Проснулся я от запаха кофе и бекона. Натянул треники и спустился вниз. Она готовила яичницу с беконом и английские маффины в тостере, на столе стоял яблочный сок и кипел кофе. Она увидела меня и подошла, чтобы поцеловать.

– Что это было прошлой ночью? – спросила она, улыбаясь. – Ты выебал из меня все, что только можно!

– Ну, именно это получаешь, когда у меня нет секса четыре месяца! – Я поцеловал ее в ответ.

– Мне следует почаще давать тебе перерыв, – хихикнула она. – Не знаю, как мне удалось дойти до кухни этим утром. Моя бедная попка и киска будут пульсировать все выходные. – Она потянулась и снова поцеловала меня. – И мне это нравится!

– Пожалуйста! – засмеялся я, наливая кофе.

Мы вместе позавтракали, и она рассказала о том, что нужно сделать по дому и на заднем дворе. После этого оделась и поехала за Дином и Кэти.

Я был на заднем дворе, готовясь начать небольшую уборку после зимы, когда заметил, что у меня зазвонил телефон. Я подпевала звонку, когда ответил.

Это был Кларенс Уильямс.

– Можем поговорить? – спросил он, и моя жизнь превратилась в сплошное дерьмо.

***

Мы договорились о короткой встрече в кофейне в центре города. Я оставил работу недоделанной, привела себя в порядок и прошел. Он уже ждал и, узнав меня, помахал рукой. Он оказался совсем не таким, как я ожидал, основываясь на телепередачах и фильмах. Это был маленький, невзрачный человек. Его рост не превышал метра семидесяти или семидесяти трех. Худой, седой и лысеющий. Он не был очень темным, но и не принадлежал к одним из тех чернокожих со светлой кожей. На нем были темные брюки, рубашка и старая спортивная куртка. Даже его ботинки выглядели так, словно их купили в «Walmart». В общем, он был никем. Наверняка ездил на «Тойоте».

Однако мобильный телефон высшего класса не соответствовал его внешнему образу, и я внутренне улыбнулся. Он явно культивировал этот образ неприметного ничтожества.

Мы пожали друг другу руки, и его крепкая хватка еще раз подтвердила мое впечатление о том, кто он на самом деле, в отличие от того образа, который создавал.

Он перешел к делу без лишних предисловий.

– Давайте не будем ходить вокруг да около, мистер Картер. Мы не застали вашу жену ни в отеле, ни на тайных встречах, ни во время секса. – Он поднял руку, чтобы я не мог вмешаться. – Но у нас есть достаточно подтвержденных свидетельств того, что на протяжении как минимум двух лет у нее был роман с ее боссом Энтони Миллером. Похоже, в офисе это не секрет. Разумеется, его дочь Эвелин об этом знает и не только потворствует, но и всячески этому способствует.

– Они регулярно встречались на неделе, и, похоже, когда вас не было дома, она часто оставляла детей у подруг, а сама на выходные переезжала к нему домой. – Он был жесток и неумолим, пытаясь выложить все до того, как я взорвусь, или схлопнусь, или что там я собиралась сделать.

Его голос начал терять громкость, по мере того как мой пульс учащался и барабанил в ушах. Мои руки вцепились в стол, словно у меня был сердечный приступ. Одно дело – думать, что твоя жена трахается с другим мужчиной, и совсем другое – когда это подтверждает почти незнакомый человек. Мне хотелось что-нибудь сломать. Каждая клеточка моего существа кричала, чтобы я пошел, нашел Джин и надавал по ее глупой физиономии, пока у меня не заболит рука, но я не мог этого сделать, потому что, независимо от того, насколько сильно женщина вырвала тебе кишки или даже дала пощечину или ударила, общество не одобряет физического возмездия.

Кларенс продолжал говорить, но я почти ничего не слышал, я все еще горел внутри и изо всех сил старался взять себя в руки.

– Кроме того, у мистера Миллера диагностировали очень агрессивный рак поджелудочной железы, и жить ему осталось всего несколько месяцев.

– Что... – пытался я осознать... – что это было?

– Я сказал, что у Миллера диагностированы метастазы рака поджелудочной железы. Сейчас он проходит терапию во второй раз, но, похоже, она не поможет.

Это подтвердило слова Чада и то, что я обнаружил, но я не знал, что рак неизлечим и неизбежен. Наконец-то я понял поведение Джин. Ее душевное состояние. Все говорит о том, что ей больно, потому что она оплакивает человека, которого любит. Она пытается смириться с его приближающейся кончиной. Я рассказал Кларенсу о поведении Джин и о том, как, по моему мнению, все это связано, не потому, что он – мой друг. Не потому, что он – мое доверенное лицо, а потому, что он – здесь, передо мной, и мне просто нужно с кем-то поговорить.

Мое первоначальное впечатление о скрытых глубинах Кларенса подтвердилось его следующими словами.

– Многие изменщики пытаются минимизировать свои действия, говоря, что это – всего лишь секс. Или что это ничего не значит, но это чепуха, мистер Картер. – Он отпил глоток почти остывшего кофе и скорчил гримасу. Затем снова посмотрел на меня. – Изменщики не просто занимаются сексом. Они вкладываются друг в друга и в отношения.

Он нахмурился, словно выуживая из памяти слова.

– Женщинам, чтобы заниматься сексом, нужно чувствовать себя любимыми. Ни у кого не бывает длительных отношений из-за секса. Они могут так начинаться, но через некоторое время появляются чувства. Любовь, и обычно она оправдывается утверждением, что можно любить больше чем одного человека.

Он поднял глаза, оценивая, какой эффект произвели на меня его слова.

– Изменщики не проводят все свое время за сексом, мистер Картер. Они ходят в рестораны и кино. Гуляют и делятся впечатлениями. Обсуждают фильмы, книги, политику и идеи. Вырабатывают личный язык, как и супруги. Делятся своими надеждами и мечтами и неизменно сетуют на то, что их незаконные отношения не являются их постоянными отношениями.

Он кивнул головой, словно соглашаясь с самим собой.

– Как правило, они находят недостатки в своем супруге, чтобы умиротворить свое поведение и оправдать измену, а затем обсуждают реальные, предполагаемые или приписываемые недостатки супруга со своим «вторым», пытаясь оправдать собственную аморальную деятельность.

Я был потрясен и опустошен.

То есть, я все это понимал, но, честно говоря, было бы не так больно думать, что они встречаются, лишь бы заняться сексом. Моя жена состоит в отношениях с другим мужчиной, который дает ей все то же, что и я, но без тягот воспитания детей, сведения концов с концами, домашних хлопот и всего остального. Она уделяет ему все свое внимание. Он дарит ей хорошее время без повседневной тягомотины, которой пропитан обычный брак. И ничего, что могло бы превратить их время в менее увлекательную и более рутинную жизнь, которую в большинстве случаев разделяют мужья и жены.

Мы поговорили еще немного, а затем договорились прекратить расследование на время, пока я стану обдумывать свои дальнейшие действия. Он ушел, а я остался сидеть и размышлять о том, как теперь выглядит моя жизнь. Одно я знал точно. Моему браку конец. И эти бредовые рассуждения о том, что мы останемся вместе ради детей, мне не по зубам. Как бы ни была неприятна мысль о разлуке с детьми, реальность заключается в том, что шестьдесят процентов детей в США в любом случае живут в разделенных или разведенных семьях. Думаю, мои ничем не будут отличаться.

Я потягивал быстро остывающий кофе. Боль, пронизывавшая все мои внутренности, была реальной, и, как минимум такая же должна была обрушиться на Джин и Миллера. Я постарался приглушить эмоции. Эти гневные, обиженные, страдающие и несколько иррациональные мысли мне не помогут. Я вспомнил о своей работе на Дальнем Востоке, где мне довелось встречать немало руководителей старого стиля. Они, как правило, рассматривали бизнес и даже жизнь в терминах нескольких поколений. Также они вели себя как южные европейцы: когда две семьи вступают в войну, нет и не будет никакого затишья, пока одна из них не будет полностью уничтожена.

Легче сказать, чем сделать. Я – не глава триады или крестный отец мафии. Я – обычный человек, живущий вполне обычной жизнью. У меня нет ни сверхспособностей, ни какого-то всемогущего союзника, который бы мне очень обязан. Единственное, что несомненно, – это то, что я в этом деле – один.

Я попросил принести еще кофе и задумался, размышляя, как же мне отомстить умирающему?

Что касается Джин, тут все просто: у нее отнимут то, что она любит и чем дорожит. Иными словами, все, что она ценит в жизни. Легче сказать, чем сделать, но в голове уже созрел план.

Но сначала о главном. Моей настоящей и неотложной проблемой является Миллер. Я знаю, что как раз он не давал мне никаких обещаний о верности. Я женат не на нем, а на Джин! Но все же, он знал, что она замужем, и все равно гонялся за ней, тем самым проявив неуважение ко мне, моему браку и моим детям. Необходимо провести разведку. Снова начал разгораться гнев, подпитываемый болью.

Все мои предыдущие психологические обследования на работе выявили, помимо прочего, две черты, за которыми требовалось следить и управлять ими: Во-первых, я склонен к риску, что, безусловно, – палка о двух концах, и за этим необходимо следить в компании, отличавшейся консервативным подходом к торговле, а во-вторых, я упрям до такой степени, что становлюсь непримиримым, едва выбираю позицию, и именно эти две черты двигали мной сейчас. Я отомщу, невзирая на последствия, и не отступлю до тех пор, пока одна из сторон не будет повержена. Даже если этой стороной стану я.

В моей голове начал формироваться зародыш плана. Я позвонил Кларенсу и, не вдаваясь в подробности, попросил его найти как можно больше проблемных женщин, которым Миллеры помогли в рамках своей программы. План был не вполне сформированный. В основном это – очередная рыбалка, но ловлю я большую рыбу.

В 2014 году меня на три недели перевели в наш филиал в Кении, и в свободные выходные я присоединился к местной команде для спортивной глубоководной рыбалки в Индийском океане. Там я получил несколько ценных уроков: Нельзя сразу отправляться на рыбалку за марлином. Сначала стоит половить на яркую блесну бонито – местное название небольшого тунца, известного в США как ложный альбакор, а на Гавайях – как кава-кава. Вы ловите эту живую мускулистую рыбу на спиннинг, затем продеваете через нее леску, наживляете крючки по всей длине ее тела и ловите марлина, используя ее в качестве живой приманки.

В той поездке я был одновременно и успешен, и омрачен, когда увидел, как борется за свою жизнь марлин, и поклялся, что это – моя единственная попытка участвовать в охоте на крупную рыбу. Но урок, полученный при поимке марлина, подсказал мне план.

Я ехал домой, выполняя дыхательные упражнения, пока не пришел в себя и не смог притвориться, что нахожусь в том же настроении, что и раньше, после ночных любовных утех с Джин. Ее все еще не было дома, и я занялся делами, которые оставил незавершенными. Позже она вернулась с Дином и Кэти, мы разожгли гриль и приготовили стейки и кукурузу в початках с капустным салатом и подогретыми багетами.

Этот день я провел как заботливый отец и послушный и любящий муж. Я касался, целовал и делал все как надо. Я был одновременно двумя людьми, живущими в одном теле. Внешне – теплый и любящий мужчина, а внутри – циничный ублюдок, и вдруг понял, насколько легко сексуальным хищникам залезать к женщине в штаны. Все что нужно – это выглядеть так, будто тебе не все равно, и нести какую-нибудь бессмысленную чушь с должной долей романтики, глядя при этом им в глаза, и вот оно. Разумеется, Джин с удовольствием это проглотила. Я подумал, что так, должно быть, чувствуют себя психопаты и социопаты.

Циник Адам решил, что поскольку ее любовник умирает, и она опасается, что я могу сложить два и два, она попытается контролировать ущерб. Я – явно ее запасной план. Хотя мое время с Дином и Кэти столь же реально, как мое время с Джин, все похоже на фильм второго плана, но она искренне купилась на это. Циник Адам говорит, чтобы я помнил об этом после развода, когда буду искать женщин с целью переспать.

***

Следующие несколько дней слились в странное существование, в котором я одновременно жил во лжи и наблюдал, как сам играю выбранную роль. Мне стало интересно, получают ли актеры кино и телевидения подобный опыт, наблюдая за собой на экране в роли персонажа.

Мы с Джорджем разобрались на позитивной ноте с новой торговой организацией, зарегистрировали ее в Сингапуре и перевели туда весь портфель акций SEA-A. Но это – не единственная хорошая новость. После выхода на рынок на американских горках SEA-A торговалась по шестнадцать долларов тридцать три цента и поднималась вверх. Мы уже более чем удвоили наши инвестиции и, как я надеялся, могли рассчитывать на трехкратную прибыль.

Учитывая, как легко я погрузился в свою психопатическую личность, я стал параноиком, поэтому я добавил некоторые существенные меры безопасности, которые требовали отпечатка пальца и пароля, а также шифрования всех моих файлов и электронной почты. Всегда выключал ноутбук и полностью удалял все письма, приходившие не от Джорджа, не открывая их. Затем я также загружал все что хотел в облако и переформатировал телефон, полностью удалив все, а затем заново загрузив то, что мне нужно.

После этого оставалось лишь изучить другие интересные объявления о продаже акций и обзвонить потенциальных инвесторов, которых я знал по «JP Morgan», в преддверии того, как сделаю предложение о покупке части их бизнеса. Единственное, о чем я не слишком беспокоился, так это о пункте о неконкуренции, поскольку увольнение делало его по большей части недействительным.

Дела на брачном фронте затихли, пока я ожидал прибытия боеприпасов, и они прибыли в четверг в виде флешки от Кларенса. Передача производилась в другой кофейне, нежели в прошлый раз, потому что моя паранойя разыгралась, хотя и без особых на то оснований. Он составил список из четырнадцати женщин. Это – все, кого он смог найти. Есть краткие биографии, а к некоторым даже прилагаются старые фотографии. Пятеро все еще живут здесь. Одна из них работает в эскорте. Точнее, проституткой, так что вмешательство Миллера не слишком ей помогло.

Там был ее номер. Я пошел и купил телефон, потом позвонил ей, и мы договорились встретиться в мотеле на окраине города. Она сказала, что ее час стоит сто долларов, и мне придется заплатить за номер. Она приехала вовремя, в два часа дня. Она – маленькая, худая и вся в татуировках. Ее зовут Лейла, и вот она стоит в дверях.

– Покажите деньги, – были ее первые слова.

Я достал из кармана двести долларов, положил купюры на кровать и жестом пригласил ее присесть. Она сказала:

– За две сотни получишь минет и трах, но не кончай мне в рот, когда будешь трахать, ты должен надеть презерватив. – Она порылась в сумке и достала один.

Я поднял руку, чтобы остановить ее.

– Как смотришь на то, чтобы заработать тысячу? – спросил я, но она вскочила, схватив свою сумку.

– Я не занимаюсь всяким дерьмом, мистер!

– Никакого дерьма! – заверил я ее. – Плачу за информацию.

– Какую?

– Хочу знать о доме для женщин, подвергшихся насилию и уязвимых, в котором ты находились несколько лет назад.

Она колебалась, но после некоторых раздумий согласилась и рассказала свою историю. Вкратце она рассказала, что ушла из дома, едва закончив школу, потому что ненавидела отчима, и оказалась на улице. В конце концов, потеряв всякую надежду, она начала продавать себя за еду и ночлег. Быстро подсела на наркотики, а затем стала работать на улице, проворачивая трюки. Некий Джон, когда она не захотела делать то, что хотел он, избил ее до потери сознания в своей машине. Затем вышвырнул на улицу как мусор. Ее нашли прохожие, которые вызвали полицию. Ее отвезли в больницу, а кто-то связался с миссис Миллер, предложившей ей место в доме, как только ее выпишут.

По ее словам, там она пробыла почти полгода, пока ее не достали установленные правила и порядки, и она ушла. Она закончила свой рассказ, и некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Ее история была типичной, хотя и не менее трагичной. Я подумал, не сделает ли меня то, что я собираюсь, еще одним насильником, но потребность в мести взяла верх над всем остальным.

– Итак, когда ты жила в этом доме, над тобой сразу издевались или это началось позже?

Она быстро моргнула, пытаясь осознать мой вопрос, и начала качать отрицательно головой из стороны в сторону, потом замерла. Я видел, как в ее голове поворачиваются шестеренки.

– Сколько?

– Думаю, пять тысяч! – начал переговоры я.

– Почему?

Я думал об этом несколько минут. Может, она и необразованная проститутка, но ее навыки ведения переговоров достаточно хороши для любого зала заседаний корпорации.

– Миллер разрушил мой брак, и я хочу разрушить его, – я смотрел на нее в поисках признаков колебаний. Пойдет ли она на это ради денег или ради высшего блага.

– Двадцать тысяч, – мрачно улыбнулась она, наблюдая за мной как ястреб, чтобы оценить реакцию. Я задумался и прикинул, насколько правдоподобной она может быть. Она ухмылялась, глядя на меня.

– Что?

– Я вижу, как ты размышляешь, поможет ли тебе трата двадцати тысяч на малозначимого человека!

Черт. Эта молодая татуированная женщина в ударе. Она наклонилась ко мне, и мы оказались нос к носу.

– Давай двадцать пять, и я покажу тебе силу движения «Me Too» (я – тоже) в действии!

Я сказал, что мы должны все спланировать и договориться о том, как будут передаваться деньги. Она сказала, что хочет получить деньги, чтобы начать все заново в другом месте, поскольку у нее есть маленькая девочка и ей нужно выйти из «бизнеса». Я честно предложил, что, если все получится, я организую ей работу в Чикаго, и ее глаза загорелись.

– В самом деле?

– В самом деле!

– Ты обманываешь меня только для того, чтобы получить желаемое? – Она выглядела одновременно обнадеженной и испуганной, как ребенок, уже почти дотянувшийся до конфеты, но знающий, что в любой момент ее могут отнять.

Мне удалось убедить ее, что все будет в порядке. Мы договорились, что она сделает то, что обещала, и мы встретимся, чтобы обсудить дальнейшие шаги, как только она будет готова, и обменялись номерами. Я дал ей свой номер телефона и попросил сохранить его под именем Джерри.

– Так ты не хочешь быстрого минета? Ты за него уже заплатил, и у тебя еще есть немного времени.

Я отнекался, и первая фаза была завершена.

***

Дома я продолжил свою дихотомию (разделение целого на две части) внутреннего и внешнего, и Джин, похоже, продолжала на это покупаться. Честно говоря, она тоже была сосредоточена на проекте «Наследие Миллера», чтобы замечать многое другое. Я проникал внутрь него, насколько мог, не заставляя ее ничего подозревать, и получал информацию о том, насколько далеко зашел проект...

Мы вместе готовили и ели, как в старые добрые времена. Я трахал ее так часто, как только мог. Может быть, она думала, что мы занимаемся любовью, но я просто считал ее лишь более привлекательной шлюхой, чем Лейла. Более полное тело и никаких татуировок. Поэтому я трахал ее. Трахал жестко, когда и как хотел. Я больше никогда не лизал ее и за эту неделю дважды трахнул ее в жопу, ни разу не спросив разрешения.

О, и каждое второе утро я засовывал свой член ей в рот и заставлял сосать, пока не кончал ей в рот – без взаимности. Почему меня это должно беспокоить? Она много должна мне, да и развод неизбежно обойдется мне в кругленькую сумму, так что, я получал свои деньги заранее.

Однако, как ни странно, вместо того чтобы расстроиться или отшатнуться от моего поведения, она, казалось, наслаждается этим, и в пятницу проснулась, перевернулась и сделала мне утренний минет без всякого поощрения или требований с моей стороны. Ей либо нравилась эта моя новая манера «беру что хочу», либо она привыкла к гораздо большему количеству секса со мной и Миллером, либо пыталась закрепить свое положение в качестве моей жены в свете предстоящей потери любовника.

Черт возьми, верны как минимум два последних варианта, а может, и все три.

После минета, во время завтрака она сказала, что будет занята, помогая обустраивать дом «Новые горизонты», и в понедельник в десять состоится торжественное открытие, об этом я уже знал. Об этом написано на сайте компании и в социальных сетях. Я изобразил заинтересованность и, не подавая виду, допросил ее. Оказалось, что они планировали, чтобы ленту перерезали мэр и его свита. Там же должна была присутствовать целая куча местных СМИ, а также телеканал CBS.

– Химиотерапию и облучение прекратили, чтобы Тони мог чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы присутствовать? – услышал я ее вопрос. Вероятно, Эвелин. Ответа я не услышал. – Это будет определяющий момент в жизни, – слегка всхлипнула она.

Нет, если я смогу иметь к этому хоть какое-то отношение. Пора прибавить жару.

Мои документы на развод готовы. Остаtncz лишь получить разрешение на их подачу. В 2016 году Иллинойс стал штатом без вины, и законов, позволяющих мне подать в суд на Миллера за отчуждение привязанности, тоже нет, так что, причиной стали непримиримые разногласия.

День я начал на SGX. Наши акции достигли цены эмиссии и росли, хотя и небольшими шагами. Хорошее начало пятницы.

Я выпил кофе и настроился на радиостанцию WMAY (коммерческий канал Спрингфилда). В 09:30 было интервью с Эвелин. Она рассказывала о замечательной программе социальной ответственности, которую затеяли MRE и ее отец Энтони Миллер. Это был душевный материал – словно куриный бульон для души. Она объяснила, что дом «Новые горизонты» – это просто постоянное развитие программы, которую начала ее мама, а после смерти мамы продолжил отец. Теперь появилась возможность превратить ее в полноценный проект с полным финансированием, но, разумеется, лучше, если в нем будут принимать участие и жертвовать деньги местные жители. Ведущая почти с восторгом рассказывала о ценности проекта, а затем обратилась к слушателям с просьбой высказать свое мнение. Слушатели WMAY высказались положительно, а некоторые пообещали сделать пожертвования. Ведущая пообещала разместить информацию о пожертвованиях на главной странице WMAY, а Эвелин сказала, что подробности есть на сайте MRE и на сайте «Новые горизонты». Последовали еще звонки в том же духе, пока...

– Алло? – Голос женщины на другом конце был нерешительным.

Ее призвали говорить громче, и между срывающимся голосом и тихими всхлипами ей удалось повысить голос.

– Пожалуйста... Пожалуйста, не верьте, будто Дом кому-нибудь помог! – удалось вымолвить ей. – Все, что он сделал, – это позволил мистеру Миллеру издеваться над женщинами! – Она разрыдалась по телефону.

Эвелин впала в апоплексический припадок.

– Никогда! Этого никогда не было. Мой отец – хороший человек. Он никогда бы не сделал ничего подобного.

Звонившая все еще была на линии.

– Сделал, и не единожды. – Ее голос возвысился от обоснованного возмущения и гнева. – Знаешь, кто теперь я? – выкрикнула она срывающимся голосом. – Я – шлюха! Работаю на улице! Это все, чего я стою благодаря твоему драгоценному папаше!

Ее боль была невыносимой.

– Меня зовут Лейла, а твой отец погубил меня. – Она всхлипнула, и связь оборвалась.

Станция ушла на рекламную паузу. Когда они вернулись, ведущая разрывалась между своим первоначальным интервью и обращением к слону, заполонившему эфир.

Эвелин была ошеломлена таким поворотом событий и пыталась объяснить, что это – чепуха и что ее отец – хороший человек, который никогда бы не сделал ничего подобного. Было очевидно, что она в это верит, но, опять же, все мы хотим верить в лучшее, что есть в наших родителях.

По всем линиям звонили люди, как ругавшие, так и хвалившие Лейлу. Один сказал: «Чего можно ожидать от шлюхи? Она явно пытается заработать на этом деньги». Кто-то хотел задать вопросы Эвелин, а кто-то предлагал вмешаться властям, кем бы они ни были. Ведущая ток-шоу не была дурой. Из небольшой малоинтересной истории все превратилось в эмоциональный водоворот, слушатели добавляли свои мнения о том, что тут реально, а что нет.

Фурор был в самом разгаре, когда в эфире раздался хорошо поставленный голос.

– Меня зовут Рита, я не хочу называть в эфире свою фамилию. – Голос ее звучал неуверенно, но решительно. – Но я оставила данные вашему продюсеру, чтобы со мной можно было связаться. – Она судорожно вздохнула. – Энтони Миллер подверг и меня сексуальному насилию! – И на линиях воцарился хаос.

На WTAX позвонил слушатель, чтобы обсудить происходящее на WMAY. В следующую минуту на линии раздались голоса «за» и «против» с каждой стороны. Через некоторое время позвонила женщина. Она говорила тихим испуганным голосом.

– Я – замужняя женщина с детьми, – плакала она, – и надеялась, что все это останется позади, но мистер Миллер домогался и меня! – Она не выдержала и зарыдала в прямом эфире. – Простите, ролстите, я обещала. Обещала, что ничего не скажу. Но не могу с этим жить. Я была молода и нуждалась в помощи, а он заставлял меня делать с ним все что угодно. Я не могла отказать. Не знала, как. – Она отключилась. Наступило долгое молчание, прежде чем ведущая смогла что-либо сказать. Казалось, она плачет.

Я позвонил Вики, старой школьной подруге, работающей в местной газете и ведущей новости для двух региональных радиостанций, и спросил, неслышала ли она, что происходит на WMAY и WTAX? Оказалось, слышала. Я сказал, что беспокоюсь, потому что моя жена работает в MRE и в проекте дома «Новые горизонты». Спросил ее мнения. Она не знала, но собиралась заняться этим вопросом. Сказала, что если это – правда, то это станет самым крупным делом о злоупотреблениях в Спрингфилде за последние два поколения.

К обеду история в эфире затихла. Никто из радиоведущих не хотел высказывать своего мнения. Однако социальные сети, и в частности «Twitter», разбушевались. Сначала мнения разделились на пятьдесят и пятьдесят «за» и «против», но уже через несколько часов это превратилось в оголтелую охоту на ведьм, и горе тем, кто встал на сторону Миллер. Сотни, а затем и тысячи женщин вышли на платформы, чтобы рассказать свои истории о насилии, полученные из разных источников. Некоторые были подробными, другие – не более чем признанием «Me Too». Некоторые из них были настолько красочными, что их можно было отнести к категории «порнография». В течение нескольких часов стало невозможным отличить правду от бреда. Информация стала вирусной и распространялась не только по штатам, но и по целым континентам.

Я отключился с чудовищной головной болью и потянулся за тайленолом. Время было слегка после полудня, и дети еще были в школе. От пережитого стресса и эмоций я вспотел и чувствовал себя грязным. Я разделась в прачечной, голышом прошлепала в душ и рухнул под струи теплой воды. Я сел и заплакал так, как не плакал с тех пор, как умерла моя мама. На самом деле я плакал сильнее. Потеря мамы была словно нож в сердце, но сейчас был нож в мою душу. Я переступил черту, которую уже нельзя было переступать.

Высказывание Ницше о том, что «тот, кто борется с чудовищами, должен быть осторожен, чтобы самому не стать чудовищем», точно описывает меня. Миллер поступил со мной плохо, но я развязал огненный шторм, который уже вышел из-под контроля. Все что я мог сейчас сделать – это держаться и молиться.

Я забрал Дина и Кэти и поехал домой, чтобы приготовить куриное жаркое с лапшой, а на гарнир – небольшой восточный салат. Мы ждали Джин, но ее не было. Я попытался ей позвонить, но ее телефон был выключен. В конце концов, мы поели, и я поставил тарелку с едой для Джин в микроволновку, а небольшую миску с салатом – в холодильник.

Мы с Дином и Кэти сели играть в настольную игру «Запретный остров», а Джин все еще не было. К десяти дети разошлись по своим спальням, и я остался один в гостиной, когда она пришла. Выглядела она так, будто только что прошла через выжималку. Потеки теней на глазах. Ее волосы были в беспорядке, и она обладала аурой женщины, чей мир только что рухнул.

– Ты слышал?.. – с содроганием вздохнула она. – Ты слышал все те мерзости, что говорят о Тони?

Она застонала, рухнув на стул. Я протянул ей большую порцию коньяка, которую она с благодарностью приняла, одним глотком выпив половину.

– Да, похоже, твой босс – сексуальный хищник, – сказал я ей ровным безэмоциональным голосом. – Нет дыма без огня.

– Нееет, Адам. Он – хороший человек. Он никогда бы не сделал ничего подобного!

Пора приступать ко второй фазе...

– Джин? – Она подняла глаза от своего коньяка. – Ты, очевидно, не очень хорошо знаешь этого человека. Не так, как знаешь меня, – закрутил я гайки. – С тобой у нас нет секретов. Мы – муж и жена, так что, ты знаешь, на что я способен, так же, как и я знаю тебя!

Я выдержал ее взгляд.

– Ты можешь знать Миллера как своего босса, но кто знает, каков он на самом деле?!

Я наблюдал за тем, как играют на ее лице противоречивые мысли и эмоции.

– Нет-нет, он – хороший человек. Он никогда бы не сделал ничего подобного. Я бы знала.

Я бросил на нее беспомощно-растерянный взгляд.

– Но каким образом, Джин? Откуда ты можешь знать? Он же – твой босс, коллега по работе. Он может скрывать миллион секретов! Я не так часто с ним общался, но мне всегда казалось, что он что-то скрывает. Он – из тех, кого не оставишь наедине с женой или дочерьми!

Она ахнула.

– Неужели он... ну, знаешь... Он когда-нибудь пробовал что-нибудь с тобой?

Она побледнела, а я сделал вид, что не заметил.

– Нет-нет, никогда! Как ты вообще можешь спрашивать об этом? – Она попыталась сердито посмотреть на меня, но в итоге выглядела просто ошарашенной.

– Потому что ты – симпатичная женщина, Джин, и если то, что о нем говорят, правда, то он, должно быть, очень аморален!

Она разрыдалась и пристально посмотрела в свой бокал с коньяком, но и там не нашла ответов. Она допила его и устало направилась наверх. Поздоровалась с Дином и Кэти и пожелала им спокойной ночи, а затем я услышал, как заработал душ. Я допил свой коньяк и направился в постель. К тому времени как она вышла из душа, я притворился полусонным. Она спустилась вниз в халате. Я вылез из кровати и прошел на лестничную площадку. Она с кем-то разговаривала. Судя по голосу, наверное, с Эвелин. Она несколько раз повторила: «кошмар».

Потом спросила:

– Но почему? Почему не только одна женщина говорит, что ее домогались? – И наконец, она сказала, что не думает, что это пройдет легко.

Как же она права.

Она сделала второй звонок.

– Привет, Тони, – услышал я ее слова.

Я уловил отрывочные фразы, в которых она продолжала говорить ему, что все разрешится, и что это – какое-то большое недоразумение. Я с трудом расслышал, как она удалилась на кухню, но уловил ее последние слова:

– Я тоже тебя люблю.

Я услышал пиканье микроволновки, и она некоторое время провела в одиночестве, вероятно, перекусывая. К тому времени, когда она пришла в постель, я уже спал.

***

В субботу я проснулся первым и приготовил завтрак, а затем отвез Дина и Кэти на спортивную тренировку. Вернувшись домой, я поговорил по телефону с Вики. Она сообщила, что еще одна женщина подала заявление, и на данный момент их уже четыре. Она также сообщила, что ее источники в офисе мэра сказали, что весь проект теперь считается токсичным, и от него дистанцируются. Вскоре за этим последовал отказ ряда гражданских ассоциаций. К середине утра офис генерального прокурора опубликовал заявление о том, что они проведут полное расследование этого дела.

Когда вернулся домой, ее уже не было. Биржа SGX была закрыта, так что, заняться было нечем. Я поговорил с Джорджем о делах, а с отцом – о состоянии моего брака. Он согласился, что тот безвозвратно разрушен. Он сказал, что ему жаль Дина и Кэти, но, как и остальные дети в США, они научатся с этим справляться.

Я позвонил Джин:

– Где ты?

– Мы с Эвелин и адвокатами компании пытаемся бороться с этими мерзкими исками!

– Уверена, что тебе стоит в это вмешиваться? – Я окрасил свой голос беспокойством. – Утечка информации может быть значительной, и тебе лучше не оказаться в ней!

Она сопротивлялась, как я и предполагал, но все их адвокатские усилия ничему не помогли.

В субботу после обеда и в воскресенье, которые были самыми оживленными днями выставки, в MRE было менее двадцати процентов от прежней посещаемости. К утру понедельника телефоны разрывались от звонков об отмене и отзыве заказов на продажу. Открытие дома «Новые горизонты» было отложено до тех пор, пока не закончится негативная реклама.

В тот понедельник еще одна женщина заявила о себе необычным образом. Эта женщина была замужем за богатым бизнесменом и хорошо известна в обществе.

Она дала объявление на четверть страницы в местной газете и рассказала, что подверглась сексуальному насилию со стороны Миллера во время своего короткого пребывания в доме для трудных подростков. Оказалось, что вместе со своим парнем она пристрастилась к наркотикам. Его уволили с работы, потом уволили ее, и через некоторое время они жили под мостом на автостраде. У него возникли проблемы с наркодилерами, и он исчез, оставив ее одну. В конце концов, ее обнаружили выпрашивающей еду у задней двери фастфуда, и менеджер вызвал полицию. Один из полицейских знал о Доме и отвез ее туда.

По ее словам, в общей сложности она провела в Доме восемь дней, прежде чем назвала им свое имя, и они связались с ее родителями. За это время мужчина, которого она знала как мистера Миллера, дважды подверг ее сексуальному насилию, заставив ее в обоих случаях сделать ему минет.

Она оставила данные своего адвоката, чтобы все женщины, подвергшиеся нападению со стороны Миллера, связались с ним, чтобы подать коллективный иск.

К концу той недели произошло пять событий.

Во-первых, Миллер был допрошен окружным прокурором в больнице, после чего его состояние ухудшилось.

Во-вторых, трое из пяти женщин пришли в полицию и дали показания. Все они утверждали, что подверглись сексуальному насилию. Интересно, что все нападения произошли в течение короткого периода времени – около пяти лет назад.

В-третьих, буря в прессе усилилась до такой степени, что MRE закрыла свои двери до дальнейшего уведомления.

Джин каждые вечер наивно рассказывала мне о том, как Эвелин старается сохранить бизнес, в то время как продавцы уходят и уводят с собой клиентов.

В-четвертых, SEA-A преодолела отметку в двадцать четыре доллара, и я потихоньку сбрасывал на рынок пакеты акций, которые быстро расхватывались без понижения цены на них. Мы вернули свои первоначальные инвестиции и по-прежнему владели двумя третями акций. Говоря прямо, мы были в полном восторге!

На выходные мой отец забрал Дина и Кэти. Я возвращался из небольшого бутика, где купил охлажденную бутылку винтажного «Veuve Clicquot» 2012 года.

Я был готова отпраздновать с Джин «в-пятых».

Я заметил припаркованный на моей подъездной дорожке рядом с «Lexus» Джин внедорожник «BMW X5» с логотипом MRE на дверях. Я поднялся и вошел в дом с веселым видом. Они были в гостиной. Джин плакала, а Эвелин гладила ее по спине и вообще успокаивала.

– Дамы! – поприветствовал я их, подошел к шкафу, где хранился наш хрусталь, и достал три фужера для шампанского. Они ошарашенно смотрели на меня с открытыми ртами, пока я срывал фольгу, скручивал проволоку, чтобы снять мюзле, и с пшиканьем откупоривал пробку.

Затем я обильно наполнил три фужера и по одному протянул им. Они обе находились в каком-то оцепенении, словно их были сбиты с толку, и приняли предложенные бокалы.

– На здоровье! – Я поднял тост, выпил половину своего бокала и срыгнул. Затем начались крики.

Джин:

– Ты разводишься со мной? Я думала, мы – семья! – Я заметил открытый конверт с документами о разводе, лежащий на журнальном столике.

Эвелин:

– Как ты мог, Адам? Разве ты не заботишься о своей жене? Разве ты ее не любишь?

– Выпей, Джин! Мы празднуем конец эпохи. – Я допил остатки шампанского и потянулся за бутылкой.

– Эй, Эвелин. Во-первых, я мог, и сделал это. Во-вторых, меня она перестала заботить, и я перестал ее любить, когда она стала шлюхой твоего отца!

Я опрокинул бокал и отсалютовал Эвелин.

– Выпьем за наследие твоего отца, Эвелин. Надеюсь, он проживет достаточно, чтобы предстать перед судом, и тогда весь мир узнает, какой он на самом деле кусок дерьма.

Она побелела и рухнула навзничь.

– Пей! – рассмеялся я. – А еще давайте выпьем за гибель MRE. Прах к праху и пепел к пеплу.

Я выпил свой бокал и швырнул его через всю комнату, чтобы он разбился о дальнюю стену. Джин взвыла, а Эвелин отдернула ноги, словно собираясь вскочить или броситься на меня. Я мгновенно пересек разделявшее нас пространство, прижал кончик указательного пальца к ее лбу и оттолкнул обратно.

– Подойдешь ко мне, Эвелин, и я прихлопну тебя без зазрения совести, как бешеную суку, которой ты и являешься!

Ее глаза расширились от страха, и она замкнулась в себе. Считай, что тебе повезло, что я решил не мстить тебе лично.

Я повернулся к Джин.

– Найди себе адвоката, шлюха! – ухмыльнулся я ей. Дети останутся у моего отца, пока не будет установлена опека.

Ее глаза расширились от страха. Таким она меня еще не видела. Похоже, я превратился в того самого монстра, которым боялся стать.

– Но... но... я думала, у нас все хорошо? – удалось пролепетать ей, и я громко рассмеялся.

– Имеешь в виду весь этот трах. Надеюсь, ты не перепутала его с занятием любовью. Я трахал тебя, как трахал бы шлюху, Джин. Заплатил за твою пизду и просто получил часть того, что ты мне должна! – Я схватил новый фужер, налил себе еще шампанского и помахал бутылкой перед девушками. – Не хотите?..

Эвелин уронила свой фужер на ковер, устроив там беспорядок, Джин сломала тонкую ножку фужера и посасывала кровоточащий палец. Они смотрели на меня так, как смотрят на сумасшедшего, держащего палец на спусковом крючке.

– Что ж, приму это как отказ, тогда мне еще шампанского!

– Ты оставлял меня одну так надолго и так часто... Мне нужен был человеческий контакт, – пыталась она оправдаться, но не могла встретиться со мной взглядом.

– Понимаю, – холодно улыбнулся я, – твоя пизда нуждалась в контакте с его членом. – Я рассмеялся без тени юмора. – И как тебе это удается теперь?

Но тут на меня снова набросилась Эвелин.

– И со сколькими женщинами ты переспал, пока был вдали от дома? Вы, мужчины, все хотите, чтобы ваши женщины были ангелами, когда вас нет дома, а сами делаете все что хотите!

– Не думай, что все мужчины ведут себя так же, как тот кусок дерьма, который родил тебя. То, что он был рад трахать все что только можно, разрушая молодых женщин и браки, не означает, будто остальные из нас опускаются до его разврата.

Я уставился на нее, надеясь, что она попытается возразить или даже наброситься на меня, так как у меня руки так и чесались отвесить ей подзатыльник, как сучке, которой она являлась. Но я прочитал в ее глазах, что она знает, что я набью ей морду, если она попытается это сделать. Она – самодовольная дрянь, но понимает, что если начнет драку, то ее пол не даст ей иммунитета от боли, которая последует за этим.

Я наклонился к ее лицу, мотивируя ее ударить меня, чтобы я мог нанести ответный удар.

– Твой отец – растлитель! Сексуальный преступник. Хищник среди уязвимых женщин. Отвратительная свинья. Он, скорее всего, умрет до того, как попадет в тюрьму, но ты, моя жена-шлюха и весь мир узнают его таким, какой он есть. Его проект «Наследие» никогда не взлетит, а его деньги будут заморожены судами ради будущих исков со стороны его жертв. MRE подаст заявление о банкротстве и прекратит свое существование, а тебе придется уехать подальше и сменить имя, чтобы избежать зловония от своих действий и разврата твоего отца.

Она дрожала и плакала от моей словесной атаки. Наверняка она жалела, что не мужчина, чтобы ударить меня. Мне тоже бы хотелось, чтобы она была мужчиной, чтобы я смог выплеснуть ярость, которую так тщательно сдерживал последние недели, и сломать несколько костей.

– На самом деле, мне кажется, Эвелин, что ты, вероятно, помогала обхаживать этих девушек, так же, как Гислен Максвелл помогала Джеффри Эпштейну!

Ее рот работал безмолвно от ужаса, который выплескивал я.

– Думаю, мне стоит связаться с новостными СМИ, чтобы они узнали о тебе.

Она качала головой из стороны в сторону, ее глаза расширились от страха и ужаса.

– Нет! Пожалуйста, я этого не делала. Это все ложь! Какая-то ошибка. Не знаю, чего добиваются все эти женщины, но это – неправда. Мой отец – хороший человек.

Я повернулся к Джин.

– У тебя есть два часа, чтобы собрать свою одежду и выехать. Когда вернусь, если ты еще будешь здесь, я вызову прессу и сделаю заявление. Более того, приглашу их взять у тебя интервью о твоей причастности к этому ужасному преступлению.

– Пошел ты на хуй! – плюнула она в меня. – Мне не за что извиняться.

Ну, кроме измены и лжи...

– Я съеду, но первым делом найму адвоката, и тогда посмотрим, кто и что получит!

О, боже, Джин нашла в себе силы.

– Два часа! – напомнил я ей.

Я вышел и направился к машине, но прошел всего несколько кварталов по дороге, когда меня настиг весь неиспользованный адреналин в моем теле, я часто задышал и затрясся. Это продолжалось около пятнадцати минут, прежде чем я взял свое тело под контроль и смог двигаться дальше.

***

Некоторое время я бесцельно катался по городу. В конце концов, я взял себя в руки и позвонил отцу. Рассказал ему о вручении документов Джин и повторил, что он должен держать Дина и Кэти у себя до дальнейших распоряжений. И хотя он должен разрешить Джин навещать их, ни в коем случае нельзя оставлять ее с ними наедине, чтобы она не натравила их на меня.

Мы поговорили, и я поехал, пока машина не сообщила, что топлива у меня – лишь резерв. Я нашел заправочную станцию, заправился и отправился домой, удивляясь тому, как далеко от дома я оказался, а к тому времени, как вернулся, было уже десять.

Дом был похож на мавзолей. Наполненный призраками счастливых времен. В ушах шумела тишина, и я не мог уснуть. Две тысячи пятьсот лет назад Сократ сказал, что жизнь без исследования не стоит того, чтобы ее прожить, и я лежал в постели, изо всех сил стараясь не исследовать себя и не заглядывать слишком глубоко в свою психику из-за того фурора, который произвел ради отмщения. Единственное, что я знаю наверняка, – это то, что все зашло слишком далеко, и остановить это невозможно. Я боялся, что то, что происходит в социальных сетях, – это одно, но если дело дойдет до суда, то все может распутаться или развалиться. Не окажусь ли я замешан? Мне казалось, что нужно увезти из города Лейлу, чтобы, как минимум, устранить мою непосредственную связь с этим.

Решив это, я сумел погрузиться в полудрему. Проснувшись на следующее утро, я почувствовал себя почти столь же уставшим, как и в тот момент, когда забрался в постель. После утренних ритуалов я отправился в центр города, чтобы позавтракать. Позвонил детям. У них все было хорошо, но Дин уже подозревал, что дома не все в порядке. Я пообещал, что скоро поговорю с ним и Кэти.

За чашкой кофе я связался с Лейлой по стационарному телефону.

– Ну, что, я справилась, как и обещала?

Я признал, что да. Мы поговорили и подтвердили, что на следующий день она улетает в Чикаго. Я уже перевел деньги со своего офшорного торгового счета на один из офшорных счетов Джорджа. Затем он перевел их небольшими суммами на открытый ею банковский счет, и Лейла стала на двадцать пять тысяч богаче и отправилась на работу в качестве помощника по управлению недвижимостью, организованную одним из инвестиционных контактов Джорджа, владевшим рядом коммерческих объектов.

Я пил вторую чашку кофе, когда позвонила Вики.

– Три женщины подали в суд и требуют от Миллера возмещения ущерба! сообщила она мне. Бумаги будут вручены в понедельник.

Мы немного поговорили. Она сказала, что ее и редакторов новостей удивило время и то, как развернулась вся эта история. Но она рассудила, что в нынешней обстановке это не удивительно. Как только первая женщина, Лейла, заявившая, что она – проститутка, получила огласку, все остальное последовало за ней, как в случае с Харви Вайнштейном.

Остаток субботы я провел с Дином и Кэти. Сказал, что мы с их мамой будем разводиться, потому что у нее был роман с ее боссом Энтони Миллером. Кэти не вполне понимала, что такое роман, а Дин понял.

– Она спала с мистером Миллером, папа?

Я печально кивнул.

– Это был секс? – спросила Кэти.

Для двенадцатилетнего ребенка она очень развита...

– Да, они уже давно спят вместе.

Кэти заплакала, Дин был невозмутим. Мы собрались и, взяв с собой моего отца, отправились на поле для гольфа и набили несколько ведер мячей. Дин и Кэти использовали несколько моих старых клюшек, и у обоих был хороший естественный замах. Поужинав, мы отправились в греческий ресторан и, в конце концов, отправились спать. Я вернулся в свой тихий мавзолей и провел еще одну бессонную ночь.

В воскресенье мне позвонили ее родители. Хотели знать, нет ли надежды на примирение. «Ради детей» говорили они.

– Как я могу примириться с женщиной, которая годами крутит роман со своим боссом? – спросил я. – А тот, оказывается, сексуальный маньяк, развращающий молодых женщин. Возможно, Джин даже принимала в этом участие!

Раздался коллективный ах... Жизнь в Аризоне отучила их от бомбы, обрушившейся на Иллинойс.

– Все выяснится в суде! – заверил я их и отключился, оставив их с разрушенным представлением о дочери.

***

Жизнь продолжалась, в основном медленно и мучительно. Дин и Кэти вернулись ко мне домой, а мой отец переехал с ними, чтобы помогать. Это, по сути, оставляло мне возможность заниматься бизнесом, набиравшим обороты, поскольку мы с Джорджем получали множество положительных отзывов. В конце второй недели шумиха вокруг Миллара несколько поутихла. Вики сообщила мне, что к коллективному иску против Миллара присоединилась четвертая женщина.

Но не Лейла, – подумал я. Это было странно. Она была достаточно резка и, как мне казалось, достаточно меркантильна, чтобы получить свой кусок пирога. Что ж, это – загадка другого дня.

У меня была встреча между адвокатами Джин и моими юристами по поводу раздела имущества. Я открыл инвестиционные счета для образования Дина и Кэти из наших общих наличных или почти наличных активов, так что, их трогать нельзя. Моя последняя зарплата и выплаты из «JP Morgan» поступали непосредственно на мой оффшорный счет, а ее адвокаты все еще пытались получить документы от моего предыдущего работодателя, так что, хотя они и подозревали, что имело место что-то вроде «золотого парашюта», они понятия не имели, сколько именно, но это – лишь вопрос времени, когда они вызовут в суд документы из отдела кадров.

Мое предложение состояло в том, что я ничего ей не заплачу, поскольку у нее есть работа, и она в целом неплохо зарабатывает. Она утверждала, что должно было быть не менее двухсот пятидесяти тысяч наличными и близкими к ним активами. Я заверил их, что они потеряны на недоходных акциях.

И Джин, и ее адвокат назвали это чушью, но я рассмеялся.

– Соглашайся на сделку, Джин, иначе я перестану платить за дом, и мы будем спорить из-за этого, пока у тебя не закончатся деньги на адвокатов. Я нанесу тебе финансовый ущерб.

– Почему, почему ты такой засранец? – посмотрела она на меня. – Я заслуживаю половины всего, что осталось от нашего брака.

– Иди к своему второму мужу и попроси у него денег, Джин. Похоже, с ним у тебя было больше брака, чем со мной. Но лучше поторопись, у него может не остаться денег, после того как эти несчастные женщины, подвергшиеся насилию, получат от него за то, что он с ними сделал!

***

Хотел бы я сказать, что после этого все было кончено, но это не так. Отнюдь. Все затянулось на месяцы, но большинство карт было в моих руках, и меня поддерживал праведный гнев. Она колебалась от встречи к встрече. На одной говорила, что из-за меня все отношения между ней и Миллером выглядят гораздо серьезнее, чем на самом деле. На следующей встрече обвиняла меня в своем поведении. Затем хотела знать, почему мы должны разводиться и не можем ли мы решить эту проблему? В следующий раз я услышал от нее, что она собирается полностью меня обчистить...

На очередной встрече, где я отказывался уступать, ее адвокат сказал, что немедленно вернет ее в дом.

Я одарил ее своей самой большой ухмылкой, на которую только был способен.

– Лучше будь осторожна рядом со мной, Джин, или я обращусь во все возможные СМИ, чтобы разоблачить твое соучастие в этом секс-насилии.

Она потеряла белый цвет и стала серой, словно жертва сердечного приступа.

– Попробуй и посмотришь, что с тобой будет дальше!

Выходя из офиса адвокатов, я заметил сидящую в фойе Эвелин. Она злобно смотрела на меня.

Я улыбнулся ей так, как улыбаются ходячим мертвецам, и ее улыбка дрогнула и померкла.

– Тебе следовало держаться подальше от этого, Эвелин. Что ж, что посеяла, то и пожнешь.

Два дня спустя Лейла стала богаче еще на пять тысяч долларов, а местные газеты, «Твиттер» и остальные социальные сети запестрили последними разоблачениями того, что Эвелин Миллер помогала своему опальному отцу-сексуальному маньяку Энтони Миллеру вербовать молодых женщин.

Это называется секс-торговля, сучка!

Прокуратура оказалась под огнем за то, что не арестовала Миллера и не приняла мер против его дочери. Окружной прокурор выступил на брифинге для СМИ, заявив, что они все еще находятся на ранней стадии расследования. Пресса не отреагировала, и разразилась новая буря, когда общественность все еще была возмущена Гислейн Максвелл и Джеффри Эпштейном. Вскоре «жажда крови» расширилась, включив Эвелин Миллер.

На Миллер подали в суд четыре женщины, получившие широкую огласку. Я всерьез обеспокоился и у меня начались бессонные ночи. Обращение в суд было для меня огромным риском и могло легко сорвать все дело.

***

Шестая неделя с момента моего возвращения из Сингапура. Я, как обычно, работал дома, когда в дверь позвонили. Это была Эвелин.

– Что тебе нужно? – Я не собирался притворяться.

– Мы можем поговорить, Адам?

– Нет. Не хочу, чтобы меня связывали с такой сексуальной хищницей как ты. – Я свирепо посмотрел на нее и закрыл дверь, оставив ее стоять снаружи.

Она снова позвонила. Как я и предполагал, что она сделает.

– Пожалуйста, Адам. Просто поговорим, – умоляла она.

Мне захотелось громко рассмеяться. Где теперь твое право, сучка? Вместо этого я сказал:

– Я так не думаю. Ты просто хочешь записать меня и попытаться заставить меня сказать что-то, что ты сможешь использовать в своих целях.

– Не буду, обещаю. – Она выглядела так, словно была готова встать на колени и умолять.

– Хорошо! – Ее глаза загорелись, но я протянул руку, останавливая ее. – Но сначала отнеси свою сумочку и телефон в машину.

Я наблюдал, как она подчиняется.

– Подожди здесь. – Я закрыл дверь, незаметно установил свой одноразовый телефон так, чтобы тот мог охватить всю гостиную, и нажал на запись.

Открыл дверь и жестом пригласил ее войти.

– Займи позицию, – приказал я.

– Черт возьми! – взвизгнула она. – Что ты делаешь?

– Проверяю.

Я погладил ее по спине, приподнял свободную юбку, провел руками по бедрам, нащупал задницу через трусики. Прежде чем она успела запротестовать, я раздвинул ей ноги и провел рукой по ее киске до лона. Там тоже ничего не было. Я развернул ее лицом к себе и пощупал переднюю часть ее трусиков – просто чтобы убедиться. Да, определенно ничего. Я ощупал ее бока, лифчик спереди, затем запустил руки внутрь топа и приподнял ее грудь, ища под ним. Единственное, что обнаружил, – два очень эрегированных соска.

Убеждаясь, что она ничего не скрывает, я не сводил с нее глаз, и она покраснела от верхней части груди, вверх по шее и по щекам. Она сердито отпихнула меня.

– Ладно, говори. – Я отпустил ее и пересел на ближайший диван.

Она выглядела неуверенной, стоять ей или сидеть, но я предложил ей сесть напротив меня, и она села на край, как будто в любую минуту могла броситься наутек. Убрала с лица распущенные волосы и взяла себя в руки.

– Я думала, ты – хороший парень, Адам. – Она искала ответ на моем лице.

– Да, но хорошие парни финишируют последними, разве ты не знаешь?

Она кивнула, как будто я что-то подтвердил.

– Я знаю, что это ты, Адам! Ты создал весь этот кошмар.

Я молча смотрел на нее без эмоций. Наверное, она думает, что я – змей в ее Эдемском саду.

– Прекрати это, прекрати сейчас же, Адам.

Я просто сидел и молча смотрел на нее, и она сменила тему.

– Я знаю, что тебя задел роман Джин с моим отцом. Кто бы там ни пострадал, но эта чушь о том, что мой отец подвергал женщин сексуальному насилию, – ложь, и ее нужно прекратить. Она должна быть опровергнута.

Я рассмеялся ей в лицо.

– Ничего не могу сделать, Эвелин. Теперь все зависит от суда!

– Пожалуйста, Адам. Пожалуйста, останови это. Я знаю, что ты можешь.

Я невесело улыбнулся.

– Теперь, когда твой мир рухнул, ты хочешь, чтобы я тебе помог. А где ты была, когда твой отец трахал мою жену? – Ее лицо снова стало красным. – О да, ты помогала, убеждая ее согласиться стать шлюхой твоего отца.

Мы долго молча смотрели друг на друга. Я читал по ее лицу, как она выбирает и отвергает аргументы, чтобы переубедить меня. Наконец, она сказала:

– Когда ты остановишься, Адам? Когда будешь удовлетворен?

Ее глаза затуманились, затем по лицу покатились слезы, и она заметно сникла. Это не было притворством. Она потрепела поражение.

– Не раньше, чем твоя семья будет полностью уничтожена, Эвелин!

Она вздрогнула. Ее глаза в ужасе распахнулись.

– Останавливаться нельзя. Прекращения огня не будет. Не будет мира, пока твоя семья не будет полностью уничтожена. – Я говорил медленно и целенаправленно. Я хотел, чтобы она поняла, что это – не игра. Она не может отступить. Все по-настоящему, и все закончится только полным уничтожением Миллеров.

Она осознала всю правду и замолчала, обдумывая сказанное. Затем удивила меня, вернувшись для еще одной попытки.

– Ты хочешь отомстить, Адам? Хочешь трахнуть меня? Сделать меня своей шлюхой, как... как...? – Она сжала руки и смотрела в пол, не в силах встретиться с моими глазами.

Ей – около тридцати, она не была замужем и не имела детей. На ее страничках в «Facebook» указано, что недавно она рассталась со своим последним партнером, так что, она одинока. Я рассмотрел ее. Она – подтянута и стройна, с хорошими ногами и большой упругой задницей, вошедшей в моду благодаря Ким Кардашьян. Грудь у нее упругая, большого размера, и она не уродлива.

– Предлагаешь пойти в больничную палату твоего отца вместе с Джин, чтобы я мог трахнуть тебя, как дешевую шлюху, у них на глазах, Эвелин? – вопросительно поднял я бровь. – А потом ты сможешь сесть на папино лицо, чтобы он вычистил твою использованную пизду, в то время как Джин будет наблюдать?

Она побелела и подняла руки к груди, защищаясь.

– Ты – свинья! – закричала она на меня. – Ты – грязная гребаная свинья.

Я подскочил к ней и схватил ее за руки.

– Да, но я – не сексуальный хищник, как твой отец. Я не издевался над беззащитными женщинами в то время как они были наиболее уязвимы. А твой отец – да, и он будет уничтожен, и ты тоже, и все, что построили он и ты, превратится в пепел.

Пошатываясь, она дошла до двери и на нетвердых ногах побежала к своему «BMW». Я смотрел, как она хаотично едет по улице. Я испытывал противоречивые чувства удовлетворения от того, что доставил ей боль и дал понять, что за этим последует еще больше ее. Одновременно я чувствовал отвращение к своей способности быть настолько бессердечным и так жестоко относиться к чувствам другого человека. Было еще рано, но хотелось выпить. И, может, не одну порцию.

***

Оставшуюся часть недели я провел в адвокатских конторах и за их пределами. В промежутках я продолжал работать над привлечением новых клиентов. На Гонконгской фондовой бирже были размещены акции небольшой IT-компании, выглядевшей многообещающе, а на Йоханнесбургской фондовой бирже – акции компании по разведке природного газа, ведущей бурение в Индийском океане у берегов Южной Африки и Мозамбика. Мы с Джорджем завершали due-diligence (комплексное обследование), прежде чем представить их группе инвесторов.

Коллективный иск четырех женщин против Миллера был в самом разгаре. Миллеры во главе с Эвелин и ее адвокатами пытались смягчить ситуацию и достичь внесудебного урегулирования. Окружной прокурор не мог определиться, как вести судебное преследование человека, находящегося на смертном одре. Поэтому все мы ждали с затаенным дыханием.

Как-то на частных встречах между обвинителями и Миллерами всплыла особенно сочная информация. Очевидно, когда Эвелин отрицала, что ее отец – сексуальный преступник, и что женщины лгут, одна из них наклонилась вперед и сказала:

– Хочешь, я подробно опишу его член. Он достаточно часто тыкал им мне в лицо! – И все было кончено, если не считать криков.

Я слышал, что Миллеров обчистили почти до копейки. Вся недвижимость, принадлежавшая компании, была продана, и женщины получили по два с лишним миллиона. Сумма не разглашалась, но была огромной. Это был фактически конец MRE.

Мне требовалось еще одно, чтобы завершить свою месть, поэтому я отправился в больницу и вошел в палату Миллера, приняв официальный вид и двигаясь так, будто я имею право, и никто не попытался меня остановить. Я был здесь, чтобы убедиться, что он знает, кто разрушил его, его наследие и всю его жизнь.

– Ты трахал мою жену, а я трахнул твою жизнь, Миллер! Ты умрешь, зная, что твоя репутация опорочена, твоя компания рухнула, а весь мир тебя ненавидит! – Я смотрел на него без угрызений совести. – Стоила ли она того?

Он прожил еще два дня.

Эвелин приказала его кремировать. На небольшом собрании после кремации было всего пять человек. Одной из них была Джин. Она хотела взять с собой Дина и Кэти, я же сказал ей, что только через ее труп.

– Ты бы так и сделал, правда? – Она посмотрела на меня со смесью страха и ненависти, очень похожей на ту, что была у Эвелин во время нашей последней встречи. – Я и не знала, что ты настолько мстителен. Ты его погубил. Это ведь ты, не так ли?

Она заплакала.

– И из-за чего? Потому что у нас с ним были отношения! Ты сошел с ума и разрушил столько жизней! – по ее лицу катились слезы.

Я сурово рассмеялся.

– Это ты посеяла семена, Джин! Ты! Почему ты просто не сказала мне, что хочешь кого-то еще. Мне было бы больно, но зато честно. Мы могли бы развестись, и на этом бы все закончилось. Но ты предпочла пренебречь мной, а это неприемлемо.

На мгновение она стала задумчивой.

– Я любила Тони, – тихо призналась она. – Он дал мне то, в чем я нуждалась. Когда был со мной, он был со мной на сто процентов. С тобой я всегда чувствовала, что твоя работа – на первом месте, а я – на втором.

Она порылась в сумочке, нашла пачку салфеток и вытерла глаза.

– Потом, когда у нас появились Дин и Кэти, я была даже не на втором месте. На первых была твоя работа, дети, а я получала то, что оставалось. – Она посмотрела мне в глаза. – Мне нужен был для разнообразия кто-то, кто бы ставил меня на первое место.

Я мог уйти и оставить ее со своими счастливыми воспоминаниями, но не сделал этого. Я достал свой телефон.

– Послушай вот это.

– Стоила ли она того? – услышала она мои слова.

– Нет, ни одна киска этого не стоит, – прохрипел он. – Ты разрушил все, на что я потратил целую жизнь.

Я жестко рассмеялся.

– Ты сам виноват, Миллер! Я тебя здорово поимел!

– Как...? Как ты узнал?

– Что?

– Как ты узнал о том, что я использовал их для сексуальных услуг?

Наступило долгое молчание, пока я пытался осмыслить сказанное, а потом я начал смеяться и не мог остановиться. Я уронил телефон. Затем, наконец-то, взял свой смех под контроль.

– А я и не знал! – Я снова начал смеяться. – О, насколько все удивительно! Я не знал, Миллер. Полагал, что все это выдумал сам, но теперь понимаю, почему эти четыре женщины так уверенно преследовали тебя. Все что потребовалось – это одна маленькая трещинка, а потом все лопнуло!

– Пошел ты, Картер, – прохрипел он, задыхаясь. – Эти женщины были мне должны!

Он попытался сесть, чтобы показать, что у него еще осталась напускная смелость.

– Я трахал твою жену, и трахал ее хорошо, и ей это нравилось. Она за это любила меня, а я наслаждался тем, что забрал ее у тебя.

– Держу пари, это был самый дорогой трах, которые ты смог получить, Миллер. Она стоила тебе всего, и теперь весь мир знает тебя как сексуального хищника!

Джин рухнула на пол и потеряла сознание. Я ушел. Она больше – не моя проблема.

Эпилог

Когда MRE избавлялась от активов как можно быстрее, чтобы высвободить наличные, я за бесценок купил дом, который они переоборудовали в дом «Новые горизонты». Потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы собрать вместе всех игроков, но все встало на свои места, как будто было предопределено. Едва только сделка была подписана и скреплена печатью, я дал объявления в местные газеты и выступил по радио, объявив, что приобрел дом «Новые горизонты» и превращу его в полноценный приют для женщин, подвергшихся насилию. Им будут управлять только женщины, а мужчины не будут принимать участия в его работе и повседневных делах.

Я переименовал его в «Дом Джой Картер» в честь моей матери. Папа заплакал и поцеловал меня. Дин и Кэти были впечатлены. Дом был передан в доверительное управление. Попечителями стали мы с отцом и четыре женщинами, подавших на Миллера в суд. Все они были более чем рады принять участие в этом деле и внесли часть своего вновь обретенного богатства в воплощение мечты.

Местные и региональные СМИ назвали этот проект «Феникс» и осыпали меня и женщин похвалами, хотя я старался держаться как можно дальше от центра внимания. Помимо того, что это была инициатива, направленная на повышение социальной ответственности, она еще и помогла мне хорошо выглядеть перед судьей, когда дело дошло до моего развода. В итоге Джин получила право основной опеки. Я буду платить алименты на детей, пока Дину и Кэти не исполнится восемнадцать, и до тех пор Джин сможет оставаться в доме, но ей придется вносить 50 % в счет погашения ипотеки, и алименты для нее будут нулевыми.

На одной из встреч, когда мы пытались разделить, кому что достанется, она заявила, что я припрятал деньги. Я сказал, чтобы она это бросила, иначе я превращу ее жизнь в дерьмо, и, как ни странно, она так и сделала. Она стала относиться ко мне очень настороженно, и я видел, как она тщательно подбирает слова, чтобы не расстроить меня. Полагаю, так выглядит страх. Я сказал ей, что она получит значительный доход от дома, когда его продадут, и на этом все закончилось. Это заняло некоторое время, но в конце концов мы развелись.

Я купил квартиру с тремя спальнями, чтобы дети могли оставаться у меня. Они бывали у меня почти каждые выходные, так как Джин вернулась к продаже домов, а выходные были для нее самым напряженным периодом, так что, мне это было выгодно. Время от времени я скучал по ним, поскольку снова стал регулярно путешествовать, особенно на Дальний Восток. Но в целом, жизнь была не так уж плоха. Я посмеялся над собой. Она была плоха, но не настолько...

Отношения Джин с Эвелин разладились сразу же после того, как я показал ей запись моей стычки с Миллером.

Я также распространил отредактированную версию записи голоса ее отца, признавшегося в сексуальном насилии над этими женщинами, так далеко и широко, как только мог. На самом деле, это была еще одно, что стало жить своей собственной жизнью, не зависящей от первоначального замысла.

Через пару месяцев Эвелин уехала, и я больше никогда не имел слухов ни от нее, ни про нее.

Я встретился с Лейлой в Чикаго. Ее настоящее имя – Лиэнн Рокстон. Она привела себя в порядок и наслаждалась своей работой.

– Ты знала? – спросил я ее.

– Это было как секрет Полишинеля, – подтвердила она. – Но напрямую в насилии никто не признавался. Все боялись, что если их выгонят на улицу, будет еще хуже.

– Почему же ты тоже не рассказала об этом? – спросил я, удивляясь.

Она рассмеялась и покачала головой.

– Я и понятия не имела, – призналась она. – Ну, во-первых, лично я не подвергалась насилию или чему-то подобному. Я связалась с несколькими знакомыми женщинами и спросила их, готовы ли они сказать, что подвергались насилию, а я дам им за это пять тысяч долларов. – Она пристально посмотрела на меня, поощряя возразить против ее меркантильных действий. Но мне было не до разговоров.

– Второй женщиной, с которой я все еще общалась, была Рита Френч. По телефону она сорвалась и отключилась. Но когда несколько дней спустя я позвонила на радиостанцию, когда в эфире была, как ты слышал, дочь Миллера, первой стала Рита. Очевидно, решила, что продержалась достаточно долго! – Она отпила содовой. – Мне даже не пришлось ей платить. Я позвонила ей после радиошоу, и она сказала, что лишь смутно помнит одну из других, но не успела она даже попытаться связаться с ней, как кампания «Me Too» началась естественно, и как только началась, вся эта история просто унеслась вместе с нами.

– Ты бы могла заработать столько денег, – посочувствовал я.

Она печально покачала головой.

– К тому времени, когда на Миллера подали в суд, я была в Чикаго и, честно говоря, понятия не имела, что там происходит. Когда снова посмотрела, все уже было кончено. – Она слегка улыбнулась, вспомнив о том, что могло бы быть. – Но ты дал мне хороший старт, Адам. Спасибо.

***

Ну, вот и все. Моя месть завершилась, и, вопреки всему, мои действия оказались оправданы. Это было больше, чем я ожидал. Я твердил себе, что я – не монстр, но так ли это? Миллеры уничтожены, как в той вымышленной саге. Я усвоил уроки мести и выполнил их так, как мне и не снилось.

В финансовом плане дела у меня пошли на лад, бизнес развивается, и Джордж начал поговаривать о том, чтобы я выкупил его долю, чтобы он смог уйти на пенсию.

Дин и Кэти приспособились к жизни так, как это делают подростки. Их внимание было сосредоточено на школе, друзьях и спорте. Мама и папа уже отошли на второй план, став удобными банкоматами и шоферами...

Жизнь продолжалась как обычно. Примерно через четыре года после развода Джин начала встречаться с мужчиной постарше. Некоторое время они жили вместе. После нескольких лет совместного проживания поженились. Дин и Кэти говорят, что он – «хороший парень».

Я был холост и без фантазии, что означает, что я ни с кем не встречался всерьез. Наверное, у меня все еще проблемы с доверием. Спустя долгое время по настоянию отца я начал посещать консультанта по травмам и начал процесс улучшения отношения к себе и жизни в целом, но мне предстоит пройти еще долгий путь.

Конец