Миша уже давно заметил, что погода удивительно часто перекликается с его настроением. После череды почти летних дней — солнечных и жарких — ближе к вечеру заметно похолодало. Небо затянули свинцовые тучи, низко нависшие над городом и давящие на него своей мрачной тяжестью. Заморосил тоскливый дождь, монотонно стуча по подоконнику и оставляя на запотевшем стекле странные разводы, чем-то напоминавшие своими очертаниями женскую грудь. Поглядывая на проявляющиеся и тут же тающие "сиськи", Миша задумчиво крутил в руках маленькую фигурку слона, отчаянно пытаясь оттянуть неизбежное поражение. Дядя Вадим разыграл свою любимую испанскую партию, но добавил несколько неожиданных ходов, на которые так и не удалось найти достойный ответ.

Дядя приехал незадолго до ужина, когда все страсти уже немного улеглись. Миша всегда его уважал и отлично с ним ладил, долгие годы мечтая, чтобы мама нашла для себя мужчину, хотя бы отдалённо похожего на него. Когда появлялась возможность, они вместе ходили на "Спартак", по выходным созванивались и обсуждали матчи, а ещё почти каждое лето ездили на две недели в Карелию — где, как говорил Вадим, находилось лучшее место на земле, чтобы перезарядить батарейки и отдохнуть от шумного мира. Эти поездки были для Миши настоящим праздником: ночёвки в палатке, ужины на костре, прогулки по лесу и походы к водопадам, которые казались чудом среди дикой природы. Сегодня у дяди возникли какие-то дела по работе, поэтому он весь день провёл в Москве и нашёл время заглянуть к ним в гости, чтобы, в том числе, повидаться с Альбиной. Несмотря на то что они давно не виделись, разговор с дочкой получился очень коротким. Перекинувшись с папой парой слов, она небрежно попросила перевести ей немного денег на карманные расходы, а потом сразу уединилась с Олей, проведя с ней весь вечер.

Сделав очередной ход, Миша почти сразу понял, что ошибся и окончательно загнал себя в угол. За последний год он поднаторел в шахматах, научился регулярно сводить партии к ничьей, а иногда даже выигрывать, если дядя не сильно напрягался, но сейчас голова была забита другим. Мама сидела в кресле чуть поодаль от них, поджав под себя ноги и рассеянно перелистывая страницы какого-то модного журнала. Иногда она поднимала на Мишу глаза и покусывала нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку, но её глаза всё равно выдавали веселье. А ему было не до смеха — щёки продолжали пылать, стоило только обо всём вспомнить. Едва ли у него в жизни будет более неловкий момент. Это ещё надо было умудриться: обрызгать своими извержениями не только стены и пол, но и достать до мамы с Альбиной. Особенно не повезло двоюродной сестре — густая жидкость попала ей даже на волосы. Но она, кажется, не рассердилась. Напротив, положила руки маме на плечи и смеялась так, что чуть не согнулась пополам. А за ужином, пока они все давились приготовленными на пару брокколи с соевым соусом, Альбина несколько раз как бы случайно задела его ногой под столом, после чего начинала кривить губы в улыбке.

Мама тоже отреагировала довольно спокойно, не стала скандалить и даже поддержала, когда у них представилась возможность поговорить наедине. Она заверила, что Альбина дала ей слово сохранить всё в секрете и ничего не рассказать Оле. Они не обсуждали подробности, но надо полагать, что теперь условия сделки пополнятся двумя новыми пунктами: никогда не использовать трусики своей сестры для удовлетворения низменных потребностей и по возможности не заливать окружающих своими пылкими эмоциями. Миша не стал спрашивать, полагаются ли ему какие-либо санкции, но был готов к тому, что в этом месяце останется без награды. Это справедливо — своим глупым поступком он обнулил все свои старания, которые так усердно прилагал в последнее время.

— А как дела у Лины на личном фронте? — поинтересовалась мама, отрываясь от журнала. — Оля говорила, что у неё кто-то появился.

Время готовиться ко сну ещё не подошло, но на маме были пижамные штаны с россыпью мелких кружков и футболка из того же комплекта, с приятным для глаз вырезом, слегка приоткрывающим верхнюю часть груди и подчёркивающим соблазнительную ложбинку, украшенную тонким серебряным кулоном. Кулон поблескивал в свете торшера, привлекая к себе повышенное внимание. Ожидая ответа, мама подняла руки и собрала волосы в хвост, отчего футболка натянулась, очень явственно обрисовывая грудь в тёмном лифчике, просвечивающем через тонкую светлую ткань. Миша машинально передвинул коня, чтобы хоть как-то отвлечься, и успел заметить, что дядя смотрит ровно туда, куда и он. Переглянувшись, они как по команде уставились на доску.

— Думаешь, она мне что-то рассказывает? — прочистив горло, ответил Вадим после короткой запинки. — Впрочем, я к ней несправедлив. Когда ей хочется куда-то съездить, купить новый телефон или джинсы, то первым об этом узнаю именно я.

Да, Альбина такая, но Мише она всё равно очень нравилась. Правда, несмотря на избыток симпатий, у него никак не получалось с ней нормально пообщаться, поскольку при встрече он моментально зависал и терялся, мгновенно превращаясь в неуверенного мальчишку, который не может связать двух слов или, что ещё хуже, начинает без умолку нести какую-то чушь. Но, справедливости ради, такое у него случалось при разговоре с абсолютно любой привлекательной девушкой. Оля, правда, часто уверяла, что ничего привлекательного в их двоюродной сестре нет, да и вообще ей, видите ли, не хватает женственности. Может, и так, но у всех разные вкусы. Мише нравился такой типаж: девушка-пацанка без комплексов, с отличным чувством юмора, классной фигурой, яркими огненно-рыжими волосами и египетской чёлкой, как у Клеопатры. А ещё у неё была невероятно сексуальная щербинка между передними зубами, которая почему-то сводила с ума даже сильнее, чем её соблазнительные формы.

— Что-то ты сегодня не в форме, парень. Шах и мат, — проговорил дядя, делая ход ферзём. — Дождь почти закончился, так что пора мне отчаливать.

— Оставайся, — предложила мама. — Зачем ехать в дождь? Выспишься, встанешь пораньше и успеешь на свою работу. Да и нам с тобой поговорить ещё надо.

— А где мне спать? — Вадим кивнул в сторону окна. — На коврике для йоги в окружении фикусов, пальмы и... что это за статуэтки такие? Они выглядят так, будто их вытащили из какого-то древнего храма, забыв предупредить о возможных последствиях.

Такая ситуация возникла впервые: когда приезжала Альбина, Миша уступал ей свою кровать, а сам спал на диване в комнате мамы, но сегодня надо было найти место ещё и для дяди.

— Я могу на полу поспать, без проблем, — отозвался Миша, решив незамедлительно начать улучшать свою карму.

— Нет, приятель, — ответил Вадим. — По мне лучше пол, чем этот диван, который так и норовит впиться мне в задницу своими пружинами. — Он сделал паузу, словно вспоминая что-то далёкое, посмотрел на маму и добавил: — Я люблю спать на полу. Это всегда пробуждает во мне приятные воспоминания.

***

На город плавно опустилась ночь. Прохладный ветер врывался через открытое окно, шевеля лёгкие занавески и принося с собой приглушённый шум улицы — далёкий гул машин, редкие шаги прохожих, шорох шин по мокрой дороге. Тусклая лампочка под потолком, изредка мигая, бросала слабые отблески на стены крохотной кухни, а свет луны пробивался сквозь облака, очерчивая силуэт Вадима. Медленно затягиваясь, он выпускал в серое небо клубы дыма.

Наблюдая за ним, Даша подумала, что такой тип мужчин — с их жёсткой харизмой и равнодушным обаянием — непреодолимо влечёт многих женщин. Едва ли среди её подруг нашлась бы такая, которая тайком не мечтала с ним переспать. Вадиму не было ещё и сорока, но он выглядел старше из-за серебристой щетины, жёсткой щёткой покрывавшей щёки и подбородок, и глубоких морщин, залегших вокруг глаз. Тёмные волосы, всё ещё густые, слегка вились у висков, но на макушке уже наметилась предательская пустота. В его взгляде, остром и всегда чуть насмешливом, сквозил цинизм, отточенный годами разочарований.

— Знаешь, что самое забавное? — произнёс он, когда Даша рассказала ему о предложении, которое ей сделал Юрий Владимирович. — В этой истории ты в любом случае будешь выглядеть как та самая "роковая женщина", которая лихо завлекает бедного начальника. И все будут так считать. Знаешь, почему? Потому что люди всегда верят в то, что им удобнее представить.

Повернувшись, Вадим скользнул по ней насмешливым, но не лишённым тепла взглядом. Неудивительно, что ему было сложно понять, как она вообще могла думать о браке. Его жизнь долгое время шла по замкнутому кругу, где каждые пять лет повторялся один и тот же сценарий: новая женщина, сумасшедшая влюблённость, готовность бросить всё ради этого чувства — и неизбежный финал. Два брака, два развода, четверо детей, бесконечные романы и разрывы. Удивительно, но он умудрился сохранить уважительные отношения с бывшими жёнами, а дети его и вовсе обожали. Года два назад, после очередного расставания, Вадим наконец выдохся: ушёл с головой в работу и решил ограничиться только лёгкими, ни к чему не обязывающими связями — без эмоциональных бурь и планов на будущее.

— Я не лучший советчик в делах сердечных, — продолжил он, затушив сигарету о край подоконника, — но давай попробуем всё-таки разобраться. Твой избранник милый, трогательный, состоятельный — это, конечно, плюс, не спорю. Хочет дать тебе и детям стабильность — вообще редкость в нашем циничном мире. Что ещё? А, ну да, он на двадцать лет тебя старше, похож на моржа и не ценит в женщинах ничего, кроме ножек.

— Мне больше импонирует сравнение с Пуаро, — поправила Даша, делая глоток горького, как её жизнь, травяного чая. — И, между прочим, он ценит исключительно мои ножки. Другие его уже не волнуют. А ещё он очень заботливый и нежный, не стоит забывать и об этом.

— Нежный? — Вадим усмехнулся, присаживаясь рядом с ней за стол. — С каких пор тебе стали нравиться нежные мужчины?

Да, Вадим лучше всех знал, что она никогда не любила нежность. Долгие прелюдии, ласковые касания и томные взгляды лишь отталкивали её, заставляя чувствовать себя чужой в собственном теле. Нет, ей не нужна была романтика или фальшивая химия — только магия. Дикая и первозданная, как буря, рвущая кроны деревьев в ночном лесу. Как гроза, чьи молнии раскалывают небо, разрывая тишину. Как яростный шторм, что хлещет волнами о скалы, не зная пощады. Ей хотелось раствориться в этом хаосе, чтобы кожу жгло от прикосновений, а сердце билось в такт с раскатами грома. Чтобы каждый вдох был пропитан необузданным, почти инстинктивным желанием, которое стирает границы, заставляя забыть обо всём и просто отдаться моменту.

— А может, тебе самой это всё нравится? — он внимательно посмотрел на неё, прожигая взглядом и желая прочесть ответ по глазам. — Я чего только не перепробовал в жизни, но секс с ногами как-то прошёл мимо меня. Неужели женщины тоже от этого кайфуют, просто боятся признаться?

— Массаж мне нравится, да, — Даша позволила себе улыбнуться, понизив голос. — Знаешь, у меня от массажа либидо просто зашкаливает, как будто внутри бушует неугасающий пожар.

— И кто будет твой пожар тушить? — хмыкнул Вадим, наливая себе ещё крепкого кофе без сахара, который, как он говорил, помогает ему быстрее уснуть. — Как я понял, другие твои прелести его совсем не трогают, а твой кодекс запрещает тебе искать утешения на стороне. Или, вытянув счастливый билет, ты пустишься во все тяжкие?

— На свой лад я самая верная женщина в мире, — спокойно, но с вызовом произнесла она. — А мой кодекс верности неизменен, как законы природы.

Это правда, Даша всегда хранила верность своему мужчине. Даже разлюбив, даже возненавидев. Пока не сказаны последние слова и не разбита последняя тарелка, мысли о других никогда не пересекали её горизонт. Она не делала исключений ни для кого, даже для Вадима. Их отношения всегда прерывались, когда у неё кто-то появлялся, зато его пассии никогда не играли особой роли.

Лампочка несколько раз мигнула, а потом погасла, погружая кухню в темноту. Теперь только бледный свет уличного фонаря пробивался сквозь шторы, оставляя на полу размытые тени. Дождь за окном усилился, его крупные капли громко стучали по стеклу, словно кто-то нетерпеливо барабанил пальцами, требуя внимания.

— Люблю темноту — есть в ней что-то магическое. — Вадим всегда улыбался только глазами, лишь уголки его губ едва заметно подрагивали, будто он знал что-то, чего не знали остальные. — Как думаешь, это случайность или знак?

Даша давно уяснила, что вся жизнь строится на таких вот случайностях — мелких, почти незаметных, но способных изменить всё до неузнаваемости. Перегоревшая лампочка, сломанная раскладушка... Четыре года назад, когда Вадим поссорился со своей второй женой и перебрался в съёмную квартиру в Строгино, она оставила детей с родителями, а сама отправилась на несколько дней в Москву, чтобы выступить в роли миротворца и попытаться помочь ему наладить отношения с супругой. Ей тогда верилось, что иногда достаточно просто поговорить — честно, открыто, без страха.

Тем вечером они сидели в тишине, почти не разговаривая. Вадим всегда был равнодушен к спиртному, поэтому предпочитал глушить душевные муки сигаретами, куря одну за другой. Он уступил ей напольный матрас, который использовал вместо кровати, а сам улёгся на хлипкой раскладушке. Не прошло и получаса, как раскладушка благополучно развалилась под его весом. Вадим попытался починить её, но, как назло, лопнула лампочка. Он выругался и завалился прямо на полу, даже не подумав постелить плед. Дело было зимой, и мороз пробирался в квартиру через щели старых деревянных окон, пронизывая комнату холодом и заставляя кожу покрываться мурашками. Ей пришлось едва ли не силой затащить Вадима к себе на матрас, который вполне годился для двоих. Он примостился на самом краю, будто боясь случайно её задеть, и долго не мог уснуть. А заметив, что она тоже лежит без сна, равнодушно изучая потолок, несколько смущённо сказал, что ей посчастливилось стать первой женщиной, с которой он провёл ночь в одной кровати без секса. "Это не кровать, а матрас, кстати, очень неудобный. Да и ночь длинная, так что не зарекайся", — пошутила Даша в ответ.

Но не прошло и получаса, как её слова из шутки превратились в пророчество. Ей хорошо помнилось, как она поводила рукой по его густо поросшей волосами груди, а потом опустила ладонь ниже, касаясь напряжённого члена. Вадим удивлённо на неё посмотрел, блеснув в темноте глазами, а затем резко потянул на себя, заставив машинально перекинуть ногу и сесть сверху. Даша кончила почти сразу, после нескольких толчков, вцепившись пальцами в его плечи. Ощущение нереальности происходящего было настолько сильным, что голова шла кругом, а внутри всё сжималось в тугой узел. Ей казалось, будто она проваливается в бездонную пропасть, растворяясь в обжигающем, почти невесомом потоке, который уносил её всё дальше от реальности. "Будем считать, что нам это просто приснилось", — предложила Даша, когда всё закончилось. С того дня такие "сны" снились им очень часто. Быстрые, неистовые, полные какой-то первобытной страсти, когда ты просто отдаёшься зову тела, забывая обо всём остальном. Всегда без слов, без поцелуев, без намёка на нежность. И непременно в темноте.

Поднявшись с табуретки, Даша несколько раз щёлкнула пальцем по лампочке — иногда это помогало, но не в этот раз. Лампочка лишь слабо качнулась на проводе, будто насмехаясь над её попытками вернуть свет. Тьма, словно живая, сгустилась вокруг, обволакивая кухню мягким, но непроницаемым покрывалом. Стоя перед ней, Вадим прищурил глаза и провёл пальцем по её губам. Ей хорошо был известен этот взгляд, а этот жест всегда предвещал что-то большее — стирая все возражения одним прикосновением.

— Нет, даже не думай об этом! Я приеду к тебе на следующей неделе, — быстро заговорила она, чувствуя, как её голос начинает дрожать. — Здесь — никогда! Все же услышат! Ты с ума сошёл?

Но вопреки словам, кожа начала пылать, а сердце билось так, будто хотело вырваться из груди. Не давая ей произнести больше ни слова, Вадим резко развернул её спиной к себе, толкая к столу и заставляя опереться ладонями о край. Жилистые руки скользнули под мягкую ткань футболки, а пальцы ловко расстегнули лифчик. Даша ощутила, как кружево спало, освобождая груди. Соски коснулись прохладного хлопка, и это лёгкое трение пустило по телу волну искр. Его ладонь властно прошлась по спине, на миг сжала груди с жадной нежностью, перешла к животу, а потом ниже, оставляя за собой дорожку мурашек. Даша больше не сопротивлялась, отдаваясь потоку ощущений, которые он всегда умел разжигать с пугающей лёгкостью.

Вадим отстранился и быстро стянул с неё пижамные штаны вместе с трусами, оставив их болтаться скомканными на коленях. Любимая пижама, такая удобная для сна, сковывала движения и не давала развести ноги, а высокая столешница не позволяла наклониться так, как хотелось, и мешала принять удобное положение. Эти мелочи ужасно злили, добавляя к возбуждению привкус нетерпения. Поднимая бёдра выше и принимая совсем уж непристойную позу, Даша чувствовала, как жар между ног становится почти невыносимым, а пульс стучит в висках, как удары молота по наковальне — резкие, настойчивые, безжалостные. Желая её подразнить, Вадим медленно поводил рукой по пылающим, влажным половым губам, теребя липкие складки. Из-за притока крови они увеличились в размерах и слегка раскрылись, зазывая в свои тёплые глубины.

Эти простые, дразнящие движения — туда и обратно — доводили её до исступления, а когда он резко и глубоко проник в неё пальцами, лёгкая боль смешалась с острым удовольствием, заставив тело выгнуться дугой. Даша дёрнула ногами, разводя их так широко, что послышался тихий треск ткани, и несколько секунд растворялась в ощущении полноты, но Вадим так же быстро убрал руку, оставив после себя горячий поток влаги, растекавшийся по бёдрам, словно отголосок прикосновений. Она протестующе качнулась назад, прижимаясь ягодицами к его брюкам и требуя продолжения. Стук её сердца гремел в ушах, заглушая всё, кроме собственного прерывистого дыхания. Рот наполнился сладковатой слюной, а пустота внутри вызывала всё большее раздражение.

Не в силах терпеть, Даша опустила руку, решив самостоятельно заполнить эту мучительную пустоту и утолить сводивший с ума голод. Ей хватило пары лёгких касаний клитора, чтобы всё тело натянулось как струна, а мышцы влагалища начали непроизвольно сокращаться. Она рухнула на стол, распластавшись по деревянной поверхности, закрыла глаза и полностью отдалась во власть нахлынувшего блаженства. И какая ей теперь разница, что он не успел? Впредь будет умнее! Правда, Вадим не позволил насладиться этим волшебным моментом достаточно долго. Усмехнувшись, он ещё шире раздвинул её ноги и, проникнув пальцами во влагалище, принялся собирать вязкий вагинальный секрет, который выделялся беспрерывным потоком и, вероятно, уже пропитал всю кухню мускусным запахом возбуждения. Размазав влагу по ягодицам, Вадим начал обводить по кругу совсем другое отверстие. Даша снова дёрнулась, сопротивляясь скорее для вида, но уже заранее зная, что в итоге всё равно уступит. После оргазма ей совсем не хотелось спорить по пустякам.

Вадим потянул её за талию, заставляя прогнуться и приподнять бёдра, а затем раздвинул ягодицы и сильно надавил на узкий вход. Другой рукой он умело раздражал клитор, с невероятной точностью остановившись ровно тогда, когда она уже была готова улететь. Окончательно одурев от переизбытка эмоций, Даша уже ничего не запрещала, позволив сначала вставить в узкое кольцо измазанный в собственных соках палец, а затем пропустить и второй. Скорее по наитию, чем осознанно, она принялась тереться о край стола, желая несколько ослабить неприятные ощущения, отчего кончила ещё раз — впервые, кажется, уложившись в столь короткий интервал.

Сосредоточившись на обжигающих спазмах, которые волнами расходились от низа живота, Даша не сразу осознала, что в неё тыкается что-то более серьёзное, чем просто палец. Скользкая головка давила на уже достаточно широкое анальное отверстие, но внутренние мышцы сопротивлялись, не желая пропускать. Поморщившись, она задержала дыхание, а затем медленно выдохнула, мысленно благодаря Вадима за то, что не забыл прихватить из прикроватной тумбочки тюбик смазки. Он вернул свободную руку на клитор, отвлекая её затуманенное сознание, и сильно двинул тазом, преодолевая преграду и проталкиваясь внутрь. Ощутив лёгкое жжение, Даша постаралась расслабиться и сделала встречное движение. Сфинктер постепенно растягивался под напором, и она каждым миллиметром плоти ощущала, как член входит глубже. Напряжение в мышцах начало ослабевать, а по телу растекалось новое чувство — острое, почти болезненное удовольствие, которое нарастало с каждой секундой. Когда член полностью вошёл в задний проход, она не смогла сдержать слабый стон облегчения, который невольно сорвался с её губ. Стиснув зубы, чтобы не выдать себя случайным вскриком, Даша снова вцепилась руками в край стола, наслаждаясь глубокими толчками и судорожным дыханием возле уха.

Вадим с силой сжал её бёдра, сделал ещё несколько резких движений, всаживаясь до упора, и принялся изливать сперму прямо в неё. Только после этого он позволил себе немного нежности, слегка склонившись над ней, чтобы провести ладонью по вздрагивающим плечам и погладить блестящую от пота спину. Пальцы мягко перебирали её волосы, словно желая успокоить, пока член со хлюпающим звуком не выскользнул из разгорячённой плоти. Кончить в третий раз у Даши не получилось. Впрочем, ей вполне хватило и двух — столь долгих и продолжительных, что они, кажется, высосали из неё последние силы. Несколько минут она продолжала лежать на столе, ощущая, как сперма медленно стекает по бедру, смешиваясь с вагинальным секретом и щекоча кожу.

Наконец, Даша осторожно приподнялась на локтях, чувствуя, как тело протестует против каждого лишнего движения, и замерла, прислушиваясь. В квартире стояла глубокая тишина — только далёкий шорох ветра за окном нарушал покой ночи. Кажется, никто ничего не услышал. Даша неловко сползла со стола и, чуть не потеряв равновесие, коснулась ногами пола. Пошатываясь, она шагнула в сторону, подбирая порванную в порыве страсти одежду. Вадим всегда отличался собранностью, поэтому уже давно привёл себя в порядок и теперь спокойно стоял у окна, затягиваясь очередной сигаретой.

— Завтра хочу выехать пораньше, — сообщил он, выпуская через нос облако дыма. — Постараюсь вас не разбудить.

Даша натянула штаны, стараясь не обращать внимания на то, что ткань всё ещё хранила следы их безумия, а трусики аккуратно сложила и засунула в карман, будто трофей, который было необходимо сохранить на память. Странно, но после секса им почему-то всегда нравилось играть определённые роли: он изображал равнодушного победителя, чья невозмутимость граничила с безразличием, а она — недовольную сторону, возмущённую жертву обстоятельств, которую заставили участвовать в чём-то против её воли.

— Какой ты заботливый, — проговорила Даша, смахивая с лица мокрые волосы. — Может, всё-таки скажешь что-нибудь ещё? Поблагодаришь, например, или извинишься.

Что сейчас на самом деле чувствует Вадим? Даша точно знала, что чувствует она сама — восторг, смешанный с головокружительным трепетом от осознания, что они снова нарушили запрет. Её тело и разум словно жаждали именно этого: в очередной раз переступить черту, ощутить вкус запретного плода, насладиться тем, что нельзя и не нужно было делать. Ей нравилось притворяться недовольной, потому что это добавляло остроты моменту. Однако за этой маской таилось приглушённое ликование, которое невозможно было полностью скрыть — даже в темноте её глаза наверняка блестели от удовольствия.

— Прости, совсем забыл. Благодарю за ужин! Брокколи были великолепны, а вот кофе ты варить не умеешь — получается какая-то бурда. Это целое искусство, женщина, когда-нибудь я тебя научу. — Он взглянул на часы. — Поздно уже, пора мне укладываться! — Поцеловав её в макушку, Вадим вышел из кухни.

Запрокинув голову, Даша тихо рассмеялась. Он всегда умел оставлять её в этом странном состоянии, где эйфория переплеталась с желанием дать ему подзатыльник.

***

Дарья Александровна искренне благодарит всех, кто эту часть до конца!