Среди ночи тренькнул звонок в дверь. Никита разлепил глаза, посмотрел на часы. 3:25. Подняться и спросить, кого там принесло, не было сил. Но послушать надо, мало ли кто ночью может по квартирам шастать. Мама, опередив его, как-то слишком быстро открыла дверь и даже не спросила кто там. Странно.

После радостного визга и поцелуев, Никита успокоился. Свои. Сквозь дрему было слышно шуршание пакетов, шарканье тапочек, тихий разговор. Стало понятно, что приехала какая-то женщина. После шума воды в ванной, Никита услышал:

— Натка, а где твой сынище?

И строгий ответ матери:

— Там. Смотри у меня, Танька! Знаю я тебя.

Он попытался вспомнить, что это может быть за Танька, и незаметно уснул.

Проснулся от звона посуды и дразнящего запаха сырников с кухни. Никита сырники любил всей душой, и устоять не смог. Не одеваясь, добрел до кухни, плюхнулся на табуретку. Сунул сразу два, еще горячих сырника в рот. Прожевав вкуснятину, с набитым ртом пробормотал:

— Шпашибо, ма. Ты клашшная.

— И тебе доброе утро, Никита.

Это был не мамин голос! Сон как рукой сняло. Он поднял глаза на женщину у плиты. Скользнул глазами с ног до головы и вернулся взглядом к месту, откуда ноги растут. Вот это задница!

Никита громко сглотнул, проглотив сырник.

— Здрассте...

Конечно, время двенадцать, мать давно уже на работе, у нее же сегодня утренняя смена. Мог бы сразу сообразить.

Женщина обернулась, сверкнув белозубой улыбкой.

— Привет. Я твоя тетка Таня. Не напрягай извилины, мы с тобой за твои восемнадцать лет не виделись ни разу.

— А... — Только и смог выдавить из себя Никита.

И было от чего. Женщиной ее называть было рановато, скорее девушка. На вид мамина сестра была старше его лет на десять, не больше. Глазищи — во! Сиськи — во! И ноги. Ровные, крепкие. Короткая атласная ночнушка скрывала талию, но Никита не сомневался, что и там у Тани все в порядке. Он вдруг понял, что сидит в одних трусах.

— Я это, оденусь быстро.

Подскочил, но Таня его остановила:

— Да сиди уж. Мы что, не родные?

Она поставила еще одну порцию сырников на стол и села рядом, подперев щеку кулаком. Сырников ему больше не хотелось. От вида Таниных сисек с проступающими сквозь легкую ткань сосками, у него встал член. Самое ужасное то, что Таня заметила, куда он пялится. Она тоже посмотрела на свою грудь. Опустила глаза, улыбнулась, и протянув руку, потрепала его по непослушным вихрам.

— Не привыкай, племянничек. Я у вас только на неделю. Что, сиськи не видел ни разу, что ли?

Никита помотал головой и покраснел. Конечно, не видел. Вживую. И таких разговоров ни с кем не вел. Пацаны во дворе не считаются. С ними и материться можно, и послушать байки о сексуальных похождениях от более опытных. Но, чтобы вот так, с девушкой...

— Ой, как все запущено! Девушки нет, и не было?

Таня будто прочитала его мысли.

— Не было, и нет.

Она ненадолго задумалась. Никита сидел как примороженный, ожидая от своей тетки всего, чего угодно. Могла и посмеяться, а могла и дать посмотреть. С нее станется, слишком уж она просто себя ведет. Но ни того, ни другого не дождался.

— Ладно, Никитос, я что-нибудь придумаю. Не вешай нос. Я пойду одеваться, мне по делам надо. Вечером поболтаем.

Она встала, и, покачивая бедрами, ушла к себе в комнату.

***

Таня тихо открыла дверь, скинула ночнушку и легла рядом. Никита смело откинул одеяло и надавливая Тане на голову, подтолкнул ее к члену. Губы обхватили головку. Нежно посасывая, Таня нанизалась ртом на член и задвигала головой. Никита нащупал в темноте ее большую мягкую грудь, крепко сжал и... кончил.

Вот бы так на самом деле! С этой мыслью он выжал последние капли спермы, стряхнул в унитаз, и вытер кончик головки туалетной бумагой. Член продолжал стоять, а мысли занимала Таня, голая, возбужденная, горячая. Желающая только одного — чтобы Никита трахнул ее как следует, и, непременно, спустил ей в рот или на лицо.

Разрядки не получилось. Таня уже два часа решала какие-то свои дела, а он ходил по дому с дымящимся членом, не зная, куда себя деть. Вот и не выдержал. Он бы и так этим занялся. А куда девать энергию, когда организм бурлит, сперма чуть ли не из ушей капает? Два-три раза в день, как норма. Если матери дома нет, можно в постели, а так, обычно спускал в унитаз. Ну и ночью, само собой, перед сном. Потом спится слаще.

Никита натянул трусы, скользнул взглядом по ванной и замер. В корзине для грязного белья лежали узкие черные трусики. Это ее. Точно! Таня ведь ночью мылась. Он цапнул находку и понес в свою комнату. Завалившись на кровать, внимательно рассмотрел, погладил жесткие кружева, растянул. Осторожно понюхал и радостно проорал:

— Твою мать! Твою мать! Твою мать!

Вот, оказывается, как пахнет женщина! Он откинулся на подушку, и не переставая втягивать дурманящий запах, схватился за член. Снова думая о Тане, с остервенением работая кулаком, он уже через пару минут забрызгал живот белыми густыми каплями и, с блаженной улыбкой на лице, замер, слушая, как успокаивается бешено стучащее сердце.

В замке скрежетнул ключ. Никита в панике подхватился, заметался по комнате. Не найдя, чем вытереть сперму, повозил по животу Таниными трусами и натянул трико с футболкой. Покрутился, лихорадочно соображая, куда спрятать трусы, сунул их под матрас.

— Никитос, я дома!

Вернулась Таня. Он, как ни в чем не бывало, вышел в прихожую.

— Ну, чем занимался без меня?

Таня чмокнула его в щеку и принюхалась.

— Да так, книжку читал.

— Ну-ну. Книжка, видать, эротическая. Сходи в душ, не хватало еще, чтобы мать унюхала.

Никита опустил голову, сообразив, что раскрыт, и отпираться бесполезно.

— Да не пузырься, я никому не скажу. И, что бы ты не комплексовал, я тоже этим балуюсь.

Он уставился на Таню, не веря своим ушам. Как можно так просто об этом говорить? Но Таня потрепала его по волосам, и проворчала:

— Постричь тебя нормально надо, ходишь как... чувак. Иди уже.

Замотивировав его крепким шлепком по заднице, Таня ушла к себе, переодеваться.

В ванной, стоило только намылить член, как он снова пробудился. Но Никите было не до того. Таня. Ее непосредственность смущала, но по намекам, он чувствовал, что скоро произойдет что-то такое... «такое». Интересный разговор «про это» уж точно будет, а там посмотрим.

Таня сидела у себя, рассматривая какие-то бумаги. Длинный до пола халат, прихваченный пояском, снизу открывал голые ноги, а сверху едва прикрывал грудь.

— Заходи, чего стоишь? Или ты не у себя дома?

Никита послушался, сел рядом. Помолчали. Таня, наконец, отложила документы, потянулась, выпятив грудь. Он смотрел, уже не стесняясь. Ждал, что еще выкинет его такая непосредственная и простая в общении, тетка.

— Хочешь поговорить. — Она не спрашивала, а утверждала. — Иначе бы не зашел. Ты не стесняйся, спрашивай. Чем могу, как говорится. Только учти, если хочешь что-то узнать о женщинах, твоя мать не должна знать, что я тебе что-то такое рассказываю.

— Почему?

— Она меня считает... увлекающейся девицей.

Никита не понял.

— В смысле?

— Что я сплю со всеми подряд. А как не спать? Но не со всеми, конечно. С теми, кто нравится. Не попробуешь, не поймешь, что за человек. Вот, допустим познакомилась я с мужчиной. Всем хорош, умный, веселый, и при деньгах. Что, сразу замуж бежать? А если у него... там, ничего не может? Это же катастрофа, понимаешь? Как с таким жить? Для меня секс не последнее в жизни дело.

Никита поднял на нее взгляд, встрепенувшись при слове секс.

— Что? Так и есть.

Он снова опустил голову, и уставился в пол. Смотреть в вырез ее халата или на голые ноги было невыносимо. Хотелось протянуть руку, дотронуться до запретного, ощутить мягкость кожи.

Все-таки трудно говорить на такие темы. Как спросить? Да и что спрашивать? Он и так считал себя чрезмерно просвещенным в этой теме. Интернет всему научит, если захочешь.

— Да потрогай, госспади!

У Никиты отвисла челюсть. Как это она все понимает? Что, у него все на лице написано? Пока он рефлексировал, Таня взяла его руку и положила себе на колено.

— Легче стало?

Она вдруг обняла его за шею, повалила на кровать и легла сверху.

— Послал Бог племянничка! Ну ничего, я тебе... ой!

Таня почувствовала, что ей в лобок упирается нечто твердое.

— Никитос, поросенок! Ты что... хочешь меня?

Никита завороженно смотрел, как она будто в замедленной сьемке опускает голову, вытягивает губы для поцелуя. Но в последний момент Таня поцеловала его в нос и перекатилась на кровать.

— Нельзя нам. Мать твоя меня убьет.

Снова клацнул замок входной двери, потянуло сквозняком. Таня шепотом погнала его из комнаты:

— Иди мать встречай. И помни, что я тебе сказала.

Мама, увидев влажные волосы Никиты, с подозрением спросила:

— Ты чего это среди бела дня мыться удумал? Когда такое было? Где Таня?

Никита с раздражением подумал, что с момента приезда тетки приходится врать чуть ли не на каждом шагу. Вот что ему сейчас говорить?

— Да, волосы грязные, вот я и... а Таня у себя, вроде... Ходила куда-то утром.

Надеясь, что врать больше не придется, он понес сумки с продуктами на кухню. После короткого разговора с мамой на кухню зашла Таня. Подмигнула и села за стол, наблюдая, как он разбирает сумки. И тут грянуло!

— Никита! Это что такое?!

Таня вопросительно посмотрела на него и нахмурилась. Мама продолжала бушевать:

— Чем ты тут занимаешься?! Откуда это?!

На кухню вошла мама брезгливо держа двумя пальцами... Танины трусы. Черные. Прелый запах застоявшейся спермы чувствовался даже на расстоянии. Уже спокойнее, но от этого стало только страшнее, спросила:

— Это чье? И почему оно в...

Мама постеснялась сказать «в сперме» и замолчала. Таня пряча улыбку опустила голову.

— Я думала ему белье сменить, раз уж помылся, а тут нахожу под матрасом эту гадость!

Она грозно посмотрела на Таню.

— Ты случайно не знаешь, сестренка...

У Никиты похолодело внутри. Так и не придумав достойного ответа, промямлил:

— Это я нашел. Это мое...

— Где нашел? У нас что, женские трусы на улице валяются?

Таня, узнав свои трусики, и понимая, что племянник не хочет ее вмешивать, заступилась:

— Натка, выкини это в мусорку. Хватит. Никита, сдрысни отсюда.

Он, красный как рак, с удовольствием подчинился и вылетел из кухни. Застилая белье, брошенное мамой, он еще долго слышал ее возмущенные возгласы, но вскоре она успокоилась. Они там еще долго в полголоса о чем-то говорили. Через полчаса в комнату вошла Таня, и Никита получил довольно болезненную затрещину.

— Это тебе за мои трусы.

Она поцеловала его и прижала голову к своей груди.

— А это за то, что не стал меня впутывать в это скользкое дело.

— Тань... что теперь будет?

— Да ничего не будет. Она же твоя мать, жив останешься. Со временем забудется. Мой тебе совет: веди себя как примерный ребенок и не давай ей повода припомнить сегодняшний залет. А твою проблему надо решать. Так и до резиновой женщины недалеко.

Никита с наслаждением вдыхая аромат ее тела, пробурчал не поднимая головы:

— Я больше не буду.

— Ой, вот только не надо! Сядь.

Никита сел на кровать, Таня примостилась рядом и продолжила, уже шепотом:

— Ты у матери трусы не воровал?

Никита с возмущением помотал головой.

— И то хорошо. Не все потеряно. И что, тебе это так нравится?

— Да я, вообще-то, в первый раз. На меня что-то нашло, не знаю...

— Это начало фетишизма, Никитос. Как онанизм. Чем дальше, тем труднее отказаться. И кто знает, к чему может привести воровство трусов... Главное, со своими тараканами в голове не лезть в чужую жизнь, не мешать другим.

Она задумалась и через минуту кивнула, будто отвечая на свой невысказанный вопрос:

— Ладно, так и быть. Когда у Натки... у мамы ночная смена?

— Завтра.

У Никиты скакнуло и часто забилось сердце, щеки залил густой румянец. Таня еще раз кивнула, уже привычно потрепала его по волосам и вышла. До самого вечера он сидел в своей комнате, боясь попасться матери на глаза. А ближе к ночи, воровским манером проник на кухню. Стараясь не греметь кастрюлями, набрал себе котлет с хлебом.

Перед сном пришлось еще раз выйти, в ванную. В корзине, на самом верху лежали Танины трусы! На этот раз белые. Рука сама потянулась. Забыв о наставлениях, он прижал мягкую ткань к носу и глубоко вдохнул.... Ванную сотряс громкий кашель. Таня вымазала трусы какой-то гадостью, типа аммиака. Воняло так, что заслезились глаза. Никита, чертыхаясь, кинулся умываться. Сзади раздался страшный шепот:

— Вкусно?

Никита вздрогнул. У двери стояла Таня, уперев руки в бока.

— Иди уже отсюда. Из-за тебя скоро без трусов останусь.

Пристыженный, Никита убежал к себе и зарылся под одеяло. Стыдоба! Второй раз так глупо попасться! Все, больше никогда в жизни не притронусь! Но самобичевание не успокоило. Он лежал с открытыми глазами, думая о завтрашнем вечере. Не передумает ли Таня из-за того, что он не сдержал слова?

Из ее комнаты донеслись едва слышимые стоны и вздохи. Никита, как борзая на охоте, навострил уши и закрыл глаза, представляя, Таню, лежащую на спине с широко разведенными ногами. Как она трет пальцами только ей известные чувствительные места и извивается от удовольствия.

Член быстро вырос в размерах, упершись головкой в низ живота. Боясь, что стоны вот-вот прекратятся, Никита заработал кулаком, и, не прошло и минуты, как сперма брызнула на живот. Сначала тугой длинной нитью, потом, с короткими толчками, каплями поменьше. Дослушав затихающие стоны из спальни за стеной, он понял, что не подготовился к своему ежевечернему удовольствию. Хоть бы бумаги кусок оторвал. Но из ванной пришлось спасаться бегством, так что придется подождать. Больше он не собирался рисковать.

Борясь со сном и боясь повернуться, чтобы не испачкать простыню, он терпел целый час, развлекая себя видениями о Тане, от которых снова вставал член, и гулко билось сердце. На часах было уже два ночи, когда он решился на вылазку. Не включая свет, тщательно вытер подсыхающую сперму и, выйдя из ванной, пошел совсем в другую сторону. Неуемное любопытство пересилило здравый смысл.

Никита не ошибся в ожиданиях. Таня спала голой, на спине, раскинув руки и ноги. Он где-то читал, что это называется «королевская поза», тот, кто так спит, уверен в себе, сильная личность и все такое.... Пожирая взглядом большую, разъехавшуюся на стороны грудь, мерно вздымающийся живот и темнеющее от коротких волос место между ног, он сделал шаг. Еще один, еще. Сел возле кровати, разглядывая пухленькие складки половых губ. Мелькнула шальная мысль притронуться, пощупать. Но он крепко сцепил пальцы в замок, чтобы не наделать глупостей.

Возможно, завтра она разрешит, позволит прикоснуться. А может, и... Жаркие мысли снова захватили разум, Никита не удержался и провел пальцем по гладкому бедру. Шелковисто и тепло. Мягко и упруго. И еще...

— Щекотно. — Вслух закончила его мысль Таня.

Попался в который раз. Бежать было поздно, поэтому он просто сидел, ожидая очередной трепки и позорного выдворения из комнаты. Таня повернулась на бок, сиськи аппетитно собрались вместе, придавив одна другую, а линия бедра и талии образовали захватывающую дух крутую горку.

— Я понимаю твое нетерпение, тем более после моих намеков. Но не мог бы ты свалить отсюда как можно быстрее, пока твоя мать...

Дальше он уже не слышал. Его как ветром сдуло.

Никита проснулся только после обеда. Не открывая глаз прислушался — тишина, как и должно быть. Мать на работе, Таня... а что она сейчас делает, интересно?

Таня брила ноги. Голышом. Сидя на бортике ванной, скинув халат на кафельный пол. Там ее и застал Никита, сначала пробежавшись по всем комнатам. Дверь оказалась открытой. Он распахнул ее, машинально дернув за ручку, и застыл на месте.

Сейчас, при свете дня, когда видна каждая складочка, каждая родинка, Таня казалась самой красивой, самой... самой-самой. Ее красоту не портило то, что ноги вымазаны пеной, а грудь висела, тяжело подрагивая от каждого движения руки. Волосы собраны в пучок, как у купальщицы на какой-то картине, на плече простое вафельное полотенце.

— Закрой дверь... с этой стороны. А то сквозняк.

Никита прикрыл дверь и сел на пол. Таня без лишних слов перешла к самому важному:

— Если ты думаешь, что состоявшийся секс, это заслуга мужчины, ты ошибаешься. Вы вообще тут никакой роли не играете. Почти. Но об этом позже.

Таня вытерла пену полотенцем, полюбовалась блестящей кожей и продолжила:

— Если женщина чувствует, что у нее что-то не так, например, ноги плохо выбриты, — она похлопала себя по бедру, — то никакого секса не будет. Бывают, конечно, исключения. Это заниженная самооценка, обстоятельства, из жалости, и прочие факторы. Я понятно излагаю?

Никита кивнул и подумал, что ей сейчас пошли бы очки. Таня будто читала лекцию.

— Теперь о мужчинах. Косвенно, так как от вас, повторяю, ничего не зависит. Если в облике мужчины женщине покажется отталкивающей или, Боже упаси, отвратительной какая-нибудь, даже мельчайшая деталь, то... сам понимаешь. Это может быть что угодно: от серьги в ухе и до нестриженых ногтей на ногах. — Она преувеличенно тяжело вздохнула. — Хотя последнее обнаруживается уже в постели. Вопросы?

Никита помотал головой.

— Хорошо. Теперь выбрось все, что я сказала, из головы, снимай трусы и лезь ко мне. Потому что, что? Главное — гигиена.

Команда «снимай трусы», послужила спусковым крючком. Если до этого член от испуга своего хозяина висел безжизненной колбаской, то сейчас воспрянул, выпрямился и заблестел натянутой кожей. Никита, прикрывая его рукой, полез в ванну.

— Ну-ка, руки убери. Чего ты стесня...

Таня изобразила на лице восхищение. Почти неподдельное. Это была часть игры, но зачем об этом знать неопытному подростку? Мужчине главное что? Не упасть лицом в грязь перед предметом своей любви. Ну, или похоти, не суть. А член у Никиты был очень даже ничего, больше, чем у многих, кого Таня к себе подпускала.

После такой реакции Никита осмелел. Включил душ, намылил губку и приложил к Таниной груди. Если бы еще сказать что-нибудь такое же умное, или смешное, на худой конец. Но ни одна здравая мысль его не посетила. Поэтому, он просто начал намыливать тело стоящей перед ним красавицы. Таня одним движением распустила волосы и помотала головой. Рассыпавшись, волосы прилипли к телу мокрыми блестящими змейками, пуская из острых кончиков тонкие ручейки горячей воды.

Пораженный осознанием того, что у женщины тоже что-то начинает топорщится, если потереть, он рассматривал набухшие Танины соски, забыв, зачем его сюда позвали. Нет, конечно, он знал, что так должно быть. Но увидел-то в первый раз. Таня взяла его руку и повозила по своему животу.

— Не отвлекайся. У тебя впереди еще много открытий.

Он только сейчас заметил, что на лобке нет ни одного волоска. А еще вчера ночью там красовался аккуратный треугольник. Он провел ладонью по гладкой коже, запустив в складку палец, за что получил шлепок по руке.

— Но-но, не торопись. А то я тебя прямо тут... всему свое время.

Таня повернулась спиной и наклонилась, приглашая потереть спинку. И еще одно открытие не заставило себя ждать. У Тани был аккуратный розовый анус. Складочка к складочке. Как в порно. Он провел по нему губкой. Анус сжался и тут же расслабился, реагируя на прикосновение.

— Тань... я больше не могу!

— Чего?

— Ну, кончу сейчас.

— Ну, так кончай, кто тебе не дает? Тебе даже полезно, знаю я вас, скорострелов.

Она не оборачиваясь, нащупала член, качнула несколько раз рукой, и он выстрелил прямо между ее ягодиц, залив розовую дырочку спермой. Никита, подергиваясь от толчков, с улыбкой наблюдал, как белые сгустки смываются водой и стекают по ногам, растворяясь на дне ванны.

Успокоившись, он принялся за дело всерьез. Таня только кряхтела от удовольствия, пока он с силой растирал ее розовую кожу докрасна.

— Все, теперь я.

Она совершенно как мама в далеком детстве, натерла его мылом, смыла, еще раз натерла, не забыв все стыдные места. Даже залезла мыльным пальцем в задницу и покрутила, чем вызвала румянец на и так красных щеках Никиты.

После такого душа, казалось, что хочется только одного — отдохнуть. Они упали на Танину кровать и лежали без движения, отходя от горячей воды.

— Что ты там ерзаешь? Успокойся.

Никита, переживая за свою эрекцию, тайком проверял, как быстро встанет член.

— Тебе член еще не скоро понадобится, дорогой. Я сама об этом позабочусь, не переживай.

— А что мы тогда будем делать?

— Доставлять мне удовольствие. Я же не могу, как ты, подергал и кончил. Мне надо настроиться.

Все случилось так, как Никита фантазировал, но с точностью «до наоборот». Таня обняла его за шею и потянула головой к своей промежности.

— Попробуй меня на вкус.

Он улегся между расставленных ног. Пахло вкусно, пожалуй, чистым телом, больше ничем. Высунув язык, осторожно коснулся горячей кожи, просунул его между половых губ, и уперся в какие-то женские недра, недоступные пока для его понимания. Таня прикрыла глаза, и с придыханием прошептала:

— Ниже...

Никита опустил язык немного ниже, и он... провалился. Кажется, именно сюда должен входить член. Покрутил языком между горячих складок и почувствовал, что на языке остается что-то вязкое. Таня начала тихо постанывать и подталкивать его голову ближе к себе. Он подвигал головой вперед-назад, Таня убрала руку. Значит, он делает все правильно. Во рту стало собираться все больше и больше этой странной жидкости, в дырочке зачавкало. Никита поднял глаза, чтобы понять, что чувствует Таня, и улыбнулся. Таня лежала с закрытыми глазами, прикусив губу, и покручивала пальцами соски. Она вдруг как-то по-особенному вскрикнула, сжала его голову ногами и выгнулась в спине. Руки зашарили по постели, собирая в кулаки простыню. Жаль, что сейчас не видно ее лица, но Никита понял, что это и есть оргазм. Настоящий женский оргазм. Таня застонала, сипло, как простуженная, напряглась и расслабленно опала на постель. Он продолжал лизать, на всякий случай, но Таня оттащила его за волосы, прошептав:

— Хватит, хватит, дурачок. Я уже все.

Но Никита все никак не мог успокоиться. Он же первый раз доставил женщине удовольствие! Будто не желая расставаться с полюбившейся игрушкой, он согнул Тане ноги и, не касаясь половых губ, прошелся языком по внутренней стороне бедра. Слева, справа. Слева, справа. Таня затихла, больше не пытаясь его оттолкнуть, только снова уцепилась за простыню и закрыла глаза. Целуя и щекоча языком ногу, Никита добрался до сморщенной дырочки ануса. Она выглядела такой чистой и нежной, что он не раздумывая лизнул ее. Таня вздрогнула и ойкнула, но не остановила. Язык смелее запорхал вокруг ануса, описывая круги, тыкаясь в него кончиком. Таня лихорадочно пошарила по тумбочке рукой, нашла крем и протянула Никите.

— Палец!

Никита не прекращая творить волшебство языком, мазнул крем и приложил палец к мокрой дырочке. Преодолев сопротивление сжатых мышц, палец провалился в горячее и гладкое. Двигая им как членом, Никита продолжил вылизывать все, что попадало «под руку» — холмик лобка, мягкие складки губ, бедра. Изо рта текла слюна, и смешиваясь с Таниными выделениями, капала на простыню, собираясь в большое мокрое пятно.

Таня мелко задрожала, анус сжался, не давая двигать пальцем, но Никита не сдавался. Перестав лизать, он смотрел, как складки вдавливаются и вытягиваются наружу, крепко обхватив белый от крема палец. Сунув большой палец в вагину, он с удивлением почувствовал, что их разделяет только тонкая перегородка.

Таня часто задышала, выписывая бедрами восьмерки, подаваясь навстречу его руке. Она заметалась головой по подушке, уже не постанывая, а взвизгивая и смеясь.

— Все, все, прекрати! Я больше не могу!

Он с сожалением вынул пальцы и сел, в тайне надеясь, что все было не так уж плохо, для первого раза. Таня отдышалась и притянула его к себе. Никита почувствовал, как часто бьется ее сердце.

— Это было хорошо?

— Спрашиваешь! Укатал тетку, даже не всунув. Ой, мне надо передохнуть...

Таня благодарно поцеловала его в губы.

— Слушай, я полежу немного? Прости, но ты сам виноват. Разве можно так?

Когда Таня уснула, Никита осторожно высвободился из объятий и сел рядом, рассматривая ее красивое, совсем не девчачье, а настоящее женское тело. И ведь не расскажешь никому. Это же инцест, когда родственники... жаль, что она его тетка. Скорее всего, это больше никогда не повторится. Как она сказала? Из жалости? Пожалела она его или... Он осмотрел ногти на ногах. Вроде стриженые.

Ему вдруг стало себя жалко. Грустно, когда понимаешь, что все хорошее всегда заканчивается. Грустно вдвойне, если знаешь, когда именно. Через несколько дней она уедет, и все. Он шмыгнул носом и задрал голову, чтобы набежавшие слезы не потекли по щекам. Стыдно. Таня открыла глаза, будто и не спала.

— Что за слезы, маленький? Ты чего, Никитка?

Он прижался к ней, пряча лицо в мягкой груди и, не выдержал, заплакал. Таня, поглаживая его по голове, ждала, когда он успокоится, не приставая с расспросами. Всхлипывая и вздрагивая, Никита сдавленно выговорил:

— Ты уедешь, и все! Я так не хочу!

Таня чуть не засмеялась в голос.

— Да куда я уеду? Я же у вас в городе работу нашла. А сейчас квартиру меняю, чтобы вам глаза не мозолить. У меня будет здесь своя квартира! И я там буду одна. Сечешь?

Никита отстранился, посмотрел Тане в глаза, и, улыбаясь, снова прижался к ее груди.

— А сейчас мы насовсем потеряем твою девственность, и чтобы после этого никаких слез! Мужик не плачет. Бывают, конечно, исключения...