Костик был уже в седьмом классе и весь пошёл в папу — собранный, пунктуальный и серьёзный. Даже когда маленький был, то чаще просто хмурился, чем плакал. За свою вечно серьёзную мордашку к нему в семье часто полушутя обращались официально: «Константин Петрович...». И именно за этот гневный взгляд Аня не чаяла в младшем брате души, ощущая сладкие мурашки всякий раз, когда брат смотрел на неё сердитым взором. Иногда даже нарочно делала что-то глупое, с замиранием ожидая «награды».

Как оказалось, на мою удачу, мама и папа Ани уехали из города — заболела одна из «моих» бабушек и родители умчались в ночь, оставив любимую, непутёвую старшую дочь на младшего сына.

Лучшего стечения обстоятельств и быть не могло, поэтому я сразу же отправилась в душ, отмываться от ночных похождений. Хмурый взгляд брата — снова сестра загуляла — действительно отозвался волной приятной дрожи от затылка и до пяточек. Похоже, не всё так просто и Анечка любит своего брата, не только, как брата...

Пока брат звенел тарелками, «сервируя» завтрак, я успела тщательно вымыться, смывая с себя все запахи, не приличествующие молодой девушке. Обернула волосы полотенцем и, накинув махровый халат, пошлёпала босыми ногами на кухню.

Костик уже уплетал за обе щёки овсянку, запивая молоком. Аня овсянку терпеть не могла, ненавидела просто, но ради любимого брата ела её с видимым удовольствием, превозмогая непонятное отвращение перед разваренными осклизлыми хлопьями.

Цепляю на лицо дружелюбную улыбку и вхожу в комнату. Хотя настроение действительно хорошее и особых усилий в притворстве прилагать не требуется: я в безопасности, посвежевшая и сейчас меня накормят — чего хмуриться? Помещение кухни довольно просторное — она совмещена с гостиной — и для прошлых моих носителей показалось бы просто огромным. Но для Ани это было привычным делом — семья не из бедных.

— Константин Петрович, можно мне колбаски? Малю-у-усенький кусочек... Я голодная, как волк... — изображаю молящий взгляд в надежде, что Костя вновь меня взглядом прошьёт.

Но парень, похоже, тоже в хорошем настроении.

— Давно бы сказала, что овсянку не любишь... — тихо говорит он, вздыхая. — Валяй, ешь свою колбасу...

Расположение духа и накатившая блажь толкают меня на поступок, который бы Анька себе никогда не позволила. Падаю брату на плечи, вжимаясь грудью ему в спину, и, обвив руками за шею, звонко целую парня в щёку, словно случайно мазнув языком по его коже.

— Люблю тебя, братишка...

— Т-ты чего? — обернувшись, тот обескураженно хлопает глазами.

— Да ничего... — со смехом снова целую мальчишку. — Просто настроение хорошее...

Настрогав себе бутербродов и налив кофе в огромную чашку, я села за обеденный стол, когда Костик уже заканчивал трапезу. Весь пунцовый от смущения он быстро собрал посуду и, опустив тарелки в мойку, прошмыгнул к прихожей.

Хм... Неужели не только сестричка любит братика?..

— Я на тренировку!.. — буквально через тридцать секунд буркнул парень из прихожей.

Хлопнула входная дверь, щёлкнул замок и я осталась одна.

Я наскоро «загрызла» бутерброды и вернулась в ванную комнату, дожёвывая на ходу. Первым же делом забросила своё грязное шмотьё в «стиралку» — не знаю, сколько ещё придётся пожить в этой семье, но лучше сразу убрать улики разгульной ночи. Костя, конечно же, всё понял, но он свой человек — хоть и зыркает страшно, но сестру не выдаёт.

Когда машинка зажужжала, я отправилась на кухню за солью и большой кружкой. Затем вернулась обратно и принялась пить солёную воду. Выпивала несколько литров, вкладывала два пальца в рот и избавлялась от жидкости, промывая желудок. Сделала так пару раз — уж если убирать улики, то максимально тщательно. Остатки опьянения «задавит» Эрамеус, но я надеюсь, что до возвращения родителей всё само пройдёт.

Покончив с этим делом, я сбросила халат и голышом отправилась к себе в комнату. Тело уже высохло и воздух не холодил кожу, поэтому я сразу же направилась к зеркалу. Вертелась перед ним минут двадцать, разглядывая со всех сторон свой «улов».

Сама Аня была ничем не примечательной девушкой: в меру упитанной, но формами не поражавшей, узкой в бёдрах и с плоской задницей — ничего примечательного.

Куда интересней было взглянуть на Эрамеус со стороны!

Первое, что бросилось в глаза — это последний «рубеж» маскировки. «Слизнячок» мог в некоторых пределах менять оттенок своей кожи, подстраиваясь под цвет кожи носителя. Происходило это автоматически, помимо моей воли. Если взглянуть на Эрамеуса под некоторыми углами, то он вовсе походил на не слишком большой мышечный вал на спине, но если смотреть прямо на него, то, конечно же, маскировка не поможет — «слизнячок» хорошо заметен.

Если растянуть его, то он действительно становится похож на хвост. Я даже прошлась пару раз, помахивая им из стороны в сторону — и в самом деле, как милый, кожистый «хвостик», гибкий и ловкий, словно третья рука.

Поддавшись настроению и забавно пританцовывая перед зеркалом, я обнаружила ещё одно интересное применение для «хвоста». Когда надевала бюстгальтер и поправляла гибким кончиком груди в чашечках, подумала, что он может их приподнять снизу, увеличивая на размер, а то и на два! Практического применения — ноль, но поиграть со своими сисечками, обвивая их гибкими кольцами, было довольно забавно и... неожиданно приятно.

Закралась подозрительная мысль, что «хвост» — это не третья конечность, а нечто иное, весьма определённое.

Когда же он улёгся у меня между ягодиц и, пройдя под промежностью, нежно ввёл кончик во влагалище, я невольно вскрикнула — то ли от удовольствия, то ли от откровения.

Да это же в самом деле член! Щупальце-член... Как у Кейнати...

Грустные мысли враз развеяли похотливый запал. С тихим влажным звуком «хвост» покинул моё лоно, а я потянулась за трусиками.

...

Одевшись, я отправилась завтракать. Завтракать по-настоящему. Эрамеус и на этот раз питался кровью носителя, поэтому восстанавливая утраченное, я с аппетитом схомячила всё, что было возможно разогреть за пару минут. Выпила пол пачки апельсинового сока и, наконец-то сытая, завалилась на диван перед телевизором. Воспоминания Сергея и Анатолия были вполне достаточными, чтобы нелепо не ошибаться в разговорах, но всё же это были в основном воспоминания связанные с профессиональной деятельностью, а мне же следовало пополнять базу знаний об этом мире. И правительственное телевещание для начала тоже вполне подходило.

Через полчаса просмотра новостных передач я поймала себя на том, что невольно посасываю кончик «хвоста»...

...

Когда уровень знаний о недавнем прошлом страны, в которой я очутилась, достаточный для среднестатистической школьницы, был получен, я вернулась в комнату и завалилась на кровать. Дам «Ане» немного отдохнуть, пока «Марика» будет обдумывать план дальнейших действий.

«Эра, опиши способ заражения, доступный для носителя 1-го типа» — задав вопрос, я замерла, ожидая, что помощница промолчит.

Но ответ последовал незамедлительно.

Доступный способ: СПОРЫ.

низкая сложность использования / низкий шанс успеха.

Дальше можно было даже не расспрашивать — я и без того прекрасно понимала, как работает это умение. Лишь пробежала взглядом по характеристикам самих спор: выдерживают кипячение и низкие температуры, устойчивы к физическим и химическим воздействиям. В общем, ничего нового, стандартный список.

Кончик «хвоста», услужливо легшего в ладонь, выбросил несколько капель полупрозрачной густой жидкости, подозрительно напомнившей сперму. Разве что запаха не было, да и яйцеклеток для этих «малышей» не требовалось. Принцип работы также был несложным — их следовало распространять при большом скоплении людей, повышая шанс заражения. Всё дальнейшее зависело от везения. В случае удачи, споры с едой попадали в желудок, где быстро развивались в зрелых «репликантов» — мои точные копии, но гораздо меньше по размеру. Они-то и должны будут подчинить ни о чём не подозревающего носителя, перебравшись ночью в задний проход, как наиболее «неприметное» место, и принимаясь нести мою волю. Этакие живые ретрансляторы.

Что же, раз так удачно совпало, что в моём распоряжении целое семейство, то почему бы не начать с них?

...

Аня в свои годы совсем не умела готовить. Могла только щи варить — бабуля в приказном порядке научила — да картошку жарить. Поэтому, чтобы не выслушивать экзальтированные восхищения мамы и не блистать мастерством кулинарии, неожиданно «прорезавшимся» у старшей дочери, я, как обычно, наварила кастрюлю щей. Но на этот раз с секретным ингредиентом — с любовью обильно сдобрила остывающее варево спорами.

Это станет моим первым экспериментом — попыткой проверить в идеальных условиях шанс заражения. Он указан, как «низкий», но хотелось бы знать поконкретней: как быстро это происходит, не может ли иммунитет жертвы перебороть вторжение, да и, собственно, как я узнаю о удачном случае заражения. По той же причине я не облизала остатки спор с пальцев и не заразила тело Анюты — когда у меня появится новый носитель, будет любопытно увидеть скорость заражения без моего участия.

Тут же, прямо с половником в руке над кастрюлькой щей, меня посетила мысль, отозвавшаяся испуганной дрожью — ведь даже всех подряд заражать не следует! Наоборот, бесконтрольное заражение может быть даже во вред моим планам.

Пока что я очень слаба и в случае неудачи не смогу себя защитить, значит скрытность — моя лучшая защита. Но если я начну заражать всех подряд, например, маленьких детей — а это проще простого, ведь они постоянно всякую дрянь в рот тянут — то карапузы, будучи всё время на виду у родителей, быстро привлекут внимание. Доктора, воспитатели и дотошные бабушки очень скоро заметят странности. Как минимум — поднимется паника из-за странной инфекции, которую быстро распознают, как нечто большее, чем просто болезнь.

Пожилых людей стоит избегать по той же причине.

Моя цель — здоровые молодые люди способные к размножению и без проблем со здоровьем. Они станут опорой моей власти, неся мою волю во все сферы деятельности этого города.

...

Родители приехали ближе к вечеру, а вслед за ними явился и Костик, пропадающий на своих тренировках даже по выходным допоздна. Когда же всё семейство отужинало моей стряпнёй, искренне похвалив, я ощутила, как намокли трусики от возбуждения...

...

Анюта школу не любила, но не прогуливала, исправно посещая учебное заведение. Да, приходилось сидеть на занятиях, но можно ведь было подремать на парте или поболтать по телефону с подружками. Зато сколько веселья на переменах!

Как же чудесно было измываться и оскорблять сверстниц, прилюдно их унижать и высмеивать. Или дерзить учителям, безмолвно глотающим дерзости от заносчивой девки. Но особое удовольствие было в том, чтобы доводить до слёз парней! Это Анька просто обожала: ловить неудачников после школы, окружать стайкой, и тычками, и пинками выбивать из мальчишек слёзы унижения. У Анечки даже была небольшая личная коллекция подобных «побед» — коротенькие ролики с рыдающими парнями.

Когда никого не было дома, девушка частенько ставила видео на цикличное воспроизведение и теребила пальчиками свой клитор, наслаждаясь унижениями этих безвольных слюнтяев.

На остановке Аню, как обычно, встретила её «банда» — четверо похабно разукрашенных, трусливых девок, лебезивших перед Аней с раболепной готовностью. Не то, чтобы Аня была самой храброй среди них, но «высокая» тётя, позволявшая прятать за своим грозным именем трусость девушки, была своеобразным незримым Ангелом Хранителем Смирновой.

...

Первые два урока я, для сохранения образа, елозила пальцем по экрану смартфона, создавая иллюзию полного безразличия к происходящему. Но сама же внимательно присматривалась к одноклассникам, отмечая предпочтительные черты и отметая непригодных.

Пришла мысль, что выбирать парней в качестве своего носителя всё же не следует. Эрамеус, конечно же, позволял «переключать» гендер буквально по мановению пальца, но я, тем не менее — женщина, поэтому хотелось бы оказаться в привычном теле. Оставался ещё фактор силы — мужчины банально сильней — но умная женщина будет вертеть даже сильным мужчиной, как ей вздумается, к тому же вокруг, вроде бы, не средневековье и физическая мощь уже не настолько важна.

Анька, простой истины, что женщин любят за слабость, а не за силу, не понимала, пытаясь пробиться в исконно «мужское» — в доминирование. И закономерно встречала неприятие даже среди запуганных ею доходяг, рыдающих под объективом видеокамеры, не говоря уже о настоящих юных мужчинах из её школы, которые девушке нравились, но спуску не давали.

Выбирать было сложно, а просто тыкать пальцем наобум, не зная, что за «избранницей» стоит — к тому же весьма опрометчиво. Но даже так, по нескольким критериям, я могла сделать вполне себе верные выводы.

Кто-то вроде Ани мне не годился — такие личности всем известны и всегда на виду. Круглые отличницы также не подходили — всё по той же причине. Скорее бы подошла какая-нибудь «серая» посредственность, та, кто не выделяется в общей массе, но и не является изгоем. Тот, на кого внимания не обращают. И желательно, чтобы поменьше друзей.

...

Уроки физкультуры в десятом классе были совсем номинальными: «Будьте в зале, да не курите в наглую, а в остальном — делайте, что хотите». Потому ученики и делали, что на душу взбредёт, разбившись на группки: несколько парней лениво пинали мяч, а прочие просто болтали.

Это была отличная возможность уточнить мои наблюдения. Поэтому, пока одна из моих «подчинённых» с упоением вполголоса рассказывала о том, с кем она переспала на выходных, я осматривала одноклассниц, выискивая одиночек.

Вывод, сделанный ещё в аудитории, подтвердился, и мой выбор пал на Женю Тихонову, девушку с просто-таки говорящим прозвищем «Тихоня». Самая рослая среди всех девчонок в классе, она только своим ростом и выделялась. Короткие чёрные волосы, очки и вполне обычная, непритязательная внешность не вызывали зависти у одноклассниц. А худощавое телосложение не вызывало интереса у парней, в юном, бушующем гормонами возрасте, тяготевшим к формам побольше.

В учёбе Женя тоже не блистала, хотя и заучкой не была. Скорее производила на Аню впечатление ленивой всезнайки, которой на уроках просто скучно. Именно на этой почве Анна и пыталась строить конфликт, в попытке запугать и Тихонову, впрочем, не слишком усердствуя. Да и Женя себя в обиду не давала, оттрепав как-то за волосы одну из «подчинённых», когда та принялась оскорблять Тихоню без прикрытия «всемогущей» Ани.

В общем, это был идеальный для меня вариант — этакая незаметная серая «мышка» почти двух метров ростом, почти без друзей. Оставалось придумать, как обменять носителей — ведь всех прочих я до сих пор захватывала в полубессознательном состоянии. Не хотелось бы проколоться на этом, когда подходящий кандидат найден.

...

— Смирнова, снова курить бегала! — слышится наигранно-гневный окрик, пока я сижу на подоконнике, болтая ногой.

Узнаю голос Инны Николаевны, преподавательницы музыки, неспешно цокающей каблучками в мою сторону.

Остался последний урок учебного дня, поэтому мне бы хотелось поскорее сменить носителя. Конечно же, ничего не стоит подождать и неделю, и две, но провернуть это поскорей будет весьма выгодно. Хотя бы для того, чтобы развивалась не только я — сильный носитель очень полезен для уязвимого «слизнячка», но первому типу прогресс недоступен. Значит нужно поскорей перейти ко второму типу. Не знаю, что он подразумевает — Эра не рассказывает — но я справлюсь.

Потому-то я и не пошла на последний урок, лихорадочно думая, где мне встретить Тихоню. Причины для конфликта, по сути, и не требовалось, нужно было лишь место. За этими размышлениями я и попалась на глаза Инне Николаевне. Привлекательная женщина, лет где-то тридцать с небольшим, полногрудая великолепная шатенка, созданная провидением, чтобы терзать мужские сердца.

Вот только это самое провидение сделало так, что Инна была активной лесбиянкой и мужчин ненавидела в принципе, общаясь с ними лишь по долгу службы и из банальной вежливости. Предпочитала же мягоньких, вступающих в самый расцвет старшеклассниц. Поговаривали, что и с младшими девочками она была не прочь, но это уж совсем досужие слухи были.

О том, что «дружеские» поцелуи учительницы давно уже переходили за черту простых знаков внимания, знали, пожалуй, все. Разве что директор школы, сухонький дяденька, проработавший вдвое дольше, чем Анька прожила на свете, по привычке не замечал ничего, предпочитая видеть в людях только хорошее.

Но Инна неких незримых границ не переходила, при всех ограничиваясь лишь вполне безобидными прикосновениями.

Шебутную Аньку «училка» уже пару раз зажимала в укромном уголке, лаская губами и запуская пальцы в трусики. Но к удивлению Ани, это не было отвратительным. От учительницы хорошо пахло, её руки были тёплыми и нежными, а язычок — жарким и «вкусным». А после второго раза Анюте даже понравилось и они с Инной стали кем-то вроде бывших любовниц: иногда в женской уборной или в библиотеке, где так удобно дремать, к девушке под бельё скользили знакомые руки, и всё оканчивалось сеансом взаимных ласк.

После подобных встреч Аня впервые задумалась о двойных стандартах.

А однажды даже сама проявила инициативу: стоя в очереди в буфете, неприметно запустила руку под коротенькую юбку «училки», при скоплении народа лапая за сочную задницу взрослую женщину и замирая от восхищения. В тот миг даже позабыла на секунду, что сама она тоже девушка...

В коридоре кроме нас двоих никого не было, поэтому скрытничать было незачем. С озорной улыбкой я приподняла край юбки, демонстрируя то, что не надела белья.

Но учительница даже виду не подала, лишь в ответ улыбнувшись. Через пару мгновений она была рядом, окружённая облаком дорогих духов. Интересно, откуда у небогатой учительницы-мужененавистницы деньги на подобную парфюмерию?

Наши губы встретились в мимолётном касании.

— Возвращайся в класс... — её губы походя прошептали мне на ухо.

И едва замерев рядом со мной, женщина удалилась, направляясь дальше по коридору и покачивая бёдрами, а мне вспомнилось, что иногда глядя на эту круглую попу, качающуюся из стороны в сторону под туго натянутой тканью, Анюта завидовала парням в том, что у них есть пенисы...

Конечно же Анька по наивности полагала и даже не подвергала сомнению то, что она такая единственная у Инны — ещё немного и начнёт вертеть «училкой», как вздумается. Даже деньги требовать — не потому, что нужны, а просто ради развлечения. Но мне, даже не знающей всех подробностей, было понятно — сучек, подобных Ане, у преподавательницы музыки полным-полно...

Зато Инна натолкнула меня на мысль о том, как лучше захватить Тихоню.

...

— Что вам нужно? — хмурилась Женя, прижимаясь спиной к двери кладовой.

Девушка по просьбе классной руководительницы относила учебные пособия и потому задержалась. Здесь мы её и подкараулили. Подговорить «подружек» было не сложно — они и сами любили подобные развлечения.

— Рот закрой, чучело!.. — говорит одна из моих «подпевал».

— Ага!.. — подхватывает вторая. — Будешь языком трепать, когда Инке пизду вылижешь, подстилка... Тебе что, пацанов не хватает, что ты на баб полезла?..

Это очевидная и наглая ложь: хотя Инесса и любит девочек, но всё-таки вкусы у неё должны быть. Если ей нравится Аня, то Женя вряд ли заинтересует.

Но Тихонова не дура и понимает, что её провоцируют. Потому, насупившись и обняв сумку с учебниками, хмуро молчит.

— Да ты с ума сошла? — машу рукой своей «подружке». — Да кто на этого крокодила влезет?..

— А... Ну да, у меня бы не встал на неё, если бы парнем была, — соглашается та. — Тихоня, а ты с парнем-то хотя бы целовалась? Знаешь, как это делается?

— Н-не ваше дело... — гордость у Жени всё-таки есть. — Отстаньте от меня...

Она порывается было уйти, но я отвешиваю ей оплеуху.

— Охуела, дрянь? — тебя никто не отпускал. — Да и куда ты пойдёшь? Дома всё равно жрать нечего — батя всё пропил...

Женя поджимает губы, а в глазах сквозит искренняя обида. Похоже, я задела за живое.

— Ой, Ань, и вправду! — восклицает одна из «подружек». — Ты к ней близко не подходи, а то какой «триппер» подцепишь. Её-то батя наверняка в жопу ебёт, вот и приволок от блядей своих на хуе...

— Перестаньте!.. — пальцы Жени впиваются в ткань сумки, побелев от напряжения.

Все её вещи, как и этот рюкзачок, заношенны и растянуты — наверняка от старшей сестры достались, но девушка не выглядит неопрятной. А всё, что мы о ней говорим — заведомо ложно, но в таком деле достоверные факты только во вред.

— Девчата, а давайте проверим! — восклицает «подручная». — Что если она и в самом деле заразная?..

— Отпустите меня!.. Что я вам сделала?.. — дрожащими губами произносит Тихоня, подозревая, что мы задумали какую-то мерзость.

— Было бы «что» — вообще бы прибили, тварь... — ехидно кривясь в ухмылке, говорит одна из моих «подружек».

— Я... я ухожу! — Женя вновь порывается убежать, но я ловлю её и на противоходе пинаю ногой в живот.

Аня сама не силачка, поэтому приходится тонко рассчитывать момент и действовать только в группе. Если бы Женя была сама чуть менее робкой, то уже давно превентивно отлупцевала бы всех их поодиночке.

Тихоня падает на пол, задыхаясь и ловя ртом воздух, я же бросаю через плечо:

— Швабру принесите...

...

Мы прижали Женю к пыльному бетонному полу, зажав рот и держа за руки-ноги. Задрали юбку на брыкающейся девушке и стянули трусы, что явно ей не по размеру — как и все её вещи.

И принялись округлым черенком обломанной швабры тыкать ей во влагалище, «проверяя» не заразная ли?..

Нечеловеческий ужас струился осязаемым потоком из широко распахнутых глаз Тихони, а задавленные вопли разносились далеко по пустому коридору.

— Глянь, как брыкается!.. — хохотала одна из подружек. — Ну точно — тифозная какая-то, вот и дёргается, чтобы не нашли...

Наконец приходит пора ставить точку в этом жестоком спектакле — камеры видеонаблюдения достаточно чётко и во всех деталях запечатлели то, что я сделала.

Теперь — финал.

Приготовленной заранее «дубинкой» из носового платка и пары горстей земли, я со всего маху бью Тихоню в затылок, посылая девушку в глубокий нокаут.

«Подчинённым», смотрящим на меня почти что с благоговением, я приказываю идти по домам. Когда же они уходят, я тяну время, делая вид, словно роюсь в вещах Тихоновой, на самом деле, растягивая время и давая «подружкам» возможность уйти подальше. Затем перетаскиваю Тихоню в кладовку и перед тем, как окончательно покинуть носителя «Анну», даю ей последнюю команду: «Запереть дверь кладовой».