В последующие месяцы я начал ценить все те замечательные маленькие причуды и особенности, которые обнаруживаешь в начале новых отношений. Например, Карина терпеть не могла приправы: кетчуп, горчицу, майонез, соус для барбекю – практически все, что придавало вкус еде. Она была суеверна, старательно избегала черных кошек и лестниц, и даже держала свою вторую спальню постоянно запертой только потому, что в первый день грузчики разбили там зеркало. Она обожала мюзиклы, но у нее был ужасный голос, что, к сожалению, не мешало ей напевать в душе песни из «Les Misérables».

Одним субботним утром, пока я рылся в кухонных ящиках в поисках запасного USB-кабеля, чтобы зарядить свой телефон, из ее ванной комнаты доносилась искалеченная версия песни «Еще один день». В глубине одного из ящиков с хламом я заметил сложенную брошюру. Мое внимание привлек логотип, потому что я сразу же узнал его. Это была брошюра галереи Кифера.

Я достал ее из ящика и разгладил на прохладном граните кухонного острова. В нем была реклама аукциона, который галерея проводила в следующем месяце. Страницы были испещрены глянцевыми фотографиями картин.

Меня злило, что Карина интересуется аукционом в галерее, где работает Лорен. Я знал, что это иррационально. Несправедливо ожидать, что Карина будет принимать во внимание мой неудачный брак, рассматривая возможность покупки произведения искусства. Но меня расстроило, что она никогда не упоминала об этом. Было похоже, что она даже пыталась скрыть брошюру. Это было неискренне.

Я сложил брошюру и положил ее обратно в ящик, в то самое место, где нашел. Я просто притворюсь, что ничего не знаю, и посмотрю, признается ли она. Теперь неискренним был я, но мне было все равно.

Карина вышла из душа в одном лишь пушистом белом полотенце. Я стоял в гостиной, глядя на картину с изображением рыбака, отвязывающего лодку от причала. Она прошлась босыми ногами по паркету и обхватила меня руками, проводя ладонями по моей груди и вжимаясь грудью в мою спину.

– Это одна из моих любимых, – сказала она.

– Она прекрасна, – сказал я. – Все эти работы прекрасны.

Я повернулся к ней лицом и поцеловал ее в макушку. Ее волосы были еще влажными после душа. Капелька воды просочилась между ее грудей и скрылась под полотенцем.

– Есть планы пополнить коллекцию? – спросил я.

Она подняла на меня глаза. На мгновение выражение ее лица изменилось, и я вспомнил, как она сканировала комнату в день нашей встречи, ее глаза, казалось, впитывали каждую деталь. Затем ее лицо смягчилось.

– Вообще-то, да, – ответила она с нервной улыбкой. – Есть один или два экспоната, за которые я хотела бы поторговаться.

– Замечательно. И когда аукцион?

– В следующем месяце.

– В какой галерее?

Она вздрогнула.

– Ладно, не сердись. – Она закрыла глаза, сделала вдох, затем открыла их. – В галерее Кифера. Пожалуйста, не злись, – повторила она.

– Почему я должен злиться? – спросил я, как будто это была самая глупая идея в мире.

– Ну, не знаю. Просто... там работает Лорен, и я беспокоилась... может быть... неважно. Это глупо. Мне жаль. Я должна была сказать тебе раньше.

– Не бери в голову, – сказала я. – Я рад, что ты нашла то, что тебе нравится.

Я надеялся, что мои слова успокоят ее, тем более что я чувствовал себя слегка виноватым за то, что пытался уличить ее во лжи, но вместо этого она выглядела еще более нервной.

– Есть еще одно, – начала она. – Если я выиграю торги, не мог бы ты проверить для меня картину?

Должно быть, я выглядел удивленным, потому что она быстро добавила:

– Я тебе, конечно, заплачу. Я не прошу о халяве. Просто мне будет легче, если ты взглянешь на нее.

Я не понял, пытается ли она смягчить мои обиды или на самом деле не доверяет Лорен в выполнении ее работы. Хотя это не имело значения. Обе причины были хорошими.

– Безусловно, – сказал я. – Конечно, поскольку она из галереи Кифера, мне придется взять с тебя двойную оплату.

Она рассмеялась и, казалось, наконец-то расслабилась.

– Тогда жду от тебя наилучшей работы, – сказала она, вставая на носочки, чтобы поцеловать меня.

Я просунул руки под полотенце и провел по теплой коже ее попы.

– Я всегда делаю свою работу лучше всех, – сказал я.

Я поднял ее с пола, и она вскрикнула, для равновесия обхватив меня ногами. Я понес ее в спальню.

Она усмехнулась и ослабила полотенце. С каждым шагом оно сползало все ниже, открывая восхитительные выпуклости ее грудей, затем один розовый сосок, уже напряженный и манящий.

***

Иногда, закончив первичный осмотр картины, невозможно избавиться от ноющего чувства, что что-то не совсем так. Именно так я чувствовал себя после разговора с Кариной.

Когда чувствую себя так с картиной, то делаю второй, а иногда и третий проход, чтобы посмотреть, не смогу ли обнаружить что-то, что пропустил в первый раз. В случае с Кариной я не знал, что делать.

Ее визиты в мою лабораторию стали реже, потому что она была погружена во внештатный проект, так что, я виделся с ней в основном по вечерам. Я стал отрываться от работы, чтобы проехать мимо ее дома в случайное время суток. Я не знал, что ожидаю найти. Ничто не казалось необычным.

Иногда я заходил к ней без предупреждения во время обеда. Я говорил себе, что делаю это в ответ на все те случаи, когда она приносила мне обед, пока я был занят, но на самом деле это был лишь повод убедиться, что она на самом деле дома. Карина всегда была рада меня видеть и обычно приглашала остаться и поесть с ней.

Я знал, что моя паранойя проистекает из проблем с доверием из-за измены Лорен, и беспокоился, что если продолжу идти по этому пути, то испорчу прекрасные новые отношения, прежде чем они успеют укорениться. Такое было бы не в первый раз. Я решил перестать быть таким саморазрушительным.

Проблема в том, что я никогда не умел придерживаться принятых решений. Однажды утром, после того как ушел от нее на работу, я вернулся пешком и сделал несколько кругов по боковым улицам рядом с ее домом. Примерно через сорок пять минут у ее двери появился мужчина. Я был слишком далеко, чтобы разглядеть его. Карина открыла и быстро поцеловала его в обе щеки, прежде чем впустить.

Мой желудок забурчал, и на мгновение мне показалось, что меня сейчас стошнит. Я подавил тошноту и сказал себе не делать поспешных выводов. Это мог быть друг или родственник. Тайные любовники обычно не обмениваются поцелуями в щеку в европейском стиле, – рассудил я. Когда приду к ней домой, она, вероятно, даст вполне разумное объяснение и представит меня.

Я отправил ей быстрое сообщение, бодро идя к ее двери.

«Привет. Забыл зарядное устройство. Нахожусь неподалеку, так что, заскочу за ним».

Ее ответ пришел через минуту.

«Конечно. Где оно? Я тебе его вынесу».

«Не помню точно. Просто впусти, и я сам найду. Не хочу отвлекать тебя от работы».

На этот раз она ответила не сразу.

«Хорошо. Дай знать, когда подъедешь».

«Уже рядом», – напечатал я.

– Ого. Ты быстро, – сказала она, открывая дверь мгновение спустя.

– Прости. Я должен был написать раньше.

– Все в порядке. Я рада тебя видеть. Жаль, что не можешь остаться. – Она скорчила гримасу. – Мне одиноко.

– Одиноко? – спросил я.

– Да. Торчу здесь одна, работаю, когда могла бы...

Я не стал ждать, пока она закончит. Теперь я поднимался по ступенькам, перепрыгивая через одну. Карине приходилось почти бежать трусцой, чтобы не отстать.

– Что случилось, Адам? – В ее голос вкралась нотка паники.

– Ты никогда не казалась мне суеверной, – сказал я.

– О чем ты говоришь?

– О том, что ты никогда не пользовалась второй спальней, потому что грузчики разбили там зеркало.

– Ты меня пугаешь.

Я был уже в коридоре, направляясь к запасной спальне.

– Он там? – спросил я.

– Адам, послушай...

– Открывай, или я ее сломаю.

– Подожди секунду.

– Ответ неправильный.

Я пнул дверь. Сильно. Петли скрежетнули, но выдержали.

– Прекрати! Пожалуйста!

Я отступил назад и ударил ногой еще раз. Раздался громкий треск и звук раскалывающегося дерева.

Я поднял ногу и прицелился, но прежде чем смог нанести последний удар, дверь распахнулась. В дверях стоял высокий мужчина с длинными светлыми волосами и глубокой расщелиной на подбородке. На вид ему было около пятидесяти.

– Не стоило стучать. Я вас услышал. Пожалуйста, входите.

Он говорил с французским акцентом и жестом указал на интерьер комнаты.

Я прошел мимо него и осмотрелся. Большое окно в дальнем конце комнаты заливало пространство светом. У стены в правой части комнаты стояли различные предметы старинной деревянной мебели. Некоторые предметы мебели выглядели разобранными или разрезанными на мелкие кусочки. В углу на полу лежал простой белый матрас с одной подушкой.

На другой стороне комнаты стоял длинный деревянный стол, заваленный банками разных форм и размеров. В большинстве из них хранилась краска. В некоторых лежали кисти. Рядом со столом стоял небольшой стеллаж на колесиках, где хранились дополнительные краски.

В центре комнаты стоял большой мольберт, на котором была прикреплена наполовину законченная картина. Это был натюрморт в безошибочном стиле Анри Матисса.

Карина говорила спокойно и медленно.

– Адам, это – Максим.

Я посмотрел на мужчину, затем на белый матрас в углу комнаты. Карина проследила за моим взглядом.

– Максим не мой любовник, – сказала она. – Он – мой деловой партнер. Он специализируется на закупках. – Она жестом указала на мебель и краски. – Пигменты, холст, дерево, все что мне нужно. Он лучший в мире в своем деле. Без него я была бы никем.

Карина тепло улыбнулась Максиму.

– Она слишком скромна, – сказал мне Максим. – У нее дар. Она может работать детской кисточкой и писать пальцами, создавая гениальные картины.

Он повернулся к Карине.

– Думаю, может быть, оставлю вас наедине, да?

– Спасибо, Максим, – сказала она.

Он повернулся и вышел из комнаты. Я смотрел, как он уходит, все еще слишком ошеломленный, чтобы говорить.

Мы с Кариной молча стояли рядом, оба уставившись на холст в центре комнаты. Похоже, она понимала, что мне нужно время, чтобы все осознать и переварить.

– Уокер, которого ты принесла в мою лабораторию, – сказал я. – Его написала ты.

– В нашу с тобой первую ночь я сказала, что мои мотивы были не совсем чисты, – сказала она.

– Зачем было приносить ее ко мне?

– Любопытство. Хотела проверить, так ли ты хорош, как тебя рекламируют. Но кроме того мне нужна была информация.

Я почти слышал, как в моем заторможенном мозгу все встает на свои места. Она хотела продать свои подделки через галерею с самым слабым из возможных криминалистов, но ей требовалось, чтобы я сказал, кто это.

Впервые она попыталась выудить у меня имя в моей лаборатории. Она сказала, что кто-то говорил, что я не лучший, но не сказала, кто именно. Я подумал, что она просто защищает свой источник информации, но правда заключалась в том, что источника у нее не было. Она все выдумала, надеясь, что я сам заполню пустоту.

В баре она повторила попытку.

«Скажи, кто, по-твоему, это был, и я скажу, прав ли ты», – сказала она. Она предполагала, что я отвечу, и это будет тот, кого я оцениваю очень низко, и которого, как она надеялась, можно будет легко обмануть.

И я по глупости назвал ей имя Лорен. А потом еще более глупо рассказал ей, как Лорен мне изменила. Когда я рассказал об этом, глаза Карины расширились, но не потому, что ей было жаль меня, а потому, что она не могла поверить в свою удачу. Она не только получила имя, которое хотела, но и знала, что Лорен никогда не станет советоваться со мной по поводу анализа своих картин.

Я был в ярости и смущении от того, насколько легко мной манипулировали.

– Брошюра, – сказал я. – Ты не покупаешь картину на аукционе. Ты ее продаешь.

Она улыбнулась. Я почувствовал, что мой гнев грозит закипеть.

– Я должен позвонить в полицию прямо сейчас, – сказал я.

– И что им скажешь? – спокойно ответила она. – Что твоя девушка пишет картины в своей комнате?

– Тогда позвоню в галерею Кифера. Уверен, им будет интересно узнать, что одна из картин на их аукционе – подделка.

– Они тебе не поверят.

– Почему ты так уверена?

– Ты сам сказал: «люди видят то, что хотят». Всем хочется верить, что они нашли нечто особенное. Это заставляет их чувствовать себя особенными. Моя работа – помочь им в это поверить.

– То есть, то, что ты сделала со мной? Обманула меня, заставив поверить, что я нашел нечто особенное?

– Не говори так. То, что у нас с тобой, иное. Ты это знаешь.

– То, что у нас – мираж. Ложь. У нас ничего нет.

Она выглядела так, будто я дал ей пощечину.

– Знаешь, Максим был на меня в ярости. Он сказал, что я поступаю глупо. Слишком рискую. Я знала, что он прав, но мне было все равно. Я хотела быть с тобой.

– Как только узнала имя, я должна была с тобой покончить. Каждый день я говорила себе, что так и сделаю, и каждый день находила оправдания, чтобы увидеться с тобой еще раз. Даже сейчас какая-то часть меня хочет верить, что все это каким-то образом разрешится.

Мое эго отчаянно хотело ей поверить, но я знал, что она просто меня разыгрывает, опять мной манипулируя.

– Чушь, – сказал я. – Ты осталась со мной только ради того, чтобы посмотреть, как я работаю, чтобы узнать, как ловлю других, чтобы не поймали тебя.

Впервые в ее глазах вспыхнул гнев.

– Думаешь, я проститутка? Трахаюсь с тобой несколько месяцев только для того, чтобы поковыряться в твоих мозгах насчет криминалистики? Ты не настолько хорош.

– Нет, я хорош.

Она рассмеялась.

– Так высокомерно. Мне не нужна твоя помощь. Ты хоть представляешь, какого успеха я добилась? У тебя и мысли не возникло бы заметить одну из моих работ.

– Я уже заметил.

– Только потому, что я сказала тебе, будто думаю, что это подделка.

– Вот поэтому тебя однажды и поймают, – сказал я. – Потому что ты веришь, что никогда не попадешься.

Я повернулся, чтобы уйти. Не мог больше находиться рядом с ней. Слишком много эмоций бурлило в моей голове.

Она схватила меня за руку.

– Не уходи. Пожалуйста.

Ее голос слегка дрожал, а глаза наполнились слезами. Это было прекрасное представление.

– Та душещипательная история, которую ты рассказала мне о своих родителях. О жизни с тетей. Блуждание по залам музея и потеря себя в картинах. Хоть что-то из этого было правдой?

Ее лицо сказало мне все, что я хотел узнать. Я вырвал свою руку из ее хватки.

– В день нашей встречи, – сказала она, – я спросила, захочешь ли ты узнать, не является ли картина, которой ты владеешь, подделкой. Ты ответил, что если любишь это произведение, то не думаешь, что это имеет значение. Помнишь?

– Помню, – сказал я. – Но я не люблю тебя, Карина.

Слезы, собравшиеся в ее глазах, хлынули по щекам. Я вышел из комнаты и начал спускаться по ступенькам.

– Куда ты? – позвала она.

На сегодня с меня было достаточно лжи, поэтому я сказал ей правду:

– Подальше от тебя.

***

Я отключил телефон и провел два дня в отеле. Мне нужно было время подумать, и я не хотел, чтобы Карина пыталась меня выследить.

Я решил не обращаться в полицию. Возможно, мне и удалось бы убедить их провести расследование, но они не смогли бы ничего доказать. Кроме того, именно я хотел поймать ее. И хотел победить ее честно и справедливо.

Мне казалось маловероятным, что у нее имеется кто-то внутри галереи, работающий с ней. Это бы лишь все усложнило и внесло ненужный риск. К тому же, я был уверен, что Карина считает, будто ей проще кого-то обмануть, чем заплатить.

Следующим моим шагом было определить, какие из картин она подделала. Я пролистал брошюру об аукционе, которую принес с собой. В ней было много пейзажей и натюрмортов – работ, очень похожих на те, что висели на стенах у Карины. Казалось, что она будет продолжать работать в этом же стиле.

Однако то, что она сказала мне перед моим отъездом, продолжало звучать в моем мозгу. Каждый хочет верить, что нашел что-то особенное, – сказала она. Я пролистал первую страницу каталога, где был представлен центральный экспонат аукциона: недавно обнаруженный портрет Модильяни. Это, безусловно, можно считать находкой чего-то особенного. Но неужели она и впрямь настолько самонадеянна?

Модильяни был одним из самых подделываемых художников прошлого века, отчасти потому, что в начале своей карьеры он имел репутацию в Париже торговца холстами за арендную плату. Из-за этого происхождение некоторых его работ было трудно отследить и легко подделать. В результате любая из его картин, выставленная на аукцион, особенно недавно обнаруженная, подвергалась тщательному изучению.

Риск был бы огромным, но такова же была бы и отдача. За подлинную картину Модильяни можно было выручить миллионы.

Если это – игра Карины, то моя следующая остановка была неизбежна. Это было место, куда я меньше всего хотел идти, но где мне больше всего нужно было быть.

***

Лаборатория Лорен была почти в два раза больше моей. У нее был доступ к последним моделям всего оборудования, которым я пользовался, плюс несколько приборов, которых у меня не было. Я с тоской смотрел на FTIR-микроскоп в углу комнаты.

– Как дела, Адам? – В ее словах сквозила фальшивая искренность. – Встречаешься с кем-нибудь?

Моя ревность в сочетании с раздражением от ее снисходительной веселости уже заставляла мою кровь кипеть.

– Нет. А тебе Престон уже сделал предложение?

– Брак – это архаичный институт. Престон в него не верит.

– Как мило. У вас это общее.

Ее челюсть сжалась от гнева, но она быстро оправилась.

– Чего ты хочешь, Адам?

Я был рад, что мы покончили с притворством.

– У вас – новый Модильяни, который вы планируете выставить на аукцион.

– Хочешь сделать ставку? Боюсь, это немного не в твоем ценовом диапазоне. Если только бизнес не улучшился?

– Я не собираюсь ее покупать. Просто хочу исследовать.

Она рассмеялась.

– Ты проделал весь этот путь, чтобы задать вопрос, на который уже знаешь ответ?

– Я серьезно, Лорен. Хочу посмотреть на него.

– Почему?

– Потому что у меня есть основания полагать, что это – подделка.

– Чушь.

– Зачем мне тебе врать?

– О, не знаю, Адам. Есть версия. Тебе все еще обидно, что я получила эту работу вместо тебя. Ты хочешь верить, что ты намного лучше меня, а единственная причина, по которой здесь работаю я, это мои отношения с Престоном. Для твоего хрупкого эго было бы сокрушительным признать, что, возможно, я тоже хороша в своем деле. Ну так, знаешь что? Это может тебя удивить, но ты – не единственный, кто умеет работать с микроскопом.

– Дело не в этом... – начал я, но она продолжала говорить вместо меня.

– Чтобы отомстить мне – за интрижку и за то, что я получила эту работу, – ты хочешь, чтобы я объявила подлинного Модильяни подделкой. Как только я это сделаю, на галерею подадут в суд за клевету. В делах, связанных с ложными заявлениями о подделке, присуждались огромные премии. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. А позже, когда картина окажется подлинной, моя репутация и карьера будут разрушены. Разве это не стало бы милым «пошла ты» для твоей бывшей жены?

– Я здесь не для того, чтобы навредить тебе, Лорен. Просто прошу позволить мне взглянуть на нее. Риск возьму на себя.

– Ты хочешь, чтобы галерея взяла самую важную вещь на этом аукционе и передала ее кому-то другому для проверки подлинности? Вместо того чтобы довериться собственному эксперту-криминалисту? Как думаешь, насколько это отразится на моей репутации? Ни за что. Ты и на милю не подойдешь к картине.

– Значит, ты уже завершила экспертизу?

– Конечно.

– И уверена, что это – подлинник?

– Ни малейшего сомнения.

– А почему так уверена?

– Потому что ее история происхождения включает современный ей фотодокумент.

Увидев мое ошеломленное выражение лица, она улыбнулась. Современная оригиналу фотография была близка к святому Граалю, когда речь шла о подтверждении происхождения произведения. Это сразу же заставило меня усомниться, на правильном ли я пути со своими подозрениями относительно Модильяни. Может быть, Карина слишком умна, чтобы настолько рисковать. Может быть, ее картина – одна из менее заметных на аукционе.

– Ты мне не веришь, – сказала она.

Она достала из ящика папку и перелистала ее содержимое. Она извлекла черно-белую фотографию и с триумфом протянула ее мне. На ней был изображен мужчина средних лет, сидящий за деревянным столом и держащий в руках частично сложенную газету. Он завтракал. Справа от него стояли красивые старинные напльные часы. Слева от него на стене висела картина Модильяни.

Я уставился на фотографию, отмечая вес и размер бумаги.

– Похоже, что она была сделана коробочной камерой, – сказал я. – Судя по размеру, я бы предположил, что это Kodak Brownie 2.

Она кивнула, самодовольная улыбка все еще красовалась на ее лице. Я достал свой телефон.

– Ты не против? – спросил я, кивнув в сторону фотографии.

– Да пожалуйста.

Я сделал снимок и вернул ей оригинал.

– Мы закончили? – сказала она. Это был не вопрос.

– С тобой я точно закончил.

– Хорошо. Можешь сам себя проводить.

Я был уже на полпути к двери, когда она меня остановила.

– Адам? – позвала она.

Я повернулся к ней.

– Никогда не появляйся без предупреждения на моей работе и не пытайся снова выкинуть такое дерьмо. Мне не нужен твой профессиональный совет, а если бы был нужен, я бы его, блядь, попросила.

***

Возможно, я мог бы добиться большего прогресса в отношениях с Лорен, если бы рассказал ей о Карине, но это бы означало признание того, что я встречался с мастером фальсификации в течение нескольких месяцев, не подозревая об этом. Я не собирался признаваться в этом постыдном факте, особенно Лорен. Кроме того, Лорен скорее поверит, что я работаю с Кариной, чем что был ею одурачен. Мне не нужна была эта головная боль.

Но если быть честным, я решил молчать потому, что защищал Карину так же, как и себя. Несмотря на то, что я сказал Карине в ее студии, у меня на самом деле есть к ней чувства. Просто после развода я так хорошо постарался закрыться от нее, что не был готов встретиться с ней лицом к лицу. Я хотел остановить ее, но также и не хотел причинять ей боль.

Проблема была в том, что я не знал, смогу ли остановить ее. Я больше не был уверен, что Модильяни – работа Карины. Даже если бы и был уверен, мне пришлось бы доказывать, что это подделка, не исследуя ее.

Лучше всего я соображаю под давлением, поэтому решил кое-что сделать. Я позвонил Норе Тернер, владелице галереи Кифера, и попросил о встрече. Нора была брюзгливой семидесятилетней женщиной, посвятившей свою карьеру укреплению репутации галереи Кифера. Она стала одной из самых влиятельных фигур в нью-йоркском мире искусства.

Я знал, что Нора не терпит дураков, но также знал, что ей небезразлична репутация. Она знала о моей репутации и упорно защищала репутацию своей галереи. Я сказал, что у меня есть информация о Модильяни, и что важно, чтобы при этом присутствовали она, Лорен и представитель продавца. Я также попросил ее о благоразумии.

Она согласилась. Прежде чем повесить трубку, она поблагодарила меня за обращение и сказала, что если я зря потрачу ее время, она меня кастрирует и выставит мои яйца в рамках специальной выставки под названием «Высокомерие».

Я договорился о встрече. Теперь оставалось лишь придумать для нее причину.

***

Неделю спустя я сидел в зоне ожидания перед конференц-залом галереи Кифера. Мои руки беспокойно двигались на коленях, а правая нога подпрыгивала вверх-вниз. Я не мог решить, плохая ли это идея. Обычно это означало, что она плохая.

Наружная дверь распахнулась, и в приемную вошла Нора Тернер. Она бодро направилась ко мне. Я успел подняться со стула как раз перед ее появлением.

– Мистер Вебер, – сказала она, не протянув руку, а просто кивнув.

– Мисс Тернер, – ответил я. – Спасибо, что организовали это.

– Все уже внутри.

– Вы им говорили, что я приду?

– Нет. Им обеим очень интересно, почему я созвала эту встречу. – Ее глаза сузились и впились в мои. – Мне и самой любопытно.

Она повернулась на пятках, и я последовал за ней в конференц-зал. Она распахнула дверь и начала говорить еще до того как вошла в комнату.

– Это – Адам Вебер, независимый специалист по судебной экспертизе. Адам, я думаю, тебе знакома Лорен Шрадер.

Лорен окинула меня таким пристальным взглядом, что казалось, будто она пытается расплавить меня на месте.

– А это – Джорджанна Уилкс, – продолжила Нора, жестом указывая на стул, где сидела Карина, – представитель нашего анонимного продавца.

Карина поднялась со стула, одарила меня приятной улыбкой и протянула руку. Если она и была удивлена моему появлению, то никак этого не показала.

– Мистер Вебер, – произнесла Карина с резким британским акцентом. – Очень рада познакомиться.

Я был удивлен, что она решила сама стать связующим звеном с галереей. Это резко увеличивало шанс на разоблачение. Большинство фальсификаторов предпочитали абсолютную анонимность. Но, с другой стороны, Карина никогда не испытывала недостатка в уверенности в своих силах.

– Приятно познакомиться с вами, мисс Уилкс, – ответил я, беря ее за руку. – Вы из Англии?

– Вообще-то из Уэльса.

– Что вы говорите? Я всегда хотел съездить в Кармартеншир, чтобы увидеть собор Святого Давида.

– О, он, безусловно, стоит того, чтобы съездить, – ответила Карина. – Хотя, боюсь, в графстве Кармартеншир вам не повезет. Собор Святого Давида находится в Пемброкшире.

– Конечно. Я ошибся, – сказал я, изо всех сил имитируя смущенную ухмылку.

Нора сообщила мне несколько подробностей о продавце, так что, у меня был шанс подтянуть географию. Карина без труда обошла мою ловушку. Либо она тоже сделала домашнее задание, либо симулировала американский акцент, а не валлийский.

Мы все заняли места вокруг богато украшенного конференц-стола. Я положил перед собой манильский конверт. Карина взглянула на него.

– Простите, если это прозвучит грубо, мистер Вебер, – сказала Карина, – но должна признаться, что не очень понимаю, зачем вы здесь.

– Это нелегко сказать, мисс Уилкс. Но боюсь, что владелец продаваемой вами картины Модильяни пытается выдать за нее подделку.

Лорен насмешливо фыркнула.

– Ты просто невероятен, – сказала она.

Карина притворилась шокированной.

– Это довольно серьезное обвинение, мистер Вебер. Не знала, что у вас была возможность осмотреть картину, – сказала она, глядя на Нору.

– Ее и не было, – ответила Нора, не пытаясь скрыть своего раздражения по поводу обвинения Карины.

– Он не знает, о чем говорит, – сказала Лорен. – Я – единственная, кто делал проверку этой картины. И она прошла ее с блеском. Ни одного анахроничного пигмента.

– Ты датировала раму? – спросил я.

– Что?

– Дерево. Ты его датировала?

Лорен бросила осторожный взгляд в сторону Норы, затем взяла себя в руки и заговорила так, словно писала эссе.

– Учитывая результаты анализа пигментации и происхождение, я не сочла нужным в данном случае...

– Это необходимо в каждом случае, – сказал я, мои слова были пронизаны презрением.

– Синтетические волокна? – продолжал я, не давая ей возможности ответить. – Ты проверила, не попало ли в краску что-нибудь, чему там не место?

– Конечно. Я всегда проверяю места на...

– Сколько мест ты проверила?

– Это просто смешно.

– Почему? Я уверен, что ты нанесла сетку и отметила каждый проверенный участок, чтобы можно было вычислить определенный процент. Не сделать этого при такой важной работе было бы грубой халатностью. Так какой процент сетки ты проверила?

– Пошел ты, Адам.

Последовало неловкое молчание. Я позволил ему затянуться, изо всех сил подавляя улыбку.

– У вас есть какие-нибудь доказательства в поддержку вашего утверждения, мистер Вебер? – спросила Нора. – Или вы просто пришли свести старые счеты? Ради вашего же блага, я надеюсь, что это не последнее.

– У него нет ни малейших доказательств, – сказала Лорен.

– Боюсь, это еще один пример твоего невнимания к деталям, – сказал я. – Помнишь, ты показала мне фотографию владельца картины, который завтракает? Ты даже была настолько любезна, что позволили мне сделать фото.

Я достал четыре копии фотографии из своего манильского конверта и передал их по кругу.

– Как я уже объяснила мисс Тернер, мужчина на этой фотографии не является первоначальным владельцем, – сказала Карина. – Он купил портрет во время поездки в Париж у домовладельца, сдававшего Модильяни жилье. Вернувшись в Нью-Йорк, он повесил ее у себя дома по приколу. Ему показалось, что вытянутая шея выглядит забавно.

– Он и прадед моего клиента были связаны бизнесом, и картина с фотографией перешли из рук в руки в рамках джентльменского соглашения по урегулированию старых долгов. С тех пор картина хранится в семье моего клиента, но лишь недавно они осознали ее ценность. Понятно, что они хотели бы избежать внимания, которое сопутствует такой находке, поэтому решили остаться анонимными.

– Есть ли у человека на этой фотографии имя? – спросил я.

– Совершенно уверена, что да, мистер Вебер, – ответила Карина, в ее голос прокрался намек на раздражение. – У большинства людей есть имя. Но мы не нашли об этом ни одной записи.

– Конечно, нет.

Я повернулся к Лорен.

– И что же показал твой, несомненно тщательный анализ фотографии?

Лорен опять посмотрела на Нору. На этот раз она отвечала уверенно, с гордостью перечисляя ряд быстро проговариваемых фактов.

– Черно-белая фотография размером 5, 7 на 8, 3 сантиметра. Снята на фотоаппарат Kodak Brownie 2 и отпечатана в фотолаборатории. На снимке видны следы износа, характерные для фотографии такого возраста. Объект на фотографии одет в одежду того времени. Мебель и столовая посуда также соответствуют эпохе. О, и субъект держит в руках газету с датой на ней.

– Я тоже всегда думал, что это чересчур прямолинейно, – сказал я, – и рад, что ты согласна.

– С чем? – сказала она, озадаченная моей реакцией на ее козырь.

– Газета. Держится именно таким образом. Позволяя нам увидеть достаточно первой полосы и заголовка, чтобы определить дату: 13 июня 1919 года. Почти так, будто это – инсценировка.

Она засмеялась.

– Инсценировка из-за того, как он держит газету? Это убого, Адам, даже для тебя.

– Знаешь ли ты, что редкие и старинные газеты можно купить? – спросил я, игнорируя ее. – Это нишевый рынок. Не так много мест продают их. Вот я их все и обзвонил.

Я взглянул на Карину. Ее лицо было безэмоциональным.

– Я сказал, что ищу копию «Нью-Йорк Таймс» от 13 июня 1919 года. Большинство сказали, что у них ее нет. Но знаешь, что мне сказал один джентльмен из Сиэтла? Он сказал: «Это удивительно. У нас никогда не было ни одного запроса на эту дату, а теперь мы получили два почти один за другим». Он сказал, что кто-то еще купил ее шесть месяцев назад.

Я повернулся к Норе.

– Мисс Тернер, память у меня уже не та что раньше. Напомните, когда, по вашим словам, этот Модильяни перешел во владение вашей галереи?

– Пять месяцев назад.

– Какое удивительное совпадение, – сказал я.

– Совпадение вряд ли является доказательством того, что фотография постановочная, мистер Вебер, – сказала Карина.

– Совершенно верно, мисс Уилкс. Совершенно верно, – сказал я, вставая. – Однако в этой фотографии есть еще кое-что странное. – Я подошел к ней и указал на место на фотографии, которую она держала в руках.

– Обратите внимание на циферблат напольных часов, – сказал я.

– Там отмечено 8:05, – сказала Карина.

– Что в этом странного? – спросила Лорен.

– Ничего. Думаю, все мы согласимся, что 8:05 утра – вполне разумное время для завтрака. Разве нет? – Я по очереди посмотрел на каждую из женщин, чтобы дать понять, что мой вопрос не риторический.

Нора кивнула. Лорен пожала плечами. Карина не двигалась.

– Мне кажется странным не время, – продолжал я. – А вот это.

Я указал кончиком ручки на циферблат напольных часов.

– У этих старинных часов есть так называемый лунный циферблат. Его трудно разглядеть на оригинальной фотографии без увеличения, поэтому я позволил себе увеличить ее и сделать несколько копий.

Я достал из конверта увеличенные снимки и передал их по комнате. При этом подмигнул Карине.

– Как следует из названия, лунный циферблат показывает текущую фазу луны. Циферблат откалиброван так, чтобы делать один полуоборот каждые 29, 5 дней, что соответствует длине лунного цикла.

– Примерно столько вы уже говорите, мистер Вебер. Не могли бы вы перейти к делу? – спросила Нора.

– Конечно. Луна и звезды удобны тем, что движутся по небу как... – я постучал пальцем по фотографии, – ну, как часовой механизм. Можно вычислить фазу Луны почти на любую дату, даже на ту, что была более ста лет назад. Тринадцатого июня 1919 года было полнолуние. Остается только гадать, почему лунный циферблат на этих часах показывает убывающий полумесяц?

Комнату заполнила тишина. Она продолжала расширяться, пока не стало казаться, что в ней почти нет места для дыхания. Наконец, ее нарушила Карина.

– Это абсурд. Эти часы можно легко остановить. Или сломать.

– Если это так, – сказал я, – тогда почему они показывают время, которое, как мы все согласились, является вполне разумным для завтрака?

Я посмотрел на Лорен и Нору. Обе смотрели на Карину.

– Откуда мне знать? – ответила Карина. – Это было сто лет назад. Может быть, владельцу было все равно, в какой фазе находится луна, а может, он просто неправильно установил циферблат.

– Думаю, вы попали в точку, мисс Уилкс, – сказал я. – Только не думаю, что это владелец часов забыл установить циферблат или установил его неправильно. Я думаю, это – фальсификаторы.

Карина была права. Мне действительно нравилось сообщать плохие новости.

– Я думаю, что вы хватаетесь за соломинку, мистер Вебер. И еще думаю, что если вы или эта галерея намерены оклеветать моего клиента ложным заявлением о подлоге, то мы воспользуемся своими правами по закону и потребуем возмещения ущерба.

– Хватит болтать, – сказала Нора. – Вы не будете ни с кем судиться. Я не убеждена, что картина – подделка. Просто нет достаточных доказательств.

Я был ошеломлен.

– Но, вы же не собираетесь продавать ее на аукционе?

– Это моя галерея, мистер Вебер. Я уверена, что могу делать все что захочу.

Я взглянул на Карину. Она улыбалась.

– Однако, – продолжала Нора, поднимаясь из-за стола, – исходя из нарушений, связанных с ее происхождением, я также не уверена, что эта картина – подлинный Модильяни. И не собираюсь рисковать репутацией галереи из-за работы, в подлинности которой не уверена.

Она повернулась к Карине.

– Боюсь, нам придется отказаться от вашей картины, мисс Уилкс. Мы снимем ее с аукциона и вернем вашему клиенту с благодарностью за предоставленную нам возможность продать ее и с наилучшими пожеланиями найти другую галерею, более подходящую для ваших нужд.

Улыбка Карины исчезла.

– Вы, конечно, понимаете, что как только вы ее снимете, каждая галерея в мире будет относиться к ней как к подделке, даже если вы и не станете утверждать, что это подделка.

– Как бы ни была влиятельна, боюсь, я еще не приобрела способность контролировать то, как другие владельцы решают управлять своими галереями, мисс Уилкс. Всего доброго.

С этими словами Нора вылетела из комнаты так же быстро и целеустремленно, как и вошла в нее.

***

Месяц спустя я почти закончил собирать вещи в своей лаборатории. Это было удивительно эмоционально. Я начал этот бизнес с нуля, и у меня было много воспоминаний в этом здании, одни приятные, другие не очень. Это была часть меня, и было трудно оставить ее позади.

На следующей неделе начиналась моя работа в качестве руководителя судебно-медицинских исследований в галерее Кифера. Нора предложила мне эту должность всего через несколько дней после нашей встречи. Очевидно, наша небольшая встреча убедила ее в целесообразности расширения отдела. Ей очень хотелось привлечь кого-то не из галереи, так как в последнее время она разуверилась в способностях своих сотрудников.

Нора сказала Лорен, что та может остаться под моим прямым подчинением. К удивлению, Лорен отказалась от этого щедрого предложения и сразу же уволилась. Узнав, что я получил эту работу, Престон, похоже, тоже решил, что пришло время перебираться на новые места. Я слышал, что он покинул Нью-Йорк и Лорен, чтобы начать новую жизнь в Сан-Франциско. Всегда жаль терять хороших людей.

Через неделю или около после нашей встречи я заехал в Проспект Хайтс. Я не ожидал найти Карину и не удивился, узнав, что ее жилище пустует уже несколько недель. Квартира была полностью меблирована, и арендатор полностью оплатил первый год аренды. По договору оставалось еще два месяца.

Я сделал перерыв в упаковке вещей, чтобы пролистать последнюю партию резюме, которые я получил на должность Лорен. Раньше у меня никогда не было помощника, и я хотел быть уверен, что выбрал правильного человека. Возможно, я и прекрасно разбираюсь в картинах, но мне еще многому предстоит научиться, когда дело касается оценки людей.

Мою работу прервал стук в дверь. Водитель FedEx оставил на тротуаре большую коробку. Я отнес ее к столу для совещаний и открыл. Внутри была картина. Вокруг рамы не было ни унции защитной упаковки, и когда я вынул ее из коробки, то понял, почему. Это был Уокер, которого нарисовала Карина.

К раме была прикреплена написанная от руки записка.

Адам,

Надеюсь, что она займет почетное место на твоей стене.

Это – ранняя работа, поэтому она слегка неуклюжа. Мне хочется думать, что с тех пор я сильно развилась. Надеюсь, когда будешь смотреть на нее, у тебя будут приятные воспоминания о нашем совместном времяпрепровождении. Для меня это так.

Жаль, что у тебя не было возможности проверить Модильяни. Сомневаюсь, что даже ты смог бы найти недостатки. Думаю, мы никогда не узнаем.

В галерее Кифера была впечатляющая работа, но ты поймал меня на формальности, так что, будем считать, что здесь ничья.

Учитывая наши профессии, уверена, что наши пути еще пересекутся. И когда они пересекутся, я готова поспорить, что ты об этом не узнаешь.

Надеюсь, ты докажешь, что я ошибаюсь. Я люблю сюрпризы.

Карина

Я улыбнулся. Такая же высокомерная, как и раньше. Только Карина могла потерять миллионы долларов и назвать это ничьей.

Я взглянул на стопку картин, которые снял со стен своего офиса, и понял, что то, что я говорил Карине в тот первый день, было не совсем правдой. Я-таки был коллекционером. Так получилось, что я собирал подделки.

У каждой картины в моей коллекции – своя история. Картина Карины стала моей жемчужиной, шедевром, созданным да Винчи из фальсификаторов, и у нее была самая интересная история из всех. К сожалению, ею я никогда не смогу поделиться. Только мы двое во всем мире знаем эту историю. Но надеюсь, что однажды у нас появится шанс добавить еще одну главу.

***

Примечание автора:

При написании этого рассказа об ученом-криминалисте, специализирующемся на разоблачении подделок произведений искусства, у меня было всего три небольших препятствия: я ничего не знаю ни об искусстве, ни о подделках, ни о криминалистике.

Чтобы прикрыть свое невежество, я провел некоторые исследования, но те из вас, кто более осведомлен в этих вопросах, могут разглядеть сквозь фасад огрехи. Так что, прошу прощения за любые очевидные ошибки.

Этот рассказ был частично вдохновлен реальной сагой о подделке, приведшей к краху галереи Кнодлера. Это интересная история, если вам нравятся подобные вещи.

Если вы дочитали до этого места, поздравляю и благодарю за чтение. Пожалуйста, оставьте комментарий, чтобы сказать, что вам понравилось или над чем, по вашему мнению, мне нужно поработать. Моя цель – стать лучше, и я искренне благодарен за конструктивную критику.

А еще лучше, напишите, не хотите ли вы как-нибудь поучаствовать в бета-чтении. Я пишу очень, очень медленно, так что, обещаю, что у вас не будет много работы.