, просто не разгрузить наш грузовик, и мы не станем вам мешать. А еще лучше, мы вернемся и подождем в нашем грузовике, а вы, ребята, просто постучите по борту, когда закончите, и мы уберемся на хрен из этой психушки.

– Я могу понять ваше нежелание участвовать, мисс, – сказала Берта. – Но здесь есть некоторые из нас, у кого много очень важных вопросов, на которые мы хотели бы получить ответы. А поскольку снег накапливается настощько быстро, никто из нас все равно никуда не поедет.

– Давайте начнем с простого вопроса, мистер Беннетт. Помимо своих обязанностей по консультированию постояльцев, я последние несколько лет работала с вашей женой, пытаясь помочь ей справиться с ее проблемами. Она долгое время находилась в клинической депрессии. Конечно, это было вызвано вашим неожиданным уходом. Не хотите ли вы об этом поговорить или сказать что-нибудь?

– Нет, – сказал я и рассмеялся. – С этим покончено, все равно это было дерьмо.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?! – закричала Энн. – Ты просто бросил меня здесь три года назад. Ничего не говоря. Мы были счастливы. Я тогда любила тебя больше всего на свете, и знаю, что ты любил меня. У нас была прекрасная жизнь, не смей называть ее дерьмом.

– Ты, наверное, действительно думаешь, что раз я был глуп тогда, то глуп и сейчас, – сказал я.

– Может быть, это – не лучший вопрос для начала, – сказала Берта. – Давайте попробуем что-нибудь попроще.

– Насколько я понимаю, вы с Мэлом были очень близки, так почему же напали на него сегодня и без всякой провокации врезали семидесятилетнего старика в стену? – спросила она.

– Это была его вина, – огрызнулся я. – Он сам виноват.

– Как это? – спросила Берта. – Что он сделал?

– Он неверно меня истолковал, – сказал я.

– Это неважно, я его прощаю, – сказал Мэл, протягивая мне руку.

Я просто уставился на нее, как будто он предлагал мне дохлую крысу.

– Я не нуждаюсь в твоем гребаном прощении и не принимаю его, – огрызнулся я. – Это ты облажался, а не я. У тебя должно было хватить ума держаться подальше от Эви.

– Ладно, мы ни к чему не пришли, почему бы нам не попробовать другое направление. Энн, почему бы тебе не начать и не рассказать, что ты помнишь о времени, проведенном с мужем. Кто-нибудь против этого возражает? – спросила Берта.

– Мне все равно, кто будет говорить, давайте просто покончим с этим дерьмом. Но я возражаю против того, чтобы вы называли его ее мужем, – сказала Еви.

– Мы с Чейзом были счастливы, – начала Энн, глядя на Эви. – После того как прожили в браке около восьми лет, у меня появилась возможность. Я получила образование в области управления здравоохранением, и мне надоело работать в больницах. Мне предложили должность управляющей «Тенистыми акрами», и я очень хотела ее. Это дало бы мне возможность оказать более личное влияние на жизнь людей, о которых я заботилась. Конечно, я не могла сделать этого без Чейза, потому что для этого нам пришлось бы переехать в этот штат. Я знала, что со своей степенью в области управления бизнесом Чейз может найти работу где угодно, но все же беспокоилась, что он не захочет просто переехать в другой штат. К моему удивлению, он полностью меня поддержал. Даже пришел работать сюда вместе со мной, зная, что у нас не хватает сотрудников.

– Это место стало нашей жизнью, а постояльцы – нашей расширенной семьей. Мы вложили в это место почти все, что могли, и были счастливы. Я решала большинство вопросов, связанных с пациентами, а Чейз занимался повседневными делами. Мы были отличной командой. Казалось, что с каждым днем мы все больше любили друг друга. Не было ничего, что я не сделала бы для Чейза, и я уже видела, на что он готов пойти, чтобы сделать счастливой меня, – сказала Энн.

– Крепись, – сказала Эви достаточно громко, чтобы все услышали, – не блюй, сколько бы этого дерьма она ни вылила, просто удерживай его в себе. – Она подняла глаза и улыбнулась, заметив, что все смотрят на нее. – Ой, простите, я не думала, что вы меня слышите, – сказала она, улыбаясь.

Энн прочистила горло и заговорила снова:

– Однажды Чейз просто исчез, без предупреждения. У нас не было ссоры или чего-то еще. Он просто поцеловал меня на прощание, сказал, что уходит за вещами, которые, как я ему говорила, нам нужны, и с тех пор не вернулся. Сначала мы все подумали, что, возможно, произошел несчастный случай. Но грузовик был припаркован у ворот, а его Mustang исчез. Вся его одежда была на месте, не было только Чейза и его машины, – сказала она.

По ее лицу катились слезы, и было очевидно, что она не может продолжать.

– Энн за ночь, после того как Чейз исчез, просто изменилась, – сказал Малкольм, продолжая рассказ. – Это повлияло не только на нее, но повлияло и на всех нас. Мы были как одна большая счастливая семья, а потом одна из самых важных частей этой семьи исчезла без предупреждения. Мы все сплотились вокруг Энн, чтобы облегчить ей жизнь и поддержать ее, но она как будто просто умерла, и от нее не осталось ничего, кроме оболочки. Она больше не выходила к нам поговорить. Там, где раньше она всегда была рядом, теперь стала просто администратором, и нам не хватает ее такой, какой она была.

– У Энн был дар видеть боль людей и делать что-то, чтобы им стало легче. Для всех нас она была ангелом. Делала для нас то, что не смог бы сделать ни один врач или кто-то еще. Скрашивала жизнь многих стариков так, как не могли сделать даже их семьи. Она была подарком небес. А Чейз был для нас как сын, которого у нас никогда не было. Он тоже всегда был рядом, чтобы помочь. Они были идеальной парой, пока он не исчез и не разбил сердце Энн, – сказал Малкольм. – Мы искали его несколько месяцев, но не смогли найти ни одной зацепки. Все детективы считали, что мы должны искать в сфере управления или бизнеса, ведь именно на это он учился в колледже. Никто не мог предположить, что он станет водителем грузовика.

Берта заметила, как я откинулся на сиденье, покачивая головой и хихикая.

– Не хочешь что-нибудь добавить? – спросила она меня.

– Вам дали версию из учебника, но опустили несколько важных деталей, – начал я. – Как и сказали эти два придурка, я бросил работу и переехал в этот штат с Энн, потому что она была права, когда сказала, что я люблю ее и готов ради нее на все. И я действительно думал, что мы любим друг друга, и наша совместная жизнь была прекрасной, или так думал я. Но все это было чушью, она никогда не любила меня, а если она даже думает, что любила, то она – чертовски сумасшедшая. Тем, кого любишь, не изменяешь.

– Я любила тебя и все еще люблю, я бы все отдала, чтобы тебя вернуть, – громко сказала Энн.

Я посмотрел на нее через стол и самым холодным голосом, на который был способен, сказал:

– Я выслушал твою брехливую версию всего, так что, дай мне шанс рассказать, как все было на самом деле.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказала Берта.

– Как я уже говорил, мы работали здесь, чтобы сделать жизнь каждого лучше. Мы делали все возможное для постояльцев. Энн постоянно устраивала вечеринки и поездки, делала все возможное, чтобы сделать это место лучше, но зашла слишком далеко. Примерно через год после нашего переезда я начал замечать, что Энн постоянно посылает меня за чем-нибудь. Меня это не беспокоило, потому что я хотел помочь, чем мог. Но иногда удивлялся, почему она никогда не посылает никого другого.

Я оглядела стол и заметил, что все в комнате смотрят на меня, и в было так тихо, что было слышно, как за окном идет снег.

– Так случилось, что однажды я отправился в одну из этих маленьких поездок и, не успев далеко отъехать, заметил, что забыл список, который составила она. Я развернул грузовик и поехал обратно. Я не хотел, чтобы все шутили, что я старею, и первое, что теряю, это память. Вы знаете, как начинаются истории о том, что сначала у тебя плохая память и требуется список, чтобы вспомнить то, что нужно. Потом кто-нибудь должен напомнить тебе, что у тебя был список. В общем, я решил просто вернуться в офис, взять список и ехеть своей дорогой, не обращая ни на кого внимания.

– Сначала мне нужно было убедиться, что в офисе никого нет, поэтому я на цыпочках прокрался через дом. Я думал, что я – гребаный ниндзя, так я двигался. Я скользил по углам и следил, чтобы никто меня не заметил. Потом, когда, наконец, оказался возле офиса, заметил очередь из пяти или шести жильцов возле офиса. Я не знал, что, черт возьми, происходит, поэтому стал наблюдать. Дверь открылась, и оттуда вышел Клод Дженкинс. Он был злобным старым ублюдком, даже в свои восемьдесят пять лет он никогда не мог сказать ничего хорошего ни о ком, кроме Энн, и я начал подозревать, что знаю почему.

– Когда Клод вышел из офиса, внутрь сразу же вошел следующий старик. Я вернулся на улицу и подкрался к краю здания. Заглянул в офис, и мое сердце оборвалось и почти остановилось. Там была моя жена, мой лучший друг, моя родственная душа, женщина, ради которой я бросил свою гребаную работу и карьеру и переехал через всю страну, чтобы она могла следовать своей мечте. Она склонилась над своим столом с поднятой на талии юбкой, как двухдолларовая шлюха. А мой лучший друг Малкольм всаживал в нее свой старый склизкий член и сжимал ее сиськи.

Изумленный вздох Берты и шокированные взгляды на лицах всех присутствующих заставили меня сделать паузу.

– Но я все могу объяснить, – сказала Энн, начав плакать.

– Прости, – сказал я, – но сейчас все еще моя очередь. Я почти закончил, а потом мы с Эви уйдем отсюда.

Эви встала и взяла меня за руку, потому что видела, что мне тяжело, но мне нужно было все выплеснуть после всего этого времени, когда я держал это в себе.

– Я не мог придумать ни одной причины, по которой Энн могла бы предать меня таким образом. Как я уже говорил, мы никогда не ссорились, я делал все что она просила, потому что очень любил. Даже то, чего делать не хотел, потому что лучше быть немного несчастным, чем рисковать потерять ее. Наша сексуальная жизнь была великолепна, мы редко пропускали ночь; по крайней мере, я так думал. Однако, глядя в окно, я заметил одно. Энн перегнулась через стол, позволяя им трахать ее сзади. Делать это с ней мне она давно уже не позволяла, и я скучал по этому. Сейчас этого не скажешь, потому что она набрала вес, но раньше у Энн была самая красивая круглая попка в городе, и мне нравилось смотреть, как мой член скользит между этими идеальными шарами, но в такой позе она просто не чувствовала себя комфортно. Теперь я знаю почему, она берегла эту позу для своих гериатрических групповушек. Ну, не совсем групповушек, поскольку она, похоже, отдавалась им по одному. Это было больше похоже на поезд. Помните танцевальное телешоу девяностых годов, «Soul Train» (поезд души)? Так вот, Энн была проводником «поезда стариков».

– Думаю, у меня было много способов справиться с этим. Я мог бы пойти туда и выбить всю дурь из многих стариков. Но что бы это дало? Я был моложе и сильнее их всех вместе взятых. Я мог бы пойти туда и дать пощечину Энн. Но я никогда в жизни не бил женщин. Я стоял и просто наблюдал за ней, не видя выражения ее лица, но, очевидно, это продолжалось уже давно. И именно поэтому в город за всем она всегда посылала меня. Мы все каждый день в жизни делаем выбор, и я думаю, что Энн предпочла тех стариков мне и нашему браку. Так что, поскольку это было то, чего хотела она, а у меня был опыт предоставления ей того, чего она хотела, я просто оставил ключи от грузовика в столовой и направился в гараж.

Мой «Мустанг» – это не стандартный 4, 6-литровый V8. Я поменял двигатель на один из двигателей Ford Racing, V8 большего объема с воздушной заслонкой. Он выдает около 462 лошадиных сил через выхлопную систему Magna Flow. Он довольно быстрый, но и чертовски громкий. В то время я почти никогда не ездил на нем, потому что, когда его заводил, слышно было на весь дом, и Энн выбегала и просила меня выключить его. Это если только она не была перегнута через стол, натягивая свою киску на член какого-нибудь семидесятипятилетнего старика. Я просто уехал, не оглядывался назад.

– Но... – начала Энн.

– Все равно еще моя очередь, – огрызнулся я. – Примерно с год я был довольно злым. Ни с кем не разговаривал. Мне не нужны были ни друзья, ни что-либо еще. Я думал о том, что я сделал или где ошибся, но просто не мог этого понять. Боже, как я по ней скучал. Но через некоторое время даже это угасло. Я начал понимать, что, как я уже говорил, все мы делаем выбор, и Энн решила игнорировать мои чувства и возможные последствия в пользу того, что делала она. Так что, я мог либо отгородиться от жизни, либо просто идти дальше. Я снова начал смотреть на женщин, первой, наверное, была Руби в Мемфисе, потому что она была похожа на Энн, но моложе и с большими сиськами. Трахая ее по-всякому, я как бы получал завершение, которое мне было необходимо, чтобы просто оставить брак позади.

Я сделал паузу, потому что две женщины одновременно смотрели на меня злыми глазами.

– Наш брак не закончен, Чейз, – огрызнулась Энн, – мы можем и сможем все уладить, ты не понимаешь.

Она начала говорить что-то еще, но была прервана:

– Заткнись, бабушка, он с тобой покончил, – огрызнулась Эви, глядя на меня с огнем в глазах. – Я знала, что эта сука за тобой охотится. В следующий раз, когда поедем в Мемфис, я оттрахаю эту бутылочную блондинку. Эти сиськи даже не настоящие, Чейз. Если мои сиськи для тебя недостаточно велики, то тебе лучше будет с бабулей. Ее сиськи, наверное, на уровне талии, когда она снимает лифчик, но, по крайней мере, мои настоящие.

– Могу я, пожалуйста, закончить? – громко спросил я. Поскольку ни Эви, ни Энн не возражали, я посмотрел на Берту, а затем на Малкольма, который опустил голову и не мог на меня смотреть.

– Я не подавал на развод, потому что решил, что если Энн захочет, то сможет заплатить за него сама. Также не думал, что когда-нибудь снова женюсь, так что, мне это было не нужно. Я просто отказывался от любой работы, где на некоторое время требовалось заезжать в Мичиган. Потом, когда все автомобильные запчасти стали поставляться сюда и отсюда, я решил, что это глупо, и просто не брался ни за какую работу в Детройте. Я только начинал снова чувствовать себя человеком, у меня была новая жизнь, несколько друзей по всей стране, ничего серьезного, но жизнь снова была хороша. В моем сердце все еще оставалось немного одиночества, но я решил, что это – просто затянувшиеся следы чувств, которые я оставил для Энн.

Я услышал, как она тихонько всхлипнула при этом.

– Потом встретил Эви. Она была дерзкой, грубой, злой и безумно ревнивой, полная противоположность Энн. Она для меня слишком молода, и у нас нет абсолютно ничего общего. Мы постоянно спорим обо всем и обо всех. Я не знаю, как и почему мы до сих пор не убили друг друга. О, подождите, знаю. Это потому, что я люблю ее так, будто завтра не наступит. Она забрала всю ту боль, которую я получил от Энн, и снова сделала меня целым. Все это время я избегал ехать сюда, потому что глубоко внутри боялся вернуться. Боялся, что мне будет казаться, что я отдал тебе все, что у меня было, и этого все равно недостаточно, – говоря это, я смотрел прямиком на Энн.

– Но внезапно стало неважно, что ты думаешь, Энн, потому что теперь моя жизнь – Эви, так что, если мы столкнемся с тобой, то так тому и быть. Я больше не боялся. Потом мы приехали сюда, я увидел Малкольма, и когда он прикоснулся к Эви, я просто сорвался. Я не стану извиняться перед тобой, Мэл. Уверен, ты понимаешь, почему. Но все кончено, и такова моя маленькая грустная история, – сказал я и встал.

– Пойдем, Эви, разгрузку уже должны были закончить. Давай отправимся в путь.

Эви встала, чтобы последовать за мной, и мы оба остановились, когда Энн вскочила перед дверью и сказала:

– Подождите!

Мы с Эви молча посмотрели на нее, Берта все еще была в шоке и не могла ничего говорить, а Малкольм все еще сидел за столом и бормотал про себя.

– Ты не понимаешь! – сказала Энн. – Не хочешь, чтобы я тебе объяснила?

– Нет, – сказал я и снова направился к двери.

– Пусть она скажет, – сказала Эви. – Мы уже столько всего услышали. Можем услышать и остальное. Чтобы все это закончилось.

Мы с Эви сели обратно за стол. Не успела Энн начать, как Малкольм разразился слезами.

– Прости, Чейз. Я совсем не хотел причинить тебе боль. Ты не долен был узнать. Это было глупо, – сказал он.

– Отлично, – огрызнулся я. – Я потратил свою жизнь впустую и потерял свой брак из-за глупости.

– Чейз, я люблю тебя так сильно, что до сих пор день за днем сижу у окна и жду, когда ты вернешься. Если бы ты не появился сегодня, прямо сейчас я бы, наверное, сидела там и ждала тебя. Я знала, что такая сильная любовь как наша не может угаснуть, и что ты вернешься, – сказала Энн.

– Как ты уже сказал, мы любили друг друга. Ты говорил о том, как сильно любишь меня. Я любила тебя так же сильно и люблю до сих пор. Ты был для меня единственным мужчиной в мире и всегда им будешь.

Когда она это сказала, Эви фыркнула и рассмеялась.

– Чейз, тогда для меня были важны только две вещи: в первую очередь – ты, и во вторую очередь – это место и мои люди. Если помнишь, некоторые из тех старших ребят были очень подавлены. Почти до такой степени, что у них просто пропадала воля к жизни. Одним из худших был Клод Дженкинс; ему было уже все равно. Я начала говорить об этом с ним и выяснила, что даже в его возрасте у него есть очень сильное сексуальное влечение. Я подумала, что восьмидесятилетний старик не знает, что с этим делать. Так или иначе, одно привело к другому, и я начала носить рядом с Клодом блузки чуть более открытыми, и это принесло результаты. Привело ко все большему и большему поддразниванию и, наконец, к некоторым прикосновениям. Я никогда не говорила тебе об этом, потому что не видела в нем ничего плохого, но знала, что ты будешь в ярости. Потребовалось время, почти шесть месяцев, но он снова начал угасать. Он впал в такую депрессию, что не выходил из своей комнаты. Мне пришлось заставить Малкольма привести его ко мне в офис, и именно тогда ты отправился в свой первый поход по магазинам. Я чувствовала себя чертовски виноватой, но была полна решимости спасти жизнь этого старика, и мне это удалось.

– Чейз, он едва мог продолжать и кончил почти сразу, как только воткнулся в меня. Но в течение следующих нескольких недель он опять стал человеком, был лучше, чем когда-либо. Я была поражена, что нечто настолько простое сработало, когда все лекарства и психологи оказались безуспешны. Это ничего не стоило, и ничего у нас не отнимало, и так хорошо работало. Я ни на секунду не задумалась о том, что это может сделать с тобой, с нами или с нашим браком, но если бы задумалась, то оно никогда бы не началось. Я просто была так счастлива, что это сработало.

– И я подумала, что если это работает для него... Ну, остальное ты знаешь. Я же ничего у тебя не отнимала. Я их не любила. Просто дала им попробовать то, что ты получал каждую ночь. И делала это только перегнувшись через стол, потому что не хотела их видеть и думать об этом. Но с тобой я перестала делать это в такой позе по двум причинам: во-первых, не хотела делать с тобой то же, что и с ними, а во-вторых, мне нравилось смотреть в твои глаза, когда мы занимались любовью, и видеть всю твою любовь ко мне, – сказала она.

– Когда была с ними, я не думала ни о чем, кроме того, что происходит, это было легко, потому что, скажем прямо, они были стариками. Не то чтобы они собирались потрясти мой мир или что-то в этом роде, но им это нравилось. Каждый вечер с тобой я просто хотела полностью сосредоточиться на всей любви, которую мы испытывали друг к другу. Я никогда не думала, что ты узнаешь. И это должно было быть лишь временно. Все просто вышло из-под контроля. Мне так жаль, Чейз. До сих пор я не знала, что ты это видел. Ты, должно быть, был опустошен. Все это время я думала, что ты просто сбежал, потому что устал от меня? Особенно когда появился с ней... Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

– Да, – сказал я, – ты прощена.

Эви встала, явно разозлившись, но села обратно, когда я посмотрел на нее.

– А как же я? – спросил Малкольм, глядя в пол, он явно чувствовал себя виноватым.

– Мэл, мы были друзьями, и хорошими, как мне кажется, – сказал я, поворачиваясь к нему. – Мэл, ты веришь в Бога? – спросил я.

– Да, – ответил он, – я хожу в церковь и часто молюсь. Я старею и не знаю, когда умру, поэтому мне нужно быть готовым.

– Ну, Мэл, – сказал я, улыбаясь ему, – я надеюсь, что это будет скоро, и надеюсь, что ты знаешь, что будешь долго гнить в аду. Разве желание жены ближнего твоего не входит в десять гребаных заповедей? Нет, блядь, я не прощаю тебя и не прощу. Но это – вода под мостом. Когда-то я думал, что никогда не переживу Энн. Но смог, и важным шагом стал приезд сюда. Теперь я могу развестись и перестать жить в этом гребаном прошлом.

– Я слышал, что для прелюбодеев отведена особая часть ада, – добавил я.

– У тебя, Энн, прекрасная жизнь, я серьезно. Она могла бы быть и у нас, но ты поставила других мужчин передо мной. Я бы все еще хотел, чтобы мы когда-нибудь стали друзьями, но на это потребуется время. Не удивляйся, как только вернусь домой, я сразу же подам на развод. Надеюсь, ты тоже сможешь жить дальше. Уверен, встретишь кого-нибудь еще. И на этот раз, надеюсь, ты не станешь ему лгать или скрывать от него что-либо.

Я нежно коснулся ее плеча, открыв дверь и пойдя по коридору, а Эви следовала за мной.

Даже через закрытую дверь и в середине коридора мы слышали, как плачет Энн, а Берта и Мэл пытаются ее утешить. Измена и сокрытие правды всегда имеют свойство возвращаться и кусать тебя за задницу, и полагаю, Энн наконец-то пришлось с этим столкнуться. Но, возможно, ее мотивы для измены были в какой-то мере чисты. Может быть, она начинала с самыми лучшими намерениями и действительно хотела лишь помочь. Но говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

***

Может быть, это я плохой, раз меня не волнует, почему она поступила так, и в итоге мы оба немного проиграли. Думаю, поскольку я – единственный пережил это и первым двинулся дальше, может показаться, что я победил. Но в этой ситуации я не уверен, что есть победитель. Сейчас я был счастлив, но искренне желал Энн только добра.

Это заставило меня много думать о жизни и любви, пока я шел к своему грузовику. Во-первых, я понял, что для всех нас существуют безграничные возможности. Вполне возможно, что я никогда бы и не узнал об измене Энн, и мы могли бы счастливо прожить всю жизнь. Есть также возможность, что я мог бы узнать об этом, встретиться с ней и простить ее. Но на самом деле я – не такой человек. Дело не в том, насколько сильна моя любовь к ней, а в том, что для некоторых людей, включая меня, любовь требует доверия и верности.

Энн разрушила и то, и другое, и по каким бы причинам она тогда ни разорвала наш брак, если бы мне удалось ее вернуть, я бы никогда больше ей не доверял. И я также знаю, что ни она, ни я не стали бы больше уважать меня. Я больше не был бы тем мужчиной, за которого она вышла замуж. И мне бы тоже не понравилось смотреться в зеркало. И если говорить о зеркалах, то Энн должна была остаться в моем зеркале заднего вида. Место на сиденье рядом со мной – у Эви.

Через несколько минут мы снова были в нашем грузовике, разогревая мотор. Эви лежала на спальном месте и смотрела на меня сверху вниз, как обычно, обнаженная. Даже снег перестал идти.

– Эй, пока ты не начала храпеть, я должен тебе кое-что сказать, – сказал я.

– Да я уже знаю, – фыркнула она. У бабушки сиськи больше, чем у меня.

– Это правда, – сказала я. – Но дело не в этом. Эви, я люблю тебя больше всех и всего на свете. Когда разведусь, ты выйдешь за меня замуж?

– Я уже и это знала, придурок, – огрызнулась она. – Как ты можешь просить меня выйти за тебя замуж, когда у тебя даже нет гребаного кольца? Возвращайся, когда будешь готов. Мне нужно поспать.

– Эви, посмотри на меня, – сказал я. Я не мог в это поверить, но ее щеки были мокрыми. – Эви, почему ты плачешь?

– Я не плачу, блядь, у меня что-то в глазу, давай уедем отсюда, чтобы ты мог купить мне обручальное кольцо, ты, блядь, жмот.

Как только я включил на грузовике передачу, я услышал по радио, что предупреждение о снегопаде отменено и автострады открыты. Я пролистал каналы в поисках хорошей музыки для вождения и нашел знакомую песню, которая зазвучала из динамиков.

Листая в памяти страницы тех времен, что я люблю больше всего.

Мне интересно, делает ли то же самое она?

Теперь то, что я называю «жизнь»,

Это лишь удовлетворение

Я знаю, что никто не виноват.

Беззаботное шоссе, я должен увидеть тебя, моя старая любовь.

Беззаботное шоссе, ты видело и лучшие дни.

Утро после блюза с головы до ног.

Беззаботное шоссе, позволь мне ускользнуть.

Ускользнуть от тебя

На этот раз песня не вызывала у меня грусти, я разобрался с прошлым, и оно больше не вызывало у меня ужаса. Я смотрел в лобовое стекло на дорогу впереди и начал погружаться в музыку.

– Чейз, черт побери, выключи это дерьмо!