Эротическая сказка-триллер

С некоторых пор в интернете стали популярными истории о необыкновенных девочках, которые любят ходить в разных местах с голой попой и, соответственно, искать на неё всякие приключения. Да и о чём же ещё можно рассказывать в свете ст. 6.21 КоАП РФ? Законодатель, как нарочно, не дал исчёрпывающего определения, какие именно отношения следует считать "нетрадиционными", поэтому таковыми можно считать, при желании, вообще любые, за исключением совокупления 1 (прописью: одного) мужчины с 1 (одной) женщиной, состоящими в законном браке, в естественное физиологическое отверстие с целью зачатия ребёнка. И никак иначе. Даже сексуальные отношения с самим собой, в общем-то, легко подпадают под эту статью — как они и были преследуемы с библейских времён (Быт. 38:9–10). Писателям только и остаётся эта тема о необычных девочках, поскольку в ней нет упоминаний ни секса, ни отношений с кем-либо.

Иногда, впрочем, бывают истории и о таких же необыкновенных мальчиках тоже, но это редко — поэтому сказка наша будет, как принято, о девочке. Более того, девочка, о которой пойдёт речь, будет трижды необычной. Но всё по порядку.

Во-первых, она испытывала особенный интерес к чулочкам и колготкам. Началось это ещё в раннем детстве. Ей нравилось смотреть, как её мама надевает колготки. Мама была женщиной грузной, сало у неё на ляжках висело нездоровыми рыхлыми ломтями (как и во всех других местах), так что даже ребёнок понимал, что это некрасиво. А в колготках её ноги (выше девочке всё равно было не очень видно) становились ровными, гладкими и блестящими. Она любила наблюдать сам процесс маминого одевания, как они постепенно расправляются по всей ноге и делают её красивой. К её радости, мама не обращала на это внимания и не стеснялась одеваться при дочке.

Ах да, мы же совсем забыли про имя для нашей девочки! Звали её, конечно же, Машей. Так всегда зовут всех сказочных девочек.

Не удивительно, что в том возрасте, когда маленькие девочки пытаются влезть в мамины туфли или разрисовать себя маминой помадой, Машино внимание обратилось к маминым колготкам. Увы, мама была, как уже сказано, женщиной не только взрослой, но и весьма пышных форм, поэтому на Машиных ножках они были как козацкие шаровары. Но Маша сообразила выход из положения, вполне разумный в её возрасте: она залезала в одну штанину колготок, или в отдельный чулок, целиком. И, естественно, полностью голенькая, поскольку всякая одежда, даже маленькие трусики, мешала натягивать их на себя. Да и вообще Маше нравилось ощущать на себе тонкий эластичный капрон всем телом, включая попку и писю. Поначалу она залезала в чулок целиком, представляя себя рыбкой или змейкой. Но потом она подросла и когда чулок был натянут до плеч, то локти уже перестали влезать, поэтому теперь она считала себя русалочкой.

Илл.: Boris Vallejo

Во-вторых, Маша была необыкновенно гибкой. В её возрасте многие девочки бывают очень гибкими, но Маша была, как мы уже договорились, особенной. Поэтому, когда мама в конце концов застала Машу со своими чулками, она вполне удовлетворилась объяснением насчёт игры в русалку. Сама же ведь недавно ребёнку сказки читала, вот и результат — хорошо хотя бы, что по деревьям в таком виде не лазит. И отвела её в секцию художественной гимнастики. В которой Маша и прозанималась всё своё сознательное детство и немного после него. Не сказать, чтобы это было безуспешным — наоборот, Маша выступала очень даже неплохо и легко вытворяла упражнения, недоступные другим девочкам. Но сейчас она уже вышла из того возраста, в котором достигаются наивысшие результаты в этом виде спорта. И хотя её тело было по-прежнему необычайно гибким, выступать она уже не могла хотя бы потому, что все девочки из её команды уже, как говорится, вышли в тираж. А выступать в одной команде с малышками, которые были ей едва выше пояса — выглядело абсурдным и по рисунку, и по разной динамике тел.

Красивые расписные купальники, изящные движения идеально подходили к Машиному представлению о себе и немного отодвинули в сторону её интерес к чулкам. К тому же детские колготки в эти времена были только трикотажные в рубчик; бескрайний ассортимент капроновых колготок, лайкровых леггинсов и тому подобных вещей для девочек появился в магазинах ровно в тот момент, когда Маша подросла до самого первого взрослого размера. То есть рост у неё был примерно 145–150 см (точнее не скажешь, она продолжала расти очень быстро) и вес около 40 кг. Причём ножки составляли больше половины её роста, а когда она становилась на коньки или ролики — то и все две трети. Конечно, в этом возрасте мама немедленно купила ей первые настоящие колготки, которые Маша сразу же полюбила носить.

А папа на день рождения подарил ей очень красивые чёрные чулочки с узорами, державшиеся на резинке на бёдрах. В обычных магазинах Маша таких не встречала. Она немедленно надела обнову и покрасовалась перед папой, к его нескрываемой радости. Это было за несколько дней до того, как папу увезли в больницу, сразу в реанимацию, и больше Маша его живым не видела. В следующий раз она надела их уже на похороны, вместе с короткой чёрной юбкой и каблуками (других вещей черного цвета у неё не было), к возмущению многочисленных престарелых родственниц. После поминок они долго пеняли Машиной маме на её безобразный наряд, но мама знала историю этих чулочков и Маше не было ничего, кроме молчаливого одобрения.

С тех пор она так и ходила, наперекор широкоджинсовой моде своих сверстниц, исключительно в колготках, чулках или леггинсах. Даже зимой она под брюки всегда надевала колготки. Ей просто физически нравилось собирать их складками в горсть, натягивать сначала на пальчики, потом постепенно распускать по всей ножке до самой попки, и, наконец, со звонким щелчком отпустить резинку на талии. Нравилось ощущать на своей коже натянутый капрон. Нравилось, не стоит скрывать, какими глазами смотрели на неё мальчики — и знакомые, и незнакомые. И взрослые дяди тоже. А уж как недобро смотрели на неё всякие толстые тёти, и особенно — толстые девочки!

Ну, и третьей Машиной страстью было, конечно же, как следует из жанра нашей сказки, хождение голышом. Занятия гимнастикой приучили её не стесняться своего изящного тела — наоборот, научили демонстрировать все его способности. Купальники лишь украшали его, но, с другой стороны, скрывали немного лишнего. Маше нравилось и своё тело, и тела её подружек по команде. Не нравилось только то, что бóльшую часть зрителей на соревнованиях неизменно составляли потёртые жизнью вялые мужчины в возрасте за 40, которых девочки между собой называли "гумбертами". Пожалуй, да, для такой публики и выступления в купальниках были более чем достаточной эротикой с их стороны.

Сейчас, окончательно распрощавшись с секцией, Маша испытывала потребность в каком-то новом занятии для своего гибкого тела. В интернете она видела такой вид спорта (или шоу?), как ныряние с одной большой моноластой — это ей подошло бы, тем более, что плавала и ныряла она примерно как рыба. Она снова представляла себя русалкой, теперь уже настоящей и ловкой в воде. Увы, в их городе не было даже бассейна, не говоря о таких экзотических стилях плавания.

От скуки они с лучшей подругой, которую Маша посвятила в свои игры, даже купили в мамином магазине для женщин "плюс сайз" пару чулок какого-то совершенно невероятного размера и примеряли их на себя. В одиночку девочки могли надеть такой чулок на обе ножки и дальше до подмышек, как Маша когда-то в детстве была русалочкой. А вместе можно было натянуть его друг на дружку вместе с руками, вытянутыми вдоль тела, так что теперь она, спелёнутая во весь рост, становилась змеёй и прикольно извивалась на глазах у подруги. Поначалу это было интересно и даже возбуждало их так, как это не чувствовалось в детстве, но быстро надоело. А потом жизнь растащила их, как это бывает, в разные стороны, и Маша осталась совсем одна.

Илл.: Boris Vallejo

Ещё больше Маше нравилось совсем неизвестное у нас занятие — конторция, то есть упражнения на гибкость и растяжку. Она была по-прежнему невероятно гибкой, и самое популярное из сложных упражнений — сгибание в 3 сложения (то есть прогнуться назад и высунуть голову между колен) легко выполняла прямо сейчас, безо всякой подготовки. Что и говорить о более простых вещах, вроде какого-нибудь шпагата. Маша пересмотрела кучу роликов, в которых гибкие стройные девушки, в обтягивающем трико, сгибались и складывались так, как будто в их теле не было ни единой косточки.

Особенно ей нравилась одна schlangenfrau, в переливающемся костюме змеи, которая завязывалась в совершенно невообразимые узлы. Это было уже скорее шоу, чем спорт. Маша тоже мечтала так выступить — нет, не перед зрителями, пофиг на зрителей — перед самой собою. Но ни заниматься этим всерьёз, ни даже достать себе костюмы для таких выступлений ей было тем более негде в её провинциальном городке. Да и выступать за деньги перед публикой (а цену таких, сшитых на заказ, нарядов Маша вполне представляла) было негде, а если бы она и попыталась — это шоу наверняка было бы истолковано совсем в другом ключе.

Единственное, что ей однажды удалось найти похожее на местной барахолке — это лайкровые шорты с узором под змеиную кожу. И то они лишь случайно завалялись у торговки-челночницы из-за своего размера XXXS, так что она была рада отдать их почти даром. На Машу они подошли идеально. В них одних и в короткой футболке она и ходила всё это лето.

Ну, а теперь можно перейти и к главной части нашей сказки — Машиным прогулкам голышом. Итак, было лето, ходить в школу было не нужно, художественная гимнастика для неё закончилась навсегда, подружки разъехались кто куда, и Маша на всё лето осталась одна. Мама работала по какому-то совершенно выматывающему графику, двое суток через двое, для того, чтобы в доме не то чтобы водились деньги — нет, хотя бы для того, чтобы не случалось, что их нет совсем. Таким образом, на всё лето девочка была предоставлена самой себе. Или, если посмотреть с другой стороны — заперта в своём теле и в этом сонном областном городке. Стоит ли объяснять, в каком направлении выплеснулась её молодая энергия?

Илл.: Boris Vallejo

В отличие от героинь многих других подобных сказок, Маша совсем не искала себе риска из серии "а пусть меня вдруг кто-нибудь всё-таки может увидеть". Нет, адреналина она наелась на всю жизнь ещё в своей гимнастической секции, и никакой потребности пощекотать себе нервы у неё давно не было. Ей просто хотелось быть свободной от всяких одежд, воспринимать окружающий мир прямо кожей, сливаться с ним всем телом — и совсем ни к чему было, чтобы кто-то её видел и истолковывал её поведение каким-нибудь неприличным образом. Поизучав карты и поездив по окрестностям, она нашла себе место — и даже немного поближе, чем за тридевять земель — где её едва ли кто-нибудь мог побеспокоить: обширное болото у самой границы.

Здесь надо сказать, что область, в которой жила Маша, была приграничной. Не подумайте худого — граница была с самой дружественной страной и по этой причине никак не охранялась. Конечная станция электрички была всего в нескольких километрах от неё. От станции пыльная грунтовая дорога выходила на узкое длинное озеро, примерно в его середине. По сути, это был разлив на небольшой речке, которая протекала параллельно границе. Ближний берег озера был твёрдым, иногда на него приезжали какие-нибудь неторопливые пожилые рыбаки, ещё реже — жители ближайшего райцентра, чтобы пожарить шашлыки, выпить водочки, ну и искупаться заодно. А весь противоположный берег представлял собой обширное болото, уходящее к самой границе и дальше, на сопредельную территорию — и одному богу было известно, сколько тевтонских рыцарей, польских шляхтичей, французских драгун, фрицев и прочей нечисти сгинуло в нём за прошедшие века. Да ещё это знали жирные чёрные вóроны, которые неторопливо кружили над ним целыми днями. Вóроны, как известно, живут по 300 лет, питаясь вкусной и полезной мертветчинкой, так что нынешнее их поколение помнило, как минимум, Наполеона.

Сплошное болото было и в верхней части озера с обеих сторон, и выше вдоль речки, впадающей в него. А снизу, где речка вытекала из озера, берег был твёрдым до самого его конца и дальше по речке. Здесь у Маши был тайник: дупло с нижней стороны поваленного дерева. Она заталкивала в один кед футболку, в другой — носочки и свои любимые змеиные шорты, скрепляла всё это резинкой от волос и прятала от дождя и посторонних глаз. Перевоплотившись таким образом в свой любимый и естественный облик, она переплывала речку и на весь день уходила гулять одна-одинёшенька в свою сказочную страну на дальнем болотистом берегу.

Илл.: Boris Vallejo

Мягкий ковёр из переплетённой травы пружинил под ногами, но выдерживал Машин вес совершенно без проблем. Молодые побеги сосенок дружно показывали всему миру средний палец. Прохладная влага обнимала ступни. Можно было искупаться в озере, но заходить в воду по прибрежной топи было неудобно. Однажды Маша нашла, как ей казалось, подходящий бережок, который обрывался сразу в воду. Сплавала около него, потом задремала там же на берегу, а когда проснулась — обнаружила, что это был плавучий остров, который за это время снова оторвался от берега и уплыл на середину озера, так что надо было возвращаться вплавь. И поскольку дело было уже к вечеру, а на том берегу Маша ничего из вещей не оставила, по причине их отсутствия, то она поплыла сразу на ближнюю сторону озера и потом шла по ней обратно к своему тайнику, немного рискуя встретить рыбаков. Это был, наверное, единственный раз, когда её кто-либо мог увидеть. Но никого, кроме неё, на озере в тот день не было.

Случалось, Машу заставал на том берегу дождь — они были не редкостью в этой влажной низине. Она с наслаждением гуляла и танцевала под тёплыми струями, а потом снова выглядывало солнце, и кожа моментально высыхала.

Болото это было, чего уж таить, воистину сказочное. Всё на нём было очень большим: ещё зелёная клюква размером с яблоко, чилим величиной с небольшой арбуз, кувшинки шире, чем Машин гимнастический обруч. На лист кувшинки Маша могла осторожно вылезти, чтобы он не перевернулся, и лежать на нём, как на плоту. По болоту ходили аисты в человеческий рост; один такой дурак даже попытался однажды ухватить Машу за голову, но Маша врезала кулаком по его глупой башке так, что, наверное, вышибла все его куриные мозги, и аист обиженно уковылял прочь на своих длинных ногах. Лягушки здесь были величиной с тарелку, выхухоли — с кошку, ондатры — с собаку. Более крупные животные на этом болоте не водились, по-видимому, потому что тонули в нём. Досаждали, конечно, комары размером с воробья, но они роились где-то в глубине болота, а Маша обычно держалась у самого берега, где лёгкий ветерок с озера не давал им подняться.

Маша приезжала сюда два, а то и три раза в неделю. Она сама стала — нет, не просто его постоянной обитательницей, а естественной частью его. И это болото стало продолжением её самой. Здесь она чувствовала себя в родном для неё мире, в отличие от унылого пыльного города, в котором, к тому же, ей приходилось даже летом ходить одетой. И даже удовольствие от обтягивающего капрона, от стройности и красоты своих ног в нём, не могло идти ни в какое сравнение с чувством обнажённой, открытой солнцу и ветрам, кожи и с натуральной, безо всяких технических ухищрений, красотой её тела.