Ancient History от Corny1974

**********************************

Это мой третий рассказ. Не думаю, что будут еще. Я наслаждался добрыми комментариями от всех и радостью видеть, что некоторые из моих любимых авторов на этом сайте относятся ко мне положительно. Спасибо, MattblackUK, Gamblnluck, Just-Words, Hooked1957, other2other1, Legio_Patria_Nostra и Regguy69. Я – ваш большой поклонник.

Негативные комментарии научили меня тому, что нельзя угодить всем: то слишком длинно, а это слишком коротко, слишком многословно и слишком немногословно. Я, то чересчур суров, то суров недостаточно. Каждый привносит в чтение собственный опыт, так же, как это делают писатели. Это нормально.

Эта история – о Треворе. Я вскользь упомянул о нем в своем первом рассказе – «Худший подарок». После продолжал думать о нем и решил рассказать полную его историю. Это – формат, уже много раз использовавшийся, когда пожилого мужчину с угасающей сексуальной силой заменяет молодой, а жена по-прежнему утверждает, что любит только мужа. Здесь мой взгляд на это. Надеюсь, вам понравится.

Одна оговорка. Пожалуйста, не комментируйте мое описание инсульта в этом рассказе. Я сам – жертва инсульта, и никогда полностью не восстановлюсь настолько, как позволил это Тревору. (Не говорю об эректильной дисфункции – в настоящее время все прекрасно работает – но, к сожалению, я так и не смог возобновить свою карьеру). Поверьте, я точно знаю, что такое инсульт, но выбрал некоторую художественную вольность, чтобы приукрасить некоторые факты. Более яркое описание не сделает чтение лучше.

***

Элвис умер в туалете; это знают все. Джуди Гарланд тоже; благослови ее. Но не многие знают, что и король Георг 11 тоже умер в туалете. Точнее, на унитазе. Я – историк, поэтому кажется уместным, что моя жизнь закончится таким же образом. Я, конечно, могу и не умереть.

Кажется, у меня случился инсульт в туалете моего любимого паба у гавани. Сейчас у меня очень болит голова. Наверное, есть и худшие способы умереть. Я только что отлично поел и выпил пинту моего любимого эля. Многие мужчины были бы счастливы встретиться со своим создателем после этого. Как жаль, что мне пришлось подслушать, как Бен Мортимер обсуждает, насколько здорово трахается моя любящая жена Мим. Какие у нее шикарные сиськи и удивительно отзывчивые соски. Как здорово она целуется и делает весьма эффектные минеты. После тридцати двух лет брака я, конечно, все это знал. Но хотел бы умереть, не узнав, что кто-то другой тоже знает это.

Но чего я не знал, так это того, насколько прекрасен секс, когда берешь ее сзади. Она отказывалась делать это с первых лет нашего брака со мной. Считала, что это унизительно, и что у нее болят колени. Очевидно, преодолеть боль она могла, если делать это с девятнадцатилетним мальчиком – мальчиком, которого я когда-то учил.

Конечно, я могу и не умереть, могу выжить. Если выживу, то преподам Бену Мортимеру урок, который он никогда не забудет. Маленький ублюдок.

Я не часто хожу в паб один; обычно – с друзьями или с Мим. Но в тот раз она навещала родителей с ночевкой, поэтому, чтобы не готовить самому, я решил поужинать в пабе. Стейк с картошкой, если кому-то интересно. Я – учитель истории в местной средней школе в Северном Йоркшире. Работаю там уже более тридцати лет. Я часто учу детей тех детей, кого учил раньше. Их внуков еще не учил, но это, вероятно, не за горами.

Я заметил Бена Мортимера и его приятеля Кирона Йейтса, подпиравших стойку бара. Быстро подсчитал и понял, что с тех пор как я учил их последний раз, прошло около трех лет. Им сейчас больше восемнадцати, так что, пить им разрешается. После еды я подошел и поболтал с ними, чтобы узнать, чем они сейчас занимаются. Оказывается, оба они работают на фабрике печенья, как и Мим. Они – в цеху, а она работает секретарем управляющего директора.

Кирон хихикнул в свое пиво, когда я спросил, не знакомы ли они с ней. Бен сказал, что видел ее несколько раз, когда ему приходилось отчитываться перед боссом: «Она – приятная женщина», – сказал он. Мы посмеялись, и я угостил их обоих выпивкой во время нашего разговора.

Я попрощался и по дороге решил заскочить в туалет. Как раз устраивался на унитазе, когда услышал, как вошли два парня.

– Не знаю, как ты можншь так спокойно к этому относиться, Бен. Мистер Мур такой хороший парень. Только что угостил нас обоих пинтой пива. Он был лучшим учителем в моей жизни. Я терпеть не мог историю, пока у нас не появился он. Как ты можешь разговаривать с ним настолько нормально, когда трахаешь его миссис?

– Потому что тоже считаю его отличным парнем. Вот и не делаю ничего, чтобы причинить ему боль. Он мне очень нравится, правда; просто мне больше нравится сосать большие старые сиськи миссис Мур.

– Еще бы, – хихикнул Кирон. – Но все равно это неправильно.

– Слушай, я делаю ему одолжение, приятель. Это ведь не моя вина, что он больше не может вставать, правда? Я как бы его каскадер. Даю ей то, чего не может он, и поверь, если бы не я, то это был бы кто-то еще. Я ведь не угрожаю их браку? Пятидесятитрехлетняя женщина не захочет сбежать со мной, как и я с ней. Лучше я, чем какой-нибудь пожилой парень, который может стать настоящей угрозой. Я делаю им обоим одолжение. И все еще думаю, что он – хороший парень. Не хочешь посмотреть на его коллекцию артефактов? У него в домашнем офисе есть очень крутые вещи. Тебе понравится.

Внезапно Бен и Кайл пришли в восторг от моих игрушек, как дети, которыми они все еще были, и были в восторге от моих игрушек, а также от моей жены.

– Фишка с миссис Мур – это секс, чистый и простой. Фантастический секс, но не более.

Поговорив еще немного о прелестях тела моей жены, они ушли. Покалывание становилось все сильнее. К счастью, вскоре после этого кто-то вошел, и мне удалось привлечь их внимание. Кажется, я говорил им, чтобы они вызвали скорую. Так это звучало в моей голове, но не в реальности. К счастью, они поняли, что я – не просто пьяница, вызвали скорую, и теперь я в больнице. Я откинулся на подушку и подумал о нас с Мим.

***

Мы женаты тридцать два года; поженились на двадцать первый день рождения Мим. Детей у нас нет. Для меня это было разочарованием, но не для Мим. Она не хотела детей. Я же хотел, но больше хотел Мим. Конец истории. Ее мне было достаточно, всегда было достаточно. Я думал, что и меня достаточно для нее. Думал, пока не перестал.

Отсутствие детей означало, что мы могли путешествовать и делать все что хотели, и когда хотели. Это давало нам чувство свободы, которого не было у других пар нашего возраста с детьми, которых требовалось содержать. Это также давало нам некоторый дополнительный доход для игры.

Хотя мы и не богаты, но легко справлялись с ипотекой, и выплатили ее много лет назад. У нас хороший дом. Не огромный, но нам не требуется так уж много места для нас двоих. На самом деле, нам даже не нужны были две свободные спальни.

Одна из них использовалась Мим в качестве гардеробной. У нее была прекрасная одежда, и она любила хорошо выглядеть. Другая свободная комната была моим домашним офисом. Я всегда увлекался историей и хранил там свою коллекцию военных карт, памятные вещи и другие артефакты и коллекции. Все не так плохо, как кажется, клянусь. Все когда-то использовалось на уроках в школе. Инструменты моего ремесла, если хотите. Мим же была просто рада, что все это хранится там, и «весь мой хлам» не посягает на остальную часть дома.

Я гордился тем, что был хорошим учителем. Знал, что моя любовь к истории не разделяется многими в той же степени. Те, кто не испытывает такой страсти, считают ее сухим предметом. Моя миссия заключается в том, чтобы сделать ее настолько увлекательной и актуальной для детей в моих классах, насколько это возможно.

Думаю, в какой-то степени мне это удалось. Я старался сделать ее веселой и интересной. Не хочу хвастаться, но моя популярность у детей иногда вызывала небольшую профессиональную ревность, но я с этим справлялся. Если иногда я нравился детям больше чем мой предмет, я не возражал. Они все еще учились.

Сам я среднего телосложения. Поддерживаю себя в форме, но Мим всегда была для меня красавицей. Она была обычной молодой женщиной, но очень хорошо постарела. У нее всегда была большая грудь. Когда мы впервые встретились, она сделала мне комплимент, что я всегда смотрю ей в глаза. Большинство парней пялятся на ее груди.

Мне не хотелось признавать, что просто я очень умело смотрю на них каждый раз, когда она отводит взгляд. Каждый раз. Ее грудь завораживала меня с момента нашей первой встречи тридцать четыре года назад. Я почитал их, и то, что в туалете паба над ними смеялись как над «большими старыми сиськами», разозлило меня больше, чем я мог выразить.

***

Лучше мне сделать несколько глубоких вдохов; они дают возиожность поддерживать мое кровяное давление в норме. У нас с Мим никогда не было никого другого. Ну, как минимум у меня... когда мы встретились, я был девственником. У нас всегда была очень хорошая сексуальная жизнь. В отличие от большинства пар, мы сохранили тот же темп, когда нам исполнилось тридцать, а затем и сорок. У нас обоих было сильное сексуальное влечение, и, не отвлекаясь на детей, мы продолжали жить так же, как и в первые годы нашего брака. Нам никогда не было скучно, мы экспериментировали и придавали всему новую остроту – немного ролевых игр здесь и много орального секса там.

Так было до тех пор, пока Мим не исполнилось сорок лет, и не наступила менопауза. Это был очень тяжелый удар. Она и впрямь очень плохо это переносила. В этот момент наша любовная жизнь полностью прекратилась. Мне даже не разрешалось к ней прикасаться. Если я пытался обниматься, значит «мне нужно только одно», а если предлагал заняться любовью, то я – «бесчувственный ублюдок». «Разве я не догадываюсь о ее чувствах?» Ну, нет, не догадывался, но как любящий муж, я изо всех сил старался ее поддержать.

Итак, мы прошли путь от очень насыщенной сексуальной жизни до мертвой спальни. Секса не было два года. Я предложил поставить кровать в моем офисе, чтобы оставить ее в покое. Честно говоря, думал, что она будет рада. Она могла бы установить в спальне нужную ей температуру и не бояться, что в любую секунду я могу на нее наброситься.

В эгоистичном смысле мне тяжело (в буквальном смысле – я твердел) находиться с ней в одной комнате. Здесь не только визуальное возбуждение, когда я вижу, как она одевается и раздевается, но и ее запах, когда я лежу рядом с ней. Для меня это пытка; к этому добавляется тот факт, что я чертовски мерз, так как она держит окно открытым глубокой зимой, потому что ей все время очень жарко.

Когда я предложил временно переехать, то стал олицетворением зла. Я отвергаю ее. Мне все равно. Я жесток.

Скажем так, я так и не переехал из нашей спальни. Нет, я остался – мерзнущий, расстроенный, но довольный тем, что в своей бесполезной жизни я – муж, который поддерживает ее.

Внезапно, как весенний цветок, пробуждающийся в пятьдесят два года, для Мим все снова наладилось. Фея менопаузы улетела искать свою следующую жертву. Она оставила Мириам несколько дополнительных изгибов, которые ей очень шли. В отличие от некоторых женщин, фея менопаузы также оставила Мим с обновленным сексуальным влечением.

К сожалению, за прошедшие годы я, как казалось, потерял эрекцию, если не желание. Сначала я думал, что это просто от недостатка использования, но нет, это была эректильная дисфункция. Мой врач в то время был молодым и совершенно несимпатичным. Он не успокоил меня и не помог хоть как-то облегчить мою участь. Явно считал, что этот «старый пень» не должен беспокоиться о таких вещах. Он объяснил, что это – побочный эффект моих лекарств от давления, и что с этим придется смириться. Он был очень корректен. Я был потрясен. Чувствовал себя смущенным и униженным. Было достаточно сложно пойти и попросить о помощи.

Я решил взглянуть на это с точки зрения стратегии. Я могу либо полностью отказаться от занятий любовью, либо принять новый способ заниматься любовью с моей женой. Мое удовольствие – это ее удовольствие. У меня все еще есть руки и язык, не так ли? Мне так долго не хватало близости и интимности с Мим. Я не собирался терять их снова.

Мы продолжали заниматься любовью, но уже по-другому. Разве не говорят, что самый большой сексуальный орган – это мозг? Мы занимались любовью два-три раза в неделю. Она продолжала испытывать множество оргазмов. Но дело было не только в ней. Я вновь обрел уверенность и гордость за то, что все еще могу доставить ей такое удовольствие.

Что касается секса с проникновением, я был более чем рад использовать для удовлетворения этой потребности игрушки. Моя единственная частичка мужской гордости заключалась в том, что игрушки, которые я использовал на ней, можно было использовать лишь тогда, когда она – со мной. Знаю, глупо, но мне было необходимо чувствовать, что они являются продолжением меня. У нее есть другие игрушки, которые она могла использовать самостоятельно, если чувствовала в этом необходимость.

Итак, мы были счастливы, думал я. Я все еще ее удовлетворял. Что касается меня, то я заново открыл для себя радость от того, что меня обнимают, ласкают и целуют. Меня лелеяли, а Мим по-прежнему была желанной. Я думал, что этого достаточно. Ошибался.

В больнице вскоре обнаружили, что мой инсульт был ишемическим, поэтому вскоре была назначена комбинация лекарств. Крайне важно было время, чтобы предотвратить дальнейшие повреждения и новый инсульт. К счастью, я снова обрел голос, хотя найти нужные слова поначалу для меня было проблемой.

Милая медсестра по имени Луиза сказала, что они связались с Мим, хотя та была еще в нескольких часах езды. Мне удалось ей сказать, что я ни при каких обстоятельствах не хочу ее видеть. Думаю, Луиза решила, что это – часть моего расстройства, пока не увидела, что мое кровяное давление начало резко повышаться. Я попросил ее позвонить моей сестре, чтобы та приехала. Она была местной, и я знал, что в любом случае приедет гораздо быстрее, чем Мим.

Моя старшая сестра мне поможет; она и моей большая сестрой. Наша Маргарет – крупная девушка, метр восемьдесят пять в чулках (девятый размер, кстати). В детстве она защищала меня, и я знал, что она будет рядом. Прошло, казалось, всего несколько минут, с того момента как они позвонили, и она появилась. Сестра Луиза спросила, не летала ли она?

– Только на мотоцикле, милая. Это «Кавасаки», когда мне нужно, он летает.

С этими словами она крепко обняла меня и вытерла со щеки слезу.

– Ты – большой глупый ублюдок. Заставил меня плакать. Ты так меня напугал. Не смей больше так поступать со мной. Если ты у меня умрешь, я убью тебя к чертовой матери.

Мы все над этим смеялись, даже медсестра Луиза.

Я рассказал нашей Маргарет, что случилось, что я услышал. Я не был против, чтобы и Луиза тоже это услышала.

– Я прослежу, чтобы она к вам не попала. Я должна быть уверена, что мы сохраним вас в как можно большем спокойствии. Возможно, в качестве ближайшей родственницы в больничных бланках вы захотите указать свою сестру. Вообще-то законом это не определено; вы можете назвать кого угодно, – сказала Луиза.

– Ну, я его ближайшая кровная родственница, – сказала Маргарет. – Мы единственные, кто есть друг у друга сейчас.

Позже мне рассказали, что Мим была недовольна, когда ей сказали, что я не хочу ее видеть. Конечно, она не знала почему и подняла настоящий шум. Я ее не виню. Я не сомневался, что она очень за меня переживает. Но в глубине души я также знал, что она все еще любит меня. Ее беспокойство обо мне стало началом ее наказания. Мне требуется с ней поговорить. Я это знаю. Я не собирался заканчивать тридцатидвухлетний брак, не поговорив, но при этом не сомневался, что брак закончен. Она могла сделать меня куколдом, но я чертовски уверен, что не буду ни желающим, ни знающим.

В конце концов, Мим увидела нашу Маргарет. Она ждала ее на парковке у больницы. Я сказал Маргарет, чтобы та говорила столько, сколько требуется, но не больше. Когда Мим закончила плакать и убедилась, что мне не угрожает непосредственная опасность, она спросила, почему я не хочу ее видеть.

Маргарет просто сказала:

– Своими шалостями ты чуть не убила моего брата. Ты – грязная сука. Больше не хочу с тобой разговаривать.

С этими словами она опустила забрало шлема и с ревом умчалась в ночь.

***

Когда меня выписали из больницы, я поехал к Маргарет. Она все еще живет в мамином бунгало. Выкупила мою долю после маминой смерти. Меня выписали со списком инструкций по реабилитации. К счастью, я достаточно поправился, чтобы находиться дома, но для дальнейшего улучшения мне требовался целый ряд терапий и поддержка.

Я пробыл у Маргарет всего один день, когда попросил ее пригласить Мим. Мне нужно было провести разговор, которого я избегал. Нужно было услышать, что она скажет. Мне бы хотелось сказать, что хоть какая-то частичка меня может ее простить. Я так долго любил ее. И все еще люблю, ну, ту женщину, которой я ее считал. Я также знал, что я – злопамятный упрямый йоркширец. В сочетании с мужской гордостью и эго, я не думал, что способен простить ее, даже если бы захотел. Мне нужно иметь возможность смотреть на себя в зеркало с долей гордости. В тот момент я не мог этого сделать.

Я попросил Маргарет не отсвечивать. Она исчезла на своем байке в полном обмундировании, оставив дверь на защелке, чтобы Мим могла войти.

Та выглядела хуже чем я. Ее глаза были опухшими от слез, и она не выглядела выспавшейся.

– Тревор, я не знаю, поцеловать тебя или дать пощечину. Ты хоть представляешь, насколько я переволновалась за тебя? Если ты думал, что избавил меня от душевной боли, не позволяя видеться с тобой, то ошибался. Я не могу есть, не могу спать.

– Значит, все дело в том, как это влияет на тебя, Мим?

– Нет, но я просто не понимаю, зачем тебе быть таким жестоким?

– Ты знаешь почему, Мим. Подумай. Я знаю, что ты думала о том, что сказала тебе Маргарет. Что ты могла сделать такого, что расстроило бы меня настолько, что я попал в больницу, и чтобы Маргарет отказалась с тобой разговаривать? Я дам тебе подсказку, хочешь? Бен Мортимер.

У нее хватило благородства вздрогнуть, когда я произнес его имя. Она быстро собралась с мыслями.

– А что с ним? Он просто глупый мальчик на работе.

– Глупый мальчик, которого ты трахаешь.

– Как ты узнал? Я была так осторожна.

– Ну, к сожалению, недостаточно осторожна, чтобы спать с кем-то достаточно взрослым, чтобы тот был сдержанным. Я слышал, как он рассказывал своему приятелю Кирону, какая ты классная трахальщица. Как он любит сосать твои «большие старые сиськи».

Выражение ужаса на ее лице было живописным.

– Мне так жаль, что тебе пришлось это услышать. Должно быть, для тебя это было ужасно!

– Ну, это было настолько плохо, что меня положили в больницу.

– Дорогой, ты не должен была позволять этому тебя расстраивать. Ничего страшного. Он ничего не значит. Ничего не значит для меня. Для нас. У меня нет к нему никаких чувств.

– Кроме похоти.

– Он – просто как еще одна секс-игрушка. Ты все еще по-своему удовлетворял меня. Очень удовлетворительно. Просто чего-то не хватало. Когда у меня появилась возможность получить настоящий член из плоти и крови, а не просто твердый кусок пластмассы, я не смогла устоять.

– Не смогла или не захотела? Ты оставила меня на два года без секса. Два года! Я мог бы выйти за настоящей киской из плоти и крови, не так ли?

– То была не моя вина. Это – менопауза.

В этот момент я на самом деле потерял контроль.

– А это была не моя вина. Это было потому, что я был больен. «В болезни и в здравии», помнишь это, «оставив всех других»? Ничего не напоминает? Для меня нормально быть неудовлетворенным, а для тебя нет? Так, что ли? Боже мой, твой эгоизм просто невероятен. Реальная разница в том, что ты оставляла меня без привязанности, без объятий, без поцелуев, без ничего в течение двух лет. Я все еще любил тебя, все еще был рядом с тобой. Ты бросила меня на два года и полностью отвергла меня. Ты отбросила меня, Мим, а теперь сделала это опять.

Она отвернулась, не в силах на меня смотреть.

– Только представь, каково мне было слушать, как пара парней смеется над моей женой, говорит о ней, как о какой-то уличной шлюхе. Разговоры о моей самой личной медицинской ситуации. Как они смеются, потому что я не могу его поднять? Делать с ним вещи, которые ты не делала со мной годами. В моем собственном доме. Ты даже позволила этому маленькому дерьму войти в мой личный офис! Что я сделал для тебя такого, кроме любви? Что сделал для тебя, чтобы заслужить такое неуважение?

– Все было не так; ты все перекручиваешь. Я не проявляла к тебе неуважения. Просто использовала его. Это никак не повлияло на мою любовь к тебе. Это было отдельно. Это был секс, вот и все. Просто секс.

– Значит, никакой нежности? Никакой настоящей близости?

– Да, именно так. Только физический акт.

Я подождал, пока не убедился, что она смотрит мне в глаза.

– Мим, ты заблуждаешься. Никакой настоящей близости? Я думаю, что позволить кому-то еще войти в твое тело – это, наверное, самое интимное, что ты можешь сделать. А как насчет поцелуев?

– А что насчет поцелуев? Тебя волнуют поцелуи? – фыркнула она.

– Ты ведь знаешь, что исторически проститутки не целуют своих клиентов, потому что это считается слишком интимным.

– Ты хочешь сказать, что я – проститутка? За всю свою жизнь я ложилась в постель только с двумя мужчинами. С тобой и с ним.

– Это для того, чтобы меня успокоить? Я не говорю, что ты проститутка, Мим. В данный момент я больше уважаю работников секс-бизнеса, чем тебя.

Я видел, как нарастает ее гнев.

– Хватит об этом. Ты ведешь себя просто отвратительно. Начинаешь меня бесить, Тревор Мур. Иди, и забери свои вещи; теперь ты поедешь домой со мной. Мы должны забыть все эти глупости и вернуться к нормальной жизни.

– Что ты считаешь нормой, Мим? Норма – когда ты трахаешь подростков в нашей постели, или норма – когда у меня была верная, преданная жена? Я не совсем представляю, насколько ты отморозила себе голову, если выберешь последнее.

– Ты ведешь себя сейчас просто нелепо. Ты едешь домой со мной. Я хочу, нет, мне нужно заботиться о тебе. Я не могу вынести, когда ты во мне нуждаешься.

– Я не вернусь домой, Мим, и ты мне точно не нужна. Я люблю тебя, ничего не могу с этим поделать. Я бы очень хотел, но ты мне не нужна, и уж точно я тебя не хочу.

– Ты не можешь быть серьезным.

– Да. Похоже, ты не осознаешь, что сделала со мной, нашим браком или нашей любовью. Тот факт, что ты, похоже, не придаешь своим действиям никакого значения, сказал мне все, что мне нужно знать. Наши взгляды и потребности слишком далеки друг от друга. Я потрясен тем, что ты даже не попросила прощения. Буду с тобой честен; ты заслуживаешь этого после стольких лет. Если бы ты даже отдалась мне на милость и умоляла о прощении, я сомневаюсь, что это что-то бы изменило. Но мы никогда не узнаем, не так ли? По сути, ты не чувствуешь, что сделала что-то плохое. Тебе жаль, что я узнал, но не жаль, что ты это сделала.

– Вот почему нашему браку конец, и вот почему я развожусь с тобой. Ты взяла что-то очень ценное для меня и разбила это без всякого уважения. Я просто не могу больше давать тебе то, что тебе нужно. Поэтому освобождаю тебя, чтобы ты имела все члены «из плоти и крови», которые тебе нужны. Я также освобождаю себя, так как, очевидно, быть женатым на тебе очень опасно для моего здоровья.

На этом разговор можно было бы закончить, но, конечно, реальная жизнь не такова. Мим еще не закончила.

– Ты говоришь глупости. Развода не будет. Ты едешь домой со мной... сейчас же! Я люблю тебя и ты мне нужен. Ты не можешь выбросить из-за этого тридцать два года брака. Я не могу поверить, что ты можешь быть таким эгоистом. Это было ничто. Ничто!

– В этом-то и проблема, Мим. Для меня это было нечто. Уровень неуважения, который ты проявила ко мне, в моем собственном доме, черт возьми? Невероятно. Я эгоист? А теперь отвали, пока не нанесла мне еще один удар!

***

Вскоре после ее ухода я услышал, как возвращается на байке Маргарет. Она заехала прямо в гараж, но в дом не зашла. Я сам зашел в гараж, чтобы рассказать ей о случившемся. Она как раз вкручивала винт в задний номерной знак.

– Не спрашивай, – улыбнулась она. – Просто я готовила небольшой подарок для моего любимого брата.

– Просто для брата.

– Ну, ты все равно будешь моим любимым. Так, что моя бывшая невестка хотела сказать в свое оправдание? Принесла искренние извинения?

– Не совсем.

– Нет, я так не думаю. Она всегда была самодовольной сукой, хотя ты и не мог этого заметить. Давай, малыш, вперед и вверх. Я сделаю нам по чашке чая.

***

Прошло несколько дней, когда я прочитал в местной газете, что Бен Мортимер, девятнадцати лет, упал с лестницы в старом городе. Эта лестница была очень темной и узкой, зажатой между рядами джоджианских террас. Она вела вниз к набережной. И была очень популярной среди выпивох, задерживавшихся по дороге домой. От ние воняло мочой. Бедный Бен, сломанная нога, ключица, множество ребер и весь в моче. Стыдоба. Там была его фотография. Он выглядел ужасно.

Разве не везения, что это случилось, когда я был с Мим? Разве не везение, что полиция до сих пор не нашла возможного свидетеля несчастного случая? Высокий парень в мотоциклетной одежде.

– Спасибо за подарок, – сказал я, протягивая Маргарет газету.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – ухмыльнулась она. – Вот тебе подарок от меня.

Я открыл коробку, которую она мне протянула, и обнаружил в ней небольшую подборку медалей времен Первой мировой войны.

– Подумала, что они могут тебе понравиться. Я нашла их в магазине в старом городе.

С Мим мы, конечно же, развелись. Она немного сопротивлялась. Казалось, она так и не смогла преодолеть шок от того, что я не могу просто смириться с ее неверностью. После продажи дома мы оба купили квартиры в противоположных концах города. Наши пути пересекались на удивление редко.

Я вернулся на работу. Признаюсь, в то первое Рождество мне пришлось нелегко. Я устроил на работе шоу. Топил свои печали, полагаю. Один из молодых парней, Даррен, отвез меня домой, и я рассказал ему свою историю. Его реакция и поддержка, которую он мне оказал, убедили меня в том, что любой мужчина на моем месте поступил бы точно так же.

На пенсию я выходил по-прежнему в одиночестве. Мы с Маргарет проводили много времени вместе, пока она не собралась и не уехала на пенсию в Грецию. Я все еще видел ее на праздники. На какое-то время жизнь стала немного скучной, хотя меня по-прежнему занимала моя история. В шестьдесят пять лет у меня появилась новая соседка, Бренда. Мы стали хорошими друзьями, компаньонами и, в конце концов, более чем. Мы полюбили друг друга. Близость между нами росла, пока мы не стали спать в одной постели и по-своему заниматься любовью. Однажды ночью, довольно рано на этом новом этапе наших отношений, что-то случилось – в буквальном смысле. Мы, конечно, не стали тратить время зря.

Я как можно скорее помчалась к врачу, чтобы узнать, не единичный ли это случай. Там был пожилой врач, который был потрясен, узнав, что в прошлом я получал так мало поддержки. Он также был опечален, узнав, что моя эректильная дисфункция сыграла важную роль в распаде моего первого брака. С его помощью и при незначительном изменении лекарственных препаратов получение и поддержание эрекции перестало быть проблемой. Все было улажено к тому времени, когда мы отправились в медовый месяц.

***

Это было десять лет назад. Сейчас нам по семьдесят пять, и мы по-прежнему очень любим друг друга. Насколько я знаю, Мим больше так и не вышла замуж. Она уехала, после того как я снова женился. Когда видел ее в последний раз, она была очень озлоблена. В ней была жесткость и неприязнь, которых не было раньше. Это случилось сразу после нашей с Брендой помолвки. Мы сидели в нашем любимом кафе и пили кофе, когда появилась Мим. Я их представил, и Мим сказала что-то настолько злобное, что у меня перехватило дыхание:

– Ну, надеюсь, ты сможешь жить без полноценного секса, ведь он уже несколько лет не может поднять его.

– Думаю, дорогая, что ему, возможно, просто нужна подходящая женщина. Сегодня утром перед завтраком он точно подарил мне нечто очень твердое, – с ухмылкой сказала Бренда.

Мим посмотрела на меня,

– Правда?

– Да, правда, Мим. Оказывается, мне просто нужно было быть с кем-то любящим и бескорыстным, кто действительно бы обо мне заботился.

С этими словами Мим ушла. Ревность – ужасная вещь, мне ли не знать. Однажды я очень остро испытал ее. Будем надеяться, что она нашла то, что хотела. Я нашел, в конце концов, любящую, верную жену.

Странно, но Бен Мортимер теперь наш почтальон. Ему уже почти сорок. Он был в ужасе, когда увидел, как я открыл дверь в нашу квартиру в тот первый раз. Извинился за случившееся, сказав, что тогда был просто глупым озабоченным мальчишкой, который не знал ничего лучшего. Теперь он счастливо женат, и ему еще более стыдно за то, что было.

– Особенно потому, что вы всегда были моим любимым учителем. Мне так стыдно за то, что я сделал. Я всегда буду сожалеть об этом. Я рассказал все своей жене, когда мы встречались, и ей было так противно, когда я об этом рассказал. Мне потребовалось время, чтобы убедить ее выйти за меня замуж, так как она говорила, что не может быть с тем, кто не уважает брачные обеты. В конце концов, я убедил ее, что научился на своих ошибках. Надеюсь, со временем я смогу убедить в том же и вас.

– В этом нет необходимости, Бен; это было двадцать лет назад. Древняя история. Я ценю твои извинения. Это больше, чем я когда-либо получал от Мим. В любом случае, все мы прошли дальше. Как насчет того, чтобы снова стать старым учителем и бывшим учеником?

Затем я сделал то, о чем никогда не думал, что смогу сделать: пожал ему руку. Мне также удалось ввернуть в разговор, что мои медицинские проблемы давно решены. Думаю, я его смутил. Людям и впрямь не нравится думать о пенсионерах, занимающихся сексом.

Теперь, когда я его вижу, мы смеемся и шутим.

Я всегда говорю ему, когда он уходит, чтобы был осторожнее на лестницах.