The Madonna and the Manatee от bruce1971

****************************************************

Это начиналось как небольшой напряженный разговор между разведенным мужем и человеком, который наставил ему рога. Мне же захотелось поиграть с одним из моих наименее любимых слов (вы, наверное, догадываетесь, каким именно!), и данный рассказ показался мне забавным способом сделать это.

Затем я решил дать своим героям чуть больше развития, и они принялись за дело.

Потом к ним присоединился мой рассказчик.

Несмотря на все мои усилия, конечный продукт получился довольно длинным, а секс... ну, скажем так, если вы ищете что-то сексуальное, то лучше пропустите его. С другой стороны, в изобилии присутствует незрелый юмор, так что, если в вашей психике все еще есть немного неадаптированного десятилетнего ребенка, вы будете чувствовать себя как дома.

***

После развода я прождал примерно год, пока не позвонил Уинслоу Хабблу. Все улеглось, и воспоминания поблекли... по крайней мере, для него. Для меня же они были все еще свежи, все еще чувствительны. Они были все еще достаточно сильны, чтобы подтолкнуть меня вперед, когда я планировал и замышлял вторую половину своей мести.

Первой был сам развод. Он прошел довольно быстро: ни у Эшли, ни у меня не было достаточно денег, чтобы сделать его интересным для адвокатов, а когда факты о разрыве стали известны, ее родители не были заинтересованы в поддержке планов Эш связать меня в суде. Что касается раздела имущества, то у нас было не так много всего: жилье мы снимали и зарабатывали примерно одинаково, так что, все прошло довольно гладко, несмотря на все усилия Эш.

Она не хотела расставаться, но хотел я, и ей потребовалось достаточно большое время, чтобы понять, что больше не она управляет кораблем наших отношений. Я пытался мягко убедить ее, но когда это не сработало, пригрозил разослать видеозаписи ее измены всем из ее адресной книги. Она сдулась как проколотый шарик.

И вот, менее чем через год, после того как Эшли устроила свои внебрачные похождения в нашей супружеской постели, у нас – отдельные квартиры, отдельные банковские счета и абсолютно разные жизни. Друзья у нас всегда были различные – какое-то время мы пытались их объединить, но ее приятели по работе принадлежали к толпе Brooks Brothers Financial District, а мои больше тяготели к племени «раньше я был голодающим писателем, а теперь – корпоративный продавец в Doc Marten's». Как мы в итоге узнали, кровожадные шакалы и озорные выдры плохо уживаются вместе.

Я думал о том, чтобы наказать Эшли за ее измену, но в конце концов, решил, что развод – достаточное возмездие. За несколько ночей отвратительного секса она лишила себя прекрасного брака, хорошей квартиры, которую не могла позволить себе в одиночку, и продвижения по службе на своей работе. Она работала в инвестиционной компании «Пирс, Бейтман, Поттер, Гордон и Макдак», известной как «Пирс и Бейтман», которая гордится тем, что в ее штате – стабильные, женатые сотрудники. К сожалению, Эш больше не подходит под эту категорию. Она все еще могла бы проложить себе путь наверх, но это заняло бы больше времени и стало бы более трудной задачей.

Иногда я задавался вопросом, какая потеря ударила по ней сильнее: наше милое местечко в Верхнем Вест-Сайде, наш брак или ее экспресс-путь к угловому офису. Но на самом деле, думаю, я уже знаю.

Эш получила при разводе Уинслоу. Полагаю, она бы предпочла, чтобы он ушел со мной, но это яйцо разбила она, и я без проблем оставил ее разгребать последствия.

Уинслоу Хаббл, видите ли, был любовником моей жены.

Нет, забейте. Любовник – не то слово. Все что произошло между Уинслоу и Эшли, не имело ничего общего ни с любовью, ни даже с привязанностью. Он также не был ее парнем. После нашего расставания я не следил за своей бывшей женой – на самом деле, я сделал все возможное, чтобы полностью исключить себя из ее жизни – но готов поставить свой последний пенни на то, что она не уделяла ему времени, с тех пор как я послал ей видео, где они – вместе.

Если бы мне нужно было как-то назвать Уинслоу, я бы назвал его парнем, чей член разблокировал мой брак. Он не был ни зачинщиком, ни бенефициаром – по крайней мере, после тех нескольких вечеров, что провел в моей постели. Уинслоу был ключом, инструментом, чье предназначение – быть использованным, а затем выброшенным.

***

Телефон Уинслоу прогудел дважды, прежде чем он ответил. Двойной звонок был школьным трюком, который он перенес через колледж на свою работу в «Пирс и Бейтман». Никогда не выглядеть нетерпеливым. Никогда не выглядеть отчаявшимся. Никогда не брать трубку с первого звонка. Если знать этот трюк, он выглядит просто жалко. То же самое можно сказать и об Уинслоу.

Его голос: Аристократичный. Высокомерный.

– Говорит Уинслоу Хаббл.

– Привет, Уинслоу. Это Чарльз Уокер.

– А... Чак Уокер. Имя из прошлого!

Я услышал в его голосе ухмылку. Его кожаное сиденье скрипнуло, когда он откинулся назад.

– Что тебе нужно, Чак? У тебя имеются деньги, которые хочешь вложить?

Уинслоу, вероятно, знает, что мое маленькое гнездышко – меньше чем ошибка округления для большинства клиентов «Пирса и Бейтмана». Хуй.

– Нет, сейчас у меня все хорошо, Винни.

Я улыбнулся, зная, что это прозвище заставит его вздрогнуть.

– Просто подумал, что нам с тобой давно пора поговорить.

Уинслоу фыркнул.

– Ну, не могу себе представить, о чем мы можем поговорить, Кук... то есть, Чак. Мы ведь больше не вращаемся в одних и тех же кругах. – Он позволил себе небольшой сочный смешок. – Или, на самом деле, ты вообще не так уж много вращаешься. Не могу даже представить, с чего я должен иметь желание выпить с тобой.

– Ну, Уинни, дело обстоит так: у тебя все еще есть жена, а у меня по-прежнему есть видео.

***

Полагаю, мне пора предоставить некоторую информацию о моей бывшей жене и обо мне. Я – Чарльз (Чак) Уокер, бывший журналист, теперь зарабатывающий деньги, редактируя пушистые статьи о благотворительной деятельности «Polylever», очень большой и очень известной корпорации. Не самая благодарная работа, но хорошо оплачиваемая, люди здесь приятные, и это помогает обеспечить мне, когда выйду на пенсию, нечто лучше, нежели кошачий корм и кратковременная героиновая зависимость.

Что касается Эшли, то она – инвестиционный банкир, работающий в диких условиях Уолл-стрит. В отличие от запятнанного идеализма, добавляющего немного лицемерной изюминки в мой офис, «Пирс и Бейтман» придерживается твердого убеждения, что деньги сами создают свою мораль. Проще говоря, если это выгодно, то и хорошо.

Несмотря на совершенно разные профессии, мы с Эш хорошо подходили друг другу. Обоим было по тридцать – достаточно взрослые, чтобы всерьез задуматься о детях, но достаточно молодые, чтобы не думать о них чересчур серьезно. Я – ростом метр семьдесят пять, зеленоглазый шатен, в хорошей форме, которую поддерживаю, три раза в неделю посещая тренажерный зал и проходя по пять-десять миль в день. Эш – ростом метр шестьдесят восемь, с темно-каштановыми волосами, пронзительными голубыми глазами и телом, которое преследовало меня в мечтах как до, так и после того, как мы поженились. Мы познакомились на концерте «We Were Promised Jetpacks» в Бруклине, где она пролила пиво на мою третью по популярности футболку, и я взял у нее номер телефона.

В тот вечер я много с ней разговаривал – мы не пошли на вступительное выступление шотландской регги-группы и потягивали пиво в маленькой курительной зоне на улице. Я провел на нью-йоркской сцене знакомств достаточно долго, чтобы понять, что она – нечто особенное: красивая и блестящая, с игривым чувством юмора и прямой, прямой и честной манерой поведения, которая постоянно заставала меня врасплох. Позже я узнал, что она – младшая из пяти детей, и у нее есть четыре старших брата, разделявшие ее откровенную честность и озорство.

На следующие выходные мы договорились пойти на свидание на выставку кукол-маппетов в Музее движущегося изображения, и я обнаружил, что юмор и интеллект, которые отметил во время нашей первой встречи, сохранились даже после того, как исчезли мои пивные очки. Если уж на то пошло, когда я стал достаточно трезв, она выглядела еще более впечатляющей, чтобы распознать нюансы ее тонкого подтрунивания. Через шесть месяцев у нее было мое кольцо. Через год мы поженились.

***

Это было четыре года назад. Сохранить брак в большом городе нелегко, и мы оба усердно над этим работали. Я знал, что Эш иногда допоздна задерживается в офисе, а она знала, что мне иногда приходится изо всех сил стараться уложиться в срок или закончить одну из внештатных статей, которые я писал на стороне. Мы пытались координировать поездки на метро и организовывать обеды, но в некоторые дни виделись всего несколько минут утром и час или два вечером. Тем не менее, старались, чтобы выходные дни были свободными, переписывались по электронной почте, чтобы держать друг друга в курсе событий, и никогда – никогда! – не забывали важных дат или годовщин. Даже таких глупых маленьких, как «День пролитого пива» и «День первого настоящего свидания».

Я узнал, что Эш – хамелеон. В музеях она умна и эрудированна, не проявляя при этом высокомерия. Путешествуя по горам Адирондак она неотесанна и состязательна, не обращая внимания на царапины и ссадины, которые получала, гонясь за мной по тропе. После нескольких коктейлей она становилась игривой и глуповатой, страстно желая присоединиться к моим фантазиям Ф. Скотта Фицджеральда о том, чтобы быть молодой и обеспеченной в Нью-Йорке. Мы прыгали в несколько фонтанов и занимались неистовым сексом за несколькими деревьями в Центральном парке. Не верьте шумихе: самым горячим в этом был страх быть пойманным.

Пока встречались, жили вместе, женились и строили жизнь, она открывала все новые стороны себя – заумность в своем юморе, ранимость в заботе. Это было похоже на то, как будто она делала из этих частей подарки, предлагая их мне, когда я меньше всего этого ожидал.

На работе хамелеон Эш дала волю своей хищной стороне. Мне удавалось увидеть ее намек каждый четверг вечером на еженедельном «счастливом часе» «Пирса и Бейтмана». У фирмы – постоянная аренда задней комнаты в «Трех оливах», чопорном и стильном заведении в Финансовом районе, где достаточно бордовых кожаных кресел, охотничьих принтов и безвкусной британской кухни, чтобы ожесточился даже самый преданный англофил. Хотя еженедельного посещения официально не требовалось, неявка – особенно с супругом на буксире – означала признание того, что тебя не заботит продвижение по карьерной лестнице. Поэтому каждый четверг вечером я вел светские беседы с коллегами Эшли по финансовым войнам, поглощал сплетни из ее офиса и наблюдал, как она работает с толпой.

Большинство коллег Эшли – самодовольные бывшие студенты, а многие из их супруг – из тех лакированных блондинок, что изучали в колледже искусство или воспитание детей младшего возраста и искали мужей с серьезным потенциалом заработка. Я старался с ними слиться, но можно вести столько разговоров о барах на крыше и туфлях «Jimmy Choo», что поневоле захочется словить пулю.

К счастью, мне на помощь пришла Марта «Зовите меня Марти» Хаббл.

***

Внешне лучшая половина Уинслоу Хаббла выглядела как еще одна изголодавшаяся, отбеленная и покрытая лаком жена работника «Пирса и Бейтмана». Однако однажды вечером мои предположения о ней рухнули, когда Эбби ВанВуортен рассказывала о новом увлечении своего мужа керлингом – канадской игрой, в которой нужно толкать гранитные диски по покрытой льдом поверхности.

– Итак, давайте разберемся, – пробормотала Марта. – Она хвастается тем, что ее муж – голубой крови Новой Англии – тратит небольшое состояние, чтобы научиться игре, в которую играют деревенщины-канадцы?

Я взглянул и увидел играющую на ее лице ухмылку. Марта, как я понял, произнесла свою версию разговорного «Аве Мария», залп, призванный выяснить, являюсь ли я симпатизантом или просто еще одним человеком из стручка.

– Реднек (деревенщина) или Рокфеллер, инбридинг, похоже, распространен повсеместно, – пробормотал я в ответ. – Тем не менее, это опасная игра. Трудно играть в поло с постоянно прищуренными глазами.

Мы собирались на скачки.

Марти, как я узнал, была женщиной в духе Марты Стюарт – от ее движущих амбиций до сухого, как у Мохаве, чувства юмора. Как и великая миссис Стюарт, Марта Хаббл, в девичестве Петровски, начинала жизнь со скромных стартовых возможностей, пройдя путь от рабочего района Питтсбурга до хорошо зарекомендовавшего себя колледжа и, в итоге, до многообещающего брака с человеком, чья англосаксонская фамилия немного более престижна, чем ее польско-литовская. У нее есть работа в известном издательстве, где она уже сделала себе имя, но было принято считать, что это – лишь вопрос времени, когда она уволится и начнет выпускать маленьких «Хабблов».

На нескончаемых «счастливых часах»  «Пирса и Бейтмана» мы с Марти обычно находили друг друга в каком-нибудь углу, где обменивались остроумными комментариями и коротали время, играя в нечто вроде лото с нацистскими стрижками. В основном, это когда вы сканируете толпу нью-йоркцев, выбирая различные стрижки под Геринга, Гейдриха, Геббельса и Гитлера. В таком месте как «Три оливы», переполненном тестостероном и дорогими средствами по уходу за волосами... ну, скажем так, это была богатая на мишени среда.

Пока мы с Марти тихо ерничали, наши супруги работали с толпой. Они шли разными путями: Эшли, все еще выплачивавшая свои студенческие кредиты, большую часть времени проводила, потягивая содовую и используя свои мозги и прямоту, чтобы завязать отношения с парнями в очень хороших костюмах. Тем временем Уинслоу – вероятно, отмечавший большинство своих детских дней рождения в яхт-клубе или девятнадцатом клубе – проводил время, попивая джин с тоником и рассказывая своим бывшим сотоварищам по братству грязные шутки.

Трудно было не заметить разницу в классе. Эш пыталась пробить себе дорогу к образу жизни, который Уинслоу считал само собой разумеющимся; тот же тем временем плыл по течению, будучи уверенным, что в случае неудачи всегда найдется еще один брат, еще одна инвестиционная фирма, еще одна вечеринка с коктейлями. И, если верить сплетням, в случае неудачи он всегда может вернуться к маме с папой и толстой зарплате, «управляя» семейным фондом.

Такими были наши четверги: Эш плавала по водам по водам «счастливого часа», как большая белая акула, Винни резвился рядом, как счастливый маленький тюлень, а мы с Марти пили коктейли, смотрели шоу и поглощали сплетни, как пара тихих актиний. Это не было моим любимым способом проведения свободного времени, но Эш радовалась, а Марти – веселилась, поэтому я не слишком жаловался на то, что мне приходится надевать костюм и поддерживать жену.

***

Наш брак был актом уравновешения, совершаемым двумя молодыми людьми, с работой, которая была слишком требовательной, и связью, которая была слишком важна, чтобы упускать ее из виду. Это был брак полный тихого восхищения и восторженного возбуждения, принципов и компромиссов, таких, какие бывают у молодой пары, когда та смиряется с этим и закладывает основу для прибыльной карьеры, дома, детей и остальной части американской мечты. Было трудно, но мы над этим работали, и это шло нам на пользу.

Это не значит, что все было легко: у Эшли есть склонность к ревности, которая казалась мне возмутительной, учитывая, насколько привлекательной была она сама. С другой стороны, у меня есть свои проблемы с зеленоглазым монстром: в городе с населением в восемь миллионов человек, где страх упустить большую и лучшую сделку – такая же часть жизни, как поездки в метро и хот-доги, варящиеся в одной и той же воде в течение дня, мне было трудно поверить, что моя жена остановилась на мне... и, как ни странно, успокаивало то, что она так высоко меня ценит.

Гораздо большей проблемой было чувство справедливости Эшли. В офисе ее мораль была гибкой – необходимая характеристика, если есть желание пробиться на Уолл-стрит. Но в личной жизни Эшли чувство добра и зла было жестким и непоколебимым. Когда она чувствовала, что ее обижают, Эш тут же совершала возмездие, и ее месть была – по крайней мере, на мой взгляд – запутанной, коварной и дьявольской.

Обычно это происходит так: после того как Эш убеждается, что против нее согрешили, она вступает в противоборство с нарушителем и излагает свои доводы, часто на повышенных тонах. В этот момент могло быть достаточно искреннего извинения... или серии извинений... и некоторой формы покаяния, чтобы вернуть во вселенную равновесие. Но если нарушитель продолжает доказывать свою невиновность или недостаточно раскаивался, в игру вступает внутренний мститель Эшли.

На первый взгляд, Эшли позволяет спору заглохнуть, и жизнь, казалось бы, идет своим чередом. Однако на заднем плане она усердно работает – взвешивает доказательства, выносит приговор и спокойно назначает соответствующее, по ее мнению, наказание. Нет ни апелляционного суда, ни отсрочки исполнения приговора, ни высших сил: Когда Эшли выносит свой вердикт, ей не требуется подтверждение со стороны, чтобы сказать, что она поступила правильно, и она отвергает любые доводы о том, что зашла слишком далеко.

Иногда я задавался вопросом, откуда у Эш это ее чувство справедливости. Предполагал, что это – следствие ее детства, детства маленькой девочки, иногда оказывавшейся во власти четырех громадных братьев. Прямая конфронтация бесполезна, а если она и доносила свои претензии до родителей, ее клеймили ябедой – разрушительным оскорблением в доме, полном мальчишек. Я легко могу представить, как маленькая Эшли придумывает для своих братьев достойные наказания, а затем воплощает их в жизнь. А если в доме четверо буйных мальчишек, кто заподозрит ангельскую младшую сестру?

Ранние годы Эшли в качестве партизанки могли также объяснить, почему ее наказания часто казались чрезмерными. По моим подсчетам, за кило преступления она обычно давала полтора килограмма наказания. Иногда я задумывался, не видит ли она себя по-прежнему бессильной младшей сестрой, ведущей тайные бои против своих старших братьев. Или, может быть, эти дополнительные пятьдесят процентов – плата за рассмотрение дела в суде, которую она начисляла в качестве расплаты за время, проведенное в роли судьи, присяжного и палача.

Как пример: однажды в воскресенье, через несколько месяцев после свадьбы, мы с Эш убирали беспорядок в нашей квартире: выметали мусор, скопившийся в шкафах и углах, собирали одежду для «Гудвилла» и прощались с учебниками для колледжа, которые, как мы наконец-то были готовы признать, никогда больше не станем читать. К тому времени, когда закончили, гостиная была завалена пакетами и коробками, а я таскал мусор в мусорный контейнер на углу и пакеты – в «Гудвилл» в соседнем квартале. Все в стране Уокеров казалось хорошо, пока мы размышляли о новом пространстве в наших шкафах и на книжных полках.

Сорок минут спустя я лежал на диване, сжимая в руках пиво, а Эшли нависла надо мной, почти вибрируя от ярости. Похоже, каким-то образом пропал пакет с вещами для химчистки. После того как выяснилось, что он – не в мусорном ведре и что «Гудвилл» не собирается позволять нам бродить по складу в его поисках, моя жена осталась в полном гневе, и выплеснуть его было не на кого, кроме как на меня. Очевидно, я недостаточно внимательно просматривал пакеты, когда выносил их из квартиры, и теперь у Эш не хватает трех платьев. Я извинился – а что еще я мог сделать?! – но это было все равно что пытаться бороться с лесным пожаром с помощью горсти песка. После третьего извинения я выпил остатки пива, сказал жене, что мне нужно побыть одному, и отправился на долгую прогулку. Когда вернулся через несколько часов, в шкафу лежали три новых платья, а Эш спала.

На следующее утро, когда я проснулся, Эшли уже не было. Я сделал свои утренние дела и начал одеваться на работу – процесс остановился, когда я понял, что у меня нет штанов. Ни в шкафу, ни в прачечной. Отсутствовали даже брюки от костюма. Я послал Эш сообщение:

Милая, ты не видела мои штаны? Я не могу их найти.

Ответ пришел незамедлительно:

Поищи в Гудвилле 😉.

Борясь с волной ярости, я, наконец, нашел в своей спортивной сумке пару темных треников. Не идеально, но я опаздывал, и их должно было хватить до обеда, пока я не забегу в «Uniqlo».

Когда вернулся домой тем вечером, у меня было трое новые штанов. Пока я убирал их в шкаф, Эшли наблюдала за мной со странно довольным выражением в глазах. После этого я опять отправился на прогулку – проще говоря, я не мог больше ни минуты находиться с ней в квартире.

Окончательный итог: три платья, утерянные из-за честной путаницы, и двенадцать штанов, включая две незаменимые пары костюмных брюк, принесенные в жертву на костре божественной справедливости. Не знаю точно, какими весами пользовалась Эшли, но мне казалось, что наказание намного превосходит преступление. Впервые за время нашего молодого брака я начал задумываться, не совершил ли ошибку.

Прошло несколько дней, прежде чем мы снова обрели взаимопонимание. Эшли так и не попросила прощения, но мое каменное молчание, похоже, произвело на нее впечатление. В течение следующих нескольких вечеров она приносила домой ужин, прокладывая свой путь через мои любимые рестораны. В среду я нашел на комоде подарочную карту J. Crew. В тот вечер у меня было достаточно штанов, чтобы продержаться неделю, а когда я пошел в четверг на неформальное общение в «Пирс и Бейтман», она встретила меня крепкими объятиями и поцелуем. Казалось, мы вернулись к себе.

Помимо того, что эпизод со штанами научил меня быть ОЧЕНЬ осторожным в проверке мусорных пакетов, перед тем как отнести их на помойку, он преподал мне важный урок о мести Эшли – хотя она, казалось, получала чувство удовлетворения от того, что являлась орудием божественного возмездия, ее действия не приносили ей радости. Она подходила к мести как к мрачной обязанности, а не как к хобби – к тому, что требуется пережить, хотя бы как средство исправить мир.

В случае с моими десятью пропавшими штанами эта ответственность стоила около пятисот долларов – не считая моих теперь уже неполных костюмов. Мы не испытывали недостатка в деньгах, но замена одежды напрягала наши финансы в течение месяца или двух. Тем не менее, она приняла нашу участь стоически, почти так, словно стоимость нашего нового гардероба была десятиной или налогом, который нам требовалось заплатить, прежде чем двигаться дальше.

Расплата Эшли никогда больше не поднималась до уровня пропавших штанов, но время от времени я видел, как на ее лице мелькает странный, довольный взгляд – обычно в то время, когда я обнаруживал нечто странное, например, соль в каше или то, что книга, которую я читал, каким-то образом исчезла. В конце концов, я принял это как часть нашей совместной жизни. У меня есть и свои причуды, например, твердое убеждение, что арахисовое масло должно храниться в холодильнике, а у Эшли – свои, например, ее психотическая потребность в жестокой мести. Но, – рассуждал я, – когда любишь кого-то, то принимаешь человека целиком – и горячего сексуального котенка, который любит бегать по деревьям в Центральном парке, и страшного монстра мести, иногда устраивающего облаву в твоем шкафу. Я научился извиняться, если это возможно, но также не хотел жить в страхе перед вспыльчивостью моей жены, поэтому бывали моменты, когда я упирался пятками, задраивал люки и ждал ураганного возмездия, проносящегося по квартире. Мы нашли равновесие, и большую часть времени оно работало на нас.

Так было, пока не появилась Кейтлин.

***

Позвольте начать с того, что не я нанимал Кейтлин – это решение было принято людьми на три или четыре ступени выше по пищевой цепочке, таинственным методом проверки, который, я уверен, включает в себя рисование пентаграммы и заклание козла. Я участвовал в одной серии отборов, в ходе которой указал, что ее журналистский опыт и способность делать первоклассные тексты в сжатые сроки ставят ее на порядок выше остальных претендентов. Шишки из отдела кадров выслушали отзывы моей группы, поблагодарили за потраченное время и двинулись дальше.

Излишне говорить, что я был удивлен, когда они последовали нашему совету и взяли ее на работу.

Ни впечатляющее резюме Кейтлин, ни мое неучастие в ее приеме на работу не произвели на Эшли впечатления, когда они встретились на спонсируемой работодателем для сотрудников пробежке на выходных. Проблема в том, что помимо того, что Кейтлин – высококвалифицированная писательница/редактор, она еще и сногсшибательная, с подтянутым телом, упругой грудью и великолепным лицом. И если ее стандартная рабочая форма из мешковатых свитеров и синих джинсов скрывала фигуру, то этого нельзя было сказать о леггинсах из спандекса и тонкой толстовке, в которой она была, когда встретилась с моей женой.

Эш и Кейтлин занимались женскими делами, делая друг другу комплименты по поводу их соответствующих беговых костюмов и кроссовок и болтая о погоде. Постороннему человеку это могло бы показаться совершенно банальным обменом мнениями между женой и коллегой мужа, но я заметил у Эшли прищуренный взгляд, не предвещавший ничего хорошего для моей супружеской гармонии.

Когда возвращались после обеда в квартиру, Эш была нехарактерно молчалива. Я знал, что будет дальше: Она молча мариновалась в своем гневе, гноилась и бродила, готовясь взорваться. Понимая, что мне нужно это предотвратить, иначе я рискую снова потерять свои штаны (я только что пополнил запасы до семи и надеялся некоторое время их сохранить), я заговорил:

– Я рад, что ты наконец-то встретилась с Кейтлин. Похоже, вы с ней поладили.

– Да, Чарльз. Она прекрасна, – пробормотала моя жена. – Где ты ее прятал?

Чарльз. Не очень хороший знак.

– Прятал, дорогая? – Я улыбнулся. – Мы не слишком часто общаемся с моими коллегами. На самом деле, я думаю, что сегодня ты впервые встретила половину из них.

– Ерунда. Всех их я видела на рождественской вечеринке.

Я сохранил на лице улыбку.

– Это было восемь месяцев назад, Эш. Черт, да половина офиса уже сменилась, перешла или переехала.

– Или, в случае Кейтлин, была нанята на работу. – Она нахмурилась. – Какова ее квалификация?

– Бакалавр английского языка в университете Брауна, с фокусом на деловом письме. Пять лет работала в журналистике, еще три года – в цифровом маркетинге. В общем, то же, что и я. – Я усмехнулся. – Кроме Брауна, конечно. С такими темпами, как у нее, она, в конце концов, станет моим боссом.

Ее голос стал немного мягче, но походка все еще была жесткой, как у атакующей собаки в состоянии повышенной готовности.

– Значит, ты будешь работать под ней?

Я огляделся. В глазах Эш по-прежнему сталь, но она уже улыбается. Слава Богу, – подумал я.

– Конечно нет, дорогая, – улыбнулся я в ответ. – Ты – единственная женщина, под которой я нахожусь. И вряд ли я назвал бы это работой.

Ухмылка Эш стала еще шире, и когда мы вернулись в нашу квартиру, там было соревнование, кто первый разденется. В постели она была в ударе – толкнула меня на спину и взяла меня почти сразу после того, как я снял штаны. Это было горячо, но в то же время напряженно, и у меня возникло ощущение, что она предъявляет на меня свои права. К тому времени, когда она закончила, казалось, что на моем теле не осталось ни одного сантиметра, который бы она не трогала, не целовала, не сжимала, не разминала, не трахала, не сосала и не помечала.

***

Следующая пара недель прошла довольно гладко, хотя потребовалось много времени – и много секса – прежде чем ушло напряжение. Тем временем Эшли покрыла мое тело любовными отметинами до такой степени, что несколько парней в спортзале начали задавать странные, расплывчатые вопросы. Я так и не выяснил, посчитали ли они меня избитым мужем или у меня просто признаки острой анемии.

Эш никогда не заводила разговор о Кейтлин, и я старался делать то же самое. Полагаю, это – стандартный ход из справочника изменщика: никогда не упоминать о «другой» женщине, но в моем случае я просто не хотел опрокидывать тележку с яблоками. Думал, что это сработало, и что мне каким-то образом удалось увернуться от пули.

Тем временем работа шла своим привычным чередом, по крайней мере, до конца октября. Каждый год моя компания выпускает огромный отчет с описанием своих проектов по всему миру. Независимо от того, как мы выдерживаем сроки и сколько электронных писем отправляем, руководители проектов различных благотворительных организаций неизбежно ждут до последней минуты, чтобы отправить свои отчеты. А это значит, что мне и моей команде, чтобы все успеть, приходится неделю или две работать ранними утрами, поздними вечерами и в отмененные выходные. Мы называем это «адской неделей».

Образно, знаю. Я уже говорил, что мы – писатели?

Когда наступила «адская неделя», у нас с Эш все уже почти пришло в норму. В тот понедельник мой обычный восьмичасовой день превратился в двенадцатичасовой марафон редактирования, и к тому времени, как я вернулся домой, я чувствовал себя так, словно меня связывали с помощью резинок и скотча. Все, о чем я мог думать, – это о горячем душе и теплой постели; и уж точно у меня не было сил для спора с Эшли. Она набросилась на меня еще до того, как я снял пальто.

– Где ты, блядь, был?

– Что...? – Я сделал паузу, сняв один рукав. – Ты что, не получала мои СМС?

– Ты имеешь в виду ОДНО СМС, которое ты отправил шесть гребаных часов назад?

Я задумался: неужели прошло шесть часов, с тех пор как я отправил сообщение с напоминанием Эшли о том, что собираюсь задержаться в офисе? Честно говоря, вспомнить не мог. Даже в своем оцепенении я понял, что у меня есть два варианта: вступить с Эшли в спор, который, скорее всего, закончится тем, что я буду спать на диване, или попытаться разрядить обстановку, добраться до кровати и заснуть.

– Настолько давно? – неопределенно спросил я, закончив снимать пальто и начав рыться в шкафу в поисках вешалки. – Прости. Я потерял счет времени.

Она постукивала ногой. Это было нехорошо.

– Еще бы.

Я вздохнул.

– Помнишь, я тебе говорил, что это – «адская неделя», Эш? Что моя команда проведет весь день, плюс еще несколько, пытаясь составить годовой отчет?

Тук, тук, тук.

– Помнишь, я просила тебя поддерживать связь, чтобы я знала о времени ужина?

Дерьмо.

– Да... Черт, прости меня, Эш. Это было безумие, и я не мог постоянно проверять свой мобильный. Так будет всю неделю.

Тук, тук, тук.

– Она была там?

Блядь.

– Там весь день была вся команда. Включая Кейтлин, – сказал я. Я посмотрел Эшли прямо в глаза, со всей искренностью, на которую был способен, учитывая, что мои веки, казалось, весили около двадцати килограмм каждое. – Эш, мне очень жаль, что я не проверял телефон. Последние двенадцать часов я провел, туша пожары. И, честно говоря, так будет до тех пор, пока мы не уложимся в срок в следующий четверг.

– Это же восемь дней!

– Десять. Помнишь прошлый год, когда мне пришлось работать все выходные? В этом году мне придется сделать это еще раз.

Я позволил своим плечам опуститься. Мне нужно было лечь в постель.

– Эш, мне правда жаль, но это – часть моей работы. Это было частью моей работы задолго до того, как приняли на работу Кейтлин, и будет частью моей работы после ее ухода.

– Она уходит? – постукивание прекратилось.

Я сухо усмехнулся.

– В конце концов. Ты же знаешь, как это бывает – членов команды все время перемещают и перемешивают. Единственная причина, по которой меня не перевели в другое место, заключается в том, что нет никого, кто мог бы одновременно редактировать статьи и вести сайт.

Брови Эшли снова нахмурились.

– Но пока что ты все еще будешь работать с ней?

– Да, любовь моя. Я все еще работаю с Кейтлин. И с Аароном, и с Ким, и с Джейком, и с Брэндоном, и с остальными членами команды. И это все, что я делаю.

Мы пришли к компромиссу: Эшли позволила себя успокоить, а я согласился отвечать на ее СМС с должной готовностью. Она хотела немедленных ответов, но я уговорил ее давать мне десять минут свободы. Это был классический компромисс, но ни один из нас не был им особенно доволен – мне придется сидеть на электронном поводке в самое трудное время года, а она должна будет справляться со своей ревностью. Когда мы легли спать, в ее глазах все еще было нечто похожее на жесткий взгляд, но она быстро прижалась ко мне и прижала мою руку к своей груди. Та все еще была там, когда я проснулся на следующее утро.

***

В нашей квартире воцарился хрупкий мир. На работе я чувствовал, что постоянно нахожусь между неуверенностью Эшли и кипой для редактирования, росшей независимо от того, как быстро мы работали с командой. По опыту предыдущего года я знал, что в конце концов, мы достигнем переломного момента и волна начнет спадать, но до этого оставалась почти неделя.

Тем временем Эшли доводила количество СМС до предела. По меньшей мере десять раз в день появлялось СМС, и мне приходилось отвлекаться от своих дел, чтобы ответить. Обычно мне просто приходилось на минуту откладывать редактирование, но пару раз она писала СМС посреди совещания, и мне приходилось писать быстрый ответ под столом, надеясь, что никто не поймет, что я делаю. Ее сообщения всегда были безобидными – небольшие записки вроде «Как дела?» или «Надеюсь, все хорошо!» – но смысл был ясен: за мной следят.

Время тоже было испытанием. Иногда Эшли начинала писать СМС через несколько минут после того, как я приходил в офис, но в других случаях ждала час или около. Иногда они следовали подряд друг за другом, а иногда между ними проходили часы. У меня было ощущение, что она играет со мной в «Морской бой», надеясь поймать в незащищенный момент, когда мы с Кейтлин будем быстро перепихиваться где-нибудь в кладовке.

Так могло бы продолжаться до конца «адской недели», но я совершил ошибку. Мое зарядное устройство для телефона дома было на последнем издыхании и работало лишь в том случае, если я подсовывал шнур под телефон и туго затягивал его. Это легко исправить – все что мне было нужно, это купить новый шнур – но все случилось во время «адской недели», а между Эшли и годовым отчетом у меня не хватило рабочих мозговых клеток, чтобы справиться с еще одной проблемой.

В итоге, когда пришел в офис в пятницу утром, мой телефон был на семи процентах. Обычно я ставил его на зарядку, как только добирался до своего стола, но едва я успел снять пальто, как прибежал Джейк с последней бедой, и я сразу же принялся за дело. К тому времени, когда я вышел подышать свежим воздухом, было уже около двенадцати. Мой телефон был мертв.

Оглядываясь назад, ужас, который я испытал, когда понял, что несколько часов был без связи, должен был стать тревожным сигналом, но я жил с Эшли четыре года, и лягушка была на пути к тому, чтобы свариться. Мое колотящееся сердце и нарастающее чувство паники, когда я подключил телефон, даже не показались мне странными.

Черт, черт, черт, черт...

Батарея моего телефона была разряжена, и потребовалась почти минута, чтобы получить достаточно заряда для включения. В ушах стучал пульс.

Черт, черт, черт, черт...

Телефон быстрый провибрировал, начиная процедуру загрузки, а затем провибрировал еще несколько раз, возвещая о получении кучи СМС. Черт, черт, черт! СМС быстро переходили от безобидных (Привет, детка! Как дела?) к сердитым (Где ты, черт возьми, Чарльз?!) и злобным (У тебя есть пять минут, чтобы ответить своим гребаным звонком, или я отрежу твои гребаные яйца, мудак!!!). Учитывая, что последнее сообщение пришло полчаса назад, было ясно, что я (и мои яйца) сильно просрочили время.

Черт!

Я быстро нажал на опцию быстрого набора, но получил два гудка, а затем ее автоответчик. Она отсеивала мои звонки. Я попробовал еще раз и получил тот же результат. В третий раз я оставил сообщение, объяснив, что случилось. Затем отправил СМС с тем же, хотя и сокращенным, объяснением. Никакого ответа. Еще одно, более короткое СМС. Никакого ответа.

В этот момент я разрывался между тем, чтобы бежать к ней в офис и отстаивать свою правоту или вернуться к работе. Один вариант сохранит мою супружескую гармонию, другой – мою работу, а это – ключевой момент, поскольку мне определенно нужна будет зарплата, чтобы оплачивать аренду, после того как она меня выгонит. В любом случае, мне пришлось ждать около получаса, пока мой телефон достаточно зарядился – после последней порции сообщений я ни за что не выйду из-за стола без своей электронной пуповины.

Пока ждал, я пыталась вернуться к редактированию, но мой мозг плавился, а сердце все еще выпрыгивало из груди. Я думал о том, что, что бы ни сделал, я не могу гарантировать, что Эшли отступит. В этом есть что-то неправильное, – понял я. Несмотря на мою решимость не становиться заложником горячего нрава и извращенного чувства справедливости супруги, именно это и произошло. Вот он я, застрявший в середине самой тяжелой недели за весь рабочий год, и я не могу сосредоточиться, потому что пропустил пару СМС и боюсь, что моя жена может взорваться. Что-то не так в этой картинке.

Я думал, как выразить это Эш. Что я могу сказать? Как объяснить, что я не могу жить в страхе перед ее вспыльчивостью? Или что ее жажда мести может разрушить наш брак? Я подумал об отправке СМС, но тут же отбросил эту идею. Это – разговор, который нужно вести лицом к лицу. Возможно, в кабинете психотерапевта. Я размышлял над тем, как затронуть эту тему, когда пришло еще одно СМС:

<Все нормально>.

«Все нормально»? «Все нормально»?!! Господи! У меня чуть не случился инфаркт, а Эшли потратила три последних СМС на то, чтобы как следует надрать мне задницу. Это определенно не «нормально». Трудно читать по СМС эмоции, но я решил, что, либо Эш осознала, что ведет себя как чокнутая, и сняла меня с крючка, либо – что более вероятно – признала меня виновным в каком-то преступлении и уже планирует наказание.

Затем меня посетило еще одно осознание: Независимо от того, что означает сообщение Эшли, я ни хрена не могу с этим поделать. Идти к ней в офис рискованно, а пытаться отговорить ее с помощью СМС – глупо. Я понял, что все, что я могу сделать, это переждать надвигающуюся бурю и надеяться, что, когда она закончится, мой брак – и мой гардероб – пострадают не сильно.

***

Я на самом деле пытался уйти с работы пораньше, но, когда вернулся домой, было уже 20:30, и – как и каждый вечер на той неделе – я был разбит. Стоя перед дверью своей квартиры, я глубоко вздохнул, собрался с силами и вошел внутрь.

– Дорогая, я – дома! – позвал я.

– Я – на кухне!

Ее голос звучал нормально, и я позволил себе немного оптимизма. Может, все будет не так плохо, как я думал. С другой стороны, ее веселый голос вызвал некие опасения. Почему она не расстроена сильнее? Неужели уже начала свою месть? Не будет ли мой ужин полон слабительного? Рвотного корня? Гвоздей?

Повесив пальто и сняв ботинки, я приготовился к нападению. Вместо этого получил Эшли с расслабленной улыбкой на лице.

– Добро пожаловать домой, милый! – щебетала она, обнимая меня. Поцелуй, который она мне подарила, был теплым, любящим и слегка мятным. Что происходит?

Я все еще находился в режиме минимизации ущерба.

– Привет, любовь моя! Прости, что пропустил сегодня твои СМС – мой телефон разрядился и...

Она улыбнулась.

– Не волнуйся об этом, милый. Ты все объяснил в своем сообщении.

– Но...

Она приподнялась и еще раз поцеловала меня.

– Никаких «но». Ошибки случаются. По дороге домой с работы я купила тебе новый шнур.

Кто эта женщина, и что она сделала с моей женой? Оглядываясь назад, я, вероятно, должен был провести дальнейшее расследование, но было уже почти девять, я только что вернулся домой после двенадцати часов работы, и, едва предотвратив один сердечный приступ, не хотел провоцировать еще один. Со вздохом облегчения я сдался.

– Спасибо, Эш. Я позабочусь о том, чтобы завтра мой телефон был заряжен.

Она опять широко улыбнулась.

– Уж проследи за этим, детка!

Мы с Эш договорились, что во время «адской недели» заниматься ужином будет она. Она заказала китайскую еду на вынос, и я немного поковырялся в ней, но день выбил меня из колеи, и вскоре я обнаружил, что дремлю над своей тарелкой.

– Мне пора в постель, – сказал я. – Ты идешь?

Она опять мне улыбнулась.

– Может быть, через некоторое время. Хочу немного почитать.

– Ладно.

Я дошел до ванной, совершил омовение и упал в кровать. Когда задремывал, заметил в воздухе легкий запах чего-то. Может быть, освежителя воздуха? У меня не было времени об этом подумать, прежде чем мной овладел сон.

***

На следующий день была суббота, но мне все равно требовалось идти в офис. Я встал, принял душ и тихо оделся. Перед тем как выйти из спальни, я посмотрел на Эшли на кровати. Свернувшись в позу эмбриона и завернувшись в мягкие желтые простыни, она выглядела такой умиротворенной. Это еще одно ее лицо-хамелеон – мягкая, уязвимая женщина, которую я хочу защитить. Ничего общего с жестким финансовым аналитиком в темном брючном костюме или уверенной в себе женой, которую я видел накануне вечером, с удовлетворенным взглядом.

Стоп. Удовлетворенным? Я почувствовал, как мое хорошее настроение сдувается. Черт.

Я покачал головой. Не стоит создавать проблемы там, где их нет. Я сказал себе, что брюки не пропали, одежда цела, и нет причин брать на себя завтрашние заботы, когда мне и так предстоит трудный день.

Тем не менее, мои мысли постоянно возвращались к тому выражению в ее глазах. Было ли оно на самом деле?

***

В тот день Эш написала мне всего четыре СМС, и я старался отвечать быстро. Все они были веселыми и легкими – никаких криков или ругани – и она, казалось, была довольна моими ответами. Когда тем вечером я вернулся домой, все казалось нормальным. В основном нормальным. Ее поцелуи  были еще более мятными чем обычно, и она заказала курицу в лимонном соусе в греческом ресторане. Она часто заказывала еду на вынос, но ссориться из-за этого я не собирался. Я искал в глазах Эшли тот довольный блеск. Может быть, он там был? Я не был уверен. Как бы ни устал, я думал, что мне все мерещится.

В спальне я снова уловил запах освежителя воздуха.

– Дорогая, здесь как-то странно пахнет. Ты что-то распылила?

– Да. Думаю, кто-то из соседей курит. Был очень сильный запах.

Странно. Несколько соседей и впрямь курили травку, но обычно мы чувствовали запах в коридоре, а не в спальне. Я пожал плечами. Загадка раскрыта.

Воскресное утро было таким же. Проснулся в шесть, принял душ, молча оделся. Смотрел на Эшли, уютно устроившуюся на бледно-зеленых простынях, похожую на какую-то русалку или Венеру Боттичелли – хотя и одетую во фланелевую ночную рубашку. Я поцеловал ее и ушел в офис.

Позже мне пришло в голову: «В субботу простыни были желтыми, а в воскресенье – зелеными». Я пожал плечами. Мы довольно регулярно меняем простыни, но какого-то определенного графика у нас нет. Думаю, Эш просто решила, что пришло время сменить постельное белье.

Та ночь была такой же – мятные поцелуи, еда из закусочной на углу, нотки освежителя воздуха, беспробудный сон. Может быть, самодовольное выражение ее лица? На следующее утро – тихий душ, молчаливое прощание и поцелуй жене, мертвецки спящей и уютно устроившейся на белых простынях.

В тот день я был на работе: Блядь. Белые простыни.

Я не мог придумать ни одной причины, по которой бы Эшли меняла простыни два дня подряд. Ну, ни одной, которую хотел бы рассмотреть. Добавьте к этому освежитель и... возможно, довольный вид, и, похоже, Эш усилила свою игру в месть. Если она делает то, что я подумал, то это уже не просто исчезновение штанов, а непоправимый ущерб для супружеской жизни.

На мгновение я засомневался, на самом ли деле я хочу знать правду, но понял, что это – тот случай, когда неведение точно не является блаженством. Я не могу жить со своими подозрениями, и – если они являются правдой – я почти уверен, что не смогу жить со своей женой.

Прежде чем смог передумать, я провел небольшое исследование и сделал заказ на платформе «Амазон». Двести шесть долларов – включая ускоренную доставку – и пара шпионских камер уже летит ко мне.

Я молился, чтобы мои подозрения оказались ошибочными.

Тем вечером: мятные поцелуи, марокканская еда, освежитель воздуха и простыни цвета розы. Удовлетворенный взгляд определенно наличествовал. Я заглянул в корзину для белья, но та была пуста. Черт, черт, черт.

***

В понедельник волна редактирования достигла пика и начала отступать. Кипа рассказов начала уменьшаться. Конец был близок.

В одиннадцать часов на почту пришло сообщение о том, что прибыла моя посылка. К полудню работа немного замедлилась, и мои сотрудники едва поднимали глаза, когда я говорил им, что мне нужно бежать на встречу. Камеры были замаскированы под детектор дыма и будильник, и установить их в моей спальне было проще простого.

В тот день Эш написала пять СМС.

В 5:15 вечера я получил сообщение, что камеры активировались. Очевидно, моя жена вернулась домой пораньше. Через час я получил последнее СМС от Эшли.

Я хотел знать правду, но если на видео будет то, что я думаю, то скоро начнется процесс, который, как я надеялся, мне никогда не придется проходить. Я бездельничал над своей работой и решил, что не стану смотреть видео до следующего дня. Если моему браку пришел конец, то он может подождать еще одну ночь.

Я написал Эш СМС, чтобы она знала, что я буду дома в 8:30. Мне было интересно, станет ли она злиться, но я не мог заставить себя так сильно переживать. Мои эмоции были приглушены и затуманены, как будто я чувствовал их сквозь туман. В восемь я, спотыкаясь, добрался до дома.

В тот вечер: мятные поцелуи, пицца на вынос, освежитель, довольная улыбка. Снова желтые простыни. Это имело смысл, поскольку у нас – всего четыре комплекта постельного белья. Это также объясняло вчерашний поход в прачечную. Ворочаясь в постели той ночью, я понял, что, независимо от того, что там было, я больше никогда не хочу чувствовать запах освежителя воздуха.

На следующее утро: Эш лежала, свернувшись калачиком в постели, сияя в лучах утреннего солнца. Я долго смотрел на нее. Буду скучать по этому. Между бессонницей и страхом я все еще находился в глубоком тумане. Я осознал его; когда тот рассеялся, и понял, что меня ждет океан боли.

Я оделся и приняла душ в тишине. На прощание послал Эш последний воздушный поцелуй.

***

На работе все в основном успокоилось. Возможно, пройдет еще два-три дня, прежде чем мы закончим, но уже был виден свет в конце тоннеля. В одиннадцать часов я сказал команде, что иду в «тихое место» – конференц-зал, который компания оборудовала диванами, стульями и парой небольших столов. По сути, это была корпоративная версия учебной комнаты в колледже. Это также было единственное место, где я мог смотреть видео из своей спальни в относительном уединении.

Единственным другим человеком там была Ким, одна из моих коллег. Она свернулась калачиком в кресле у окна, полностью погрузившись в свой ноутбук. Я устроился на диване в дальнем конце комнаты. Если видео покажут то, что я ожидаю, то я хотел бы оказаться спиной к стене.

Мой план состоял в том, чтобы слушать видео, а не смотреть. Я рассудил, что, увидев Эшли в объятиях другого мужчины, ее будет невозможно простить, а я не хотел перекрывать все возможности – включая примирение – до того, как узнаю, с чем имею дело. Поэтому надел наушники, поставил в очередь видео с детектора дыма и захлопнул экран.

Судя по звукам, все было именно так плохо, как я предполагал: Камера активировалась на движение, поэтому начинала запись, когда в комнату входили. Я услышал шорох одежды и смех, а затем странно знакомый голос сказал:

– Пососи мой член, детка.

Звонкий смех Эш, затем звук открываемой молнии и ее соблазнительный голос:

– О, он такой большой.

Влажные звуки, прерываемые его стонами: «Вот так», «Да...», «Обхвати его губами», «Спорим, что маленький член Чарли не растягивает твои губы так», «А куксик трахает твое горло, шлюшка?» – и, наконец, – «Снимай одежду и ложись на кровать!».

Где-то в середине минета я узнал голос. Это был Уинслоу, блядь, Хаббл. Мое зрение затуманилось, и я закрыл глаза, почувствовав, как по моим щекам скатываются слезы.

Я был раздавлен, да, но также и сбит с толку. Не собираюсь говорить, что Эш работает в офисе, полном моделей Чиппендейлов, но в чане с тестостероновым ядом, которым был «Пирс и Бейтман», нет недостатка в подтянутых телах, сильных подбородках и точеных чертах лица. Но вместо того чтобы вытащить себе офисного качка, Эш выбрала для траха самого дряблого и жирного отброса из мелкой части генофонда? Это не имело смысла.

Звуковое сопровождение дало ключ к разгадке привлекательности Уинслоу. Судя по стонам моей жены и скрипу на заднем плане, они с Эш перешли к основному блюду. Через мгновение он начал опять:

– Спорим, малыш Чаки так тебя не растягивает... Ты такая тугая....

Я не ожидал, что Эш бросится на мою защиту, и она не разочаровала.

– О, Боже, ты такой большой! Растягиваешь меня... трахаешь так глубоко! – Она никогда не была особенно голосистой любовницей, но, видимо, Уинслоу Хаббл вдохновил ее на новые свершения. Ее крики становились все громче и громче, сопровождаемые жалобами, что никогда ее не трахали так сильно и долго. И так растягивали. Уинслоу подталкивал ее, требуя сказать, не был ли мой член меньше, мой трах менее безупречным, мое владение ее телом менее совершенным. И Эш давала ему то, что он хотел.

Нелегко слышать, что ты – пустое место в постели, и особенно трудно слышать, как тебя в негативном смысле сравнивают с таким никчемным мешком дерьма как Уинслоу Хаббл, но самое страшное случилось ближе к концу.

– Скажи мне, шлюха! Скажи, что ты сделаешь! – пыхтел Уинслоу.

– Я... сделаю...

– Скажи, шлюха! Скажи, чем ты накормишь своего маленького мальчика-кука...

Что?!!

– Я... я... накормлю... его твоей спермой!

Стоп! Какого хрена?!

Винни издал громкий стон, и Эш вторила ему серией криков, которые поднялись до оперного крещендо, подобного которому раньше я никогда от нее не слышал. Ее крики пронзили мои уши, прогоняя мысли. Оставляя лишь фрагменты.

Лучше меня?

Кук?

Кричащие оргазмы?

Накормить спермой?!!

Я чувствовал себя замороженным. Опустошенным.

В моих наушниках слышалось их тяжелое дыхание.

В моих ушах.

Пыхтение.

Я поднял глаза на часы на стене. Я тупо уставился на цифры, на секундную стрелку, бегущую по циферблату. Прошло всего двадцать минут, с тех пор как я запустил видео. Мой мозг застрял на цифре, повторяя: Двадцать минут. Двадцать минут. Двадцать минут.

Двадцать минут, чтобы покончить с моим браком.

Двадцать минут.

Постой, двадцать минут?

Двадцать минут. Учитывая время, которое ушло на раздевание, минет, укладывание на кровать, сколько времени осталось? Пять минут? Десять?

Насколько, блядь, хорош был Винни?

Уж не одарен ли этот парень как Клайдсдейл? Знает ли он какие-то давно забытые восточные секреты, заставляющие женщин кончать словно товарные поезда? Неужели в этом пухлом, напыщенном теле зарыт сексуальный гений?

В моих ушах все еще пыхтели Эшли и Уинслоу. Затем он заговорил:

– Итак, ты сделаешь это еще раз?

Голос Эшли, легкий и игривый.

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что ты – грязная маленькая троллиха. Скармливаешь мою сперму своему мужу.

Этого, конечно, не было. После работы я был слишком уставшим для секса, а мятное дыхание Эшли подсказало мне, что перед моим приходом домой она тщательно почистила зубы. И все же, мысль об этом... мысль о том, что она об этом шутит в нашей постели с этой кучей глупости и снисходительности. Я почувствовал, как сжался мой желудок.

Эшли издала звук, нечто среднее между хихиканьем и стоном. Я услышал, как она улыбнулась.

– Тебя это заводит? Мысль о том, как он высасывает из моей киски твою сперму?

Уинслоу хихикнул.

– Твой идеальный муж. Каждый четверг я смотрю, как они с Марти ведут свои маленькие беседы и смотрят на всех нас, как... как будто осуждая. Как будто они такие умные, намного лучшие. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что я здесь, и даю тебе это.

Она фыркнула от смеха.

– Не смей!

– Не беспокойся, моя дорогая. Я не собираюсь делать ничего, что могло бы поставить под угрозу это. Или мой брак, если уж на то пошло.

Я открыл компьютер и нажал на паузу. Камера была сфокусирована на них двоих. Уинслоу – весь красный и потный, рот открыт, глаза полузакрыты. Эш лежит рядом с ним, простыня натянута до ключиц, ее глаза блестят самодовольным удовлетворением.

Этот чертов взгляд.

Я не мог понять, что это. Радость? Оргазмы? Непринужденная жестокость?

Двадцать минут?!!

За годы нашей совместной жизни мне казалось, что я кое-что узнал об Эшли, в том числе и то, что она не из тех, кто любит быстрые перепихоны. Секс с ней – даже наш быстрый секс по будням – был медленным, с множеством томительных прелюдий и поддразниваний. Идея сорвать с нее одежду и довести ее до предела менее чем за полчаса была просто невообразимой. Либо Уинслоу – какой-то сексуальный волшебник, либо происходит что-то еще.

Мне нужно посмотреть видео. Судя по звукам, которые я слышал, моему браку уже конец, и я не мог представить, что можно нанести еще больший ущерб. Черт, – мрачно подумал я, – может быть, узнаю что-то новое.

Я отмотал виде назад к тому моменту, когда они впервые вошли в спальню. Чуть больше девятнадцати минут. Затем нажал кнопку «play».

Я слышал истории о дебатах Никсона и Кеннеди. Люди, слышавшие их по радио, были уверены в победе Никсона, а те, кто смотрел по телевизору, – в победе Кеннеди. Наблюдая за Эш и Уинслоу, я наконец-то понял этот феномен. Позвольте сказать об этом так: Кое-кто говорит, что нет плохой пиццы или плохого секса, но после просмотра этих девятнадцати минут я бы предложил им поесть в «Сбарро», трахнуть Уинслоу Хаббла, а потом прийти и поговорить со мной.

С самого начала ведущей была Эшли. Увидев ее с Уинслоу, я понял, что смотрю мастер-класс по соблазнению. Каждый ее взгляд, каждая улыбка и ухмылка были призваны убедить его в том, что он на самом деле неотразимый донжуан.

И это – полная чушь.

Когда она вытащила его член, я удивленно рассмеялся. Этот мужчина был... ну, скажем так, не одаренным. И смотреть, как Эшли отсасывает ему, было смесью душераздирающего и веселого. Душераздирающая часть очевидна – моя жена стояла на коленях, заставляя себя подчиняться мужчине, который намного ниже нее. С другой стороны, односторонний монолог Уинслоу был смешон, добавляя в происходящее нотку непреднамеренного юмора. Я никогда не понимал логики задавания вопросов человеку, делающему вам минет, – неужели вы ожидаете, что он станет говорить с набитым ртом (или, как в случае с Эш, занятым)? Тем не менее, Уинслоу продолжал болтать, требуя, чтобы она рассказала ему о его превосходных размерах, невероятной привлекательности, моей неполноценности, распутстве моей жены.

Слово «кук» использовалось в изобилии.

Я думаю, Эшли надеялась заставить его кончить своим ртом, но у Уинслоу были другие цели. Он отстранился от нее, поднял ее на кровать и сдернул с нее брюки и трусики. Сбросив свои штаны, он подался вперед и начал вдавливаться в нее.

– Спорим, малыш Чаки так тебя не растягивает... Ты такая тугая...

Придурок, она не тугая, она сухая.

На лице Эш промелькнуло выражение отвращения, но она быстро вернулась в образ.

– О, Боже, ты такой большой! Растягиваешь меня... трахаешь так глубоко! Трахни меня, детка!

– Глубже, чем когда-либо, – пыхтел Уинслоу, – растягиваю тебя!

– Да-да, детка! – стонала Эшли. Ее голос был слегка приглушен, так как она снимала свой топ.

– Трахни меня жестко! – воскликнула она, сворачивая блузку, снимая лифчик и спокойно откладывая их на тумбочку. – Оседлай меня!

– Твой маленький ублюдок не скачет на тебе вот так, не так ли? Он не трахает тебя настолько глубоко! – хрюкнул Уинслоу, и по его глазам потек пот. – Я – владелец этой киски!

– Да! Да! Эта киска твоя! – пропела Эшли, притягивая его лицо к изгибу своей шеи. Сначала я удивился, зачем она притянула Уинслоу вниз, но когда его лицо оказалось скрыто, все стало ясно. Когда он больше не мог ее видеть, Эш не пришлось следить за выражением своего лица. Хотя она и продолжала заявлять, что он владеет ее телом и постелью, ее глаза были устремлены вдаль, а выражение лица оставалось пустым. Я знал этот взгляд: Эшли была за миллион миль отсюда, мысленно просматривая список покупок, планируя ужин или представляя себя где-нибудь на пляже. Это не был взгляд блаженства или оргазмической радости. Такой взгляд у нее бывает, когда она переживает нечто слегка неприятное, например, сдает кровь или чистит сифон в раковине. Я представил себе, что именно так она выглядит на приеме у гинеколога.

Как я, возможно, уже упоминал, тело Эшли преследовало меня в мечтах, и не без оснований. Она была видением, классическим произведением искусства. Венера Боттичелли. Актея Лейтона. Мэрилин Монро из «Плейбоя». Женское тело, с идеальной, упругой грудью, небольшим животиком и соотношением талии и бедер, которое практически определяет золотое сечение.

В Уинслоу, с другой стороны, едва можно было признать мужчину. Бледная творожная плоть, жирная и слегка серая. Видеть их вместе – все равно что смотреть на ламантина, пытающегося спариться со статуей Мадонны. Ужасающее сопоставление классического искусства и японского порно с щупальцами.

Я не мог сдержаться и разразился смехом, пусть даже слезы все еще увлажняли мои щеки. Передо мной – Эш, мстящая мне за какую-то воображаемую обиду, делая нечто настолько неприятное, что ей приходится мысленно отстраняться. А вот Уинслоу, воображающий себя властелином вселенной, отбирающий военные трофеи у мужчины ниже него, громко заявлял о своем сексуальном превосходстве над бедным ублюдком, которого делает рогоносцем.

А я, бедный ублюдок, наблюдаю, как моя жена занимается тем, что явно было сексуальным эквивалентом выноса мусора, в то время как сама громко увещевает своего партнера, пытаясь его поторопить. В одно мгновение я понял, почему Эш выбрала Уинни: это не похоть или желание – на самом деле, все как раз наоборот. Она выбрала его потому, что он прост, доступен, и отношения с ним вряд ли перерастут в долгосрочные. Самое главное, Эшли знала, что не получит удовольствия от секса с ним. Если бы она выбрала для мести одного из квадратночелюстных качков из своего офиса, то весы справедливости качнулись бы в другую сторону, от божественного возмездия к продажной неверности. Поэтому, вместо того чтобы трахаться в радости, она трахалась по обязанности; вместо того чтобы выбрать партнера, который ее привлекал, она выбрала того, кто вызывал у нее отвращение.

Она причиняла боль себе, чтобы причинить боль мне.

Я понимал доводы Эш – в какой-то степени даже уважал их – но не мог пройти мимо этого. Наблюдая, как она стискивает зубы, когда Винни толкается в нее, я понял, что она меня пугает. Выбросить шкаф полный брюк – это экстремально, но и слегка смешно, и это стало глупой историей, которую я иногда рассказываю друзьям после нескольких рюмок. Но в процессе превращения правосудия Эшли в комедийный номер я позволил себе не замечать более мрачных аспектов. Дело в том, что моя жена сделала очень разрушительный поступок, прекрасно понимая, что это создаст нагрузку на наш брак и на наши финансы. Это заставит меня – мужчину, которого, как она утверждала, любит, – чувствовать себя в своем доме небезопасно.

Теперь же она применила еще одно суровое наказание, во много раз худшее, чем ее налет на мой гардероб. Все остальное – тот факт, что я не заслужил быть куколдом, тот факт, что я мог никогда об этом не узнать – не имело значения. Важно лишь то, что она это сделала. И что, судя по этому гребаному взгляду удовлетворения, она ни на секунду не сомневается в своем решении.

Какие еще наказания она может посчитать оправданными? Серьезно, какой следующий шаг после измены? Искалечить? Ампутировать? Сварить как кролика?

А если бы у нас были дети? Могу ли я рискнуть, что однажды они станут частью одного из ее планов мести, пешками в ее стремлении привести вселенную в равновесие?

Или, что еще хуже, что, если они тоже станут жертвами ее правосудия?

Глядя на выражение лица Эшли, когда она лежит рядом с Уинслоу, я понял, что больше не чувствую себя с ней в безопасности – ни в отношении моего гардероба, ни в моих отношениях, ни в кровати, которую она осквернила. Хотя я оценил, что она сменяла простыни, это не искупает того факта, что она позволила этой свинье, этой неряшливой куче гноя и привилегий, войти в наш дом и в ее тело. Если она сделала это в пятницу, как я подозревал, то трахалась с ним в нашей постели уже пять раз. Сегодня она собирается сделать это еще раз.

Я понял, что не могу вернуться домой ни в этот вечер, ни в любой другой в ближайшем будущем. Учитывая то, что я видел, я должен противостоять ей – а учитывая то, что она верит в мою предполагаемую неверность и ее отчаянную потребность в справедливости, невозможно сказать, какой будет ее реакция. Как можно правильно отомстить за развод? И как он будет выглядеть с добавлением еще пятидесяти процентов?

Единственный вопрос заключается в том, когда я должен ее предупредить. Ангел на одном плече проголосовал за то, чтобы отправить ей сообщение немедленно. Он провозгласил, что качество милосердия не неестественно, что прощение божественно, и что я должен дать ей знать, пока она еще раз не трахнула Уинслоу. Дьявол же на другом плече шептал, что, если я и не хочу ее наказывать, это не значит, что я не должен позволить ей наказывать себя.

В 5:20 завибрировал мой телефон.

В 6:30 я отправил ей СМС, снабженное видеоклипами, где сказал, что остановлюсь у Аарона, одного из моих коллег.

Через два дня я начал бракоразводный процесс.

***

Как я уже говорил, мне не потребовалось много времени, чтобы простить Эшли. После просмотра грязных пяти минут проникновения на видео мне было трудно представить более жестокое наказание, чем трах с Уинслоу Хабблом. Кроме того, ее одержимость привела к концу нашей дружбы и разрушению нашего брака. И хотя в начале этой истории я пошутил, что она скучает по нашей квартире и внутреннему промоутерскому треку в «Пирс и Бетман», я знал, что она отчаянно скучает по потере наших отношений. Думаю, мы оба знаем, что мы были чем-то большим и лучшим.

Но если к Эш я и испытывал сострадание, то к Уинслоу Хабблу у меня нет ничего, кроме презрения. Между моими разговорами с Марти и сплетнями, которые я собирал в период «счастливого часа», я получил представление о том, как в течение многих лет его защищали его богатство и привилегии. Проще говоря, каждый раз, когда Уинни попадал в неприятности, проблему решали его друзья по подготовительной школе, братья по студенческому братству и папина чековая книжка.

Я обдумал все обычные сценарии мести и понял, что ни один из них не сработает. Если я открыто нападу на него, его родители позаботятся о том, чтобы последствия уничтожили меня – и, возможно, Эш. Что касается Уинслоу, то он, скорее всего, продолжит оставаться счастливым тюленем, резвящимся рядом, не обращая внимания на ущерб, который оставляет на своем пути.

Меня мучила проблема: как наказать того, у кого есть все?

Лежа ночью в постели, я вспоминал диалог Уинслоу на видео. Его комментарии о том, что я – куколд, что он сексуально меня превосходит. Его радость от мысли о том, что он кормит меня своей спермой. Его потребность знать, что он лучше меня.

И тут я понял, что есть кое-что, что я могу перенять у Уинслоу Хаббла.

Это займет некоторое время и много исследований, но какого черта? Я же больше не провожу ночи дома с женой. И вот шесть месяцев спустя я ему позвонил.

***

Уинслоу согласился встретиться со мной в «Трех оливах», где по четвергам устраивался «счастливый час». Я сделал все, что не должен был делать: Выбрал бар, который Уинслоу знает, где ему абсолютно комфортно. Пришел на пять минут позже, чтобы дать ему время занять место и заказать себе первый напиток. Подумал, что он будет одет в один из костюмов, сшитых для него портным его родителей, поэтому для себя выбрал удобные джинсы, синий блейзер и белую рубашку. Он был выбрит и ухожен, поэтому я оставил волосы слегка не ухоженными и не потрудился сбрить пятичасовую щетину. Уинслоу считает меня ниже себя, и я хотел сделать все возможное, чтобы укрепить это впечатление.

Когда я подошел к столу, Уинслоу был одет именно так, как я себе представлял: Галстук с помпезным виндзорским узлом, костюм в полоску, рубашка из шерсти от «Братьев Брукс», запонки. Его полуприкрытые глаза изучали мою повседневную одежду, отмечая каждую деталь. Он видел себя хозяином в кресле в баре для влиятельных мужчин, сидящим напротив человека, которого он победил. Ощущал себя неприкасаемым.

Как я и хотел.

Он не встал, чтобы поприветствовать меня.

– Уинслоу, – сказал я, снимая рюкзак и садясь.

– Чаки, – улыбнулся он. – Давно не виделись.

– Да, давно. Дай мне секундочку. – Я подал знак официантке и сделал ей свой заказ, пока Уинслоу смотрел на меня. Очевидно, представители низших классов не должны игнорировать тех, кто выше них, заказывая себе джин с тоником.

Когда она ушла, я опять повернулась к нему.

– Уинни. Спасибо, что пришел.

Он покраснел от этого прозвища.

– У меня не так много времени, – огрызнулся он. – Зачем я здесь?

– Ну, если честно, мне нужно некое завершение.

Он усмехнулся и поболтал бокал с мартини.

– Я бы предположил, что это сделает развод.

– Да, это определенно поставило точку между мной и Эш, – кивнул я ему. – Однако, и у нас с тобой есть незавершенное дело.

Уинслоу расхохотался.

– Не могу даже представить, что это может быть. Может, то, что твоя жена решила попробовать другого мужчину? – Он ухмыльнулся. – Лучшего.

– А ты, конечно, просто не смог устоять.

– С чего бы? Эшли – красивая женщина. – Его глаза заблестели. – И она очень хороша в спальне. Кроме того, судя по ее словам, ты не давал ей того, что ей нужно.

– К этому вернемся позже. После того как я узнал о вас двоих, я задумался о мести. В случае с Эшли все просто – мы развелись, и с тех пор я ее не видел. У нас был отличный брак, а она его разрушила. Ей придется с этим жить. – Я потягивал свой напиток. – Ты же, однако, оказался более крепким орешком.

– О чем ты?

– Вот в чем дело, Винни. Ты – под защитой. Допустим, я сделаю очевидное и изобью тебя до полусмерти. – Его глаза расширились, и он медленно убрал руки со стола. – Не сомневаюсь, что смогу это сделать, и уверен, что это будет очень весело. Но едва я успею смыть кровь со своих рук, как твои родители посадят меня под замок.

Я посмотрел вниз на руки, лежащие у него на коленях.

– Кроме того, ты, вероятно, из тех кисок, которых мама и папа заставляют носить с собой тревожную кнопку, и в этом случае мне повезет, если я успею нанести пару ударов, прежде чем наемная охрана уложит меня на пол.

Уинстон покраснел и демонстративно положил руки обратно на стол. Он сделал глоток своего напитка. Большой глоток.

– Так ты не собираешься попытаться меня избить?

– Нет. То же самое касается и убийства. Уверен, что смогу найти кого-нибудь, кто всадит в тебя пулю. Может быть, даже смогу накопить денег и найти настоящего профессионала, который заставит тебя исчезнуть.

Глядя на его лицо, я старался не ухмыляться. Мне нужно было выглядеть серьезным.

– Но тогда я столкнусь с той же проблемой: твои родители, несомненно, наймут кучу следователей, и мне придется беспокоиться обо всех уликах, что оставит мой киллер. Рано или поздно его поймают, через него выйдут на меня, и тогда я окажусь в тюрьме, на этот раз с обвинением в убийстве и на несколько тысяч меньше, чтобы потратить на свою юридическую защиту.

– Почему бы не оставить все как есть? Я уверен, что мог бы...

Я его прервал:

– Я подумал о порно из мести. Я мог бы послать видео с твоим изображением твоим друзьям, родителям, на твою работу.

Уинслоу начинал слегка зеленеть.

– Но какой в этом смысл? Твои родители и так знают, что ты из себя представляешь – они годами убирают за тобой. Кроме того, как только мама и папа узнают о моих попытках очернить твое доброе имя, – я фыркнул. – Ну, думаю, мои дни на нынешней работе будут сочтены. Что касается моей следующей работы, то предполагаю, что она будет включать в себя фразу «Не хотите картошку фри с вот этим?»

Уинслоу наклонился вперед.

– Так, ты оставишь все как есть?

– Не совсем.

Я достал из рюкзака папку и положил на стол.

– Я понял, что есть одно, что я могу сделать. Но прежде чем мы перейдем к этому... ты никогда не задумывался о том, насколько сильно твои родители тебя ограждают?

– Я не думаю...

– Да я и не верю, что ты умеешь это делать.

Я взял несколько фотографий из папки и положил их лицом вниз.

– Планируя свою месть, я провел много исследований. Удивительно, что можно найти, когда у тебя много времени и бездонный колодец злости. Например, помнишь ли ты Мэри Грей и Даниэль Бреннан?

На лице Уинслоу промелькнуло выражение шока, но он постарался сдержаться.

– Не помню... Возможно, встречал их в колледже...

Я фыркнул.

– Не скромничай, Уинни! Ты сделал гораздо больше, чем просто встретил их. На самом деле, из-за тебя они обе бросили учебу и вернулись домой.

Я перевернул первую фотографию. На ней была изображена бледная черноволосая женщина, держащая на руках маленького ребенка.

– Вот это может оживить твою память. Примерно через шесть месяцев после окончания школы Мэри родила ребенка. Он очень похож на тебя – или, как минимум, был похож, до того как сбросил детский жирок. Ты будешь рад узнать, что она закончила местный колледж. Судя по тому, что она пишет на Facebook, у них обоих все хорошо.

Он насмешливо хмыкнул, но на его лбу начал выступать пот.

– Ты никак не сможешь доказать, что этот ребенок мой, – заикаясь, произнес он.

– Не волнуйся, Мэри не станет свидетельствовать против тебя. С другой стороны, молодой Уильям не подписывал соглашение о неразглашении, и его ДНК является железным доказательством отцовства. – Я поднял на него бровь. – Я бы на твоем месте не планировал идти в политику.

Лицо Уинслоу раскраснелось, и он начал выглядеть слегка зажатым.

– Так это и есть твоя месть? – хмыкнул он. – Спекуляции и инсинуации?

– Спокойно, Винни, мы только начинаем.

Я перевернул другую фотографию. Эта не была такой веселой – у женщины на ней были светлые волосы. Впалые щеки. Затравленные глаза.

– С Даниэль было сложнее... на самом деле, я смог поговорить только с ее родителями. Похоже, что после окончания колледжа она впала в депрессию. Несколько раз пыталась покончить с собой.

Он побледнел.

– Не может быть, чтобы ты считал меня ответственным за это!

– Ну, тебя и нескольких твоих братьев по братству. Конечно, нет никаких доказательств – анализы крови и набор для изнасилования, которые сделали в больнице, каким-то образом исчезли, и она, кажется, подписала соглашение о неразглашении. Но мы ведь оба знаем, что ты с ней сделал.

Он оттолкнулся от стола, как будто боялся прикоснуться к фотографиям, боясь, что те обожгут его.

– Ты ничего не сможешь доказать!

– В суде нет. – Я смотрел на него, пока он не отвел взгляд. – Но мы оба знаем, что ты сделал, Уинни. Знаешь, после тебя она ни с кем не встречалась? Боится выходить куда-либо, как говорит ее мама. Говорит, что до сих пор она просыпается с криком...

Уинслоу вскочил на ноги. Кто бы мог подумать, что он может двигаться столь быстро?

– Я не обязан это слушать, – прошипел он. – Я ухожу.

– Э-э, э-э. Не так быстро, – сказал я. Я вытащил из кармана одну из флешек и постучал ею по столу.

– Сядь, Уинни, – рявкнул я. – Допивай свой напиток. Закажи еще. Нам есть еще о чем поговорить. И тебе еще есть что терять.

– Давай, передай это моему боссу, – рассмеялся он, его голос звучал высоко и глухо. – Черт, да можешь отдать это Марти. Она меня не бросит.

– Может и да, а может и нет. Может, она захочет поговорить с Даниэль. Конечно, та больше не носит это имя. – Я уставился на него. Жестко. – Твои родители на самом деле вселили в нее страх божий.

Уинни опустился в кресло.

– У тебя десять минут, – пробормотал он. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу. Его воротник был мокрым.

– Хватит нести чушь, Уинни. У меня столько времени, сколько я захочу. Потому что тебе есть что терять. Так же как и мне.

Я поймал его взгляд, и он снова отвернулся, на этот раз быстрее. Не затыкай меня, приятель. Мы только начали. Глядя на то, как он дышит, едва не плача, я на секунду подумал об Эш и задался вопросом, чувствовала ли она себя так же, когда начинала одно из своих отмщений.

Понимаю, как можно к этому пристраститься.

Я сделал еще один вдох. Переходим ко второй части.

– Забавно, что ты упомянул о своей работе, Винни. Ты прав, из-за Мэри и Даниэль тебя не уволят. Черт, тебя не уволят даже из-за Эшли, хотя для нее это было бы тяжело. В отличие от тебя, ее работа ей нужна. И, также в отличие от тебя, она не неприкосаемая. Если твой маленький послеобеденный восторг выйдет наружу, ее это уничтожит. Ты же, конечно, останешься на свободе.

Я усмехнулся.

– Черт, да если не ограбишь банк, ты, вероятно, будешь в «Пирсе и Бейтмане», пока тебя не вынесут отсюда на носилках.

– О чем ты? – Он скрестил руки. Думаю, он пытался выглядеть строгим, но с того места, где я сидел, это выглядело так, словно он пытается прикрыть свое мягкое подбрюшье. Это не сработало – Уинслоу – весь мягкое подбрюшье.

– Не знаешь? – Я поболтал свой джин с тоником. – Разве ты не помнишь счет Голдфарба?

– И что с того?

– Ты потерял полмиллиона долларов из-за ошибки, которую мог бы заметить и стажер. Ты никогда не задумывался, почему тебя не уволили?

Мужественное лицо рассыпалось в прах.

– Это была не... Это была не моя вина. Секретарша...

Я покачал рукой.

– Да-да. Секретарша взяла вину на себя. Ты будешь рад узнать, что она получила за это вознаграждение и отличную рекомендацию. Сейчас она работает в «Бэббит и Галум». Кажется, тоже довольна.

– Ладно, Чаки, – взревел он, – если ты так много знаешь, скажи, почему же меня не уволили?

Неужели действительно не знает? Я изучал его лицо.

– Разве это не очевидно, Винни? Кто всегда присматривает за тобой? Всегда спасает твою задницу? – Я увидел, что на него снизошло понимание. – Вот именно. Ты понял.

Я увидел, как от Уинслоу Хаббла откололся еще один маленький кусочек.

– Нет, они не...

– Тебя удивит, если ты узнаешь, что через неделю после заварушки с Голдфарбом твои родители перевели тридцать миллионов долларов на свой счет в «Пирс и Бейтман»?

Он посмотрел на меня с зарождающимся ужасом.

– И это в дополнение к ста пятидесяти миллионам долларов, которые у них там уже есть.

Он сказал, заикаясь:

– Нет. Они никогда... я...

– Именно они платят тебе зарплату, Винни. С учетом брокерских и транзакционных сборов, комиссий, разделения прибыли и кучи других мелочей, держу пари, что твои родители на самом деле платят «Пирсу и Бейтману» немного больше, просто чтобы ты был рядом.

– Я работаю с некоторыми из самых крупных клиентов фирмы...

Я рассмеялся. Он и впрямь не знает!

– Уинни, да ладно! Ты тасуешь бумаги по самым крупным счетам фирмы, и я готов поспорить, что у них есть кто-то, кто следит за тобой, чтобы быть уверенным, что ты не слишком сильно облажаешься. По сути, ты, Пирс, – самый высокооплачиваемый стажер Бейтмана. Черт, да там большинство секретарей выполняют более рискованную работу, чем ты.

– Я – гребаный вице-президент! – сказал он, его голос повысился. – Мне подчиняется твоя жена!

Я говорил тихо, словно с ребенком или раненым животным.

– Ты будешь вице-президентом до тех пор, пока твои родители будут вкладывать свои деньги в «Пирса и Бейтмана». Черт, если они вложат достаточно, ты сможешь дослужиться даже до старшего вице-президента или исполнительного директора. Но никогда ты не станешь больше чем прославленным разносчиком бумаг. – Я глотнул своего напитка. – Что же касается Эш, то готов поспорить, что ее «подчиненность» тебе в основном включает в себя отправку от тебя нескольких своих электронных писем кому-то, кто обладает какой-то реальной властью.

Он одарил меня неуверенной ухмылкой.

– У меня хватило власти, чтобы соблазнить твою жену, кук.

– Ах, вот оно что. Вот оно, высокомерие, которого я ждал! – Я просиял, глядя на него. Казалось, это его расстроило. Вот мы и подошли к главному. Ты готов, Уинслоу? – Да, ты трахнул мою жену. В моей же постели. И сколько раз это было, четыре? Пять?

– Шесть!

И тут я опустил молоток.

– А сколько раз это было с тех пор?

Лицо Уинслоу вытянулось, когда я продолжил:

– Прошло полтора года, Уинни. Сколько раз моя бывшая, которая была столь очарована твоим членом, брала опять тебя в свою постель? Упрощу. Сколько раз она тебя целовала? Танцевала с тобой? Посылала тебе СМС, полные сладких слов?

– Это было... после развода, она говорила, что не хочет ничего делать, чтобы не мутить воду.

– Ты не можешь быть настолько тупым, Уинни. Мы в разводе уже год! А в разлуке – полтора!

Я рассмеялся над ним.

– Кроме того, все кристально ясно. У меня есть видео, где вы вдвоем в моей спальне, с твоим членом в ней. Мистер Плам в зимнем саду с подсвечником! И как только я съехал, ты мог трахаться каждую ночь и дважды по субботам. Единственная причина, по которой вы сейчас не вместе, это то, что на самом деле она не хочет, чтобы твоя жирная плоть прикасалась к ней.

– Пошел ты, куколд! – закричал он. – Ей нравилось то, что я с ней делал! Я был чертовски лучше тебя!

Я откинулся в кресле.

– Знаешь, когда я наблюдал за вами, то заметил кое-что забавное, Уинни. Ты, кажется, много говорил обо мне.

Он моргнул.

– Что ты... что?

– Посмотри видео. Удивительно, как много ваших разговоров касалось меня. Размера моего члена. Насколько твой больше моего. Насколько лучше ты трахаешь ее по сравнению со мной.

– Что ты...? – Он тяжело дышал. – Я... я трахал... лучше, чем ее маленький мальчик куколд. – Он попытался одарить меня торжествующей улыбкой. Ему это не удалось.

Я рассмеялся.

– Вот оно. «Мальчик куколд». Ты и в видео часто говорил это. Видишь ли, дело вот в чем: когда большинство мужчин оказываются с красивой женщиной, они не могут перестать говорить о ней. О том, какая у нее красивая грудь. Какое у нее великолепное лицо. Ну, ты понял. Но как только ты оказываешься в комнате с Эшли, то начинаешь говорить обо мне.

– Что? Я победитель! Я... что?

Я покачал головой.

– Господи. Неудивительно, что тебя заставили работать стажером. Давай я объясню тебе все коротко. Ты. С. Красивой. Женщиной. И. Все. Что ты. Можешь. Говорить. Это. О моем. Члене.

– Нет. Прекрати! Я не...

– Какой у меня длинный член. Какой толстый...

– Прекрати! – Его лицо пылало.

– Как я ее трогаю. Как ты трахаешься, по сравнению со мной. Как ты сейчас берешь то, что когда-то было моим...

– Заткнись!

– Черт, Уинни, да ты буквально испытывал оргазм, когда представлял, как я ем твою сперму!

– Прекрати! Прекрати сейчас же! – закричал он.

– Тебе это не кажется это странным, Уинни? Мне вот точно кажется.

Он закрыл уши руками.

– Перестань называть меня Уинни, ты, никчемный куколд!

Он выглядел так, словно пробежал марафон. Задыхался, и в его дыхании слышался хрип, как будто он был на грани слез. Он лежал, свернувшись калачиком, с закрытыми глазами, все еще зажимая уши руками. Я взглянул на официантку. Та разговаривала с мужчиной в костюме. Полагаю, с менеджером. Я жестом попросил счет.

– Я не... не... – стонал он.

– Я молчу, Винни. Просто рассказываю тебе то, что увидел. То, что увидишь ты, когда посмотришь это видео.

Я посмотрел на него. Он был разбит.

– Ничего особенного, Уинни. Это как любить блондинок или больших женщин. Прими это и двигайся дальше.

– Я не такой! – заскулил он.

– Не осуждаю, Уинни. По крайней мере, не за это.

Я допил свой напиток и поставил бокал.

– А что касается остального... Ребенок без отца... Разрушенные жизни... Разрушенные браки... Выдуманная игрушечная работа, финансируемая мамашей с папашей... Да, за это я тебя сильно осуждаю.

Его лицо казалось опухшим. Красным и потным. Его галстук был беспорядочно спутан. Глаза были умоляющими.

– А как же видео? Ты... ты же не собираешься отдать его Марти?

Я разразился смехом.

– Уинни, видео у Марти уже как год. Я отдал ей копию, едва был оформлен развод. Эта копия – твоя.

Я протянул ему флешку через стол.

– Что? Но она ничего не сказала! Ни слова!

– Уинни, я бы не хотел строить догадки о том, почему Марти осталась с тобой. Или, если уж на то пошло, почему она вообще с тобой сошлась. Не знаю, какие дьявольские сделки она заключила, чтобы вытащить свою задницу из Питтсбурга, и не собираюсь ее осуждать.

Я вытащил из кармана вторую флешку.

– Что касается того, почему она осталась с тобой, может, это – преданность? Любовь? Или, может быть, потому, что ваш брачный контракт дает ей полмиллиона долларов, если она останется с тобой в браке в течение пяти лет? Ваша пятилетняя годовщина свадьбы была, когда, две недели назад?

– Три, – рассеянно ответил он.

– Да, я не всегда хорошо запоминаю даты. Поздравляю и желаю еще много счастливых лет. Но прежде чем уйду, вот это – для тебя.

Я подвинул ему через стол вторую флешку.

– Это – видео, которое снял я. Назовем его «Чаки и миссис Х». Ее лица не видно, и мы размыли все отличительные черты, но думаю,  голос ты узнаешь.

Я сделал паузу и поднял свой рюкзак.

– А может, и нет – она часто стонет и кричит. Забавно, однако: видео длится два часа, и я почти уверен, что ни разу не упомянул тебя.