Ты меня любишь? 1/4

Дата: 12 ноября 2023

Шрифт:

Do You Love Me от Bh76

*****************************

Гребаный гранж!

В марте 1987 года моя группа вошла в офис нашего нового звукозаписывающего лейбла, чтобы подписать контракт на наши души. Контракт был предложен одним из крупнейших лейблов в рок-музыке, и мы не могли дождаться, когда окажемся на вершине мира. Я сидел за длинным столом и смотрел на лежащий передо мной контракт.

– Что это за дерьмо с Джорданом Шоком? – спросил я.

– Разве тебе никто не сказал? Ты не можешь воспользоваться своим настоящим именем, парень, – хмуро сказал наш новый босс. – Майкл Джордан – баскетболист, а не гитарист. Отныне ты – Джордан Шок, ясно?

Я подумал, что имя нормальное; для меня оно не имеет значения. В то время я был под кайфом от кокаина и выпил половину пятой порции виски Jack Daniels, но хотел подписать контракт. Отец был расстроен – его тоже звали Майклом, маме было плевать, а моя младшая сестра Ким закатила глаза.

Со свежеподписанным контрактом, который, признаться, я читал не слишком внимательно, мы поспешили в студию звукозаписи, чтобы записать нашу дебютную пластинку. Мне едва исполнилось двадцать лет.

Нашим вокалистом и фактическим лидером был Крис Дэвис. Скучное имя, скучный парень. Он не принимал наркотики, почти не пил, был столь же уродлив, как и Мик Джаггер, но у него был тот самый фактор сексуальной привлекательности, из-за которого девчонки сходят с ума. Когда этот парень вставал с постели, ему приходилось переступать через группу дам, все еще остававшихся там с предыдущей ночи.

Нашим басистом был Райан Джексон. Крупный, суровый на вид парень – отличный музыкант и автор песен, но ненавидевший музыку хэйр-метал, которая в конечном итоге сделала нас знаменитыми. Его рост – метр девяносто три, и на сцене он выглядел как полузащитник в женской одежде. Он хотел звучать как «Led Zeppelin», но из этого ничего не вышло. Помню, как он впервые надел штаны из спандекса. Можно было подумать, что они покрыты иголками, на которые он так жаловался. Плевать, что они были розовыми с черными полосками зебры. Это были восьмидесятые...

Барабанщиком у нас был Дэнни Кэш. Дурацкое имя, еще более дурацкий парень. Но он верный как морской пехотинец и – мой лучший друг. Он – отличный барабанщик, который может играть на чем угодно. Ни черта не умеет петь и не может написать ни одной песни, даже ради спасения своей жизни, но делает все что от него требуется, чтобы помочь нам устроить отличное шоу. Он – один из первопроходцев в том, что его барабаны были на рельсах, будучи способными перемещаться по сцене или даже ставить его его вверх ногами. Он взял то, что делал Томми Ли, и продвинул это дальше.

Я – ведущий гитарист и написал около четверти наших песен. При необходимости я также играю на фортепиано. Крису нравится мой хрипловатый голос, и он – большой сторонник того, чтобы я пел и участвовал в создании песен. Он ненавидит мое пьянство и употребление наркотиков, но любит мою игру на гитаре. Первоначального гитариста он уволил, впервые услышав мою игру в клубе. Сказал мне, что если существует такая вещь, как музыкальная его половинка, то это – я. Я не поверил, но все равно присоединился.

Мы назвали себя «Goblin Nob» (пенис гоблина), в честь эвфемизма Криса, обозначающего минет. Мы решили, что это умно. Лейбл вряд ли разрешал такое. Они считали это глупостью. Не поняли шутки. Она была тонкой, и когда они догадались, было уже поздно что-либо менять. Мы стали знамениты.

Это было лучше, чем первый выбор Райана – «Lower Lips» (нижние губы). Вот это – глупое название.

***

Мы записали альбом, и лейбл был от него без ума. Нам выделили деньги на покупку нового оборудования и всего остального, что нам требовалось, и этим занимался наш специалист по маркетингу Чез. Чез был крысой, но думаю, такова была его работа. У него тяжелая работа – быть нашим связным с лейблом. Он всегда с нами. В студии, на гастролях, в отелях, черт возьми, он даже трахался с теми нашими поклонницами, на которых нас не хватало.

В общем, наш дебютный альбом с собственным названием вышел в конце 1987 года. Первый сингл был высокоинтенсивным исполнением рок-музыки, неплохо себя показавший в чартах. Во время наших первых двух турне мы выступали на разогреве у крупнейших групп лейбла, но когда выпустили наш второй сингл, взлетели в стратосферу.

«Your Love Is My Heart» (твоя любовь – мое сердце): так называлась песня, которую я написал пьяным в стельку, свесив ноги с балкона в Акроне. Не спрашивайте, откуда она взялась, я не смогу вам сказать. Даже не помню, как я ее написал. У меня был маленький магнитофон, на который я записывал свои бредни и слушал их на следующий день, на трезвяк. Иногда Крис тоже слушал и выбирал те части, из которых можно было что-либо построить.

На следующее утро Крис был в моей комнате и завтракал. Чертов сумасшедший ел мюсли и йогурт, а я наслаждался своим полукилограммом бекона на тосте и дерьмовым черным кофе.

– Чувак! – крикнул он. – Что это было?

– Что это было «что»? – блестяще спросил я.

– Эта мелодия. Проиграй ее.

Я перемотал пленку и нашел фрагмент музыки, который ему понравился. Подумал, что она хороша, и сказал:

– Могу написать к ней текст.

– Сделай это. Мне нравится эта прогрессия. Это – идеальный ключ для моего голоса, – щебетал он.

Я рассмеялся:

– Как скажешь, дай мне пару дней.

Это была самая странная вещь, которая когда-либо случалась со мной. На кассете – полная инструментальная песня. Вступление, куплет, припев, бридж, а я и не помню, что написал хоть что-то из этого. Мне пришлось крепко задуматься, чтобы вспомнить, не слышал ли я ее раньше и просто наиграл. Никто из тех, кому я играл эту песню, после того как закончил ее, не сказал, что раньше слышал ее, так что, я так и поступил. На меня никто не подал в суд, так что, я решил, что это все – мое.

Через два часа у меня был текст, нацарапанный на блокноте, который я ношу с собой, и песня была закончена. Спустя десятилетия, как я вспоминаю об этом, ее все еще играют по радио и на свадьбах по всему миру, так что, я получаю приличные гонорары. Они были бы намного выше, если б я прочитал контракт, который тогда подписал, но мы живем и учимся. Иногда нелегким путем.

***

Все было отлично, мы зарабатывали кучу денег, но тут выяснилось, что мы задолжали лейблу кучу денег. К счастью, мы без проблем ее выплатили. Оказалось, что все деньги, что они нам подкидывали, были авансами от нашего заработка. Чертовы мудаки. Но, опять же, надо было читать контракт, прежде чем его подписывать.

В течение следующих четырех лет мы выпустили еще четыре пластинки, а в промежутках гастролировали по всему миру. На каждом альбоме у нас есть как минимум по одному первоклассному хиту, и мы были королями мира. До тех пор, пока не появился этот гребаный гранж.

Из-за этого гребаного гранжа мы так и не смогли выпустить наш пятый альбом «Who Dares, Wins». Когда мы вернулись из турне по Европе в 92-м, люди в Америке носили фланелевые рубашки и перестали мыть голову. Мы слышали музыку «Nirvana», «Pearl Jam», «Soundgarden» и остальных подражателей из Сиэтла, но не думали, что она представляет для нас угрозу. То есть, пока не поняли, что все не только слушают их, но и одеваются как они. Это была не просто музыка, это был стиль жизни, культурный феномен. Это было отвратительно.

Мы записали альбом, отвергнутый звукозаписывающей компанией. Наотрез. Мы знали, что он столь же хорош, как и другие наши альбомы, но музыкальная сцена (музыкальное сообщество) изменилась. Лейбл хотел, чтобы мы записали альбом в стиле гранж, а мы послали их на хуй. Другие группы уже делали это и с треском проваливались, пытаясь скопировать звучание и внешний вид. Мы не собирались выступать в роли позеров и отказались подчиняться требованиям лейбла, поэтому лейбл отказался от нас.

Это было безумием. Годом ранее мы были лучшей группой в мире, и за такой короткий промежуток времени лейбл нас бросил. Хуже всего было то, что закончились деньги.

Не поймите меня неправильно, мы зарабатывали миллионы, и я знал, что в финансовом плане у меня все будет хорошо, но у нас не было доходов от концертов, наши альбомы перестали продаваться, а гонорары почти прекратились, когда радио перестало крутить наши песни. Это было удручающе.

***

Мне удалось продержаться до конца нашей карьеры, никого не обрюхатив и, что еще важнее, не женившись. Все изменилось, когда сестра познакомила меня со своей подругой Сарой. Сара сразу же украла мое сердце, и у меня не было шансов сбежать. Через год после знакомства мы поженились.

Сара была великолепной блондинкой с телом, способным остановить дорожное движение. Самое лучшее в ней было то, что она – чертовски умна. Единственным ее недостатком было то, что она позволяла мне делать все, что я хотел.

Я был разочарован тем, что не мы были любимой группой Сары, эта честь досталась «Wild Punks». Это - очередная никчемная группа на букву «W», имевшая некоторый успех. Они тоже не прошли через гранж. Сара была разочарована тем, что я не знаю этих ребят и не могу познакомить ее с их вокалистом. По ее словам, он – «секс на палочке».

Мое ухаживание за Сарой было вполне нормальным. Я понятия не имел, как жить нормальной жизнью, но мы ходили на ужины, в кино и занимались всякой романтической ерундой. Она клялась мне, что причина, по которой она со мной – не мой бывший статус знаменитости, и ее не волнуют мои деньги. Жалею, что в то время не был более трезвым. Мне бы послушаться своего адвоката, умолявшего меня заключить брачный контракт. Не хочу портить историю, но это, как вы уже, наверное, догадались, несколько лет спустя укусило меня за задницу.

Сара не тратила много денег, и я решил, что она – не золотоискательница. После нескольких месяцев знакомства она переехала ко мне и взяла на себя ведение домашнего хозяйства, следила за тем, чтобы в доме была еда, в винном шкафу – «Джек», а в моих ящиках – чистое белье. Я пытался купить ей дорогие украшения и «Мерседес», но она заставила меня вернуть все обратно. Она не любила носить украшения и считала, что «Мерседес» – это слишком пафосно. Я пожимал плечами и удивлялся, насколько мне повезло.

***

Без музыки мне стало скучно. А когда мне становится скучно, я пью. Когда пью, я употребляю кокаин. Когда употреблял кокаин, я становлюсь полным говнюком. В свое время Крис и Райан держали меня в узде, пока мы были на гастролях и в студии. В остальное время меня контролировал Чез. Если никого из этих парней нет рядом, я – в пролете.

Не поймите меня неправильно, я принимал много наркотиков и слишком много пил, когда мы были на вершине, но меня держали в узде. С Сарой у меня этого не было, и это было отвратительно. Она позволяла мне делать все что я хотел, потому что вышла замуж за рок-звезду, а по ее мнению рок-звезды только этим и занимаются.

В 97-м году я достиг дна. После пяти лет, когда делал все что хотел, у меня случилась передозировка, и Сара нашла меня на полу в спальне. Меня срочно доставили в больницу, сделали промывание желудка, и я едва выкарабкался. После этого Сара взяла все в свои руки и заставила меня лечь в реабилитационный центр.

Можно подумать, что реабилитация – это хорошо. По большей части так оно и есть. А вот что не очень хорошо, так это то, что никто не следил за моими деньгами, и мой бизнес-менеджер очень много украл их. Настолько много, что потребовалось больше года, чтобы провести аудит и выяснить, что, черт возьми, произошло и как ему удалось выйти сухим из воды.

Он определенно исчез, как и около десяти миллионов моих денег. Сара в то время была моей опорой, когда я хотел убить этого ублюдка или наложить на себя руки, но никто не мог его найти. Сара не дала мне сорваться.

Она плакала вместе со мной, обнимала меня, поддерживала, ободряла. Она была для меня всем. Именно тогда она решила, что мы должны завести детей. Она не разрешала мне этого, пока я был в «потерянных годах», как она их называла. Когда я, наконец, протрезвел, она перестала принимать таблетки, и через год у нас родилась дочь Мелоди. Мелоди стала моим сердцем и душой.

После ее рождения я никогдабольше не думал о наркотиках или алкоголе, не мог рисковать потерять ее, а Сара ясно дала понять, что я их потеряю, если снова начну. Для меня этого было достаточно. Не то чтобы это было легко, но это была лучшая мотивация, которую я мог иметь.

Мы потерпели неудачу, когда в 99-м году лопнул технологический пузырь. Я уже потерял больше половины своих денег из-за кражи и мошенничества, и вот еще один удар – около 40% того, что у меня оставалось. Все еще было хорошо, но мы продали мой особняк в Лос-Анджелесе и купили что-то более подходящее для семьи, вернувшись обратно в Огайо. Отсутствие повара и уборщицы в доме было очень неприятно, но мы приспособились.

В начале 2000-х Крис и Райан уговаривали меня и Дэнни собрать группу и отправиться в новые ностальгические турне, проходившие в то время. Это были небольшие концерты на небольших площадках, но к нашей музыке снова появился аппетит. Я все отказывался.

Как я могу перейти от выступления на стадионе «Уэмбли» к выступлению на карнавале в Айове или, что еще хуже, в кинотеатре на 2000 мест в захолустье? Я просто не мог вынести такого удара по самолюбию. А ведь именно так мы и играли, когда начинали.

Дэнни просадил все свои деньги. У него их было гораздо меньше, потому что он не писал песен. Этим занимались Райан, Крис и я, поэтому у него не было тех гонораров, что были у нас. Дэнни уже гастролировал соло, играл в небольших клубах, поэтому ухватился за возможность вернуться к ним.

Меня заменили каким-то парнем из другой группы, выгнавшей его за употребление наркотиков. Я рассмеялся и пожелал им удачи. По крайней мере, я был трезв.

Я не стал говорить об этом Саре, просто каждый раз говорила «нет». Крис и Райан настолько обнаглели, что хотели, чтобы я передал им свои права на использование имени «Goblin Nob», не платя мне из-за того, что я не буду с ними гастролировать. Одним из моих самых умных поступков было то, что я сказал этому «нет». Они продолжали в каждом интервью поливать меня грязью. Говорили, что я – пьяница, все время под кайфом и недостаточно надежен для гастролей. Я подал на них в суд.

У меня есть все их письма, в том числе электронные, где они умоляют меня воссоединиться с ними. Поскольку они клевещут на меня в прессе, а по электронной почте умоляют к ним присоединиться, у меня – довольно убедительные доводы. Мне не нужны их деньги; я люблю этих парней. Просто хочу, чтобы они перестали выставлять меня в плохом свете. К тому времени Мелоди уже ходила в школу, и другие родители на мероприятиях бросали на меня косые взгляды.

В конце концов, мы пришли к соглашению. Они согласились заткнуться и начать говорить обо мне хорошо, а я согласился отказаться от иска. Как уже говорил, мне не нужны их деньги, и после этого мы не разговаривали в течение пяти лет.

***

Жизнь продолжалась, и в моей семье все было замечательно. Я начал получать все больше гонораров, у меня стали брать интервью для всевозможных передач и статей на тему: «Где они сейчас». Это было связано с тем, что «Goblin Nob» снова добились определенного успеха, а все знали, что меня в группе нет. Люди хотели знать, почему, если я по-прежнему не пью. Не идиот ли я, или не могу больше играть и т.д.?

По настоянию Сары в 2007 году я принял участие в реалити-шоу, где попал в супергруппу с другими звездами 80-х. Это было самое тяжелое время в моей жизни. Эти придурки пили и нюхали так, словно на дворе был 1989 год. Мне удалось остаться чистым, но было трудно.

Один из недостатков наркомании – отсутствие всех умственных способностей для принятия правильных решений. Когда я пришел на склад, чтобы взять гитару для выступления, моя гитара номер один пропала. Я повсюду искал ее, но не мог найти и решил, что ее украли.

Сейчас гитаристы любят свои инструменты, особенно те, на которых играют регулярно. У меня была неоново-зеленая прототипная «Ibanez», бывшая моей гордостью и радостью. Это была единственная гитара, на которой я играл на всех записях и в большинстве турне. Она была до чертиков побита годами эксплуатации, но чертовски звучала. Их продавали тоннами, но ни одна из серийных моделей не была похожа на мой прототип.

Я искал документы от «Ibanez», чтобы подать заявление в полицию, когда нашел сертификат от фонда «Make-A-Wish» (загадай желание). Там было благодарственное письмо и фотография, на которой я дарю гитару лысоголовой девочке, которой не больше десяти лет. Оказалось, что в 95-м году я подарил свою гитару ребенку. Она была больна лейкемией, и одним из ее желаний было поиграть со мной на гитаре. В какой-то момент я, видимо, решил, что будет неплохо подарить ей гитару. Как, черт возьми, я мог попросить ее обратно? Я взял голубую версию и стал играть на ней. Надеюсь, ребенок выжил. Я сделал пометку проверить это, но из-за того, что должно было случиться, у меня так и не появилось такой возможности.

Поскольку во время работы над шоу я был окружен своими демонами, мне пришлось взять Сару с собой, что оказалось самым глупым поступком в моей жизни. Сара оставила Мелоди на попечение своих родителей и переехала в дом, где снималось шоу. Она была вне себя от радости, потому что вокалист нашей маленькой супергруппы был ее любимцем: Джимми Грант из «Wild Punks».

По вечерам мы устраивали вечеринки в джакузи. Там происходило много развратных действий, никогда не попадавших на камеру, но одно, все же, попало в шоу, о чем я даже не подозревал, и положило конец моему браку.

После большого концерта в честь финала шоу я прощался с другими музыкантами и заметил, что Сара вступила в жаркую перепалку с Джимми Грантом. Он был отморозком высшей пробы, и мне несколько раз за время шоу приходилось сдерживаться, чтобы не дать ему по зубам. Продюсеры, скажу я вам, были в бешенстве от того, что я ему не врезал. Они были худшими из рейтинговых шлюх и ставили нас в такие ситуации, когда я был на него в обиде.

Я подошел и вмешался, и Джимми с Сарой тут же прекратили разговор.

– Что, блядь, происходит?! – крикнул я.

– Ничего, милый, – спокойно ответила Сара, – просто Джимми хреново извиняется за то, что вел себя со мной неподобающим образом.

Джимми ухмыльнулся и сказал:

– Да, виноват, понимаешь? Напился, так что, прости и все такое, ладно.

– Не заговаривай с ней больше, придурок, – прорычал я и оттащил ее. Мы сели в самолет и полетели домой.

Все было как обычно. Сара была великолепна, Мелоди была великолепна, и жизнь была великолепна. Каждую неделю мы смотрели шоу, когда оно выходило в эфир, и Мелоди получала удовольствие, видя, как я играю на гитаре и зажигаю на сцене с группой. Она никогда не видела моих старых видеозаписей, и я пообещал, что найду какую-нибудь запись, и мы посмеемся надо мной в спандексе и макияже.

В эфир вышла предпоследняя серия шоу, и примерно в середине ее была сцена в джакузи. В ванне были Джимми, Сара и какая-то фанатка, которую нашел Джимми. Не помню, где был я в тот момент, но в кадр попали я и остальные участники группы, сочиняющие песню, которая должна была стать кульминацией шоу. Сара никогда не сидела с нами в репетиционном зале, поскольку это был довольно скучный процесс. В то время я думал, что она смотрит телевизор или что-то в этом роде. Как же я ошибался!

Сцена переключилась с профессиональных камер, которые использовались в шоу, на камеру ночного видения, спрятанную в тенте над джакузи. Я услышал, как Джимми сказал:

– Почему бы вам, девочки, не поцеловаться? Думаю, это было бы горячее чем ад.

Сара замялась, но отпила из своего бокала вина и была потрясена тем, что фанатка, по сути, оседлала ее бедра и прильнула губами к ее лицу.

В нашем доме, в то время как я был ошеломлен увиденным, Сара не обращала на шоу внимания, пока Мелоди не спросила:

– Мамочка, а почему ты целуешь эту женщину?

Я был в шоке, не веря в то, что вижу. Сара закричала и попыталась схватить пульт, чтобы выключить телевизор. Я вырвал его и швырнул в стену, разбив вдребезги.

Я стоял и смотрел, как Сара, которую показывают по телевидению, не отталкивает девушку. Шокированная, она поцеловала ее в ответ и схватила за жопу. В этот момент к ней придвинулся Джимми и начал целовать ее в шею. Я ожидал, что Сара отстранится, но нет. Она стала целовать Джимми. Хуже всего было то, что там показали, как фанатка переместилась и позволила Саре оседлать бедра Джимми. С такого ракурса камеры не было видно самого проникновения, но она приподнялась и запрокинула голову назад, снова опускаясь к нему на колени. Очевидно, что они трахались. Я хорошо знаю это движение откидывания головы, она делает это каждый раз, когда я проникаю в нее.

Сара всхлипывала, торопя Мелоди выйти из комнаты. Я плюхнулся на диван и заплакал, глядя, как моя жена трахается с ним прямо по национальному телевидению. Из шокового состояния меня вывел звонок телефона. Я наклонился и схватил трубку, как раз когда передача перешла на рекламу.

– Алло?

– Джордан, – кричала моя теща, – скажи, что это была игра! Скажи, что это – постановка, и моя дочь не занималась сексом по телевизору с кем-то, кто не был ее мужем.

– Ну, Диана, точно я не знаю, но, судя по тому, как твоя плачущая дочь вытаскивала из комнаты Мелоди, я склонен думать, что все было вполне реально.

– Джордан, мне очень жаль, – сказала моя жена-шлюха, стоя передо мной.

Я протянул ей телефон и сказал:

– Это тебя.

Я вышел из комнаты, в то время как она рыдала, разговаривая по телефону со своей матерью, и даже не пыталась меня остановить.

Я вошел в спальню Мелоди и поцеловал ее в щеку.

– Папа, а что делала мама?

Я не знал, как ответить на этот вопрос, поэтому сказал первое, что пришло мне в голову:

– Расторгала наш брак. Я уезжаю на некоторое время, Мелоди. Будь с мамой хорошей девочкой, и мы скоро увидимся.

Я взял с комода бумажник и ключи, спустился по лестнице, прошел мимо стенающей жены и вышел через дверь в гараж. Завел свой неоново-зеленый «Wrangler» и поехал неизвестно куда. Да, это – цвет моей любимой гитары, ну и что, что я эксцентричен?

***

Проснулся я в гостиничном номере в Акроне. По иронии судьбы, это был тот самый дешевый и грязный отель, где я написал свою самую лучшую песню. Повсюду валялись бутылки «Джека». На столе лежал пакет с кокаином, а на полу – Дэнни Кэш.

Я пнул его, чтобы разбудить, и сказал:

– Дэнни, какого хрена?

Он зашевелился и ответил:

– Братан, для этого дерьма еще слишком рано.

Я пошел в ванную, и меня вырвало так сильно, как только могло. Я, конечно, был с похмелья, поэтому моя трезвость была ни к черту. Я был абсолютно уверен, что тоже принимал кокаин. Я был опустошен. Вернулся в комнату и нашел свой телефон. Он лежал в миске с водой.

– Замечательно, – вздохнул я.

Дэнни рассмеялся:

– Ты устал от звонков этой суки. Собирался бросить его в бассейн, но бассейн пуст.

– Реально, блядь, смешно.

Я был в той же одежде, в которой выходил из дома, кто знает, сколько дней назад, и от меня воняло. Я огляделся, нашел бумажник и ключи и оставил Дэнни на полу в номере. Это была еще одна ошибка, и я буду жалеть об этом решении всю оставшуюся жизнь.

Я завел свой джип и огляделся, чтобы убедиться, что поблизости нет открытых бутылок или пакетов с наркотиками. Когда почувствовал, что все чисто, я зашел в первый попавшийся магазин и купил новый телефон. Там переставили какую-то деталь, и в итоге у меня остался тот же номер, и я был счастлив. Счастлив до тех пор, пока телефон снова не начал звонить.

– Что? – крикнул я в трубку, когда вернулся к своему джипу.

– Джордан, детка, пожалуйста, вернись домой, – плакала в трубку моя будущая бывшая жена.

– Нет, с нами все кончено. У меня больше нет дома.

Я отбился, позвонил своему адвокату и попросил его найти адвоката по разводам, чтобы расторгнуть мой брак.

***

Я был очень рад, что, поселившись в лучшем отеле, я остался чистым и трезвым. Это продолжалось три дня.

Серым субботним утром я читал газету, и меня вырвало, когда я увидел заголовок в разделе развлечений.

– Рок-барабанщик найден мертвым.

Это – Дэнни. У него случился сердечный приступ на следующий день после того, как я оставил его на полу в том отеле. И по сей день я не знаю, если бы я остался, смог бы ему помочь? Если бы я был там, то смог бы позвать на помощь, и он бы выжил? Просто не знаю. Я пошел в ближайший винный магазин и купил тонну «Jack Daniels». Неделю я никого не видел и ни с кем не разговаривал. В это время меня нашла полиция и постучала в дверь.

Они хотели узнать, что я знаю о Дэнни и наркотиках. Я честно сказал, что ушел за день до его смерти и понятия не имею, что было после моего ухода. К счастью, камеры наблюдения подтвердили это, и мне не стали предъявлять никаких обвинений. Через несколько недель вскрытие показало, что у него случилась закупорка артерии, и он умер от естественного сердечного приступа, а не от передозировки. Конечно, выпивка и наркотики способствовали развитию болезни сердца, но, к сожалению, мой бывший лучший друг все же был мертв.

Я увидел в газете, что похороны состоятся на следующий день, пошел в магазин, купил с вешалки костюм и попытался протрезветь настолько, чтобы не опозориться во время отпевания моего друга.

***

Заезжая на парковку похоронного бюро, я пожалел, что я – не в своем «Лексусе». Мой неоново-зеленый джип смотрелся там аляповато и неуместно. Мой план состоял в том, чтобы приехать туда пораньше и не заходить в зал. Я хотел поговорить лишь с несколькими людьми и избежать общения с рок-звездами.

Когда я вошел в зал, то увидел пожилую женщину, стоявшую у гроба с парой детей. Я подошел и молча встал рядом с ними, мы помолились. Я просил Бога простить его за все, что он сделал, и взять его на небо. Это была не его вина, ну, точно так же, как быть наркоманом – это не твоя вина. Уверен, что консультанты сказали бы другое, но что я знаю? Я тоже был наркоманом.

Я осенил себя крестным знамением, и сидевший рядом со мной подросток сказал:

– Ты ведь Джордан Шок, не так ли?

– Да, – ответил я.

– Папа все время говорил о тебе. Рассказывал нам невероятные истории.

Прежде чем я успел спросить его имя, подошла женщина и обняла меня.

– О, Джордан, – воскликнула она, когда я обнял ее в ответ.

Я не мог поверить, что не узнал мать Дэнни. Я много времени проводил в ее доме, когда мы были в Кливленде, где Дэнни вырос.

– Здравствуйте, миссис Касселли. Мне очень жаль Дэнни.

– Он любил тебя больше всех, Джордан. Ты ведь знаешь это, правда?

– Да, мэм. И я любил его как брата.

– Ты веришь, что это было его сердце? Все эти безумные поступки, которые он совершал на протяжении многих лет, а его убил сердечный приступ.

– Честно говоря, я предпочитаю считать, что это был сердечный приступ, а не что-то иное, понимаете?

Она отстранилась и улыбнулась:

– Наверное, ты прав, Джордан. Лучше помнить, что он умер от сердечного приступа, чем от передозировки наркотиков. Посмотри на себя; ты выглядишь больным. Ты сегодня ел что-нибудь?

Я рассмеялся:

– Вы всегда беспокоитесь о том, что я ем, миссис Касселли. Если бы это зависело от вас, я бы весил на полсотни килограмм больше.

– Твоей тощей заднице вес бы не помешал, – раздался голос сзади нас. Это был Райан Джексон. Он был с Крисом Дэвисом.

Я подошел и пожал ему руку; и не мог поверить, когда он заплакал и обнял меня.

– Черт, я скучаю по тебе, чувак.

Я обнял его в ответ и согласился.

– Это было слишком давно, брат.

Крис тоже обнял меня и начал извиняться за за ссору. Я остановил его, сказав:

– Не сегодня, чувак. Сегодня говорим о Дэнни.

Мы разорвали объятия, и он улыбнулся. Я собирался отчитать его за плохой парик, который он надел, но передумал.

– Как у тебя дела с женой? В газетах пишут всякую чушь, а мы видели шоу. Все было по-настоящему или постановка? – спросил Райан.

– По-настоящему. Все кончено. У меня есть кое-кто, кто работает над разводом. – Оба посмотрели друг на друга и нахмурились.

Крис спросил:

– Джордан, а у тебя есть брачный контракт, чтобы защитить себя?

Я покачал головой. Я знал, что это укусит меня за задницу.

Райан проворчал:

– Черт! – и вышел из комнаты, чтобы позвонить.

– Что это значит? – спросил я.

– Если не ошибаюсь, он разговаривает по телефону с нашим адвокатом по поводу юридического лица группы. Ты все еще являешься совладельцем названия и юридического лица «Goblin Nob». Нам обоим интересно, получит ли она часть этого актива.

– Господи, не знаю. Все же это принадлежит группе. Наверное, она не сможет получить часть этого актива, верно? – обеспокоенно спросил я. На бумаге это был довольно ценный актив. Конечно, он не стоил столько, сколько в восьмидесятые годы, но все равно приносил доход и после нашего брака. Я написал своему адвокату, чтобы узнать его мнение по этому поводу.

Крис улыбнулся:

– Ну, сейчас об этом не стоит беспокоиться. Уверен, что у нас все будет хорошо.

У меня было плохое предчувствие. Когда я женился, наша группа ничего не стоила. Единственными моими реальными активами были дом и деньги, и я был настолько влюблен, что не беспокоился о разводе.

***

Остаток дня прошел спокойно. Я избегал почти всех присутствующих, но в любом случае это были родственники и друзья Дэнни. Прессу внутрь не пускали, и она не мешала никому, кроме меня и ребят из группы. Некоторые знаменитости, друзья Дэнни, давали прессе пару приятных комментариев о Дэнни, но мы этого не делали. Крис позаботился о том, чтобы от нашего имени был подготовлен пресс-релиз.

К счастью, меня пригласили прокатиться в семейном лимузине с мамой и детьми Дэнни. Не знаю, с какой женой он их родил, но ни одна из жен не появилась. Одна из них умерла в девяностые годы.

Похороны были торжественными и многолюдными. Процессия машин была длинной, и я был рад, что Дэнни небезразличен стольким людям. Позже я узнал, что длина процессии машин оценивалась в милю. Я не знал, много это или мало, но когда об этом говорили по телевизору, звучало хорошо, .

Был устроен обед для близких друзей и родственников. Меня, Криса и Райана пригласили присесть с миссис Касселли и детьми. Они засыпали Криса и Райана вопросами, которые могли придумать только дети, и, к их чести, ребята любезно отвечали на них. Мы обменялись историями, разумеется, чистыми, об их отце и его выходках во время гастролей. Крис преувеличил вклад Дэнни в успех группы, и дети с удовольствием это проглотили. Я посчитал это милым жестом. Крис всегда был самым политичным из нас.

Когда все ушли, Крис и Райан отвезли меня обратно к машине. Они очень беспокоились о юридическом лице и о том, как отразится на нем мой предстоящий развод. В конце концов я сказал, чтобы они заткнулись и предоставили юристам самим во всем разобраться. Я не собирался об этом беспокоиться.

Прощаясь, мы обменялись электронными адресами, номерами телефонов и обнялись. Я пообещал, что разрешу им и дальше голосовать моими акциями по доверенности. Они были счастливы, а мне было все равно. Если они испортят группу, пусть так и будет. В любом случае, они руководят шоу. Дэнни продал им свою долю за десять лет до этого. А когда он снова присоединился к ним, ему просто платили зарплату,. Мне было жаль, что он так поступил, но у него были свои приоритеты.

Вы бы так не подумали, но управление успешной группой требует многого. Права на товар, права на музыку, такие мелочи как использование песен в рекламе, должны быть одобрены. Использование названия группы во время гастролей создавало проблемы, включение моих песен в сборники лучших хитов и другие компиляции требовало одобрения, это – просто безумие. Я не хотел принимать столь активного участия в этом процессе и всегда позволял Крису голосовать моими акциями по доверенности. Я доверял ему, что он не испортит группу. Это – его детище, и до этого момента у него все было хорошо. В любом случае, я был бы в меньшинстве 2 к 1. Райан и Крис всегда были на одной стороне.

Я знал, что должен сделать все возможное, чтобы Сара не лезла в группу.

***

На протяжении всего процесса развода я не разговаривал с Сарой. Навещал дочь по выходным и игнорировал Сару, забирая Мелоди. Мелоди всегда спрашивала, когда я вернусь домой, и мне было обидно говорить ей, что меня больше никогда не будет дома.

Оказалось, что Сара имеет право на определенный процент от моей доли в группе. Мне пришлось выкупить ее наличными, я ни за что не хотел терять эту дойную корову. Она также получила половину моих денег и гребаные алименты. Мой адвокат пытался утверждать, что я не работаю, но судья над этим посмеялся. В моих дурацких налоговых декларациях был указан большой доход от роялти.

Через несколько месяцев я развелся. Я так и не позволил Саре объяснить, почему она поступила таким образом. Ну, то есть, она оставила тысячу СМС о том, что это была пьяная ошибка. Но я не мог смириться с тем, что она сделала это настолько публично. Она здорово меня опозорила, и из-за этого несколько лет я был посмешищем в музыкальном бизнесе.

А вот Джимми, блять, Грант получил свое. Кто-то его избил, когда он выходил из клуба в Нью-Йорке. Он был слишком под кайфом, чтобы понять, кто это был, а я в это время играл в покер в Акроне. Вот такое у меня было алиби, но никто меня о нем и не спрашивал. Я слышал, Джимми столько раз пинали в промежность, что у него больше никогда ее не встанет. Чертовски жаль.

Из-за развода мои ликвидные активы уменьшились больше чем наполовину. У меня есть куча недвижимости, составлявшей большую часть моей чистой стоимости на тот момент; она не хотела ее покупать, и пришлось ее выкупить мне. У меня есть недвижимость, сдаваемая в аренду, приносящая некоторый доход, и я, послушав своего бухгалтера, взял ипотечный кредит на ее покупку. Рабочая теория заключалась в том, что процентные ставки – достаточно низкие, и мне стоит держать свои деньги в других инвестициях, приносящих больше денег. В то время мне казалось, что это хорошо. Мы не ожидали, что в 2008 году банки рухнут.

В считанные месяцы все мои объекты оказались под водой. Ипотечные кредиты были больше, чем стоили дома. Вдобавок ко всему рухнул фондовый рынок, и еще 40% моих активов ушли в минус. Это был кошмар.

Послушавшись гениального совета своего бухгалтера, я продал все свои инвестиционные объекты, и для этого мне пришлось привлечь деньги, поскольку они продавались недостаточно дорого, чтобы покрыть ипотечные кредиты. Мне казалось, что в этом есть смысл. Сбросить их, пока не потеряно еще больше денег. Главное, что меня беспокоило, – я терял арендаторов, поэтому доход не будет таким постоянным, как если бы я их оставил. В связи с плохим рынком никто не хотел платить прежнюю арендную плату. Это стоило мне более миллиона наличными. Ирония судьбы. Все мои арендаторы покупали другие дома, потому что их стоимость падала, и это делало рынок покупательским.

***

К тому моменту, когда у меня все стабилизировалось, наступил 2012 год, и у меня оставалось менее полумиллиона долларов. Я не мог в это поверить, это был кошмар. И тут случилось чудо.

Я вернулся к работе. Ну, не гастролировал и все такое. Я выступал на встречах. По какой-то причине мои поклонники хотели меня видеть. Наверное, на меня смотрели как на какого-то отшельника или что-то в этом роде, потому что более десяти лет я ничего не делал. Люди готовы были платить большие деньги, чтобы увидеть меня.

В это же время «Goblin Nob» выпустили очередной альбом величайших хитов. В основном это были наши обновленные хиты восьмидесятых, но было и несколько новых песен Криса и Райана. Для меня это было хорошо, потому что давало повод снова предстать перед поклонниками и приносило некоторые гонорары.

Я выступал в одном из немногих оставшихся музыкальных магазинов, когда увидел в очереди великолепную блондинку. У нее было потрясающее телосложение, а в руках она несла гитарный кейс, который я сразу же узнал: мой детский футляр для неоново-зеленого прототипа.

Я встал и обошел стол. Женщина улыбалась, когда я подошел к ней и протянул руку:

– Джордан Шок.

– Дженни Мейсон, – тихо сказала она, все еще улыбаясь.

– Это то, о чем я думаю? – с надеждой спросил я.

Она кивнула, и по ее щеке скатилась слеза.

– Идем, пройдем в заднюю часть.

Я повернулся к толпе:

– Народ, у меня пятнадцатиминутный перерыв.

Очередь застонала, а я повел Дженни за руку в заднюю комнату.

Когда мы оказались там, она положила тяжелый футляр на стол, и я благоговейно уставился на него.

– Джордан, мама попросила меня привезти это тебе.

Я смотрел на нее и не мог говорить. Я сел и спросил:

– Ты...

Она покачала головой.

– Моя сестра умерла примерно через год после того, как ты подарил ей эту гитару.

– Мне так жаль, но мне никто ничего не сказал, – прошептал я, а по моей щеке скатилась слеза. Я бы пошел на ее похороны. Ну, по крайней мере, думаю, что пошел бы. Я даже не помнил, как познакомился с ней.

Она заплакала:

– Ты не представляешь, какую радость она получала, играя на этой гитаре. Она играла на ней каждый день, пока хватало здоровья, а иногда и когда не была достаточно здорова.

Я прикоснулся к корпусу и провел рукой по наклейкам, которым было несколько десятилетий.

– Прости, но мы не особенно заботились о ней после ее смерти. хранили в ее старой спальне, всегда в футляре, всегда на ее кровати.

Я посмотрел на нее и спросил:

– Открыть можно?

Она кивнула.

– Мы отправляем ее домой, Джордан. Я возвращаю ее тебе.

Я поспешно открыл футляр, и на меня обрушился затхлый запах старости. Там была моя малышка. Струны проржавели, гриф нуждался в регулировке, но она была во всей своей красе.

Я вытащил ее из футляра и прижал к себе.

– Ты даже не представляешь, что это для меня значит, Дженни. Спасибо... Подожди, а это что?

Там, где лежал корпус гитары, остался сложенный лист бумаги. Дженни взяла его, открыла и тут же прижала к груди.

– О, Боже мой! – прошептала она.

Я отложил гитару и спросил:

– Что там? Забытый текст песни или что-то еще? Это не стоит так уж много.

Она покачала головой:

– Это – записка от моей сестры. Мы и не знали, что она там.

Я обнял ее и спросил:

– Можно?

Она кивнула.

Я взял записку и прочитал:

Мама,

Пожалуйста, верни гитару Джордану. Мне очень жаль, что я забрала ее у него, так же как и то, что он подарил ее мне. Это – его любимая гитара. Я слышала, как доктор говорил тебе, что последняя терапия не помогла, и у меня осталось не так много времени. Все в порядке. Когда сижу в этом месте и не могу ничего делать, кроме как думать, я понимаю, что долго не проживу. В общем, верни Джордану его гитару и скажи, чтобы он написал для меняя песню. Энергичную балладу вроде «Your Love Is My Heart». Это было бы очень мило, и мне следовало бы попросить его об этом вместо гитары, чтобы я могла ее услышать. Я люблю тебя, папу и Дженни. А также люблю Джордана. Сделай так, чтобы он это знал.

Тара.

Я разрыдался. Хотел сесть, но не удержался на стуле и упал на пол, все еще сжимая в руках записку. Дженни опустилась рядом со мной на колени и обняла меня. В то время как мы вместе плакали, вошел менеджер магазина и сказал:

– Джордан, какого хрена, чувак? У нас тут толпа собралась...

– Заткнись, блядь! – крикнул я. – Заткни свою жирную морду, пока я тебя не вырубил.

Он поднял руки и отступил от двери. Я встал и помог встать Дженни.

– Вот. Возьми это для своей мамы. Скажи, что я напишу Таре самую лучшую гребаную песню, которая у меня осталась.

– Спасибо, Джордан. Надеюсь, мы не испортили гитару, оставив ее лежать так долго.

Я покачал головой:

– Об этом не волнуйся. Если что-то и повредилось, то починить будет несложно.

Я снова обнял ее, и она улыбнулась, уходя. Эта потрясающая женщина уходила, а я позволял ей это. Я сорвался и побежал за ней.

– Эй, Дженни!

Она повернулась и улыбнулась:

– Что-то забыл?

– Нет, я... послушай, дай мне твой номер телефона, чтобы я мог сообщить, когда закончу песню.

Ее улыбка стала еще шире, если это вообще возможно.

– Конечно, дай-ка свой телефон. – Я протянул ей телефон, и она ввела свой номер в мои контакты. – Вот так. Теперь сможешь звонить мне в любое время... О, черт! Прости, я эээ...

Я рассмеялся.

– Я бы хотел тебе звонить, ты не против?

Она улыбнулась и ответила:

– С удовольствием.

Она повернулась и вышла из магазина. Я смотрел, как она уходит, а потом мое внимание вернулось к очереди разъяренных фанатов. Я извинился и вернулся к выдаче автографов.

***

Неделю спустя я работал над текстом песни для Тары, когда мне позвонил Крис.

– Привет, Джордан. Нам предложили миллион баксов, чтобы мы сыграли для какого-то миллиардера в Орегоне. Какая-то частная вечеринка.

– Звучит здорово, чувак. Только не облажайтесь.

– Нет, он хочет, чтобы с нами сыграл ты. Согласен?

Я засмеялся.

– Чувак, я уже несколько лет не играю всерьез. Не думаю, что у меня остались для этого способности.

– Я с тобой поработаю. Мы быстро вернем тебя в игровую форму.

Я подумал об этом и о своем дерьмовом финансовом положении:

– Хорошо, когда выступать?

– Через шесть недель.

– Ладно.