Часть 4

В столовой оживлённо толпились больные, заглядывая в раздаточное окно.

– Чего пялитесь, неслухи. Всё перед вами. Котлет по-киевски не ждите, – ворчала Клавдия Васильевна. – Женщина, у Вас какой стол?

– Третий. Мне сок не наливайте, я чай возьму и пару кусочков белого, – забирая на поднос тарелку с молочной лапшой, попросила пожилая тётка.

– Следующий, – выкрикнула в окно Клавдия Васильевна, орудуя черпаком в алюминиевом котле. Заметив в очереди Павла, она кивнула ему в сторону двери. Пашка присел за столик, в ожидание, когда очередь рассосётся и можно будет беспрепятственно проникнуть за дверь пищеблока. Когда последние посетители столовой из очереди уже сидели за столами, из раздаточного окна высунулась тётя Клава и позвала Пашку.

– Паша, ты поел? Помоги мне фляги уложить на тележку.

– А нальёте, Клавдия Васильевна? – живо отозвался парень, направляясь к двери пищеблока.

– А как же! Тебе молочка или чаем обойдёшься? – усмехнулась тётя Клава.

* * *

– Алё! Каторжанин. Особого приглашения ждёшь? – окликнула дежурная медсестра, сидящего у двери процедурной, скучающего Пашку. – Заходите, Ваше сиятельство, располагайтесь на кушетке. Сейчас я Ваш сиятельный зад дырявить буду самой толстой иглой, паразит!

– Веруня, мы могли бы поговорить, как цивилизованные люди? Ну к чему крайние меры, дорогая. Дырявить зад толстой иглой... Давай эту неприятную процедуру заменим более гуманной, в данных условиях.

– То есть, дырявить придётся тебе меня? А я уже и иглу потолще подобрала...

– С моей-то по-любому не сравнить. Во все места наколю, останешься довольной, – заверил Пашка, привлекая к себе медсестру.

– Молчал бы, кольщик! Мне из-за тебя один фонарь муж наколол. Смотри, паразит, чтобы на мне ни пятнышка не оставил. А то мой Володька тебя лично отправит в хирургию.

– Не беспокойся, Верунь, мы ему не расскажем или ты предпочитаешь симметрию?

– Не накаркай, болтун, – высвобождаясь из Пашкиных объятий открестилась Вера, – пусти, дай дверь закрыть.

Уже подходя к двери, Вера, бросила через плечо Пашке:

– Снимай штаны, охламон!

Внезапно дверь распахнулась и на пороге возникла щуплая фигура мужчины, в накинутом на узкие плечи белом халате.

– Как удачно я зашёл, Вера Николаевна! – Высоким фальцетом воскликнул мужчина.

– Владимир Яковлевич, ты чего здесь? Ты видишь, что я с пациентом работаю.

– Снимай штаны охламон, это называется работой? Как это понимать, Вера Николаевна!?

– Мальчишке необходимо сделать укол по назначению лечащего врача. Мне надоело его уговаривать и я вспылила. А тут тебя принесло на мою голову, – и повернувшись к Пашке, женщина с побелевшим лицом крикнула:

– Снимай, мерзавец, штаны и ложись на кушетку, долго мне перед тобой выплясывать. Тут ещё одному неврастенику требуется срочно успокоительное.

Пашка с трагическим выражением на лице лёг на топчан и стянув штаны, обнажил свои ягодицы, со множеством следов от уколов. Решительными движениями Вера подготовила шприц и подойдя к своей жертве спросила Павла:

– Куда вчера Татьяна Ивановна колола, в правую или в левую ягодицу?

– Мне везде больно, простонал Пашка. А Ваш муж смотреть будет?

– Я думаю, он за этим сюда и прибежал, да Владимир Яковлевич? Подожди в коридоре, видишь, парень тебя стесняется.

– Здесь подожду, давай, коли, – потребовал супруг, приближаясь к лежащему на кушетке Павлу.

– Владимир Яковлевич, тоже снимай портки, ты следующий. В твои годы вредно так нервничать, с давлением шутки плохи.

Пашка торжествующе взглянул на щуплого ревнивца и дико вскрикнул от резкого удара острой иглы в расслабленную ягодицу. Мучительный стон сквозь сжатые зубы пронёсся по процедурной. За спиной Веры раздался глухой шум падающего на пол тела Владимира Яковлевича.

– Что за мужики пошли!... Не дёргай задницей, Павлик, потерпи, полшприца осталось. Мне ещё с этим пердуном возиться.

– Дай ему в глаз, скажешь неудачно упал, – морщась от боли посоветовал Пашка.

– Всё. Иди в палату, охламон, а я с ним разберусь. Укольчик сделаю и отправлю домой. Считай, Павлик, нам сегодня очень повезло, – подытожила Вера свой неудачный интим с парнем, готовя шприц для супруга.

– Может, мне подождать в коридоре?

Вера склонилась над мужем и убедившись в том, что тот постепенно стал приходить в себя, кивнула Пашке на дверь. Когда парень вышел из процедурной, Вера сунула под нос своему супругу пузырёк с нашатырём. Владимир Яковлевич резко дёрнул головой и устало замычав, открыл слезящиеся глаза.

– Очухался, идиот? Ложись на кушетку, сделаю укол и пойдёшь домой. Чтобы духу твоего здесь не было со своими разборками. До начальства дойдёт, меня к утру здесь не будет. Фингал поставил, скандал в больнице устроил, скотина!

Владимир Яковлевич, хлопая глазами, с трудом поднялся, держась за кушетку и с недоумением оглядываясь по сторонам, не связано пробормотал:

– Верочка, а что случилось? Почему я на полу?... Мне что, плохо стало?

– Это мне с тобой плохо стало. Давай руку и смотри в сторону.

– Не надо, Вера, я пойду, дома поговорим, – испугано отказался супруг.

– Ещё, как поговорим! И про фингал, и про твои фокусы. Пошли, провожу.

Коридор был пуст и супруги спустились на лифте на первый этаж. Подойдя к охраннику, Вера строго обратилась к молодому мужчине.

– Сергей, на каком основании этого гражданина внеурочное время ты пропустил в помещение больницы? Тебе работа не нужна?

– Вера Николаевна, это ведь Ваш муж, я его знаю.

– Ты для чего здесь сидишь, какой ещё муж? Что этому мужу приспичило на ночь глядя в больнице! У тебя телефон на столе зачем стоит? Почему мне не позвонил? Ещё раз подобное случится, я доложу зав отделением. Ты меня понял? Сидит тут, книжки читает, пальтишко проходимца с улицы охраняет.

Охранник сунул Владимиру Яковлевичу его пальто с шапкой и поспешно выдворил того за дверь вестибюля.

– Простите, Вера Николаевна, больше этого не повторится.

– Надеюсь, Серёжа, – смягчившись, приняла извинение Вера, смерив неспешным взглядом с головы до ног молодого человека.

* * *

Вернувшись в своё отделение, Вера в потёмках коридора у процедурной обнаружила сидящего в кресле Пашку. Тот с нетерпением посматривал на дверь лифта и с готовностью привстал с кресла, облегчённо вздохнув.

– Отправила своего оленя?

– Ушёл. А ты чего трёшься в коридоре?

– Так у тебя закрыто, а в палате такой храп, что без снотворного не уснёшь.

– У меня, Павлик, тоже не VIP палата. Зря губу раскатал.

– Из всех реальных привилегий, меня вполне устроил бы замок изнутри кабинета и твоё присутствие.

– Это, мальчик, тянет на VIP услуги. Ладно, искуситель, заходи. На долго не пущу, хочу этому оленю сделать рога поветвистей. Не кулаками же мне с ним счёты сводить.

– Логично. Отличный выбор, – одобрил Пашка, располагаясь на кушетке, сбрасывая с ног больничные шлёпанцы.

Закрыв за собой дверь на замок, Вера остановила парня:

– Обойдёмся без больничного стриптиза, Павлуша, – подбирая полы халата к пояснице.

– А трусы где? – удивился парень, глядя на белизну голых ягодиц Веры.

– Слава Богу, что Володька меня о них не спросил, даже не знаю, чтобы я ему ответила...

– А правда, где? – не унимался Пашка, криво ухмыляясь.

– Перед твоим приходом сняла, ещё вопросы будут?

– Один... Мне сзади?

Вера взобралась коленями на кушетку и приподняв обнажённый зад, поторопила парня с началом акта мщения своему супругу.

– Давай, Павлик, пожёстче со мной, чтобы ему было за что мне фингалы навешивать под глазами. Ну не встретился мне мужик, которому бы стоило верность хранить. От него ни детей, ни радости в постели, ни женского счастья по жизни. Брошу его, сволочь старую...

Не дождавшись окончания обвинительного акта Веры Николаевны своему супругу, Пашка с усердием толкнул в тонкую прорезь выпуклой раковины вставший член, отчего сдавленный стон сорвался с губ женщины. Твёрдый ствол партнёра устремился в жаркую глубину женского влагалища, заполняя его пространство до самой матки. Встречные движения медсестры, нанизывающие её на крупный стержень Пашкиного орудия, усиливали звук шлепков голых тел молодых любовников. Руки парня сжимали упругую грудь Веры, то опускаясь на бёдра своей партнёрши, то скрываясь в островке стриженных волос под животом женщины. Всё чаще сбивчивое дыхание Веры прерывалось страстным постаныванием, сдерживаемым плотно сжатыми губами. Удерживая рукой голову партнёрши за пышную гриву льняных волос, Павел с остервенением долбил свой неутомимый стержень в промежность стонущей любовницы, опустившейся на согнутые локти. С сладким замиранием в душе, она опустила голову на кушетку, раскачиваясь под размашистыми ударами партнёра в свою промежность. При этом, твердя про себя, как мантру в адрес супруга:

– Ещё, ещё, вот тебе, получай гадина!

– Паша, я уж ног под собой не чую. Дай передохнуть маленько, – взмолилась Вера, заваливаясь на бок под нескончаемый натиск молодого любовника.

За дверью послышалось торопливое шарканье ног. Ручка входной двери несколько раз дёрнулась и шаги удалились, смолкнув в тишине коридора.

– Кого там носит, среди ночи? – прислушавшись к смолкнувшему шуму за дверью, чертыхнулся Павел, остановив поступательные движения в промежность своей партнёрши.

– Не наш сегодня день, – прерывисто дыша произнесла пересохшими губами Вера, опуская полы белого халата, заброшенные на спину, – шёл бы ты к себе, Паша. С Татьяной завтра душу отведёшь. Хотя парочку раз я успела кайфонуть. Похоже, что меня кто-то ищет, пройду по палатам, пока шум не подняли.

Вера приоткрыла дверь и выглянула в коридор, – ступай, Павлик, кандалами не греми, другим разом отработаешь.

Пашка, запахнув халат, уныло поплёлся по гулкому коридору, кляня про себя виновника, столь не вовремя нарушившего его планы.

– Какая, однако, красотка досталась этому трухлявому пню. Какие уж там дети от этого огарка. И чего ей с ним ловить, жить поди негде, вот и вцепилась в этот огрызок райского яблочка.

В палате, в спящей ночной тишине, у себя на койке восседал дед, нарезая перочинным ножиком дольки яблока, отправляя их в щербатый рот.

– Чего не спишь, полуночный ковбой? Опять тараканов мордуешь? – Приветствовал соседа Пашка.

– А тебя где носит, охламона? Проснулся, гляжу тебя нет. Пождал, пождал... может случилось чего? Бабы, которые медики, как тараканы по домам разбежались, другие по койкам давно спят в палатах. Дай, думаю, поищу.

– Нашёл?

– Спрашиваешь!... Вы там, с Верой Николаевной, такую возню затеяли, аж в коридоре слыхать было. Ну я предостерёг, как мог.

– Благодарствуем, бдительный Вы наш! Чуток бы попозже не мог?...

– В сторожа тебе не нанимался, Павлуша, и за то спасибо скажи. И чем ты ей все внутренности вывернул, что бабёнка таким голосом блажила, ровно сука в замке с кобельком? Силён физкультурник, аж завидно! Ты уж в другой раз рот ей чем-то прикрывай, бедолаге! А то весь бабий персонал в очередь встанет на всю ночь.

– Ладно, дедуля, давай спать, на завтрак будить не придут, сам знаешь.

– Меня будить не надо, что другое, а пайку я не просплю.

– Ну тогда сам меня разбуди, только не горлань, как юродивый на паперти. С любовью и нежностью. Сумеешь?

– Газетой по лбу пойдёт? – предложил дедуля, поворачиваясь лицом к стене.

* * *

– Павлуша, вставай мой хороший. Все уже на завтрак ушли. Вставай милый.

Тёплая рука гладила заспанного Пашку по голове, одеяло медленно сползало с плеч парня. Рука спустилась под одеяло и сжала, без того напряжённый член парня. Пашка замычал, стряхивая с себя остатки утреннего сна, напрягая занемевшее тело.

– Дед, охренел что ли? Без бабки на нежности потянуло?

И узрев, сквозь пелену заспанных глаз, очертания женской фигуры в белом халате, Пашка затих, предаваясь сладкой неге от шевеления пальцев женской руки.

– Что же ты раньше меня так не будил, дедуля? – млея от тихой нежности прошептал, не открывая глаз Пашка.

– Выйдешь из больницы, каждое утро буду так будить, милок!

Пашка с трудом продрал слипшиеся глаза и удивлённо хмыкнул, вглядевшись в родное лицо своей бабки.

– Ба! Ты как здесь? – оглядываясь вокруг себя, спросил растеряно Павел.

– Да не боись, Павлик, нет никого, одни мы здесь. Што мне писюльку родненького внучка потеребить не позволительно? Да и как тебя по другому разбудить, ежели сызмальства мной приучен, паршивец. Сколь раз тебя вот так на учёбу поднимала. Вставай, милок. Твои соседи в столовку побежали.

Скрипнула входная дверь и на пороге объявилась Айгуль. Осмотревшись в палате, она обратилась к Пашке:

– Стожков, у тебя посетители? Ты был в столовой? Почему в постели? Понятно, опять всю ночь чёрти чем занимался.

– Ты хотела сказать чёрти с кем?

– Даже не хочу знать с кем, – решительно отрезала Айгуль, переведя взгляд на сидящую посетительницу, – извините, Вы ему родственница?

– Бабушка я его, – закивала головой старуха, – вот, навестить пришла внучика.

– Простите, не знаю, как Вас звать...

– Наталия Лукинична я.

– У нас, Наталия Лукинична, скоро обход врача, а Ваш внук ещё на завтрак не ходил. Если не торопитесь, можете у меня подождать, после обхода вернётесь сюда.

– Спасибо доктор, я подожду, конечно, подожду, милая. Пашка, срамник эдакий, марш с койки. Ты, смотрю, паскудник и здесь свои проделки не бросил. Ну погоди у меня. Вот выгоню с квартиры, на улице жить будешь, паразит.

Опасаясь услышать весь перечень реальных угроз в свой адрес, Пашка вмиг слетел с кровати и сорвав со стула халат, выскочил за дверь, шаркая на ходу шлёпанцами.

– Господи, Пресвятая Дева Мария! Где найти такую дуру, которая вытерпит и вразумит этого нечестивца.

– Она перед Вами, Наталия Лукинична, – коротко вздохнув, поведала девушка, доверительно коснувшись руки старухи.

– Несчастная! Как же, дочка, тебя угораздило с этим обормотом связаться, – изумилась Наталия Лукинична, – такую красавицу охмурил, негодник. Как тебя звать, милая моя?

– Айгуль. Собственно, он здесь не причём. Это я себе напридумывала лишнего. А он вовсе и не собирается жениться на мне, – попыталась успокоить женщину Айгуль.

–Так ты правду говори, было между вами чего или так, разговоры одни? – Неумолимо подступала старуха, пытливо заглядывая в глаза девушки, не юли мне, дочка, всё одно дознаюсь, хотя и по лицу всё видать, вон как раскраснелась. Снасильничал, поди, охламон?

В палату стали заходить, вернувшиеся из столовой больные и женщины были вынуждены прекратить беседу.

– Наталия Лукинична, я только журнал на пост верну и мы спуститься на лифте ко мне в процедурную, переждём обход, а потом я провожу Вас к Паше.

Продолжение следует