Голова идет кругом, опять я должен поступать не так как мне хочется, а как от меня ожидают. Жалко мне Раду, не даром у нее имя от радуги. Роста высокого – уважаю таких девушек. Сложена крепко и грудь крупная, а что она дура крикливая, то эта беда пройдет с возрастом. Коса просто шикарная у нее, а придется ее резать, срамить девичью честь.

– Раба Рада, – говорю грозно – принеси к крыльцу чурбан, что у ворот лежит.

Гордо вскинула голову, но поняла, что за неподчинение ее жестоко выпорют, а потом все равно заставят делать то, что приказано. Пошла и принесла тяжелый чурбан. Сила в девушке оказалась мужская. Дальше пошло еще страшнее. Достаю нож:

– Клади голову на чурбан.

Видимо решила, что горло ей перережу, как братцу Яру. Побледнела, покорно положила голову и глаза закрыла. Подхватил косу, одним махом отрезал ее ниже затылка и отдал Травке. Потерять косу для девушки – невесты это позор великий. Схватилась Рада за то место, где была коса и впервые заплакала горько – горько... С этого момента она уже не вольная девица своего рода – племени, а так: неизвестно, что. Травка довольная стоит и косой отрезанной как кнутиком помахивает.

– Сама свободную одежду снимешь или силой тебя заголять? – спрашивает она плачущую Раду.

Если бы ей приказали заголиться до того, как отрезали косу, возможно, не подчинилась бы Рада и сопротивлялась изо всех сил. Но теперь, опозоренная, она сразу утратила гордость и достоинство свободной девушки. Как во сне сняла девичью головную ленту. Развязала завязки на поясе, уронила поневу на землю и: остановилась. Не хватает духа снять последнее. Потом нагнулась, взялась руками за подол рубахи и медленно потянула ее вверх. Подняла до пояса и опять остановилась не в силах обнажить груди.

– Чего стала? Открывай титьки! – закричала на нее Травка, мстя за прошлое поругание.

Беспомощно оглядывает нас Рада, будто ищет чьей – то защиты или, хотя бы, сочувствия. Травка искры из глаз мечет, хозяин здоровенным ножом поигрывает, а рабыни уже за розгами отправились. Медленно потянула рубаху выше и сняла: Еще пыталась ладонями прикрыть налитые груди, но в душе уже покорилась, признала свое рабское состояние.

Для меня оставалось нерешенным, кто будет пороть Раду. Моя супруга пошепталась с Еленой и объявила.

– Надо установить на все времена правила порки. Пусть провинившихся вольных поселенцев и рабов будет пороть жена хозяина!

Понятно, не сама Травка это придумала, чувствуется наущение Елены, которая пытается верховодить через других. Но и Травка хороша, только вырвалась из беды, стала женой хозяина, а жестокость в ней уже появилась. Приму во внимание: нужно очень строго наказать Елену – пусть не прыгает выше своего рабского состояния! А Травка: ее нужно при случае выпороть. Потому, я продолжил законодательное высказывание:

– Пусть будет так, как сказала моя жена, но если провинится ОНА или мои дочери, то пороть их будет сам господин, и не при людях, а келейно.

Травка, простая душа, не поняла, что в этот момент я ее попку приговорил к наказанию. Она схватила толстый прут и обернулась к Раде.

– Сама на скамью ляжешь или силком тебя тащить?

В порке словенские девушки понимают толк. Легла Рада на скамью, вытянулась, лицо между рук спрятала. Старуха ее вокруг талии привязала к скамье, и все трое рабынь прижали руки. А ноги свободными оставили – чтобы дрыгала ножками, задом виляла под розгой. Лежит покорное тело, попка крупная, есть где розгой полосочки рисовать.

Начала Травка ее пороть обстоятельно. Вначале только по спине, кладет красные следы розги плотно один к одному. Затем на поясницу перешла. Рада только охает под каждым ударом. Сменила моя садистка прут на более тонкий и начала ей попу обрабатывать. Тонкий прут огибает тело, сечет не только середину зада, но и бока прихватывает. Потом стала бить ниже, туда, где ляжки в зад превращаются. И закричала Рада в полный голос!

– ОЙ – ОЙ! Пожалейте! Больно! Не надо! Пощади, хозяин, я раба твоя послушная!

Понятно, низ попки – самое чувствительное место на девичьем теле, моя жена это на собственном примере знает. А когда добралась до ляжек, весь задний фасад Рады был покрыт рубцами и сочился кровью. Тут Травка взяла самый тонкий прут и стала хлестать по лопаткам, да так, чтобы достать прижатые телом груди. Розга при каждом ударе огибает тело и конец ее жалит титю. И локтями прикрыть их Рада не может, руки за голову вытянуты и держат их крепко.

После порки Рада не могла встать, ее унесли на руках. Теперь те же Елена и старуха, которые держали Раду на скамье, занялись врачеванием истерзанного тела. А Травка обняла меня рукой за шею.

– Спасибо, – говорит – это для меня лучший подарок к нашей свадьбе! Лада, милый мой, я такая счастливая!

А сама второй рукой через штаны мой член щупает. Пришлось нам бегом бежать в избу. И там, на некоторое время, превратились мы в единое существо с двумя спинами.

Ясно, что в ближайшие дни ни клеймение Рады, ни лишение ее девичьей чести не могли состояться. Новая раба лежала пластом на животе две недели. И на то же время сохранилась ее целка. Но это ее уже не волновало.

Когда Рада поднялась на ноги, она без понуканий пошла со мной в сарай. В родной усадьбе она, конечно, видела, как ее отец и старшие братья использовали тела рабынь. Поискала взглядом дровяные козлы и сама, без особой команды перегнулась через них, подставила мне щелку с девичьей невинностью. Стоит девушка Рада, широко раздвинув ляжки для удобства хозяина. От высоко поднятого зада сбегает вниз наклоненная спинка, руки до земли достают. Покорно принимает девушка рабыня руки хозяина, которые не спеша гладят влажную складочку девичьего естества, лапают и мнут тугую попку. Вот руки раздвинули складочки и твердое, горячее уперлось в сберегаемое до того девичество. Она только один раз охнула, когда мой член проткнул ее целку. Гордая девушка Рада, дочь знатного отца, окончательно превратилась в бессловесную рабыню Раду. О ней родственники и не вспоминают. Но я, в назидание им, сочинил песню.

Как отец ее за долги расплатился,

Отдал дочь на поругание.

И отрезали косу гордой девицы,

Заголили тити нежные,

Стала девушка позорницей.

Через козлы сама перегнулась,

Белый зад высоко п? дняла.

Щелка девичья стала мокренькой.

Господин не спешно лапал прелести –

Мял тугой задочек ей и титички.

Тут воткнулся член в нее,

И лишилась девства Рада гордая,

Что была когда – то вольной девицей.

А теперь она моя раба ничтожная.

Голосом и слухом меня природа не наделила, но когда выпью браги охотно горланю эту песню и дома, и в в гостях у своего друга Колоска. Травка слушает с видимым удовольствием и повторяет

– Все так и было, так и было.

Но вернусь к делам прозаическим. За прижимистым Медведко оставалась не полученной часть добычи от похода на Горобоя. Самому некогда было отправиться за ней и я послал в поселение Медведко Елену с наказом, получить с него возможно больше железа. Но какова же была моя ярость, когда она вернулась и привела с собой Зорьку, которую получила вместо двух железных молотков.

Рано утром голая рабыня Зорька стояла у крыльца. Поманил ее пальцем, она подошла, и лобок вперед выставляет. Почти сформировалась девчонка за прошедшие месяцы. Титьки уже вполне: Лобок густо закурчавился волосиками.

– Ну, что, не болит больше щелка? – пошутил я.

Она рукой пионерский салют сделала:

– Всегда готова!

Это когда же они у меня этот жест подсмотрели? Улыбается до ушей. В надежде на особое внимание хозяина даже задом поигрывает. Думает, Воин ее сразу подомнет. Глупая девка, таких охочих, у меня полон двор.

Елена думала меня обрадовать этим презентом, но это очередное самовольство моей доверенной рабыни переполнило чашу терпения. Нужно было срочно ее наказать, но дела, дела.

Очень скоро к нам начали стекаться семьи и одиночки из ранее разоренных поселений или вступившие в конфликт со старейшинами. Семейные строили свои дома, одинокие селились на нашем дворе в качестве вольной обслуги. Усадьба все больше наполнялась преданными мне людьми. Среди пришедших был на удивление здоровенный парень, который не ужился в доме всевластного деда. Вот с ним я и устроил судьбу Зорьки. По началу ей упорно не везло. Крепко прилипло к ней прозвище "Зорька – порванная целка". Парни от нее шарахались. Но этот сам проявил к ней интерес и спросил меня, сколько он должен отработать, чтобы получить рабыню Зорьку. Я устроил их судьбу бесплатно, подарив Зорьке одежду свободной женщины. Теперь она ходит с большим животом, боготворит своего мужа, а тот строит на посаде дом. Даже не дом, а хоромы для множества ожидаемых со временем детишек.

Ощутимый результат дала моя победа на племенном вече. Теперь брюхатая рабыня не получала свободу с рождением ребенка, который так же становился рабом. Прекратилось выдавливание плода из животов беременных рабынь, и они перестали умирать после подобного аборта. Исчезла необходимость кастрировать мужчин – домашних рабов. Теперь рабы размножались, и для пополнения их числа не требовалось захватывать людей из соседних поселений. А это упрочняло мир в племени.

Прибилось к нам несколько авантюристов, которые возвращались после военной службы у ромеев. Я сразу постановил ввести поголовное военное обучение молодежи боевым действиям по ромейскому образцу.

Елена, рабыня

Мне снился сумбурный сон. Я стою у кафедры большой аудитории Института сравнительной истории. Идет мой доклад о жизни словен параллельного мира. На мне почему то надета рабская рубаха, поднятая до талии. Ниже этого места никакой одежды на мне нет. Когда я поворачиваюсь к развешенным на доске схемам, все видят мою голую попу и на ней клеймо, выжженное каленым железом.

Просыпаюсь вся в поту, с ожиданием какого – то несчастья. И только потом понимаю, что именно сегодня господин выжжет на моем теле это самое клеймо.

Терпение господина кончилось, когда я привела в поселение Зорьку. Я думала, что эта, еще не созревшая девчонка, доставит ему радость. Но ошиблась. Вместе с моими многочисленными попытками вмешиваться в дела хозяина это самовольство переполнило его терпение.

В то утро господин повел меня далеко из поселения. И был он мрачнее грозовой тучи. Все мои попытки играть своим телом, завлекать, манить остались незамеченными. И это было страшно, поскольку благополучие рабыни Елены держалось на интересе господина к ее телу. Господин подвел меня к молодой березке и сделал на ней зарубку ножом сантиметров на пять выше моего пупка.

– Сейчас придут насельники и заточат из этой березки тонкий кол для тебя. Мне надоели твои интриги и тебя посадят задом на этот кол. Единственно, что может спасти тебя, Елена, это правдивый рассказ о том, кто ты на самом деле. Откуда ты знаешь античных отцов медицины, где научилась перезаряжать автомат, откуда знаешь о городе Москве, который появится спустя много столетий? Говори правду.

Что мне оставалось делать. Я рассказала господину все.

– Ты, господин, правильно догадался, что рабыня Елена не принадлежит этому миру. Как и ты, я попала сюда случайно. В нашем с тобой мире я была экспедиционным сотрудником Института сравнительной истории. Время моей жизни на двести лет позже твоего. В наших экспедициях мы оставались невидимыми и могли без помех наблюдать жизнь людей в интересующую нас эпоху. Но, по непонятным причинам, механизм переноса иногда давал сбой, в результате экпедиционер попадал в иные координаты времени и оставался видимым для аборигенов.

Мою подругу забросило в глухую провинцию античной Греции. Нашедший ее козопас не стал продавать женщину в рабство, как это случилось со мной. Козопас давно мечтал завести жену, но не имел для этого денег. Найденная женщина была для него подарком богов. Козопас отвел женщину в свою горную избушку, где она разделила с ним ложе. Почти всю жизнь она провела в этой горной хижине, пряла, ткала, готовила козий сыр. Питалась тем же сыром и ячменным хлебом, утоляла жажду козьим молоком и молодым вином из их маленького виноградника. Каждый год она родила козопасу ребенка. Мальчики подрастали и уходили в город, где работали водоносами и грузчиками. Спасатели нашли ее через тридцать лет. И это была большая удача. Вернулась она больной старухой, почти забывшей родной язык.

Еще страшнее судьба двух специалистов по скифам – доктора Тейлора и его ассистента. Они материализовались среди праздника скифских вождей. Это были хорошие историки, но никто не знал, что у скифов практиковалось ритуальное людоедство. На том празднике найденных мужчин из непонятного племени отправили в котел. Все это мы узнали из записи видеокамеры, которую Тейлор успел замаскировать.

По сравнению с ними, я просто везунчик. Даже в бордель не попала и, в конце концов, стала твоей спутницей, советчицей, любовницей – гетерой. Последнее, кажется, удавалось мне лучше всего.

Ты спрашиваешь, почему я сразу не рассказала тебе правду? Почему не стала вровень с тобой – свободной женщиной и соратником? Дело в том, что я по своему характеру не боец, меня пугают рискованные авантюры. Тебе же они нужны, как воздух. К тому времени, когда мы встретились, я уже привыкла ко всему. Я спокойно отдавала себя на поругание самцам. Наверное, во мне проснулось древнее чувство подчинения, которое дремлет в подкорке каждой женщины. Этот жестокий мир провел меня через все ужасы, и сломал. Я родилась заново, уже в качестве бессловесной рабыни, готовой распластаться перед господином. Меня устраивает мое зависимое положение. Это известно тебе, мой господин и властитель.