– Как дельфин, – улыбнулся Шестаков, вспомнив давний разговор, бывший в те времена, когда мичман пытался завоевать расположение своих подчинённых.

– Вот именно. Не хандри, Ванька. Есть надежда!

Когда Панин ушёл, Шестаков принялся анализировать: а есть ли, в самом деле, надежда? И чем дольше он об этом думал, тем больше приходил к выводу, что есть, и не такая уж призрачная. Места здесь и впрямь очень судоходные. Шторм тогда к утру уже утих, и человек в море должен был быть виден издалека. Акулы на человека обычно не нападают, если только тот не ранен. Плавает Мишка хорошо, и в таких сравнительно небольших волнах вряд ли бы захлебнулся. Так что, если парень продержался бы до утра, то у него были бы очень неплохие шансы! И хотя Шестаков сам понимал всю хрупкость этой надежды, тут сработало его природное умение надеяться на лучшее.

В этот день Шестаков впервые за три дня съел свой обед.

А на другой день, незадолго до того, как "Амфитрида" вошла в порт Нассау, Иван подошёл к Панину.

– Слушай, Сеня, такое дело... Короче, ты пока никому не говори, но на Кубу вы поплывёте без меня. Я сойду в Нассау, и отсюда попробую добраться до Майами.

– Зачем? – вылупился на него Панин.

– Я всё думал о том, что ты сказал. И думаю, ты прав, надежда есть, что Мишку подобрали. И если это так, то это произошло у побережья Флориды. А там самый крупный порт – Майами. Попробую там его найти.

– Я бы попытался тебя отговорить, но, кажется, это безнадёга, – усмехнулся Семён.

– Это точно.

– Сказать остальным?

– Нет, не надо. Пусть думают, что я загулял в каком – нибудь кабаке и отстал от корабля, дело обычное.

– Собираетесь покинуть судно, матрос? – вдруг раздался сзади голос капитана.

Шестаков, резко обернувшись, вспыхнул, но ничего не ответил.

Новиков подошёл ближе.

– Уж извини, сынок, я всё слышал. И знаешь... Поищи его, в самом деле. Тебя как звать – то?

– Иван, – ответил поражённый Шестаков.

– Так вот, Ваня, поезжай – ка и вправду в Майами. Думаю, ты прав: если Дольский выжил, то постарается добраться туда. Там русские суда хоть и нечасто бывают, но до северных портов слишком далеко отсюда. И ещё. Попытайся найти его за месяц. Через месяц с небольшим мы поплывём обратно, и будем заходить в Майами. И тогда мы тебя заберём. То есть, вас... я надеюсь.

– Постараюсь. Спасибо, капитан!

– Не за что. Да, и вот ещё что... Тебе ведь как – то до Майами добраться надо, да и целый месяц жить на что – то. Вот, держи... – и он вытащил из кармана несколько золотых монет и вложил их в руку Шестакова.

– Почему? – тихо спросил тот.

Капитан помедлил с ответом. А потом также тихо сказал:

– Это я его до этого довёл. Ладно, удачи, сынок! – и, хлопнув матроса по плечу, капитан пошёл в рубку.

Шестаков пожал плечами: ещё один с чувством вины. Похоже, им пора открывать свой клуб. И он улыбнулся, сжав в руке золотые монеты.

***

На рыболовецком судёнышке "Сильда", подобравшем мичмана Дольского, экипаж состоял всего из пяти человек. И Михаил довольно быстро со всеми подружился. Он прекрасно говорил по – английски, и общение труда не составляло. Дольский даже почти не стал придумывать себе имя, просто назвал настоящее – Михаил Соснин. Продовольствия у новых друзей мичмана было не в избытке, поэтому они не смогли поменять из – за него курс. Мишу высадили на южном побережье Флориды. Предлагали даже остаться. Но иммиграция в его планы не входила. Дольскому нужен был какой – нибудь крупный портовый город, где он мог бы дождаться российского судна и вернуться на нём на родину. Перебрали варианты. Получалось, что ближе всех либо Майами, либо Нассау. Правда, в Майами почти не бывает русских судов – для торговых отношений с Америкой они используют порты ближе к северу, такие как Бостон или Нью – Бедфорд. Но туда добираться далеко, да и деньги нужны на такую поездку, а Миша, идя топиться, денег с собой по понятной причине не прихватил. Нассау – тоже не вариант, русские корабли там бывают не чаще; к тому же, посуху туда не доберёшься. Взвесив всё, Дольский решил – таки попытать счастья в Майами.

Капитан "Сильды" Джозеф Конратт уговорил Михаила погостить у него пару дней. Его жена Сара пришла в такой восторг от обаятельного русского офицера, что Мише пришлось задержаться в этом гостеприимном доме ещё на неделю. Он не сидел сложа руки, а работал, помогал Джозефу и Саре с сортировкой и продажей рыбы. К концу недели супруги Конратт выделили своему гостю сумму денег, достаточную для того, чтобы добраться до Майами. В итоге мичман Дольский оказался в этом городе на две недели позже того, как "Амфитрида" пришла в Нассау.

Он не знал, что уже полторы недели назад Шестаков отплыл из Нассау в Майами на борту пассажирского теплохода. И уже неделю разыскивает его, опрашивая всех в порту.

Попав в Майами, Дольский сразу отправился в порт. Найти административный корпус трудов не составляло. Там он разузнал, что всего через неделю ожидается прибытие торгового российского парохода. Вот это удача! Окрылённый этими новостями, Михаил, улыбаясь, вышел из здания портовой администрации. И первым человеком, на которого он наткнулся на улице, был Шестаков.

***

Попав в Майами, Иван быстро понял, что не в состоянии справиться с поисками в одиночку. Да, он умел читать и писать. Но по – русски! Шестаков не знал ни одного иностранного языка. Матросом Ваня стал слишком недавно, поэтому даже по верхам нахвататься иностранных словечек ещё не успел. И первые три дня у него ушли на поиски того, кто говорит по – русски. К счастью, в последнее время в Америке русские туристы были не такой уж редкостью, и в одной из местных гостиниц Ивану удалось найти переводчика. Вот когда ему пригодились деньги капитана. Все золотые монеты он отдал этому переводчику. Правда, суммы хватило только на четыре дня его работы, но за это время Иван запомнил, как кого надо расспрашивать, и заучил нужные слова. Вместе они обходили все уголки порта, опрашивали рыбаков, матросов всех приходящих судов, рыночных торговцев... На себя Иван из капитанских денег ничего не потратил, и чтобы как – то прокормиться, стал подрабатывать в порту грузчиком. С его силой это не представляло проблемы – скоро все в порту знали о "русском медведе", способном работать за десятерых. Оставшись, наконец, без переводчика, Шестаков уже в одиночку продолжил поиски. В какой – то момент он сообразил, что нужно посетить портовую администрацию и узнать, не интересовался ли кто – нибудь русскими судами. Ругаясь на себя за то, что не сообразил этого сделать раньше, пока переводчик ещё был с ним, Иван мучился попытками сформулировать свои вопросы по – английски. Потом махнул рукой и, молясь, чтобы его скудных знаний чужого языка хватило на объяснения, отправился по адресу. А в дверях администрации Иван столкнулся с Мишей Дольским, живым и невредимым.

С полминуты они молча смотрели друг на друга. Миша на Шестакова – настороженно и враждебно. А Шестаков смотрел на Мишу, не в силах поверить своему счастью. Неделя безуспешных поисков наполнила его душу сомнениями и отчаяньем. И сейчас он не мог поверить своим глазам. Ему хотелось закричать от восторга. Наконец, Иван кинулся к своему любимому. Он сгрёб Мишку в объятия, потом отстранялся, чтобы ещё раз взглянуть и убедиться, что это не сон, и снова прижимал его к себе. Как безумный, он целовал его лицо, волосы, плечи.

– Мишенька, – бормотал он пересохшими губами, – Мишенька... живой... Мишенька... – и прижимал его к себе всё крепче.

– Ванечка, ты меня задушишь, – с улыбкой прохрипел Дольский, пытаясь вырваться из медвежьих объятий. – Ты, вообще, как здесь оказался?

– Я в Нассау сошёл. Потом сюда. Тебя искать. Мишка... – и он вновь покрывал его лицо поцелуями.

Вокруг них останавливались люди, сбежались портовые мальчишки, которые начали улюлюкать и что – то кричать им на своем тарабарском языке.

– Вань, нам надо уйти отсюда, – засмущался мичман. Нежность Шестакова очень тронула Мишу, но ему было неловко перед людьми.

Они помчались вниз по улице, к морю. Мальчишки толпой бежали следом за ними, пока они не скрылись за воротами какого – то старого склада. Замкнув за собой скрипящую створку ворот, Дольский попытался оглядеться. Но Иван снова сгрёб его в объятия.

– Ванька, ну что ты делаешь, пусти! – Михаил со смехом вырывался. Шестаков отпустил его лишь для того, чтобы захватить в свои ладони его руки и прижать к губам. Тут Дольский почувствовал мокрые капли, попавшие ему на запястье.

– Ванечка, ты что, плачешь?

Шестаков улыбнулся сквозь слёзы, и его белые зубы блеснули в темноте склада.

– Да... Уже больше двух недель... С того самого дня. Почти всё время.

Миша прижался к его сильному телу и уже больше не вырывался из объятий.

– Если ты ещё раз решишь покончить с собой, то я тебя сам убью, ты понял?! – Шестаков нежно поглаживал спину прижавшегося к нему мичмана. – Мишенька, я люблю тебя... Так люблю...

– В таком случае, какого чёрта ты тогда ничего не сделал? – Дольский с силой оттолкнулся от груди матроса.

– Тогда? – тихо переспросил тот.

– Тогда.

Они оба понимали, о каком "тогда" идёт речь.

– Дурак был... Мишенька... Я сам тогда ничего не понимал. Дурак был. Прости меня, родной мой.

– Ты похудел, – сказал мичман, проводя ладошкой по щеке Шестакова. Глаза уже привыкли к темноте, и он хорошо видел Ивана.

– Да, – ответил тот. – И волосы немножко поседели.

– Как?!

– Да ничего, мне, говорят, даже идёт.

Он разглядывал в полутьме красивые черты любимого лица.

– Не стою я тебя, – вдруг грустно произнёс он.

Михаил ответил на это заявление тем, что приблизился к его лицу и нежно прижался своими губами к его обветренному рту.