Часть 8

– Ты вот что, милочка, – посоветовала Татьяна Ивановна Айгуль, – знать пока нашему бабскому коллективу о твоём недомогание не стоит. Во всяком случае, чем позже, тем лучше. Начнут языками чесать, наплетут Бог знает что, а тебе нервы свои беречь надо. Встанешь на учёт в женской консультации, срок скажешь две недели. Надеюсь, об аборте речи быть не может?

– Мне домой с ребёнком возвращаться никак нельзя, Татьяна Ивановна, – всхлипнула Айгуль, вытирая полотенцем заплаканные глаза, – И здесь я никому не нужна...

– Если, Бог, дал ребёнка, значит и в остальном не оставит. А с охламоном тебе следует поговорить. Глупости не натвори, глядишь, всё обойдётся. Пойду я, смену пора сдавать. Отлежись тут, скажу Верке, чтобы тебя не беспокоила, Тут вакцинация от гриппа намечена, тебе она не желательна, до вечера полежи, а там домой уйдёшь. – Татьяна Ивановна поднялась и вышла из кабинета.

Айгуль встала с кушетки, открыла ящик стола и смахнув в него скальпель, облегчённо вздохнула.

– Конечно, всё обойдётся мой малыш, мой Тимурчик...

Татьяна Ивановна пришла к себе на пост. Вера уже в рабочем халате просматривала журнал, сверяясь со списком сотрудников, направляемых на вакцинацию.

– Привет Танюша! Чем порадуешь? Смотрю, студентов набежало. По палатам шастают, больных опросами донимают. Смешные такие. Дедушку Самохина девки защупали до щекотки. Павлушки на них нет. Ну что, выписали нашего охламона?

– Куда там! На дневной стационар выперли, от греха подальше, чтобы практиканток нам не попортил. Девки одна другой краше, правда, есть парочка умненьких на личико. Смотри, вот эти люди в ночь заступают: дежурный электрик, санитарка, охранник. Айгульку не привлекай, она или подхватила инфекцию, или просто нездоровится, я с ней потом сама разберусь. Ну, тут всё ясно, у тебя самой-то как?

– Да пока тихо, извинялся старый пердун. Брошу я его, Танечка, на кой чёрт он мне сдался, упырь.

– Разбросалась! Ни коня, ни возу. Сперва залети и лучше от благоверного. Ты хоть вчера ему дала?

Вера удовлетворённо хмыкнула, зардевшись в победной улыбке:

– Лизнул пару раз, сказала, пока фингал не пройдёт, каждый раз с этого будешь начинать.

– Согласился, чистоплюй? – удивилась Татьяна Ивановна.

– Ну, не безвозмездно, конечно...

– Ты посмотри, Вер, однако, Павлушка был прав. Только не увлекайся этим делом.

* * *

Домой Павел шёл пешком, не хотелось садиться в трамвай. Перед глазами стояла Айгуль, с жаром бросающая ему обидные обвинения, она так и не смягчилась, когда выходя из кабинета, Пашка обернулся на миг и наткнулся на непримиримый, жёсткий взгляд, так не шедший этой доброй девочке.

– Ну и всё! Что теперь оправдываться перед этой святошей? Ноги ей раздвигать передо мной за унижение. Поищи себе дурака, которому будет хорошо с тобой и без секса. Я не из этих с высокой нравственностью, я обычный мужик с низменными интересами и не хочу себя переделывать под кого-то. А ещё себя упрекал за враньё, а собственно кто я ей? Да эта Лена просто красавица. Такая не начнёт со мной разговоры о замужестве с первого дня знакомства. Эти себя не предлагают, сами берут, я то ей на фиг не сдался. Увидела моего трудягу и захотела его, даже тётки не постеснялась, а наиграется с ним и так же легко откажется. Не за таких как я, они замуж идут. Я для утех бабам нужен, я по сути своей... – Пашка оборвал себя в поисках подходящего определения своего назначения в жизни этих женщин, и тут же конкретное определение всплыло в его голове, – жигало...

– Открыв дверь в квартиру своим ключом, Павел окликнул Наталию Лукиничну, с упоением вдыхая тепло родного дома и аромат горячего пирога, доносящийся из кухни.

– Бабуся, встречай блудного внука!

– В дверях своей комнаты появилась Наталия Лукинична в переднике и пёстрой косынке, завязанной на затылке, произнеся трагическим голосом:

– Паша, тебя выгнали из больницы?!

– Отпустили повидаться с любимой бабушкой, ты разве не рада видеть меня?

Выпростав руки перед собой, Наталия Лукинична шагнула навстречу Павлу, уронив седую голову на грудь внука.

– Ну и славно, вот и ладно, Павлушенька! А чего без Айгули пришёл? Я ей наказывала, чтобы после твоей выписки вместе пришли. Она, что за вещами пошла?

– Да не гони ты коней, бабуля. Я с ней толком и дня не провёл, а ты сразу вещи тащите. Я к вечеру её пригласил на свидание. Всё как положено: первое свидание, первый поцелуй, а там и всё остальное... Бабусь, как пирогом пахнет, аж голова кружится, а я не жрамши из больницы к тебе бежал.

– Да всё у вас уже было и свидания, и поцелуи, и всё остальное тоже. А вот бабушкиного борща и мясного пирога не было. Ну раздевайся, идём кушать, неслух. Я уж собиралась тебе пирожка в больничку снести, а ты сам пришёл.

– Меня на дневной стационар выслали, больно прожорлив, говорят. Сейчас поем, потом полезу в ванну, – решил Пашка, усаживаясь на своё место за столом у окна.

– Я уж как всегда напротив тебя на свой стул, а это местечко для нашей Айгули в самый раз будет. А детки пойдут, то стол от стены отодвинем, кухня большая.

– Да не спеши ты, найдём кого куда посадить, мне так больше нравиться с тобой сидеть, бабусь, – попытался внук остановить восторженную фантазию старушки.

– Да я спать ночью не могу, всё жду, когда у вас семья образуется. Не забыл, поди, как с родителями сидели за этим столом, сердце аж заходится, как вспомню их. Не было случая, чтобы порознь хоть раз обедали. Уж так, как твоя мамка за отцом ухаживала, только Айгуля сможет. Любила я своих деток..., – Наталия Лукинична прижала к заплаканным глазам концы своей косынки.

– Бабусь, ну чего ты принялась вспоминать, что когда-то было, – произнёс Пашка, – всё я знаю, кто где сидел. Я в стульчике детском, ты рядом с дедушкой, родители справа. Когда деда не стало, меня посадили на его место.

– Не будь тебя, Пашенька, то после нашего дедушки, а там и твоих родителей, я не прожила бы и дня. Это дедушка там упросил кого-то, чтобы твоих родителей ему прислали, только о себе и думал, прохиндей старый, а мне тебя оставил, Любил он свою сношеньку, пуще сына родного, просто таял на неё глядючи.

– Всё! Поел, сыт, Наталия Лукинична! Устроила день поминовения по ушедшим. Спасибо, моя родная! Я в душ, собираться пора, опаздывать на свидание с девушкой неприлично.

Уже в прихожей, пока Павел натягивал на себя куртку, Наталия Лукинична засунула ему в карман свёрток ещё тёплого пирога.

– Это ещё зачем? – Возмутился тот.

– Молчи эгоист, это для Гули, ей с работы и поужинать будет некогда, самому бы догадаться. Твой папка к Надюшке без гостинца не ходил, хоть конфеток, а прихватывал, чего там студенты едят после занятий – запротестовала старушка.

– Нет! А что нормально!.. Прямо в театре развернём пирог и такой духан пойдёт, к нам все зрители подсядут поближе, да ещё артистам будут передавать на сцену. Тут навернула, на всех хватит.

– Не зли бабушку, охламон чертов! – провожая за дверь внука, ворчала она, – ночевать придёшь или в больницу сразу?

– Не знаю, бабусь, – чувствуя тепло от пакета с пирогом, буркнул Пашка, – ты не жди, ложись спать – и наспех чмокнув Наталию Лукиничну в головной платок на лбу, метнулся к лифту.

Выйдя на остановке из трамвая, Павел, перейдя дорогу, пошёл по дорожке парка к парадному крыльцу театра.

У застеклённой витрины вестибюля, с афишами театрального репертуара, он увидел Лену. В шубке, с песцовым воротником, облегающей её стройную фигуру, в высоких кожаных сапожках, не доходящих до колен, прикрытых полами шубы и в шапке ушанке, отделанной тем же песцовым мехом, она стояла, оглядываясь по сторонам, пытаясь определить среди вереницы спешащих к театру зрителей, Павла.

– Извини, Лена, приглашенным на свидание позволительно опаздывать или это наглость с моей стороны?...

– Хорошо, что ты это сам сознаёшь, Паша. В следующий раз, надеюсь, это не повторится.

– У меня будет ещё шанс?

– Было бы желание, от тебя всё зависит, Павлик.

– Когда-то я уже слышал эту фразу от Айгуль, – отметил про себя Пашка.

Они прошли в гардероб, сдали верхнюю одежду и поднялись в фойе театра. Вскоре прозвенел звонок и люди потянулись в зрительный зал.

После третьего звонка, свет в зале померк, спектакль начался. Лена, положив ладонь на руку Павла, склонившись к нему, тихо шепнула:

– В антракте сходим в буфет, очень хочется чего-то перехватить...

– Шампанского или коньяку? – Также тихо поинтересовался Пашка, но тут же получил лёгкий тычок кулачком в бок, с коротким пояснением:

– Я голодная, в животе аж урчит, с таким желудком только в анатомичку ходить.

Лена выпрямилась в кресле, но свою ладонь оставила в Пашкиной руке.

В антракте они встали со своих мест и отправились в буфет.

– Лен, мне в куртку бабушка положила большой тёплый кусман мясного пирога, на случай если ты не успела поесть перед спектаклем. Я не хотел брать, но с ней спорить бесполезно.

– Чего раньше молчал, охламон? Номерок у тебя, тащи скорее.

– Думал, что не захочешь...

– Бабушки не пекут невкусные пироги. Я пока возьму чего-нибудь запить.

Пашка с лёгким сердцем поспешил в гардероб.

– И девчонку спасу от голодного обморока, и бабушкины труды не напрасны.

Когда он нашёл столик, где его ждала Лена, и развернул целлофановый пакет с ещё тёплыми нарезанными кусками пирога, на них с завистью уставилась молодая пара. Лена дружески кивнула им, приглашая к своему столику.

– Помогайте, ребята! Скоро звонок, нам самим не успеть.

Упрашивать гостей не пришлось и всем досталось по большому куску ароматного вкусного пирога. Пашка сославшись на недавний ужин, отказался в пользу Лены. Но Лена, увидев объёмную талию беременной девицы, поделилась с ней вторым куском.

После спектакля они вышли в ночную мглу, освещаемую уличными фонарями. Искрящийся снег под ногами похрустывал, оставляя чёткие отпечатки следов запоздалых прохожих.

– А кто у москвичей играл продавца дождя, Виторган?

– Анисько. Виторган играл молодого Шерифа.

– И как тебе ваш спектакль? Спросила Лена, взглянув на Павла.

– Столичный, конечно, на много лучше. Будем ловить такси? – предложил Пашка, озираясь на опустевшей дороге. Хотя я мог бы предложить переночевать у меня, но моя бабуся не поймёт и врят ли одобрит мою гостеприимность.

– У моей тётушки более широкие взгляды на современные нравы молодёжи и если ты не забоишься переночевать у малознакомой девушки, то я приглашаю. Ты, вполне, заслуживаешь доверия в моих глазах. Ведь ты не воспользуешься случаем моего легкомыслия?

– А как на это посмотрит, Светлана Аркадьевна, если найдёт меня утром в твоей постели? – считая свой разговор с Леной чистым блефом, усмехнулся Пашка.

А мы не будем её посвящать в подробности этой ночи, тем более, её до утра не будет и потом, с чего ты взял, что я тебя, такого мачо, известного всей больнице, пущу к себе в постель. Для тебя в гостиной, Светланы Аркадьевны, стоит уютный диванчик.

Женщина весьма предусмотрительна и приняла правильное решение, подстраховав себя, уйдя из дома, и племянницу уберегла от соблазна, решил Пашка.

– Если это не шутка, я принимаю твоё приглашение. Где эта улица, где этот дом?

– Вот эта улица, а это мой дом. – махнула Лена в сторону дома напротив.

– А этаж не девятый? – С надеждой поинтересовался Пашка, – лифт, наверное, отключили?

– Мы успеваем.

Они поднялись на лифте на пятый этаж и вошли в квартиру. Тёплый свет от матовой лампы светильника в прихожей, высвечивал большое пятно на полу. Павел помог Лене снять шубку и раздевшись, прошёл вслед за хозяйкой в её комнату.

– Извини, с комнатными тапками твоего размера у нас сложно, а полы хоть и чистые, но холодные. Хочешь, дам бахилы, но от них толку мало. Садись к столу, тут тёплый ковёр под ногами. Могу чаем напоить с пирожными, мы с едой особо не заморачиваемся, целыми днями заняты, домой только к вечеру приходим. Не всегда хочется заниматься готовкой. Идём на кухню, чего-нибудь перекусим. Заглянув в холодильник, девушка выставила на стол найденный сыр, тонкую палочку краковской колбасы, банку шпротов. Достала из хлебницы нарезанные ломтики батона, включила чайник и через десять минут они пили чай, закусывая бутербродами.

– Тебе завтра когда в больницу? – Спросила Лена, укладывая кругляшки колбасы на хлеб.

– Желательно, к восьми, а ты с утра в институт?

– Мне тоже в больницу, Паша, вместе пойдём, если не возражаешь. Ты чего сразу напрягся? Боишься попасть на глаза своим дамам? Не смущайся, не в моих интересах оглашать наши отношения.

– Трудно назвать поход в театр отношениями, – усомнился Пашка, – впрочем, для женщин это уже повод...

– Особенно если парень после театра остается на ночь в квартире у девушки, да ещё переспит с ней... – предположила Лена, с улыбкой скосив глаза на Павла.

– Ну это маловероятно...

– Почему?

– Ты не из тех, кто в первый день знакомства может...

– Из тех, милый, а что ты откажешься? Глупо отказываться если девушка тебя сама пригласила на свидание, а затем в постель. Может это безнравственно, но об этом не обязательно кому-то знать. Кто скажет, что меня ждёт в дальнейшем, может замужество с каким-то уродом, или удел старой девы, в лице моей тётки. А так, я могла бы долго вспоминать наши отношения, с благодарностью к тебе.

– Значит ты мне отводишь роль любовника и на долго?

– А что тебя не устраивает? Ведь не в мужья ты предлагаешь себя? Думаю, что лучше не спешить с этим, а там время покажет, – Лена положила руки на плечи Пашки и прильнув к его груди затихла.

* * *

– Павлик, у нас завтра практические занятия в морге, ты так всю меня измотал, в пору, наглядным пособием там улечься, на свободном столе. Скоро светать начнёт, давай хоть пару часов вздремнём, – раскачиваясь под напором своего любовника заклинала Лена, измученным голосом, – и презики закончились.

Пашка шумно выдохнул и освободил Лену из плена своих рук.

– Что, ни одного больше? – С сожалением спросил он, – не волнуйся, я контролирую себя.

– Неа! Слишком большое расстояние от одной головки до другой, не успеешь проконтролировать. И потом, у меня принцип не полагаться на самомнение мужчин, – восстанавливая дыхание заявила Лена. – Я, кстати, сама жертва этого самомнения. Но моё рождение, всё же не спасло в дальнейшем брак моих родителей. Я убеждена, что после рождения второго ребёнка, всем мужьям, в обязательном порядке, производить вазэктомию. И жёнам спокойнее и соперницам наука.

– Здорово придумала, а почему не женщинам это делать?

– При повторном браке ей необходим ребёнок от нового мужа. А чего ты забеспокоился? Такая операция не снижает потенцию у мужика. Трахайся сколько сил хватит на радость бабам.

– Успокоила меня, Леночка. А то я думал, что мне уготована кастрация, как бродячему кобельку.

– От тебя хорошее потомство можно получить, а только потом под нож, Павлуша.

– Ну, буду считать, что Минздрав предупредил, - потянулся, зевая Пашка.

* * *

Заступив на дежурство в отделение, Вера Николаевна, улучив свободную минуту, заглянула к Айгуль. Та сидела у себя в кабинете и сосредоточенно что-то искала в медицинском справочнике по акушерству.

– Айгуля, привет дорогая! Чего смурная сидишь? Танюха говорила, что тебе нездоровиться. Так иди домой, я прикрою ежели что... Ты, Айгуль, мне ключ от кабинетика своего оставь, а утром заберёшь с вахты.

Айгуль равнодушно кивнула, но решила досидеть до конца дня и занести ключ к Вере на пост. Повертевшись перед висящем на стене зеркалом, Вера Николаевна поправила на голове причёску, потрогала под глазом лиловый отёк, и водрузив на место оправу очков, удовлетворённо удалилась. Оставшись одна, Айгуль вновь погрузилась в изучение симптоматики первых признаков на ранних сроках беременности. Пришедшая к ней уверенность, на смену отчаянию и испугу, лишь укрепили в девушке желание сохранить в себе новую жизнь, не смотря ни на что. А этому, охламону, и знать не надо о её беременности. Родит и сама вырастит своего малыша. Но острое чувство боли на душе от подлой измены Пашки давило на сердце и слезинки горечи и обиды сбегали по щеке Айгуль.

В дверь кабинета постучались, девушка наскоро утерев лицо рукавом халата отозвалась, отодвинув в сторону книгу по акушерству. На пороге кабинета стояла Наталия Лукинична.

– Здравствуй, дочка! – поздоровалась старушка, тяжело опираясь на палку, – не отвлекаю от дел, милая?

– Здравствуйте Наталия Лукинична! О чём Вы говорите. Заходите, присядьте ради Бога, на Вас лица нет! Что-то случилось?

Женщина прошла к столу и тяжело опустилась на стул, напротив Айгуль.

– На сердце у меня не спокойно, ты только правду мне скажи. Что у тебя с Пашей произошло? Я же вижу. Не прячь глаза, меня не обманешь.

– А что у меня с ним может произойти. На его взгляд, я ему не пара, а то, что у нас было... Так это очередное увлечение, которое вышло боком только для меня.

– Что вышло? Почему боком для тебя, Гуленька? – чуть не шепотом произнесла старушка и переведя глаза на сжатые на столе кулачки девушки, увидела развёрнутые страницы толстой книги, лежащей на столе перед Айгуль. Это для чего у тебя такая книга под руками? Только не ври, девочка, я сама в прошлом медик. Клиницисту такие книжки по работе без надобности. Или я ошибаюсь, Гулечка?... Он знает?

– Нет. Я не хочу ему ничего говорить. Я его сегодня выгнала отсюда.

– Так значит на свидание сейчас он пошёл не с тобой, сучонок!...

Воцарилось напряженное молчание. Наталия Лукинична, сжимая в руках свою клюшку, до хруста в суставах пальцев, смотрела перед собой невидящими глазами. Айгуль, откинувшись в кресле, сложив руки под грудью, смотрела пустыми глазами на яркое пятно от настольной лампы на столе.

Продолжение следует