***

Лиза тихо прикрыла за собой входную дверь, стряхивая с волос мелкие капли дождя. Дом встретил её привычным запахом ужина, но в воздухе витало что-то ещё — напряжение, густое, как перед скандалом. Она скинула кеды, бросила рюкзак у порога и замерла, услышав громкие, словно лающие голоса с кухни. Сердце ёкнуло: такие звуки в их доме были редкостью.

Она прокралась ближе, стараясь не скрипнуть половицами. На кухне разворачивалась настоящая драма. Мать, с покрасневшим лицом и растрёпанными волосами, стояла у плиты, яростно размахивая деревянной ложкой, словно дирижёр трагической симфонии. Её голос дрожал от гнева и отчаяния:

— Как можно было быть такой дурой, Надежда?! Почему обязательно нужно совершить все ошибки, какие только есть в этой жизни?! — Она швырнула ложку на стол, и та звякнула о фарфоровую миску. — А как же твоя учёба? Институт? Ты хоть понимаешь, что ты натворила?

Надежда, старшая сестра Лизы, сидела за столом, уткнувшись взглядом в свои ладони. Её пышные формы, обычно подчёркиваемые облегающими платьями, сегодня казались скованными в просторной толстовке, словно она пыталась спрятаться от мира. Глаза её были красными, щеки блестели от недавних слёз, но уголки губ чуть подрагивали в слабой улыбке. Она хмыкнула носом, вытирая лицо рукавом.

— Мам, ну хватит, — пробормотала она, голос был хрипловатым, но в нём уже пробивались нотки облегчения.

Отец, как всегда, был островком спокойствия в этом бурном море эмоций. Он сидел во главе стола, его крупные руки покоились на подлокотниках старого деревянного стула. Его тёмные глаза, чуть прищуренные, излучали мягкую умеренность. Он мягко потянул Надежду за руку, и та, несмотря на свои внушительные формы, послушно поднялась и пересела к нему на колени, как ребёнок. Этот жест был таким привычным, таким интимно-семейным, что Лиза, наблюдавшая из тени коридора, почувствовала лёгкий укол зависти. Её никогда так не утешали.

— Придумали проблему, всё хорошо, пусть будет! — бормотал отец низким, успокаивающим голосом, поглаживая Надежду по спине. — Справимся! Ничего особенного в этом нет, подумаешь! Правда, дочка?

Надежда кивнула, уткнувшись лицом в его плечо. Её грудь, прижатая к отцовской рубашке, медленно вздымалась, а пальцы нервно теребили край его свитера. Лиза заметила, как мать, всё ещё хмурясь, начала смягчаться, глядя на эту сцену. Её руки, только что заламывавшиеся в отчаянии, теперь опустились, и она тяжело вздохнула, словно сдаваясь.

— Правда, — тихо ответила Надежда, и её улыбка стала шире. Она подняла голову, и в её глазах мелькнул тот самый огонёк — дерзкий, живой, который всегда делал её такой притягательной, несмотря на все её беды.

Лиза стояла в дверном проёме, не решаясь войти. Её сердце взбудораженно колотилось, а под ложечкой засосало. Она не знала, что именно "привезла" Надежда домой — какие вести так взбудоражили мать, — но подсознательно она поняла, что это что-то действительно серьезное и немного запретное.

Лиза дождалась, пока голоса на кухне стихли, сменившись звяканьем посуды и приглушённым бормотанием. Она глубоко вдохнула, собралась с духом и громко хлопнула входной дверью, будто только что вернулась. Скинув кеды с преувеличенным шумом, она крикнула:

— Я дома!

В ответ — тишина, лишь лёгкий скрип стула да мамин голос, уже спокойный:

— Лизонька, доча, ужин на столе, иди кушать!

За ужином царила странная, натянутая тишина. Мать подкладывала картошку, отец неспешно пил чай, а Надежда без всякого аппетита понуро ковыряла вилкой в тарелке, избегая смотреть в глаза родителям. Никто не упомянул ни слова о недавней сцене, и это молчание действовало на Лизу угнетающе, будто её обманывают и держат за маленькую. Любопытство раздирало её так, что она не могла сидеть спокойно и постоянно ёрзала.

Когда ужин закончился, Лиза уткнулась в учебники, бросая на сестру многозначительные взгляды, но та лишь отмахивалась, притворяясь увлечённой телефоном. После одиннадцати, погасив свет по дороге и заглянув к дочерям, в спальню последовала мама, и наконец дом затих. Лиза лежала в темноте, прислушиваясь к дыханию сестры с другого угла их совместной комнаты. Любопытство немного утихло, но не пропало совсем. Часто именно в такое время они с сестрой садились рядом и смотрели что-то на экране планшета, или тихо шушукались, вспоминая прошедший день. Поэтому Лиза бесшумно выбралась из-под одеяла и босиком прошмыгнула к кровати Нади. Она присела на край кровати, чувствуя, как матрас чуть прогнулся под её весом.

— Надь, — шепнула она, потрепав сестру по плечу. — О чём вы спорили?

Надежда пошевелилась, просыпаясь.

— А?! Что? Когда? — буркнула она, приподняв голову.

— Ну, когда я пришла. Мать чуть не плакала, а папка всех успокаивал. Что случилось?

Надя медленно повернулась, её глаза блестели в полумраке. Она приподнялась на локте, и прядь тёмных волос упала ей на лицо, придавая ей вид одновременно усталый и вызывающий.

— Всё тебе знать надо, — фыркнула она, но в её голосе не было злости, скорее лёгкая насмешка. — Ни о чём таком, что тебе следует знать, Лиз. Спи давай!

— Вот так, значит? — Лиза надула губы, скрестив руки на груди. — Родной сестре и не расскажешь? Я же видела, как ты ревела, а теперь строишь из себя…

Надя тихо рассмеялась и потянулась к ней, откинув одеяло:

— Не злись, мелкая, расскажу. Но не сейчас. Может, и не о чем будет рассказывать, я ещё не решила. Это… сложно. И тебе лучше пока не лезть в это, ладно?

Лиза хотела возмутиться, но что-то в тоне сестры — мягком, но с едва уловимой ноткой тревоги — заставило её замолчать. Она кивнула, хотя всё ещё была обижена, что вся семья держит её за ребёнка, отмахиваясь от её вопросов, как от назойливой мухи. Никто в доме не воспринимал её всерьёз. Утром, за завтраком, она решилась подступиться к матери, пока та резала хлеб с такой силой, будто он был виноват во всех бедах.

— Мама, а что с Надей? — спросила Лиза, стараясь звучать небрежно, но её голос предательски дрогнул.

Мать замерла, нож в её руке завис над доской. Её глаза расширились, и она резко повернулась к дочери, чуть не уронив буханку.

— С чего ты взяла, что с ней что-то случилось?! — выпалила она, слишком быстро, слишком испуганно. — Всё с ней в порядке!

Лиза прищурилась, уловив нервную дрожь в мамином голосе, но настаивать не стала. Вместо этого она дождалась, пока отец вернётся с работы и пристала к нему, прильнув к его груди с самым невинным видом.

— Папуля, а что у нас с Надей? Чего она такая? — Лиза надула губки, зная, что отец всегда тает от её «детских» уловок.

Он усмехнулся, потрепав её по голове, как маленькую, и ответил в своём обычном, слегка насмешливом тоне:

— Да вас, женщин, не понять. То одно, то другое. Всё переживаете по пустякам!

Лиза хотела возмутиться, но тут в кухне раздался голос матери, резкий, как хлопок двери:

— Вот уж пустяки, так пустяки! — Она бросила нож на стол и скрестила руки, глядя на отца с такой яростью, что тот только пожал плечами, пряча улыбку.

Надежда, сидевшая с чашкой чая, молчала, от резкого звука вздрогнула и опрометью выскочила с кухни.

Вечер тянулся медленно, и Лиза ловила косвенные намёки, как пазл, складывающийся в её голове. Никита, парень Нади, который раньше практически жил у них дома, таская пиццу и громко смеясь в гостиной, вдруг исчез. Его не было ни у подъезда, где он обычно болтался с друзьями, ни в их общем чате, где он раньше спамил мемами. Что-то произошло между ним и Надей, возможно именно это стало причиной загадочного поведения родственников.

Но ответ свалился на её голову сам, самым неожиданным образом. В школе, в перерыве между уроками, Лизу остановила девочка из параллельного класса. Она подскочила к ней в коридоре, возбуждённо дыша после быстрого бега и, прихватив Лизу за локоть, зашептала, горячо обдавая дыханием:

— А правда, что твоя сестра беременна от Никиты Аксёнова?!

Лиза обомлела от услышанных слов, и все кусочки пазла у неё встали на свои места. В её голове всё сошлось, будто кто-то включил свет в тёмной комнате. Надя беременна. Мамины слёзы, папины уклончивые шутки, Надин молчаливый взгляд — всё сходилось. Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, отрицательно покачала головой:

— С чего бы это?! Первый раз слышу! — вымолвила она, но голос её прозвучал неубедительно.

Женя прищурилась, явно чувствуя фальшь, и, скорее убедившись в правильности сплетен, побежала дальше разносить горячую новость, оставив Лизу стоять посреди бушующего детьми коридора. В груди у неё клубилось странное чувство: смесь любопытства, тревоги и чего-то ещё, чего она не могла пока назвать, чего-то тягуче-вязкого, тяжёлыми каплями собиравшегося внизу живота. Она стояла одна, и одна мысль пульсировала у неё в голове: «Надя трахалась с парнем и забеременела!»

Лиза не могла остановить поток мыслей, которые теперь, как назойливые мухи, кружили вокруг Нади и Никиты. Весь день, сидя на уроках, она рассеянно черкала в тетради, но вместо формул или заметок её карандаш выводил бессмысленные завитки, а в голове раз за разом прокручивались одни и те же образы. Она представляла Надю — свою сестру, такую знакомую и родную, — но теперь не просто как сестру. В её воображении Надя становилась другой: обнажённой, с растрёпанными волосами, с румянцем на щеках. Без трусов и лифчика в объятиях Никиты. Его руки — Лиза видела их мельком, когда он небрежно хлопал друзей по плечам, — скользили по коже сестры, обнимая её талию, сжимая груди, хватая ляжки, раздвигая ноги…

Она пыталась угадать, как это происходило. В какой позе? На кровати? Или, может, в машине Никиты, припаркованной где-нибудь в тёмном переулке? Лиза сжимала колени, чувствуя, как её лицо снова заливает жар. Было ли это один раз, случайная ошибка, или они делали это много раз, тайком, пока она, Лиза, была в школе? Каково это, когда в тебя вставляют эту штуку?! И главное — было ли Наде… приятно? Лиза знала это слово, «кончила», из девчачьих чатов и сплетен в школьном туалете. Одноклассницы хихикали, хвастаясь, как их парни доводили их до этого «много раз», расписывая в таких подробностях, что Лиза, невольно заслушавшись, краснела. Но были и другие истории, когда с ноткой разочарования девчонки признавались, что секс оказался не таким, как в фильмах: неловким, быстрым, без обещанного восторга. "Сама я куда лучше умею!", — обычно добавляли они в таком случае.

Лиза украдкой смотрела на Надю, когда та, не подозревая о её мыслях, лениво листала телефон перед сном. Её созревшее тело, всегда такое полноценное и красивое, теперь казалось Лизе новой загадкой. Была ли Надя из тех, кто «кончил», или она, как некоторые, просто терпела, пока Никита делал своё? Эта мысль будила в Лизе странное чувство — смесь любопытства и чего-то более глубокого, почти болезненного. Она ловила себя на том, что её взгляд задерживается на изгибе Надиной шеи, на том, как ткань футболки обтягивает её грудь, и тут же отводила глаза, чувствуя, как внизу собственного живота собирается странный неприятный комок.

Вечером, лёжа в своей кровати, Лиза прислушивалась к дыханию сестры за стеной и пыталась представить: каково это — чувствовать чьи-то руки, чьё-то тело, так близко? Её собственное тело, неопытное, но уже просыпающееся, отзывалось на эти мысли лёгкой дрожью. Она сжимала бёдра, пытаясь унять это чувство, но оно только усиливалось, словно её собственная кожа теперь хранила какой-то секрет, который она ещё не могла разгадать. Надя, её сестра, шагнула в этот мир, а Лиза осталась на пороге, заворожённая и напуганная тем, что ждало впереди.

Тишина ночи окутывала дом, и только слабый свет луны пробивался сквозь щель в занавесках, рисуя на полу тонкие полосы. Лиза лежала в своей кровати, но сон не шёл. Мысли о Наде, о её тайне, не давали покоя. Наконец, не выдержав, она приподнялась на локте и позвала шёпотом, почти боясь нарушить тишину:

— Надя! Надя!

Из темноты донёсся сонный, чуть раздражённый голос сестры:

— Что тебе, мелкая?

Лиза сглотнула, чувствуя, как сердце колотится в груди. Вопрос, который она так долго держала в себе, вырвался сам собой:

— Так ты правда… беременна?

Молчание повисло в воздухе, тяжёлое, как одеяло. Лиза ждала, затаив дыхание, пока секунды тянулись, словно резиновые. Она уже подумала, что Надя заснула или просто проигнорировала её, и переспросила:

— Надя, ты спишь?!

— Нет, не сплю, — голос Нади был резким, почти злым. — Да, правда! Я не хочу об этом говорить!

Лиза замерла. Ответ сестры, такой короткий и жёсткий, не остановил её, а ещё больше раззадорил. Она не стала настаивать, отвернулась к стене, но мысли снова закрутились, рисуя одну картинку за другой. Она представила Надю — свою Надю, такую привычную, с её смехом и привычкой разбрасывать одежду по комнате. Вот она раздевается перед Никитой, медленно стягивает футболку, снимает трусы, и её кожа белеет в полумраке комнаты. А он? Он сам раздевается, или Надя помогает, расстёгивая его джинсы? Лиза задумалась: сразу ли Надя хватает его… «член»? Ей стыдно, или она смелая, как в тех историях, что шептались в школьных чатах? Лиза бы, наверное, схватила — просто из любопытства, чтобы потрогать эту штуку, о которой все говорят. Она видела мальчишек, когда они мочились за гаражами, но это было не то — маленькие вялые червячки. А говорят, когда «он встаёт», то становится больше, толще, твёрже. От этой мысли у Лизы перехватило дыхание. Она представляла не отвлечённые многократно виденные в интернете органы, не имеющие особой притягательности сами по себе, а то, как Надя берёт его в руки, или как героиня тех роликов, окунает в рот, а потом ложится, а между ног у неё раскрывается её "вагина", и вот туда, взяв в руку, Никита...

От таких фантазий в животе Лизы снова закрутился тугой комок, пульсирующий где-то под лобком. Она заёрзала, пытаясь унять это чувство, но оно только нарастало, заставляя её бёдра невольно сжиматься. Кровать скрипела под ней, так что Надя, явно раздражённая, прикрикнула из темноты:

— Ну что ты там крутишься и вздыхаешь? Давай спать уже!

Лиза замерла, боясь даже дышать громко. Она уткнулась лицом в подушку, стараясь не шевелиться, и через какое-то время, убаюканная теплом одеяла и ритмом собственного дыхания, всё-таки провалилась в сон. Но даже во сне её мысли путались, рисуя смутные, жаркие образы, в которых Надя и Никита сливались в одно, а её собственное тело отзывалось на это странным томлением.

***

Мысли Лизы кружились вокруг Надиной истории, как мотыльки вокруг лампы, возвращаясь к одному и тому же: секс - беременность. Что сестра собирается делать? Рожать? Лиза представляла, как у Нади, такой уверенной и яркой, начнёт расти живот, округлый, тяжёлый, как у тех женщин, которых она видела на улице. Неуклюжие, переваливающиеся с ноги на ногу, словно гусыни, с усталыми глазами и распухшими щиколотками. Неужели Надя станет такой же? Лиза пыталась представить сестру в этом новом, странном и неловком образе, и её передёргивало от смеси ужаса и любопытства. А потом роды… Она слышала об этом — от подруг, из интернета, где всё описывалось с пугающими подробностями. Ребёнок полезет оттуда! Из той самой маленькой, скромной дырочки, куда Лиза однажды, из любопытства, попробовала засунуть палец — и тут же вытащила, потому что стало неприятно и больно.

Эти мысли захватывали её целиком. На уроках она сидела, уставившись в пустоту, не замечая, как мел скользит по доске, а голос учительницы превращается в далёкий гул. Она могла просидеть так половину урока, пока соседка по парте не толкала её локтем, шипя: «Лиз, тебя спрашивают!» Лиза вздрагивала, краснела и бормотала что-то невнятное, чувствуя на себе взгляды одноклассников.

Но не только мысли терзали её. Её тело, будто в сговоре с этими тревогами, вело себя странно. Низ живота гудел, наливаясь непонятной тяжестью, словно там поселился живой, пульсирующий ком. Трусики, которые раньше казались такими удобными, теперь вдруг стали жёсткими, натирали нежные складки, заставляя Лизу ёрзать на стуле в поисках удобной позы. Она сжимала бёдра, пытаясь унять это чувство, но оно только усиливалось, словно её собственное тело решило напомнить ей, что оно тоже живое, что оно тоже способно на что-то большее. Лиза краснела, опуская глаза, и старалась сосредоточиться на учебнике, но образ "занимающейся любовью" Нади в образе героини ролика из интернета не отпускал, гоняясь за Лизой по всему дню.

Лиза не могла постичь свою новую мысль о том, что всё в их семье, да и в её собственной жизни, теперь подчинено какому-то неумолимому закону природы. Мама родила её и Надю. Надя, судя по всему, скоро родит кого-то — мальчика или девочку, неважно. А она, Лиза? Ей тоже придётся рожать? Такая перспектива казалась ей одновременно неизбежной и невозможной. Она понимала, что для этого нужно встретить мужчину, заниматься с ним любовью, отдаться этому акту, который пока существовал в её голове лишь как смутная, но пугающе яркая фантазия. Она пыталась представить это, но каждый раз её воображение распадалось на куски, как мозаика, которую она не могла собрать.

В её мыслях Надя превращалась в странный коллаж. Вот лицо сестры, знакомое, с чуть вздёрнутым носом и пухлыми губами. Но стоило Лизе подумать о том, что происходило между Надей и Никитой, и лицо растворялось, сменялось чужими образами — грудь другой женщины, которую трогают его руки, или кадры из порно, которые Лиза видела на неожиданно открывшейся вкладке. Разведённые ноги, бесстыдно раскинутые, ступни, задранные вверх, а между ними — ритмично движущаяся спина мужчины. И там, в центре, этот монструозный, упругий «член» — слово, от которого её бросало в жар, — который каким-то чудом помещался в ту скромную расщелину, что природа дала женщине. С ума сойти! Лиза и правда чувствовала, что сходит с ума, утопая в этих мыслях, которые были одновременно чуждыми и влекущими.

Но дома по этому поводу стояла всё та же мертвая тишина. Какой-то немой заговор. Надя, как ни в чём не бывало, собиралась утром, натягивала джинсы, которые пока ещё сидели на ней идеально, и ехала в университет. Родители уходили на работу, обмениваясь привычными фразами о погоде или ужине. Будто ничего не произошло. Но ведь произошло! Лиза ловила себя на том, что ищет признаки — лёгкую бледность на лице сестры, её чуть замедленные движения, намёк на округлившийся живот, которого пока не было. Она смотрела на Надю и видела не только сестру, но и женщину, которая шагнула туда, куда Лиза пока не могла даже заглянуть. И это знание, эта тайна, пульсировала в ней, заставляя тело маяться тягучей вязкой негой, которую она не могла ни понять, ни унять.

Очередная ночь укутала дом тишиной, но Лиза снова не могла заснуть и лёжа в кровати, прислушивалась к каждому шороху. Её мысли, как обычно в эти дни, крутились вокруг Нади, её тайны, её будущего. Наконец, не выдержав, она снова подала голос в темноту:

— Надя, Надя…

— Что тебе? — отозвалась сестра, голос её был сонным, но с лёгкой ноткой раздражения.

Лиза сглотнула, собираясь с духом, и выпалила вопрос, который поглощал её изнутри:

— Ты будешь рожать?

Надя помолчала, и Лиза уже подумала, что ответа не будет, но сестра всё же буркнула:

— Наверно буду! Мама говорит... Да и папа тоже. Что вырастим, ничего такого!

Лиза затаила дыхание. Это был первый раз, когда Надя заговорила о своём состоянии так прямо. Сердце Лизы заколотилось быстрее.

— А… не знаешь, кто это, мальчик или девочка? — осторожно продолжила она.

— Рано ещё, это на пятом месяце можно определить. А у меня только две недели, — коротко ответила Надя, но в её голосе не было прежней резкости. Это был прогресс, и Лиза, чувствуя, что сестра настроена говорить, решилась на главный вопрос, который мучил её днями и ночами:

— А ребёнок у тебя от Никиты или от кого?

Надя ответила сразу, но её голос стал жёстким, почти злым:

— Ну а от кого ещё?! Он тоже этим вопросом очень интересовался. Скотина! Сволочь! Ненавижу! - Бросила она, зарывшись лицом в подушку и зарычав.

Лиза замерла, поражённая яростью в словах сестры. Она никогда не слышала, чтобы Надя так говорила о Никите — о парне, который ещё недавно казался ей таким весёлым, таким своим. В темноте послышался шорох — Надя повернулась на кровати, и Лиза представила, как её сестра сжимает кулаки, как её лицо, обычно такое мягкое, искажается гневом. Она хотела спросить ещё, узнать, что случилось, почему Надя так его ненавидит, но что-то в тоне сестры остановило её. "Две недели, это значит не прошло не больше месяца когда Надя и Никита занимались этим!" - Лиза тоже подоткнула подушку, чувствуя, как её собственное тело снова отзывается на эти мысли — низ живота сжался, а в груди закололо от смеси любопытства и какого-то странного, почти запретного возбуждения. Надя теперь была не просто её сестрой — она была женщиной, полной тайн, гнева и боли, и Лиза, сама того не понимая, тянулась к этой неизведанной стороне жизни.

Они полежали ещё, но Лизу разрывало любопытство, и она, понизив голос, задала украдкой свой "самый главный вопрос":

— Надя… а тебе нравилось? Ну, с ним… заниматься этим?

— Чем? — буркнула Надя, явно пытаясь уклониться.

— Ну, любовью! — Лиза почувствовала, как голос её дрогнул.

Надя фыркнула, и в её голосе мелькнула тень насмешки:

— А… этим. Ну, ничего так было.

Лиза замерла, пытаясь осмыслить ответ. «Ничего так» — что это значит? Её воображение тут же нарисовало смутные, но яркие картины, и она, не удержавшись, выпалила:

— И как это было?!

Надя резко повернулась на кровати, скрипнув пружинами. Её голос стал строже:

— Ты что-то слишком много вопросов задаёшь, мелкая!

— Ну, Надя! — Лиза заныла, растягивая слова, как ребёнок, выпрашивающий конфету. — Расскажи!

— Ох, ну и вопросики у тебя! — Надя вздохнула, но в её тоне чувствовалась не только раздражённость, но и что-то тёплое, почти сестринское. — Я тебе что подробно рассказать должна, что и куда?!

— А ты что, не помнишь или рассказывать не хочешь?! Сестра называется! — Лиза нарочно надавила на больное, зная, как Надя не любит, когда её упрекают в равнодушии.

Надя тихо рассмеялась, но смех был коротким, усталым.

— Спи, Лиз. Что ты как маленькая, будто не знаешь как это делается, хватит выпытывать. Мне даже неудобно тебе о таком говорить!

Лиза надулась, но больше не стала спорить. Может она и знала, как это делается, но не от непосредственного участника, который теперь лежит рядом и вдобавок беременная. Она отвернулась, уткнувшись в подушку, но её мысли продолжали виться вокруг предмета разговора. «Ничего так» — эти слова звенели в голове, дразня и мучая. Что Надя чувствовала? Было ли это так, как в фильмах, или как в тех историях, что шептались в школьных чатах? Её тело снова отозвалось знакомым волнением, и она, сжав ножки коленками, попыталась унять это странное, настойчивое жжение под лобком. Надя молчала, её дыхание стало ровнее, но Лиза ещё долго лежала без сна, погружённая в свои мысли, в которых сестра и её тайны становились всё более манящими и пугающими.

***

Утро началось с того, что Лиза, едва открыв глаза, погрузилась в новый вопрос, который тут же занял все её мысли. Если девушка уже попробовала «это», не тянет ли её заниматься этим снова и снова? Она вспоминала сплетни в школьных чатах, где девчонки шептались, что те, кто «начал», уже не могут остановиться, а некоторые даже спят с разными парнями. Лиза представляла Надю — её сестру, которая теперь, после Никиты, уже не девственница. Нет той «преграды», о которой так много говорили. Значит ли это, что Надя теперь может… хочет… с кем угодно? Эта мысль крутилась в голове Лизы весь день, пока она рассеянно чистила зубы, ела завтрак и даже сидела на уроках, не слыша учителей. Её воображение рисовало Надю в объятиях какого-то нового, незнакомого мужчины, и от этих картин её щёки снова заливал жар, а внизу живота сжимался уже привычный тугой комок.

Когда Надя вернулась из университета, Лиза, не в силах больше держать вопрос в себе, подловила её в комнате, пока та снимала куртку и кидала рюкзак на кровать.

— Надя, а тебе теперь как без Никиты? — начала Лиза, стараясь звучать небрежно, но её голос дрожал от волнения.

— Что ты имеешь в виду? — Надя нахмурилась, бросив на сестру быстрый взгляд.

Лиза сглотнула, чувствуя, как горят уши, но всё же выпалила:

— Ну, тебе же, наверное, хочется снова заниматься этим? Трахаться, в общем!

Надя замерла, а потом рассмеялась — громко, но как-то неловко, прикрыв рот рукой.

— Ох, ну ты и дуреха! Нашла о чём спрашивать! — Она покачала головой, но её щёки слегка порозовели. — Ну, может, и хочется. Но ведь это не так работает!

— А как? — Лиза подалась вперёд, глаза её блестели от любопытства.

Надя вздохнула, опустившись на кровать, и посмотрела на сестру с усталой улыбкой.

— Честно, ты меня замучила своими вопросами! Слушай, мелкая, сначала нравится человек, всё сильнее и сильнее, а потом уже хочется с ним "шурум-бурум" и всё остальное.

— То есть, пока не полюбишь, не захочешь?! — Лиза нахмурилась, пытаясь уложить это в голове.

— Господи, Лиза, ну откуда у тебя такие вопросы?! — Надя закатила глаза, но продолжила, словно сдаваясь: — Это называется либидо, или влечение, и оно есть у всех — у мужчин, у женщин. То есть, они хотят и просто сами по себе, но когда видят того, кто им понравился, желание становится намного сильнее. Всё, давай не будем об этом, а то мне неудобно. Почитай в интернете, чего я тут надрываюсь!

Лиза надулась, но в глубине души была довольна — Надя впервые ответила так подробно, пусть и с явным смущением. Она кивнула, но, как только сестра отвернулась, её мысли снова пустились вскачь. Либидо. Влечение. Значит, Надя всё-таки хочет, но не просто так, а с кем-то, кто ей нравится? Лиза представила, как это чувство — это «либидо» — живёт в её собственном теле, пульсируя где-то глубоко, и от этой мысли её снова бросило в жар. Она сжала бёдра, пытаясь унять внутреннюю дрожь, но она только усиливалась, словно её тело знало больше, чем она сама, и уже готовилось к чему-то, чего Лиза пока не могла понять.

Как только Надя ушла в свою комнату, Лиза схватила телефон и вбила в поисковик слово «либидо». Первая же страница выдала кучу ссылок, и многие из них вели на сайты с откровенным содержимым — яркими заголовками и картинками, от которых Лиза тут же краснела и быстро прокручивала дальше. Ей хотелось понять всё теоретически, без этих неловких деталей. Наконец, она наткнулась на статью, которая объясняла всё простым языком: «Часто либидо называют «сексуальным аппетитом» или «желанием заниматься сексом». С психологической точки зрения либидо не ограничивается исключительно половым актом: оно включает флирт, эротические фантазии, чувственность и общее восприятие своей сексуальности».

Новые слова кружились в голове. «Сексуальный аппетит» — это что, как с едой? Кто-то хочет больше, кто-то меньше? Лиза задумалась: наверное, поэтому в браках столько скандалов, если муж и жена хотят по-разному. Она тут же представила родителей — маму, которая вечно суетится, и папу, всегда спокойного, — и попыталась вообразить, как они хотят. Часто? Редко? Вместе? Мысль о родителях за «этим» вызвала у неё гримасу отвращения. «Фу!» — пробормотала она, мотая головой, чтобы прогнать образы. Думать о Наде и Никите было куда приятнее, даже если эти мысли и будили в ней странное, жаркое беспокойство.

Лиза листала дальше, переходя от одного термина к другому, пока не наткнулась на статью с подробным описанием женских половых органов. Там всё было разложено по полочкам: названия, функции, даже картинка — схематичная, но поразительно откровенная, с подписями к каждой «дырочке». Лиза почувствовала, как щёки снова запылали, но любопытство пересилило стыд. Она схватила свое круглое зеркальце со стола, уединилась в туалете и, затаив дыхание от "запретного шага", стянула трусики. Сев на край унитаза, она направила зеркало между ног, сверяя увиденное с картинкой на экране.

Большие половые губы, малые, преддверие влагалища — всё совпадало, хотя у неё это выглядело намного красивее, чем на картинке, и что ли мельче, игрушечнее. Где-то там, внутри, должна была быть «целка», о которой столько говорили девчонки в школе. А над всем этим, как точка в восклицательном знаке, — клитор. Так было на картинке. Но в жизни с ним вышла заминка. Лиза нашла место, где сходились малые губы, но ничего выпуклого, как на картинке, не увидела — только мягкое слияние тканей. Она осторожно коснулась пальцем, пытаясь нащупать этот загадочный «узелок», и в глубине действительно обнаружила что-то твёрдое, маленькое, почти неуловимое. Надавив чуть сильнее, она почувствовала, как он "откликается", а по телу разлилась тёплая, тягучая нега, словно кто-то дёрнул за невидимую струну. Лиза замерла, удивлённая.

Она слышала, как девчонки шептались о том, что «трогают себя», но сама никогда не пробовала, представляя, что нужно что-то засовывать внутрь, а это казалось ей страшным и неправильным. Но тут всё было иначе — безопасно, просто прикоснуться на самой вершине. Она попробовала снова, и узелок опять отозвался, словно проклёвываясь, наливаясь под её нажатиями сладостной истомой. Присмотревшись, Лиза заметила, как это местечко и вправду стало чуть выпирать, словно маленькая розовая семечка, проступившая из мягких складок. Её дыхание участилось, а внизу живота снова закрутился тот самый комок, теперь уже горячий, настойчивый. Лиза быстро убрала руку, чувствуя, как ноги тянет незнакомая нега, сердце колотится, а в груди повис комок пустоты: «Это что, вот так это работает?»

Лиза резко отложила зеркало и натянула трусики, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди. Информации было больше, чем достаточно. Она сидела на кровати, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. Неужели это и было её либидо? То непонятное волнение, которое разлилось внутри, как тёплая волна? То тянущее чувство внизу живота, которое отзывалось острой, почти болезненной чувствительностью в складках её интимного места? Когда она касалась там, казалось, будто она будит что-то чужое — будто это не она, а что-то внутри неё, какая-то неведомая сила, росла и ширилась, заставляя нажимать снова и снова, продолжать, двигаться дальше. Но… до чего? Что должно случиться? Она «кончит»? Сама? Без мужчины? От своей собственной руки? Неужели это и есть то, что девчонки называют «дрочить»?

Лиза чувствовала, как её щёки горят, а тело дрожит от смеси стыда, любопытства и какого-то странного нетерпения. Снова она ходила задумчивой и рассеянной, словно её мысли застряли в том моменте, когда её пальцы нашли этот маленький, твёрдый узелок. На уроках она едва слушала, механически кивая учителям, а дома, за обедом, ловила себя на том, что избегает смотреть на Надю, будто сестра могла каким-то образом угадать, о чём она думает. Её тело, казалось, теперь открыло свой собственный секрет, и этот секрет будил в ней нетерпение — желание вернуться в свою комнату, запереть дверь и продолжить свои «исследования» при первом же удобном случае.

Она представляла, как снова возьмёт зеркало, как снова коснётся себя, и от этих мыслей её дыхание учащалось, а внизу живота снова разгорался тот самый жар. Лиза сжимала коленки, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом — на уроках, на разговорах с родителями, на чём угодно, — но её мысли упрямо возвращались к тому новому, пугающему и манящему чувству. Она хотела знать, что будет дальше, что скрывается за этим «продолжать», и это желание, такое сильное и незнакомое, пугало её не меньше, чем притягивало.

Как только Лиза вернулась домой, она поспешила в ванную, заперла дверь на защёлку и, затаив дыхание, прижалась спиной к прохладной плитке. Сердце колотилось, а в голове крутился тот самый момент из вчерашнего «исследования». Она задрала юбку, зажав её край подбородком, и стянула трусики, чувствуя, как дрожат пальцы. Её взгляд скользнул вниз: тонкая, светлая кожа, гладкая выпуклость лобка, а затем резкий, почти обрывистый спуск к писе. Лиза глубоко вдохнула и осторожно провела пальцем, нащупывая тот маленький, твёрдый узелок. Надавив на него, она тут же почувствовала отклик — лёгкую, но настойчивую волну, которая пробежала по телу.

Оттопырив нижнюю губу, Лиза сосредоточилась, как на уроке, где нужно было решить сложную задачу. Она начала старательно водить пальцем вокруг того самого места, нажимая то сильнее, то мягче, прислушиваясь к своему телу. Сперва было просто щекотание, потом — теплее, ярче. Спустилась чуть ниже, к щелке и… ой! Там стало мокро.

Выражение «промочила трусики», которое раньше казалось ей просто смешным, вдруг обрело смысл — влажность, тёплая и скользкая, была реальной. Лиза покраснела, но не остановилась. Она продолжила с упорством отличницы, словно решала задачу, которую нужно довести до конца.

Её тело отзывалось новыми, удивительными ощущениями. Ноги подрагивали, живот напрягся, а палец сам нащупал ритм: то быстрее, то медленнее, как будто выстукивал песенку, останавливался, давая ей передышку. Тепло растекалось по всему телу, сладкое и обволакивающее.

Она была в неизведанной зоне — чувственности, наслаждения, где каждый новый нажим отзывался волнами рассеянной сладости, растекавшейся по телу. Лиза чувствовала, что приближается к чему-то, к какой-то развязке, но вдруг её охватил страх. Ощущения стали слишком сильными, почти невыносимыми — будто ей одновременно хотелось в туалет и что-то внутри норовило вырваться наружу. Она замерла, тяжело дыша, сердце колотилось, а в голове мелькнула паника: «Что, если я что-то испорчу или нарушу там?»

Она остановилась на полпути. Посидев и чуть успокоившись, Лиза набралась смелости, вспомнила всё, что про это слышала, и знала, что нет в этом никакого риска, только удовольствие. Взяла себя в руки и решила, что дойдёт до конца, во что бы то ни стало. Она вернула на место пальчик — да он никуда и не уходил, был рядом, просто не нажимал. Снова он стал поглаживать, надавливать, ощущая острый бугорочек, который под её нажатиями вырос в твёрдую горошину из ничем не приметной точки глубоко внутри складок. Теперь её было видно, и Лиза покачивала на ней пальцем, растирая обильную влагу, из неё сочившуюся. Ноги совсем разъехались, Лиза заглядывала на то, что творит, ей было интересно прослеживать, как движения пальца мгновенно отдавались в бугорке и всем теле лучами незнакомого удовольствия. Теперь она не стала останавливаться, когда это чувство вдруг достигло новых, запредельных высот, так что даже перехватило дыхание. Лиза не прекратила ласкать себя, надавила чуть сильнее, и вдруг это случилось: будто внутри лопнул огромный мыльный пузырь, полный золотых блёсток! Нестерпимо сладкая волна накрыла её, захватывая дух. Тело охватила жаркая, судорожная дрожь, прокатившаяся от головы до кончиков пальцев ног. Лиза чудом не закричала, согнулась калачиком, прижала руку к пульсирующей писе. «М-м-м…» — вырвалось само. Внутри будто взорвалась хлопушка с конфетти, а её маленькие, едва наметившиеся груди напряглись, соски затвердели до лёгкой боли. Она поняла — она «кончила», успокаиваясь.

Лиза лежала на полу ванной. Ноги, не повинуясь хозяйке, терлись друг о друга, тело вздрагивало волнами, пробегавшими всё реже и реже, медленно успокаиваясь после пережитого. Дыхание выровнялось, но в груди разливалось новое чувство — смесь облегчения, гордости и какого-то озорного триумфа. Она отлепила руку от влажной выпуклости между ног — она была совсем мокрая и липкая от тягучей слизи. Лиза понюхала и лизнула её — отметив странный запах и вкус.

Она ясно поняла, что тоже женщина, что у неё есть либидо, и оно ничуть не хуже, чем у Нади. Её тело, оказывается, способно на такие же яркие, волнующие ощущения, о которых шептались девчонки в школе. Придёт время, и она тоже будет встречаться с парнями, флиртовать, может быть, даже влюбляться. Но в отличие от Нади, Лиза сделает это с умом. Она моложе, но не глупее. Про презервативы она знала — спасибо интернету и подружкам. Ошибка сестры стала для неё уроком: никаких таких «глупостей» она себе не позволит. Лучше учиться на чужих промахах. «Так-то, Наденька!» — подумала Лиза с лёгкой насмешкой и чувством превосходства.

Всё в её голове разложилось по полочкам. Мир, который ещё недавно казался таким запутанным и пугающим, стал чуть понятнее. Она чувствовала себя сильнее, увереннее, будто открыла дверь в новую комнату своей жизни. И эта «горошина» — её собственный клитор, умеет ничуть не хуже, чем у других. Теперь это была не просто часть тела, а чем-то особенным, важным, не только для будущего материнства. Чем-то, что принадлежало только ей, чем она могла управлять. Лиза улыбнулась, глядя в потолок ванной. Разве зря она открыла для себя такое замечательное занятие? Нет, это было только начало. Она хотела узнать больше, попробовать снова, плотнее заняться своими «исследованиями». Впереди было столько всего, и Лиза, впервые за долгое время, чувствовала себя не просто младшей сестрой Нади, а кем-то большим — собой, настоящей, живой и полной тайн, которые ей не терпелось разгадать.

***