Необходимое предисловие. Эта небольшая книжица массового тиража под названием The Countess of Discipline за авторством Becky Bell попала мне в руки совершенно случайно — она лежала в стопке себе подобных бульварных романов под объявлением «Каждая книга за 1 евро» у входа в небольшую букинистическую лавку в маленьком приморском городке, где я проводила свой очередной отпуск. Оттуда я ее, в числе прочих, и выудила, — просто, что называется, из любопытства.

На обратном пути домой она была прочитана за несколько часов — ровно за столько времени, сколько потребовалось на перелет, — и тогда этот роман не произвел на меня особого впечатления, хотя сама идея показалась мне интересной.

Спустя некоторое время я перечитала его снова, и словила себя на мысли, что что-то в нем есть. И хотя тематика BDSM и женской доминации (или, по-другому, FemDom) меня не особо волнует, текст каким-то непостижимым образом «цепляет». Хороший и образный язык, яркие и запоминающиеся герои, отсутствие заезженных клише и штампов, оригинальный сюжет — все это выделяет книгу из массы себе подобной, делает ее весьма занимательной и интересной.

Можно сказать, что мой перевод этого романа — это провокация мужской части читательской аудитории. Произведение наверняка понравится властным женщинам, госпожам-доминатрикс и просто поклонницам и поклонникам тематики женской доминации. С другой стороны, уверенным в себе, сильным и решительным мужчинам читать не рекомендую.

Как обычно, я сделала полный перевод, снабдив его подробными комментариями [они даны курсивом в квадратных скобках]. Единственно что, — исправлены определенные исторические детали, к которым, впрочем, нужно относиться снисходительно — это лишь декорации, на фоне которых развивается основной сюжет. Поэтому просто простим автору незнание определенных вещей и насладимся чувственным повествованием.

******

Одной рукой она крепко держала его яйца, а другой сжимала твердый, покрытый прожилками пульсирующий член. Склонив голову, она взяла его в рот, обхватив губами отчетливый выступ у основания головки, и начала сосать так сильно, что он застонал. Затем она сжала ствол обеими руками, заставляя плоть вздыматься под ее языком.

— Тебе нравится? — спросила она, чуть отстраняясь назад и глядя на него снизу вверх. Помада, которой были накрашены ее губы, оставила вокруг его возбужденного стержня едва заметное темно-красное колечко.

— Дааа, очень хорошо...

Она стояла на коленях у его ног, одетая в бралетт [кружевной бюстгальтер-топ без косточек с широким поясом] с концентрическим ажурным узором, плотно обхватывающим ее крупные, упругие груди. Помимо этого, на ней был черный атласный пояс, такие же черные полупрозрачные французские трусики [трусики в виде коротких шортиков, характерные для моды 30-х годов] и чулки, темные борта которых удерживались на месте широкими, прочными подвесками V-образной формы с крупными металлическими кольцами на концах. В таком одеянии и в такой позе ее кремовые бедра казались еще более налитыми и крепкими.

Она вытащила его член из брюк, но он все еще оставался полностью одет.

— Прошло много времени с тех пор, как у меня был мужчина. Настоящий мужчина. Такой мужчина, как ты, — прошептала она. — В Берлине остались только старики и мальчики. Надеюсь, ты не разочаруешь меня.

— Неужели я выгляжу так, как будто могу это сделать? — удивился он.

Он поднял ее на ноги и крепко поцеловал в губы, обнимая ее тело, лаская своими руками гладкий атлас, вдыхая ее сладкий мускусный аромат, чувствуя, как ее большие груди прижимаются к нему. Прошло много времени с тех пор, как он чувствовал что-то столь опьяняюще женственное.

Снаружи доносился непрерывный, но отдаленный гул канонады. Они оба знали, что все может измениться в любой момент.

У нее были короткие каштановые волосы, которые свободной волной спадали вниз. Он нежно погладил ее, затем провел рукой по ее спине и под пояском полупрозрачных штанишек. Тугой пояс уступил место упругой плоти. Он просунул пальцы между ее ягодицами, провел ими ниже, пока не почувствовал жесткую щеточку густых волос.

Она нашла его укрывающимся у дверей своего дома, завела внутрь и угостила шнапсом и эрзац-кофе, но при этом они почти не разговаривали. Говорить было особенно не о чем, — в любую минуту они могли погибнуть. И хотя он смог пробраться в пригород к югу от города, а обстрел в основном велся по центру, в районе Вильгельмс-плац, сюда постоянно долетали снаряды и бомбы. Снаружи улица была усеяна воронками, бомбардировки продолжались, хотя война уже почти закончилась. Гитлер был мертв, а русские были в Берлине.

Он проник двумя пальцами между ее половыми губами, бесцеремонно вонзив в нее пальцы так сильно, что она покачнулась. Ее норка уже была влажной. Она ахнула, и он почувствовал, как ее лоно сжалось вокруг него.

— Я уже такая мокрая, что чувствую, как внутри меня все течет, — проворковала она ему на ухо.

Он отстранился и начал срывать с себя одежду. Расстегнув брюки, он спустил их до колен, но прежде чем успел их снять, она схватила его за руку и потянула на кровать.

— У нас нет времени, — произнесла она.

Через две улицы от них разорвался снаряд. Звук был оглушительный, здание затряслось, задребезжали окна, сверху посыпалась штукатурка.

Он попытался стянуть с нее белье, но она оттолкнула руку и перекатилась на него, оседлав его бедра. В свете единственной свечи на прикроватном столике он увидел, как ее пальцы оттягивают в сторону ластовицу шелковых трусиков.

Второй рукой она направила его член прямо в аккуратный газончик лобковых волос, покрывавших ее киску. На мгновение он почувствовал, как жесткий ежик царапнул его плоть, и тут же, на контрасте, ощутил гладкую, влажную мягкость ее половых губ.

Женщина тут же быстро навалилась на него всем телом, и его фаллос погрузился в глубины ее влагалища. Оно было таким влажным, что послышалось громкий хлюпающий звук, но под этой шелковистой влажностью оказались упругие, эластичные мышцы, которые сжали его так же крепко, как и ее рука несколько минут назад.

— Теперь ты мой, — выдохнула она, и словно в подтверждение этого он почувствовал, как ее норка напряглась, сжимая его еще сильнее. Женщина схватила его за запястья, и прижала их к кровати над его головой, склонившись к нему и вытянув руки прямо перед собой. У нее были карие глаза, в которых от дикого возбуждения пылал огонь. И тут он понял, что даже не знает ее имени.

Она приподнялась на корточках так, что его член почти выскользнул из ее устья, а затем снова опустилась на него.

— Да, вот так... Хорошо... Очень хорошо, — мечтательно промурлыкала незнакомка.

И это было истинной правдой. Ее тело было роскошным, его изумительные изгибы были туго стянуты поясом, а черные атласные вставки на белье мерцали в тусклом свете.

Она стала двигаться на нем вверх и вниз гораздо быстрее, отпустила его запястья и выпрямилась, прижав его всем своим весом.

— Вот то, что мне было нужно.... Чего я так долго хотела... — пробормотала женщина почти про себя. Ее руки вцепились в собственные груди, зарываясь в кружева бралетта, пощипывая себя за соски. Волосы на киске стали настолько влажными, что прилипли к ее плоти, и теперь он мог разглядеть ее половые губки, которые раздвигал его член.

Мужчина почувствовал, как она вздрогнула, как задрожала всем своим телом, и внезапно изо всех сил прижала ладони к груди, царапая ногтями черный атлас, опустилась на него, прижимая клитор к основанию его члена, и закричала, — одним долгим непрерывным звуком, который затих только тогда, когда через минуту она потянулась вперед, обняла его за шею и поцеловала в губы, проникнув своим языком между его губ.

— Еще, — почти сразу же сказала она хриплым от страсти голосом. — Я хочу еще!

— Тогда возьми, — все, что он смог ей ответить.

Он наблюдал, как она приподнялась. Его член выскользнул из ее лона, и даже в тусклом свете свечи он мог разглядеть, что он блестит от ее обильных соков. Женщина завела руку за спину и крепко сжала его орган правой рукой, и когда он почувствовал, как она протискивает головку между округлыми ягодицами, плотно прижимая ее к анусу, то вновь увидел отблеск страсти в ее глазах. Наконец, убедившись в том, что член не выскользнет, она отпустила его и обеими руками раздвинула ягодицы, вновь опускаясь на него всем телом. Мужчина почувствовал, как маленькое тугое колечко сфинктера на мгновение воспротивилось, а затем внезапно уступило, открывая для него новую, неизведанную дорогу. Незнакомка не колебалась, опустившись так, чтобы его фаллос вошел в нее, полностью заполонив тесный задний проход. Она закричала во второй раз, уже одновременно от боли, и от страсти. Он увидел, как глаза его партнерши закатились, и почувствовал, как все ее тело задрожало, а мышцы ее ануса сжали его так же крепко, как и ее влагалище за несколько мгновений до этого.

Гость был уверен, что женщина кончила во второй раз, но она снова не успокоилась. На этот раз ее рука скользнула вниз, по туго затянутому в бралетт и пояс телу, к его груди, а затем нырнула под живот. Ее пальцы прошлись по половым губкам и, судя по стону чистого удовольствия, который она издала, и по тому, как ее тело снова напряглось вокруг него, мгновенно нашли пуговку клитора.

Он видел, как женщина теребит точку наслаждения пальцами, все быстрее и быстрее, пока движение ее руки не превратилось в одно сплошное размытое пятно. Затем, совершенно неожиданно, она замерла и двинула руку еще дальше. К своему изумлению, он почувствовал, как ее пальцы погрузились в ее собственную норку, и через несколько секунд один, а затем два пальца оказались глубоко внутри ее собственного тела, — их разделяла от его члена лишь тонкая мембрана ее внутренней плоти.

— Я чувствую тебя, — прошептала она, и словно ради демонстрации, незнакомка надавила на него пальцами, а затем начала насаживаться на его член во всю длину. Теперь он не встречал никакого сопротивления.

— Оооооох... Ты такой твердый...

— Ты заставишь меня сейчас кончить, — прохрипел он от возбуждения.

— Дааааа... Давай... Это то, чего я хочу.

Он почувствовал, как его член набухает, увеличиваясь еще больше, когда кончики ее пальцев потерлись через перемычку о его головку. Это дико возбуждало, никто никогда не проделывал такого с ним раньше.

Она распахнула бедра еще шире, еще крепче прижимаясь к нему, чтобы заполучить в себя каждый последний сантиметр проникновения. Ее задний проход был горячим, упругим и невероятно тугим, полностью охватывавшим его плоть. Член дернулся один раз, преодолевая тесноту, потом еще раз, и когда женщина почувствовала, что его сперма вот-вот готова вырваться из него, она левой рукой погладила его орган по всей длине. Он уже прошел точку невозврата, и не в силах больше сдерживаться, начал выплескивать внутрь нее свое семя, тогда как она с последним усилием полностью вонзила свои пальцы в свое лоно. И когда он почувствовал, как нахлынувший оргазм растягивает его мышцы, достигая каждого нерва, то осознал, что она тоже кончает, и оба их тела, слившихся воедино, задрожали в экстазе. В невероятно тесных пределах ее заднего прохода было так мало места, что он мог чувствовать свою любовную жидкость, горячую и вязкую, заливающую его головку, зажатую среди тугих мышц.

Женщина замерла, ожидая, когда его фаллос опадет и сам выскользнет из ее тела. Как только это произошло, она слезла с него.

В наступившей тишине они снова услышали далекие разрывы снарядов. Прижавшись к нему всем телом, она легонько поцеловала в щеку.

— Ты останешься со мной до утра?

— Нет. Мне приходится пробираться по ночам. Я спрятался у твоего дома, только чтобы передохнуть.

— Куда ты идешь?

— На запад. Говорят, там находятся американцы и англичане. Я не хочу угодить к русским.

Рядом снова упал снаряд. Оба инстинктивно съежились. С потолка посыпалась пыль.

— Ты солдат?

— Нет, я работал на танковом заводе в Пихельсдорфе. У меня был белый билет. Они настаивали, чтобы мы продолжали работать, но прошлой ночью он был захвачен. Мне едва-едва удалось выбраться. А ты?

— Я... я дама праздности. [эвфемизм, обозначающей состоятельную неработающую женщину, живущую за счет своих любовников; синоним женщины нетяжелого поведения, бляди]

— Не думал, что здесь кто-то еще остался. Что ты собираешься делать?

— У меня был покровитель...

— Покровитель?

— Один генерал...

— И что теперь?

— Надеюсь найти другого покровителя. Я уверена, что у русских тоже есть генералы, которых можно убедить быть щедрыми ко мне в обмен на то, что я могу им предложить. — Она посмотрела вниз на черный атлас, который облегал ее округлые формы.

— Стоит ли так рисковать?

— Я не покину свой дом. Не хочешь еще шнапса, прежде чем пойдешь?

— Если только у тебя он еще остался.

— После того, что ты только что сделал, думаю, ты его заслуживаешь. — Женщина провела пальцами по его телу и коснулась его вялого члена. — Существует много вещей, которые я хотел бы сделать с тобой...

— Мы лишь корабли, плывущие в ночи, [эвфемизм, означающий мимолетные, случайные встречи] — произнес он.

— Да, ты прав. — Она поднялась на ноги. — Подожди здесь. Я принесу тебе твой шнапс, — сказала она. Когда она выходила из комнаты, в ее глазах застыло задумчивое выражение.

Юлиус Клабер поднялся на ноги. Он был красивым мужчиной, высоким, с широкой грудью и крепкими мускулами, отточенными ежедневными физическими усилиями, которые он прикладывал на заводе. У него были вьющиеся светлые волосы, пронзительные голубые глаза и грубое лицо с прямым носом, чуть впалыми щеками и квадратным подбородком. Распутные аппетиты хозяйки дома его ничуть не удивили. Когда остатки Третьего рейха буквально рушились к их ногам, а внезапная смерть была вопросом чистой случайности, привычные нормы поведения не работали. Он на секунду задумался о том, чтобы остаться здесь, но тут же отбросил эту мысль. Русского офицера можно было бы убедить взять красивую женщину под свою опеку в обмен на сексуальные услуги, но вряд ли он сделал бы то же самое по отношению к ее любовнику. О том, что русские делали со своими военнопленными, ходили самые чудовищные слухи, и Юлиус верил каждому из них. Для него лучше всего было бы пробраться в Гарц, к Броккену, [горы Гарц или Харц (нем. Harz, от средневекового слова «горный лес») — самые северные горы средней высоты в Германии, расположенные на территории Саксонии и Тюрингии. Наивысшая точка Гарца, гора Броккен высотой 1141 метров, с позднего средневековья считается самым известным «местом встречи ведьм» в Европе. Именно она описана в «Фаусте» Гёте] где он вырос, и разыскать свою сестру, единственную оставшуюся в живых родственницу. Судя по всему, война обошла тот край стороной.

Мужчина застегнул брюки и поправил рубашку. Женщина так спешила, что он даже не успел ее снять, хотя его пальто осталось внизу, в гостиной. Он бы с удовольствием сейчас помылся, но несмотря на то, что в доме и была большая ванная комната, он знал, что воды не будет — водопровод стал роскошью, которую в Берлине невозможно было получить.

Странно, женщина больше не появлялась. Он решил спуститься вниз, и подойдя к двери спальни, очень удивился, когда она не поддалась. Дверная ручка поворачивалась, но дверь не двигалась. Он пережитых эмоций его реакция оказалась чуть замедленной, и лишь спустя минуту он понял, что дверь заперта.

— Эй! — крикнул он, колотя в неё. — Эй! Выпусти меня!

Потом он услышал шаги, поднимающиеся по лестнице.

— В чем дело? — по ту стороны двери раздался женский голос.

— Дверь заперта.

— Я знаю, — ответила женщина. — Это я заперла её.

— Зачем?

— Глупенький, ну конечно же для того, чтобы тебя задержать. До тех пор, пока ты мне снова не понадобишься.

— Не будь смешной...

— И не думаю. Я же говорила тебе, сейчас настоящих мужчин так же мало, как и масла. Теперь, когда мне попался один такой, я его не отпущу. По крайней мере, до тех пор, пока не придут русские.

— Сука!

— Следи за своим языком. А теперь делай, как я говорю, и отойди от двери.

Юлиус услышал, как в замке повернулся ключ, и приготовился броситься вперед, но когда дверь распахнулась, он обнаружил, что смотрит в дуло вороненого «Люгера». [германский самозарядный пистолет, знаменитый P08 «Парабеллум»]

— Как видишь, у меня есть пистолет, — произнесла она. — И я знаю, как им пользоваться, меня научил этому мой генерал. Так что будь хорошим мальчиком, иди и сядь на кровать. А если попытаешься сбежать, я пристрелю тебя. И не думай, что я этого не сделаю.

Выбора у Юлиуса не оказалось. Он вернулся обратно к кровати и присел на ее край.

— Очень хорошо, — произнесла незнакомка. Поверх атласного бралетта она накинула черный кружевной пеньюар. В одной руке у нее был «Люгер», а в другой она держала пару наручников и бутылку шнапса. — Будь благоразумен.

— Пожалуйста, отпусти меня.

— Непременно. Может быть, через день или два. Когда ты полностью удовлетворишь меня и мои желания. А теперь протяни мне правую руку. И никаких резких движений! Если я выстрелю в тебя, то не будет ни больниц, ни машин скорой помощи. Даже если это будет всего лишь поверхностная рана, скорее всего, от нее ты умрешь.

Мужчина знал, что она говорит правду, поэтому протянул правую руку и молча наблюдал, как она защелкнула на ней одну петлю наручников. Опустившись на колени у края кровати, вторую петлю она защёлкнула за ее железный каркас.

— Вот так-то лучше, — наконец, проговорила она, после чего подошла к комоду из красного дерева и положила пистолет, подальше от него. Сделав небольшой глоток из бутылки со шнапсом, поставила ее тоже. — Ты сможешь выпить позже. Думаю, пришло время для бóльших удовольствий и игр. Уверена, что мне не нужно напоминать тебе, что если со мной что-нибудь случится, ты окажешься здесь в ловушке. Никто не услышит твоих призывов о помощи, так что не поддавайся искушению выкинуть какую-нибудь глупость. Ты меня понял?

Конечно, она была права. Он мог бы легко одолеть ее, но что было толку от этого? Прикованный наручниками, он не мог выбраться из спальни с железной кроватью.

— Да, — процедил он. — Сучка...

— Ну, ну, поосторожнее, — улыбнулась она. — Иначе мне, возможно, придется научить тебя хорошим манерам. Хотя на самом деле, мне это могло бы понравиться. У меня никогда раньше не было мужчины, находящегося в моей власти. И я нахожу это довольно захватывающим.

Она стряхнула с плеч пеньюар и бросила его поверх пистолета, после чего сняла трусики. Юлиус смог разглядеть темный густой треугольник у нее между ног.

— Ложись! — приказала она.

И снова у него не было выбора, кроме как подчиниться.

Она забралась на кровать рядом с ним и сразу же прижала коленями его плечи, ее лоно оказалось в нескольких сантиметрах от его подбородка.

— Думаю, ты знаешь, что нужно делать, — приглушенно произнесла она, приближая свою киску к его рту.

Как только он почувствовал, как шерстка ее жестких каштановых волос прижались к его губам, раздался оглушительный взрыв. Весь дом содрогнулся, и потолок над ними рухнул. Комната наполнилась мелким, удушливым туманом от сбитой штукатурка и пыли. Женщина без сознания повалилась на бок, ее бедро замерло у него на лице.

Юлиус попытался подняться и сесть. Когда пыль немного рассеялась, он увидел, как в стене комнаты зияет огромная дыра, и внутрь врывался холодный ночной воздух. Взрывом с потолка сорвало стропило, которое ударило женщину прямо по голове.

Черт возьми, что теперь делать? Как она и говорила, он оказался в ловушке. Женщина была жива, но, когда он энергично стряхнул ее с себя, она не подала никаких признаков того, что приходит в себя. Перевернув ее на спину, он стал на колени, хотя и не смог полностью выпрямиться из-за прикованной к кровати руки. Его единственной надеждой было найти ключ от наручников. Он едва дотянулся до прикроватного столика, порылся у него в ящиках, но ничего не обнаружил. Скорее всего, она оставила ключ внизу, а туда он никак не смог бы добраться с металлическим каркасом, пристегнутым к его запястью.

Он внимательно посмотрел женщину. На ее лбу багровым цветом растекался большой синяк, из небольшого пореза вытекала струйка крови, но дыхание было ровным. Вот тогда то он ее и заметил — маленькую металлическую цепочку, струящуюся в ложбинке между ее грудями. Ну конечно же! В конце концов, это место для всех женщин являлось освященным временем укрытием. Он потянул за цепочку и увидел, как из ее декольте появился ключ. Это был ключ от наручников.

Никогда еще он не двигался так быстро. Расстегнув наручники, он схватил с комода «Люгер» и выбежал из спальни. Слава Богу, лестница осталась неповрежденной. Схватив с вешалки свое пальто, мужчина выбежал через парадную дверь. Первый и последний раз он испытал что-то вроде благодарности к русским за их артиллерийский обстрел.

*****

Опасаясь, что в светлое время суток его могут обнаружить и пристрелить без всяких вопросов, Юлиус передвигался по ночам, днем отсиживаясь в любом укрытии, какое только мог найти. Ему удалось собрать немного корнеплодов, но все равно, он был голоден как волк, постоянно высматривал кроликов, голубей или любую другую живность, которую можно было бы подстрелить из пистолета. Но поскольку у остального гражданского населения, вероятно, были те же мысли, он так ничего и не увидел.

Также ему было трудно найти верную дорогу. Многие дорожные знаки были уничтожены, как только союзники пересекли границы Германии, а другие были намеренно переставлены, чтобы вводить в заблуждение. Он недостаточно хорошо разбирался в звездах, чтобы ориентироваться ночью, поэтому чтобы угадать, в каком направлении ему следует двигаться, приходилось просто полагаться на то, что Солнце встает утром на востоке и садится ночью на западе.

Но, по крайней мере, ему удалось выбраться из Берлина. Он видел эскадрильи самолетов союзников, круглыми сутками направлявшиеся к городу, без единого немецкого истребителя, который мог бы им противостоять, однако спустя вторые сутки он отошел достаточно, чтобы больше не видеть вспышек от взрывов сброшенных ими бомб.

Только спустя пять суток после того, как он вырвался из дома неизвестной женщины, он понял, что совершил ошибку. Ночи стояли облачные и темные, и по мере продвижения стало ясно, что он направляется в сторону фронта, а не прочь от него, как он полагал. Грохот тяжелой военной техники и редкие выстрелы становились все громче и громче, а на горизонте то и дело вспыхивали всполохи канонады.

Укрывшись в канаве, Юлиус пришел к выводу, что это не имеет большого значения, — чтобы уклониться и обойти этот район, ему потребовалось бы слишком много времени, так что лучше было бы продолжать двигаться прямо. Пожилая женщина, на которую он наткнулся в лесу, сказала, что слышала, будто с запада наступают американцы и англичане. Их он не боялся — без сомнения, его интернируют на какое-то время, но потом отправят домой, что в любом случае и было целью его бегства. Ясно было только одно — ему нужно было избегать любых немецких частей, оказывающих сопротивление, и сдаться первым союзным войскам, которые он встретит.

С этой мыслью он направился в сторону доносящегося шума. Основная стрельба и всполохи, казалось, наблюдались левее от него, в то время как шум танков и грузовиков доносился справа. Туда он и направился, предположив, что именно там союзники перегруппировывают свою тяжелую технику.

Часа через три или четыре он уверился, что принял правильное решение, услышав, как передвигаются танки, а грузовики снуют на месте, которое представлялось окраиной небольшой деревни. Никаких признаков боевых действий не было.

Юлиус зашагал быстрее. Он очень надеялся, что война для него скоро закончится. Приближаясь к населенному пункту, он начал фантазировать о том, чтобы что-нибудь поесть. Ходили слухи, что у американцев неограниченные пайки: бекон, бобы, хлеб и даже шоколад. Он не мог вспомнить, когда в последний раз нормально ел. Когда-то на заводе еда была хорошей, но в последние месяцы, когда ему приходилось спать прямо у станков, его кормили лишь отрубями, смешанными с теплой водой, кишащими паразитами.

По мере того как он приближался к деревне, шум становился все громче. Ему даже стали слышны голоса, выкрикивающие приказы. Затем он увидел две полоски света от затемненных фар грузовика, едущего по дороге сзади него, и он уже собирался было выйти на дорогу и помахать руками, чтобы привлечь внимание водителя, когда какое-то шестое чувство остановило его. Вместо этого он упал в канаву и смотрел, как грузовик проезжает мимо. К своему абсолютному ужасу, он отчетливо увидел на его двери опознавательный знак — красная звезда! Грузовик был русским!

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что это означало. Вся остальная деятельность в округе тоже осуществлялась русскими войсками. Каким-то образом он оказался прямо в центре наступления русских!

Все, что ему оставалось сделать — развернуться и уходить обратно тем же путем, каким он пришел, но на этот раз свернув с дороги и срезая путь через поля. Через несколько минут он бросился бежать, отчаянно пытаясь, насколько это было возможно, увеличить расстояние между собой и «красными дьяволами» — так называли русских в Берлине.

Он бежал до тех пор, пока полностью не выбился из сил и, наконец, споткнувшись, остановился, хватая ртом воздух, и прислушиваясь. Шум военного транспорта, казалось, исчез. На горизонте появились первые проблески рассвета, и Юлиус огляделся в поисках места, где можно было бы укрыться. Сейчас он понятия не имел, где очутился. Примерно в километре от него виднелась высокая каменная стена. Если бы он мог перебраться через нее и спрятаться внутри, это обеспечило бы ему укрытие от любых шныряющих в округе солдат. Приблизившись к стене, он увидел, что над ней нависает большой дуб.

Теперь, когда взошло Солнце, он оказался под деревом. Забраться на ветку, которая проходила вдоль стены, было относительно легко, и с этой выгодной позиции он смог увидеть, что стена защищала то, что издали выглядело как замок четырнадцатого века, чьи зубчатые каменные стены и башни совсем не пострадали от войны. Пространство перед замком было занято огромным огородом и большим фруктовым садом с различными деревьями, за которыми явно хорошо ухаживали. Сразу возле стены, слева от него, стояла небольшая каменная хижина, которая могла бы стать идеальным укрытием на целый день. На некотором расстоянии справа от него рос большой платан, на который он мог бы взобраться, чтобы уйти, как только снова наступит ночь.

Он полз вдоль ветки до тех пор, пока она под его весом не опустилась к земле. Спрыгнув с нее внутри подворья, и довольный своим открытием, Юлиус направился через заросли травы и крапивы к хижине.

Вдруг громко хрустнула ветка, раздался свист воздуха, и он почувствовал, как что-то обвилось вокруг его лодыжки. Прежде чем он понял, что произошло, неведомая сила подняла его в воздух и подвесила за ногу на веревке, свисающей с ветки молодого дерева, — он угодил в одну из самых примитивных ловушек для охоты на людей, и оказался совершенно беспомощен. Мужчина повис по меньшей мере в паре метрах от земли, не имея возможности дотянуться до лодыжки, чтобы освободиться от веревки. Нога мучительно болела, — казалось, он вывихнул бедро.

Потом послышались шаги, но звук раздавался у него за спиной, и пленник не мог повернуться, чтобы посмотреть, кто приближается.

— Так, так, так... — раздался чей-то грубый голос.

Он почувствовал, как чья-то рука поворачивает его о, затем увидел плотного, приземистого мужчину, одетого в кожаную куртку и грубые шерстяные штаны. Казалось, что у него не было шеи, а на гладко выбритой голове, своей формой напоминавшей пулю, виднелись крошечный нос, рот и маленькие поросячьи глазки. Его ноги и руки были такими же толстыми, как ствол дерева, на котором висел Юлиус.

— И что тут у нас? — продолжал мужчина, ухмыляясь. Зубы у него были неровные, с большими промежутками в верхнем ряду.

— Вы можете мне помочь? — выдавил пленник, не зная, что сказать.

Мужчина вытащил из кармана куртки кусок бечёвки, потом схватил свою жертву за запястье и обвязал её вокруг него.

— Что вы делаете!?

Схватив Юлиуса за другое запястье, он завел его за спину и связал руки вместе. Усилия, которые пленник прилагал, чтобы помешать ему, не произвели на ловца никакого впечатления.

— Вы вторглись на чужую территорию, — произнес потом он.

— Отпустите меня, — ответил Юлиус.

Но вместо ответа мужчина дотянулся до его ноги, притянул ее вместе с веткой и развязал веревку. Пленник упал на землю, и прежде, чем он успел увернуться, мужчина сел на него сверху и быстро связал лодыжки еще одной бечевкой. Потом извлек из кармана что-то похожее на черный холщовый мешок и натянул его на голову жертвы. Мешок был снабжен шнурком, и Юлиус почувствовал, как он туго затянулся у него на шее. Затем, без каких-либо видимых усилий, мужчина поднял его, перекинул его через плечо и зашагал через сад.

— Куда ты меня несешь? — крикнул ему пленник, все еще надеясь, что мужчина просто собирается снова выставить его за стену.

Но человек ничего не ответил, на его размашистую походку, по-видимому, никак не влиял дополнительный вес, который он нес.

В темноте Юлиусу было трудно оценить, как далеко и в каком направлении его несли, но внезапно он услышал, как звук шагов изменился — человек вошел в здание, предположительно в замок.

Почти сразу же они начали спускаться по чему-то, напоминавшему винтовую лестницу, а затем со скрипом открылась дверь, и пленник почувствовал, как его опускают на пол.

— Где мы? Что ты делаешь? — спросил он, когда его перевернули на живот. Он почувствовал, как руки мужчины обшаривают его карманы. «Люгер» был отобран еще до того, как была развязана веревка вокруг его запястий.

Пытаясь сесть, он услышал, как хлопнула дверь и раздался металлический звук, когда в замке повернулся ключ. Тяжелые шаги стали удаляться вверх по лестнице.

Юлиус сорвал с головы черный мешок и огляделся. Он находился в маленькой камере с каменными стенами, полом, вымощенным каменными плитами, и тяжелой дубовой дверью. В одном углу камеры стоял квадратный низкий деревянный стол, на котором горела свеча, воткнутая в горлышко бутылки. Рядом с ней стоял глиняный кувшин. В стену были вмурованы четыре металлических шипа, к каждому из которых были прикреплены металлические кольца. Они располагались попарно — чуть выше пола и чуть ниже потолка — и примерно в полутора метрах друг от друга. Но на самом деле Юлиуса испугало не их расположение, и не тот факт, что с каждого из колец свисала короткая толстая цепь с закрепленным на другом конце металлическим наручником, а то, что кольца, цепи и наручники выглядели новыми и смазанными, и не имели ни малейших следов ржавчины. Он уже ясно понял, что очутился в подземелье средневекового замка, пленников которого часто приковывали к стене.

Отвязав бечёвку от лодыжек, он встал, навалился на деревянную дверь, но она не поддавалась. Пленник прислушался. Хотя никаких голосов не было слышно, его не покидало чувство, что он не один. Если это и правда было средневековое подземелье, то здесь должно было быть больше одной камеры. Сколько еще людей угодило в ловушку на территории замка и приведено сюда?

При свете свечи он осмотрел кувшин. Кажется, что это была вода, но смешанная с чем-то сладким, и от ее запаха он вновь почувствовал голод. Юлиус осторожно отхлебнул воды, и почувствовал привкус меда. Выпив примерно половину, пленник затем сел на пол, прислонившись спиной к стене.

Как говорится, из огня да в полымя... Зачем тот человек притащил его сюда? Возможно, просто для того, чтобы преподать ему урок, напугать его, убедить, что больше никогда не стоит лазить по стенам? Внезапно он почувствовал, как на него накатывают волны сна. Только когда он попытался разомкнуть слипавшиеся, ставшими вдруг тяжелыми, веки, до него дошло, что в медовую воду, должно быть, подмешали какое-то снадобье.

*****

— Добрый вечер!

Голос был женским и кристально чистым, а акцент и интонация явно выдавали в нем человека, принадлежащего высшему обществу.

Юлиус качнул головой, пытаясь избавиться от тумана наркотического сна. Только сейчас он осознал, что стоит у каменной стены, а запястья и лодыжки были крепко скованы металлическими кандалами, которые он заметил раньше. Кроме того, он был полностью раздет, и его одежды нигде не было видно.

Ему потребовалось какое-то время, чтобы он смог сосредоточиться на женщине, стоявшей в дверях камеры с масляной лампой в руке. Он чувствовал ее запах, эту будоражащую воображение смесь мускуса и цветочных ароматов, которая, казалось, опьяняла его так же, как и любое вино.

Она оказалась самой красивой женщиной, которую он когда-либо встречал. Длинные блестящие волосы цвета воронова крыла, ниспадавшие каскадом по спине, обрамляли красивое утонченное лицо с темно-карими глазами с длинными пушистыми ресницами, чуть выступающими скулами, твердым прямым носиком, и широким и пухлым ртом. Фигура была не менее эффектной. Она была стройной, с высокой налитой грудью, невероятно узкой талией, полными, широкими бедрами и невероятно длинными и стройными ногами. Одета гостья была в шифоновое [лёгкая, тонкая и прозрачная хлопчатобумажная или шёлковая ткань] неглиже персикового цвета, отделанное белой атласной лентой, которое выгодно подчеркивало некоторые из ее великолепных изгибов. Странно, но в устье ее бедер он не увидел темного кустика волос, хотя под полупрозрачной тканью мог явственно различить очертания пары ее упругих грудей и темные блюдца ареол, которые окружали торчащие отвердевшие бутоны ее возбужденных сосков.

Женщина вошла в камеру и поставила лампу на деревянный стол. Это движение снова донесло до его ноздрей запах ее духов.

— Что... Что я здесь делаю? — с трудом разлепил он губы.

Она рассмеялась очень приятным звенящим смехом, как будто кто-то проиграл ноты на пианино.

— Я полагала, что это совершенно очевидно.

— Мне искренне жаль, что я вторгся на ваши земли, но в этом... — Он звякнул цепями, прикрепленными к его запястьям — нет необходимости.

Он понятия не имел, как долго находился в таком подвешенном состоянии, но его плечи уже начала сводить судорога. Никогда раньше ему не приходилось стоять обнаженным перед совершенно незнакомой женщиной, но, вспомнив, как с ним обошлись, его смущение быстро уступило место гневу.

— Наоборот, в этом есть необходимость, — ответила она. Гостья подошла к нему и встала прямо перед ним, так близко, что их глаза оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Он уставился в них, завороженный глубиной этого взгляда, находя его почти гипнотическим. И почувствовал, как совершенно непроизвольно дернулся его член. — Как тебя зовут? — спросила женщина.

— Юлиус Клабер.

— Я графиня фон Дешелпин. [фамилия героини является аллюзией на слово «дисциплина»] Это мой замок. Он принадлежит моей семье уже четыреста лет. А ты кто такой? Дезертир?

— Нет. Я работал на танковом заводе в Берлине. Его захватили русские.

Она улыбнулась, ее губы приоткрылись, обнажив очень белые, правильной формы зубы. Кончик языка прошелся по верхней губе.

— Это объясняет, почему у тебя такие мускулы. Ты очень хороший экземпляр!

— Послушайте, я просто пытаюсь попасть домой. Я уже сказал, что сожалею. Не могли бы вы просто отпустить меня?

— И в самом деле... Именно это я и сделаю. Все окрестности заняты русскими, я уже имела честь общаться с их командиром. Но сейчас уже вечер, поэтому утром я отпущу тебя на их попечение.

— Нет! — выкрикнул он.

— Нет? А почему? Это предложение тебя пугает? Но насколько я понимаю, сейчас мы находимся под властью военной администрации, а мой русский друг проинформировал меня, что все трудоспособные мужчины должны быть переданы оккупационным властям. Война проиграна.

— Пожалуйста, просто отпустите меня.

— Но это поставило бы меня в незавидное положение, не так ли? Если тебя схватят, и ты сообщишь русским, что я позволила тебе уйти, меня немедленно арестуют.

— Я бы ничего им не сказал.

— А если бы они тебя пытали?

У нее были очень длинные ногти, покрытые темно-красным лаком. Она ткнула указательным пальцем к его шее, а затем провела им вниз по всей его безволосой груди. Внезапно женщина схватила его член рукой и сильно потянула, заставив пленника застонать.

— Ыыыы... пожалуйста... — заскрипел он беспомощно зубами. Он ничего не мог сделать, чтобы помешать ей оскорблять его любым способом, который она выберет.

— Как ты думаешь, смог бы ты устоять перед пытками?

— Я бы ничего не сказал, обещаю.

Она чуть ослабила хватку, проведя большим пальцем по гребню у основания его головки. Вопреки всему, он почувствовал, как его член набухает.

— Это тебя возбуждает?

— Д... Да... Пожалуйста, отпустите меня.

— Полагаю, что смогу предложить тебе альтернативу.

— Что еще за альтернатива?

— Ты мог бы остаться здесь. Вся округа кишит русскими войсками. Мне сказали, что они планируют создать здесь базу, поэтому даже если я соглашусь тебя отпустить, ты далеко не уйдешь. Но если бы ты остался здесь и подождал... То возможно, через несколько недель они уйдут, — проворковала графиня, потерев головку чуть сильнее. Несмотря на его незавидное положение, его член быстро возбуждается. — Конечно, тебе придется отрабатывать свое содержание.

Юлиус не колебался. Если русские находились прямо за толстыми стенами замка, то остаться у графини было всяко лучше, чем угодить им в руки.

— Я сделаю все, что угодно.

— Нет, — с улыбкой поддразнила она своего пленника. — Наверное, это все-таки слишком большой риск. Если они обнаружат тебя здесь, никто не знает, что они могут сделать со мной. — Ее рука крепко сжимала и ласкала его, ставший теперь полностью возбужденным, пенис.

— Пожалуйста... — выдавил он.

— Пожалуйста, что? Отпустить тебя или позволить остаться? Ты не очень решителен, видишь ли...

— Позвольте мне остаться, — произнес он.

Она посмотрела вниз на его восставший член, поворачивая его так и этак в своей руке, оценивая словно кусок мяса. — Хм... неплохо, неплохо, — вымолвила она. — Хороший размер, да и форма... Как ты думаешь, Юлиус, я привлекательна? — внезапно спросила она.

— Я думаю, вы прекрасны, — с чувством произнес он.

— Как это мило.

— Чего вы от меня хотите?

— Я же уже сказала, что это совершенно очевидно. Всех мужчин забрали, Юлиус. А мне нужны сильные, здоровые мужчины.

Мужчина вспомнил — точно такую же мысль высказала та женщина в Берлине.

— Я сделаю все, что вы захотите.

— Хорошо, — наконец, произнесла графиня. — Я пришлю за тобой одну из своих девушек. Если тебе удастся угодить мне, если тебе удастся сделать именно то, что я скажу, без малейшего намека на непослушание, я позволю тебе остаться здесь, со мной. Но если ты этого не сделаешь, я лично отдам тебя в лапы русским. Все понятно? — Она отпустила его член.

— Д... да.

Когда она улыбнулась, в ее глазах промелькнул огонек.

— Я могу быть очень жестокой, — сказала она, и внезапно прижалась к нему всем своим телом. Он почувствовал, как к его груди прильнули ее мягкие, полные полушария с торчащими сосками. Женщина чуть раздвинула ноги и прижалась своими бедрами к его вздыбленному мужскому естеству, уткнувшемуся в нежную шифоновую ткань. Он явственно ощутил сильный жар ее роскошного разгоряченного тела. — Но я также могу быть очень доброй, — добавила она, вновь отстраняясь.

Почему-то в последнем он сильно сомневался.