Золотой свет лился в золотую комнату сквозь розоватые витражи, озаряя алым сиянием багровые занавески и рубиновые простыни. Свежий утренний ветерок, проникая с просторного балкона, шевелил ароматы роз и лаванды, неся с собой запах дуба и сосны... Но вместе с бодрящими ароматами природы в воздухе витало и другое — возбуждающий дух удовольствия, секса и необузданного вакхического разгула. Жизнь медленно пробуждалась в этом уютном, благоухающем убежище, когда крепкие, цветущие тела нескольких юных дев, здоровых и цветущих, пробуждались от сна — все они были либо обнажены, либо одеты в самое откровенное белье. Их кожа переливалась от бледного молока до золотистого загара, и безупречность их тел была нарушена лишь следами недавней страсти — гладкие груди и длинные ноги все еще блестели от засохшего семени.

Первой, кто поднял свое цветущее тело, гордо выпрямившись, была самая младшая. Ее фигура была стройной, но спортивной, как у бегуньи или акробатки, а грудь, хоть и не столь пышная, как у сестер и кузин, была упругой и привлекательной. Осознав, что она обнажена, а ее розовые соски заметно затвердели в прохладном утреннем воздухе, она укуталась в простыню, накинув ее на тело, словно платье, и направилась в ванную, чтобы умыться, чувствуя, что ее длинные светлые волосы все еще пахнут сексом.

— Николь, — раздался гнусавый голос с кровати, упрямо вырываясь из объятий сна, — принеси мне бокал вина.

— Не стоит пить по утрам, — робко пожурила кузину Николь. — И, кажется, вчера ты и так выпила достаточно, Ченси.

Ченси поднялась с кровати, и казалось, что она состоит исключительно из груди и волос. В отличие от стройной кузины, Ченси была женщиной с мягкими, пышными формами, с головой кудрявых золотых волос, столь же огромной, как и ее эго. Она была невероятно красива, как и все женщины семьи Белладонна, но при этом эгоистична и похотлива — даже сейчас ее безупречная внешность была испорчена толстым слоем засохшего семени, прилипшего к груди и подбородку. Двое ее любовников с прошлой ночи спали рядом: один — темнокожий мужчина с рельефными мышцами, другой — зеленый орк, еще более массивный. Ни один из них не был красавцем, но Ченси редко искала красоту в своих любовниках. Она предпочитала большие, толстые члены, прикрепленные к глупым, агрессивным мужчинам, — особенно если у них не было личности.

— Я сказала, принеси мне, блядь, вина, иначе я найду самый большой дилдо в этой комнате и засуну его в твою тугую попку, — рыкнула Ченси.

Николь оглядела пол, где валялись десятки дилдо, способных причинить боль, и, хмыкнув, подала грязной кузине кувшин с вином и бокал, позволив простыне соскользнуть с обнаженного тела. Ченси проигнорировала бокал, схватила кувшин, поднесла его к сочным губам и выпила залпом, как заправская гуляка. Лишь одна капля вина выплеснулась, смешавшись с липкими следами спермы и стекая по молочно-белой груди к пупку.

Николь брезгливо хмыкнула, не считая это лицемерием. Она тоже участвовала в оргии, но провела ночь, либо мастурбируя, либо нежно ласкаясь с красивым юношей, которого привела с собой. Ченси же вела себя как разъяренная шлюха, сося каждый член и клитор в комнате, зарывая лицо в подушку и позволяя каждому желающему оседлать ее. Николь ушла в ванную, оставив Ченси наедине с ее гедонизмом.

Ченси отрыгнула с самой неженской манерой, швырнула кувшин на пол и, шатаясь, поднялась с кровати. Ее влагалище и анус все еще болели после множества членов, но это была приятная боль, к которой она научилась относиться с любовью. Когда-то, много лет назад, она была похожа на Николь, проявляя хоть какую-то сдержанность в своих развлечениях, но потом она встретила ведьму Надю Мешан, и все изменилось. Ченси должна была арестовать Надю, они сражались, но Надя победила, и в награду Ченси получила часы жестокого, бесконечного, сокрушающего разум секса, пока Надя использовала ее, как дешевую, одноразовую секс-игрушку. Ченси осталась униженной, изнасилованной и наполовину безумной, но, как и большинство жертв Нади, она оправилась — с новой, ненасытной жаждой разврата. Даже Николь была скромной девственницей, когда впервые сразилась с Надей, а теперь она просто слегка застенчивая шлюха.

Ченси ненавидела Надю. Ненавидела так сильно, что одна мысль о ее длинных рыжих волосах и ядовито-зеленых глазах заставляла ее хотеть закричать.

Но Ченси прогнала мысли о рыжей шлюхе, не желая, чтобы утро было испорчено ее воспоминаниями. Вместо этого она осмотрела спальню, оценивая ущерб, нанесенный оргией, и с гордостью констатировала, что он был значительным.

Мебель была сломана, простыни испачканы, десятки бутылок вина опустошены, а сотни секс-игрушек валялись, липкие и заброшенные. Некоторые участники уже ушли, но пол все еще был усеян бессознательными гуляками, изможденными ночью дикого секса. Ченси чуть не наступила на свою кузину Эмбер, милую девушку с веснушками, плоской грудью, но пухлыми губами, созданными богинями для сосания. Это была ее первая оргия, и, возможно, Эмбер перестаралась — ее тугая киска сочилась спермой. Ченси также узнала свою тетю Жозефину, раскинувшуюся на диване, ее груди, как горы, покоились на груди юноши, который так усердно трахал ее прошлой ночью, что его член, все еще полуэрегированный, застрял в сочной щели ее влагалища.

Это была хорошая оргия, одна из лучших за последние месяцы, и Ченси побывала на стольких, что едва могла вспомнить, чей член она сосала в чьей кровати. В этом не было ничего необычного — не в королевстве Гедония, где ничто не ценилось выше удовольствия и власти, а сама жизнь была лишь погоней за этими целями. Эти слова стали чем-то вроде девиза для Гедонии, особенно для семьи Белладонна, к которой принадлежали большинство девушек в комнате.

— Удовольствие и власть.

Ченси прошептала это, любуясь своими пышными формами, лаская грудь и нежно касаясь распухшей киски. Она была создана для секса, но под мягкими, сексуальными изгибами скрывались мышцы и даже следы боевых шрамов. Ченси, как и Николь, были паладинами — элитными рыцарями и жрицами Гедонийского двора, телохранительницами королевы Нимфории, богини удовольствия и воплощения власти. Они были столь же сильны на поле боя, как и в постели, направляя свою боевую магию и сексуальную энергию в единую силу. Гедония была могущественной нацией, и она заставляла другие страны подчиняться своей воле — и не только силой.

Мать Ченси была не кем иным, как верховной паладином, женщиной, ответственной не только за командование орденом, но и за согревание постели королевы по ночам. Завидная должность, но Ченси знала, что женщина, которую королева Нимфория желала больше всего, была шлюха Надя Мешан. Поймать Надю и доставить ее королеве было главной задачей паладинов в последние годы, и Ченси начинала ненавидеть это. Если бы все зависело от нее (а если бы она загнала Надю в угол, так бы и было), Надя давно бы погибла, не успев вернуться в Гедонию и снова очаровать королеву. Нет, Ченси хотела, чтобы Надя поскользнулась и сломала шею, упала на кинжал, случайно попала под стрелы лучников, тренирующихся с отравленными стрелами, или, может, забрела в пещеру, полную голодных людоедов-огров — похотливых, которые бы трахнули ее, убили, а потом съели. И не обязательно в таком порядке.

Ченси хихикнула при мысли о смерти Нади. Это возбуждало ее. Заставляло хотеть мастурбировать.

Большие золотые двери в комнату распахнулись, и вплыла женщина, чья красота была одновременно ангельской и непристойной. Она была высокой, с длинными стройными конечностями, но ее грудь и ягодицы пышно выделялись, как гиперболизированные символы сексуальности. Ее сияющие золотые волосы ниспадали по спине в изысканных локонах, а голубые глаза сверкали, как электрические сапфиры. Ее пухлые губы были естественно золотого оттенка. Единственной одеждой был прозрачный золотой плащ, сквозь который отчетливо виднелись очертания сосков. Вокруг бедер и талии было закреплено необычное украшение из серебра, золота и драгоценных камней. Время замедлилось, когда она вошла, солнечный свет стал ярче, а пение птиц за окном стало почти оргазмическим.

Ченси застонала, годы ревности и неполноценности отравляли её настроение.

— Здравствуй... сестра.

— Доброе утро, сестра Ченси, — золотая богиня произнесла с превосходящей усмешкой. — Ты выглядишь... запачканной. Небось, весело унижала себя прошлой ночью, как грязная уличная шлюха?

Ченси усмехнулась.

— Куда веселее, чем тебе. Видишь? — она откинулась на подушку и раздвинула ноги, демонстрируя сестре свою избитую, залитую спермой, выбритую киску, её вульва и клитор всё ещё опухшие от ночного насилия. — Нет ничего лучше, чем быть вытраханной дюжиной толстых членов всю ночь напролёт... не то чтобы ты знала об этом... Аделаида.

Аделаида Белладонна, старшая и самая красивая из дочерей Верховного Паладина, скривилась от ревнивого презрения, но даже её гримаса была идеальна и прекрасна. Неосознанно она коснулась изящной металлической пластины, прикрывающей её лобок — искусно выкованного покрытия из золота и серебра, украшенного нелепо огромным бриллиантом прямо над клитором. Тугие, но удобные цепи из адамантита и мифрила обвивали безупречные изгибы её ягодиц, не врезаясь в ложбинку между ними. Металлическая набедренная повязка так идеально повторяла формы её тела, будто её отлили прямо на ней в расплавленном виде. Но это были не трусики, не стринги и не секс-игрушка.

Аделаида Белладонна носила пояс верности.

— Меня трахали в задницу, — произнесла Аделаида, и вульгарные слова текли с её утончённого акцента, как растопленный шоколад, густые от запретного удовольствия.

— Меня тоже, — фыркнула Ченси своим капризным, гнусавым голосом.

— И в рот, — продолжила Аделаида. — Я пробовала каждый дюйм мужского тела... и женского.

Ченси зачерпнула пальцем липкую сперму из своей киски и облизала его, громко стоня с преувеличенным наслаждением.

— Я тоже, сестра. Я делала ВСЁ... АБСОЛЮТНО ВСЁ, и несмотря на весь секс, который ты только притворяешься, что имела, ты до сих пор не знаешь, что значит быть женщиной — то, что знает даже самая уродливая шлюха. Жалко. Тебе почти тридцать, а тебя НИКОГДА не проникали. Чёрт, даже застенчивая, робкая, бесхребетная Николь получила больше членов, чем ты.

Безупречное тело Аделаиды дрожало от ярости. Она оглядела комнату, уставленную последствиями оргии сестры, заметив дюжину мужчин с обмякшими, пропитанными женскими соками членами. Её пронзили болезненные вспышки девичьего любопытства и женской потребности, заставив грудь подрагивать, а на глаза навернулись слёзы. Из-под тугого пояса верности хлынула струйка женской влаги, стекая по упругим бёдрам. Ченси заметила это и усмехнулась.

Аделаида бесилась от наглости младшей сестры и знала, как отомстить. Шагнув вперёд, она изящно сжала сочные груди Ченси в ладонях, слегка сдавив соски.

— Стой! — взвизгнула Ченси, понимая, что сейчас произойдёт. — Не используй на мне свою магию, я... ААААААААРГХ!

Оргазмическая волна энергии пронзила её тело, как табун возбуждённых оленей. Ченси кончила, её киска извергла бурный поток жидкости, буквально осушая тело до обезвоживания, а её хрупкий разум содрогнулся от серии настолько мощных оргазмов, что она едва не потеряла сознание.

Аделаида отпустила сестру, и Ченси рухнула в лужу собственных выделений, беспомощно булькая перед тем, как впасть в кратковременную кому. Выражение её лица, искажённое крайней степенью блаженства, выглядело почти дебильным. Аделаида содрогнулась от едва сдерживаемой ревности, её пальцы покалывали от крошечной доли магической энергии, выпущенной на сестру. Неудовлетворённая, элегантная и отчаянно возбуждённая женщина развернулась на каблуках и вышла из комнаты.

Королева Нимфория, воплощённая богиня, возлежала в своём павильоне у огромного бассейна, питаемого фонтанами в виде эротичных фигур нимф и меньших божеств, держащих кувшины с тёплой водой. Несколько геркулесовых силуэтов скользили в парящей голубой воде — идеальные образцы мужественности и красоты, мужские наложники королевы. Среди них были смуглые, чернокожие, бледные и светловолосые, каждый отобран у самых дорогих работорговцев мира, но все — в идеальном здоровье, пиковой физической форме и с невероятной сексуальной выносливостью. Любой из них мог удовлетворить небольшую группу девушек до изнеможения, но для развлечения королевы Нимфории требовалось минимум трое.

Однако сейчас королеву развлекал не любовник, а одна из её воительниц. Высокая, статная женщина с безупречными чертами и длинными светлыми волосами стояла на коленях между раздвинутых ног королевы, умело поклоняясь её розовой жемчужине, пока мёд не начал свободно стекать на дорогие шёлковые подушки. Воительница имела строгое, внушающее страх лицо с ясными, жестокими голубыми глазами и резкими скулами, но в ней не было ничего, что не соблазняло бы. Её доспехи из золота и мифрила изящно покрывали руки и ноги, но оставляли торс и промежность полностью обнажёнными. Это могло выглядеть глупо — оставлять самые уязвимые части тела незащищёнными, — но доспехи паладинов Гедонии ценились за магию, а не физическую защиту.

Королева стонала от глубокого, блаженного удовлетворения, получаемого от усилий Верховного Паладина, леди Северины, её величайшей любовницы... кроме одной. Но Нади не было с ней уже несколько лет.

Расслабление королевы нарушил звук каблуков, яростно стучащих по мраморной плитке у бассейна. Нимфория подняла взгляд и увидела, как дочь Северины, Аделаида, шагает к ней, её длинные ноги словно вонзаются в пол от раздражения, а прекрасное лицо искажено яростной гримасой и упрямыми слезами. Девушка выглядела напряжённой и взволнованной, и королева знала почему. Солнечный свет играл на металле её пояса верности и липких следах влаги на внутренней стороне бёдер. Королева рассмеялась про себя и глубже прижала лицо Северины к своей набухшей киске.

— Леди Аделаида! — приветствовал расстроенную девушку красивый светловолосый наложник, выходящий из бассейна, струйки воды стекали по его рельефной груди и прессу. Он нервничал, но был возбуждён, как и все мужчины в присутствии самой красивой дочери Верховного Паладина. — Я не знал, что ты...

— Прочь с дороги, наложник, — прошипела Аделаида с презрением, оттолкнув его лицо ладонью и скинув обратно в воду. Прикосновение длилось мгновение, но его хватило, чтобы пронзить тело юноши шоком магической энергии, вызвав спонтанный оргазм — его красивый член выстрелил густыми каскадами спермы, пока он падал.

— Ваше Божественное Величество, — Аделаида представилась, дрожа от нетерпения и выпячивая грудь. — Я... требую снять этот пояс, который вы на меня надели!

— Аделаида! — её мать Северина гневно ахнула, поднимаясь из-под ног королевы с киской, размазанной по строгому лицу. — Как ты смеешь говорить с богиней в таком тоне! Ты — следующая за мной Верховный Паладин, ты должна...

Нимфория прервала её, грубо схватив свою сексуальную подчинённую за волосы и прижав обратно к киске.

— Я не разрешала останавливаться, Северина. Если у твоего языка хватает сил отчитывать дочь, значит, хватит и на то, чтобы лизать дальше. А теперь... — королева откинулась и посмотрела на Аделаиду с насмешливым снисхождением, — в чём дело, милая?

Аделаида по-детски надулась и плюхнулась на подушки рядом с матерью, опустившись на колени между ног королевы и прижав щёку к её внутренней стороне бедра. Нимфория прикусила губу, когда слабый разряд сексуальной энергии пронзил её, но это было ничто для неё. Королева была земным воплощением богини Удовольствия и Власти, она могла выдержать любую эротическую магию... кроме магии своей потерянной любви, Нади. Та рыжая демоница была единственной, кто когда-либо доминировал над ней.

— Мне двадцать восемь, а я всё ещё девственница, — простонала Аделаида, проводя рукой по обнажённому бедру королевы. — Десять лет прошло с тех пор, как вы надели на меня этот дурацкий пояс, и всё это время я наблюдала, как мои младшие сёстры и кузины становятся женщинами. Я слышала, как они хихикают, обсуждая каждый член в королевстве — кто больше, толще, твёрже, кто больше кончает. Я больше не могу. Анал меня не удовлетворяет. Ничто не удовлетворяет. Я не могу проспать ночь, не описав постель, а иногда едва хожу. Это нечестно. Это пытка.

Нимфория сочувственно вздохнула и прикоснулась к щеке Аделаиды, стирая слезу пальцем. Она притянула девушку, пока их груди не соприкоснулись, а соски не начали игриво тереться. Королева поцеловала Аделаиду, и в этот раз именно девушка содрогнулась от разряда энергии — её дикая, хаотичная сила была подавлена эротической божественностью королевы. Аделаида застонала, прижимаясь металлической пластиной промежности к мягким бёдрам Нимфории. Королева сжала её ягодицы, дразняще дёрнув за тугие цепи пояса, отчего Аделаида чуть не завизжала от мученического возбуждения, а её киска хлынула соком прямо на голову матери.

— Аделаида, — прошептала Нимфория, прерывая поцелуй. — Посмотри, что ты сделала с этим бедным мальчиком.

Аделаида прикусила губу и обернулась. Светловолосый наложник лежал без сознания у бассейна, его мускулистая грудь вздымалась, а эрегированный член всё ещё дёргался в болезненной сухости — его яйца были полностью опустошены. Он бы утонул, если бы другие наложники не вытащили его. Она оставила свою сестру Ченси в подобном состоянии. Одно прикосновение — и даже опытный любовник превращался в беспомощную, сломанную клячу, которую только что покрыли дюжина жеребцов.

— Так было с самого твоего рождения, — прошептала Нимфория с улыбкой. — Крики твоей матери во время родов были не от боли, а от невыносимого удовольствия. Ты родилась в потоке оргазмов, подобных тем, что испытала моя мать. Ты благословлена богиней, твоё тело наполнено её силой, и оно излучает её, как звезда — свет.

Аделаида покраснела и продолжила тереться о королеву. Её детство было очень неловким и сложным из-за того, как её присутствие возбуждало людей. Учителя вожделели её, друзья становились одержимы. Мальчики и девочки теряли дар речи при её появлении, их глаза затуманивались, и не один подросток испытал свой первый оргазм от случайного прикосновения Аделаиды — даже от простого рукопожатия.

— Но в отличие от меня, ты не могла контролировать свою силу, — продолжила Нимфория. — Ты, возможно, не помнишь, но в ночь, когда ты открыла для себя мастурбацию, замок содрогнулся, как от землетрясения. А в первый раз, когда ты кончила, твоя спальня загорелась. Я испугалась, что если ты когда-нибудь испытаешь по-настоящему мощный оргазм, то можешь уничтожить саму себя. Твоё тело не выдержит той силы, что скрыта в тебе. Поэтому вскоре после твоего восемнадцатилетия я приказала закрепить на тебе этот пояс верности и запечатала его мощным заклятием. Он подавляет твою силу, пусть и частично, спасая твою жизнь ценой твоего удовольствия.

— Он не работает! — Аделаида всхлипнула, теперь уже яростно трётся ногой о королеву с такой силой, что менее выносливая женщина закричала бы от боли. — Я... я чувствую, как моё тело ломается. Это больно. Мне так хочется секса, что это буквально причиняет боль.

Нимфория коснулась пальцами огромного камня, вправленного в металл над девственным цветком Аделаиды. Поверхность алмазоподобного камня была идеально гладкой и тёплой, но королева ощутила лёгкую, глубинную вибрацию. Этот самоцвет — «замковый камень» — удерживал заклятие на месте, сдерживая хаотичную силу Аделаиды. Когда Нимфория поместила его на девушку десять лет назад, она ожидала, что он продержится вечность. Но, к её удивлению, Аделаида была права: камень разрушался изнутри. Возможно, он продержится ещё год, но когда треснет — выброс энергии наверняка убьёт Аделаиду и, вероятно, всех вокруг.

— Мне нужно обдумать это, — голос Нимфории дрогнул, когда Северина приблизила её к оргазму. — Но сначала... ммм... встань на колени и помоги матери довести меня до конца.

Аделаида поцеловала королеву в щёку, затем скользнула вниз рядом с матерью. Северина ненадолго оторвалась от своего занятия, чтобы страстно поцеловать дочь, и затем они вдвоём принялись за шоколадную киску Нимфории, их умелые языки проникая в нужные места в нужные моменты.

Кожа королевы покрылась испариной, пухлые губы дрожали от наслаждения, а тёмные соски выделили капли молока, когда её оргазм накрыл волной. Она откинулась назад, застонав, её тело извивалось на шёлковых подушках, а руки грубо вцепились в светлые волосы служанок, прижимая их лица к своему бурлящему влагалищу, пока горячая влага не хлынула им в рты.

— ДАААА!!! — закричала Нимфория, выпуская эфирную волну сексуальной магии, провоцируя каскад оргазмов у каждого живого существа в радиусе мили. Её наложники рухнули на колени, их члены фонтанировали, как шампанское. Служанки вскрикнули, сжимая бёдра, заливая только что вычищенные ковры своими соками. Стражи пытались сохранять стоицизм, но даже самые стойкие уронили копья, хватаясь за свои взрывающиеся гениталии. Когда Нимфория кончала, королевство кончало вместе с ней — даже Аделаида, чья сперма брызнула из-под пояса, оставив её в изнеможённом, мокром беспорядке.

Перед тем как Аделаида потеряла сознание, Нимфория наклонилась и прошептала: «Когда проснёшься, присоединяйся ко мне в зале совета». Но пройдёт несколько часов, прежде чем паладинша снова сможет ходить.