РАНДЕВУ

— Ах, вы не находите ли случайно, леди и джентльмены, висящую над нашим столом картину сэра Вордхауса скрывающей в себе таинственные мрачные бездны? — проговорил подобный колокольчику нежный ласковый голос, в жемчужно-серых глазах блеснуло сияние. — Я, по совести говоря, с детства чувствовала лёгкий испуг, проскальзывая мимо неё в темноте и видя эти древние чащи. Мне казалось, что деревья на этой картине колышатся, что от неё идёт ветерок, что оттуда на меня вот-вот кто-то выпрыгнет.

Леди Джейн поёжилась демонстративно, отчего её платьице, строгое и непрозрачное вроде бы, но кажущееся порой тонким как паутинка, облегло на миг тесно все её формы.

Принц отвёл взор, кляня себя за распутные думы, за мысли, коих у него ещё парой месяцев ранее никогда б не возникло. Не возникло бы, не разврати его ум Алиса.

— Детские страхи — причудливая зыбкая прядь, из которой художники и поэты веками ткут полотно своих чудных творений, — улыбнулся тонко сэр Квонлед, один из приглашённых прекраснейшей Джейн на раут, улыбнулся, явно не видя в случившемся никакого повода для смущения. — Детские страхи и детские грёзы. Сны и мечты. Вам, право, незачем стесняться себя, леди Дженни, каждый из нас так или иначе мог бы при желании поведать миру историю о полузабытых своих чудных видениях — сладких или пугающих.

«Дженни».

Так она предпочитала в близком дружеском круге себя называть, так именовала её некогда няня в тёплом безоблачном детстве. По правде сказать, титул «леди» она при близком знакомстве тоже шутливо просила порой опускать, но тут уж стояло чрезмерно большое застолье, этикет же въедается всем в плоть и кровь, так что гостю физически сложно было воспользоваться благорасположением собеседницы.

Быть может, Алиса и вправду лукавила, говоря о глубоком знакомстве с Джейн, о якобы испещривших теперь прошлое девушки грязных развратных свиданиях? Будь их знакомство и впрямь столь глубоким и близким, синеглазая ведьма бы знала, почему Дженни зовёт так себя.

Или, по крайней мере, принц Уильям на это надеялся.

— Ой, вы не хотите случайно чаю, я забыла совсем, что второе блюдо закончилось, право же, что я за хозяйка, — захлопала вдруг глазами в притворной панике Джейн. — О нет, не надо звонить в колокольчик, Синти только что отошла, у неё заболел недавно живот, мне будет стыдно её сегодня слишком часто тревожить. Я сама с огромнейшим удовольствием сейчас обслужу вас всех.

Светловолосая девушка в бело-жемчужном платьице, чьи светло-серые очи лишь призрачно-ясной своей глубиной отличались от оттенка её одеяния, скользнула взглядом на миг по Уильяму, облизнула невинно губы.

— Каждого.

Встав, она коснулась ручки красивого фигурного чайника, струйка золотистой заварки стала наполнять неспешно чашку сэра Воргорна.

Принц Уильям сглотнул комок в горле, отгоняя стыдно-неуместные образы. Воображению его вновь предстала картина, обрисованная когда-то Алисой без всякого стыда и без совести, видение леди Джейн, избиваемой жгучим кнутом как покорной служанки, леди Джейн, стоящей нагою пред сластолюбивым хозяином своим на коленях и делающей жуткие, грязные, просто непередаваемо извращённые и противоречащие всякому разуму вещи.

Заварник склонился теперь над его уже чашкой, леди Джейн наклонилась на этот раз вроде бы чуть ниже обычного. Он отвёл со смущением взор от её декольте, декольте наичистейшей из девушек, кроткого светлого существа, которое только что против воли представил себе в самом скабрёзнейшем виде.

Ему показалось, или Дженни при этом еле слышно хихикнула?

— Ну что же, я попыталась серьёзно исполнить долг развлеченья гостей, — надула губки она, обнеся уже всех сладким чаем, присаживаясь обратно, — но признаюсь вам, что ум бедной девушки неглубок, он не может соперничать объёмом своим с королевскими сокровищницами мною призванных. Джентльмены, быть может, кому-то из вас не составит труда поделиться своими сокровищами? Рассказать историю о себе, быть может, о тех же детских страхах и детских грёзах, о первом знакомстве с полотнами творцов прошлого? Я была бы признательна за возможность узнать своих друзей лучше.

Глаза её игриво блестели, она разглядывала каждого своего гостя — и в особенности сэра Уильяма — так, словно и без всяких расспросов ведает точно, что он о ней думает. Принц раздвинул неловко и снова сдвинул под столом ноги, чувствуя, как плоть его каменеет в брюках.

Быть может, не стоило ему целенаправленно сдерживаться, не стоило гасить в себе все грязные грёзы на протяжении дней, прошедших с момента получения им письма от Алисы? Он думал, что этим себя обуздает, но в действительности вышло наоборот, вязкая похоть словно копилась в нём скрыто всё это время, как кислинка в створоженной крынке.

— Ну, коль скоро прекрасная леди так ставит вопрос, — потянулся сэр Дювуа, черноусый улыбчивый щёголь, видом своим напоминающий о французских мушкетёрах прошлого века, — я бы мог кое-что рассказать. Правда, странных картин и диковинных грёз в моём детстве пожалуй что не было, но был один коврик, восточный узорчатый коврик, изображение на котором ещё с семилетнего возраста вводило меня в некоторое смятение...

Леди Джейн неотрывно смотрела в лицо ему, прижав к груди руки, улыбка с её губ почти что исчезла, она олицетворяла в этот миг саму трогательность, внимание и доверие.

Как знать, может быть, именно за это умение слушать, проникая глазами словно бы в саму твою суть, многие гости текущего светского раута были преданными друзьями хозяйки?

Девушка эта умела завоёвывать души.

Она тихо охнула, когда рассказ достопочтенного Дювуа коснулся весьма жуткого мига, ладонь её почти прижалась ко рту, кончик среднего пальца дотронулся при этом до чуть приоткрытых влажно поблескивающих губ.

Принц Уильям, быть может, не уделил бы внимания этому, он надеялся в глубинах себя, что не столь ещё пал, но именно в это мгновение нога леди Джейн будто нечаянно коснулась его ноги под столом, огладила слабо ступню.

Случайность?

Он задышал учащённо, залившись краской, подумав при этом, что Алиса наверняка была бы сверх меры довольна нынешним его состоянием.

Ну да, даже без запретных прикосновений к себе он опошляет с каждым мгновением былые светлые и возвышенные к хозяйке этого раута чувства. Помимо воли представляя её обнажённой, представляя её руки движущимися бесстыдно по её же стройному телу, представляя себе, как ступня её под столом подтягивается на несколько дюймов выше и впивается каблуком туфельки в его пах совсем уже непозволительным образом?

«Но что, если Алиса не лжёт?»

От этой мысли дыхание его перехватило, он вдруг ощутил с невиданной чёткостью, что хотел бы этого, что часть его духа отчаянно жаждет, чтобы леди Дженни оказалась такой.

Чтобы все эти жесты, намёки, подмигивания, улыбки и взгляды были целенаправленным искушением — и плевать, что сие означало бы фактическое крушение «прежней» личности Джейн, если та по странным принципам Времени вообще существовала когда-либо вне его разума.

«Нет, невозможно».

Прикрыв на пару мгновений глаза, он попытался расслабиться, попытался припомнить, были ли в поведении Дженни неправильности. Было ли вообще на сегодняшнем рауте что-либо, что позволяло бы распознать внесённые синеглазою ведьмой в её прошлое правки?

Вроде бы не было.

Правда, Джейн была на протяжении всего раута смешлива и легкомысленна, только что не флиртуя с гостями, меж тем как друзья её знали скорее как застенчивую робкую барышню, легко покрывающуюся румянцем. Но смешливость в ней тоже присутствовала едва ли не с детства, ныне же её колкие шуточки вполне могли объясняться количеством приглашённых и желанием леди не ударить в грязь лицом перед публикой.

Открыв вновь глаза, принц хлебнул вина из бокала.

«Тщетно, — дошло до него. — Я не знаю ничего о таинственной эльфийской магии, не ведаю ничего об этих играх со Временем, не знаю даже, не пошутила ли на этот счёт Алиса».

Может быть, прошлое изменилось вместе с его воспоминаниями. Может быть, оно вообще не менялось — просто с самого начала отвечая будущим желаньям Алисы. Кто может знать?

Он отхлебнул ещё вина, вспоминая против воли, как несколько раз воскрешал перед сном в уме те запретные грёзы, как представлял леди Дженни нагою, униженной и лишившейся человеческого достоинства, представлял, как проделывает с нею то, что проделал с Алисой. Как-то раз движения его пальцев привели даже при этом к грехопадению.

В ушах его зашумело.

— Тысяча извинений прекраснейшей леди и властительнице всего этого торжества, — проговорил между тем уважаемый сэр Найкрафт, полуприпав перед леди Джейн на колено и впившись в её руку губами, — я вынужден с сожаленьем откланяться. Душу мою угнетает необходимость столь быстро покинуть вас, но я клятвенно обещал дяде Айробу быть к назначенному часу на ферме.

Следом, подкручивая усики, раскланялся неожиданно и досточтимый сэр Дювуа, пояснив с недомолвками, что дела его сердца требуют скорой встречи с неназванным, но очень прекрасным лицом. То же с некоторой грустью — притворной, как показалось Уильяму? — сделал вскоре и достопочтенный сэр Квонлед.

Число гостей таяло на глазах, уход трёх из них словно послужил звуком рога для всех, заставив вспомнить приличия и стремительно засобираться. Принц Уильям покатал немного полупустой бокал меж ладонями, гадая всё ещё, что ему делать.

Лгала ли Алиса?

Если да, то ему будет лучше уйти, да и странно окажется, если пресветлая леди Джейн пожелает и впрямь уронить свою репутацию, оставшись в уединении с лицом противоположного пола. Впрочем, если те слова ложь, то не фактом будет и скорый уход гувернантки?

Если нет, то неясно вообще, как ему следует поступить, тяга остаться кажется гнусною подлостью и решеньем пожертвовать дружбой в угоду разврату, но в то же время сердце щемит от мыслей о том, что подумает о нём, что почувствует леди Дженни, если он сейчас поднимется и уйдёт. Она же останется наедине с грязью грёз, навеянных ей Алисой, чувствуя себя единственной падшей овцой в белом гладеньком мире, проклятой и заклеймённой?

— Ох, извините, ради всего святого, госпожа Фристайл, — донеслись до его слуха сконфуженные испуганные слова. — У меня дома сейчас... мне только что рассказал конюх... Позволите ли вы мне, дадите ли вы мне разрешение?

Женщина лет сорока стояла перед леди Джейн вся красная, руки её мяли смущённо шелковистый платочек. Глаза её стрельнули на миг в сторону принца Уильяма — то ли со страхом, то ли с чувством вины.

— Конечно, миссис Легбаннер, — улыбнулась беззаботнейше Дженни. — В вашей помощи уже нет особой нужды, гости уже практически разошлись, да и сэр Тейлор — ведь правда? — наверное, уже вознамерился покинуть нас. Вы можете смело уделить внимание дому.

Сэр Тейлор, он же принц Уильям, сглотнул слюну с некоторым облегчением, хотя в то же время — с некоторым постыдным разочарованием. Кажется, его выбор нашёл решение без него.

— Благодарю вас, прекрасная леди Дженни. — Он поднялся, чувствуя себя виноватым ещё и за шаблонную донельзя банальную прощальную формулу, как давнему другу ему полагалось бы сказать напоследок нечто более оригинальное. — Благодарю вас за этот волшебнейший раут, за это застолье, за ваш смех и каждую вашу улыбку. Эти блюда были чудесны, служа воистину праздником языка, но вы — чудеснее всех их.

Да, так звучит уже лучше.

Коснувшись губами руки улыбающейся солнечно девушки, принц направился к двери, думая уже скрыться за нею, покинуть зал следом за миссис Легбаннер, чтобы забраться в карету и предаться там помышленьям о том, что значило всё происшедшее и каков был злокозненный замысел леди Алисы.

— Постойте, сэр Тейлор, — послышалось сдержанно сзади, послышался лёгкий кашель, схожий с хихиканьем. — Уильям. Вы действительно хотите уйти?

Он обернулся.

Леди Дженни стояла у самого края стола, полуопёршись рукой на него, она смотрела на принца Уильяма, покусывая несмело губу, смотрела, чуть покраснев, смотрела со странным смешанным выраженьем мольбы — и в то же время насмешки.

— Я настолько вам надоела?..

Она села, заложив ногу за ногу спорным для классической леди движением, край её платья поднялся немного при этом, чуть было не открыв взгляду смущённого принца лодыжки. Дыхание его на миг перехватило ещё раз, хотя, разумеется, даже краткое сравнительно платьице Дженни не могло идти ни в какое сравнение с продемонстрированным когда-то Алисой.

— Вы сказали миссис Легбаннер. — Поколебавшись, Уильям сел в кресло напротив, сел, стараясь не думать о лодыжках леди Дженни и о подлинной толщине её платья. Их теперь не разделял уже стол, нижнюю половину тела его уже ничто не скрывало. — Вы сказали ей, что...

Светловолосая девушка отмахнулась без тени смятения:

— Я просто успокоила её совесть, чтобы она не мучилась глупыми колебаниями. Я-то ведь знаю, сэр Уильям, что могу всецело вам доверять, что от вас меня не подстерегают какого-либо рода угрозы. Ведь правда?

На последних словах она улыбнулась, белоснежные зубки её блеснули в свете свечей. Вообще-то Дженни как будто предпочитала обычно газовое освещение, но светские рауты требуют особенной атмосферы.

— Вы правы, миледи.

Почему-то ему показалось, что слова эти исходят не от него, звучат так же беспомощно и бездумно, как когда-то звучали в его устах те роковые признания, к коим склонила его не более чем за пару минут коварная леди Алиса.

Дженни улыбнулась шире, глядя на него, улыбнулась почти что ехидно, вытянув руку зачем-то к заварнику и огладив его ладонью, пощекотав пальчиками снизу его длинный носик.

— Я рада этому, принц мой.

Он задышал учащённо под её взглядом, не в силах оторвать взор от пальчиков её, ласкающих неспешно основание носика, плоть в его брюках молниеносно налилась кровью. Он теперь верил Алисе, хотел верить ей, признав со всем пылом за правду содержимое её письма?

— Мне бы хотелось, — пальцы её словно с сожалением оставили несчастный чайник, — чтобы вы расслабились немного, чувствовали себя в моём обществе непринуждённо. Вы же, такое чувство, — или мне лишь только кажется это? — будто бы частью себя напряжены.

Уильям сдвинул колени, сдвинул их крепче под её взглядом.

— Вам... не кажется, леди Дженни. — Неужели это всё, что он может сказать? Всё, в чём он может признаться, чувствуя, что невыполнимая просьба Алисы становится для него всё сильней одурманивающей рассудок?

Дженни тихо хихикнула. Да, действительно хихикнула.

— Я же вам говорила, Уильям, нет нужды, особенно когда мы одни, употреблять лишний раз в суете вычурный оборот «леди». Мы ведь с вами достаточно друг другу близки?

Вздохнув театрально, отчего выпуклость груди её показалась высветившейся на миг сквозь корсет и тончайшее платье, она поднялась. Окинув глазами комнату, села на чёрный стульчик у пианино, красивого музыкального инструмента, выполненного из вишнёвого дерева.

— Может быть, ваше высочество, — насмешливо обратилась она к нему по полному королевскому титулу, — приятная, медленная музыка поможет вам немного расслабиться? Меня научили немного играть на этом устройстве, я могу исполнить для вас пару-тройку мелодий.

Сидя спиною к нему, леди Дженни положила пальчики на белые клавиши, пощекотала их, словно лаская слоновую кость, прежде чем заиграть.

Принц Уильям сжал зубы, задышал горячо, глядя сзади на обтягивающее её фигуру тончайшее платье, на почти что открытые им снова лодыжки.

«Это безумие».

Она всё равно не увидит. Она сидит сейчас за пианино спиною к нему, если он совершит это, сие даже нельзя будет обозвать выполнением кощунственной просьбы Алисы. Но он будет помнить остаток своего века, что действовал как грязный развратник, рукоблудствующий прямиком при невиннейшей светлой хозяйке, что по доброте попустила ему остаться после раута в доме, рукоблудствующий, глядя сзади бесстыже на её прекрасную фигуру и ноги?

Рука Уильяма двинулась вниз, он почувствовал, что мысли эти странным образом его распалили, хотя должны бы смутить. Пальцы его стиснули через ткань гульфик раньше, чем он успел осознать совершаемое, стиснули снова, ещё раз, — и он тихо застонал.

Леди Дженни сразу же обернулась.

— Вам нравится, сэр Уильям? — Глаза её горели, смеялись, в то время как принц даже не смог в первую секунду остановить движения пальцев, лишь потом, весь пылая, взмокнув, отодвинул с величайшим усилием от заветного места руку, попытавшись в то же время загородить выпуклость. — Вам... правда нравится это?

Снова хихикнув, она уточнила весело:

— Моя музыка.

Принц дышал тяжело и медленно, пытаясь прийти в себя, чувствуя, как у него встаёт перед глазами туман и звучит странный гул в черепе.

— В-ваша... музыка прекрасна, т-так же, как и вы... сами. — О да, это вполне куртуазный комплимент, хотя и изрядно затасканный.

Окинув его с головы до ног странным торжествующим взглядом, Дженни улыбнулась:

— В таком случае, — она обернулась вновь к клавишам, вскинула вверх ладони, поиграла зачем-то демонстративно в воздухе пальчиками, — я хочу, чтобы вы продолжали получать от нас удовольствие. В меру всех своих музыкальных и прочих способностей. Всей душою и телом.

Пальцы её легли снова на клавиши, так же как вернулась к освоенному месту и рука принца, он возобновил движения через гульфик едва ли не раньше, чем музыка опять заиграла. Он ласкал себя, глядя на прекрасную свою подругу, светлое неземное видение, чистого ангела, грязным вульгарнейшим образом ласкал свою плоть и не мог при этом остановиться.

Он получил удовольствие.

Не до конца, правда. Его сдерживала необходимость ограничивать стоны, страх утраты самоконтроля, ведь он уже знал, как Дженни способна в любое мгновение обернуться?

«Она этого хочет, — блеснуло молнией в его разуме. — И ты этого хочешь. Разве нет? Ты хочешь, чтобы леди Джейн увидела тебя — как там сие называлось в том бесстыдном трактате у безумного немецкого доктора? — мастурбирующим».

Мысль эта была дикой, сладкой, она пьянила рассудок.

Но он ещё не был уверен всецело в правдивости Алисиных слов, все диковинные обмолвки и жесты Дженни могли объясняться двояко, он не мог до сих пор убедить себя, что Алисе под силу было — что кому угодно под силу было? — повлиять столь заметно на личность невиннейшей барышни. Высота этой ставки просто сводила с ума, понимание, что, возможно, он сейчас ублажается, созерцая наивную и не ведающую о его грязных помыслах девушку, почти что вводило в обморок.

Принц остановил с трудом руку, услышав, что музыка замедляется, поправил по возможности брюки, хотя выпуклость на них уже ничто не могло скрыть.

— Ах, — проговорила леди Дженни будто бы в некоторой отрешённости, некоторой эйфории, по-прежнему не разворачиваясь. — Мне нравится... музицировать. При этом порой возникает чувство, что ты не совсем ты, пальцы твои движутся словно сами собой, а ум твой уносит в неподвластные логике дали навстречу бурным фантазиям.

Она обернулась, улыбнулась, глядя в лицо принцу Уильяму, ему почудилось было, что глаза её на мгновение стрельнули вниз.

— А вы любите... музицировать?

Уильям почти перестал дышать, ему показалось, что брюки его вот-вот лопнут. Этого не могло быть. Не может так быть, попросту невозможно, чтобы она читала тот самый немецкий трактат и знала о существовании того самого отдалённо созвучного слова.

«Можно подумать, что в мире сейчас существует так уж много различных научных трактатов, осмеливающихся затрагивать в открытую столь скабрёзные темы?»

— Люблю, — выдохнул он, весь взмокнув, глядя ей неотрывно в глаза. — Б-безумно...

Губы Дженни изогнулись в ещё более широкой улыбке, меж них блеснул кончик шаловливого язычка. Облизнувшись, она потупила вновь очи.

— Вы часто... музицируете наедине с собой, принц? — Голос её упал, она чуть покраснела. — Не стесняйтесь, прошу вас, Уильям. Будьте со мною честны.

Уильям побагровел от вопроса, похожего на заданный ему когда-то Алисой, прекрасной девчонкой, разрушившей в одночасье все бастионы его морали и нравственности. Тогда тот вопрос, однако, был совсем лишён маскировки?

— Да, леди Дженни, — выдохнул он, выдохнул через силу, чувствуя, что ему еле хватает для этого воздуха. — П-пару раз... пару раз я при этом думал о вас.

Что он делает?

Оставалась по-прежнему вероятность, крохотная зыбкая вероятность, что разговор этот совершенно невинен, что Алиса в письме солгала, а сидящая перед ним прекрасная белокурая девушка ведёт сейчас речь об обычных прикосновениях к белым и чёрным клавишам.

Но тогда — в какую необратимую степь ведёт его сей двусмысленный разговор? Реально ведь принц Уильям так и не выучился особенно музицированию, хоть учителя его и пытались внедрить в его голову сей светский навык.

Что будет, если она попросит его показать свой талант?

«Покажу, — осознал он внезапно, осознал, покрывшись холодным потом. — Покажу. Будь что будет, я сделаю это прямо при ней, и пусть тогда вся ткань Мироздания разорвётся».

Сама Дженни тем временем слегка склонила голову снова, созерцая Уильяма, глаза её мягко блеснули. Выглядело так, будто она наслаждается своей над ним властью, наслаждается тем, что достаточно слова, чтобы склонить его прямо сейчас к грязному рукоблуду при леди, сэр Уильям же, хотя и внушая себе, что это лишь его гнусное воображение, в то же время не мог подавить в себе отчаянное желание, жуткое алканье, чтобы образ сей оказался правдой.

— Лестно для девушки слышать от импозантного джентльмена подобное, — проговорила Дженни, снизив чуть голос, проговорила почти что шёпотом. — Должна вам признаться... принц, что я тоже... при музицировании порой... думала о вас чаще, чем полагалось бы даме высшего общества.

Задышав учащённо, она сложила руки чуть ниже груди, в сердце принца что-то вспыхнуло жаром при этом. Одновременно — или мгновением раньше? — схожую вспышку он ощутил в брюках.

Леди Джейн, прекраснейшая и светлая леди Джейн, призналась только что в том, что в обоих вариантах действительности звучало компрометирующе и ставило её в зыбкое положение.

Но что она имела в виду?

«Чего хочешь ты? — спросил его изнутри странный вкрадчивый липкий голос, воображаемый голос, интонациями своими чем-то напоминающий сладкие вопросы Алисы. — Какую реальность из двух ты бы на самом деле избрал? Где леди Джейн ангел — или где леди Джейн шлюха? Не торопись, прислушайся к своим чувствам, к подлинным своим желаниям».

Уильям сжал зубы, стиснул зубы почти что до боли, глядя на девушку пред собой, на её хрупкие формы, сознавая, что готов предать этого ясноглазого чистого ангела ради секундной вспышки адского наслажденья в паху.

— Вы знаете, — произнесла тем временем Дженни, в глазах её что-то загадочно замерцало — или это было мерцание одной из догорающих свечек? — мне вдруг захотелось... потанцевать. Вы ведь не против, милорд?..

Он смог лишь качнуть головой, чувствуя, что теряет себя.

Граммофон был взведён, игла встала на пластинку с композицией Шуберта. По помещению разнеслась неторопливая мягкая музыка, леди Джейн с вопросительно-робким выраженьем лица застыла в полушаге пред принцем и несмело коснулась руками кончиков его ладоней.

Уильям, чувствуя, как что-то в нём ломается, крошится, единым усилием воли поднял вверх своё тело из кресла. Если реален один из вариантов действительности, то разоблачение состояния брюк ему ничем не грозит, если иной — что ж, пусть прекрасная Дженни видит?

— Это волшебно, мой рыцарь, — шепнула леди меж тем ему почти на ухо, шепнула, прижавшись так тесно, как заставляла мелодия. — Вы знаете, в танце... порой раскрывается вся наша глубинная сущность... наши потайные желания?..

Бедро её на очередном пируэте коснулось Уильяма, коснулось через ткань её платья и сквозь материю его собственных брюк, почти откровенно скользнуло по гульфику.

— Вы, сэр Уильям, — она закусила губу, глаза её на миг с проказливой скромностью опустились, — признайтесь, тоже ведь чувствуете... подобное?..

Принц застонал тихо, надеясь, что стон его глушит музыка, руки его сдвинулись против воли с талии леди Джейн ниже, задрожали на её упругих нежных выпуклых ягодицах.

Он хотел этого ангела не как ангела, он хотел её как грязную шлюху, будь это во власти его, он обратил бы её таковой, даже если потом остаток жизни сожалел бы об этом?

— …да.

Проклиная себя, он провёл рукой медленно по правой половине её ягодиц. Глаза леди Дженни расширились, в них что-то мелькнуло — недоумение? восхищение? оторопь?

— Скажите, милорд, — помедлив, шепнула она, — о чём вы... думаете сейчас? Только если... откровенно. Я ведь... не скрываю от вас ничего.

Бедро её снова как будто нечаянно скользнуло в пируэте по гульфику. Принц чуть было не задохнулся, пальцы его опять задрожали.

— О... о... о вас.

Глаза Дженни весело заблестели, Уильям же чуть было не застонал снова, чувствуя, что сходит с ума, что бастионы рассудка его давно уже захвачены неприятелем.

«О том, как хочу изнасиловать вас, содрать с вас это белое жемчужное платье, впиться пальцами в грудь, взять вас против вашего желания и вашей воли прямо на этом полу. О том, как хочу схватить вас за волосы, голую, наклонить вашу голову ниже, подвести ваши губы вплотную к своему детородному органу и заставить вас приоткрыть их».

Он застонал уже во весь голос, зажмурившись, представив во всех красках, как язычок леди Дженни противоестественным образом доставляет ему удовольствие, как краснеет она, умирает она от стыда, слизывая проступившую влагу.

«Я чудовище».

Он слабо вскрикнул, на шаг отступил от вскинувшей брови леди, чувствуя, что ещё миг — и он взаправду сдерёт с неё платье. Возьмёт её прямо на этом полу. Изнасилует прекрасную Дженни лишь под влиянием распаляющих строчек сожжённого несколькими днями раньше письма.

— Л-леди Дженни...

— Да, милорд? — захлопала она, ничего не понимая, глазами. — Что-то не так?

Тяжело дыша, стараясь не держать своих рук на паху, хотя и боясь отчаянно привлечь к своим брюкам внимание, он отступил на несколько шагов. Дженни моргнула, в глазах её снова что-то переменилось.

— Простите, вы, наверное... устали? — несмело предположила она. — Я очень глупа, я не подумала даже о том, что недавно был плотный ужин. А доктора обычно вроде как не советуют устраивать после подобного танцевальные вечера.

Он кивнул, рухнув безвольно в кресло, радуясь, что объяснение нашлось как будто само. И ещё — радуясь, что когда-то, едва ли не на самой заре их робких дружеских отношений, леди Дженни ему даровала разрешенье сидеть при ней вне зависимости от её положения.

Девушка, впрочем, присела довольно быстро сама на синий стульчик напротив, на её смущённом лице проступили слабые ямочки.

— Я не хотела вас утомлять. — Она выглядела сейчас и впрямь виноватой. — Если хотите, я принесу для вас с кухни соку, или вина, или морса... что вам поможет расслабиться?

— Нет нужды, леди Дженни, — покачал головой он, ощущая при этом себя невероятным мерзавцем. Слова девушки вернули его вновь в привычную явь, в тот вариант мироздания, где письмо Алисы является лишь фальшивой уловкой, он почувствовал себя идиотом и извращенцем за то, что взалкал отчаянно поверить ему. — Это... скоро пройдёт.

Но исчезнут ли хоть со временем плоды его мыслей, плоды его сегодняшних вожделений? Или он, как сама леди Дженни из кощунственных фантазий Алисы когда-то, сразу по выходе сядет в карету и запустит немедленно в свои брюки ладонь, представив себе её снова нагой, стоящей перед ним на коленях?

— Благодарю вас, Уильям. — Девушка помолчала немного. — Честно говоря, — она чуть поёжилась, — мне бы самой не хотелось пробираться в одиночку на кухню, учитывая, что никого почти дома нет, а вокруг уже сгущаются сумерки. Я не боюсь привидений, но там в коридоре висит одна из этих картин сэра Вордхауса, картин довольно пугающих.

— Вы серьёзно об этом, Дженни? — Честно говоря, слушая её щебет об этом на рауте, он не до конца ей поверил, ему показалось, что она намеренно сгущает акценты.

Как приятно сменить тему на невинную и нейтральную. Как приятно чувствовать себя нормальнейшим жителем самого нормального мира.

— Вы думали, я буду лукавить ради, — она чуть усмехнулась, — увеселенья гостей? О нет, меня с детства тревожат картины подобного рода, картины пугающие и... смущающие. Лет в двенадцать мне грезилось, что из чащ, из джунглей и скал, изображаемых обычно сэром Вордхаусом, на меня кто-то смотрит.

Голос её чуть дрогнул, она сглотнула слюну.

— Представьте себе это, Уильям. Двенадцатилетняя девочка, вынужденная пробираться по коридору, чувствующая себя запутавшейся в переплетении чуждых взглядов.

Леди Джейн помолчала немного. Молчал и Уильям, боясь спугнуть миг откровенности.

— Порою при этом на мне, — она кашлянула полусмешливо-полусмущённо, — была лишь только пижама, одеяние, почти ничего не скрывающее. Взгляды же непостижимых существ на картине — ну, кто может знать? — вполне ведь могли быть и мужскими?..

Принц покраснел, чувствуя, что вновь до конца не уверен, в какой из реальностей пребывает, не уверен даже, в какой из реальностей он бы хотел быть на самом деле.

— В-вы бы могли, — проговорил он запинающимся голосом, — угов-ворить... ваших высокочтимых родителей... занавешивать на ночь или вообще перевесить картину.

— Я думала об этом, — потупила вновь глаза леди Джейн, — но это бы выставило меня перед ними ребёнком, выставило глупой маленькой девочкой. Я же хотела казаться взрослой. И воображаемые взгляды из этих картин — чувство, что меня созерцают, рассматривают, даже, пожалуй что, тайно подглядывают за мною самым бесстыднейшим образом? — позволяло мне ощутить себя таковой.

Голос её понизился вновь до сладкого шёпота, руки, сложенные благочинно чуть выше скрытых платьем коленей, заёрзали.

— Мне, — выдохнула, опустив ресницы, она, — хотелось даже порой, чтобы за мной... подглядели. А... вам? Хотелось ли вам, сэр Уильям, чего-то похожего... хоть когда-либо?..

Принц открыл рот, но тут же закрыл.

Молчать, тем не менее, было нельзя, в каком бы из вариантов действительности он сейчас ни был, собеседница поведала ему только что самое сокровенное. Он не должен, он не вправе заставить девушку пожалеть о величайшем акте доверия?

— …д-да, леди Дженни.

Вот так, скучно, пресно и безыскусно, без каких-либо украшательств речи. Хотя, может быть, переливчатая взволнованная интонация скомпенсирует простоту фразы?

Леди напротив улыбнулась мечтательно краешком губ, глядя на принца.

— Если позволите, — проговорила она, — я бы хотела всё-таки оставить вас ненадолго, милорд, мне необходимо сменить вечерние туалеты. В это время суток я предпочитаю носить сиреневое вместо белоснежно-жемчужного?..

Прежде чем принц Уильям, шокированный столь откровенным упоминанием интимных девичьих дел, успел в ответ вымолвить хотя бы лишь фразу или лишь слово, леди Джейн грациозно поднялась со своего стула, ресницы её вновь обворожительно хлопнули. Чарующий разворот — и фигурка её, покачиваясь чуть заметно, сладко маня, скрылась в проёме двери.

Принц смежил очи, пытаясь отогнать представшее его внутреннему взору видение, видение леди Джейн совсем юной, леди Джейн в тончайшей зыбкой пижамке, пробирающейся по коридорам имения и прижимающей временами испуганно руку к своим приоткрытым губкам.

Ему вдруг представилось, как Дженни, застыв посреди коридора, хихикает слабо. Бросает косой взгляд на картину — откуда мерещатся ей исходящие тысячи взглядов? — и тянет вниз к краю материи девственную ладонь, тянет к краю пижамы, медленно поднимая его.

Уильям опять задышал учащённо.

«Нелепость, — попробовал было трезво сказать он себе. — Это всё чары Алисы, роковое влияние той синеглазой ведьмы. О да, она бы могла такое позволить себе, могла бы позволить и более, но леди Джейн — не она».

Колени его задрожали, еле удерживаясь от того, чтобы сдвинуться и снова раздвинуться.

Ему вдруг представилось, чем занимается прямо сейчас леди Джейн, как прихорашивается, перебирая одно за другим вечерние одеяния. При этом порою её прелестное тело остаётся и вовсе почти без убранства, ведь, чтобы надеть новое платье, следует обычно снять прежнее?

Уильям застонал еле слышно сквозь зубы, ладонь его снова коснулась скабрёзного места. Что бы почувствовала леди Дженни, что бы сказала, увидев, что её друг, оставленный ею не более чем на десять минут без присмотра, сразу же тянет к брюкам ладонь, принимается рукоблудить, представляя её, леди Дженни, прекрасное тело?

Пальцы его стиснулись крепче, рот его приоткрылся.

«Мне, — шепнуло сладко в уме его, шепнуло, воспроизводя услышанную им недавно фразу, — хотелось даже порой, чтобы за мной... подглядели».

Рука сэра Уильяма обхватила его гульфик теснее, он задрожал всем телом, задрожал прямо в кресле.

«А вам?..»

Взгляд его коснулся дверного проёма.

О нет, не может же быть, никак невозможно, чтобы леди Дженни имела это в виду, чтобы она в открытую его приглашала полюбоваться украдкою сменой её одеяний? И в то же время — не странно ли это, не диковинное ли совпадение, что тема подглядывания была ею ввёрнута искусственно в разговор почти за минуту до неожиданных слов о намерении сменить туалеты?

Поколебавшись, принц приподнялся, пошатываясь, приподнялся, ощущая, как брюки его нещадным давлением будут мешать едва ли не каждому шагу.

Он замер пред дверью.

«Выбор, сэр Тейлор, — хихикнул в его голове знакомый игривый голос, голос, интонациями напоминающий синеглазую чародейку. — В какой из реальностей вы бы предпочли сейчас пребывать? В реальности, где леди Джейн ангел — невиннейший ангел, о плоти которого вы весь раут беспутно мечтали, за переодеванием коего думаете сейчас подглядеть? Или где леди Джейн шлюшка — бесстыжая шлюшка, весь вечер наиразвратнейше вас искушавшая, пригласившая вас пятью минутами ранее увидеть смену её туалетов и мечтающая сейчас о вашем горячем, похабнейшем взгляде?..»

Ноги его сами собой перешагнули порог.

Тускло освещённые коридоры выглядели и впрямь неприветливо, хотя о картинах сэра Вордхауса едва ли Уильям мог бы сказать сейчас хоть что-либо здравое.

Достигнув зала уединения леди Джейн — самой интимной, самой сокровенной из комнат, где до того он был лишь единожды, лишь пару мгновений и только лишь в присутствии гувернантки? — он коснулся несмело ладонью, дрожа, медной полированной ручки.

Дверь была приоткрыта.

Еле дыша, весь залитый краской, сэр Уильям потянул её к себе, увеличивая светлую щель, расширяя границу обзора.

Красная ленточка натянулась, принца бросило в холодный озноб, он остановил спешно руку. Он совсем позабыл об этом полудетском причудливом изобретении леди Джейн, алой ленте, привязанной к дверной ручке внутри и позволяющей хозяйке залы закрывать или открывать шире дверь по желанию, не вставая с кровати и не вызывая прислугу?

Из-за двери послышалось лёгкое беззаботнейшее хихиканье.

«Не заметила?..»

Застыв у порога, окаменев, как статуя, в темноте, он осмелился кинуть вперёд сквозь расширенную им украдкою щель всего один взгляд — один-единственный взгляд. Отчего чародейство Горгоны коснулось теперь уже более избранной части его организма.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Прекраснейшая леди Дженни стояла у зеркала.

Губы её вроде бы чуть кривились в улыбке, она рассматривала с хитринкой собственное свежее одеяние. Принц Уильям застыл в ознобе неверия, не в силах признать за реальность облачение подобного вида, пытаясь спасти себя мыслью, что это лишь что-то вроде корсета или той же пижамы, надеваемое под низ платья, но отнюдь не предлагаемое кому-либо к самостоятельному ношению. С другой стороны, могут ли даже пижамы быть столь откровенными?

Её нынешнее сверхтонкое светлое платьице — можно ли, впрочем, вообще так его называть? — было того же невинно-белейшего цвета, противореча этим ранее сказанному Дженни о желании поменять к вечеру цвета туалета.

И было кратчайшим.

Фактически оно обнажало прелестные ножки куда как смелее, куда как бесстыднее, чем делало это даже возмутительно-дерзкое розовое платье Алисы?

Принц задышал горячо, рассматривая бесценнейшие колени, рассматривая открытые бёдра божественного видения. Леди Джейн улыбнулась лукаво, отступив при этом на шаг от зеркала.

И полуприкрыла глаза.

Платье её было не только белым, но и полупрозрачным, что было второю причиной, по которой лёгкие принца как будто потеряли рассудок. Он отчётливо видел сквозь зыбкую ткань линии волнующего корсета, видел бельё, причём, судя по доступной зрению части, то также было значительно более смелым, более дерзким, чем дозволялось бы даме высшего общества.

Ладони Дженни коснулись её нагих бёдер, легли на них, она с закрытыми глазами сменила чуть позу, переступив с ноги на ногу. Словно красуясь, обольщая незримого зрителя.

«Словно?..»

Правая её рука чуть сдвинулась выше, почти что достигнув вульгарно высокого края платья, губы леди Джейн приоткрылись, она задышала быстрее, щёки её при этом слегка заалели.

Левая ладонь девушки взлетела стремительно вверх, коснувшись груди сквозь корсет и тончайшее платье, она словно бы сжала себя, сжала на миг левый холмик солонейшим образом.

Коленки её резко сдвинулись и задрожали стыдливо.

Принц Уильям, следивший пристально за каждым движением своей драгоценной подруги со смесью оцепенения, страха и восхищения, ощутил вдруг подобие боли в низу живота, подобие боли — и в то же время слабого влажного выплеска. Левая его ладонь сама собою прижалась вмиг к паху — и успокоительно-скабрёзнейшими движениями принялась баюкать гульфик.

Он застонал тихо.

Леди Джейн приоткрыла глаза, она улыбнулась шире, любуясь своими очертаниями в зеркале, выше того, как вдруг показалось Уильяму, разглядывая его, разглядывая скорчившуюся фигурку принца в полумраке за дверью.

Улыбка её стала почти что призывной, стала в открытую искушающей. Она полуобернулась — правая рука её залетела ей за спину — и тонкая ткань бесстыжего белого платьица принялась сверху вниз распадаться.

Он застонал уже громче, застонал почти в голос, не в силах себя удержать.

Леди Джейн стояла пред зеркалом в одном лишь белье, обтягивающем беспутном белье того самого белёсо-полупрозрачного цвета, бёдра её и её умопомрачительный стан обжигали внимание, манили своей откровенностью.

Пальцы принца Уильяма меж тем расстегнули почти что вслепую пуговицы брюк, высвободили из гульфика мающийся там стеснением вот уже не менее чем пятнадцатую минуту орган. Следующим же движением он — не веря сам себе в том, что думает совершить? — сбросил вниз брюки, сбросил их с панталонами вместе едва ли не до самых коленей.

Дженни склонила чуть голову, она улыбнулась с проказинкой, глядя сквозь зеркало теперь уже явно не на себя, любуясь в открытую принцем, любуясь его состоянием.

Она рассмеялась беззвучно.

Переступив с ноги на ногу снова, дразня Уильяма уже вполне неприкрыто, она потянула руку к ленточке трусиков, вовсе не по-английски бесстыжих. Оттянула пальчиком ленту — и, так же беззвучно смеясь, с щелчком отпустила её.

Принц приглушенно вскрикнул, этого он уже не мог вынести. Зашатавшись, правой рукою вцепившись в изрыгающее влагу достоинство, левой рукою он, чтобы не упасть, вцепился плотнее в ручку приоткрытой им только что двери, петли предательски скрипнули.

Леди Джейн ахнула.

Побледнев словно призрак, полуприкрыв в волне истерической паники рукой задрожавшее личико, она дёрнула быстро за лежащий рядом с нею на тумбе у зеркала «хвост» алой ленты.

Дверь во всю ширь распахнулась, открыв обозрению культурного высокосветского принца, культурного принца, предающегося сейчас не самому высокосветскому и культурному.

— Сэр Уильям?..

— Дж-женни, — выдохнул вполголоса он, он не мог говорить сейчас внятно, так же как не мог сейчас задержать собственную бесстыжую руку. — А-ах!.. Дженни, Дженни, Дженни, Дженни, Дженни, Дже-еее-еенни!.. О боже!.. Леди Джеее-еее-еее-ееенни!!.

Ему никогда ещё в жизни не было в столь гадкой степени сладко, сладко и тошно одновременно, его рвало белыми выплесками прямо на Дженни, на голые ножки идола его романтических чаяний и на пол перед ней, он засмеялся приглушенно на глазах у отступившей на шаг и вроде бы даже взвизгнувшей в ужасе девушки — и в то же время как будто заплакал.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Правую половину лица его ожгла огненная купель пощёчины.

— Что это значит?!

Новая пощёчина, уже почти что затрещина, обжёгшая левую половину лица симметрично. Леди Джейн отступила на шаг, она успела надеть на себя то прежнее платье, самое первое, не вызывающее умопомрачительных мыслей.

Она тяжело задышала, глаза её в то же время еле заметно поблескивали. От сдерживаемых слёз, вероятно?

— Кто дал вам право?!.

Уильям, подтянувший было вверх снова панталоны и брюки, чувствующий себя ужасно, словно в кошмаре, в бреду, от которого невозможно очнуться, приоткрыл дрожащие губы. Но, подумав, сомкнул их.

Он бы и рад был объяснить что-либо. Но — что можно тут объяснить?

«Алиса была бы довольна».

О да, эта синеглазая ведьма, эта тварь, эта шлюха потирала бы ладошки с хихиканьем, глядя из своей Страны Грёз, как он под влиянием всего нескольких строчек её обманчивого письма пал на глазах этого прекраснейшего создания, показал девушке, которую все эти годы боготворил за глаза, что является лишь грязным низменным варваром и похотливым животным.

«Ты этого сам хотел, дорогой, — рассмеялась коварно на краю его сознанья Алиса. — Ты выбрал из двух вариантов реальности Дженни-блядь, Дженни-шмару, Дженни-шалаву и шлюшку. Стало быть, прежняя Дженни, чистый невинный ангел и безоблачное видение, тебе не нужна».

— Я думала, я могу доверять вам. — Джейн, слёзы которой застыли в холодных глазах целеустремлёнными ледяными кристалликами, меряла шагами комнату, напоминая со стороны изучающего границы своей клетки тигра. — Вы клялись, что мне не грозит от вас никакого вреда, никакого ущерба для чести, ничего извращённого. Вы же, оказывается, так называемый «принц Уильям», — губы её скривились, произнося титул, — гадость, мерзкая тварь, создание много хуже животного?..

Уильям задышал учащённо, по-прежнему не ведая, что сказать. Ему хотелось проснуться, хотелось прорвать материю происходящего, подобному тому, как прорывается порой паутинка на кустиках ежевики.

— Вы собираетесь сказать хоть что-нибудь в своё оправдание, — губы её опять искривились, глаза сверкнули, она почти выплюнула презрительно звание, — принц?..

Он сглотнул слюну, сгорбившись, не в силах оторвать взгляд надолго от пола, попытался было сглотнуть. Увы, она была вязкой.

— П-п... п-простите меня, леди Джейн.

Что сказать ещё?

«Я думал, я уповал, о прекрасная леди, что вам это понравится»? «Одна моя загадочная знакомая из дивного края мне поклялась, что сделала из вас с детства развратную шлюху»?

— Простить? — Глаза леди Джейн сузились, в них блеснули две молнии. — Оставить это вот так? Беспутное поведение члена королевской фамилии? Если в высокой семье завёлся мерзавец, эту гнилую ветвь лучше выжечь немедленно, ведь неизвестно ещё, скольким девушкам и какими именно способами успеет сломать жизнь и душу этот моральный урод.

Рука её вытянулась к шнуру с колокольчиком.

— Я сейчас вызову слуг, — пальцы сжались на кисточке, — и всё расскажу им. Пусть моя честь пострадает, станет ясно, что я отослала миссис Легбаннер до времени, — плевать. Ваша... — носик леди Дженни наморщился, — жижа на этом полу, которую исследует врач, станет, я думаю, лишним свидетельством вашей гнуси для общества.

Она потянула за шнур, Уильям невольно шагнул вперёд, сердце его отчаянно застучало.

— Не надо, прошу вас! — Рука Джейн остановилась, она холодно смотрела на него, словно на рисунок тропического насекомого из энциклопедии, принц же почувствовал, как взмокли в мгновение ока его ладони. Он их прижал к груди. — Я вас умоляю, леди Джейн! Только... не ставьте никого об этом в известность, пожалуйста.

Мысль эта действительно ввергала в озноб и в панику, она не имела ничего общего со сладеньким притворным стыдом, из которого Уильям привык за последние месяцы извлекать против воли кощунственную тень удовольствия. Если его королевские высокотитулованные родители узнают обо всём здесь случившемся — это будет хуже, чем стыд.

Это гибель.

— Вы мне не оставляете выбора. — Пальцы её потеребили шнур. — Вы лишены запретов и нравственности, вы по сути чудовище, вы можете в любой миг повторить своё преступление.

— Прошу вас, леди Джейн, — выдохнул вновь жалко он. — Я... я м-могу принести клятву вам, что никогда больше в жизни не повторю этого порока, этого греха, этого безумия...

Веки её на миг смежились. Пальцы на шнуре дрогнули.

— Вы говорите о... рукоблуде? — Уильям, красный, кивнул, хотя вообще-то он имел в виду скорее прилюдные формы этого не очень нравственного занятия. — Мерзкая, грязная вещь, от которой вас должны были давно отучить гувернёры и воспитатели.

Она нахмурилась, глядя на принца Уильяма, на лице её почему-то возникли вдруг мелкие ямочки.

— Я должна быть уверена, сэр Уильям, что вы во что бы то ни стало сдержите клятву. — Теперь её лик стал холодно-фаянсовым, в этот миг она напоминала средневековую статуэтку отрешённой от мира добродетели. — Вы поклянётесь жизнью. Честью. Душой. Своим загробным благополучием и жизнями всех своих близких. Что не будете никогда более — никак, никогда, отныне — себя ублажать столь стыдным противоестественным образом. Ни рукой, ни как-то ещё.

Принц Уильям приоткрыл рот, облизнул было пересохшие губы, кашлянул слабо. Несколько месяцев назад требуемая клятва ему не показалась бы непосильной, он полагал тогда, что она более чем в границах человеческой воли, хотя лично ему всё равно отчего-то не удавалось сдержаться более дней десяти.

— Никогда?..

— Никогда, — подтвердила, глядя на него неотрывно, леди Джейн, в глазах её что-то странно блеснуло. — Ни разу — без моего разрешения.

Она кашлянула сама вполголоса и быстро добавила, будто бы извиняючись:

— Я, конечно, не могу даже в мыслях представить уместность подобного, но баллады и мифы нас учат, сколь опасны обеты без возможности обратного хода.

Ноги Уильяма слабо вздрогнули, щёки его, награждённые недавно пощёчинами, снова запылали огнём. Пожалуй, леди Дженни действительно добрейшее и деликатнейшее существо, она мягка на свой лад с ним, соглашаясь не позорить перед родителями и даже оставляя при клятве крохотную микроскопическую возможность вернуть всё назад?

— Ну так что, сэр Уильям, — глянула она на него ледяным взором, глянула, сглотнув слюну, рука её вновь потеребила шнур. — Вы клянётесь мне?..

Он ощутил почему-то гудение в голове, лёгкую рябь в глазах. И — сглотнул слюну сам.

— Клянусь.