Часть 2: Энн

Лимузин, который доставил Майкла, меня и мою дочь Оливию из аэропорта, наконец-то подъехал к моей подъездной дорожке. Последний месяц с моим любимым был очень веселым, но я была измучена и счастлива наконец-то оказаться дома... скоро это будет только мой дом.

Я не удивилась, увидев, что машины Эндрю нет – было уже далеко за девять утра, и я решила, что он – на работе. Но что-то в этом месте было... не так. Майкл, похоже, тоже это заметил.

– Ваш двор выглядит так, словно к нему давненько не прикасались, – неодобрительно заметил он. – Разве вы не пользуетесь услугами садовника?

– Нет, Эндрю любит сам ухаживать за двором. Для него это – предмет личной гордости. Он никогда не допускал, чтобы не стригли больше недели. Его отец был таким же, – рассеянно ответила я. – Но об этом нужно позаботиться, пока не пожаловалась ассоциация домовладельцев.

– Действительно, – фыркнул Майкл, которому была отвратительна сама мысль о ручном труде – особенно о том, что связан с оборудованием для двора. – Не похоже, что он дома. Это хорошо.

– Наверное, он – на работе. Скорее всего, чинит чей-то маленький компьютерный глюк, – усмехнулась я.

– Ну, помни, что я говорил. Если он лишь подумает о том, чтобы бросить на тебя косой взгляд, сразу же звони мне. Я позвоню судье Стэнтону и получу запретительный судебный приказ так быстро, что у него голова закружится, – сказал Майкл.

Мысль о том, что Эндрю выведут из дома в цепях, а соседи станут глазеть и фотографировать, вызвала у меня улыбку. Но я знала, что этого никогда не будет. Эндрю – слабак и даже пальцем бы не пошевелил.

– Не думаю, что в этом будет необходимость, – сказала я.

– Это не вопрос необходимости, Энн. Это вопрос победы в игре, – самодовольно сказал Майкл. – Если ничего не получится, мы можем прибегнуть к «плану Б». Ты же знаешь, у нас есть... друзья... готовые сделать все необходимое.

Я знала, что имеет в виду под «планом Б» Майкл. Мы подробно обсуждали это с колумбийскими друзьями Майкла в Канкуне. Как бы мне ни было интересно наблюдать за тем, как корчится Эндрю, сталкиваясь с ложными обвинениями в торговле наркотиками, детьми и порнографией, я не хотела причинять боль Оливии. Во всяком случае, не слишком сильную.

Достаточно было того, что я забрала ее у Эндрю на месяц без возможности контакта. У нее были приступы меланхолии и угрюмости, что было на нее совсем не похоже, но мы с Майклом не позволяли этому отвлекать нас. Она просто должна к этому привыкнуть.

– Как думаешь, может, мне стоит его немного подзадорить? Может, ткнуть его носом в мою неверность? – спросила я.

– Как скажешь, дорогая, – с ухмылкой ответил Майкл. – В любом случае, хочешь, я отнесу твои вещи в дом?

– Нет, не думаю, что это разумно. Там много любопытных глаз и болтливых языков. Не хочу запускать мельницу слухов больше, чем, вероятно, уже есть. В конце концов, никто здесь уже месяц не видел ни Оливию, ни меня.

– Как пожелаешь, – сказал Майкл.

Шофер открыл багажник и вышел из машины, когда я глубоко поцеловала Майкла. Я вышла из машины, когда он открыл мою дверь, и наблюдала, как Оливия вежливо прощается с Майклом. Когда она вышла из машины, мы взяли свои чемоданы и подошли к входной двери.

Я была слегка удивлена, когда мой ключ все же сработал в замке входной двери. Я читала много рассказов о том, как мужья-рогоносцы меняли замки, чтобы не пустить в дом жен-изменщиц. И, честно говоря, именно такой я и была несколько месяцев – женой-изменщицей. Но ненадолго.

Прежде чем открыть дверь, я взглянула на большой почтовый ящик, прикрепленный к фасаду дома, и увидела, что он до отказа забит письмами. Неужели Эндрю даже не удосужился проверить почту? Меня не беспокоили наши ежемесячные счета, так как они оплачивались автоматически с домашнего счета, но Эндрю, конечно, мог бы и занести почту в дом. Я в отчаянии покачала головой.

Я открыла дверь и вошла внутрь, радостно помахав Майклу рукой. Войдя внутрь, я с удивлением увидела, что все осталось таким же, как и месяц назад, когда я уезжала. В доме было темно и тихо. Почти... чересчур... темно и тихо. Как в склепе. Вообще, похоже, что здесь давно никого нет. На всем лежит легкий слой пыли.

– Эндрю? – позвала я, обходя нижнюю часть дома. – Ты здесь? Мы дома.

В ответ на мой зов наступила жуткая тишина, от которой по позвоночнику побежали мурашки. Что-то здесь определенно не так, но я не могла понять, что именно.

– Мамочка, раз папы нет дома, я хочу сходить к Мелиссе через дорогу, ладно? – спросила Оливия.

– Конечно, милая, – рассеянно ответила я. – Будь осторожна, переходя улицу.

– Буду, – отозвалась Оливия. Я поднялась наверх и сложила чемоданы на кровать, затем подключила телефон к сети, чтобы тот зарядился. Я заметила, что с 4:45 утра было несколько звонков с незнакомого мне номера. Наверное, спамеры. Эндрю внес наши телефоны в список запрещенных звонков, отсекая девяносто процентов спамерских, но несколько все же прорвались.

Пока телефон заряжался, я продолжала осматриваться. Вся одежда и туалетные принадлежности Эндрю – на месте, значит, он не выходил из дома. Но все равно мне кажется, что я хожу по мавзолею. Я собрала нашу одежду и приготовилась сдать ее в стирку, когда зазвонил телефон. Это был тот самый номер, что звонил уже несколько раз, поэтому после некоторого колебания я ответила на звонок, готовая сказать, чтобы они проваливали.

– Могу я поговорить с миссис Энн Коулман? – спросил женский голос, когда я взяла трубку.

– Да, это я, – недоумевая ответила я.

– Миссис Коулман, меня зовут Крайстин Райерсон, я звоню из отделения паллиативной помощи «Бельвью». Сегодня утром мы несколько раз пытались с вами связаться. Мэм, мой печальный долг сообщить вам, что ваш муж Эндрю скончался сегодня рано утром.

Я уставилась на стену, не веря в то, что только что услышала.

– ЧТО?! – воскликнула я. – Что за черт?! Паллиативная помощь? Это что, какая-то больная шутка? Потому что это НЕ смешно!!!

Звонившая на мгновение замолчала.

– Это не шутка, миссис Коулман. Мне сообщили, что ваш муж не успел сказать вам, что у него агрессивная и неизлечимая форма рака мозга, прежде чем вы уехали в Канкун.

Канкун? Какого черта? Откуда эта маленькая тупая овца знает, что я была в Канкуне? Если только это не одна из язвительных шуток Эндрю. Тем не менее, новость Крайстин заставила меня задуматься. Уж не говорил ли Эндрю правду, сказав, что умирает? И какова была моя реакция? «Не надо так драматизировать, Эндрю. Ты выживешь».

Голос молодой женщины вернул меня к реальности.

– Так вам нужно, чтобы я приехала и забрала тело или что-то еще? – спросила я, внезапно осознав, что развод теперь не требуется, и улыбнулась.

– В этом нет необходимости, мэм. В начале этого месяца мистер Коулман позаботился обо всех приготовлениях. Его уже перевезли в похоронное бюро Спенсера. Я искренне сожалею о вашей утрате, мэм. Если мы можем чем-то помочь, пожалуйста, звоните. У нас есть консультанты, которые при необходимости помогут вам справиться с горем.

– Спасибо, но в этом нет необходимости, – сказала я и закончила разговор. Еще некоторое время я сидела, не зная, что и думать, пока не услышала звонок в дверь. И что теперь? Я открыла.

– Вы – миссис Энн Коулман? – спросила молодая женщина в футболке-поло с надписью «Курьерская служба Акме».

– Да, – нерешительно ответила я.

– Мне поручили доставить вам это письмо, мэм. Вас просят связаться с адвокатом Робертом Хортоном, как только вы его получите. Его визитная карточка – в конверте. Всего доброго, мэм.

Я дождалась, пока девушка уйдет, и дрожащими руками вскрыла письмо.

Энн, – начиналось письмо. – Большое спасибо за то, что позволила мне попрощаться с Оливией. Не волнуйся, я оставил для нее кое-что. Со временем она поймет, что ты сделала и каким отцом меня заменила.

Письмо было подписано: «Эндрю».

Я фыркнула, раздосадованная и озадаченная. Взглянув на визитку, я увидела, что на ней черными чернилами написан и подчеркнут номер телефона. Под ним было: «Позвоните немедленно!».

Что за черт? – подумала я. – По крайней мере, я смогу получить хоть какие-то ответы. Я достала свой телефон и набрала номер.

– Хортон, – сказал Роберт, ответив на звонок.

– Роберт, это – Энн Коулман, – сказал я.

– Да, знаю. Вижу, вы благополучно прибыли из Канкуна. Как вы, вероятно, уже знаете, ваш муж скончался сегодня рано утром. Мне необходимо встретиться с вами и Оливией в моем офисе ровно в 11:00, чтобы обсудить вопрос о распоряжении его имуществом, – сказал Роберт. Я почти ощущала ненависть, звучавшую в этом звонке, и вспомнила, что Роберт и Эндрю давно дружат.

– Конечно, Роберт. Мы обязательно приедем. Могу ли я взять с собой кого-нибудь? Ради моральной поддержки? – спросил я.

Если что, его тон стал еще холоднее.

– Это ваше право, миссис Коулман. Но должен вам сообщить, что это – не судебное разбирательство и не переговоры, поэтому участие мистера Симпсона не требуется и нежелательно. Он может сопровождать вас, если станет вести себя прилично. Я доходчиво объяснил?

– Конечно, Роберт, – сказала я, ошеломленная тем, что Эндрю поделился нашими личными делами с другими. Это так на него не похоже.

– Тогда очень хорошо. Ровно в 11:00. Всего хорошего, – резко сказал он и завершил разговор.

Я посмотрела на телефон и остолбенела – столько людей, оказывается, знают, что я сделала, с кем и куда мы поехали. Что еще им известно? Я посмотрела на часы и поняла, что времени у меня не так много, поэтому позвонила Майклу.

– Уже соскучилась по мне, милые щечки? – мурлыкнул Майкл, ответив.

– Ты же знаешь, что соскучилась. Слушай, мне нужна твоя помощь. Я только что узнала, что сегодня утром от опухоли мозга скончался Эндрю. Похоже, он говорил правду, сказав, что умирает. Я только что говорил с его адвокатом, Робертом Хортоном, и он хочет, чтобы мы с Оливией явились к нему в офис ровно в 11:00. Меня сейчас слишком трясет, чтобы вести машину, так что не мог бы ты приехать за нами и побыть там со мной? Пожалуйста?

Тон Майкла мгновенно изменился.

– Конечно. Уже еду. Буду у тебя через несколько минут. Не волнуйся.

– Не буду. Но, Майкл, кажется, все знают, что я делала и где была, – заикаясь, проговорила я.

– Итак, твой маленький компьютерный ботаник нанял частного детектива. Большое дело. Если этот Хортон попытается что-то сделать, то пожалеет об этом. Я тебя прикрою, – уверенно сказал он.

– Спасибо, Майкл. Я ценю это. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – сказал Майкл. – Ты только подумай. Теперь мы можем открыто заявить о себе, и ты унаследуешь все, что оставил твой муж. Мы свободны и чисты. Никакого «плана Б» не требуется.

– Я никогда о нем не думала, – сказала я.

Мы закончили разговор, и мне стало легче. После смерти Эндрю я получу дом, его бизнес, который сразу же продам с большой прибылью, и все, что у него есть в банке. Может, в конце концов, это и есть лучший исход, – радостно убеждала я себя.

Майкл приехал как раз в тот момент, когда вернулась в дом Оливия. Она была не в восторге от того, что бросила подругу, но я настояла на своем. Я сомневалась, что Роберт мне посочувствует, но была уверена, что присутствие Оливии предотвратит неприятности. Он вышел из машины и открыл перед нами двери. Я посадила Оливию на заднее сиденье, взяла из дома свою сумочку и запрыгнула на пассажирское сиденье.

– Итак, расскажи, что случилось, – отъезжая, сказал Майкл.

– Мне позвонили из «паллиативной службы Бельвью» и сообщили, что сегодня рано утром умер Эндрю. Затем я получила письмо, которое Эндрю написал перед смертью: он оставил что-то для Оливии и сказал, что она узнает, кем я заменила ее отца. Там была открытка с запиской, чтобы я немедленно позвонила адвокату Эндрю. Он хочет увидеться с нами прямо сейчас.

– Я бы не волновался. Возможно, он просто хочет заставить тебя почувствовать себя плохо из-за того, что ты бросила Эндрю таким образом.

– Да, но мне кажется, что все, с кем я разговаривала, знают, что я сделала и куда мы уехали, – сказала я, снова начиная чувствовать себя неловко.

– Ну и что? Отдыхать в Канкуне не запрещено. Дай мне разобраться с этим Хортоном.

– Ладно. Как скажешь, – ответила я.

Мы подъехали к офисному зданию, где работал Роберт, припарковались и нашли дорогу к его кабинету на десятом этаже. Когда вошли внутрь, я сразу же увидела Билла и мать Эндрю. Оба одарили меня испепеляющими взглядами.

– Энн, похоже, Канкун согласен с вами, – безжизненным голосом сказал Роберт, входя в холл.

– Я – Майкл Симпсон, адвокат, – сказал Майкл, надувшись, и встал между мной и Робертом, чтобы установить свое превосходство, не дав мне возможности ответить.

– Да, я знаю, кто вы, – сказал Роберт, игнорируя протянутую руку Майкла. – Как уже говорил миссис Коулман, это – не судебное разбирательство и не переговоры. Вашего участия не требуется, и оно нежелательно, и я должен попросить вас уважать то, что это – мой офис, и мы имеем дело с распоряжением имуществом хорошего человека.

– Конечно, – медленно произнес Майкл. Роберт посмотрел на Оливию и, наконец, улыбнулся.

– А как поживаешь ты, Оливия? – спросил Роберт.

– Я в порядке, мистер Хортон. Спасибо, – сказала Оливия своим сладким голосом.

– Это замечательно, Оливия. Видишь ту женщину в голубой блузке? Ее зовут Дженнифер, и ей бы очень хотелось, чтобы ты побыла с ней, пока я поговорю с твоей мамой. Ты не против?

– Не против. А ты не знаешь, где мой папа? Я очень по нему скучаю.

После мимолетного грустного взгляда он прочистил горло и ответил:

– Да, милая, знаю. Поговорим об этом позже, ладно?

– Хорошо, – сказала Оливия и побежала по коридору навстречу улыбающейся Дженнифер.

– Давайте пройдем в мой конференц-зал, хорошо? – спросил Роберт, приглашая всех присоединиться к нему в большой комнате.

Я села там, куда указал Роберт, рядом со мной сразу же сел Майкл. Билл и его мать сели на пару стульев дальше, будто у Майкла есть венерические заболевания. В комнате было еще двое мужчин, которых я не знала.

– Кто они? – спросила я.

– А, они. Позже на встрече они кое-что добавят. Может быть, кто-нибудь из вас хочет чего-нибудь выпить? Вода, кофе, чай, газировка?

Все согласились, что лучше всего пить воду, поэтому помощник Роберта вышел из комнаты и вернулся с несколькими бутылками ледяной воды.

– Если не возражаете, я бы хотел записать эту встречу, чтобы впоследствии не возникло никаких недоразумений, – сказал Роберт.

Все согласились, хотя Майкл мгновение выглядел так, что мог бы возразить, и Роберт включил запись видео.

– Прежде всего, я хотел бы выразить соболезнования семье, – сказал Роберт. – Я знаю, что это нелегко – потерять сына и брата, особенно такого, как Эндрю. Он был и моим хорошим другом, и его будет очень не хватать.

– Спасибо, мистер Хортон, – тихо сказал Билл.

– Пожалуйста, зовите меня Робертом. – Он достал из стопки папок и скоросшивателей папку из манилы и протянул ее. – Мисс Коулман, здесь находится заявление о разводе, которое вы и мистер Симпсон подали на Роберта в этом месяце перед вашим отъездом в Канкун. Естественно, безвременная смерть мистера Коулмана делает это прошение риторическим. Как и, я уверен вам скажет мистер Симпсон, ни один суд в этом штате даже не станет рассматривать подобное прошение в отношении человека с неизлечимым диагнозом.

– Он прав, – согласился Майкл.

– Однако в ее заявлении и сопроводительных записках четко сказано о ее намерении отказаться от брака и супружеского крова и питания. Из ее заявлений мистеру Коулману было совершенно ясно, что она хочет «поменяться». Таким образом, хотя само заявление о разводе является спорным, его тон остается важным для данного обсуждения. После того как вы подали заявление, мой клиент обратился ко мне. Можно сказать, с умом. Мы внесли ряд существенных изменений в его последнее завещание, он поменял выгодоприобретателей в различных страховых полисах и портфелях акций.

– А что с его бизнесом? – спросила я. Я никогда не обращала особого внимания на его «маленький бизнес по ремонту компьютеров», как выражался Майкл, но деньги есть деньги.

– Бизнес продан, – ответил Роберт. – Таким образом, он больше не является частью имущества мистера Коулмана.

– Подождите-ка, – вмешался Майкл. – А разве у Энн в этом бизнесе не было акций? Разве ему не требовалось ее согласие на продажу основного актива супругов?

Прежде чем ответить, Роберт досчитал до десяти.

– Как я уже говорил, вашего участия не требуется. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу, что, во-первых, мистер Коулман открыл бизнес до женитьбы на Энн, поэтому он НЕ ЯВЛЯЛСЯ супружеским активом, а во-вторых, в заявлении о разводе, которое вы составили и подали, была приписка, из которой ясно, что она не хочет иметь в нем никакой доли.

Майкл повернулся ко мне с расширенными глазами.

– Ты не хотела?

Я была сбита с толку и начала расстраиваться. Тон Майкла обескуражил меня, и я внезапно почувствовала себя так, словно мне необходимо защищаться.

– Ты всегда говорил о его делах пренебрежительно. А мы были женаты уже довольно давно, и ты сказал, что нам, возможно, придется, ну, знаешь, немного подразнить его, и я подумала, что бросить то, над чем он так усердно работал, было бы... – Я остановилась, увидев, что все смотрят на меня, и почувствовала, что начинаю краснеть.

– О, – сказал Майкл, сдувшись.

– Теперь я могу продолжить? – спросил Роберт. – Хорошо. Что касается дома... Заявление о страховании ипотеки было подано сегодня утром. Как только этот процесс будет завершен, вся оставшаяся сумма, включая налоги, будет передана в наследство. Право собственности будет передано в семейный траст, которым займется мистер Уильям Коулман, брат Эндрю.

– Что это значит? – спросила я, ошеломленная тем, что говорят о доме, который выбрала я, украсил и в котором живу.

– Это значит, что я хочу, чтобы вы съехали из этого дома, как только документ будет передан в траст, – сказал Билл.

– Вы меня выгоняете? – недоверчиво спросила я.

– Ты уже давно ушла, мисси, – ответила мать Билла.

– Далее, – неумолимо продолжил Роберт. – После того как будут покрыты все расходы, остатки довольно значительного состояния мистера Коулмана будут разделены следующим образом: три четверти пойдут в траст для Оливии, а остальное будет поделено поровну между Уильямом Коулманом и его матерью. Пока у меня нет точных цифр, но я знаю, что остатка будет более чем достаточно, чтобы хватило до конца их жизни.

– Сколько же стоил Эндрю? – спросила я, пораженная.

– В общей сложности чуть больше ста миллионов долларов, – ответил Роберт. – Если бы вы подождали всего месяц, то стали бы очень богатой и респектабельной вдовой, – едко добавил он.

– А мне он ничего не оставил? – машинально спросила я, чувствуя себя так, словно меня ударили кулаком в живот, и совершенно не понимая, что это за номер. Я не знала, не обращала внимания на денежные вопросы. О них заботился Эндрю. Счета по кредитным картам оплачивались, вот и все, что волновало меня.

– Собственно говоря, так и есть, – сказал Роберт, доставая из пачки небольшой конверт. Он протянул его мне и, клянусь, ухмыльнулся. Я вскрыла конверт и ахнула, увидев фотографию Эндрю, поднявшего вверх средний палец.

– Это специально в ответ на то, что мистер Симпсон прислал ему фотографию, на которой вы втроем резвитесь на пляже в Канкуне, – безразлично добавил Роберт.

– Ты послал ему эту фотографию? – ошеломленно спросила я Майкла. Я купилась на доводы Майкла о том, что нам нужно «победить» Эндрю, чтобы заставить его сдаться и принять развод без неприятной публичной ссоры, но, возможно, это было немного чересчур. Я намеревалась вставить эту фотографию в рамку и повесить на камин.

– Это возмутительно, – прогремел Майкл под смех Билла и его матери. Двое других мужчин тоже захихикали, увидев эту фотографию. – Я буду бороться с этим.

Должно быть, он увидел выражение моего лица, потому что поспешно добавил:

– Мы будем с этим бороться.

Видя, как взволнован Майкл, я вдруг засомневалась в той любви, в которой он часто мне признавался. Мне вдруг стало интересно, а не знал ли он, сколько будет стоить компания Эндрю, когда так пылко соблазнял меня.

И тут слова Роберта поразили меня... до глубины души. Если бы я воздержалась, то стала бы невероятно богата, и мне бы не потребовался Майкл на обмен, я была бы НА КОНЕ. Могла заполучить любого, кого захочу. Я вдруг почувствовала тошноту и сделала глоток воды, заметив, как дрожит моя рука.

– Я надеялся, что вы скажете нечто подобное, мистер Симпсон, – усмехнулся Роберт, доставая еще один конверт. – Вы не будете никого представлять, пока коллегия адвокатов штата не завершит свое расследование и не восстановит вашу лицензию. Вы же знаете, как они относятся к адвокатам, представляющим интересы своих любовний. Есть и другие вопросы, но они не входят в компетенцию этой встречи.

– Что? Когда это случилось? – потребовал Майкл.

– Уведомление было разослано вчера утром. Удивлен, что вы еще не узнали об этом. О, подождите – вы же были заняты в Канкуне.

– О каких еще проблемах вы говорите? – спросил Майкл, на его лице явно читалась озабоченность.

– Может быть, вы хотите это прояснить? – спросил Роберт, повернувшись к двум другим мужчинам.

– С удовольствием, – сказал один из мужчин, вставая.

– Кто вы? – – требовательно спросил Майкл.

– Харлан Джонс, прокуратура штата. Это – лейтенант Дженнингс, Бюро расследований штата. Насколько я понимаю, вы и мисс Коулман вывезли несовершеннолетнего ребенка из страны без предварительного уведомления и согласия его отца. Это так?

– Ну... – запнулся Майкл.

– Да, это правда, – сказала я. Майкл бросил на меня гневный взгляд, но я отмахнулась от него. – Это правда, и вы это знаете. Это все знают. Ты сказал, что для Оливии будет лучше как можно быстрее порвать отношения с отцом.

– Но ты не должна этого ПРИЗНАВАТЬ, – проворчал Майкл. – Пусть докажут.

– Уже доказали, – радостно вмешался мистер Джонс. – Геолокационная метка на файле изображения, которое вы отправили со своего телефона, декларация частного самолета, на котором вы летели, и наблюдения людей на месте происшествия... все это уже есть в довольно толстом досье.

Внезапно побледнев, Майкл резко повернулся ко мне.

– Но ты же согласилась с этим, – заявил Майкл.

– Да, – призналась я, не видя причин для лжи. Я была озадачена последствиями того, что должно было быть простым отдыхом вне брака. Майкл говорил, что такие случаи постоянно случаются при разводах.

– Итак, вы признаете, что нарушили закон штата о похищении ребенка. А это, между прочим, в данном штате является преступлением класса «Д» и влечет за собой пятилетнее тюремное заключение и штраф в размере двадцати пяти тысяч долларов. – Харлан повернулся к лейтенанту Дженнингсу. – Будьте добры, лейтенант, поместите этих двоих под арест.

На мгновение показалось, что Майкл бросится к диктофону, вероятно, чтобы разбить его, но громадный Дженнингс сделал быстрый шаг вперед, а Роберт взял диктофон со стола.

– С удовольствием, – сказал крупный лейтенант, подойдя к тому месту, где мы сидели. – Встаньте, пожалуйста, повернитесь и заложите руки за спину.

Мне ничего не оставалось, как выполнить его приказ. Я почувствовала, как впиваются в мои запястья наручники, в то время как лейтенант зачитывал мои права. Со слезами на глазах я повернулась к Роберту.

– А как же Оливия? Кто позаботится о ней?

– Брат Эндрю, Уильям, – сказал Роберт. – Документы на опекунство уже заполнены и поданы в суд. Теперь он – ее законный опекун.

– Нет! – воскликнула я.

Этого не может быть. Этого не должно было случиться. Моя жизнь должна была наладиться. Я должна была выйти замуж за Майкла и заняться торговлей. А теперь я потеряла все: мужа, дочь, будущее, все эти деньги!

Лейтенант надел наручники на Майкла и повел нас на выход из комнаты, но перед дверью стояла мать Эндрю. С выражением ненависти, которого я никогда раньше не видела, она ударила меня по лицу с такой силой, что я увидела звезды и почувствовала вкус крови во рту.

– Дрю любил тебя всем сердцем, а ты обосрала его, когда он умирал. Надеюсь, ты сгниешь в АДУ, сука! – прорычала пожилая женщина.

– Кто-нибудь из вас что-нибудь видел? – спокойно спросил лейтенант. Все с усмешкой покачали головами. – Я тоже. Пойдемте, – скомандовал он.

– Можно я сначала хотя бы увижу свою дочь? – спросила я, охваченная паникой, боясь того, что они ей скажут.

– Не сейчас, мэм, – ответил лейтенант. Он втолкнул нас в кабинет, и все увидели, что мы с Майклом в наручниках. То есть все, кроме Оливии. Я была благодарна за это. Знала, что в присутствии лейтенанта лучше ничего не говорить, поэтому молчала, надеясь, что Майкл сможет нас вытащить, но предчувствие было очень плохим.

Нас обоих запихнули в черный джип, отвезли в тюрьму, где разделили и оформили. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько униженной. Через два часа меня одели в ужасный оранжевый комбинезон и поместили в камеру, где я была вынуждена ждать, казалось, целую вечность.

В камеру зашла женщина – помощник шерифа и назвала мою фамилию. Взглянув на часы, я поняла, что нахожусь здесь уже более шести часов.

– К вам посетитель, – сказала женщина, надевая на мои запястья наручники. – Вы ведь не станете доставлять мне неприятности?

– Нет, – тихо ответила я. Она была крупной и напоминала мне комендантшу в общежитии школы-интерната – женщину, которой нельзя перечить.

– Хорошо. Потому что мне бы не хотелось заковывать вас в кандалы. Но я это сделаю, если придется. Пойдемте.

Я прошла за помощницей в небольшую комнату, где меня приковали к столу. Через минуту в комнату вошел мужчина – Джон Халтнер, адвокат из фирмы «Юридическая группа North End» и один из друзей Майкла. Он положил на стол свой портфель и сел рядом со мной.

– Как ты, Энн? – спросил он.

– Стало лучше, Джон. Спасибо, что пришел. Я боялась, что мне придется пригласить государственного защитника.

– Позвонил Майкл и попросил меня представлять твои интересы. А его интересы согласился представлять наш партнер, Сэм Грегори, – сказал Джон.

– Не знаю, как смогу отплатить вам за это, – сказала я ему тоненьким голоском.

– Сейчас не беспокойся об этом. Давай разберем все по порядку. У меня еще не было возможности ознакомиться со всем делом штата, но то, что я видел, выглядит не слишком хорошо. У тебя был ордер на опекунство, подписанный судьей, когда ты увозила Оливию из страны?

– Нет, не было. Я оставила Эндрю копию документов о разводе. На следующий день он получил официальное уведомление.

– Никакого постановления об опеке? Никакого запретительного приказа? – спросил Джон.

– Нет, – повторила я.

Он вздохнул, покачав головой.

– Это может стать настоящей проблемой. Слушай, через пару минут придет государственный прокурор, чтобы обсудить с тобой некоторые вопросы. Я буду здесь с тобой. Будь с ним честна. Отвечай на его вопросы, но ничего не выдавай. Поняла?

– Поняла. Ты можешь вытащить меня отсюда?

– Сделаю все возможное, но штат заморозил твои активы и рассматривает вас с Майклом как способных сбежать. Настаивают на том, чтобы оставить вас под стражей до окончания суда.

– Могу я увидеть Оливию? – в отчаянии спросила я.

– Не знаю, но мы постараемся договориться о свидании.

Дверь открылась, и вошел Харлан Джонс. С ним была женщина, которую я видела в офисе Роберта, Дженнифер, и еще одна женщина, тащившая за собой хитроумное устройство на колесиках с большой коробкой.

– Харлан Джонс, прокуратура штата. А вы...

– Джон Халтнер. Буду представлять интересы мисс Коулман в этом деле, – сказал Джон, пожимая Харлану руку.

– Хорошо. Это – Дженнифер Хокинс, служба защиты детей, и Мелисса Кантрелл, также из прокуратуры штата. Давайте приступим к делу, хорошо?

Мы заняли свои места за столом, и Джон открыл свой портфель, в то время как Мелисса открыла большую коробку. Она протянула Джону толстую папку.

– Это – ваша копия материалов нашего дела, – сказал Харлан. Он вставил кассету в аудиомагнитофон и начал запись. – Я знаю, что при аресте вам зачитывали ваши права, мисс Коулман. Не могли бы вы назвать для записи свое имя и дату рождения?

Джон кивнул головой, и я выполнила просьбу Харлана.

– Спасибо. Я знаю, что вы уже признали, что нарушили закон штата о похищении ребенка...

– Я не делала такого признания, – отрывисто сказала я, прервав его. – Я признала, что увезла свою дочь на отдых в Канкун. Вы же предположили, будто я признала за собой нарушение закона. Если хотите, возьмите копию записи у мистера Хортона.

– Хорошо, – сказал Харлан, потрясенный моей вспышкой. Джон улыбнулся, прежде чем что-то сказать.

– Я бы тоже хотел получить копию этой записи, – сказал он.

– Я об этом позабочусь, – ответил Харлан и снова повернулся ко мне. – Итак, вы собираетесь сделать это трудным путем. Я не против. Давайте начнем с нескольких вопросов для установления фактов, хорошо? Имеете ли вы постановление об опеке, подписанное судьей?

– Нет, не имею, – сказал я ему.

– Имеется ли у вас запретительный судебный приказ или охранный ордер, не позволяющий вашему ныне покойному мужу приближаться к вам, вашей несовершеннолетней дочери или вашему супружескому дому?

– Нет, не имеется, – повторила я.

– В какой-либо момент перед отъездом вы запрашивали у своего мужа разрешение на вывоз вашей несовершеннолетней дочери за границу на месяц?

– Нет.

– До дня отъезда вы сообщали мужу, что намерены с ним развестись?

– Нет.

– Обсуждали ли вы этот отпуск еще с кем-либо, кроме вашего мужа?

– Да, – сказала я. Харлан посмотрел на меня, ожидая дополнительной информации, но я ничего не сказала.

– С кем вы обсуждали это, мисс Коулман?

– С Майклом Симпсоном. И с моей матерью, – сказала я.

– Почему именно с матерью?

– Я попросила ее присмотреть за Оливией, пока буду сообщать новости Эндрю.

– Вы объяснили ей свои намерения?

– Да, – тихо сказала я. Харлан кивнул.

– Почему вы отказали мистеру Коулману в доступе к его дочери?

– Майкл сказал, что ему и Оливии будет легче, если все контакты будут прекращены немедленно.

– Понятно. Я знаю, что вы подали на развод. Планировали ли вы препятствовать посещению дочери мистером Коулманом?

– Не отвечайте на этот вопрос, – сказал мне Джон. – Пожалуйста, придерживайтесь установленных фактов, мистер Джонс.

– Установленных фактов. Хорошо, мистер Халтнер. Мисс Коулман, кто финансировал ваш отпуск в Канкуне? Тридцать дней на пятизвездочном пляжном курорте должны были обойтись в немалую сумму.

– Один из деловых контактов Майкла в Южной Америке, – сказала я.

– Вот этот человек? – спросил Харлан, положив на стол фотографию мужчины в фетровой шляпе и темных очках.

– Возможно. Точно не знаю. У Майкла имеются связи по всему миру.

– Вы знаете, кто этот человек? – спросил Харлан.

– Вроде бы Хулио. Не помню точно.

– Его зовут Хулио Кабрера. Он – известный торговец детьми, занимающийся, скажем так, незаконными материалами для взрослых.

– Подождите минутку, – буркнул Джон, прежде чем Харлан успел его оборвать. Сердце заколотилось в груди. Одним этим предложением все превратилось из неловкого и жалкого в смертельно опасное. Я почувствовала легкое головокружение.

– Этот человек несколько раз за время вашего «отпуска» был замечен входящим в ваш гостиничный номер, мисс Коулман. У нас есть фотографии с указанием даты и времени. Вас также сфотографировали за ужином и выпивкой с ним. Знали ли вы, чем занимается этот человек, когда с ним танцевали?

Я была настолько ошеломлена, что не смогла сформулировать ответ. И не могла признаться, что с Хулио мы встретились, чтобы разработать запасной план на случай, если Эндрю решит бороться с разводом. За меня заговорил Джон:

– Что вы утверждаете, мистер Джонс?

– Я утверждаю, что эта небольшая поездка в Канкун была не просто невинным отдыхом двух влюбленных, желающих немного понежиться на солнышке, мистер Халтнер. Мисс Хокинс, не желаете ли присоединиться к разговору?

– Конечно, – сказала Дженнифер. – Мисс Коулман, ранее я имела удовольствие побеседовать с вашей дочерью. Она очень умная девочка.

– Да, это так, – похвасталась я. – Думаю, это у нее от отца.

– Она рассказала мне несколько интересных историй о вашем отдыхе. Ей понравилось проводить время на пляже и знакомиться с разными людьми. Она также сказала, что несколько вечеров вы давали нечто, что помогало ей заснуть.

– Оливия уже довольно продолжительное время страдает от насморка, – пояснила я. Я давала ей детский «Бенадрил», чтобы помочь. – Неожиданно на столе появился пластиковый пакет с маленьким пузырьком с жидкостью.

– Из этого пузырька, мисс Коулман? – спросил Харлан.

– Может быть. Не знаю.

– Его нашли в вашем багаже. На нем повсеместно ваши отпечатки пальцев. Вы знаете, что в нем? – продолжал Харлан.

– Я – не химик, так что нет, не знаю, – предложила я.

– К счастью, у нас в лаборатории есть химики, и они смогли сказать нам, что находится в пузырьке. Да, в нем есть все, что можно найти в детском «Бенадриле». Но также в нем содержится рогипнол, – сказал Харлан.

– После вашего ареста я отвезла Оливию в больницу и взяла у нее анализ крови, – сказала Дженнифер. – В ее крови обнаружили следы этого препарата. Частные детективы, нанятые для наблюдения за вами в Канкуне, зафиксировали несколько вечеров, когда вы и мистер Симпсон покидали гостиничный номер без Оливии. В этих случаях вы пили, танцевали и вообще хорошо проводили время, оставив дочь в номере одну. Это всего лишь мои догадки, но я подозреваю, что вы давали дочери дозу, чтобы она крепко спала, пока вы развлекались. Честно говоря, удивлен, что ваш маленький коктейль не убил ее.

– В связи с этим я рекомендую суду передать опекунство над Оливией мистеру Уильяму Коулману на постоянной основе, а вам предъявить обвинения в отсутствии заботы о ребенке, подвергании его опасности и жестокому обращению, – сказала Дженнифер.

– Мне нужно посоветоваться с моим клиентом и проанализировать все «доказательства», которые вы получили на данный момент, прежде чем мы пойдем дальше, – сурово сказал Джон, но его лицо было красным.

– Думаю, это разумно, советник, – сказал Харлан. – Вот моя визитка на случай, если захотите обсудить сделку о признании вины. Не ждите слишком долго.

Джон взял визитку Харлана и сунул ее в карман. Он подождал, пока Харлан и обе женщины уйдут, и только потом повернулся ко мне. Он выглядел очень взволнованным, как будто с большим усилием контролировал себя.

– Энн, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты должна быть со мной честна, – твердо сказал Джон. – Есть ли в их обвинениях хоть какая-то правда? Хоть что-нибудь?

– Послушай, Джон. Я не горжусь некоторыми своими поступками в последнее время. Да, мы ездили в Канкун отчасти для того, чтобы встретиться с человеком, который предложил помощь... рычаги... воздействия на Эндрю в случае, если он будет бороться с разводом. Но я и понятия не имела, что тот занимается торговлей детьми. У Майкла имеются связи по всему миру, и да, он признал, что некоторые из его клиентов немного... грязноваты. Но я ничего об этом не знала. И да, я давала Оливии Бенадрил, чтобы помочь ей с гайморитом. Но понятия не имела, что в нем было подмешано. Я была удивлена, когда она так быстро засыпала. Обычно ей требуется довольно долгое время. После того как она засыпала, мы с Майклом выскальзывали из номера, но убеждались, что дверь заперта, и думали, что она будет в безопасности до нашего возвращения.

– Боже мой, Энн. Как ты могла быть настолько глупой? – выругался Джон. – Бросать Оливию одну в гостиничном номере в чужой стране? Устроить заговор против своего мужа с торговцем детьми? Если это предстанет перед судом присяжных, твой гусь будет не просто поджарен, а сожжен! Только за одно хранение этих препаратов можно получить от трех до пяти лет тюрьмы. А уж давать его ребенку? С таким же успехом можно навсегда отменить в этом штате Рождество. И как ты думаешь, что бы сделали мексиканские власти, если бы поймали вас с рогипнолом?

– Я не знала, что он там БЫЛ! – сплюнула я, потом спохватилась. – Что же мне делать? – взмолилась я.

– Позволь мне просмотреть все, что у них есть на данный момент. Наш лучший шанс – по возможности не доводить это дело до суда. Ты окажешься в тюрьме – это точно. Единственное, что мы можем сделать, это свести к минимуму время, которое ты проведешь за решеткой.

– Мне страшно, Джон, – заплакала я. – Я ничего этого не хотела.

– И я не думаю, что ты хотела. Но лучше бы ты сказала мне правду.

– Так и есть, Джон. Клянусь.

– Хорошо. Посмотрим, что я смогу сделать, – сказал он, складывая все в портфель. – Буду на связи. Держись подальше от неприятностей.

Он дошел до двери и позвал надзирательницу, которая вошла в комнату и отцепила меня от стола.

Надзирательница спокойно позволила мне идти обратно в камеру. Когда мы добрались до главной зоны, я заметила, что довольно много заключенных смотрят на меня с отвращением. Я не понимала, почему, ведь я никому здесь ничего не сделала, и спросила у надзирательницы, когда та ввела меня в камеру.

– Ты что, не смотрела новости? – спросила надзирательница, казалось, слегка удивленная.

– Нет, не смотрела.

Надзирательница включила телевизор на новостной канал, где обсуждалось мое дело. Одна из участниц была писательницей из местной газеты, сказавшая, что брала интервью у Эндрю перед его смертью.

– Не могла не сочувствовать этому человеку, – сказала женщина. Под ее изображением была надпись: «Патриция Демпси, Daily Record».

– Почему? – спросил ведущий дискуссии.

– Представьте себе, что вы узнали, что скоро умрете от неоперабельной опухоли, а потом пришли домой, и ваша супруга говорит вам, что забирает вашего ребенка и уезжает на месяц с любовником, – сказала Патриция.

– Боже мой, это ужасно, – отреагировал один из ведущих.

– Вот и я так думаю. Мы же говорим не о мужчине, который напивается и изменяет своей жене, а об Эндрю Коулмане. Человеке, который из своего кармана подарил компьютерный класс средней школе и нанимает на работу в качестве стажеров студентов колледжа из неблагополучных семей, – сказала Патрисия. – Местное деловое сообщество неоднократно отмечало его за благотворительную деятельность.

– Так, когда же выйдет ваш репортаж? – спросил один из постоянных ведущих.

– В завтрашней утренней газете, – ответила Патриция.

– Обязательно прочитаем, – сказал ведущий, обращаясь к камере. – Вдова Коулмана, Энн, сегодня арестована по обвинению в похищении ребенка из-за того, что якобы увезла свою восьмилетнюю дочь в Канкун без ведома и разрешения мужа. Если ее признают виновной, ей грозит пять лет тюремного заключения. Харлан Джонс, один из ведущих адвокатов, ведущих дело, сказал, что остается высокой вероятность предъявления дополнительных обвинений.

В этот момент я почувствовала себя хуже, чем когда-либо за всю свою жизнь. Только сегодня утром я была на вершине мира, с мужчиной, с которым готова была провести всю оставшуюся жизнь. А теперь посмотрите на меня. Мне хотелось вырыть в полу яму, заползти внутрь и закрыть ее сверху. Неудивительно, что все смотрят на меня как на кусок дерьма. Чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю – я и есть кусок дерьма. Я хорошо и по-настоящему облажалась.

Я закрыла голову руками и зарыдала. Но мои слезы были эгоистичными, и я знала это. В тот момент меня волновало лишь то, как я выгляжу в глазах окружающих. Неважно, что умер мой муж, так и не сумев попрощаться с дочерью.

Я вытерла лицо, чтобы выглянуть за пределы своей маленькой камеры. То, что я увидела, испугало меня – озлобленные лица других заключенных смотрели на меня с ненавистью в глазах. В тот момент я не чувствовала себя в безопасности и молилась, чтобы Джон нашел решение... и поскорее.

***

Моя жизнь превратилась в ад, но мучения только начинались. На следующее утро надзирательница протянула мне газету. В ней была статья о моем деле, не вызывавшая ни малейшего восторга.

На фотографии я выглядела усталой и потасканной, а на фотографии Эндрю было видно, как в прошлом году он получал награду «Достойный гражданин». Я была вырезана из нее. Рядом с фотографиями лежала статья Патриции Демпси об Эндрю.

Я ожидала, что та станет его восхвалять, но в этой статье прочитал то, чего никогда не знала об Эндрю. В ней рассказывалось о его службе в армии в качестве молодого солдата. Я знала, что Эндрю служил, но он никогда не рассказывал об этом периоде своей жизни.

Согласно статье, вертолет, в котором он находился, сбили. Кроме Эндрю и еще одного солдата, все находившиеся в нем погибли. Эндрю, будучи раненым, вытащил из-под обломков своего товарища, чем спас ему жизнь. За этот поступок он получил «Пурпурное сердце» и «Бронзовую звезду». Этим товарищем был не кто иной, как Роберт Хортон.

Статьи сделали свое дело – они изобразили Эндрю любимым и уважаемым местным героем, никогда не хваставшимся своими достижениями, а меня – коварной, самовлюбленной шлюхой, лишившей умирающего мужа возможности попрощаться с любимой дочерью.

При таком освещении я думаю, мне повезет, если меня просто сожгут на костре и развеют прах над свалкой. Я знала, что в этом городе мне никогда не удастся добиться справедливого суда, и решила обсудить с Джоном вопрос о смене места рассмотрения дела.

***

Первое слушание было назначено на утро. Это было всего лишь слушание по вопросу об освобождении под залог. Я надеялась, что суд предоставит мне хотя бы это, но Харлан заявил, что я могу скрыться. Судья согласился и оставил меня под стражей до суда. После слушания у меня было несколько секунд, чтобы сообщить Джону насчет изменения места рассмотрения, который кивнул в знак согласия и сказал, что попробует разузнать.

После слушания меня перевели в другой блок, и вот тут-то начались настоящие мучения. Похоже, другие заключенные узнали обо мне из новостей и уже мысленно осудили меня.

Насмешки и угрозы были неприятными, но ситуация накалилась, когда я встала в очередь за едой. Одна из женщин-заключенных, подававшая еду, пристально посмотрела на меня, затем сглотнула огромный комок мокроты и выплюнула его прямо в мой поднос, сделав еду несъедобной.

– Просто для придания вкуса, – усмехнулась заключенная под смех остальных. Не в силах есть и чувствуя тошноту от этой встречи, я выбросила свой поднос в мусорное ведро и вернулась в камеру, к неудовольствию надзирателей.

– Ты что, собираешься объявить голодовку или что-то в этом роде? – спросила одна из надзирательниц.

– Ты же видела, что эта сука сделала с моей едой в очереди, – ответил я. – Ты стояла рядом и ни черта не сделала.

– Да, видела и хотела посмотреть, как ты справишься. Вот, съешь это, – сказала она, протягивая завернутый бутерброд. – Давай, он безопасен. Я поговорю с другой заключенной. Но ты должна следить за своей задницей. Тебя не очень-то любят. Совсем не любят. Мы делаем все возможное, но иногда все равно случается плохое. Понимаешь, о чем я говорю?

– Да, понимаю. Меня здесь могут избить, изнасиловать или убить, и всем будет плевать.

– Просто чтобы ты понимала, как обстоят дела. На твоем месте я бы держалась как можно дальше от остальных. Особенно от той большой девушки с татуировкой на лице. Следи за тем, что делаешь. Не начинай ничего, и по мере возможности мы будем тебя прикрывать. Поняла?

– Поняла, – вздохнула я. – Спасибо за предупреждение.

– Не за что. И это не ради твоей лилейно-белой задницы, просто мне не нужны хлопоты и бумажная волокита с еще одной жертвой среди заключенных. Если мое имя попадет в заголовки газет, я предпочту, чтобы это было типа выигрыша в лотерею, – сказала надзирательница, прежде чем покинуть мою камеру.

В тот день у меня была одна передышка, когда ко мне пришли родители. Между мной и матерью была слезливая встреча. Отец обнял меня, но было видно, что он очень расстроен. Мы поговорили о деле, и они рассказали мне об Оливии. Она расстроена, но хорошо приспособилась к жизни с Биллом.

Примерно через час наш разговор прервала надзирательница и проводила меня обратно в камеру. Следующие три дня я провела в страхе, когда пришла надзирательница сообщить, что ко мне посетитель.

Я обрадовался, когда увидела в комнате для допросов Джона. Как и прежде, надзирательница приковала меня к столу, а затем оставила нас наедине.

– Что случилось? – воскликнула я, надеясь на хорошие новости.

– Государственный прокурор готов к сделке, – сказал Джон. – Но это может быть не то, чего хочешь ты.

– Если только это поможет мне выбраться отсюда, я соглашусь, – умоляла я. – Расскажи, что произошло?

– В деле произошли серьезные изменения. Теперь вмешались федералы. Похоже, что твой парень по уши замешан в нескольких схемах торговли людьми.

– Что?! – воскликнула я, не веря своим ушам.

– Да. Более того, прокурор штата теперь считает, что именно он подмешал лекарство твоей дочери. Конечно, это не оправдывает твоего безрассуднства в этом вопросе. Тем не менее, они считают, что часть поездки была направлена на то, чтобы познакомить Хулио с Оливией как с возможной будущей жертвой.

– ЧТО?!!! – закричала я.

Он заставил меня заткнуться.

– Позволю все объяснить прокурору штата. Он и несколько федеральных агентов уже едут сюда. На самом деле, они будут здесь с минуты на минуту, – сказал Джон. Дверь как по команде открылась, и в комнату вошел Харлан с двумя другими мужчинами в костюмах. Все четверо мужчин коротко поприветствовали друг друга, затем заняли свои места.

– Мисс Коулман, полагаю, с вами хорошо обращаются, – сказал Харлан так, словно ему абсолютно все равно, но для проформы он должен спросить.

– Если не считать того, что я постоянно живу в страхе за свою жизнь, то да, – огрызнулась я. – Я слышала, что имеются какие-то подвижки.

– Да, имеются. Мы обнаружили доказательства того, что ваш парень глубоко замешан в торговле детьми, и считаем, что одной из его потенциальных целей могла быть ваша дочь, – сказал Харлан. – Это – специальный агент Майк Маккензи, ФБР, и агент Джек Карлсон из ЦБТЛ.

– Откуда? – спросила я.

– Центр по борьбе с торговлей людьми. Это – часть Министерства внутренней безопасности, – сказал Джек.

– И вы собираетесь преследовать Майкла Симпсона? – спросил я.

– Да, – ответил Майк. – Мы считаем, что он является центральной фигурой в довольно крупной глобальной финансовой сети. Человек, с которым вы познакомились в Канкуне, Хулио Кабрера, – лишь одна из составляющих этой сети. Мы обнаружили электронную переписку между вашим парнем и Кабрерой, где говорилось, что ваша дочь должна была стать платой за... услуги, оказанные в противодействии вашему мужу. Вы знали об этом?

– Нет, никогда, – выдохнула я, не веря, что Майкл мог причинить вред моей дочери. По отношению к ней он всегда был так добр и любящ. А теперь, услышав, что он замышлял передать Оливию Хулио бог знает за что, я страшно разозлилась.

– Что вы хотите, чтобы я сделала? Хотите, чтобы я стала свидетельницей? Свидетельствовала против него?

– Все гораздо сложнее, миссис Коулман, – сказал Джек. – Вы ведь были исполнительным помощником Симпсона в течение трех лет, не так ли?

– Да, была, – сказала я.

– А также его любовницей... сколько... девять месяцев или около того? – продолжал Джек.

– Да, – повторила я.

– Значит, вы были... близко знакомы... с его операциями, верно?

– Очевидно, недостаточно близко, – ответила я.

– Но достаточно, чтобы могли получить доступ к его довольно загадочным сообщениям и понять их, верно? – спросил Джек.

– Да, – ответила я. Майкл использовал стенографию, которая должна быть загадочной для тех, кто не понимает его кода. Но за эти годы я достаточно научилась расшифровывать его каракули и короткие заметки.

– Мы хотим, чтобы вы помогли нам распутать его глобальную сеть. Вы согласны это сделать? – спросил Джек.

– Прокурор штата уполномочил меня снять все обвинения, если вы согласитесь на это, – сказал Харлан. – Пока вы сотрудничаете с федеральными властями, эти обвинения не будут предъявляться.

– Смогу ли я увидеть свою семью? Мою дочь? – спросила я, в моем сердце зародилась надежда.

– Боюсь, что это невозможно, – сказал Майк. – Люди, с которыми имел дело ваш парень, очень опасны. Если они узнают, что вы помогаете нам, ваша семья, включая вашу дочь и семью вашего мужа, может оказаться в смертельной опасности. Чтобы все получилось, Энн Коулман должна исчезнуть. Вы понимаете, что я говорю?

– Значит, это что-то вроде... защиты свидетелей? – спросила я.

– Все гораздо сложнее, – сказал Джек. – Вы будете работать с нами, чтобы уничтожить глобальную сеть торговли людьми. Конечно, вы получите новую личность, и мы обеспечим безопасность вас и вашей семьи.

– Как вы будете вести себя с прессой? Что им скажете?

– Об этом мы позаботимся. Что касается прессы, то Энн Коулман была взята под стражу в рамках большого расследования. В конце концов, Энн Колман покончит с собой, отчаявшись из-за потери дочери. Ее место займет Анита Коулз, – сказал Джек.

– Пока будете работать с нами, мы обеспечим вам прикрытие и безопасность, – сказал Майк. – И обвинения против вас не будут выдвигаться. Возможно, когда-нибудь, когда все закончится, вы сможете увидеть свою дочь. Цена высока, но могло быть и хуже. Гораздо хуже.

– Хорошо, – сказал я после нескольких минут размышлений. Ситуация не самая лучшая, но – далеко не тюрьма. И это давало мне шанс отомстить Майклу за то, что он подверг мою дочь опасности. – Я сделаю это.

– Ладно, – сказал Майк, положив передо мной несколько бланков. – Если подпишете эти бланки, мы начнем работу.

Я просмотрела заполненные бланки и показала их Джону. Они показались мне достаточно простыми, и я поставила свою подпись.

Джек подошел к двери и позвал надзирательницу, которая вошла в комнату.

– Вот приказ о переводе. Теперь миссис Коулман находится под федеральной опекой и уезжает с нами, – сказал он. Надзирательница просмотрела бумаги, затем переговорила с кем-то по рации. Мы услышали чей-то ответ, затем надзирательница посмотрела на нас.

– Хорошо. Следуйте за мной, пожалуйста. Мне нужно оформить ее освобождение, – сказала она.

После того как мои руки были отцеплены от стола, мы вышли за дверь вслед за надзирательницей. Оформление освобождения заняло пару часов, после чего я приняла столь необходимый мне горячий душ, а затем переоделась в ту одежду, в которой была при аресте.

Выйдя из тюрьмы, я почувствовала себя более человеком. Я остановилась и оглянулась на большое здание.

Прощай, Энн Коулман, – подумала я. – Здравствуй, Анита Коулз. И пусть Бог смилостивится над куском дерьма, известным как Майкл Симпсон. Потому что я не смилостивлюсь.