В предбаннике воздух был тёплый, но уже не обжигающий — пар отошёл, лёгкий аромат липы смешался с нотками вина.

Настя сидела на лавке, легко откинувшись, бокал медленно покручивала в пальцах.

На губах — мягкая полуулыбка.

Толян, напротив, уже порядком "разогрелся" — не от алкоголя, а от самого присутствия Насти.

Глаза блестели, но держал себя в рамках.

Семён, как всегда, выглядел спокойно-хозяински, поглядывал на всех из-под полуприкрытых век, потягивая настойку.

Алёна — рядом с Настей, уже без прежней скованности, но всё же чуть прижимая полотенце к груди, глаза блестели, дыхание было чаще обычного.

Настя вдруг, скользнув ленивым взглядом по Толянову лицу, чуть прищурилась.

Голос её прозвучал ровно, тепло, но с лёгкой мурлыкающей ноткой:

— Толик... а расскажи-ка ты про себя что-нибудь. А то мы тут все про пар, про баню... а про тебя — почти ничего.

Она сделала глоток, чуть повернув голову, взглядом мягко поймала его глаза:

— Ты у нас... женат? Есть кто дома ждёт?.. Или... свободный, как ветер?

В голосе — ни намёка на насмешку. Наоборот — живой интерес, чуть игривая нота.

Толян замер на миг, бокал чуть завис в воздухе.

Губы дёрнулись в полуулыбке.

— Да ну... чего уж там... был когда-то... — он на секунду задумался, потом хмыкнул. — Щас — свободен. Работа, да так... друзья, баня вот, Сёмыч...

Сделал глоток, потом чуть осмелел — взглядом задержался на Насте:

— А ты, Настя?.. Раз такая красавица — небось толпы кавалеров?

Настя мягко усмехнулась, не отводя взгляда, кончиками пальцев провела по краю бокала:

— Ну... про толпы — ты загнул. Но скажем так... я умею выбирать. Не каждому... доверюсь.

Пауза.

В голосе — чуть более тёплая нота, взгляд — прямой, внимательный.

— А ты, Толик... если уж свободный... — тон стал чуть мягче, почти мурлыкающим. — Часто... вот так, в баньке... с девочками отдыхаешь?.. Или... это тебе редкий случай?..

Глаза — блестели.

В словах — не вызов, не издёвка, а именно взрослая, спокойная игра, где Настя тонко держала инициативу.

Толян чуть покраснел, но, видно, приободрился:

— Да чё уж там... бывает, конечно. Но вот так, чтоб с такой компанией — да чтоб ещё вот так... вино, банька, такие... красавицы... — он усмехнулся, но взгляд — уже откровенно восхищённый. — Нет, Настя. Такое — редкость. Я прямо скажу — праздник сегодня.

Настя медленно кивнула, сделала глоток.

Пауза — полсекунды.

Потом — чуть тише, тёплым голосом:

— Ну что ж... значит, будем считать, что ты сегодня... везунчик. — улыбка стала чуть шире. — Главное — веди себя достойно. Тогда, может быть... вечер для тебя будет ещё... интереснее.

Она отпила, взгляд — в упор, с чуть игривым блеском.

Толян аж заёрзал, засмеялся чуть хрипло:

— Ну я постараюсь, Настя... честно... по уму.

В этот момент Семён усмехнулся, взгляд скользнул по Алёне — она слушала, вся дрожа внутри.

Семён, лениво потягивая настойку, кинул взгляд по компании.

Девчонки уже заметно разогрелись — вино, пар и сама атмосфера сделали своё. Щёки у Алёны пылали, глаза блестели. Настя — как кошка, расслабленно скользила взглядом по собеседникам, держа чашу в пальцах.

Семён поставил бокал, медленно поднялся:

— Ну что... предлагаю второй заход. Самое время. Сейчас — тело по-настоящему раскроется. А там уже... как вечер поведёт.

Настя тут же подхватила, облизнув губы:

— Я — за. Лен, ну как, ещё прогреемся? Самое оно — потом тело летать будет.

Алёна выдохнула, голос дрогнул, но в глазах читался огонь:

— Д-да... пойдём.

Толян аж заёрзал:

— О, ну тогда вообще супер! Сейчас как попаримся... эх!

Вчетвером вернулись в парилку.

Там стоял ровный, мягкий жар, свежие веники уже были подготовлены.

Девушки вновь заняли верхние полки.

Настя скинула полотенце, осталась в белоснежном купальнике, ткань которого после первой парилки уже тонко облегала тело. Грудь под ней угадывалась отчётливо.

Алёна сняла полотенце чуть медленнее, губы дрожали, но теперь — сама уселась рядом с Настей. Её купальник тоже стал почти прозрачным, ткань плотно легла на соски, по коже стекали капли пара.

Семён с ленивой улыбкой взял веник, обмочил в тазу:

— Ну что, кто первая под веник?

Настя тут же повернулась, волосы перебросила на плечо:

— Я готова. Раз начала — так и продолжу. Разомнём спинку.

Семён хмыкнул, встал за ней.

— Доверяешь?

Настя обернулась через плечо, с ленивой полуулыбкой:

— Конечно. Только... помни — я нежная.

Он не ответил словами, только чуть плотнее опустил веник на её плечи, начал плавно, с выверенной силой водить им вдоль позвоночника.

Толян с нижней полки не отрывал глаз — как веник скользит по спине Насти, как капли стекают по её бокам, как ткань купальника натягивается на груди.

Настя двигалась медленно, в такт венику, бёдра чуть покачивались.

Иногда тихо вздыхала, глаза прикрыты.

Алёна сидела рядом, сердце колотилось в горле. Видела, как Семён ведёт веник, как Настя вся пульсирует под этими движениями — и в теле самой становилось всё жарче.

Спустя пару минут Семён отстранился, бросил взгляд на Алёну.

— Ну что, Лён? Теперь — ты?

Голос — тёплый, но с тихим, властным нажимом.

Алёна замерла.

Губы дрогнули, но отказать — уже не могла.

— Д-да...

Она осторожно развернулась, села на колени, спину выпрямила. Пальцы дрожали.

Семён встал за ней, аккуратно опустил веник на плечи.

С первых движений по телу Алёны прокатилась дрожь. Веник, казалось, гладил кожу и прожигал её одновременно.

Семён вёл медленно — от шеи вниз, по спине, по бокам. В какой-то момент сместился ниже — на поясницу, на бёдра.

Алёна прикусила губу, плечи подрагивали.

Настя, заметив это, чуть наклонилась, прошептала ей на ухо:

— Расслабься... Лён... Доверься телу...

Шёпот и горячее дыхание на ухе добили — Алёна выдохнула и, неосознанно, чуть подалась назад, в веник, в ощущение тепла.

Семён это сразу почувствовал. Веник лёг чуть плотнее — теперь скользил по бёдрам, по ягодицам, движения стали медленнее, чуть глубже.

Толян внизу уже пыхтел — глаза буквально горели.

Через пару минут Семён остановился, шутливо бросил:

— Ну вот... обе красавицы распарились. Теперь — остыть малость. И продолжим вечер... на воздухе.

Девушки спустились с полков.

Настя, не скрываясь, спокойно шла в купальнике, капли стекали по телу.

Алёна — с полотенцем в руках, но не укуталась — ткань её купальника теперь почти просвечивала, соски отчётливо выделялись.

Воздух показался свежим.

Вино, настойка ждали на столе.

Настя села легко, по-хозяйски раскинув ноги, не стесняясь.

Алёна — рядом, но уже не прижималась полотенцем, дыхание всё ещё сбивчивое.

Семён сел напротив, взглядом скользнул по обеим.

Толян — уже явно «на старте», глаза светились.

После пары тостов, лёгкого смеха, Толян не выдержал:

— Слушайте... а ну его пока — париться! Пойдём в беседку, там воздух, музончик... да и танцевать хочется, гляньте, какие у нас девчонки сегодня!

Настя рассмеялась, медленно провела пальцем по бокалу:

— А что... идея — очень даже... Лён? Пойдём? Проветримся, под музыку — телу полезно... и приятно.

Алёна сама кивнула — внутренние тормоза почти сгорели.

В беседке уже играл негромкий ритм. Свет — тёплый, рассеянный.

Настя первой скинула полотенце, осталась в купальнике.

Алёна — уже без колебаний, шагнула рядом, блестящая кожа дрожала в такт сердцу.

Настя первая вошла в ритм — бёдра плавно двигались, руки скользили по телу.

Через пару секунд протянула руку Алёне:

— Идём... вместе. Тело — помнит тепло... не держи в себе.

Алёна вложила ладонь в её.

Под музыку Настя легко прижала её к себе — бёдра в бёдра, живот в живот.

Движения стали откровенно телесными — Настя вела, Алёна — дрожала, но сама тянулась ближе.

Мужчины молчали — Семён с ленивой ухмылкой, Толян — с распахнутыми глазами.

В какой-то момент Настя повернулась к ним, прямо глядя в глаза Семёну:

— Что ж вы... не танцуете? Или... боитесь обжечься?

Голос — мурлыкающий, почти вызов.

Семён медленно встал. Подошёл к девушкам, взгляд — на Алёну:

— Твой танец, Лён. Только твой. Я... приглашаю.

Протянул руку.

Алёна сглотнула, пульс бил в висках. Но вложила пальцы в его ладонь.

И вот уже Семён притянул её вплотную.

Руки скользнули по талии, бедро лёгко прижалось к её низу живота.

Алёна запрокинула голову, дыхание сбилось окончательно.

Алёна в танце с Семёном уже почти не чувствовала почвы под ногами.

Его сильные ладони держали её за талию, движения были неторопливо-властными.

Тела прижимались тесно, бедро Семёна намеренно касалось её живота.

Дыхание Алёны рвалось — жар после парилки, алкоголь и прикосновения смешались в один пульсирующий поток.

Настя наблюдала за этой парой с полуулыбкой, глаза блестели.

В её позе читалась уверенность и... лёгкий азарт.

Толян, всё это время почти расплавившийся на месте, вдруг не выдержал — вскочил:

— Ой, да что ж я стою, как столб! Танцевать ж охота, да с такой-то красоткой!.. — и, почти приплясывая, шагнул к Насте.

Сделал преувеличенный поклон, вытянул руку:

— Настюша, приглашаю! Ну хоть ты меня на танец выведи, а то прямо с ума сойду!

Настя рассмеялась — искренне, звонко.

Мельком скользнула взглядом по Семёну и Алёне, которые уже были полностью в своей волне, и вложила ладонь в ладонь Толяна:

— Ну что ж... раз такой кавалер зовёт — отказывать не буду. Только, Толик, смотри... ноги не запутай.

Голос — мурлыкающий, но с лёгкой иронией.

И пара задвигалась.

Контраст был почти комичный:

· Толян — лысый, худощавый, с явным пивным животом, ростом ниже Насти.

· Настя — высокая, стройная, брюнетка с идеально очерченными бёдрами, чёткая татуировка на бедре, вторая — на предплечье. Грудь под тонким купальником — упругая, проколотые соски чуть выделялись под тканью, ягодицы двигались в такт, завораживая.

Толян, хоть и старался вести себя "джентльменом", выглядел рядом с ней забавно-маленьким, движения резковаты, взгляд то и дело лип к Настиным формам.

Но Настя, играючи, позволяла ему — медленно водила руками по его плечам, легко прогибалась в танце, бедро скользило мимо, давая Толяновой фантазии полную волю.

Семён, не прерывая танца с Алёной, скользнул взглядом в их сторону, усмехнулся краем губ.

Алёна, поймав этот взгляд, сама чуть рассмеялась сквозь дрожь — контраст был слишком явный.

Но тут же — ощущение сильных рук на своей талии вновь выбило её в ощущение тела.

Семён медленно притянул её ближе, так что грудь Алёны почти упёрлась в его грудь, бедро — плотнее легло к его телу.

Взгляд у него стал чуть тяжелее, дыхание медленнее.

Алёна сама вцепилась в его плечи, не в силах уже сдерживать желание двигаться в его ритме.

Музыка продолжала играть.

В беседке воздух становился всё более плотным, горячим от тел.

Толян, взмокший, но довольный, в какой-то момент притянул Настю чуть ближе — его рука легла на её талию, вторая скользнула ниже.

Настя с полуулыбкой позволила, но, как только его пальцы заигрались, чуть резче, но мягко перехватила его запястье и подвела обратно на безопасную зону.

— Полегче, Толик... вечер только начинается... — мурлыкнула она.

Толян аж сглотнул:

— Да-да, Настюша... я ж... только по-дружески...

Настя снова повернулась к нему спиной, бёдра задвигались в ритме, так что Толик теперь танцевал почти за ней, почти не веря своему счастью — перед его глазами совершенный изгиб её ягодиц, блестящих от влаги и тепла.

Семён в это время плотно вёл Алёну — в какой-то момент наклонился, шёпнул ей на ухо, голосом чуть хриплым от желания:

— Хорошо двигаешься, Лён... Тело у тебя... шикарное... Чувствуешь, как ты заводишь?..

Алёна вздрогнула, зажмурилась, но подалась ближе — ответом стал чёткий контакт тел, уже без стеснения.

Сердце у неё билось гулко — вся уже почти плыла в этой волне, голова кружилась.

Музыка в беседке вдруг плавно сменилась — с бодрого ритма на более медленный, тягучий трек.

Басовые ноты мягко прокатились по полу, в груди отозвались гулким эхом.

Семён с усмешкой скользнул пальцами по талии Алёны, не отпуская её.

— Ну вот... теперь — совсем по-другому. Для настоящего танца... тесного.

Голос у него стал ниже, теплее, чуть хрипловатым от жара и желания.

Алёна не успела ответить — он плавно, но уверенно притянул её ближе, так что теперь их тела прижимались полностью: грудь Алёны — к его груди, бедро Семёна — между её бёдер, его ладони его скользнули по спине, чуть ниже, почти касаясь ягодиц.

Алёна выдохнула резко — тело предательски откликнулось, сама подалась навстречу.

Руки её, дрожащие, легли на его плечи — пальцы чуть вцепились в ткань.

В такт музыке они начали двигаться — медленно, в одном теле, почти сливаясь.

Глаза Алёны закрылись — жар внизу живота стал почти нестерпимым.

Тем временем Настя с лёгким смешком бросила Толяну:

— Ну что, кавалер... ритм сменился. Справишься с таким танцем? Тут ведь не вскачешь... тут — чувствовать надо.

Голос — мягкий, но с откровенной игривой ноткой.

Толян аж покраснел, но вытянулся, пытаясь выглядеть уверенно:

— Конечно... Настюша... я как раз такие танцы люблю...

Он протянул руки — Настя вложила ладони, подошла ближе.

Теперь контраст стал ещё сильнее: Толян — ниже её, пивной живот торчит, движения неуклюжие. А Настя — стройная, грациозная. Она вела его легко, играла телом, раз за разом мягко прогибаясь, позволяя его рукам почти коснуться — но не давала воли.

При этом движения Насти были очень телесные — бёдра скользили, плечи работали в такт, тело гнулось гибко.

Толян уже почти не дышал от возбуждения, но старался держаться в образе.

В это время Семён и Алёна практически слились в медленном танце.

Семён слегка наклонился, губы скользнули вдоль шеи Алёны, почти касаясь кожи дыханием.

Руки его теперь открыто легли на её бёдра, медленно, в такт музыке, сжимая их.

Алёна вцепилась в него — голова кружилась, дыхание стало прерывистым, бедра сами двигались в ответ.

Её тело уже не могло сопротивляться — каждый сантиметр ощущал его жар.

Музыка продолжала тянуться, ритм становился всё более обволакивающим.

В беседке воздух густел — пахло потом, нагретой кожей, лёгкими духами.

Голоса почти стихли — только тела двигались.

Семён и Алёна уже двигались почти в забвении, их тела слились в медленном ритме, дыхание слилось в жарком мареве.

И вдруг — лёгкий, звонкий смешок.

В следующее мгновение Настя, игриво покачивая бёдрами, оказалась рядом:

— Эй, вы двое... — мурлыкнула, коснувшись пальцами плеча Семёна. — Не забывайте про нас... Мы с Толяном тоже хотим красивый танец. Или тут сегодня только парочки в моде?

В её взгляде — блеск, в голосе — весёлый вызов, но под ним прятался явный подогрев атмосферы.

Настя, с улыбкой скользнув пальцами по плечу Семёна, отступила полшага, обвела взглядом всех:

— А знаете что...

Она кокетливо повела плечами, ткань купальника скользнула по коже.

— На улице... уже прохладненько стало. Кожа-то после пара — вся разогретая... сейчас тут остынем — и всё удовольствие зря пропадёт.

Она взглянула на бокалы на столе, потом — на Семёна:

— Предлагаю так... перемещаемся в дом. Там — и тепло, и мягко, и... музыка по-настоящему заиграет. А вино и настойку — с собой, конечно. Чтоб вечер не прерывать.

Семён с ленивой ухмылкой кивнул:

— Дело говоришь. Ну что, народ — берём бокалы, бутылки — и в дом. Там продолжим... как пойдёт.

Толян аж подпрыгнул:

— Вот это я понимаю! Ща всё соберу!

Он тут же начал собирать бутылки и бокалы, только поглядывал на Настю — сгорая от нетерпения.

Настя с лёгкой улыбкой подошла к Алёне, коснулась её плеча:

— Пойдём, Лён... там поуютнее будет. А тут — правда, прохладно.

Алёна, с сердцем, колотящимся в груди, только кивнула, пальцы дрожали.

В доме было тепло, пахло деревом и свежестью.

На кухне Семён первым поставил на стол настойку и бутылку вина, потом, скользнув ленивым взглядом по компании, ухмыльнулся:

— Знаете что, народ... а давайте не тут толпиться. В спальне — места побольше, матрас широкий, пледы есть... мягко, уютно. Да и... в картишки можно перекинуться. Заодно... на удачу сыграем.

Он подмигнул. В голосе — лёгкая насмешка и явный намёк, но подано без нажима.

В спальне было полутемно и душно — шторы на окнах плотно прикрыты, лишь тонкая полоска света пробивалась сквозь щель, ложась на пол выцветшей дорожкой. Воздух пах чем-то телесным, распаренным — то ли старыми подушками, то ли тяжёлым пледом, сброшенным в изножье кровати. На стенах — выцветшие обои, тускло-жёлтые, с потёками возле углов. В ногах кровати, чуть в стороне, стояло старое зеркало в полный рост — потемневшее, с тонкой сеточкой трещин у нижнего края. Оно отражало почти всю сцену: от матраса до ближайшей стены.

Кровать была широкой, с пружинным матрасом, обтянутым натянутой простынёй, чуть съехавшей вбок. Плед — серый, мохнатый, будто давно не стиранный — был сброшен в ноги. На подушках остались вмятины, как от недавних тел.

Алёна первой прошла в комнату, почти беззвучно. Она сразу села ближе к стене, чуть прижимаясь к ней плечом, будто ища опору. Настя следом — без суеты, но с той самой ленивой грацией, с которой она всегда входила в любое пространство. Уселась рядом с Алёной, скрестила ноги, провела пальцами по коленке.

Семён, не торопясь, сел напротив Насти — широко, по-хозяйски, словно занимая весь воздух вокруг себя. Толян плюхнулся перед Алёной, шумно, с шорохом, и вдруг, уже сидя, расправил плечи, будто намеренно перекрыл ей путь к выходу. Расположение получилось почти симметричным — две женщины у стены, два мужчины напротив, как перед партией в шахматы, но здесь фигуры были живыми. И напряжение — куда плотнее, чем воздух.

Семён хлопнул по бутылке с настойкой, ухмыльнулся и по-хозяйски устроился на краю кровати.

— Ну что, сыграем? — голос у него был ленивый, но с характерной хрипотцой. — На раздевание уже как-то неактуально, да? Осталось-то с гулькин хрен.

Он хмыкнул.

— Так что давайте на желания. Кто проиграл — выполняет.

Он перевёл взгляд на Алёну, потом на Настю. Обе — на кровати, босые, в одних купальниках. Алёна чуть поёжилась от прохлады, натянула на колени плед, но спрятаться под ним как-то не вышло — всё равно каждая линия её тела читалась с первого взгляда. Настя же сидела вольготно: спина к стене, ноги полусогнуты, бедро блестит в полоске света. Она улыбнулась:

— Только если желания будут без глупостей. Не «прыгай на одной ноге» — у нас тут всё посерьёзнее.

— Посерьёзнее, значит... — пробурчал Толян, вытаскивая из кармана колоду. Карты были чуть помятые, с разводами — видно, не первый раз служили в подобных играх.

— Ну всё, ща будет жара. Предлагаю — «в очко», классика. Кто перебрал — выполняет.

Настя лениво потянулась, заглянув в зеркало. Там, напротив кровати, всё отражалось до мелочей — сама она, растрёпанные волосы, обнажённое бедро, и Алёна рядом, чуть наклонившаяся, с сосками, проступающими под тканью. Мужики — напротив, как две башни.

Настя усмехнулась себе под нос.

— Ну что, господа, на кон ставим судьбы? Раздавай, Толян.

Толян раздал карты, и через пару минут стало понятно: у Алёны — перебор.

— Ну вот, — усмехнулся Семён, потягивая из рюмки. — Первая пошла.

Настя чуть повернулась к подруге, глаза у неё блестели — весело, но с каким-то скрытым вызовом.

— Моё желание, да? — Она бросила взгляд на Алёну, потом на Семёна. — Хочу, чтобы ты... поцеловала его.

— Кого? — Алёна даже не сразу поняла.

— Семёна, конечно. В губы. Не чмок, не «по-дружески». А так, по-настоящему.

Толян прыснул от смеха.

— Ну-у-у... жара начинается.

Алёна помедлила. В комнате стало тихо, только пружина под Семёном скрипнула, когда он чуть подался вперёд.

— Ну?.. — мягко подтолкнула Настя.

Алёна глубоко вдохнула и пересела ближе. Семён не двигался, только смотрел на неё, хищно и чуть насмешливо.

Она приблизилась, задержалась на долю секунды — и всё же поцеловала. Мягко, но без стеснения. Его губы оказались горячими, чуть обветренными. Он не поторопился углубить поцелуй, но задержал его чуть дольше, чем нужно было «по правилам».

Когда она отстранилась, сердце стучало слишком громко. Никто не сказал ни слова, но атмосфера ощутимо поменялась — как будто дверь приоткрылась, и теперь её уже не закрыть.

Во втором кону Алёна снова проиграла — руки дрожали, и карты легли не в её пользу. Она выругалась тихо, почти шепотом.

— Да что ж такое...

— Моё, — протянул Семён, раскладывая карты в сторону. Улыбка у него была медленной, ленивой. — А вот теперь... посерьёзнее.

Он взглянул на неё в упор, не мигая.

— Сними верх купальника, Лен. Пусть... глаза порадуем.

Толян фыркнул, но даже он не стал притворяться: глаза тут же загорелись. Настя склонила голову к плечу, наблюдая, не говоря ни слова.

Алёна чуть замерла. Губы приоткрыты, дыхание уже сбивалось. Пару секунд она не двигалась, потом — будто нехотя — потянулась к завязкам. Пальцы дрожали, пока она распутывала тонкие шнурки на шее, потом — за спиной.

Ткань соскользнула с плеч, и она аккуратно опустила её рядом.

На секунду — тишина.

Грудь Алёны оказалась такой, как все помнили, но всё равно — лучше. Высокая, тугая, с выразительными формами. Соски — тёмно-розовые, затвердевшие, будто не только от прохлады, но и от возбуждения, которое она уже не могла скрыть.

Семён не отрывал взгляда.

Толян шумно сглотнул.

Настя лишь усмехнулась, тихо:

— Вот это да...

А Алёна сидела с прямой спиной, будто принимая на себя свет прожектора. И не отвела глаз.

Третий кон пошёл быстрее — все уже были втянуты, карты мелькали в руках, рюмки звенели чуть чаще.

Когда дело дошло до подсчёта, Толян захохотал:

— Ну наконец-то! Настюша, извини, но ты у нас — в пролёте.

— Бывает, — усмехнулась она, не отводя взгляда. — Чего прикажешь, командир?

Толян откинулся назад, широко, с явным наслаждением.

— Хочу, чтоб ты... сняла верх. Покажи, чем городские девчонки отличаются от деревенских.

Настя не стала разыгрывать скромность. Она лишь скользнула взглядом по Семёну, потом по Алёне — та уже прикрывала грудь рукой, но глаз не отводила.

— Ну... вы же просили без глупостей, — мягко сказала Настя и, не торопясь, стянула белый топ через голову.

Под ним — никакого белья. Грудь у Насти оказалась больше, чем казалась под тканью, и куда выразительнее. Полная, высокая, гладкая кожа, соски — крупные, тёмные, и... проколотые. Серебристые колечки поблёскивали на фоне её бледной кожи, а сами соски стояли остро — как от холода, так и от очевидного возбуждения.

Толян вытаращился, будто ему показали портал в иной мир.

— Мать моя женщина... — выдохнул он. — Это... это чё, серьёзно?.. Проколотые?..

Он едва не запустил руку в шорты — пальцы нервно зажались на бедре, дыхание сбилось.

Семён усмехнулся, глядя на Настю:

— Красота... с характером.

Та откинулась назад, не прикрываясь — наоборот, выгнулась чуть сильнее, будто подставляя грудь взглядам.

— Ну... чур не пялиться больше двух минут, — усмехнулась она, — а то я начинаю загораться.

Следующая раздача пошла уже почти в молчании — напряжение в комнате будто загустело, дыхание каждого ловилось в полутьме, а взгляды скользили не по картам, а по телам.

Толян выдал карты с показной невозмутимостью, но руки у него слегка подрагивали. Алёна — снова неудачно. Карты — против неё.

— Опять я, — выдохнула она, глядя в пол. Щёки пылали, грудь поднималась всё чаще.

Семён, не торопясь, потянулся за рюмкой, отпил, посмотрел на неё поверх стакана.

— Леночка, ну раз уж пошла такая жара... — он усмехнулся, откинулся на локоть. — Сними трусики.

Алёна застыла. Несколько секунд — ничего. Только шум дыхания Толика и мерцание проколов на груди Насти в зеркале.

Потом она медленно опустила руки к бёдрам. Трусики были тонкие, почти прозрачные, слегка влажные от жара и тела.

Скользнув пальцами под резинку, она подняла бёдра и начала стягивать их вниз. Медленно. Не глядя ни на кого. Плотная тишина.

Когда ткань соскользнула по ногам и осталась в руке, Алёна на секунду прикрылась, но потом опустила руки. Села, как была — обнажённая, чуть прижав колени, но не закрываясь полностью.

Её лобок был аккуратно выбрит, кожа гладкая, между бёдер — капля блеска, предательски выдавшая, насколько она возбуждена.

Соски по-прежнему стояли, дыхание рвалось, глаза бегали, но она не скрывала себя.

Толян застонал тихо, почти жалобно:

— Да ну на... Бля...

Семён только улыбался.

— Красота требует смелости. Ты — смелая, Лен.

Новая раздача прошла быстро — почти на автомате. Никто уже не думал о правилах, счёт шёл только на дыхания, взгляды и промокшие складки ткани.

Толян, к своему удивлению, вытянул выигрышную карту. Посмотрел на неё пару секунд, будто не поверив. А потом сразу — в голос:

— Ну наконец-то! Настя, милая, ты следующая. Не обижайся, но... снимай трусики.

Сказал без пауз, без шуток — прямо, с горящими глазами.

Настя только хмыкнула.

— Что ж вы, мальчики, все такие прямолинейные... — провела рукой по животу, медленно опуская пальцы к вырезу.

Белые трусики были почти сухими, но плотно прилипали к коже, и когда она встала с кровати на колени, спиной к зеркалу, все увидели, как аккуратно они обрисовывали её формы.

Настя наклонилась, стягивая их вниз — медленно, без суеты. Плавно провела руками вдоль ног, сбросила ткань на пол и снова села — уже полностью обнажённая.

Бёдра широко, уверенно. Лобок — гладко выбрит, кожа белая, как сливки. Между ног — лёгкий блеск, в точности как у Алёны минутой раньше.

— Господи... — пробормотал Толян. — Вы, девочки... просто... космос...

Он вжался в кровать, руки сжал в кулаки. Семён, не меняя выражения лица, скользнул взглядом по телу Насти и кивнул:

— Безупречно.

Настя провела языком по губам, затем бросила карты в сторону.

— Да ну вас, мальчики, — лениво, но с огоньком. — Мы же все понимаем, к чему идёт. Зачем делать вид, что играем?

Семён усмехнулся, не возражая. Толян даже не дышал — только кивнул, будто боясь спугнуть.

Настя повернулась к Алёне, провела тыльной стороной пальцев по её плечу.

— Давайте сделаем так, — её голос стал ниже, мурлыкающим. — Сначала... вы просто посмотрите. Я покажу, как нужно разогревать нашу красавицу. Как... правильно подготовить её для вас.

Алёна замерла, уже вся дрожала — от ожидания, от взгляда Насти, от осознания, что сейчас она станет центром внимания. Полностью.

— Алён, — тихо сказала Настя, наклоняясь ближе. — Просто доверься. Расслабься. Я знаю, что делаю. А они... просто пусть смотрят.

Она положила ладони на колени подруги, медленно раздвинула их шире, и мужчины замерли — напротив, не мигая, как хищники, которым пока не дали команду «фас».

Настя скользнула пальцами по внутренней стороне бедра Алёны.

— Гладкая... тёплая... уже почти мокрая, да?.. — прошептала она, но специально достаточно громко, чтобы Семён и Толян слышали каждое слово.

Алёна зажмурилась. Настя улыбнулась.

— Ну что, мальчики... смотрите внимательно. Сейчас она будет вся — ваша. Но пока... только через меня.

Настя устроилась на кровати напротив Алёны, подогнув одну ногу и чуть наклонившись вперёд. На лице — мягкая, но хищная полуулыбка.

— Алён, ляг на спину, — шепнула она, глядя той в глаза. — Расслабься. Позволь мне показать, как ты красива, когда... отдаёшься.

Алёна, уже вся горящая от взгляда, медленно опустилась на подушки. Грудь дрожала от дыхания, волосы рассыпались по плечам. Между бёдер блестела влага, не давая никому усомниться в том, насколько она готова.

Семён откинулся назад и потянул за пояс шорт.

Ткань слетела с него за пару секунд. Под ней — ничего. Член уже стоял — толстый, напряжённый, слегка подрагивающий.

Толян не отставал. Его шорты упали с шлепком, и он остался полностью обнажённым. Его член дрожал от возбуждения.

Оба сидели, не двигаясь — словно загипнотизированные.

Настя усмехнулась, не оборачиваясь. Она опустила голову между бёдер Алёны, провела языком по внутренней стороне бедра, еле-еле, почти дразняще.

Алёна выгнулась, тихо застонала. Настя только улыбнулась, не спеша двигаясь выше.

— Сейчас она будет течь у вас на глазах, — сказала Настя, и её язык наконец скользнул туда, где уже горело всё.

Настя раздвинула бёдра Алёны чуть шире, медленно, с ласковой настойчивостью. Та уже почти вся дрожала — грудь вздымалась быстро, пальцы вцепились в простыню, губы приоткрыты, глаза — закрыты, но всё лицо горело.

Настя склонилась, провела языком от самой впадины бедра вверх, не спеша, дразня, почти не касаясь самого чувствительного.

— Смотри, какая ты, Лён... — прошептала она, горячее дыхание обжигало. — Вся мокрая... и только для них.

И наконец язык скользнул точно по складкам — медленно, снизу вверх, разделяя их. Алёна вздрогнула и захрипела, как будто кто-то вырвал у неё воздух. Настя зажала её бёдра ладонями, крепко, уверенно, не давая сомкнуться, и продолжила — круговые, тёплые, влажные движения, всё глубже, всё точнее.

Семён и Толян сидели напротив, уже полностью обнажённые. Их члены стояли в полном напряжении, блестели от первых капель. Никто из них не говорил ни слова — только смотрели, как Настя работает языком.

Через несколько секунд Настя добавила пальцы. Два — сразу, уверенно, в глубину. Алёна вскрикнула, выгнулась, но Настя крепко держала её. Двигалась медленно, но с силой — и языком по клитору, и пальцами внутрь. Уголки губ были влажными, подбородок блестел. Она не отрывалась, втянута полностью в процесс, как будто это был ритуал.

— Вот она, мальчики... — прошептала Настя, скользнув языком по самому краю. — Слышите, как чавкает? Это для вас. Ей уже всё равно. Сейчас она сама будет умолять... чтобы вы её взяли.

Алёна только застонала в ответ, тело под ней уже билось в ритме — бедра двигались сами, спина выгибалась, ноги дёргались. Она была уже на грани.

Семён больше не мог сидеть на месте. Его член пульсировал от напряжения, грудь тяжело вздымалась. Он медленно поднялся с кровати и подошёл к Насте — та как раз склонилась над Алёной, продолжая работать языком и пальцами, доводя подругу до грани.

Семён встал перед ней, рядом с её лицом. Его член оказался буквально в нескольких сантиметрах от её щеки. Настя чуть повернула голову, не отрывая руки от тела Алёны, и провела взглядом вверх — лениво, с лёгким вызовом.

Он коснулся её щёки ладонью, большим пальцем провёл по скуле. Настя улыбнулась и, не говоря ни слова, взяла его палец в рот. Сначала аккуратно, потом глубже — обхватывая губами, облизывая, скользя языком по подушечке. Медленно, игриво. Сосала, как будто это был он сам.

Семён зарычал — почти по-звериному.

— Хочешь? — прошептал он.

Настя вынула палец, провела языком по нижней губе.

— Конечно хочу... но... — Она повернулась обратно к Алёне, снова наклонилась между её ног. — Сначала ты должен... взять её. Подготовленную. Готовую. Горячую.

И снова — язык, пальцы, ритм. Алёна уже не сдерживалась: всхлипы, стоны, выгнутая спина — вся она билась под Настей, как под током.

Толян в это время тоже не выдержал. Он подошёл сзади, глядя, как Настя вся в движении — обнажённая, соски стоят, бёдра раздвинуты, зад поднят. Его руки легли на её ягодицы — плотные, тугие, идеальные. Он сжал их с жадностью, поглаживая, разминая, не скрывая восторга.

Настя только тихо хмыкнула — не остановилась ни на секунду.

Толян склонился ниже, взгляд упёрся в её влажную, блестящую щель. Он провёл пальцами по ней, осторожно, будто проверяя, правда ли она так мокра. А она была — тёплая, горящая, влажная насквозь.

Он не удержался. Опустился на колени, развёл пальцами её губки и начал лизать — жадно, шумно, будто добрался до самой сладкой награды. Язык его работал неуверенно, но с полной самоотдачей. Он ел её, стонал в неё, вцепившись в бёдра.

Настя лишь чуть выгнулась, продолжая трахать пальцами Алёну. И теперь в комнате стоны звучали в два голоса — сливаясь, накрывая всё, как волна.

Алёна стонала всё громче, прерывисто, будто с каждым движением языка Насти теряла последние остатки контроля. Тело её выгнулось дугой, пятки упёрлись в матрас, пальцы впились в простыню. Бёдра дёргались, клитор налился и пульсировал, а из глубины живота поднималась волна — плотная, неумолимая, неудержимая.

Настя чувствовала это каждой клеткой — тем, как сокращаются внутренние мышцы под пальцами, тем, как дрожит вся её подруга. Она ускорилась — язык двигался точно, уверенно, пальцы врывались в горячую, влажную плоть, скользя с громким, сочным звуком.

— Давай, Лён... — прошептала она между ласками. — Отдайся им. Мне. Себе.

Алёна закричала — коротко, с надрывом, будто больше не могла держать внутри. Её оргазм был мощным, горячим, волнообразным: тело содрогнулось, соки брызнули на пальцы Насти, а спазмы сотрясали её несколько секунд подряд. Она выгнулась так, что спина оторвалась от кровати, губы сорвались в беззвучный крик, и только потом — медленный, хриплый выдох.

Настя чуть улыбнулась, не прекращая движения, пока Алёна полностью не затихла, распластанная, растрёпанная, вся в дрожи.

А сзади, тем временем, Толян был уже вне себя. Его лицо блестело от влажности Настиной киски, а член — опухший, тёмный, пульсирующий — буквально требовал разрядки.

Он встал, одной рукой сжал её бёдро, другой — направил член к цели. Осторожно провёл головкой между её губок, вверх-вниз, медленно, будто дразня себя. Горячая щель Насти блестела от влаги, губки разошлись от возбуждения. Толян водил по ней, прижимая то к клитору, то чуть ниже, но не входил — ещё сдерживался, но с трудом.

— Господи... Настя... — простонал он. — Я не могу... ты с ума сводишь...

Настя вздрогнула, повернула голову — и на секунду замерла, удивлённо приподняв брови. Перед ней стоял Толян. Худощавый, с невыразительной фигурой, почти комичный на фоне Семёна. Но между ног — настоящее несоответствие: член у него был большой, толстый, налитый, с набухшей головкой. Явно не то, что можно было бы ожидать от его субтильного тела.

Чёрт... а у тебя, оказывается, есть чем удивить... — пронеслось у Насти в голове. Но вслух она ничего не сказала.

Он прижимался плотнее, пытался нащупать вход, уже почти входил. Дышал тяжело, выдыхал прямо ей на спину. Ещё чуть-чуть — и...

Настя резко выпрямилась, не оборачиваясь. Просто подалась вперёд, лишая его опоры, и его член соскользнул с её щели. Она развернулась, глядя прямо ему в глаза — взгляд был мягкий, но твёрдый.

— Нет, Толян, — спокойно, но без флирта. — Пока нет.

Он остался стоять, всё ещё возбуждённый до предела, с членом, пульсирующим от напряжения. Настя провела ладонью по своей бедре, прикрываясь небрежно.

— Насмотрелся? — с легкой улыбкой. — Терпи. Пока только смотри.

И она снова повернулась к Алёне — уже спокойнее, уверенно, как будто это она здесь главная. Потому что так и было.

Настя провела рукой по бедру Алёны, мягко погладила её, ощущая, как тело подруги всё ещё дышит оргазмическими остатками. Она наклонилась к ней ближе, шепнула с тёплым выдохом у самого уха:

— Лён... давай теперь по-настоящему. Встань на колени. Раком.

Алёна медленно приподнялась, без слов, будто в трансе. Она перевернулась, встала на колени, упёрлась ладонями в простыню. Спина выгнулась, бёдра разошлись, и вся её раскрытая, блестящая щель оказалась прямо перед глазами мужчин.

Семён и Толян уже не нуждались в командах.

Толян подошёл первым, обошёл сбоку, не отрывая взгляда от её лица. Член его дрожал, головка блестела. Он провёл пальцами по щеке Алёны, потом поднёс член к её губам.

— Давай, красавица... — выдохнул он.

Алёна приоткрыла рот, сама, без принуждения. Взяла его в рот медленно, глубоко, с глухим стоном. Толян застонал в ответ, провёл рукой по её волосам, но не надавливал — просто держал, позволяя ей сосать.

Семён подошёл сзади, провёл рукой по спине Алёны, затем ниже — по ягодицам, по щели. Она уже была готова, тёплая, влажная, раскрытая полностью. Он прижался ближе, головкой скользнул вдоль входа, несколько раз, медленно, на грани — и только потом медленно, с ровным усилием, вошёл внутрь.

Алёна тихо застонала, приглушённо — с членом Толяна во рту. Её тело вздрогнуло, но приняло его без сопротивления.

Семён начал двигаться — медленно, глубоко, с полной уверенностью в каждом толчке. Руки легли на её талию, крепко, основательно. Толян тем временем тоже начинал входить глубже — не спеша, давая ей вкусить обоих мужчин сразу.

Сцена наполнилась влажными звуками, стонами, тяжёлым дыханием — каждый был в ней по-своему, но Алёна — в самом центре, отдаваясь и принимая всё сразу.

Алёна стонала всё громче — с каждым движением тела мужчин, с каждым толчком и скольжением. Семён двигался сзади размеренно, но с силой — его бёдра ударялись о её ягодицы с глухим, влажным звуком. Он сжимал её талию крепко, как будто боялся выпустить. Толян, стоя перед ней, уже не сдерживал дыхания — его руки вплелись в волосы Алёны, а член исчезал и появлялся между её губ, снова и снова.

В комнате царил животный, обнажённый ритм. Мужчины были полностью поглощены происходящим. Ни один из них не заметил, как Настя — всё ещё обнажённая, но спокойная — подняла со стула сброшенные части купальника, аккуратно подхватила их в ладони и, не торопясь, бесшумно скользнула к двери.

Она обернулась на секунду. Взгляд её скользнул по голой спине Алёны, по напряжённому телу Семёна, по извивающемуся в стонах Толяну. В уголках её губ мелькнула лёгкая, тонкая улыбка — ни злорадная, ни доброжелательная. Просто — удовлетворённая.

Она вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь. Прошла по коридору в предбанник, где было прохладнее. На крючке висел её лёгкий халатик — короткий, из полупрозрачной ткани. Настя накинула его, затянула пояс, поправила волосы.

На полке у зеркала лежал её телефон. Она взяла его, включила камеру, проверила заряд.

Возвратилась в коридор, к двери спальни. Прислушалась — внутри по-прежнему стоны, ритм, приглушённые удары тел о тело. Настя открыла дверь ровно настолько, чтобы камера видела. Угол был хороший: кровать, трое на ней, всё в динамике, вживую, откровенно.

Она нажала "запись".

Рука была твёрдой, без дрожи. Камера захватила всё: спина Семёна, медленные, глубокие толчки, напряжённые руки Толяна в волосах Алёны, ритм, стоны, отблески пота на телах. Настя молча наблюдала через экран, держа телефон чуть ниже уровня глаз.

Никаких комментариев. Только съёмка. Холодная, точная.

Она знала, для кого это. Не для себя. Не для мужчин в комнате.

Для Николая. Чтобы он увидел всё — своими глазами. Без слов. Без объяснений