Мы вышли из дома под голосовое сообщение от Курай.

— Ну-с, детка… фото твоё я получила. Стою, значит, крашусь утром, смотрю на тебя — голую, мокрую, с волосами по ключицам и глазами, как у кошки после миски сливок. Ухмылька твоя мне знакома. Ну-ну. Устроили, значит, первую брачную ночь. Как говорится, не прошло и пары сотен лет. Одобряю. А теперь — веди себя плохо, но со вкусом. Целую, зайка ты моя любимая.

Я чуть не уронила телефон. Хохотала так, что мимо идущая женщина с собакой оглянулась. Мартин, не зная, что именно сказала Курай, но видя мою реакцию, только пожал плечами:

— Снова ваш женский клуб устраивает сеанс утреннего сумасшествия?

— Ммм… скорее сеанс "молодая ведьма взрослеет и отправляет нюдсы наставнице".

— Прекрасно, — сказал он, закатив глаза. — А я, выходит, "так, мимо проходил, или мимо крокодил"? Не помнишь как там правильно?

— Нет. Но если хочешь спрошу. И тогда ты получишь статус — официальный объект насмешек Курай. Поздравляю, членство присвоено.

Он хмыкнул. А я взяла его за руку, и мы пошли гулять.

— Пожалуй, откажусь. Мне вполне хватит "котенка".

По пути мы смеялись, прыгали через лужи, забирались на бетонные бортики и дурачились так, как будто нам было не восемнадцать, а восемь. И всё это — с шепотом в ушко, случайными касаниями пальцев под тканью платья, с "ой, случайно прижалась к тебе грудью, прости", на которое Мартин отвечал только глубокомысленным "простить прощаю — но запомню".

Мы дошли до торгового центра Astri и я, совершенно невинным голосом, предложила:

— А давай глянем тебе что-то? Ну… чисто посмотреть. Без насилия.

Он криво усмехнулся, но не возражал. Внутри — кондиционер, чуть пахнет попкорном, в магазинах сверкают летние витрины, манекены как модели с TikTok.

Мы зашли в «Reserved» — я почти волоком затащила его к полке с базовыми футболками. Он с видом мученика перебирал их, как будто это были налоговые декларации. Потом примерочная.

Я стояла снаружи, а он оттуда, театрально растянуто, вышел в белой футболке, при этом втянув живот, раздув грудь и приняв позу в стиле "я — герой постапокалипсиса, потерявший собаку".

— Это мой стиль "Хью Джекман без бюджета", — сообщил он.

Я согнулась от смеха, достала телефон и сфоткала. Он тут же прыгнул к зеркалу, взъерошил волосы, накинул джинсовку поверх и принял позу «уголёк на каблуках».

— Вот, — сказал он, — теперь я ваш фэшн-корабль, мисс Венета.

Фото → Отправить → Курай

Через полминуты голосовуха от неё:

— Господи, что за модель с Невского в восемь утра после смены в KFC? Шучу. Он чудо. Оставь его себе. И не отпускай — он смешной, иногда голый, и, по слухам, у него чудовищно талантливый язык.

Я зашлась в хохоте. Мартин молча жевал губу, но по его щеке явно ползла улыбка.

Мы купили две футболки и одну светлую рубашку. Он надел одну сразу, прямо под кондиционером магазина — и вдруг стал другим. Не лучше — но свежее. Странно, как одежда меняет походку.

Я схватила его за руку.

— Всё. Теперь ты официально мой. А Курай официально завидует.

Мы вышли из Astri, свернули в сторону Нарвского замка. Дорога была привычная, но ощущения — нет. Каждый шаг казался новым. Как будто в этой прогулке мы больше не дети, бегущие по городу, а двое — уже прошедших что-то вместе.

Вид на крепость открылся резко, мощно: река, башни, блеск воды. Улыбнувшись и взявшись за руки мы двинулись в сторону крепости.

Мы зашли в крепость молча, словно оба ощущали: тут что-то должно случиться. Не в смысле заранее спланированного — нет. А как будто это место само дышит нашими воспоминаниями. Камень под ногами, чуть скользкий, стены с граффити и потёртостями, запах каменной пыли и старого железа — всё было знакомо до дрожи. И всё же новым.

Поднялись на одну из стен — ту, что тянется к башне Германа, с которой открывается тот самый вид: Ивангородская крепость прямо напротив, Липовка в зелени, лениво изгибающаяся река и мост, часть которого прячется за углом стены, но башня его всё равно выдает. И чуть ниже — ниша в кладке, как утаённый карман старого пиджака. Именно там… я впервые решилась сделать ему минет.

Щёки мои загорелись, как будто кто-то полил их клубничным сиропом. Я невольно провела ладонью по щеке и усмехнулась.

"Мы-то думали, что хорошо укрылись…"

Но, глядя с этой высоты, я поняла — с определённого ракурса нас было видно абсолютно всем. Только под правильным углом — да.

Курай же потом рассказала, как они нас заметили. Сидели где-то здесь, и… видели. Всё. Господи.

Я прикрыла рот рукой.

И ведь всего 4 дня назад… — подумала я.

Потом замерла. 4 дня. А ощущение, что прошло 4 года. Нет… больше. Но закончила про себя вслух, почти шёпотом:

— Если бы узнала. Я бы тогда покраснела до корней волос. А то и сильнее. — Улыбнулась. — Как же сильно нас изменили эти 4 дня.

Мартин подошёл сзади. Не сказал ни слова. Просто обнял. Его руки охватили мою талию, подбородок коснулся моего плеча. Он был тёплый, настоящий, тот же и другой — и именно этим мне невыносимо нравился.

Я чуть повернула голову, и наши губы встретились — не как в фильмах, не с треском и звоном страсти, а мягко, чуть, будто что-то забытое вспоминается вновь.

— Помнишь? — прошептала я указывая на нишу.

Он кивнул, прижавшись крепче. Его дыхание коснулось моего уха — и я вдруг почувствовала, как всё внизу живота снова оживает, пульсирует, наполняется влажным ожиданием.

"А почему нет?" — подумала я. — "Погода идеальная, солнце высоко, и, в конце концов, я на прогулку без нижнего белья."

Я медленно опустила руку за спину, нашарила пуговицу его джинсов, а потом — молнию. Расстегнула. Почувствовала, как он напрягся, затаил дыхание.

— Возьми меня, — прошептала я. Голос вышел неожиданно низкий, хрипловатый.

— Тут?.. Сейчас?.. — удивлённо выдохнул он.

Я повернулась к нему наполовину, взгляд в глаза, жар в груди, платье колышется от ветра.

— Да, — сказала я твёрдо. Открывая ему свой секрет. — Я не просто так вышла на прогулку без трусиков.

Я встала, опершись ладонями о прохладный камень стены. Он был шероховатым, чуть вогнутым, с крошечными сколами — идеальное место, чтобы выглядеть так, будто просто рассматриваешь вид: река внизу лениво блестит, Липовка вся в зелени, как в тумане. Далеко на мосту ехали машины, по дороге двигались люди… а я стояла на высоком выступе старой крепости, с приоткрытым ртом, и чувствовала, как его руки ласкают мои бёдра сквозь тонкую ткань платья.

Ветер тянул подол, раздувал его, открывая мои ноги. Платье едва касалось кожи — лёгкое, как дыхание. Но под ним не было ничего. Я чувствовала, как прохладный воздух касался между ног, и как под пальцами Мартина моя кожа покрывалась мурашками.

— Ты точно хочешь?.. — его голос был хриплым, срывающимся.

— Сейчас или никогда, — прошептала я, не оборачиваясь. — Пожалуйста. Просто… войди в меня.

Он не стал спорить.

Я услышала, как он шагнул ближе. Почувствовала, как колени его слегка коснулись моих. Руки — тёплые, крепкие — обхватили мои бёдра. Он приподнял подол платья, и я почувствовала, как воздух целует мои ягодицы. Я сжалась на секунду, но не от стыда — от предвкушения.

— Ты уже мокрая… — выдохнул он, проводя пальцами по складкам моей плоти. Я чуть выгнулась, чтобы дать ему лучший доступ.

— Я была мокрая ещё в магазине, когда ты крутился перед зеркалом, — усмехнулась я, с трудом сдерживая дрожь. — Давай же, Мартин.

Я слышала, как он расстегнул до конца молнию. Услышала тихий шелест расстегиваем на трусих пуговиц. И в следующий момент — я почувствовала головку его члена, тёплую, гладкую, осторожно прижимающуюся к моему входу.

Он не торопился. Он чуть поводил, смазывая себя моими соками, пока я не застонала тихо, сжав ладонями край камня. Тогда — только тогда — он начал входить. Медленно. Сила в его руках, давление, жар — всё это вызывало у меня подкашивающиеся ноги и желание прижаться крепче.

Когда он был внутри полностью, я почувствовала, как моё тело принимает его, словно создано было для этого. Он заполнил меня, глубоко, до упора. Я прикусила губу, чтобы не закричать. Шершавый камень, на который я оперлась грудью холодил через ткань, а внутри всё пылало.

Он начал двигаться.

Сначала осторожно, словно прислушиваясь к каждому моему вздоху. Я выгибалась, прижимая ягодицы к нему. Его руки сжимали мои бока, иногда скользили по рёбрам вверх — почти к груди, но не касались, лишь дразнили. Платье задиралось всё выше, открывая меня миру, но мне было всё равно.

— Ты не представляешь, как ты выглядишь сейчас, — прошептал он, уткнувшись лицом в мою шею. — Платье, ветер, изгиб, твои звуки…

— Не останавливайся, — только и смогла прошептать я, вцепившись пальцами в камень.

И он не останавливался. Удары стали увереннее, ритм — быстрее. Я чувствовала, как с каждым его толчком во мне нарастает жар, как волна внутри подкатывает ближе. Пульс отдавался в висках, соски затвердели от возбуждения и трения ткани, и всё, что я слышала, — это его дыхание, своё прерывистое «ах», и стук плоти о плоть.

Внизу, по тропинке, прошли люди. Кто-то говорил по-фински, кто-то смеялся.

Они совсем рядом.

Именно это ощущение подхлестнуло всё во мне. Страх — и возбуждение. Я больше не могла отличить одно от другого. Я чувствовала, как мои мышцы внутри сжимаются вокруг него, как его движения становятся жёстче, дыхание — резче.

— Я сейчас… — прошептал он.

— Да… да… ещё…

Он вонзился в меня до конца. Несколько коротких, глубоких толчков — и он застонал. Тело напряглось, руки крепче сжали мою талию. Я почувствовала, как он дрожит, как его живот прижимается к моим ягодицам, и он кончает, покрывая мою попку и бедра белесыми сгустками, уткнувшись в мою спину, тяжело дыша.

Я стояла, чуть подрагивая, обмякшая, дрожащая, но счастливая. Внутри — влажное послевкусие, наполняющее меня от головы до кончиков пальцев. Я не получила полноценного оргазма. Разве что мини разрядку, но даже этого было сейчас достаточно

Мартин просто стоял, обняв меня, прижавшись всем телом.

— Прости… не сдержался. Ты была слишком…

— Я знаю, — прошептала я. — Это было…

Слов не хватало. Я медленно выпрямилась, платье упало обратно, прикрывая бедра. Мы выглядели будто просто стояли, обнявшись, наслаждаясь видом.

— Никто нас не увидел, да?.. — с улыбкой спросил он.

Я обернулась, прищурившись.

— Увидел или завидовал — неважно.

Я снова почувствовала влагу между ног, каплю, скользнувшую по бедру, и усмехнулась:

— Главное — теперь крепость помнит, как ты завоевал её и меня по-настоящему.

Он рассмеялся, обнял меня сзади.

— Ну что… Вниз? К реке?

Я кивнула. И добавила, укусив его за ухо:

— Там я тебе кое-что должна. По старым долгам.

Я как раз опустила подол платья, осторожно поправляя его вокруг бёдер, чувствуя, как ткань липнет к влажной коже. Колени были ещё слегка подогнутыми, внутри ощущалась тяжёлая, медленная пульсация, и всё тело звенело — как струна после последнего аккорда. Мартин застёгивал молнию на джинсах, морщась от чувствительности, — движение грубое, почти болезненное, но, судя по улыбке на губах, приятная боль.

И именно в этот момент — будто по волшебной логике мира, где за наслаждение полагается моральный выговор — где-то за спиной раздались шаги.

Я резко обернулась.

На повороте лестницы, выныривая из тени стены, появился охранник. Тот самый. С крепкой фигурой, синим жилетом и цепким взглядом. В прошлый раз он поймал нас после фотосессии и выдал фразу с таким флегматичным одобрением, что мы потом долго вспоминали его взгляд.

Он узнал меня сразу.

Сначала глаза расширились, потом брови приподнялись, и, наконец — он медленно, театрально поднял указательный палец и погрозил им мне.

— Ай-яй-яй, — явно читалось на его лице.

Я прыснула смехом. Не могла сдержаться. Посмотрела на Мартина — тот замер, всё ещё в процессе застёгивания ремня, и смотрел на охранника как олень на фары.

— Прости! — прошептала я, приподняв руки, будто сдаваясь.

Потом быстро сбежала вниз по ступенькам, остановилась перед охранником, чмокнула его в щёку — быстро, весело, по-своему нагло, — и тут же побежала дальше, смеясь, как ребёнок, у которого отобрали леденец, но оставили мороженое.

— Маррртииин! — позвала я через плечо. — Ну что ты как замок на паузе! Беги!

Он, покрасневший, наконец застегнул всё, что надо, спустился следом — наполовину хмурый, наполовину ошарашенный, но уже с появляющейся на губах улыбкой. Прошел мимо стоящего и улыбающегося охранника и подошел ко мне, ожидающего его на выходе. Я схватила его за руку и потянула прочь из крепости, смеясь на каждом шагу.

Только когда мы оказались за пределами ворот, я, всё ещё отдышавшись от смеха, обернулась и посмотрела на него. Он смотрел на меня с притворным укором.

— Ну… — начала я, нарочито виновато. — Помнишь, когда мы с Курай в тот раз задержались а вы ушли пить пиво?

— Да, и?

— Этот охранник… ну… он нас тогда уже приметил. По камерам, про которые я не подумала. И все стер, получив копии той фотосессии о которой рассказывала Курай. А сейчас… он просто узнал. Меня.

Я состроила жалкую, щенячью мордочку:

— Только не сердись, ладно?

Он посмотрел на меня пару секунд, прищурился, потом фыркнул, и уголки его губ начали предательски ползти вверх.

— Нет, я не могу на тебя сердиться, девочка моя.

Он придвинулся ближе, обнял за талию, прошептал в ухо:

— Но я просто обязан теперь увидеть эти фотографии, раз они наделали столько шума, а я их даже не видел. Я тебе парень или кто?

Я рассмеялась, вжалась в его грудь, прижалась губами к шее и прошептала в ответ:

— Конечно, любимый. Они у меня все в альбоме. И даже пару гифок есть, дома обязательно покажу…

Он тихо застонал, но это был стон не недовольства, а желания.

— Ладно. Ну что вниз?

Я кивнула.

— Ага!

И мы пошли — рука в руке, шаг в шаг, навстречу новым безумствам. А охранник наверняка смотрел нам вслед, качая головой, но с той самой мужской ухмылкой: Вот это — жизнь. Молодые. Беззаботные. Веселые. И без тормозов.

Солнце припекало мягко, уже по-летнему, но не так, чтобы утомлять. Мы шли по знакомым улицам, где прятались от дождя, где между столами уличного кафе струился пар от мокрого асфальта, и где, не желая скрывать правду рассказали Курай и Нэссу всё. Кто мы. Откуда. Что с нами. И как.

Прошли мимо тех же столиков. На одном сидела парочка, парень с цветами, девушка в розовом. Кто-то листал телефон, кто-то пил кофе из тонкой белой чашки. Официантка, кажется, была та же, и она мельком взглянула на меня, но в её лице не было узнавания — только беглое любопытство.

Мы остановились у киоска рядом, взяли по бутылке лимонада — у меня, как всегда, с лаймом, у него — апельсиновый. Лёгкое шипение пробок, холодный конденсат на пальцах. Я сделала глоток и посмотрела на Мартина. Он поймал мой взгляд и мягко улыбнулся. Молча, но с тем самым огоньком в уголках глаз, от которого внутри всё потеплело.

Дальше — шаги к парку. Вдоль дорожек, мимо клумб, мимо скрипучей лавочки, и — наконец — туда, где вчера мы прощались с Курай и Нэссом. Тот самый изгиб аллеи, кусты, запах травы, нагретой солнцем. Лавка — всё та же. Старая, деревянная, облупленная, но сейчас, в свете дня, почти уютная.

Я подошла и села на то место, где вчера сидела Курай. Провела ладонью по доске, ощутив, как дерево нагрелось, впитав утренний зной. Оно было шершавым, немного влажным от предрассветной росы, но уже тёплым, живым. Закрыла глаза на секунду — и увидела перед собой её взгляд, спокойный, внимательный, с иронией, но с безмерной глубиной. И рядом — Нэсса, с его полуулыбкой и той особенной манерой, когда он не смеётся, но ты чувствуешь, что он наслаждается каждым твоим словом.

— Их нет всего сутки, — сказала я, не открывая глаз. — А я уже скучаю.

Мартин стоял рядом, отпив лимонада. Потом немного склонил голову — так, как это делал Нэсс. Почти карикатурно, но получилось удивительно похоже.

— Сильно? — спросил он, и я услышала ту мягкую, чуть насмешливую интонацию, от которой на губах вспыхнула улыбка.

Я открыла глаза, посмотрела на него и покачала головой.

— Не настолько. И не надо ревновать к Нэссу. Моя любовь — это ты. — Я сделала паузу, прислушалась к себе. — И вообще, я же не делаю сцен из-за того, что твоей первой женщиной была Курай.

Он на секунду отвёл взгляд. Присел рядом, положил руку мне на колено.

— Я не ревную, Анн… Просто… — он вздохнул. — Просто до сих пор не могу всё это уложить в голове. Нэсс, Курай, ты, ее сестра-близнец, которую я и ты даже не видели… Всё это — слишком много. Быстро. Странно. Иногда даже страшно.

Я медленно провела пальцами по его руке, чуть сжала.

— Думаешь, мне не страшно, Март?

Он прищурился, и в его голосе появился тот самый хищный тон, который он подхватил у Нэсса, и который всегда пробуждал во мне что-то ниже пояса.

— Не похоже, — сказал он с усмешкой. — Ты выглядишь так, будто в этом мире не осталось ни одного страха.

Я на миг замерла. От обиды — нет. От возбуждения, от того странного, взрывного коктейля, который появился во мне ещё вчера и не отпускал ни на минуту. Я рассмеялась — полувозмущённо, полуразгорячённо. Поставила лимонад на лавку, встала, подошла к нему.

— Раз так, сударь… — сказала я, медленно расстёгивая пуговицу на его джинсах. — То заткнись и получай удовольствие.

— Что ты…

— Тссс.

Я опустилась на колени перед ним, прямо здесь, среди зелени, в тени деревьев, на том же самом месте, где вчера стояла Курай, провожая нас взглядом. А теперь — я, с руками на его поясе, с пылающей кожей, с головой, полной безумия и желания.

Мои пальцы уверенно прошли по молнии, спустили её. Я обвела языком губы, глядя на него снизу вверх. Он был уже твёрдым — не полностью, но достаточно, чтобы понять: его тело отзывалось на мои слова даже раньше, чем мозг.

— Здесь?.. — прохрипел он.

Я приложила палец к его губам.

— Здесь. Где и должны происходить лучшие вещи.

Я опустилась на колени в траву, чувствуя, как влажные стебли касаются коленей, как прохладно щекочут бедра сквозь ткань платья. Лавка сзади бросала лёгкую тень, вокруг шелестели листья, где-то вдалеке слышались голоса, шорох шагов по гравийной дорожке. Кто-то проходил. Кто-то мог бы свернуть. Кто-то мог бы нас услышать. От этой мысли по спине пробежала волна — не страха, а… восторга. Яркого, сладкого, почти наглого.

Мартин смотрел на меня сверху вниз, с замиранием в глазах. Я чувствовала, как он дышит — быстро, глубоко. Его руки чуть дрожали, когда я расстегнула ему джинсы до конца, стянула резинку боксёров вниз, и его член — полунадутый, горячий — выскользнул наружу. Я провела пальцами вдоль основания, обвела головку ногтем, и он дёрнулся, пульсируя в ответ.

Я наклонилась ближе, облизала губы — нарочно, медленно, чтобы он видел, как я готова. Как жду. Язык коснулся его сбоку, прошёлся вдоль ствола снизу вверх — от корня до самой головки, тёплый, влажный, с намёком на хищность. Он застонал, почти беззвучно, и я уловила движение его руки — пальцы сжались в кулак, чтобы не схватить меня за волосы.

Я улыбнулась — не поднимая головы — и обвила его член губами, впуская его внутрь рта. Сначала — только головку. Смакуя, присасываясь, чуть поводя языком по венам. Слюна густела, жар во рту нарастал, губы растягивались, щёки втягивались, создавая давление.

Он дёрнулся. Сильно. Я удержалась, положив руку на его бедро.

Втянула его глубже, почувствовав, как головка упёрлась в нёбо, а язык прижался к нижней стороне. Каждый сантиметр наполнял рот, и я двигалась ритмично — вперёд-назад, медленно, с нарастающим нажимом, пока его член не стал весь скользким от моей слюны.

Он дышал уже тяжело, всхлипывая, почти беззвучно. Мои пальцы обвили основание, работая вместе с ртом — нежно, но требовательно. Я чувствовала, как внутри нарастает власть, как он весь сосредоточен только на мне. На моём рте. На моём дыхании. На моей жадности.

Я убрала руку и впустила его почти полностью — до горла. Лёгкий спазм, глаза заслезились, но я не остановилась. Замерла на пару секунд — и выдохнула носом, прижимаясь глубже, пока его пах не коснулся моего подбородка. Он вскрикнул и судорожно выдохнул моё имя.

Мартин зашатался, поставив ногу шире, чтобы не упасть. Его пальцы всё же нашли мои волосы, но только чтобы зацепиться, не направляя. Я продолжала двигаться — сосала, ласкала, втягивала, скользила языком по венам и чувствовала, как он всё ближе.

Его яйца подтянулись, тело напряглось, и я поняла, что он больше не выдержит. Я обняла его бёдра, прильнула, втянула глубоко — и в следующую секунду он дёрнулся, напрягшись полностью, и горячие струи спермы ударили в мое горло.

Я сглотнула — сразу. Всё. Каждую каплю. Я ощущала вкус — солоноватый, тягучий, знакомый — и наслаждалась тем, как его тело дрожит от отдачи. Он стонал, почти всхлипывая. Его пальцы прошли по моей щеке, как извинение и благодарность.

Я медленно отстранилась, облизала губы, провела пальцем по уголку рта и улыбнулась. На коленях, с растрёпанными волосами, с горячим румянцем на щеках и бешено колотящимся сердцем.

— Вкусно? — прошептал он.

Я кивнула.

— Да. Потому что ты — мой.

Он опустился на корточки, прижал меня к себе, прижавшись лбом к моему.

— Безумная ведьма, — выдохнул он.

— Ты только сейчас понял? — хихикнула я, целуя его в губы.

Мы вышли из кустов, смеясь и переглядываясь, словно сбежавшие с урока подростки, которым удалось не попасться на горячем. У Мартина всё ещё был взлохмаченный затылок, а у меня — испачканные в пыльной траве колени. И всё же я чувствовала себя великолепно. Словно стала собой — полностью, без остатка.

Я шла чуть впереди, играя прядью волос, и, не оборачиваясь, знала: он смотрит на меня. Не просто на мою спину или бёдра, а на меня. Целиком. И это давало ощущение невероятной уверенности. Не той, что кричит, а той, что глубоко, тихо светится изнутри.

"Мне дико нравится быть вот такой, — подумала я. — Без тормозов, без зажатости, живая, настоящая. И я понимаю, что позволить себе это могу только с теми, кто меня принимает. Кому можно довериться. Кто не испугается."

Солнце стояло в зените. Воздух стал плотным, чуть обволакивающим, и я почувствовала, как капелька пота скатилась вдоль позвоночника вниз, к пояснице. День стремительно шёл к той точке, когда пора будет возвращаться. Мы не успеем на пляж, я это понимала. Особенно учитывая, что в прошлый раз происходило на том пляже… Ночь, шум прибоя, тени от костра… всё это ещё слишком сырое и интимное. Не сейчас.

Но вот туда — туда мы ещё успеем.

Я остановилась, развернулась к Мартину и щёлкнула селфи — себя, на фоне дерева, под которым вчера стояла Курай, и скамеечки, на которой сидели все четверо. Потом — ещё один кадр, с Мартином, стоящим чуть позади, полуулыбка, тень от дерева на его плече. Он успел отвернуться в последний момент, и на фото получился профиль, слегка нахмуренный — и, от этого, особенно красивый.

— Ооо, вот это хорошо вышло, — прошептала я, набирая сообщение.

"Кури, угадай, кто сейчас сидел на твоём месте и сосал не мятную жвачку ;)"

Прикрепила фото. Отправила. Через пару минут пришёл ответ.

"Так, зайцы-кролики, заканчивайте безумства!" — И следом — Мне же тоже хочется!

Я прыснула от смеха, прижав руку к губам, чтобы не рассмеяться в голос. Мартин посмотрел с вопросом. Я, всё ещё захихикивая, протянула ему телефон.

Он прочитал, кивнул, и с серьёзным видом пробормотал:

— Она не шутит, кстати. Если мы не угомонимся, она реально нас привяжет и будет смотреть, как мы выматываемся.

— Подозреваю, что у неё уже есть такие фантазии, — фыркнула я. — И это пугающе возбуждает.

Мы снова засмеялись.

Настроение, казалось, уже не может стать выше. Но оно всё равно росло — с каждым шагом, с каждым прикосновением руки, с каждым взглядом, что мы бросали друг другу. Лето впитывалось в нас, как вода в жаждущие губы, и мы не хотели терять ни секунды.

— Есть ещё одно место, куда я хочу пойти, — сказала я, прижавшись к его плечу. — Думаю, ты поймёшь, почему.

Он кивнул без вопросов. Мы повернули с аллеи и пошли дальше. Туда, где когда-то всё началось.

Мы шли вдоль реки. Лёгкий ветер колыхал листву, блёстки света плясали на воде, и всё в этом дне казалось слишком красивым, чтобы быть реальностью. Где-то на противоположном берегу перекликались чайки. Камни у воды были нагретыми, и воздух пах то ли пыльцой, то ли сладким потом зелёных зарослей.

Мы шли молча, не потому что нечего было сказать, а потому что каждый шаг напоминал о чём-то, что происходило здесь. Каждое дерево, поворот тропы, изгиб кустов — всё хранило отпечатки того вечера.

— Вот, — тихо сказала я, чуть притормозив. — Здесь.

Мы свернули с главной дорожки, углубились в тропинку, скрытую от глаз. Ступени, поросшие мхом, и знакомое лёгкое чувство сдавленного воздуха. Когда мы вышли к скамейке, сердце у меня на миг остановилось.

Она была точно такой же. Даже шрам на деревянной доске от старой надписи остался. Я провела по нему пальцами, и ладонь дрогнула — не от холода, а от памяти.

Именно тут я стояла на коленях перед Нэссом. Именно здесь его язык снял с меня напряжение, будто он читал меня, знал какая я ещё до меня самой. И тогда… тогда я была неуверенной, стыдливой, полурастерянной. А теперь?

Теперь я — я. Та, что умеет смотреть в глаза мужчине, не сжимая колени от стыда.

Я обернулась, посмотрела на Мартина. Он застыл в шаге, взгляд на меня — серьёзный, почти напряжённый. Он тоже помнил. Всё.

Я медленно облокотилась на скамейку, согнула ногу, слегка задрала край платья, давая ему увидеть то, что под ним всё так же — ничего.

— Здесь, — прошептала я, — одна женщина сделала тебя мужчиной. — Я провела пальцем по спинке скамейки, потом по внутренней стороне бедра. — А не хочешь попробовать… ещё одну женщину? Которая не просто может, а хочет. Готова. Прямо здесь. Сейчас. Целиком. Без остатка.

Он не ответил.

Просто шагнул ко мне, и на ходу — не отводя взгляда — начал расстёгивать ширинку. Джинсы мягко расползлись под руками. Его член уже был твёрдым — возбуждение не требовало слов. Только действия.

И в этом было всё. Взгляд. Шаг. Решимость. Мысли ушли. Осталось только пульсирующее "да" под рёбрами.

Он шагнул ко мне, как зверь, и в его взгляде было всё — желание, решимость, огонь, которому я сама подкинула дров. Его рука в одно движение расстегнула ширинку, и я услышала характерный звук молнии, а затем — шелест ткани, когда он стянул джинсы с бёдер. Его член выскользнул наружу, горячий, пульсирующий, полностью готовый. Моё дыхание сбилось. Я уже чувствовала, как всё внутри становится влажным, тёплым, пульсирующим — будто моё тело откликнулось ещё до прикосновения.

Я обернулась к скамейке, наклонилась, положила ладони на старую, потемневшую от времени доску. Под платьем не было ничего. Ветер подхватывал край, обнажая бёдра, ягодицы, между которыми уже пряталась напряжённая, влажная плоть. Мартин подошёл сзади, обхватил меня за талию, и я вздрогнула — его ладони были горячими, жадными.

Он провёл пальцами между моих ног.

— Ты уже… — прошептал он.

— Ага, — выдохнула я. — Уже давно.

Он прижал головку своего члена к моим губкам, надавил чуть, проверяя, как я готова. Я расставила ноги шире, наклонилась ниже. Он вошёл в меня рывком — не грубо, но с голодной жадностью. Всё внутри растянулось, приняло его, но в первый момент я застонала от резкости — именно такой я и хотела его.

— А-аах! — вырвалось из меня, громче, чем я хотела.

Я прикусила губу, вцепилась пальцами в спинку скамейки, чувствуя, как он начинает двигаться. Ритмично. Настойчиво. С каждым толчком глубже.

Его член скользил внутри меня туго, полностью, заполняя всё пространство. Он брал меня глубоко, и я чувствовала, как его лобок шлёпается о мои ягодицы. С каждым движением во мне рос жар, нижняя часть живота сжималась, как спираль, натянутая до предела.

Мысли прыгали, путались. Я чувствовала себя раскалённой до предела. Ни стыда, ни сомнений — только пульс, тепло, тяжёлое дыхание и желание ещё.

"Кажется, я становлюсь сексуальной маньячкой, — мелькнуло. — Какой это акт за сегодня? Четвёртый? Пятый? Плевать. Ах… почему так сладко и бесстыдно… Глубже, Март. Глубже!

Словно вторя моим мыслям он вонзился в меня с силой, так, что мои пальцы соскользнули с дерева. Я застонала, выгибаясь навстречу. Его руки держали меня крепко, одна скользнула под грудь, сжав сосок сквозь ткань. Я почувствовала, как всё во мне собирается в одну точку. Оргазм был близко. Очень близко.

Я закусила губу, чтобы не закричать. Всё внутри сжалось, дрогнуло. Я начала кончать — телом, животом, бёдрами, всем существом. Волна захлестнула, разорвала, разметала. Я дрожала, прижавшись к скамейке, и слышала, как Мартин стонет сзади, ускоряясь, впадая в то же безумие, где уже нет контроля.

Он выдернул член в последний момент, схватил меня за бедра, притянул к себе и излил всё мне на ягодицы и поясницу. Горячо. Сильно. Слишком много — как будто он копил это с самого утра.

Мы оба стояли, не дыша. Он ещё тяжело вдыхал, стоя сзади, а я всё ещё дрожала, опираясь на скамейку.

Молча он достал салфетку, провёл ею по моей коже — осторожно, почти с любовью. Потом поднял платье, прикрыл мою спину. Я выпрямилась, обернулась — волосы растрёпаны, лицо горячее, глаза блестят.

— Ты... — только и смог он выдохнуть.

— Я знаю, — улыбнулась я. — И я тебя люблю.

Он прижал меня к себе.

И в этот момент — на старой скамейке, где были другие, где были уроки, где были чужие прикосновения — мы окончательно сделали это место нашим.

__________________________________________________________________________

Примечание. События, что вспоминает Анни, происходят в книге "Двое суток в Нарве"

Примечание 2. Точнее даже не примечание, а вопрос. В параллельном произведении (Twins). Я дошла до момента, когда героини идут на одно судьбоносное для них мероприятие. Так вот. Да, там тоже присутствует сексуальная сцена. Но, учитывая объем той главы, и то, когда эта сцена происходит, там очень много сцен где нет даже намека на эротику и даже на возбуждение. Так вот. Вопрос - выкладывать главу полностью? (около 80000 символов) или выложить только саму сексуальную сцену (около 10000 символов), остальное сухо обозначив, кратко рассказав что именно происходит?