Кухня, пахнущая старой плитой и маминой выпечкой, казалась сейчас убежищем от всего, что случилось за дверью прихожей. Сергей прошел и сел за стол на свое, вернее, на то, что раньше было его местом, когда он заходил в гости. Теперь это был просто стул. Я налила чаю из маминого старого чайника с отбитой ручкой и села напротив, машинально положив перед собой салфетку. Ждала, что он скажет, какие слова подберет, как будет вымаливать прощение. Мой мозг, привыкший к этому ритуалу, уже заранее наслаждался предстоящей капитуляцией.

— Люба, поехали домой, - начал он, не глядя мне в глаза, вертя кружку в руках. - Возвращайся. Я так соскучился. Я рассказал отцу про то, что ты хочешь ребенка и хотела зачать его на отдыхе... Мы просто не поняли, может, чего-то, Люба. Прости нас.

Его слова были правильными. Теми самыми, которые я ждала. Но они доносились как будто из-за толстого стекла. Я смотрела на его губы, шевелящиеся, произносящие заученный текст, а в голове гудело иное, отвратительное эхо. «Саси, тварь». Толстая, теплая плоть во рту. Соленый вкус. Упоение в его глазах. Я машинально коснулась языком внутренней стороны щеки, как будто пытаясь нащупать остатки того вкуса. Их не было. Но память о них была ярче, чем реальность.

Ребенок. Он говорил о ребенке. А что, если... что, если у Алены была такая же причина уехать? Мама сказала - прожили месяц втроем, и сестра сбежала в другой город. Что он мог сделать с ней за месяц? Может, тоже «по-отечески»? Может, тоже эти шлепки, которые заканчивались не шлепками? Ледяной ужас сковал грудь. Я всегда считала Алену слабой, тенью. А что, если она была не слабой, а просто сбежавшей, спасавшейся? И я, со своим характером, сама влезла в эту пасть?

— Люба? - голос Сергея вывел меня из оцепенения. Он смотрел на меня с беспокойством. - Ты... у тебя все хорошо? Ты такая бледная.

— Что? - я моргнула, возвращаясь в кухню, к чаю, к его лицу. - Да, Сергей. У тебя все?

Он смутился, не поняв вопроса.

— Я... я прощения прошу. Ты не простила меня?

«Простила, не простила», - думала я. Злость на него, та самая, из-за которой я уехала, куда-то испарилась, растворилась в гораздо более мощном и грязном потоке эмоций. Но признаться в этом, сказать «да, простила, поехали» - означало вернуться к прежней жизни, сделать вид, что ничего не случилось. А случилось. И я не могла просто взять и забыть. Мне нужно было время. Не чтобы простить Сергея, а чтобы собрать себя по кускам после встречи с Арменом. Чтобы понять, что делать дальше. Оставаться здесь одной я больше не хотела. Но и уезжать с Сергеем прямо сейчас, в этом состоянии, было страшно. Я боялась, что он увидит во мне что-то не то, почувствует эту грязь, этот внутренний надлом.

— Простила, не простила, - наконец сказала я, глядя в кружку. - Я пока зла на тебя. Мне нужно время.

Он кивнул, лицо его стало печальным, но смиренным. Он привык к таким ответам. Привык ждать.

— Хорошо. Сколько захочешь. Я буду ждать.

Ждать. Он всегда ждал. Это было его ролью. И сейчас эта покорность, которая раньше меня питала, вызывала лишь раздражение и жалость. Слабость. Вокруг меня были слабые мужчины. Один - слишком слабый, чтобы защитить. Другой... другой был сильным. Чудовищно, первобытно сильным. И эта сила притягивала и отталкивала одновременно.

— Сергей, довези меня до фитнеса, - сказала я, вставая. Решение пришло само. Уйти отсюда. Ненадолго. В свой привычный мир. Потом... потом видно будет. - Я сейчас соберусь.

— Конечно, любимая, - он тут же оживился, обрадованный тем, что может хоть что-то для меня сделать.

Я ушла в комнату. Дверь закрылась, и я прислонилась к ней, закрыв глаза. В ушах снова зазвучали голоса за дверью. Сергей. Его умоляющий тон. Я с силой тряхнула головой, отгоняя образы. Нужно собраться. Просто собрать сумку и уехать. Надеть маску. Ту самую, красивую, холодную маску Любови.

Я быстро переоделась в спортивное белье, леггинсы и топ, бросила в сумку полотенце, бутылку воды, косметичку. Собралась. Сделала глубокий вдох и вышла.

И застыла в дверном проеме.

За кухонным столом, рядом с Сергеем сидел Армен. Он был в простой домашней футболке, пил чай из большой кружки. Они разговаривали. Нет, говорил в основном Армен. Сергей слушал, кивая, с той же подобострастной, внимательной улыбкой, с которой всегда слушал меня.

— . ..Женщины, брат, они такие, - доносился густой, размеренный голос Армена. - С ними надо жестче. Твердой рукой. Дашь им спуску - потом не удержишь. Она чувствует силу, понимаешь? Чувствует, кто в доме хозяин. Тогда и уважение есть, и порядок.

Сергей кивал, словно мудрецу, открывшему ему великую тайну.

— Да, да, понимаю... Иногда и правда, слишком мягчу...

Во мне что-то екнуло. Ярость, чистая и ясная. Мой Сергей. Мой выдрессированный, идеальный муж. Этот... этот скот, этот извращенец, который пол часа назад трахал мне рот, теперь учит моего мужа, как обращаться со мной? Как «держать в ежовых рукавицах»? Он уже не просто нарушил мои границы, он лез в мой брак, пытался переписать правила, которые я сама установила!

— Сергей, поехали, - сказала я ледяным тоном, проходя мимо них к выходу, не глядя на Армена.

— О, доченька собралась, - раздался его голос сзади. Спокойный, почти отеческий. Фальшивый до тошноты. - Долго не задерживайся. А то мама волноваться будет.

Я не обернулась. Просто натянула туфли и вышла на лестничную клетку, хлопнув дверью. Сергей, извинившись, поспешил за мной.

В лифте он помог мне надеть куртку, его движения были осторожными, заискивающими.

— Люб, а отчим-то у тебя... колоритный мужик. Как так быстро мама вышла?

— Мама решила на старости лет оторваться, - бросила я сквозь зубы, глядя на падающие этажи. - Сама в шоке. Он еще из себя папашу строит. Бесит.

Я почувствовала, что сказала слишком много, слишком откровенно выдала свое раздражение. Пауза. Нужно было выдержать паузу, отыграть назад. Но сил не было. Я молчала всю дорогу до фитнес-клуба, глядя в окно на проплывающие улицы.

У входа я быстро забрала сумки у него из рук.

— Спасибо. Я сама.

— Во сколько тебя забрать? - спросил он, и в его голосе снова зазвучала надежда.

— Не надо. Я сама вернусь... к маме. Позвоню.

Я не стала смотреть, как он отъезжает. Я знала, он смотрит на меня в зеркало заднего вида. Поэтому я пошла к стеклянным дверям не спеша, нарочито плавно покачивая бедрами, чувствуя его взгляд на своей спине, на ягодицах, обтянутых тканью леггинсов. Это был жест, автоматический, из старой жизни. Жест уверенной в своей власти женщины. Но сегодня он был пустым. Механическим.

На ресепшене меня уже ждал Денис. Молодой, свежий, с ясными голубыми глазами. Увидев меня, он улыбнулся, и в его улыбке не было ни капли той двусмысленной, опасной игры, что была во взгляде Армена. Только здоровый спортивный азарт и, может быть, легкий интерес к хорошенькой клиентке. Я надеялась, что он поможет мне отвлечься. На час, на полтора забыть о липком стыде, о соленом привкусе во рту, о власти этого чудовища в маминой квартире. Я хотела почувствовать на себе прикосновения - безопасные, профессиональные, молодые руки. Вернуть себе ощущение, что мое тело это красивая вещь, объект восхищения, а не... не то, во что можно плевать.

В зале для персональных тренировок было тихо и просторно. Зеркала, мягкие маты, стойка с гантелями.

— Люба, первая тренировка - это определение ваших точек роста, - начал Денис деловым тоном, но с легкой улыбкой. - Я попрошу вас выполнить ряд базовых упражнений, буду следить за техникой. На основании наблюдений составлю заключение и план работы. Если будете согласны, за блок тренировок мы сможем здорово проработать слабые стороны.

Его слова были правильными, тренерскими. Но что-то во мне, привыкшее доминировать, привыкшее бросать вызов, возмутилось. «Слабые стороны». У меня их не было.

— Мальчик, - сказала я, томно облокотившись на стойку, - у меня нет слабых сторон.

Он засмеялся, не смущаясь, и сделал шаг ко мне.

— А вот эти, - сказал он и вдруг, быстро и ловко, ущипнул меня за бока, прямо над талией, где обычно скапливается самый ненавистный женщинам жирок.

Я вскрикнула от неожиданности - не боли, а именно неожиданности. И от игривого тона. Это была игра. Та самая, легкая, флиртующая игра, к которой я привыкла. Я схватила ближайшую легкую гантель и с преувеличенной угрозой замахнулась на него.

— Ах ты!

Он не отпрыгнул. Наоборот, юрко нырнул под мою руку, одной рукой схватил меня за плечо, а другой... другой быстрым, точным движением обхватил меня за промежность, между ног, и легко, как перышко, поднял в воздух, а потом так же аккуратно поставил на ноги.

Я ахнула, больше от изумления, чем от чего-либо еще. Его прикосновение там, даже через ткань, было быстрым, профессиональным, как захват в борьбе. Но от него по телу пробежала волна тепла.

— Ого! А это что за прием? Борьба?

— Ну, почти, - усмехнулся он, отпуская меня. - Я долго занимался самбо. Иногда полезно.

В его глазах вспыхнул азарт. И во мне тоже. Это была отдушина. Драйв. Безопасная, на грани, но все же безопасная игра с красивым мальчиком.

— А можешь меня научить нескольким эффективным приемам? - спросила я, подходя ближе. - На случай, если какой-нибудь наглец полезет.

— Конечно, - сказал он, и его взгляд стал серьезнее, оценивающим. - Начнем с базовой стойки и освобождения от захвата.

То, что происходило дальше, было лишь отдаленно похоже на обучение борьбе. Это было больше похоже на оправданное, профессиональным контекстом, мацание. Его руки ложились на мои бедра, поправляя стойку, скользили по спине, проверяя напряжение мышц, обхватывали талию, демонстрируя бросок. Каждый прикосновение было быстрым, но ощутимым. Особенно ему, как показалось, нравился прием удушающего сзади. Он становился позади меня, его тело плотно прижималось к моей спине, одна рука обхватывала шею, а другой он фиксировал мое запястье. И в этой позе я чувствовала его пах, упирающийся мне в ягодицы. Через несколько повторов я ощутила сквозь слои ткани и его спортивных штатов, и моих леггинсов твердый, растущий бугорок. Он возбуждался.

И я, к своему удивлению, тоже. Адреналин от схватки, молодость и сила этого парня, его очевидный интерес, все это смешалось в голове с остатками шока от утра. Мне хотелось забыться. Хотелось почувствовать себя желанной, молодой, а не оскверненной и униженной.

Когда мы закончили «отрабатывать приемы» и сели на мат попить воды, он обернулся ко мне.

— Может, увидимся вечером? - спросил он прямо, глядя мне в глаза. В них не было наглости Армена, только уверенность молодого самца, который привык, что девушки не отказывают.

И это «вечером», это предложение выйти за рамки тренер-клиент отрезвило меня. Флирт флиртом, но это было уже слишком. Слишком быстро. Слишком опасно.

— Ну уж нет, не так быстро, - сказала я с легкой, кокетливой улыбкой, отводя глаза. - Да и замужем я.

Я произнесла это, и слова повисли в воздухе. «Замужем я». Всего сутки в ссоре с мужем, а уже столько всего. Унижение от чужого мужчины. Флирт с молодым тренером. Я чуть не позволила себе сорваться. Надо было останавливаться. Возвращаться к нормальности. К Сергею. К своей красивой, безопасной, предсказуемой жизни. Сегодня переночую у мамы, чтобы не показаться слишком сговорчивой, а завтра вернусь домой. Хватит. Хватит этого безумия.

Выражение лица Дениса слегка изменилось. Разочарование? Но он быстро взял себя в руки.

— Но номер сохраню на всякий случай, - сказал он, уже снова улыбаясь, и достал телефон.

Я машинально продиктовала цифры. Почему? Не знаю. Может, для самоутверждения. Может, как запасной выход. А может, просто по инерции красивой женщине всегда приятно, когда у нее просят номер.

Возвращаясь домой в такси, я пыталась убедить себя, что все налаживается. Я дала отпор Армену, мысленно я вычеркивала утреннюю сцену, оставляя только вечерний удар. Пофлиртовала с симпатичным парнем. Сергей раскаивается. Сегодня последняя ночь в этом кошмаре, а завтра - домой.

Дома пахло готовкой. Мама стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле.

— Мам, а ты что не отсыпаешься с ночи? - спросила я, стараясь звучать нормально.

Она обернулась. Лицо у нее было усталое, с темными кругами под глазами, но она улыбалась.

— Ой, доченька, да там на работе поспала. Там не работа, а красота, спишь и спишь. Сейчас готовлю Армену ужин. Должен скоро с работы прийти.

Я смотрела на нее. На ее согнутую спину, на привычные, экономные движения. Она лгала. По ней было видно, что ночь была не из легких. Возможно, она и правда спала урывками, потому что знала - нужно встать, нужно приготовить ужин. Нужно угодить мужу. Моя мама. Та самая, что всю жизнь героически тянула нас с Аленой, жертвовала собой. И теперь она жертвовала собой ради этого... этого козла, который пользуется ее добротой, ее усталостью, ее одиночеством. А сам тем временем...

Гнев, горячий и праведный, поднялся во мне. Я не могла молчать.

— Мам, а ты не замечала за Арменом... ну, измен там? - выпалила я.

Она замерла, не оборачиваясь. Потом медленно повернулась. На ее лице не было удивления. Было что-то другое - усталая обреченность и вдруг вспыхнувшая ярость.

— Дочка, да что ты такое говоришь? - голос ее дрогнул. - Он любит меня и не изменяет.

— Ну не знаю... - я сделала шаг вперед, чувствуя, как злость придает мне смелости. - Может, у него таких, как ты, охранниц много? Он же продолжает работать там же, где вы познакомились.

— Люба, прекрати! - она резко стукнула ложкой об край кастрюли. - Я не посмотрю, что ты моя дочь, и ударю тебя за такие слова!

Ее реакция была неожиданно резкой. Мама никогда не была агрессивной. Но в ее глазах горел настоящий огонь.

— Мам, это неправильно! - не отступала я, хотя внутри что-ко съежилось от ее тона. - Что ты, не посоветовавшись со мной, вышла замуж!

И тут ее лицо исказилось. Вся та кротость, вся вечная усталость, словно шелуха, сошли с нее, обнажив годами копившуюся обиду и горечь.

— Значит, я не спросила у тебя разрешения? - зашипела она, делая шаг ко мне. - А ты спросила, когда замуж выходила? Всю жизнь мной помыкаешь! «Мама то, мама это!» А мама тоже хочет жить нормально! Я устала растить тебя! Ты - как твой отец! Он точно так же манипулировал мной! А как только я получила немного счастья, ты прискакала со своими губами! «Это ей не нравится, Армен ей не нравится!» Сама-то, посмотри на себя! Выглядишь как дешёвая шалава с телевизора! Губища твои уже скоро лопнут! Как Сергей тебя терпел до сих пор? Вышвырнул, наверное, тебя, вот и прибежала!

Каждое слово било, как хлыстом. В них была горькая, неприкрытая правда. Ту правду, которую я сама знала, но никогда не позволяла себе осознать до конца. Да, я манипулировала. Да, я использовала ее. Да, я приехала, когда у нее наконец-то появился шанс на личное счастье. И да, я выглядела именно так, как она сказала - нарочито, вызывающе. Но слышать это от нее, видеть в ее глазах не любовь, а отвращение и ненависть было невыносимо.

Детская, бессильная злоба и обида затопили меня, перехлестывая через край. Она перешла все границы. Но в ее словах не было лжи.

— Да пошла ты! - выкрикнула я, и голос мой сорвался на визг. - Ненавижу тебя!

Я развернулась и побежала в свою комнату, захлопнув дверь. Оперлась о нее спиной, и по лицу потекли горячие, горькие слезы. Но это были не слезы раскаяния. Это были слезы ярости, обиды, несправедливости. Родной дом перестал быть родным. Он стал враждебной территорией, где меня ненавидят и где меня... использовали. Обида на маму, глубокая и старая, поселилась внутри, слившись с новым, ледяным страхом перед Арменом и острой ненавистью к нему.

Я сидела в комнате в полной темноте, пока за окном не стемнело. Слышала, как мама хлопотала на кухне, потом пришел Армен, запахло едой. Потом все стихло. Видимо, они поели и разошлись.

И вот, ближе к десяти, раздался тихий стук в дверь. Не мамин.

— Люба, - послышался низкий голос Армена. - Извини меня за утро. Мама спит, с ночи устала. Пойдём, покушаем. И еще у меня есть коньяк хороший. Выпьем, помиримся.

Я сидела, не шевелясь. Выпить. Да, выпить было сейчас лучшей идеей. Залить этим огнем в груди, этим комом в горле. И раз уж он сам пришел мириться... Может, начать с него? Показать, что я не держу зла, что все в прошлом. А завтра уже поговорить с мамой, извиниться. Но выйти из этой комнаты, перестать быть запертой мысленно и физически это было нужно.

Я встала, поправила волосы, протерла лицо. Открыла дверь.

Он стоял в коридоре, уже без футболки, в простых трениках. Выглядел спокойным, даже умиротворенным.

— Ну что, дэвочка, перемирие? - спросил он с легкой улыбкой.

Я молча кивнула и прошла за ним на кухню.

На столе стояла нехитрая, но обильная закуска - зелень, помидоры, огурцы, нарезанная колбаса и сыр, кусок жареного мяса. И бутылка коньяка, действительно, с виду неплохого. В две рюмки уже было налито.

— Ну, за мир, - сказал он, поднимая свою. - Мы оба лишнего позволыли себэ. Поэтому одын - одын. Ха-ха-ха.

Его смех прозвучал непринужденно. Я подняла свою рюмку.

— За мир.

Мы чокнулись. Коньяк был крепким, обжигающим, с пряным послевкусием. Я выпила залпом, чувствуя, как тепло разливается по животу. Он тут же налил еще.

И пошла беседа. Вернее, он говорил, а я слушала, постепенно расслабляясь под действием алкоголя. Он рассказывал смешные истории из своей молодости, про то, как они с мамой познакомились, как она, «скромница наша Зиночка», долго его к себе не подпускала. В его рассказах мама представала живой, веселой, даже кокетливой. Не той загнанной лошадью, которую я знала. Я смеялась, уже не замечая, как его рука, лежавшая сначала на столе, потом дружески опустилась на мое колено и начала его медленно, почти незаметно гладить. Это не было агрессивно. Это было... как будто так и надо. В голове гудело, стыд и злость притупились, осталась только приятная тяжесть и желание, чтобы этот вечер никогда не кончался.

— Я всё, - наконец сказала я, вставая. Ноги были ватными. - Спасибо, Армен, за алкоголь и еду. Но я пойду спать.

— Харашо, - кивнул он, тоже поднимаясь. - Рад, что тебе понравилось.

Я доплелась до комнаты, едва разделась и рухнула на кровать. Лицо уткнулось в подушку, и почти мгновенно я провалилась в сон. Не в глубокий, тяжелый, а в легкий, прозрачный, как дымка.

И мне приснилось. Очень ярко, очень реалистично. Снилось, что дверь в мою комнату тихо открывается. Входит Армен. Он стоит совершенно голый. Его тело, мощное, волосатое, кажется еще массивнее в полумраке. Он подходит к кровати, садится на край. Его член, толстый и тяжелый, лежит на бедре. Он наклоняется ко мне, его член касается моих губ. Я во сне приоткрываю рот, чтобы помочь ему войти.

— Вот маладес, - шепчет он, и я чувствую, как он набухает у меня во рту, заполняя его. Но это недолго. Он вынимает его и исчезает из поля зрения.

Потом я снова открываю глаза - уже во сне - и чувствую, что на меня что-то давит. Это он. Он лег на меня сверху, всем своим весом, и упирается членом в промежность. У него не получается войти, он тихо ругается на своем языке. Потом переворачивает меня, ставит на четвереньки. И я, во сне, послушно помогаю ему, поднимаю таз.

— Вот маладес, - снова его шепот.

Толстая, тугая головка упирается в меня и начинает медленно, с невероятным давлением, проникать внутрь. По всему телу пробегают мурашки. «Как оказывается, во сне все чувствуется», - проносится мысль. Он упирается пахом в мои ягодицы, полностью погрузившись. Глубоко. Очень глубоко. Я не могу сдержать стон. А он, прикрыв мои губы своей большой, волосатой рукой, начинает медленно, размеренно двигаться.

Удивительный сон. Все как в реальности. Каждое движение, каждый звук, каждый запах его кожи, смешанный с запахом коньяка и постели. Он двигается все быстрее, его дыхание становится тяжелее. А я... я не хочу, чтобы он останавливался. Это сон же. Во сне можно. Во сне не стыдно. И в этом сне мое тело, преданное и обманутое утром, теперь отзывается диким, первобытным откликом. Чувство заполненности, его грубая сила, его власть - все это будит во мне что-то темное, подавленное, жаждущее именно такой, животной, лишенной нежностей, близости.

Я начинаю двигаться навстречу, насаживая себя на него еще и еще. И волна нарастает, смывая остатки сознания. Мое тело накрывает оргазм - сильный, конвульсивный, не похожий на те, что я вызывала сама стимулятором. Его сильные руки впиваются в мои бока, сжимают ягодицы, прижимая к себе.

— Еще... еще... да, да... - слышу я свой собственный голос, хриплый, незнакомый. - Папочка, да... трахай меня... да, папочка...

— Ух, маладес, доченька... уххх, - его голос прямо у уха, горячее, прерывистое дыхание. - Тише... маму не разбуди... ух... горячий дэвочка... уххх...

Его толчки становятся резче, хаотичнее. И снова волна, еще мощнее, смывает меня. А внутри становится очень тепло. Он замирает, всем телом напрягаясь, и издает долгий, сдавленный стон.

Когда он выходит из меня, внутри остается ощущение пустоты и странной, липкой свободы. Я просто лежу, не думая ни о чем. О том, как выгляжу, укрыта я или нет. Чувствую, как он накрывает меня одеялом. Потом слышу его шаги, щелчок закрывающейся двери.

И я проваливаюсь в сон без сновидений, глубокий и беспамятный.

Проснулась я от тех же лучей солнца, что и вчера. Зажмурилась, как в детстве, от яркого света. Потом потянулась. Тело... тело чувствовало себя странно. Не разбитым, а... благодарным. Расслабленным. Удовлетворенным на каком-то глубоком, клеточном уровне. Голова не болела, настроение было удивительно легким, почти безмятежным.

Я лежала и вспоминала сон. Такой яркий, такой... реальный. Коньяк был и вправду хорошим. Никакого похмелья, только приятная истома.

Потом я медленно села на кровати. Одеяло сползло. Я была голая. Совсем. Я же ложилась в белье.

Я огляделась. На стуле аккуратно лежали мои спортивные леггинсы и топ. Не на полу, где я их бросила, а аккуратно сложенные.

Ледяная волна прокатилась по спине.

Это был не сон.

Все, что я чувствовала, - его вес, его проникновение, его сперму внутри - все это было реальностью. Он вошел ко мне пьяной, воспользовался мной. А я... я не сопротивлялась. Я помогала. Я просила. Я кончала. Дважды.

Мама с утра должна была уйти на основную работу. А Армен? Он сейчас там?

(от автора)

Надеюсь вам понравится продолжение.

Спасибо, что поддерживаете мои попытки в написании подобных рассказов.

остальные части уже написаны и опубликованы. Пока выложил их на мою страничку https://boosty.to/repertuar

Благодарю тех кто поддерживает меня там.